ТВОРЕНИЯ
ПРЕПОДОБНОГО
ИОАННА ДАМАСКИНА
ИСТОЧНИК ЗНАНИЯ
Перевод и комментарии
Д. Е. АФИНОГЕНОВА, А. А. БРОНЗОВА, А. И. САГАРДЫ, Н. И. САГАРДЫ
«ИНДРИК» 2002
Православная библиотека Золотой Корабль, 2012
ББК 86.37 И 75
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект 98-03-16046
Редактор
В.П. ЛЕГА
Художник
А.Т. ТРОЯНКЕР
ISBN 5-85759-186-4
© Издательство «ИНДРИК», 2002
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ:
Протоиерей Валентин АСМУС
Доцент Московской духовной академии протоиерей Максим КОЗЛОВ
Доцент Православного Свято-Тихоновского богословского института В. П. ЛЕГА
Профессор Московской духовной академии
А. И. СИДОРОВ (председатель)
По благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
Призываю Божие благословение па ваши труды и надеюсь, что выпуск серии «Святоотеческое наследие» послужит благому делу развития церковной науки, воспитания глубоко образованных пастырей и богословов. Думаю, что знакомство со святоотеческим наследием будет полезно и широкому кругу людей, заботящихся о духовном возрождении нашего Отечества.
ОГЛАВЛЕНИЕ
«Источник знания», написанный св. Иоанном Дамаскином и ныне предлагаемый вниманию благочестивых читателей в русском переводе, есть одно из замечательнейших святоотеческих творений, как по своим великим, истинно редким внутренним достоинствам, так и по тому огромному значению, каким оно, в силу своих достоинств, всегда пользовалось и пользуется в христианской, особенно в православной христианской Церкви.
Работа, носящая заглавие «Иоанна Дамаскина Источник знания» [Ιωάννου τοϋ Δαμάσκηνου πηγή γνώσεως], состоит из трех трактатов — «Философских глав» [или Κεφάλαια φιλοσοφικά], «Книги о ересях» [Περί αιρέσεων έν συντομία, ήρξαντο καί πόθεν γεγόνασιν] и «Точного изложения православной веры». При этом «Точное изложение православной веры» занимает настолько первенствующее положение между остальными двумя, что эти последние в отношении к нему могут быть рассматриваемы в смысле вводных: «Философские главы» — в смысле философского введения, а «Книга о ересях» — в смысле исторического. Сам св. Иоанн Дамаскин в Предисловии к «Источнику знания», посвященному им епископу Маюмскому Косме, сказав о той боязни, которая удерживала его от речи о предметах, превышавших его силу, о своей надежде на молитвы читателей, при помощи которых, т. е. молитв, он надеется, его уста исполнятся Св. Духа, затем говорит, что он 1) предложил то, что есть самого прекрасного у греческих мудрецов, в том убеждении, что если у них окажется что-либо хорошее, то оно даровано людям свыше — от Бога, а если окажется что-либо противное истине, то это — мрачное изобретение сатанинского заблуждения, создание мысли злого демона. Подражая пчеле, он намеревается собрать и сложить то, что близко к истине, чтобы получить спасение от самих врагов, и удалить все то, что дурно и что соединено со лжеименным знанием1. Затем, 2) он наме
--
1 Это делается им в «Философских главах» (1-68 гл.). Здесь, в частности, дается «понятие о философии», говорится о «ее делении на теоретическую и практическую, изъясняются основные философские понятия, например, бытие, субстанция и акциденция, род и вид, принцип, форма, количество». Писатель «черпал преимущественно из Аристотеля и Порфирия, поправляя их, где этого требовало христианское его мировоззрение, и в таких пунктах
----
рен собрать воедино пустословия богоненавистных ересей, для того, чтобы, зная ложь, мы тем больше держались истины1. Наконец, 3) он обещает, с помощью Бога и Его благодати, изложить самую истину — губительницу заблуждения, изгнательни-цу лжи, словами боговдохновенных пророков, наученных Богом рыбарей и богоносных пастырей и учителей, украшенную и убранную как бы золотыми ризами 2. Таким образом, тесное взаимоотношение этих трех творений, являющихся частями одного творения, и стоящая в связи с этим взаимоотношением общая и главная цель написания всех их и последнего из них в особенности вполне ясно видны из сказанного. Это же весьма кратко повторяется св. отцом во 2-й главе его «Философских глав»3: начав с философии, говорит он, я имею целью предложить читателям в этих трех творениях или в этих трех частях одного (παντοδαπήν γνώσιν) всякого рода знание, насколько это, конечно, возможно, так что трехчастное творение будет (πηγη γνώσεως) источником знания, ибо (говорит Georgius Chioniada4) вне этой книги нет знания, ни человеческого, ни божественного и просто сказать: ни теоретического, ни практического, ни мирского, премирного.
Достоинства и обусловливавшееся ими значение «Точного изложения православной веры» выясняются в необходимой степени, если мы !)несколько скажем о тех святоотеческих и других творениях, которые, имея характер, подобный характеру рассматриваемого творения св. Иоанна Дамаскина, появились раньше времени жизни последнего; если, 2) коснувшись вводных вопросов, например, о подлинности, времени, цели, разделении «Точного изложения православной веры», вопроса об отношении его к другим творениям того же св. отца и иных по
---
внешним философам противопоставляя свв. отцов». Философия здесь рассматривается как апсіііа theologiae (служанка богословия). «Творение — весьма полезное для богословов». См. у Nir-всЫ'я Іос. cit. S. 614.
1 Это он делает в «Книге о (103-х) ересях» («20־ти дохристианских» и 83-х христианского времени). Представляя собою «сборник из творений Епифания, Феодорита и других греч. историков», причем заимствования из источников «часто» делаются «буквально», «Книга о ересях» самостоятельна «только в последнем своем отделе», где речь идет «о магометанстве, иконоборцах и о доксариях». В «заключении» излагается «православное вероисповедание»... См. ibid.
2 Это он делает в «Точном изложении православной веры» — творении, содержание которого будет изложено ниже: см. § 3 Предисловия.
3 См. у Migne: 10с. cit.; р. 533-534.
4 Ibid.; р. 133-134.
---
добного же рода вопросов, 3) кратко отметим существенные пункты, входящие в содержание переводимого нами святоотеческого творения; если 4) сопоставим «Точное изложение православной веры» с предшествовавшими и иными опытами, именно: указав на его зависимость от них и вообще на его отношение к ним, и проч.; и если мы, наконец, 5) оттенив его достоинства и приписываемые ему учеными недостатки, несколько укажем на отношение к этому творению св. Иоанна Дамаскина христианской Церкви всего последующего времени до настоящего включительно. Все эти вопросы, будучи важны сами по себе, являются уместными также и вследствие назначения нашего перевода, как имеющего в виду не одних только образованных читателей, но и всех вообще лиц, которые с любовью относятся к святоотеческим творениям, ища в них для себя назиданий всякого рода, и которые имеют нужду в разъяснении такого рода обстоятельств прежде чтения самого святоотеческого творения. Раскрыв же все это, закончим свое предисловие к переводу указанием 6) на побуждения, его вызвавшие, а равно и на отличительные его свойства и особенности.
§11
До времен св. Иоанна Дамаскина появились следующие опыты более или менее систематического изложения христианских догматов веры:
1) «Первым опытом довольно полного собрания и обозрения догматов веры и научного их исследования и изложения» являются «Строматы» Климента Александрийского (+ 217 г.2). Но в этом сочинении догматические вопросы не отделены от других: исторических, нравственных, философских, между частями его нет «внутренней связи и последовательности». Притом, имея в виду при посредстве философии «сообщить истине» христианской церкви «вид более совершенный, оживленный и разнообразный», Климент иногда дает «перевес философскому элементу в ущерб вере». Вообще «систематической наукой о догматах веры» «Строматы» не могут быть названы.
2) Сочинение Оригена (+ 254 г.3) «О началах» — замечательное явление в истории христианской догматики, как опыт систематического и научного изложения догматов веры, «во мно-
---
1 Этот параграф излагается на основании «Опыта православного Догматического Богословия» Еп. Сильвестра (Т. I. Изд. 2-е. Киев, 1884. См. §§ 16-19).
2 «Историческое учение об Отцах Церкви» архиеп. Филарета; т. I; СПб., 1859; с. 198. См. ниже: конец 4-го параграфа.
3Ibid; с. 217. См. ниже: конец 4-го параграфа.
---
том приближающийся к требованиям целостной науки, проникнутый одной мыслью и одной целью: в возможно полном и связном виде представить существенное и основное в учении христианском, все в христианстве философски представить осмысленным и разумным». Излагая здесь (главным образом в 12 книгах) догматические истины, после них Ориген раскрывает (главным образом в 3-й кн.) и нравственные, как неотделимые, по его мнению, от первых; а в силу тесной связи тех и других истин с вопросами о понимании Св. Писания и проч. здесь идет затем речь и о последнем (в 4-й кн.). Главнейший недостаток — увлечение по местам философскими мыслями, вследствие чего некоторые его положения не могут быть одобрены с «церковной точки зрения». Есть и другие — мелкие недостатки, касающиеся, например, «плана» сочинения и др. Но все они, равно как и неправильные мысли, допущенные «не намеренно, по неумеренной ревности», искупаются великими достоинствами труда, имевшего поэтому громадное значение в последующей истории догматической науки.
3) Из «Катихизических поучений» св. Кирилла Иерусалимского (IV в.) огласительные раскрывают догматическое учение, содержащееся в каждом члене символа Иерусалимской Церкви, тайноводственные—учение о таинствах: крещении, миропомазании и евхаристии. Св. Писание, Св. Предание, вселенское учение Церкви — вот те данные, с которыми постоянно сообразуется св. отец при раскрытии истин веры. Однако в поучениях нет ни достаточной «полноты», ни «строгого разграничения догматов от других христианских истин», общий характер их — «более проповеднический и наставительный, чем научный и систематический».
4) Великое огласительное слово св. Григория, еп. Нисского (IV в.), в большей степени запечатлено «научным характером»; здесь «обстоятельно и глубокомысленно» раскрываются те христианские догматы, речь о которых была вызываема тогдашними условиями времени: «о пресвятой Троице, воплощении, крещении, евхаристии и последней участи человека».
5) «23 главы 5-й книги против ересей», написанной блаж. Феодоритом (V в.), «кратко и отчетливо» раскрывают догматические истины, хотя и «не все», притом «без смешения их с другими истинами»: нравственными и проч.
6) Commonitorium (Наставление) лиринского монаха Викентия (V в.) — не опыт самого изложения догматов, а только теория его, указывающая то, чем руководствоваться при исследовании, раскрытии и доказательстве истин христианской веры.
7) Бл. Августина (354-430 г.1): a) Enchiridion ad Laurentium... (Руководство для Лаврентия...), представляя собой «первый на западе опыт совокупного и целостного изложения догматов веры, по характеру и методу более подходит к нашему катехизису, чем к научной системе»; б) de doctrina christiana (О христианском учении), в большей степени обладая научным характером, однако главным образом преследует «цель — чисто герменевтическую», а не раскрытие догматов веры, которому «отводится лишь второстепенное место», и в) De civitate Dei (О граде Божием), «часто довольно обстоятельно и научно трактуя о Боге, творении, ангелах, человеке и падении, Церкви, воскресении и последнем суде», тем не менее преследует «цель не догматическую, а философски-историческую».
8) De dogmatibus ecclesiasticis (О церковных догматах) Геннадия Массалийского (+ 495 г.) есть один, довольно, впрочем, подробный перечень, без связи и порядка, христианских догматов, имеющий в виду различные «ереси и заблуждения».
9) De fide seu de regula verae fidei (О вере, или О правиле истинной веры) еп. Руспенского Фульгенция (VI в.), раскрывая «учения о Творце, о воплощении, о тварях (телах и духах), составе первого человека и наследственном грехе, о суде и воскресении, о христианских средствах для оправдания, о вере, крещении, благодати и благодатном избрании, о Церкви и отверженных», и, страдая многими недостатками касательно своего «плана», тем не менее, с точки зрения условий того времени, есть «вполне пригодный и удовлетворительный» опыт, не оставшийся без значительного влияния на «некоторых из позднейших схоластических богословов на западе».
10) «Более библейско-экзегетического, чем догматического, характера» творение Юнилия африканского (VI в.) De partibus divinae legis (О частях божественного закона) в одной своей части «обозревает св. книги», а в другой раскрывает «их учение о Боге, настоящем и будущем мире».
11) и 12) Из VII века могут быть «только упомянуты»
а) Libri sententiarum (Книги мнений) Исидора Севильского — «сборник, составленный почти исключительно по Августину», и
б) Loci communes (Общие места) Леонтия Кипрского, «при составлении своего сборника руководившего греческими отцами».
Остальные из творений, явившихся до времени св. Иоанна Дамаскина и в такой или другой мере имеющих догматический характер, не могут быть причислены к опытам, более или менее удовлетворяющим требованиям целостного, научного и систе
--
1 «Историческое учение об Отцах Церкви» арх. Филарета; т. III; СПб., 1859; с. 18, 24 и 25.
---
матического изложения догматов христианской веры. Но если эти творения не представляли собой для св. Иоанна Дамаскина образца для построения системы догматического богословия, то они важны для него в другом отношении: вызываемые большею частью теми или другими ересями и проч. и поэтому обыкновенно раскрывающие какие-либо отдельные только догматические истины, они могли помогать св. отцу при уяснении и изложении им этих именно отдельных истин и тем более, что таких творений весьма много (почему здесь их и не пересчитываем, имея в виду упомянуть о главнейших из них ниже: в § 4 Предисловия и в Примечаниях) и что иные из них (например, принадлежащие св. Григорию Богослову и проч.) поистине прекрасны и вызывают бесконечное удивление и потому были хвалимы даже на вселенских соборах.
Но еще более надежным руководителем для св. Иоанна Дамаскина могли быть вероопределения и вообще постановления бывших до него различных как вселенских, так и поместных соборов.
§2
Переходя к переводимому нами творению св. Иоанна Дамаскина, мы намерены коснуться следующих вопросов: 1) действительно ли оно принадлежит этому св. отцу; 2) когда оно появилось; 3) с какой целью оно написано или что в данном случае стоит в связи с этим вопросом, в каком отношении находится оно к некоторым другим творениям св. отца; и, наконец, 4) в том ли виде оно сохранилось до нас, в каком первоначально произошло?
1) Что «Точное изложение православной веры» принадлежит св. Иоанну Дамаскину, все согласны; но не все были согласны с тем, что это — тот св. Иоанн Дамаскин, который жил в ѴІП веке и был знаменитым обличителем врагов иконопочитания. Некоторые1 автором этого творения считали св. Иоанна будто бы также Дамаскина, но жившего во времена императора Феодосия (379-395 гг. 2), и выдавали его за ученого и сведущего в делах божественных мужа. Но с ними согласиться нельзя. 1) Ни греческие, ни латинские, ни иные древние писатели не упоминают об Иоанне Дамаскине, который жил бы при названном императоре. При нем был известен своею святостью муж по имени Иоанн, на которого рассматриваемые ученые и указы
---
1 См. Prolegomena Leonis Allatii (Patr. с. gompl. — Migne; ser. gr.; t. 94; 1864 ann.; p. 129 и след.).
2«История христ. Церкви» Робертсона в переводе Лопухина; 1890, т. I; с. 1064.
---
вают, но он происходил не из Дамаска, а из иного места: его обыкновенно считают египтянином, который (по свидетельству, например, Созомена) никогда не удалялся из Египта ни в какую страну, кроме Фиваиды, где управлял весьма многими монастырями. 2) Как известно из наиболее достоверных источников, этот Иоанн египтянин был почти αγράμματος (неученый) и потому не мог быть автором такого великого творения, каково рассматриваемое нами. Предположение, что он мог написать его исключительно по божественному вдохновению, в данном случае не имеет на своей стороне никаких сколько-нибудь прочных оснований. 3) Но если даже и допустить, что Иоанн египтянин мог написать такое творение или сам от себя, или по божественному вдохновению, однако все-таки он не был в действительности его автором. Он (по свидетельству Созомена, Каллиста и др.) уже был в Фиваиде до италийской экспедиции Феодосия против тирана Евгения1, а в Фиваиду переселился стариком (см. ibid.). Следовательно, он или не пережил Феодосия, или, если пережил, то немного, и потому не мог пользоваться творениями свв. Василия Великого, Григория Назианзина, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Прокла и Кирилла, из которых иные не были изданы, а другие еще не могли быть ему известны. Но если 4) даже допустить, что он дожил и до времен Феодосия младшего2, хотя блаж. Феодорит и Созомен говорят противное, и был современником св. Кириллу Александрийскому, то, спрашивается, почему о своих современниках он отзывается как об αγίους (святых), ιερούς (священных), μακάριους (блаженных)? Св. Кирилл, возрастом младший почти из всех перечисленных свв. отцов и учителей Церкви3, автором «Точного изложения православной веры» восхваляется и почитается одинаково, например, со св. Афанасием. Далее, 5) как св. Иоанн египтянин мог знать о тех ересях, которые появились после него и которые имеются в виду в рассматриваемом творении или как бывшие, или как существующие: таковы, например, монофелиты, несториане, монофизиты, диоскореане, иконоборцы? Наконец, 6) греки, которым, без сомнения, в этом деле должно более доверять, все едиными устами называют одного только
---
1 Ритор Евгений был низложен императором за четыре месяца до смерти последнего, умершего в 395 г. (Роберте; ibid.; с. 258).
2 Царствовал «от 408 до 450 г.» (Роберте; ibid.; с. 1064).
3 Св. Василий Великий ум. в 379 г.; св. Григорий Назианзин ум. в 389 г.; св. Григорий Нисский ум., вероятно, вскоре после 394 г.; св. Иоанн Златоуст ум. в 407 г.; св. Прокл в 446 г.; св. Кирилл Александрийский в 444 г. (см. Указатель собственных имен в Приложении к нашему переводу «Трех слов св. Иоанна Дамаскина против порицающих св. Иконы»; СПб., 1893).
---
Иоанна Дамаскина, который жил во дни Льва Исаврянина1, автором данного творения. Да и все вообще данные и соображения говорят в этом смысле. И это решение вопроса считается между учеными настолько твердо установленным, что некоторые даже специальные монографии о св. Иоанне Дамаскине (например, Langen'a; Gotha; 1879) умалчивают о противниках его всецело, очевидно, считая лишним поднимать вопрос, раз решенный 2.
2) Когда, в частности, св. Иоанн Дамаскин написал «Точное изложение православной веры», определенно сказать совершенно невозможно по недостатку необходимых для этого данных. Но ввиду того, что слишком глубокое и возвышенное содержание этого творения и тщательнейшая его обработка предполагают собой в его авторе человека, который весьма обстоятельно изучил и выяснил себе раскрываемые им вопросы, ввиду того, далее, что писатель весьма близко знаком со множеством святоотеческих творений предшествовавшего ему времени, — можно предполагать, что оно написано св. отцом не раньше чем «около конца его жизни»3. А так как год его смерти точно неизвестен: смерть св. Иоанна Дамаскина относят то ко времени до 754 г. 4 то к 777 г.5 и проч., то поэтому о времени происхождения «Точного изложения православной веры» ученые говорят общо: оно произошло или «около времени Льва Исаврянина»6, или «около половины VIII века7.
3) В настоящее время «Точное изложение православной веры» обыкновенно разделяется на четыре книги, которые все вместе составляют собой сто глав.
Что касается деления этого творения на четыре книги, то оно не принадлежит самому св. Иоанну Дамаскину, но имеет сравнительно позднее происхождение. Этого деления нет ни в первом греческом издании творения (Веронском от 1531 г.), как то видно из более тщательного рассмотрения его, ни в древних манускриптах первого латинского перевода «Точного изложения православной веры» (он сделан при папе Евгении III в 1144-1153 гг.). В Веронском издании такое разделение сделано
---
1 Лев III Исавр. Царств, «от 717 г. до 741 г.» (Роберте; ibid.; с. 1064).
2 См. у Migne: loco citato; p. 129-134.
3 Nirschl: Lehrbuch der Patrologie..., 3 Bd.; Mainz; 1885; S. 613. Ср. у Migne: loco cit.; p. 519-520 (лат. предисловие к Источнику знания).
4 Langen: Johannes von Damaskus. Gotha; 1879; S. 21.
5 «Вероятно», к этому году, по словам арх. Филарета (Истор. уч. об Отцах Ц.; т. II, Спб., 1859, стр. 257).
6 См. у Migne: loco cit., 133-134.
7 См. у еп. Сильвестра в указ. его труде: § 18, т. I.
---
позднейшей рукой наверху страниц, и оно здесь проходит по всему творению; второй же рукой сделано оно на полях и упомянутых манускриптов. Следы разделения данного творения на четыре книги1 заметны, однако, уже в сочинениях Фомы Аквината (ХШ в.), пользовавшегося латинским его переводом. Но когда именно впервые оно было сделано, точно сказать нельзя. Можно только догадываться (вместе с Lequien'eM), что оно измышлено латинскими учеными и было введено наподобие четвертичного деления Sententiarum Петра Ламбарда, который между западными схоластиками так же приблизительно блистал, как на востоке св. Иоанн Дамаскин.
Сам св. Иоанн Дамаскин разделил свое творение только на главы. Число глав, указанных им, как видно из тщательного обозрения и рассмотрения греческих кодексов, должно быть признано то же, какое указывается и в современных нам изданиях, т. е. сто, хотя, впрочем, некоторые (например, архиеп. Филарет в «Истор. учении об Отц. Ц>; т. III; 1859; с. 259) полагают, что самим св. отцом творение было разделено только на 52 главы. Вообще по этому вопросу существующие кодексы не всегда согласны между собой: а) в них указывается не одно и то же число глав: в некоторых больше, в некоторых меньше, что зависело от исследователей, которые разлагали одну главу, например, на две, для того чтобы раздельнее представить те или другие положения, или две главы соединяли в одну, чтобы объ־ единить, например, доказательства. Впрочем, это обстоятельство касается сравнительно немногих глав, б) Главы занимают не одно и то же место во всех кодексах: в некоторых помещаются раньше, а в других позже; многие даже, вырванные из первой части, переносятся во вторую и наоборот и проч. Впрочем, все это должно сказать о небольшом числе глав, и произошло оно от нерадения списывавших.
Что творение св. Иоанна Дамаскина дошло до нас неповрежденным и не испорченным еретиками, это — вне всякого сомнения. Высказывавшиеся некоторыми лицами сомнения относительно неповрежденности и подлинности тех или других отдельных мест лишены сколько-нибудь серьезных оснований. Эти сомнения обыкновенно проистекали из трудности для понимания, запутанности, темноты тех или других мест, несогласия их с воззрениями известного читателя и проч., но если в данном случае руководствоваться такими основаниями, тогда можно заподозрить что угодно, как то и делают, например, мно-
---
1 Один только кодекс Regius п. 3445 (очень новый), по-видимому, делит творение на две части: 1) περι της θεολογίας и 2) περί της οικονομίας... См. у Migne: loco cit., p. 781-782.
---
гие с различными местами Св. Писания, не понимая их смысла и все измеряя своей личной мерой. Помимо их внутренней несостоятельности, такого рода сомнения относительно подлинности некоторых мест переводимого нами творения решительно опровергаются сохранившимися до нашего времени манускриптами, в которых такие места имеются. Отсюда вопрос этот считается поконченным для ученых, которые (например, Langen) даже в специальных своих монографиях о св. Иоанне Дамаскине обыкновенно его не поднимают.
Сам ли св. Иоанн Дамаскин сделал заглавие своего творения, под каким оно известно теперь (т. е. назвал его «Точным изложением православной веры»), или это заглавие, как думают некоторые, позднейшего происхождения и сделано людьми, приспособлявшими древнее к новому, твердо решить невозможно, да для дела и безразлично 1
§3
Общее содержание «Точного изложения православной веры» таково. В первой книге говорится о Боге, Его непостижимости, бытии, единстве, Троичности Лиц в Боге, Его свойствах; во второй — о творении мира как видимого, так и духовного, об ангелах, диаволе и демонах; о стихиях; рае, человеке и его первоначальной жизни, его свойствах, состояниях и страстях, каким он подвержен; о божественном промышлении. В третьей книге речь идет о божественном Домостроительстве, касающемся спасения нас, воплощении Бога Слова, о двух естествах Иисуса Христа и единстве Его Ипостаси, равно и об иных пунктах относительно Богочеловека; о Трисвятой песни; о Богородице как Святой Деве; о Господней молитве; о сошествии Спасителя во ад. Наконец, в четвертой книге говорится о том, что последовало за воскресением Иисуса Христа; говорится также против возражающих по поводу двух естеств в Иисусе Христе; о причинах вочеловечения именно Бога Слова, о рождении Иисуса Христа Богородицей, наименовании Его единородным; о вере, крещении, кресте, поклонении на восток; о таинствах; о родословии Господа, о Богородице; об останках святых; об иконах, Св. Писании; о зле и его происхождении; против иудеев — о субботе; о девстве, обрезании, антихристе и воскресении.
Главные пункты, составляющие содержание каждой из ста глав, заключающихся в данном святоотеческом творении, таковы:
---
1 Относительно сказанного под цифрою «4)» см. у Migne; torn. 94; ρ. 781-784 (In librum De fide orth. Prologus); p. 23-26 (Notitia ex bibliotheca Fabricii); p. 135-140 (Prolegomena Leonis Allatii); у Langen'a loc. cit. S. 61-62 и др.
---
Первая книга (I—XIV гл.)
Сначала речь идет о непостижимости Божества, открывшегося людям лишь в такой степени, в какой это необходимо для их спасения, так что исследование иных познаний о Боге непозволительно и бесполезно (I гл.). Затем говорится о выразимом словами и познаваемом и противоположном тому и другому, причем именно указывается, что одно относительно Бога может быть выражено словами, а другое — невыразимо и непознаваемо; отмечается то, что составляет предмет нашего знания и исповедания, и называется единственный источник наших знаний о Боге (II гл.). Далее указываются доказательства бытия Божия. Особенно оттеняются: всеобщность веры в Бога; необходимость признать существование неизменяемого, несозданного Творца всего; непрерывное продолжение твари, сохранение ее и управление мира, немыслимые без помощи Бога; нелепость объяснения всего этого ссылкой на случай (III гл.). Затем Бог характеризуется как непостижимый по Его природе и существу. Приписываемые Ему свойства, положительные и отрицательные, нимало не объясняют и не раскрывают ни того, ни другого (IV гл.). После этого раскрывается истина единства Божия на основании свидетельств Св. Писания и разума, указывающего особенно на всесовершенство Бога, на Его неописуемость, на необходимость для мира единого Правителя, на преимущество ч единицы пред двоицей (V гл.). Далее идет доказательство от разума — о Слове и Сыне Божием, причем указываются свойства Его, Его отношение к Отцу; проводится параллель между Ним и нашим словом (VI гл.). Вслед за этим предлагается доказательство от разума — о Св. Духе: сравниваются между собой наше слово и дыхание, с одной стороны, и Слово Божие и Св. Дух, с другой; указываются свойства Св. Духа; говорится о преимуществах христианского учения о Боге едином по существу и Троичном в Лицах пред учениями нехристианскими (VII гл.). Дальнейшая речь идет о Св. Троице: говорится, что в едином Боге — Три Лица; подробно перечисляются свойства Каждого из Них — Самого по Себе и в Его отношении к Другим — и всесторонне раскрываются (VIII гл.). После этого трактуется о том, что говорится о Боге: о простоте Божества; о том, как понимать свойства Божий; об именах Божиих (IX гл.). Далее говорится о божественном соединении и разделении: о том, что должно быть понимаемо в отношении ко всему Божеству и что —в отношении к Каждому из Трех Лиц в отдельности; о непостижимости сущности Божией; о характере деятельности простого Божества; о том, как понимают то, что относится к воплощению Бога Слова (X гл.). В дальнейшем раскрывается то,
что говорится о Боге телесным образом: как это должно быть понимаемо и почему так говорится о Боге; когда говоримое о Боге должно быть понимаемо символически и когда буквально (XI гл.)? В XII главе говорится а) о том же, о чем и в предыдущей, т. е, что Бог — все для всего, и б) о непостижимости и безымянности Бога; о том, какой смысл имеют различные имена Божий: положительные и отрицательные, и почему они, при безымянности Божией, употребляются; приложение их ко всему Божеству и к Каждому Лицу в отдельности и в Его отношении к Другим (XII гл.). Дальнейшие рассуждения касаются вопроса о месте Божием и о том, что одно только Божество — неописуемо: говорится о различных местах; о том, в каком смысле говорится о Боге, что Он находится в известном месте; о месте ангела, души и о неописуемом: как все это должно быть понимаемо; ангел по сравнению с Богом. После этого предлагается свод вышесказанного о Боге и Отце, и Сыне, и Св. Духе: указываются свойства Божества; свойства Каждого Лица Св. Троицы и Их взаимоотношение. В заключении главы указывается смысл «слова» и «духа», употребляемых не в приложении к Божеству (XIII гл.). В последней главе говорится о свойствах божественной Природы, прежде указанных; о соединении Ипостасей; о характере божественной деятельности; о свойствах божественной Природы, о которых прежде речи не было (XIV гл.).
Вторая книга (І-ХХХ гл.)
Она начинается речью о веке: творении веков, значении слова «век», числе веков, происхождении века вместе с миром; о значении наименования Бога вечным; о смысле выражений, касающихся «века»; о вечном дне после всеобщего воскресения (I гл.). Далее речь идет о творении всего всеблагим Триипостасным Богом (II гл.), после чего говорится об ангелах: их Творце, их свойствах, их различии между собой, обязанностях, назначении; степени их твердости в добре; пище, небесстрастности, способности преображаться; их деятельности на небе; ангельских чинах; времени происхождения ангелов; необладании творческой силой (III гл.). Затем повествуется о диаволе и демонах: о падении одного ангела вместе с подвластными ему; о власти диавола и демонов над людьми; незнании ими (как и добрыми ангелами) будущего; о предсказывании ими будущего; о происхождении от них зла; о свободном впадении людей в грех; о наказании демонов и их последователей; сравнивается смерть людей с падением ангелов (IV гл.). Далее говорится о видимом творении: о Творце всего из ничего или из прежде сотворенного Им (V гл.); а затем о небе: дается понятие о нем; говорится о числе небес; о небе 1-й гл. Бытия; об естестве неба, о форме его и положении тел внутри его; о движении неба; поясах неба и планетах; нахождении земли в центре замыкаемого небом пространства; движении солнца, луны и звезд; о происхождении дня и ночи; о небе как полушарии; происхождении неба; об отдельных небесах; о тленности неба; неодушевленности небес и светил (VI гл.). Вслед за этим речь ведется о свете, огне, светилах, солнце, луне, звездах: дается понятие об огне и свете; о творении света; о тьме; говорится о дне и ночи; о творении солнца, луны и звезд, их назначении, свойствах; о планетах; о движении их и неба; о временах года; о знаках зодиака; об «астрологии» и ее несостоятельности; о значении звезд и планет; о кометах, звезде волхвов, заимствованном свете луны; о затмениях солнца и луны, причинах и значении этого; о сравнительной величине солнца, луны и земли; о том, какой сотворена луна; о солнечном и лунном годах; изменениях луны; о тленности солнца, луны и звезд; об их естестве; знаках зодиака и их частях; о жилищах планет; высотах; видах луны (VII гл.). Дальше повествуется о воздухе и ветрах: дается понятие о воздухе; говорится о его свойствах, природе, освещении его солнцем, луной, звездами, огнем; о ветре и его месте, числе ветров, названиях и свойствах; о народах и странах, указываемых ветрами (VIII гл.). Затем — о водах: дается понятие о воде; говорится о ее свойствах; о бездне; о разделении вод твердью; причине помещения вод над твердью; о собрании вод воедино и появлении суши; о некоторых отдельных морях с их заливами и берегами; об Океане; о дождях; разделении Океана на 4 реки; о других реках; о свойствах, вкусе вод; о горах; о происхождении из воды души живой; об отношении воды к другим стихиям; ее достоинствах; еще о некоторых морях; о расстояниях от одних стран до других (IX гл.). Далее -- о земле и ее произведениях: дается понятие о ней; говорится о ее свойствах, сотворении, основании; об украшении ее; о повиновении всех живых существ человеку до его грехопадения, плодородии земли, отсутствии зимы, дождей; об изменении всего этого после грехопадения; о виде земли, ее величине по сравнению с небом; ее тленности; о числе областей земли (X гл.). XI глава говорит о рае: его сотворении, назначении, местоположении, свойствах; о древе жизни и древе познания, о всяком древе; об их свойствах, назначении и проч.; о чувственно-духовной природе рая (XI гл.). XII гл. — о человеке как связи между духовной и чувственной природами; о сотворении его по образу и подобию Божию; о времени сотворения тела и души; о свойствах первозданного человека, его назначении; о бестелесном где бы ни было; о теле: его измерениях, его составных элементах; о влагах; об общем между человеком и другими существами; о пяти чувствах; о свойствах тела и души; об общении добродетелей телу и душе; о разуме; о неразумных частях души, их свойствах; о силах живых существ и их свойствах; о благе и зле. XIII гл. — об удовольствиях: их видах и свойствах, особенностях, значении и проч. XIV гл. — о печали: ее видах и их свойствах. XV гл. — о страхе: его видах и их свойствах. XVI гл. — о гневе: дается понятие о нем; говорится о видах его и их свойствах; о гневе в его отношении к разуму и желанию. XVII гл. — о способности воображения, причем дается понятие о ней, говорится о предмете ее; о воображении; о призраке; об органе способности воображения. В XVIII гл. речь идет о чувстве: дается определение его; говорится о жилищах чувств, их предмете; о том, что способно к чувствованию; о числе чувств и о каждом из них в отдельности: их свойствах и проч.; о том, почему четыре чувства имеют двойные органы; о разлитии пятого по всему (почти) телу; о направлении, по какому все чувства воспринимают подлежащее им. В гл. XIX говорится о мыслительной способности: ее деятельности, свойствах, ее органе. Гл. XX повествует о способности помнить, причем указывается ее отношение к памяти и припоминанию; говорится о памяти, ее происхождении, свойствах, предметах; о припоминании, забвении; об органе способности памяти. Гл. XXI — о внутреннем слове и произносимом: о частях разумной части души; о внутреннем слове, его свойствах, особенностях; о произносимом слове, его отличительном характере. Гл. XXII — о страсти и деятельности (энергии): о видах страсти, об определении ее и ее видов; об определении энергии; о взаимоотношении между энергией и страстью; о силах души: познавательных (уме, мыслительной способности, мнении, воображении, чувстве) и жизненных (желательных, воле и свободном выборе). Гл. XXIII — об энергии (действии или деятельности): о том, что называется энергиями; дается разностороннее определение энергии; говорится о бытии чего-либо в возможности и действительности; о действии природы. Гл. XXIV трактует о добровольном и невольном: дается определение добровольного и невольного, характеристика, условия того и другого; указываются виды их; говорится о среднем между добровольным и невольным; о том, как смотреть на поступки детей и неразумных животных; о поступках, совершаемых нами в гневе, и других, совершаемых не по свободному выбору. Гл. XXV говорит о том, что находится в нашей власти, то есть о свободном решении: ставятся три вопроса: находится ли что-либо в нашей зависимости; что находится, и почему Бог создал нас свободными; говорится, что невозможно объяснить всех поступков человека ссылкой ни на Бога, ни на необходимость, ни на судьбу, ни на природу, ни на счастье, ни на случай, но что по многим причинам необходимо признать человека свободным. Гл. XXVI — о том, что случается: одно из того — в нашей власти, другое — нет; что именно зависит от нас; о препятствии к исполнению выбранного нами. Гл. XXVII — о том, по какой причине мы произошли со свободной волей: о том, что все происшедшее — изменяемо, в том числе и человек, и неразумные существа; о том, почему изменения первого должно приписать свободе, а вторых — нет; о свободе и изменяемости ангелов. Гл. XXVIII — о том, что не находится в нашей власти, из какового одно имеет свои начала известным образом все-таки в нас, а другое зависит от божественной воли. Гл. XXIX трактует о Промысле: дается определение Промысла; цель Промысла; необходимость признать Творца и Промыслителем; о том, что Бог промышляет прекрасно, побуждаемый Своею благостью; о том, как нам должно относиться к делам Промысла; об особенностях того, что подлежит Промыслу, о «благоволении» и «снисхождении» и его видах; о выборе чего-либо и приведении в исполнение; об «оставлении» Богом человека «без внимания» и его видах; о числе «образов» Промысла; еще о цели Промысла; об отношении Бога к нашим делам (добрым и злым); об объеме и средствах промыслительной деятельности. Наконец, в XXX гл. говорится о предведении и предопределении: о том, как должно понимать то и другое, об их взаимоотношении; о добродетели и грехе, их причинах, сущности; о раскаянии; о создании и наделении его различными преимуществами; о творении жены, обусловленном предопределением; о жизни человека в раю и ха־ рактере ее; о райской заповеди и связанных с нею обещаниях, о причинах, вызвавших ее; о падении человека, соблазненного диаволом.
Третья книга (I—XXIX гл.)
В гл. I говорится о божественном Домостроительстве и о попечении в отношении к нам и о нашем спасении: о том, чем стал павший человек; о том, что Бог не презрел его, а восхотел спасти; о том, как и через Кого Он сделал это. В гл. II — об образе зачатия Слова и о божественном Его воплощении: рассказывается история благовествования Архангела Св. Деве о рождении от нее Спасителя; говорится о зачатии Девою Сына, о боговоплощении; разъясняется истина воплощения Бога, соединения двух естеств. Гл. III повествует о двух естествах (против монофизитов): говорится о том, как в Лице Иисуса Христа соединились между собою два естества, что получилось после соединения их; о том, что получилось не одно сложное естество и проч.; словом, всесторонне обосновывается истина о двух естествах и опровергаются различные возражения противников. Гл. IV — об образе взаимного общения свойств: о том, что каждое из двух естеств предлагает свойственное ему в обмен другому по причине тождества Ипостаси и взаимного их проникновения; при этом предлагается разностороннее выяснение этих истин. Гл. V — о числе естеств: в Боге — одно естество и три Ипостаси, и Иисусе Христе — два естества и одна Ипостась; о том, как относятся между собою одно естество и три Ипостаси в Боге, равно — два естества и одна Ипостась в Иисусе Христе. Гл. VI — о том, что все божеское естество в одной из Своих Ипостасей соединено со всем человеческим естеством, а не часть с частью: о том, чем различаются друг от друга лица вообще; о том, что все естество Божества находится в каждом из Трех Лиц, что в вочеловечении Слова все естество Божества соединилось со всем человеческим естеством, что не все Лица Божества соединились со всеми лицами человечества, что Слово соединилось с плотью через ум; о том, как понимать, что естество наше воскресло, вознеслось и село одесную Бога-Отца; о том, что соединение произошло из общих сущностей и проч. Гл. VII — о единой Бога Слова сложной Ипостаси: естества взаимно проникают одно другое; это проникновение произошло от божественного естества, которое, уделяя плоти свои свойства, само остается бесстрастным. Гл. VIII направлена к тем, которые выведывают: возводятся ли естества Господа под непрерывное количество или под разделенное: насколько дело касается Ипостаси, естества соединены неслитно и не исчисляются; насколько речь идет об образе и смысле различия, они нераздельно разделены и исчисляются. Это положение раскрывается и разъясняется в первой и второй половине главы, т. е. дважды и почти одними и теми же словами и проч. Гл. IX дает ответ на то: нет ли естества, лишенного ипостаси: говорится, что лишенного ипостаси естества нет; о том, что происходит, когда соединяются между собою два естества в отношении к ипостаси; о том, что произошло при соединении в Лице Иисуса Христа естеств — божеского и человеческого. В гл. X говорится о Трисвятой песни: о нечестивом прибавлении к ней, сделанном Кнафевсом; о том, как понимать эту песнь; о происхождении ее и одобрении вселенским собором. В гл. XI — о естестве, которое созерцается в роде и в неделимом, и о различии как соединения, так и воплощения; и о том, каким образом должно понимать выражение «Единородное естество Бога Слова — воплощенное». Особенно должно быть при этом отмечено следующее: Слово восприняло не такое естество, которое усматривается только мышлением, не такое, которое само по себе прежде сушествовало, но то, которое получило бытие в Его Ипостаси. Гл. XII — о том, что Святая Дева — Богородица (против несториан): доказывается, что Святая Дева — в собственном смысле и воистину родила воплотившегося от нее истинного Бога, что не божество Слова получило от нее свое бытие, что она, словом, Богородица, а не Христородица, родившая лишь только (как думал Несторий) Богоносца. В гл. XIII речь идет о свойствах двух естеств: о том, что имея два естества, Иисус Христос имеет и все свойства, принадлежащие тому и другому: две воли, две деятельности, две мудрости, два знания: все, что имеет Отец (кроме нерождаемости), и все, что имел первый Адам (кроме греха). В гл. XIV говорится о двух волях и свободах Господа нашего Иисуса Христа. Здесь весьма пространно трактуется о воле, желании, свободе и проч., предлагается разностороннее их раскрытие и выяснение; указывается, насколько и в каком смысле должно говорить о волях и свободах в отношении к Христу и проч., которых в приложении к Нему должно признать по две. В XV гл. говорится о действованиях, которые имеют место в Господе нашем Иисусе Христе: о том, что в Нем — два действования и почему именно; о том, что такое действование и проч. Все эти и подобные им положения раскрываются и выясняются с подробностью и многосторонне. Гл. XVI направлена против тех, которые говорят: если человек — из двух естеств и с двумя действованиями, то необходимо говорить, что во Христе было три естества и столько же действований. Говорится о том, в каком смысле и почему утверждают относительно человека, что он — из двух естеств, а иногда — что он из одного естества; о том, почему из положения о двойственности естеств человека нельзя сделать заключения о тройственности естеств во Христе, в Котором обращается внимание не на части частей, а на то, что ближайшим образом соединено: на божество и человечество. В гл. XVII говорится о том, что естество плоти Господа и воля — обожествлены: о том, почему плоть обожествлена, потеряла ли она при этом свойства обыкновенной плоти, как обожествлена воля, к чему служит обожествление естества и воли? В гл. XVIII речь еще раз возвращается к вопросу о волях, свободах, умах, знаниях, мудростях. Говорится о том, что Иисусу Христу, как Богу и человеку, присущи все качества Бога и человека; о том, почему Бог сделался человеком и какую воспринял плоть; о том, что Он воспринял душу не без ума; о том, что Богочеловек имел две воли, действовавшие не противно друг другу, что Он желал той и другой волей свободно, так как свобода присуща всякому разумному существу, и проч. В гл. XIX говорится о Богомужном действований, происшедшем из человеческого и божественного, причем естественные действования не упразднились; о том, как именно должно понимать его, какие его свойства и проч. В гл. XX — об естественных и беспорочных страстях: о том, что Господь воспринял все естественные и беспорочные страсти человека; о том, какие здесь разумеются страсти; о том, зачем воспринял; о нападении диавола на Господа, победе, одержанной Господом, и следствиях, отсюда вытекающих; о том, что естественные страсти наши были во Христе сообразно с естеством и превыше еcтества. В гл. XXI — о неведении и рабстве: о том, что Христос воспринял естество, не обладавшее ведением и рабское; о том, что произошло вследствие ипостасного соединения нашего естества с божеским; о том, можно ли называть Христа рабом? В гл. XXII говорится о преуспеянии Христа премудростью, возрастом и благодатью; о том, как все это должно быть понимаемо? Гл. XXIII трактует о боязни: о боязни естественной; о том, что следует разуметь под нею; о том, была ли она у Господа; о боязни, происходящей от ошибочности размышлений и недоверия, незнания часа смерти; о том, была ли эта боязнь у Господа; о том, как понимать страх, овладевший Господом во время страданий? Гл. XXIV — о молитве Господней: о том, что такое молитва вообще; о том, как понимать молитву Господа: почему, с какой целью он молился? Гл. XXV — об усвоении: об усвоении естественном; о том, что должно понимать под ним; можно ли говорить о нем в отношении к Господу; об усвоении личном и относительном; о том, как должно понимать его; можно ли говорить о нем в отношении к Господу? Гл. XXVI — о страдании тела Господня и бесстрастии Его божества: о том, что Господь пострадал только плотью, а что божество Его осталось непричастным страданиям, — причем эти положения выясняются и на примерах, по поводу которых говорится затем о значении примеров вообще. Гл. XXVII — о том, что божество Слова пребыло нераздельным от души и тела даже и во время смерти Господа и что сохранилась единая Ипостась; о том, что Христос умер за нас, смертию смерть поправ; что во время смерти душа Его была отделена от Его тела, а божество не было отделено ни от тела, ни от души, так что и в это время сохранялась единая Ипостась. В гл. XXVIII говорится о тлении и гибели (нетлении): о том, что тление понимается двояко; о том, приложимо ли тление или нет, и если приложимо, то в каком смысле — к телу Господа? Наконец, в XXIX гл. говорится о сошествии во ад обожествленной души Господа; о цели, с какой она сходила туда.
Четвертая книга (I-XXVII гл.)
Она начинается речью о том, что было после воскресения Господа, причем говорится об устроении Им (по воскресении) всех страстей, какие Ему в том или ином смысле были присущи раньше; о том, что из частей естества Он не устранил от Себя никакой: ни души, ни тела (гл. I). В гл. II говорится о сидении Господа одесную Отца телесным образом, причем выясняется, что должно разуметь под правою рукою Отца. Гл. III направлена против тех, которые говорят: если Христос — два естества, то вы или твари служите, поклоняясь сотворенному естеству, или одно естество называете достойным поклонения, а другое — недостойным его. Говорится, что мы поклоняемся Сыну Божию; выясняется, что поклоняемся плоти Его не поскольку она — плоть только (с этой стороны она недостойна поклонения, как сотворенная), но поскольку она соединена с Богом Словом. Гл. IV отвечает на вопрос: почему вочеловечился Сын Божий, а не Отец и не Дух; и в чем Он преуспел, вочеловечившись? Говорится о том, что именно Сын Божий вочеловечился ввиду того, чтобы Его свойство сыновства осталось неподвижным; о том, какая была цель вочеловечения Его, чем оно сопровождалось в отношении к людям, что во всем этом было особенно удивительно, после чего воссылается Божию Слову хвала и благодарность. Гл. V направлена к тем, которые спрашивают: сотворена ли Ипостась Христа или не создана? Говорится, что одна и та же Ипостась — и не создана по причине божества, и сотворена по причине человечества. Гл. VI трактует о том, когда Христос был так назван. Вопреки мнению Оригена, на основании свв. отцов и Св. Писания выясняется, что Слово Божие сделалось Христом с тех пор, как вселилось во чреве Святой Приснодевы. Гл. VII имеет в виду тех, которые спрашивают: два ли естества родила Святая Богородица и два ли естества висели на кресте? Выясняются понятия: γένηον, γενητόν, γέννητον, γεννητόν, γένεσις, γέννησίς. Доказывается, что Святая Богородица родила Ипостась, познаваемую в двух естествах, по божеству бестленно рожденную от Отца, а в последок дней воплотившуюся от нее и рожденную плотски; выясняется, что Христос висел на кресте плотью, а не божеством. В гл. VIII решается вопрос: каким образом единородный Сын Божий называется Перворожденным? Говорится о том, что должно понимать под словом «перворожденный», указывается, что Иисус Христос — Сын Божий называется и Перворожденным (а не первосозданным), и в то же время Единородным, что из этого следует? Потом выясняются некоторые библейские места, имеющие отношение к данному вопросу. В гл. IX идет рассуждение о вере и крещении: о значении и смысле крещения, о неповторяемости его, о трех погружениях, о словах, употребляемых при крещении, о крещении именно во имя Пресвятой Троицы; о том, как смотреть на перекрещивание крестившихся во имя Пресвятой Троицы и не крестившихся так; о крещении водою и Духом, значении, смысле его; о значении воды; о благодати, нисходящей на крещаемого; об охранении того, кто крестился, от всего дурного; о вере и делах; об известных нам восьми крещениях; о сошествии Св. Духа на Господа в виде голубя; о голубе Ноя; об употреблении елея при крещении; о том, как был крещен Иоанн Креститель; относительно отсрочивания крещения; о приступающих ко крещению коварно. В гл. X снова идет речь о вере: говорится о двух видах веры; о том, как вера «совершается»; о том, который вид веры составляет принадлежность нашей воли и который принадлежит к дарам Св. Духа; о том, чего достигаем через крещение? В гл. XI говорится о кресте, а также и о вере: о слове крестном, которое есть юродство погибающим и почему; о вере, ее значении; о том, почему «крест» — удивительнее всех чудес Христовых; о значении его для людей; о том, почему сила Божия — «слово крестное»; о том, что крест дан нам в качестве знамения на челе; чем он служит для нас; о том, почему должно поклоняться древу крестному, гвоздям, копию, яслям, вертепу, Голгофе, гробу, Сиону, образу креста (не веществу); о ветхозаветных прообразах новозаветного креста. В гл. XII речь идет о поклонении на восток: о необходимости поклонения телесного, а не только духовного ввиду двойственности нашего естества; о необходимости поклоняться на восток вследствие того, что Бог — духовный свет, Христос — солнце правды, Восток, а также и в силу других соображений, основанных на различных данных, заимствуемых из Ветхого и Нового Завета, незаписанного апостольского предания. В гл. XIII говорится о святых и пречистых таинствах Господних: о том, зачем Бог сотворил все, в том числе и человека; об общении всего происшедшего, а особенно разумных существ, с Ним; о том, что человек, вместо того чтобы преуспевать в добре и пребывать в общении с Богом, пал; о том, что для спасения его вочеловечился Сын Божий, искупивший его Своею крестного смертью; что Он дат! нам таинства: крещение (водою и Духом) и причащение, где мы принимаем в себя не хлеб и вино, не образ только тела и крови Христа, но истинное тело и истинную кровь Его; о том, почему здесь берутся хлеб и вино (подобно тому как в крещении елей, вода, с которыми соединяется благодать Св. Духа); о том, чем сопровождается причащение для достойно и недостойно приступающих к нему; о том, с какими чувствами должно приступать к нему; о ветхозаветном прообразе причащения; о том, что делается с телом и кровью Христовыми, принятыми нами внутрь себя; о значении их; о том, почему это таинство называется причащением; о том, что в данном случае следует чуждаться еретиков; о том, в каком смысле хлеб и вино называются образами «будущих»? В гл. XIV говорится о родословии Господа и о святой Богородице: Иосиф, с которым была обручена Дева Богородица, происходил от Давида же; о том, что Святая Дева родилась по молитве своей матери Анны; о том, что, родившись в доме Иоакима, она получила воспитание при храме, куда была «введена»; о том, что она впоследствии была обручена с Иосифом и зачем именно; о том, что после бывшего ей благовещения через Архангела она зачала во чреве и родила в обычное время и безболезненно Сына Божия; что она в собственном смысле — Богородица, что она осталась (и после рождения Сына) Девою и Приснодевою; что во время страданий Господа она претерпела как бы муки, бывающие при рождении; что воскресение Господне изменило печать. В гл. XV говорится о чествовании святых и их мощей: о том, почему должно почитать святых; указывается на свидетельства Св. Писания; говорится о достоинствах святых; о том, что в них обитал Бог, что мощи их источают благовонное миро, что святые не могут быть названы мертвыми и почему именно; о значении святых для нас; о том, как следует почитать их: Богородицу, Предтечу, апостолов, мучеников, св. отцов, пророков, патриархов, праведных; о подражании им. В гл. XVI говорится об иконах: о том, что мы созданы по образу Божию, и о следствиях, вытекающих отсюда; примеры из Ветхого Завета указывают, что честь, воздаваемая образу, переходит на первообраз; о том, что ему поклоняться нельзя; можно ли изображать Бога; почему в Ветхом Завете не было практикуемо употребление икон, а в новозаветные времена они введены; о том, что воздается поклонение не веществу иконы; чему именно? о незаписанном предании, повелевающем поклоняться иконам; о нерукотворенном образе Спасителя. В гл. XVII говорится о Писании: о достоинстве его; о необходимости ревностно исследовать и изучать его; о плодах, какие может дать такое отношение к нему; о числе и названии книг Ветхого и Нового Завета. Гл. XVIII трактует о том, что говорится о Христе: указываются четыре родовых образа того, что о Христе говорится, затем — шесть более частных образов как видов первого, три — второго, три — третьего (при этом, в свою очередь, шесть — второго из этих видов) и два (с подразделениями) — четвертого. В гл. XIX выясняется, что Бог не Виновник зол: почему позволение Божие называется действием Божиим; в каком смысле должно понимать такое словоупотребление, встречающееся в Св. Писании; добрые и злые деяния — свободны. Места Писания, по-видимому, говорящие, что Бог — Виновник зла, следует понимать должным образом; какое «зло» — от Бога, в каком смысле можно говорить это; виновники всякого зла в известном смысле люди; как должно понимать места Писания, где то, что должно быть понимаемо в смысле следования друг за другом, представляется находящимся как бы в причинном взаимоотношении. В гл. XX говорится о том, что — не два начала: о враждебности добра и зла и отдельном их бытии, ограничении их местом, о необходимости предположить Того, Кто распределяет им эти места, т. е. Бога; о том, что было бы при соприкосновении их между собою, или при существовании между ними среднего места; о невозможности между ними мира и войны в виде качеств зла и добра; о необходимости признать одно начало; об источнике зла, о том, что оно — такое; о диаволе и его происхождении. В гл. XXI решается вопрос: зачем Бог, зная наперед, сотворил имеющих грешить и не раскаиваться? Говорится о благости в ее отношении к творению; о знании и предведении; о том, что было бы, если бы Бог не сотворил имевших согрешить; о сотворении всего добрым и о том, как проникло в него зло. В гл. XXII говорится о законе Божием и законе греха: о том, что такое закон (заповедь Божия, грех, совесть; похоть, удовольствие тела — закон во удех); что такое грех; что делает в нас закон греха; как относится к закону Божию совесть; почему закон греха пленяет мя; о послании Богом Сына Своего и значении этого; о помощи нам со стороны Духа Св.; о необходимости терпения и молитвы. Гл. XXIII говорит о Субботе — против Иудеев: о том, что такое суббота; о числе «7»; о том, зачем дан Иудеям закон о субботе, как его понимать, не нарушали ли его Моисей, Илия, Даниил, весь Израиль, священники, левиты, Иисус Навин; о том, что произошло с пришествием Иисуса Христа; о Его духовном законе, высшем Моисеева; об отмене значения буквы; о совершенном покое человеческого естества; о том, что должно делать нам — христианам; о том, как понимать обрезание и субботу; еще о числе «7», его значении и о выводе отсюда. Гл. XXIV говорит о девстве: о достоинствах девства и доказательствах этого; о происхождении брака; объясн. (Быт. 1, 28); об имевших сюда отношение обстоятельствах из истории потопа, Илии, Елисея, 3-х отроков, Даниила; о более духовном понимании предписания закона о браке; сравнение девства и брака; их сравнительные достоинства: преимущество девства. Гл. XXV об обрезании: о том, когда оно было дано и зачем; почему оно не практиковалось в пустыне и почему Иисусу Навину был снова дан закон об обрезании; обрезание — образ крещения; разъяснение этого; почему теперь не нужен образ; выяснение этого; о духовном характере настоящего служения Богу. Гл. XXVI — об Антихристе: о том, кого должно разуметь под Антихристом; когда он придет; о его качествах; к кому придет и почему будет так называться; будет ли это сам диавол или человек; об образе деятельности сначала и потом, его чудесах; о пришествии Эноха и Илии и потом Самого Господа (с неба). Гл. XXVII — о воскресении: о воскресении тел и возможности его; о следствиях неверия в воскресение; о «нравственном» доказательстве воскресения; о свидетельствах Св. Писания Ветхого и Нового Завета; о воскресении Лазаря и воскресении Господа; о значении их; о том, что будет с нашим телом; о том, что воскреснем по одному только желанию Господа; выяснение воскресения на семени и зернах; о всеобщем суде после воскресения и награде одних, наказании других.
§4
Как можно видеть из кратко отмеченных существенных пунктов, составляющих содержание «Точного изложения православной веры», это содержание касается не одной только догматико-богословской области, но и многих других. Все затрагиваемые здесь и раскрываемые св. отцом вопросы так или иначе были выясняемы и раньше его времени, так что он естественно должен был известным образом отнестись к прежним опытам, преследовавшим ту же или подобную цель, т. е. предшественников, или пойти дальше их, и проч. В частности, пред его глазами лежали, с одной стороны, Св. Библия, творения предшествовавших ему свв. отцов и учителей Церкви, вероопределения вселенских и поместных соборов и проч., и с другой — сочинения языческих философов, решавших подобные же вопросы, особенно сочинения Платона и Аристотеля. И действительно, св. Иоанн Дамаскин в данном случае имел у себя в виду все указанные нами источники, хотя отнесся к ним не одинаково.
Там, где известные вопросы выяснялись или затрагивались в свящ. библейских книгах, св. Иоанн Дамаскин всецело руководился указаниями последних — этого непогрешимого источника истины. В частности, он или ограничивался тем, что приводил те или другие библейские места в подтверждение своих положений, не делая попытки разъяснять эти места подробнее, или предпринимал эту попытку, и иногда не в незначительных размерах. При этом места приводятся им обыкновенно по греческому тексту LXX толковников, но не всегда буквально1, хотя внутренний смысл библейских выдержек от этого обыкновенно нимало не страдает 2.
Но многое в свящ. библейских книгах подробно не раскрыто, а только как бы намечено в виде положений; некоторые вопросы, например естественнонаучные и проч., оставлены ими без всякого упоминания; многое сообщено св. апостолами последующим поколениям путем только устного предания и т. д. Не раскрытое подробно свящ. библейскими книгами, оставленное ими без всякого упоминания, переданное апостолами только устно, — все это и подобное этому подробно и разносторонне выяснено, записано различными христианскими отцами и учителями Церкви, творения которых являются ценнейшими и важнейшими после книг Свящ. Писания источниками христианского знания, тем более что весьма многие взгляды, проводимые в этих творениях, одобрены даже вселенскими Соборами. Св. Иоанн Дамаскин, ввиду всего этого, в обширных размерах пользуется святоотеческими творениями, почерпая из них все для него необходимое.
Следующие отцы и учители Церкви и вообще христианские писатели в такой или иной степени послужили образцами, руководителями для св. Иоанна Дамаскина: Агафон папа, Анастасий Антиохийский, Анастасий Синаит, Астерий Амасийский, Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Назианзин (Богослов), Григорий Нисский, Дионисий Ареопагит, Евагрий Схоластик, Евлогий Александрийский, Евстафий Антиохийский, Епифаний Кипрский, Ириней Лионский, Иоанн Златоуст, Иустин мученик, Кирилл Александрийский, Кирилл Иерусалимский, Климент Александрийский, Лев Великий, Леонтий Византийский, Мефодий Патарский, Максим Исповедник, Немезий, еп. Эмесский (в Сирии), Прокл Константинопольский, Севериан Гавальский, Софроний Иерусалимский, Феликс III, блаж. Феодо-
---
1 «Такие отступления, обыкновенно отмечаемые нами в дополнительных к нашему переводу примечаниях, объясняются», между прочим, «тем обстоятельством, что эти места приводились св. Иоанном Дамаскином наизусть. Это же обстоятельство иногда можно» иметь в виду и в отношении «к некоторым выдержкам из святоотеческой литературы, приводимым св. Иоанном Дамаскином». См. наше Предисловие к переводу «Трех защитительных слов св. Иоанна Дамаскина против порицающих св. иконы» (1893 г., с. XXI).
1 Перечень библейских мест, встречающихся в «Источнике знания», см. в Приложении к нашему переводу (в конце книги).
---
рит и некоторые другие. Кроме того, нельзя не указать в данном случае так называемых Quaestiones ad Antiochum и в связи с ними Афанасия Младшего, вероопределений Соборов (Никейского, Ефесского, Халкидонского, Трулльского), Литургии св. Иакова и проч.1
В частности, обращаясь к первой книге «Точного изложения православной веры», видим, что она составлена св. отцом под тем или иным влиянием творений следующих христианских писателей:
1) Св. Григория Назианзина (Богослова). Из свв. отцов Церкви св. Григорий глубже всех понимал и разъяснил высокие христианские истины касательно Св. Троицы и проч. Его 50 слов или речей, из которых подлинность 45-ти стоит вне всякого сомнения, наряду с другими его творениями, заслуживают удивления во всех отношениях. При этом особенно обращают на себя внимание его пять слов о Богословии 2. Естественно, что св. Иоанн Дамаскин, рассуждая о тех же самых предметах, о каких рассуждал и св. Григорий, широко пользовался творениями последнего. Это влияние Назианзина на св. Иоанна Дамаскина проходит по всей книге переводимого нами творения последнего, и притом в такой степени сильно и ощутительно, что читателю кажется, что он имеет пред собой не творение св. Иоанна Дамаскина, а скорее творение св. Григория Богослова3. В частности, особенно должны быть здесь отмечены следующие речи св. Григория, оказавшие наиболее сильное влияние на св. Иоанна Дамаскина; 1-я (см. у св. И. Д. гл. 14), 12-я (см. у св. И. Д. гл. 8), 13-я (см. у св. И. Д. гл. 8 и 14), 19-я (у св. И. Д. гл. 8), 20-я (у св. И. Д. гл. 8), 23-я (у св. И. Д. гл. 8), 24-я (у св. И. Д. гл. 10), 25-я (у св. И. Д. гл. 8), 2Э־я (у св. И. Д. гл. 8), 31-я (у св. И. Д. гл. 8), 32-я (у св. И. Д. гл. 4 и 8), 43-я (у св. И. Д. гл. 1, 2, 3, 4, 8 и 13), 35-я (у св. И. Д. гл. 5 и 8), Зб-я (у св. И. Д. гл. 8, 9, 12 и 13), 37-я (у св. И. Д. гл. 2, 7, 8, 10, 11 и 13), 38-я (у св. И. Д. гл. 7), 39-я (у св. И. Д. гл. 8), 40-я (у св. И. Д. гл. 8 и 14), 44-я (у св. И. Д. гл. 7 и 13), 45-я (у св. И. Д. гл. 8 и 10), 49-я (у св. И. Д. гл. 8) и проч.4
---
1 Лица, имена которых выделены курсивом, имели сравнительно большее влияние на св. Иоанна Дамаскина, чем другие.
2 См. «Истор. уч. об Отц. Ц.» арх. Филарета; 1859; т. II; с. 167 и след., 175 и след.
3 См. у Migne: t. 94 (ser. gr.), p. 781-782: Lequien'H «Prologus» «In librum de fide orthodoxa».
4 Указания на речи св. Григория Богослова делаются нами (подобно тому как ниже подобные же ссылки на творения других христианских писателей) на основании примечаний Lequien'H к тексту данного творения св. Иоанна Дамаскина.
---
2) Св. Дионисия Ареопагита. С большой любовью пользуется св. Иоанн Дамаскин следующими, известными под именем творений св. Дионисия, сочинениями: «Об именах Божиих» (см. у св. И. Д. — особенно главы 1, 2, 5, 8, 9, 10, 11, 12 и 14-ю), «О таинственном богословии» (см. у св. И. Д. гл. 4), «О небесной иерархии» (см. у св. И. Д. гл. 11), тем более что раскрывавмые в них предметы имеют близкое отношение к вопросам, какие выяснял он в первой части своего творения.
3) Св. Григория Нисского. Такие или иные заимствования делаются св. Иоанном Дамаскином из «Катихизиса» св. Григория, имевшего целью дать «наставление, как надобно действовать при обращении язычников и иудеев и как — при опровержении еретиков»1 (см. у св. И. Д. гл. 5, 6 и 7); из творений св. Григория: «Против Евномия», где «с изумительной зоркостью» опровергаются ложные взгляды последнего на Сына Божия, Св. Духа2 (см. у св. И. Д. гл. 8); из «Послания к Авлавию» «о том, что не три бога»3 (см. у св. И. Д. гл. 8 и 10) и проч.
4) Св. Кирилла Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется творением св. Кирилла «О Св. Троице», известным под именем «Сокровища», где поражается «нечестие Ария и Евномия»4 (см. у св. И. Д. гл. 4, 7, 8 и 12).
5) Св. Афанасия Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Словами против ариан», «составляющими первый опыт полного рассмотрения тех оснований, на которых ариане построили свое новое учение о Сыне Божием»5 (см. у св. И. Д. гл. 8 и 12); сочинением «О воплощении Слова»6 (см. у св. И. Д. гл. 3); словами «Против язычников», говорящими об «идолослужении, о пути к верному познанию Бога, о необходимости воплощения Бога Слова, спасительных действиях крестной смерти»7 (см. у св. И. Д. гл. 3).
6) Св. Василия Великого. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Книгами против Евномия», раскрывавшими истинное учение о Боге-Отце, Сыне и Св. Духе в противовес ложному учению Евномия и его единомышленников. Преосвящ. Филарет число этих книг ограничивает тремя8, считая четвертую и пятую книги
---
1 Филар. «Историч. уч. об Отц. Ц.» т. И; стр. 198. — Ср. у нас выше: § 1 Предислов., 4.
2 Ibid, у Фил., с. 200. 198.
3 Богородский: «Уч. св. И. Д. об исхожд. Св. Духа»; СПб., 1879; с. 165.
4 Филар. т. III, СПб., 1859, с. 106.
5 Ibid. т. II, с. 52. 59.
6 Ibid. т. II, с. 60; ср. 59.
7 Ibid. т. II, с. 60.
8 Ibid. т. II, с. 134-135.
---
подложными; тем не менее св. Иоанн Дамаскин цитирует их — как принадлежащие св. Василию (см. у св. И. Д. гл. 8 и 13). Еще пользуется он «Книгой» св. Василия «О Св. Духе», написанной по просьбе св. Амфилохия «против Аэтия, поборником которого был и Евномий» 1 (см. у св. И. Д. гл. 7). Из множества писем, написанных св. Василием, св. Иоанн Дамаскин пользуется, например, 43-м (см. у него гл. 8 «Точного изложения православной веры»).
Наконец, 7) св. Максима Исповедника. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «замечательным письмом к Пресвитеру Марину о происхождении Св. Духа»2 (см. у св. И. Д. гл. 8), его «Диалогом против ариан» (см. у св. И. Д. гл. 8).
Во второй книге «Точного изложения православной веры» сказалось влияние следующих христианских писателей:
1) Немезия, еп. Эмезы в Сирии3. Его сочинение «О природе человека» оказало в рассматриваемой книге св. Иоанна Дамаскина весьма большое влияние на последнего. Многие главы этой, т. е. второй книги «Точного изложения православной веры» составлены, можно сказать, исключительно на основании указанного сочинения Немезия. Вообще см. у св. Иоанна Дамаскина главы: 3, 4, 7, 8, 11, 12, 13, 15, 16, 18, 19, 20, 24, 25, 26, 27, 28, 29.
2) Св. Григория Богослова. Опять имеем в виду его Слова и речи и именно: 34-ю (см. у св. И. Д. гл. 3), 35-ю (см. у св. И. Д. гл. 1), 38-ю (у св. И. Д. главы: 1, 2, 3, 11 и 12), 42-ю (у св. И. Д. гл. 1, 2, 11 и 12), 44-ю (у св. И. Д. гл. 1).
3) Св. Максима Исповедника. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Ответами на сомнительные места Писания»4 (у св. И. Д. гл. 11), Первым посланием к Марину5 (у св. И. Д. гл. 22), «Книжкой о душе и ее действиях»6 (у св. И. Д. гл. 12), «Диалогом с Пирром» 7 (у св. И. Д. гл. 22 и 23), а также и другими (см. у св. И. Д. гл 22 и 30).
4) Св. Василия Великого. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Беседами на шестоднев», настолько замечательными по своим достоинствам, что св. Григорий Назианзин о них «пишет: ко-
---
1 Филар. ibid. т. III, с. 141-142.
2 Ibid. т. III, с. 226.
3 См. «ProIogus» Lequien'H к «Точному изложению православной веры» (у Migne; torn. 94; p. 781-782).
4 Филар. Ill, с. 227.
5 Lequien разумеет первый из «двух томов догматов» к Марину или вышеупомянутое его письмо к Марину же. — Филар. III, с. 226.
6 Филар. III, с. 227.
7 Ibid. с. 224; прим. 2.
---
гда читаю шестоднев, приближаюсь к Творцу, познаю основания творения»1 (см. у св. И. Д. гл. 6, 7 и 9); беседами: «О рае» (см. у св. И. Д. гл. 10 и 11), «на Рождество Христово» (см. у св. И. Д. гл. 7).
5) Св. Григория Нисского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Катихизисом» (у св. И. Д. гл. 4), «сочинением о сотворении человека, чудным по возвышенности и глубине мыслей его»2 (у св. И. Д. гл. 6, 11, 19 и 30) и проч. (см. у св. И. Д. гл. 23).
6) Св. Иоанна Златоуста. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Беседами»: «На Евангелие Иоанна» (у св. И. Д. гл. 13), «На послание к Ефесянам» (см. у св. И. Д. гл. 30), «На послание к Евреям» (у св. И. Д. гл. 6)3.
7) Севериана, еп. Гавальского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Словами о творении мира» (у св. И. Д. гл. 7, 8 и 9) 4.
8) Св. Дионисия Ареопагита. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его творениями: вышеупомянутым «О небесной иерархии» (см. у св. И. Д. гл. 3) и «О церковной иерархии» (см. у него гл. 2).
9) Св. Мефодия, еп. Патарского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его сочинением «Против Оригена» (см. у св. И. Д. гл. 10 и 11) 5.
10) Св. Афанасия Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его творением «Против Аполлинария о воплощении Сына Божия» 6 (см. у св. И. Д. гл. 12).
11) Блаженного Феодорита, еп. Кирского. В числе его творений есть «Обзор еретических басней в пяти книгах». «23 главы пятой книги» содержат «изложение догматов»7, чем св. Иоанн Дамаскин и пользуется: см. гл. 3 кн. II «Точного изложения православной веры». Кроме того, св. Иоанн Дамаскин взял себе за образец и тот «порядок, какого держался блаж. Феодорит» в упомянутых его 23-х главах при изложении христианских догматов веры. Конечно, этот «порядок» не может быть назван «совершенным», и, конечно, св. Иоанн Дамаскин делает много и отступлений от него, но тем не менее общие свойства св. Иоанном заимствованы, что не подлежит никакому сомнению. Заимствовав в своем «Точном изложении православной веры» тот
---
1 Ibid. II, 147-148.
2 Филар. т. II, стр. 202.
3 Филар. т. II, ср. 276, 278, 279, 295.
4 Ibid. II, с. 6, прим. X.
5 Филар. I; 1859 г.; СПб.; §§ 74-76.
6 Ibid. II, 60.
7 Филар. III, 128.
---
«порядок», св. Иоанн Дамаскин не придерживался, однако, того же «метода», какой видим у блаж. Феодорита. Блаженный Феодорит обыкновенно ограничивался указаниями на Священное Писание, руководствуясь которым он затем «усилиями собственного ума слагал против еретиков различные роды доказательств». Св. Иоанн Дамаскин, постоянно пользуясь Св. Писанием, постоянно же имел в виду у себя и «собранные» им «воедино мнения св. отцов», «неисчерпаемый источник священного предания» и проч., излагая все это «ясно, кратко» и проч.'
12) Св. Анастасия Синаита. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Путеводителем», «составляющим в целом род руководства для состязаний с монофизитами» и являющимся в святоотеческой литературе одним из «лучших сочинений, писанных против евтихианства» 2 (см. у св. И. Д. гл. 23).
13) Св. Иустина мученика. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Вопросами (с ответами) Еллинам, говорящими о манихеях» (см. у св. И. Д. гл. 6). Впрочем, ученые исследователи, например преосвящ. Филарет черниговский, относят это сочинение к числу «явно подложных» творений св. Иустина3.
14) Климента Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется, по всей вероятности, его «Строматами»4 (см. у св. И. Д. гл. 23).
Наконец, 15) автора так называемых «Вопросов к Антиоху» — сочинения, «представляющего компиляцию из более древних источников, частью из творений св. Афанасия, и сделанную различными, совершенно неизвестными нам руками»5 (см. у св. И. Д. гл. 4).
В Третьей книге «Точного изложения православной веры» заметна зависимость св. Иоанна Дамаскина от:
1) Св. Григория Богослова. Снова имеем в виду его «Слова и речи» и именно: 1-ю (см. у св. И. Д. 6-ю главу), 4-ю (у св. И. Д. гл. 16), 5-ю (у св. И. Д. гл. 3), 12-ю (у св. И. Д. гл. 1), 20-ю (у св. И. Д. гл. 22), 24-ю (у св. И. Д. гл. 21), 35-ю (у св. И. Д. гл. 4 и 17), 36-ю (у св. И. Д. гл. 14, 21, 22, 24 и 25), 38-ю (у св. И. Д. гл. 1, 2 и 6), 39-ю (у св. И. Д. гл. 10 и 17), 42-ю (см. у св. И. Д. гл. 2, 10, 17, 24 и 27), 51-ю (см. у св. И. Д. гл. 6 и 7). Кроме того, св. Иоанн Дамаскин также пользовался «Посланиями» св. Григория «к Кледонию», «обличающими своевольное нововведение Апол-
---
1 См. у Migne Prolog. Leqinen'n к «Точному изложению православной веры» (t. 95; р. 781-782).— См. у Langen'a S. 62.
2 Филар. III, 234-235.
3 Ibid. I, 73.
4 См. наше Предисловие, § 1. Lequ.: «Сіет. Alex. ар. Мах.».
5 См. наш перевод «Трех слов св. Иоанна Дамаскина против порицающих св. иконы» (СПб., 1893); с. XII предисловия.
---
линария»1 (см. у св. И. Д. гл. 6, 12, 16 и 18), его «Стихами против Аполлинария»2 (у св. И. Д. гл. 18).
2) Св. Григория Нисского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется:
а) упомянутым выше его «Катихизисом» (см. у св. И. Д. гл. 1),
б) «Антирретиком против Аполлинария», представляющим собой «самый внимательный и умный разбор учения Аполлинариева»3 (см. у св. И. Д. гл. 14 и 15), в) «Речью о природе и ипостаей» (см. у св. И. Д. гл. 24).
3) Св. Василия Великого. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) упомянутой выше его «Книгой о Св. Духе» (см. у св. И. Д. гл. 5), б) также выше упомянутой его «Беседой на Рождество Христово» (см. у св. И. Д. гл. 2), в) упомянутым выше4 его 43-м письмом (см. у св. И. Д. гл. 5 и 15), г) «Беседой на 44-й псалом»5 (см. у св. И. Д. гл. 14), д) «толкованием» его «на 7-ю гл. кн. прор. Исайи» 6 (см. у св. И. Д. гл. 14).
4) Св. Кирилла Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) упомянутым выше его «Сокровищем» (у св. И. Д. гл. 15), б) его «Книгами против Нестория» — «самым обширным из полемических сочинений св. Кирилла»7 (у св. И. Д. 12 гл.), в) «Апологетикой против Феодорита»8 (у св. И. Д. см. гл. 2, 8 и 11), г) «Толкованием на Еванг. Иоанна»9 (см. у св. И. Д. гл. 6 и 15), письмами к Евлогию и к Сукцессу10 (у св. И. Д. см. 7 гл.), к монахам (см. у св. И. Д. гл. 2 и 12).
5) Св. Максима Исповедника. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его а) «Диалогом с Пирром», о котором мы уже выше упоминали (см. у св. И. Д. гл. 14, 15, 18, 19 и 23), б) упомянутыми выше «двумя томами догматов к Марину в Кипр» יי (у св. И. Д. гл. 19 и 25), в) творением «о двух волях во Христе» «к тому же Марину» (у св. И. Д. гл. 15 и 17), г) Посланием к Кубикулярию Иоанну — «О любви и о печали в Бозе» 12 (у св. И. Д. гл. 3), д) «Посланием к Никандру» 13 (у св. И. Д. гл. 17).
6) Св. Афанасия Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его творением: «О спасительном пришествии Хри-
---
1 Филар. II, 186.
2 Ibid. II, 174.
3 Филар. II, 201.
4 Ibid. 32.
5 Филар. II, 148, прим. 48.
6 Ibid. стр. 148-149.
7 Филар. III, 106, 96.
8 Ibid. Ill, 106. 97-89, 100.
9 Ibid. 104.
10 Ibid. 102, прим. 50, с. 108. יי Филар. Ill, 226.
12 Ibid. 225.
13 Ibid. 226, прим. 15.
---
ста (против Аполлинария» (у св. И. Д. гл. 1, 6, 23 и 26), б) «Письмами к Серапиону, доказывающими божество Духа Св.» 1 (у св. И. Д. гл. 16) и проч. (см. у св. И. Д. гл. 18).
7) Св. Иоанна Златоуста. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Беседами»: 1) упомянутой выше «на Евангелие Иоанна» (у св. Иоанна Дамаскина см. гл. 24), 2) «на Евангелие Матфея»2 (у св. И. Д. см. гл. 24), 3) «на кн. Деяний Апостольских»3 (у св. И. Д. см. гл. 15), 4) «на св. Фому» (у св. И. Д. гл. 15) и проч. (у св. И. Д. гл. 18).
8) Блаж. Леонтия Иерусалимского (по родине византийского). Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) его «Книгой о сектах»4 (у св. И. Д. гл. 7, 9, 11 и 28), б) «Тремя книгами против Несториан и Евтихиан»5 (у св. И. Д. гл. 3 и 28), в) «30-ю главами против Севера» («Против монофизитов» 6) (у св. И. Д. гл. 3), г) «Решением силлогизмов Севера» 7 (у св. И. Д. гл. 5).
9) Св. папы Льва. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Письмами» 8 (у св. И. Д. гл. 3, 14, 15 и 19).
10) Св. Дионисия Ареопагита. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) вышеупомянутым его творением (или, по крайней мере, приписываемым ему) «Об именах Божиих» (см. у св. И. Д. гл. 6, 11 и 15) и б) приписываемым ему письмом к Каю (4-м из 10-и его писем к разным лицам9 (см. у св. И. Д. гл. 15 и 19).
11) Св. Анастасия Синаита. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Путеводителем», о котором мы уже упоминали выше (см. у св. И. Д. гл. 3, 14 и 28).
12) Св. Прокла Константинопольского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется («вторым») его «посланием к армянам о вере», где «изображается воплощение Бога Слова» 10 (см. у св. И. Д. гл. 2 иЗ).
13) Св. Софрония Иерусалимского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Соборным посланием» (против «монофелитства»11 (у св. И. Д. гл. 18).
14) Св Евлогия Александрийского12. Св. Иоанн Дамаскин
---
1 Филар. II, 59.
2 Филар. II, 329, 277.
3 Ibid. 330, 275. 4Ibid. 111,211-212.
5 Ibid. 212.
6 Ibid. 213.
7 Ibid.
8 Ibid. 134-136.
9 См. Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона: «Дионисий Ареопагит».
10 Филар. III, 88, прим. 14; с. 90.
11 Ibid. 217-218.
12 Ibid. 192-196.
---
пользуется его мыслями против монофизитов (см. у св. И. Д. гл. 3) 1.
15) Св. Анастасия Антиохийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется им по вопросу о действованиях в Господе нашем Иисусе Христе (гл. 15) 2.
16) Феликса III־го и иных епископов, писавших «к Петру Фуллону» (см. у св. И. Д. гл. 10).
17) Агафона («папы») (см. его «epist. syn. in VI syn., act. 4»3 (см. у св. И. Д. гл. 14).
Наконец, 18) св. Иоанн Дамаскин имеет в виду и различные вселенские Соборы и их постановления: например, «изложение веры Никейскими отцами» (у св. И. Д. гл. 7), «собор Ефесский» (т. е. «3-й вселенский») (у св. И. Д. гл. 7), «собор Халкидонийский» (т. е. «4-й вселенский») (у св. И. Д. гл. 10), «3-й Константинопольский» («6-й вселенский»)4 (у св. И. Д. гл. 14, 15 и 18).
В последней — четвертой — книге «Точного изложения православной веры» заметно влияние на св. Иоанна Дамаскина, идущее со стороны:
1) Св. Григория Богослова. Опять имеем в виду его «Слова и речи» и в частности: 36-ю (у св. И. Д. гл. 6 и 18), 39-ю (у св. И. Д. гл. 4, 9 и 18), 40-ю (у св. И. Д. гл. 25), 42-ю (у св. И. Д. гл. 13 и 23), 44-ю (у св. И. Д. гл. 9 и 23), 47-ю (у св. И. Д. гл. 26), 48-ю (у св. И. Д. гл. 9) и др.
2) Св. Афанасия Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) его «Письмами к Серапиону», о которых выше мы уже говорили (у св. И. Д. см. гл. 9), б) обширным «Изложением веры»5 (у св. И. Д. гл. 8), в) книгой «О воплощении Слова», о которой мы уже упоминали (у св. И. Д. гл. 4), г) книгой «Против Аполлинария», о которой также уже была речь (у св. И. Д. гл. 3), д) «Письмом к Адельфию» (о том, «что Слову Божию в лице Иисуса Христа должно воздавать божеское поклонение» 6 (у св. И. Д. гл. 3), е) «Словами против язычников» (о воплощении, спасительных действиях крестной смерти), о которых говорено выше (у св. И. Д. гл. 20); ж) «Беседой об обрезании и Субботе» (у св. И. Д. гл. 23 и 25).
3) Св. Василия Великого. Св. Иоанн Дамаскин пользуется
---
1 У Lequ. общая цитата: «Eulog. ар. Мах.» (не указыв. сочинения св. Евлогия).
2 У Lequ. общая цитата: «Anast. Antioch.» (не указыв. сочинения св. Анастасия).
3 В таком виде цитата стоит у Lequien'n.
4 См. у Робертсона в указанном его сочинении.
5 Филар. II, 59.
6 Филар. II, 59, прим. 44.
---
а) его «Книгой о Святом Духе», о которой у нас уже была речь 1 (у св. И. Д. см. гл. 2, 12, 13 и 16), б) беседой «О крещении» (о том, чтобы «не откладывать крещения», и о «силе» его) 2 (у св. И. Д. гл. 9), в) «Беседой на Псалом 115-й3 (у св. И. Д. гл. 11), г) «Толкованием на XI гл. пророка Исайи»4 (у св. И. Д. гл. И), д) «беседой о том, что Бог не есть виновник зла»5 (у св. И. Д. гл. 19), е) «Похвальным словом 40 мученикам»5 (см. у св. И. Д. 15 и 16 гл.).
4) Св. Иоанна Златоуста. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) упомянутыми выше беседами его: «на Евангелие Матфея» (у св. И. Д. гл. 9 и 13), «на Евангелие Иоанна» (у св. И. Д. см. гл. 13), «на послание к Ефесянам» (у св. И. Д. гл. 13), б) «Беседой на послание к Римлянам»7 (у св. И. Д. гл. 18), в) «на второе послание к Солунянам»8 (у св. И. Д. гл. 26) и др.; г) «на книгу Бытия»9 (у св. И. Д. см. гл. 25), д) рассуждением о том, «какого зла Бог — виновник» (у св. И. Д. гл. 19) и др. (см. у св. И. Д. гл. 9, 18).
5) Св. Григория Нисского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется:
а) упомянутыми выше его творениями: «Катихизисом» (у св. И. Д. гл. 13), «Книгами против Евномия» (у св. И. Д. гл. 8), «О сотворении человека» (у св. И. Д. гл. 24), б) «О душе и воскресении» 10 (у св. И. Д. гл. 27), в) «Словом на Рождество Господне» (у св. И. Д. гл. 14).
6) Св. Кирилла Александрийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) упомянутыми выше его творениями: «Сокровищем» (у св. И. Д. гл. 18), «толкованием на Евангелие Иоанна» (у св. И. Д. гл. 4), б) его «письмами» к «императору Феодосию и царицам» (у св. И. Д. гл. 6), к «Акакию, еп. Митиленскому (апологетическим) 11 (у св. И. Д. гл. 18).
7) Св. Епифания Кипрского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его: а) «Анкоратом — якорем, нужным для того, чтобы верующие не влаялись всяким ветром учения» — сочинением довольно разнообразного содержания12 (см. у св. И. Д. гл. 3 и 27),
б) «Панарием, содержащим историю и опровержение ересей (20-ти дохристианских и 80-ти христианских)» 13 (у св. И. Д. гл.
---
1 Ibid. XLIII. XLVIII.
2 Филар. II, 146.
3 Ibid. 148, прим. 48.
4 Ibid. 148-149.
5 Ibid. 146.
6 Ibid. 134; прим. 23.
7 Филар. II, 329.
8 Ibid. 295.
9 Ibid. 326.
10 Филар. II, 203.
11 Филар. Ill, 102.
12 Филар. II, 252.
13 Ibid. 252-253.
---
23 и 27), в) «Книгой о весах и мерах» (библейских), трактующей и о других предметах: «о греч. переводах В. 3., о канонических книгах В. 3.» (у св. И. Д. гл. 17).
8) Св. Мефодия, еп. Патарского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется: а) упомянутым выше творением его «Против Оригена» (у св. И. Д. гл. 27), б) сочинением «О воскресении»1 (у св. И. Д. гл. 9).
9) Св. Кирилла Иерусалимского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Катихизическими поучениями»2 (у св. И. Д. см. гл. И, 13, 17, 26).
10) Св. Астерия Амасийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Беседой на святых мучеников, защищающей почтение к святым Божиим и к святым останкам их против язычников и евномиан»3 (у св. И. Д. см. гл. 15).
11) Св. Иринея Лионского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Сочинением против ересей (или — обличением и опровержением лжеименного знания) — обширным и весьма важным» 4 (у св. И. Д. см. гл. 26).
12) Св. Евстафия Антиохийского. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Воспоминанием о шестодневе» (см. у св. И. Д. гл. 14). Преосвящ. Филарет, впрочем, говорит, что это творение, «по всей вероятности, не принадлежит» св. Евстафию Антиохийскому ввиду того, что «дух его не близок к духу св. Евстафия, и что многое в нем взято из шестоднева св. Василия и кое-что из Евсевиевой хроники» 5.
13) Св. Дионисия Ареопагита. Св. Иоанн Дамаскин опять пользуется приписываемым св. Дионисию творением «Об именах Божиих» (у св. И. Д. гл. 13).
14) Евагрия — «схоластика, антиохийского церковного историка»6. Св. Иоанн Дамаскин пользуется его «Lib. Histor.»7 (см. у св. И. Д. гл. 16).
15) Афанасия Младшего или Малого. Св. Иоанн Дамаскин пользуется так называемыми «Quaest. ad Antiochum» (см. у св. И. Д. гл. 2, 9 и 11). О них мы уже имели случай говорить выше. Автор их неизвестен, и если даже предположить существование какого-либо Афанасия Младшего, который мог принять известное участие в их составлении, то время его жизни, ввиду содержания «Вопросов», следует отнести к VII веку»8.
---
1 Филар. I, 173.
2 Филар. II, 93.
3 Ibid. 347-348.
4 Филар. I, 96-99.
5 Ibid. II, 29.
6 Филар. III, 10; примечание «пп».
7 В таком виде цитата стоит у Lequien'H.
8 Филар. II, 66-67.
---
Наконец, 16) св. Иоанн Дамаскин имеет в виду у себя а) «Литургию Иакова» (у св. И. Д. гл. 13), б) постановления «Трулльского (так называемого пято-шестого) собора»1 (у св. И. Д. гл. 13)2 и проч.
Не упоминая уже о других христианских писателях, которыми Иоанн Дамаскин также в известной степени пользовался, например, Космой, индийским мореплавателем3 (по вопросу «о миротворении» 4), «особенно» св. Ипполитом5 (по вопросу «об Антихристе»6), Диодором Тарсийским7 (в вопросе о «космологическом доказательстве бытия Божия», исходящем «от изме-
---
1 См. указ. выше соч. Робертсона: т. I, с. 576.
2 Время жизни указанных в § 4 христианских писателей может быть отмечено таким образом: Агафоп папа «80-й: 678-682 г.» (см. у Брокгауза и Ефрона Энциклопед. Словарь); Анастасий 11 Аптиох., «патр. с 561 г.», «ум. в 599 г.» (Филар. III? 169-170); Анастасий Сипаит «ум. в 686 г.» (III, 233); Астерий Амасийский «ум., ве* роятно, в 404 г.» (II 344); Афанасий Алекс, «ум. в 373 г.» (II, 52); Афанасий Малый жил «в VII в.» (И, 66); Василий Великий род. «в конце 330 г., ум. в 379 г.» (II, 128, 132); Григорий Богослов род. «не позже и не раньше 326 г., ум. в 389 г.» (II, 158, 159, 167); Григорий Нисский род. «не прежде 329 г., ум., вероятно, вскоре после 394 г.» (II, 128, 197); Дионисий Ареопагит. Мнения о нем различны (см. у еп. Сергия т. II Агиологии, ч. II, 317). Происхождение усвояемых ему сочинений «ученые критики» относят «к концу IV или началу V в.» и приписывают их «христианскому платонику» (см. у Брокгауза и Ефрона); Евагрий схоласт.: «537-594 г.» (см. у Брокгауза и Ефрона); Евлогий Александр, «ум. в 607 г.» (III, 193 у Филар.); Евстафий Антиохийск. «ум. около 345 г.» (II, 25); Епифапий Кипрский «ум. в 403 г.». (II, 250. — См. у еп. Сергия «Апологию»: т. II, ч. I. 123; ч. II, 133); Ириней Лионский «ум. в 202 г.» (Филар. I, 95); Иоанн Златоуст «род. в 407 г.» (II, 304); Щетин мученик «род. ок. 105 г., ум. в 166 г.» (I, 62, 66); Кирилл Александр., «архиеп. с 412 г.; ум. в 444 г.» (III, 92, 103); Кирилл Иерус, «архиеи. с 350 г., ум. в 386 г.» (II, 90, 93. — Ср. наше Предисловие: § 1); Юіимент Александр, «ум., вероятно, в 217 г.» (I, 198. — Ср. наше Предисловие, § 1); Лев Великий «ум. в 461 г.» (III, 133); Леонтий Визаит. «ум. не позже 624 г.» (III, 211); Максим Исповедник «ум. в 662 г.» (Филар. III, 224); Мефодий Патарский «ум. в 312 г.» (Серг. т. II, ч. I, 164; ч. II, 172); Немезий Эмесский, современник св. Григория Богослова (II, 5); Прокл Конст. «ум. в 446 г.» (Филар. III, 88); Севериан Гавал. «ум. в 415 г.» (II, 6); Софроний Иерус, «патр. с 634 г., ум. в 641 г.» (III, 216-217); Феликс III: «483492 г. еп. Рим.» (Роберте. I, 1066); Феодорит «род. в 387 г., ум. в 457 г.» (Ill, 116. 122. 123 у Филарета).
3 Филар. III. 9: «в 546 г. сочинял христ. топографию и толкование на Евангелие Луки и Псалмы».
4 См. у Langen'a: S. 111.
5 Приблизительно в половине III века «был епископом пристани близ Рима» (Филар. I, 105, 106).
6 Langen: S. 129.
7 Филар. И, 4; примечание т: «Был епископ, с 379 года».
---
няемости мира вообще» 1), и сказав, что на нем особенно отразилось влияние: свв. Григория Назианзина, Афанасия Александрийского, Василия Великого, Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, немного менее: св. Иоанна Златоуста, св. Кирилла Александрийского, св. Максима Исповедника, Немезия, блаж. Феодорита (особенно имеем в виду план его изложения догматов) и др., мы делаем заключение, соглашаясь с другими исследователями (Lequien'eM, Langen'oM, архиеп. Филаретом и проч.2), что «Точное изложение православной веры» не есть в собственном смысле «оригинальное произведение» св. Иоанна Дамаскина, «но — свод того, что было уже сказано отцами» с присовокуплением «немногих добавлений», принадлежащих ему лично3. При этом должно заметить, что, с большой любовью пользуясь восточными христианскими писателями и мало — западными, он оставляет без внимания указанные нами в § 1 труды по систематизации христианского веро- и нравоучения, принадлежащие Геннадию Массалийскому, Фульгенцию Руспенскому, Юнилию Африканскому, Исидору Севильскому, Леонтию Кипрскому. Делает это он и потому, что некоторые из таких трудов могли быть неизвестны ему, или потому, что в пользовании ими он не видел никакой надобности, имея пред собой неизмеримо лучшие творения св. Григория Богослова, св. Афанасия Великого, св. Василия Великого. Некоторыми из таких трудов он мог пользоваться и посредствующим путем: например, пользуясь толкованиями св. Василия Великого на Свящ. Писание, написанными, как известно4, под влиянием толкований Оригена, св. Иоанн Дамаскин ео ipso пользуется и последним; или, пользуясь планом изложения христианских догматов, какого держался блаж. Феодорит, несомненно имевший в виду Оригеново сочинение «О началах», св. Иоанн Дамаскин ео ipso пользуется и последним.
Справедливо св. Иоанн Дамаскин уподобляется пчеле, заботливо и тщательно собирающей «приятнейший мед» с «цветов мыслей», принадлежащих многочисленным христианским писателям5. Он поистине — «уста и толкователь всех богословов»6.
---
1 Langen: S. 107.
2 См. «Prolog.» Lequien'fl к «Точному излож. прав, веры» и др.; у Langen'a: S. 61; у архиеп. Филарета: III, 260, 258. См. об этом также, у Nirschl'fl (Lehrbuch d. Patrologie. Ill В. 1885. Mainz. S. 613616), у Alzog'a (Grandriss der Patrologie; 1888; S. 476-478).
3 Langen: S. 61.
4 Филар. II, 148. 149.
5 См., напр., Prolog. Lequien'n к «Точному изложению православной веры».
6 См. III-й наш эпиграф (на первой странице нашего перевода).
---
Некоторые ученые 1 говорят, что в отношении к св. Иоанну Дамаскину имеет смысл вопрос о зависимости его не только от одних христианских писателей и их христианских воззрений, но и от Платона и Аристотеля с их последователями.
С воззрениями Платона св. Иоанн Дамаскин мог познакомиться, например, на основании уроков обучавшего его Космы Калабрийца, который, по его словам, был знаком, между прочим, и с «философией» 2, равно как и на основании изучения творений св. Дионисия Ареопагита, который, «как известно», в некотором роде был «платоник»3. А что св. Иоанн Дамаскин «тщательно изучил Аристотелеву философию»4, это не подлежит никакому сомнению. Спрашивается: как отразилось на нем подобное знакомство? Весьма благотворно. Аристотель «образовал в нем мыслителя отчетливого, точного в своих понятиях и словах»; «изучение Аристотелевой физики раскрыло в нем способность к наблюдениям» и т. д. 5, могло обогатить его некоторыми сведениями о «вселенной», «о человеческой душе»6. Платон мог изумить его некоторыми мыслями о Божестве, добытыми исключительно одним только естественным умом, и т. д. Известно, что «изучение Платоновой философии пробуждало» великие «мысли в душе Богослова Григория, Великого Василия и брата его, Нисского Пастыря»7 Однако на св. Иоанна Дамаскина Платонова философия такого влияния не оказала: «у него мало высоких и глубоких мыслей, принадлежащих собственно ему самому; диалектика Аристотелева, слишком много заняв его собой, помешала свободно раскрываться в душе его стремлению к высоким созерцаниям» 3 В частности, в «Точном изложении православной веры» такого или иного влияния знакомства св. Иоанна Дамаскина с Платоном, Аристотелем и другими языческими писателями не заметить невозможно: см. у св. И. Д. гл. 13-ю 1-й книги и ср. «Aristotel. lib. IV Physic, с. 4»9; у св. И. Д. 1-ю гл. 2-й кн. и ср. «Aristot. lib. I De соеіо»10; у св. И. Д. 6-ю гл. 2-й кн. и ср. «Plato in Тіт.» п; у св. И. Д. гл. 4-ю
---
1 См. об этом, напр., у Lequien'a: § 5, S. 104 и след.
2 Филар. III, 253-254.
3 Langen: S. 104.
4 Филар. III, 258.
5 Филар. III, 258.
6 Ibidem сравн.
7 Ibid.
8 Ibid.
9 Так цитирует Lequien.
10 Так цитирует Lequien.
11 То же.
---
2-й кн. и ср. «ІатЫ. De myst. sect. 4, с. И» 1; у св. И. Д. гл. 7-ю 2-й кн. и ср. «РогрЬ. De antro Nymph.»2; у св. И. Д. гл. 9-ю 2-й кн. и ср. «Strab. lib. II»3. Но из фактов существования такого знакомства делать какие-либо выводы, набрасывающие слабую тень на православный образ мыслей св. отца, безусловно, нельзя: он пользовался или такими мыслями названных нехристианских писателей, которые к богословию отношения не имели, или приемами их, с помощию каких удобнее можно было ему раскрывать и обосновывать свои чисто христианские воззрения. Не говорим уже о том, что иногда положения языческих писателей приводились им только для их опровержения. Словом, специально богословский, специально христианский «материал» св. Иоанн Дамаскин брал не у языческих философов, а исключительно в Св. Писании и у Св. отцов. Влияние же Платона и Аристотеля могло быть и было только «формальное».
§5
Нами кратко намечено содержание «Точного изложения православной веры», указаны «главные» источники, которыми св. Иоанн Дамаскин в данном случае пользовался. Если сравнить это творение со всеми предшествовавшими ему, то нельзя не поставить его «далеко выше всех» их; оно поистине «составляет собой эпоху в истории догматической науки», так как оно — «не опыт только более или менее полного и совокупного изложения догматов, а в строгом смысле догматическая наука или система, которая носит ясные признаки одного стройного целого и отличается научным методом и другими свойствами, характеризующими науку»4. Конечно, в этом догматическом творении ученые исследователи усматривают некоторые недостатки, главнейшие из которых — следующие: хотя «план» его —
---
1 То же.
2 То же.
3 То же. Ср. у Lequien'a (S. Ill), указывающего еще на Птоломея, как влиявшего на св. И. Д. в раскрытии вопросов, относящихся к мирозданию. Аристотель жил в «384-322 гг.»; Платон — в «427347 гг.»; Порфирий (неоплатоник), ученик «основателя неоплатонизма» — Плотина, жившего в «204-269» гг. по P. X.; Ямвлих — «ученик Порфирия»; Страбон «род. около 63 г. до Р. X.», «был знаменитый греч. географ». Птоломей — «географ, астроном и математик жил в первой половине II века по P. X. в Александрии». См. «Историю древней философии» Виндельбанда (СПб., 1893): с. 193, 145, 148, 306, 307, 314. — «Conversations — Lexicon» Brockhaus'a (1886 Jahr.).
4 Сильвестр. «Опыт православного догматического богословия» т. I; § 18 (Киев, 1884; 2-е изд.).
---
вполне «естественный», но все-таки следовало бы изменить его в том, например, отношении, чтобы отнесенное к содержанию четвертой книги «о деле искупления, совершенном» Иисусом Христом «для нашего спасения», «об Его прославленном состоянии, о воскресении Его, вознесении, седении одесную Отца», приурочить к содержанию «третьей книги», «вследствие внутреннего и нераздельного единства» предметов той и другой; хотя содержание его обнимает вообще «всю область» «христианского вероучения», однако, все-таки недостает ему совершенной полноты: «некоторые» догматы или мало раскрыты, или оставлены без всякого раскрытия, особенно — «о благодати, оправдании и таинствах», из которых у него речь идет только об «евхаристии и крещении»; у него «не замечается совершенно строгого разграничения догматов как истин веры от других истин не догматических», вследствие чего наряду с чисто догматическими истинами раскрываются и вопросы, относящиеся «к области нравственной, естествознания и психологии, но к догматике не имеющие прямого и непосредственного отношения и проч.» (например, «опровержение дуализма у него отделяется от учения о Боге»). Однако эти «недостатки» не говорят ничего против св. отца: во-первых, он «писал не для школы», почему на стороны, подобные отмеченным нами непосредственно выше, естественно не был вынужден обращать свое внимание; во-вторых, «метод», «план» его творения должны быть оцениваемы с точки зрения условий не нашего времени, а того, когда св. Иоанн Дамаскин жил: рассматриваемые с этой последней, они, «вполне отвечая существу» дела, «удовлетворяют всем научным требованиям системы, насколько требования были высоки по своему времени». Поэтому еще раз повторяем, что рассматриваемое творение св. Иоанна Дамаскина представляет собой замечательнейшее явление в истории догматической науки.
Качества, которые ему несомненно присущи: «проникновение» св. отца «в мысли каждого догмата», стремление «обосновать» последний «на Свящ. Писании, осветить обильным светом церковного предания, не пренебрежение никакими данными современной» ему «науки» в целях «приближения» догматической истины «к человеческому разуму», а «особенно — строгая верность догматической системы Дамаскина духу древней вселенской Церкви» — вполне объясняют собой то отношение, в каком к нему стояло и стоит последующее время до настоящего включительно.
В частности, «догматика Дамаскина — опыт гармонического сочетания интересов веры с требованиями науки — явилась высоким образцом для догматистов» последующего времени. Этим последним оставалось только подражать ей и, со своей последним оставалось только подражать ей и, со своей стороны, лишь стараться избегать недостатков, которые (вроде указанных выше) в нее вошли. При таких условиях догматическая наука с течением времени развивалась бы и совершенствовалась бы все в большей и большей степени. На самом деле вышло далеко не так: пользование догматическим творением св. Иоанна Дамаскина, действительно, было обширное, но «достойных подражателей, которые своими трудами могли бы поддержать» часть этого величайшего творения и «продолжить» дело св. Иоанна Дамаскина, — «к сожалению, в течение многих веков не находилось не только на западе, но и на востоке — в Греции».
Что же касается в отдельности взятого пользования этим творением, то оно, как мы и сказали выше, было поистине изумительно. В период до разделения церквей (в XI в.) догматическое творение св. отца пользовалось всецелым к нему вниманием со стороны всех вообще христианских богословов, т. е. и западных, и восточных. В это время («в самом начале X в.») «оно было переведено» даже «на славянский язык».
После разделения церквей отношения между востоком и западом, как известно, обострились и были вообще недружелюбны. Тем не менее великое творение св. Иоанна Дамаскина еще долгое время продолжало возбуждать к себе великое уважение со стороны западных богословов. Так, известно, что в XII веке, «по поручению папы Евгения III (1144-1153)», оно «было переведено на латинский язык». В том же веке «Петр Ломбард (ум. в 1164 г.) сделал из него Сокращение». Веком позже знаменитейший из средневековых схоластических богословов — Фома Аквинат (1225-1274) «изложил его подробно». Но вообще-то «западные догматические изыскания истины, под влиянием нового схоластического направления, вступили на новый путь, который был неизвестен ни Дамаскину, ни его древнейшим предшественникам по занятию догматами веры, и по своей нетвердости и шаткости скорее приводил к недоумениям и заблуждениям, нежели оказывал существенную пользу».
Восточная же церковь всегда смотрела и смотрит на «Точное изложение православной веры» «как на благонадежнейший, классический учебник богословия, как на основу и норму всех позднейших греческих догматик». Но, как мы уже сказали выше, и здесь «в течение многих веков не находилось достойных подражателей» и продолжателей дела св. Иоанна Дамаскина. Впрочем, это обстоятельство объясняется, во-первых, тем, что в данное время «научные богословские силы должны были употребляться на разработку и решение разных частных догматических вопросов», вызывавшихся тогдашними условиями жизни, а во-вторых, тем (и это — больше всего в данном случае имеет значение), «что внешние обстоятельства Греции становились более и более неблагоприятными просвещению», пока, наконец, не ухудшились до самой крайней степени в половине XV века, когда (в 1453 г.) вся Греция вместе с ее столицей — Константинополем — подпала власти турок. Следовательно, если в Греции за все время до взятия Константинополя турками появилось лишь «три» только догматических «опыта: «Догматическое всеоружие православной веры» Евфимия Зигабена (XII в.), «Сокровище православной веры» Никиты Хониата (ум. в 1206 г.) и «Церковн. разгов. о единой вере Христовой против безбожников, язычников, иудеев и всех ересей» Симеона, архиеп. Солунского (XV в), то это не представляет собой ничего удивительного ввиду указанных выше условий жизни Греции. Не производя сами чего-либо подобного догматическому творению св. Иоанна Дамаскина, восточные богословы заботились об изучении его и возможно широком распространении, на что указывают, например, «списки» его, «непрерывно идущие через все века».
То великое уважение, каким пользовалось «Точное изложение православной веры» в сознании греческих богословов, перешло и в сознание богословов русских, которые всегда смотрели и смотрят на это творение как на единственное в своем роде. У нас явились и попытки «продолжить» и «поддержать» творение св. отца. Из них наиболее заслуживают упоминания: из XVII в. «Православное исследование католической и апостольской церкви восточной» Петра Могилы, а из XIX догматические труды архиеп. Антония, архиеп. Филарета (Черниговского), митр. Макария и еп. Сильвестра, более или менее известные всякому образованному нашему соотечественнику.
Но каковы бы ни были и когда бы ни появлялись догматические труды, они не только не затмят значение творения Иоанна Дамаскина, но и не сравняются с ним хотя бы по следующим только причинам: св. Иоанн Дамаскин жил в эпоху до разделения церквей, и, следовательно, его творение должно иметь всю силу и для западных богословов; «его мысли — мысли древней вселенской церкви, его слово — заключительное слово того, что прежде было высказано о вере всеми древними отцами и учителями Церкви»; его творение — «последнее заветное и напутственное слово от лица древней вселенской церкви всем дальнейшим догматистам, которые могли здесь находить для себя живой пример и урок тому, как и в каком духе нужно и им самим продолжать вести дело своего научного исследования и уяснения догматов, так чтобы соблюсти и благо веры и в то же время удовлетворить современным требованиям науки». Короче сказать: его догматическое творение (в связи с другими его сочинениями) — в некотором роде единственная почва, на которой могли бы примириться между собой восточные и западные богословы; это — некоторая мерка, которая весьма явно показала бы западным богословам всю неосновательность и гибельность уклонения их от голоса древней вселенской церкви в сторону чисто человеческих измышлений и толкований.
В заключение не можем не сказать, что эта «древне-церковная и древ неотеческая» догматика должна быть тщательно изучаема всяким христианином, желающим понять высокие христианские истины 1.
§6
Такое замечательнейшее творение, каково «Точное изложение православной веры» св. Иоанна Дамаскина, естественно, было издавна переводимо на различные языки г. Между прочим, было переведено оно и на славянский. Помимо отмеченного выше славянского перевода, относящегося к X веку, известны переводы Епифания Славеницкого (из XVII в.), Амвросия, архиеп. Московского (из XVIII в.) и другие, например, Андрея Курбского3. Были сделаны переводы этого творения и на русский язык, например, при «Московской Духовной Академии» (Москва, 1844), «при С.-Петербургской Духовной Академии» (см. «Христианское Чтение», начиная с 1839 г., ч. 1-й, 42-й стр.). Не касаясь достоинств и недостатков, присущих тому и другому, так как речь об этом во многих отношениях неудобна при данных условиях, тем более, что почтенное имя Духовной Академии в том и другом случаях должно ручаться за компетентность переводов, мы позволяем себе отметить лишь следующее: 1) Московский
---
1 Все места, начиная почти с начала § 5, которые впереди и позади себя имеют вносные знаки (« «), заимствованы: а) из указ. труда еписк. Сильвестра (§§ 16, 18 и 19; т. 1; изд. 2-е; Киев, 1884); о) из указ. труда Филарета Чернит. («Историч. уч. об Отц. Ц.» т. III, 261); в) из указ трудов Alzog'a (ср. S. 476-478) и Nirschl'H (S. 6130616). Ср. у Виндельбанда о врем, жизни П. Ломбарда (стр. 336) и Фомы Аквината (с. 365. Ср. учебник Макария по догматическому богословию (1888; Москва; с. 9)... Ср. у Langen'a: S. 6-14, 27 и след.
2 Langen: S. 11-27.
3 Филарет в «Обзоре русской духовной литературы» говорит, что слав, перевод X в. принадлежит Иоанну Экзарху Болгарскому (I; 1859; № 4), что перевод Епифания Славеницкого издан в 1656 г. (I; 1859; № 223), что перевод Амвросия издан в 1771 г. (II; 1861; ср. № 54), что перевод Курбского появился в XVI в. (I; 1859; № 141).
---
перевод, как об этом говорится и в Предисловии к нему, сделан на основании «Лекенева издания», на основании которого, должно думать, сделан и С.-Петербургский. Упомянутое издание творений св. Иоанна Дамаскина, носящее заглавие: Τοϋ εν άγίοις πατρός ήμων Ιωάννου τοϋ Δαμασκηνοί), μονάχου καΐ πρεσβυτέρου Ιεροσολύμων τά ευρισκόμενα πάντα. Opera et studio P. Michaelis Lequien (Tomi 1 et 2; Parisiis; M. DCCXII), действительно признается лучшим и признается единогласно1. Оно затем перепечатано в torn. 94-96 (ser. graec.) «Patroiogiae cursus completus» I. P. Migne. В частности, данное творение св. отца»: "Εκδοσις ακριβής της ορθοδόξου πίστεως (Точное изложение православной веры) в издании самого Lequien^ находится в 1-м томе: pag. 123-304; а у Migne в т. 94-м: pag. 781-1228 (1864 апп.). Всецело соглашаясь с тем, что рассматриваемое издание — лучшее из всех, бывших до него, мы тем не менее замечаем, что в него вкралось некоторое количество опечаток и даже некоторые пропуски целых выражений, а не только отдельных слов2. Все это, найдя место в издании самого Lequien'n, обыкновенно3 остается неприкосновенным и в перепечатке его, сделанной Migne'M. Поэтому переводчик, строго относящийся к своей задаче, должен, думается, постоянно иметь у себя под руками (для сравнений) и еще какое-либо издание творений св. Иоанна Дамаскина. По некоторым данным можно судить, что Московские и С.-Петербургские переводчики, кажется, ограничились только Lequien'eBCKHM изданием. Мы имели возможность пользоваться еще изданием (Базельским) Магсі Норрегі (от 1575 г.)4. Это издание, конечно, древнее и во многих отношениях уступает Lequien'eBCKOMy: оно не так строго проверено, как последнее; в нем часто не отделяются новые мысли «видимым образом»; в нем (по крайней мере, при тексте «Точного изложения православной веры») совершенно не нашли себе места не только святоотеческие, но и библейские цитаты, т. е. не указано, откуда св. отцом взято то или другое слово, выражение. Но, само по себе худшее Lequien'eBCKoro, издание Μ
---
1 Herzog (Real-Encyklopfldie fbr protestantische Theologie und Kirche; 1880 J. S. 40); Филарет (т. Ill «Ист. уч. об Отц. Ц.»; с. 197) и др. Ср. XXXVI стр. Предисловия к нашему переводу трех защитительных слов св. Иоанна Дамаскина против порицающих св. иконы; 1893.
2 См. указания таких случаев в первом Приложении к нашему переводу (в конце этой книги) «Точного изложения православной веры».
3 «Некоторые поправки» (незначительные) в нем иногда встречаются (ср. об этом также наше Предисловие к сделанному нами переводу «Трех защитительных слов», с. XXXVII.
4 Ср. также предисловие к нашему переводу «Трех защитительных слов...» св. Иоанна Дамаскина: с. XXXVII.
---
Норрегі приобретает большое значение в тех случаях, где Lequien'евское допускает очевидные промахи. При том и другом изданиях есть и латинские переводы, напечатанные параллельно с греческим текстом. Оба перевода неодинаковы и, как такие, нередко объясняют друг друга, для третьего лица служа даже своего рода комментариями к тексту данного творения св. отца. — Итак, мы прежде всего делали свой перевод по изданию Lequien'fl, именно по тексту этого издания, перепечатанному у Migne, причем в необходимых случаях исправляли и дополняли текст Lequien'я при помощи текста Норрег'овского. Помимо этого первого обстоятельства, в известном смысле побуждавшего нас сделать новый перевод данного творения св. Иоанна Дамаскина, 2) в данном случае имело значение еще и то, что Московского перевода, сделанного пятьдесят лет тому назад, найти в продаже невозможно, а перевод С.-Петербургского, насколько нам известно, едва ли и выходил когда-либо в продажу в виде отдельных из «Христианского Чтения» оттисков. Следовательно, для тех, кто не имел возможности достать ни первого, ни второго, —а достать их можно большей частью лишь в духовных библиотеках, — появление нового перевода было бы, думаем, желательно. При этом не говорим уже о некоторой, по крайней мере, устарелости и того и другого переводов, как сделанных слишком много лет тому назад, потому что все это, нисколько не говоря против их внутренних достоинств, понятно само собой и является обстоятельством неизбежным. Наконец, 3) имея в душе мысль предложить благосклонному вниманию благочестивых русских читателей все творения св. Иоанна Дамаскина в русском переводе, что с помощью Божией, мы, быть может, и сделаем, если только позволят немногие часы нашего досуга и другие не зависящие от нас лично обстоятельства,— мы начали перевод с тех творений, которые почему-либо более нуждаются в этом, чем другие. В прошлом (1893-м) году предложили перевод «Трех защитительных слов св. Иоанна Дамаскина против порицающих святые иконы или изображения». Теперь предлагаем перевод «Точного изложения православной веры».
Итак, да почиет на нашем труде благословение Божие!
Александр Бронзов. С.-Петербургская Духовная семинария.
31-го января 1894 года
Преподобнейшему и богопочтенному отцу Косьме, святейшему епископу Майюмы
Иоанн монах
Сознавая ограниченность своего разума и неискусство своего языка, я, о блаженные, не решался, подобно какому-нибудь гордецу и смельчаку, взяться за то, что превышает мои силы, и отважиться на невозможное, ибо я вижу опасность, угрожающую тем, кто дерзает на что-либо подобное. Если божественный этот Моисей, законодатель, отрешившийся от всякого человеческого зрелища, оставивший треволнения жизни, освободившийся от всяких вещественных проявлений, очистивший духовное зрение и через то сделавшийся способным созерцать Бога; если удостоившийся видеть человеколюбивое нисхождение к нам Бога Слова и Его сверхъестественное воплощение - в купине и невещественном огне, которым горел и пламенел терновник, но так, что, воспринимая блеск огня, не сожигался, не уничтожался им и не лишался свойственной ему природы; если тот, кто был первым посвящен в имя сущего — и подлинно сущего превыше всякой сущности, — получивший от Бога предстательство своих соплеменников, называл себя гугнивым и косноязычным (Исх. 1:10) и поэтому не могущим послужить божественной воле, объявить ее [всенародно] и стать посредником между Богом и человеком, то как же я, запятнанный всяким видом греха, носящий в самом себе многомятежную бурю помыслов, не очистив своего ума и рассудка, чтобы стать зеркалом Бога и Божественных явлений, не владеющий еловом, которое в достаточной степени могло бы выразить мои мысли, — как же я стану говорить о Божественном и неизреченном, превосходящем постижение всякой разумной твари? Размышляя об этом, я не решался [приступить] к слову и боялся порученного, чтобы, правду сказать, не подвергнуться двоякому осмеянию — за невежество, а вместе с тем, что всего тяжелее, за безумие, ибо вина невежества еще простительна, если она не от нерадения происходит. Но при невежестве воображать, что имеешь знание, это тяжелая вина, которая заслуживает порицания, недостойна никакого снисхождения и является признаком гораздо большего, чтобы не сказать, самого крайнего невежества. Но так как плод преслушания — смерть, тогда как смиренный и послушный подражатель Христов восходит на высоту и приобретает от Бога световодящую благодать и, отверзая уста, исполняется духа, очищает сердце, просветляет разум и получает слово в открытии уст своих (Еф. 6:19), не заботясь о том, что скажет, являясь органом говорящего через него Духа, - то, повинуясь Христу, Который священноначальствует в вашем лице, подчиняюсь повелению и открываю уста, надеясь, что силою ваших молитв они исполнятся духа и я изреку слова, которые будут не плодом моего разума, но плодом Духа, просвещающего слепцов, принимая то, что Он даст, и именно это излагая.
И прежде всего я предложу то, что есть самого лучшего у эллинских мудрецов, зная, что если есть что-либо благое у них, то оно даровано людям свыше от Бога. Ибо всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит от Отца светов (Иак. 1:17). Если же что противно истине, то это - темное изобретение сатанинского заблуждения и измышление злополучного разума, как сказал великий в богословии Григорий5. Посему, подражая образу пчелы, я воспользуюсь тем, что близко к истине, и от самих врагов получу плод - спасение; напротив, отвергну все, что негодно и заключает в себе лжеименное знание. Затем я изложу приверженные этому вздорные учения богоненавистных ересей, чтобы, познав ложь, мы крепче держались истины. После этого с помощью Бога и его благодати раскрою истину, губительницу заблуждения и прогонительницу лжи, изукрашенную и убранную, словно некоей золотой отделкой, словами богодухновенных пророков, богонаученных рыбарей и богоносных пастырей и учителей. Слава этой истины, изнутри сияя, просвещает своими лучами тех, кто подходит к ней с должным очищением, отрешившись от суетных помыслов. Своего же, как я сказал, я не скажу ничего, а, по возможности совокупив воедино добытое трудами наиболее надежных учителей, кратко изложу это, во всем следуя вашему повелению. Но я прошу вас, богочтимые, быть снисходительными ко мне, повинующемуся вашим предписаниям, и, принимая от меня послушание, воздать мне помощью ваших молитв.
I. О познании.
II. Какова цель [сочинения]?
III. О философии.
IV. О сущем, субстанции2 и акциденции3.
V. О звуке.
VI. О разделении.
VII. О предшествующем по природе.
VIII. Об определении.
IX. О роде.
X. О виде.
XI. Об индивидууме4.
XII. О различии.
XIII. Об акциденции.
XIV. О свойстве.
XV. О сказуемом.
XVI. О сказуемом синонимическом и омонимическом.
XVII. О подлежащем.
XVIII. О сказуемом, отвечающем на вопрос: что есть предмет и каков предмет?
XIX. Сходства и различия пяти названий.
XX. Сходство и различие между родом и различием.
XXI. Сходство и различие между родом и видом.
XXII. Сходство и различие между родом и свойством.
XXIII. Сходство и различие между родом и акциденцией.
XXIV. Сходство и различие между различием и видом.
XXV. Сходство и различие между различием и свойством.
XXVI. Сходство и различие между различием и акциденцией.
XXVII. Сходство и различие между видом и свойством. ХХѴШ. Сходство и различие между видом и акциденцией.
XXIX. Сходство и различие между свойством и неотделимой акциденцией.
XXX. Об ипостаси, воипостасном (έ־νυποστάτου) и безипостасном ((ΐνυποστάτου).
XXXI. О субстанции, природе и форме; об индивидууме, лице и ипостаси.
XXXII. Об омонимах.
XXXIII. О синонимах.
XXXIV. О полионимах.
XXXV. О различных (έτερων) и разноименных (έτερωνύμων) предметах.
XXXVI. О паронимах.
XXXVII. О десяти самых общих родах.
ХХХѴШ. Об однородном и принадлежащем к одному и тому же виду, о разнородном, о разновидном и различающемся числом.
XXXIX. О том, что находится в другом.
XL. Еще о субстанции.
XLI. О природе.
XLII. О форме.
XLIII. Об ипостаси.
XLIV. О лице.
XLV. О воипостасном.
XLVI. О безипостасном.
XLVII. Разделение сущего и субстанции.
XLVIII. О том, что такое свойство субстанции.
XLIX. Еще об однородном и принадлежащем к одному и тому же виду; о разнородном и разновидном; о единоипостасном и различающемся численно.
L. О количественном и количестве.
LI. О предметах относительных.
LII. О качественном и качестве.
LIII. О действии и страдании.
LIV. О положении.
LV. О месте.
LVI. О времени.
LVII. Об обладании.
LVIII. О противоположностях.
LIX. О принадлежности и лишении.
LX. О предыдущем и последующем.
LXI. О том, что вместе.
LXII. О движении.
LXIII. Об имении.
LXIV. О суждении, утверждении и отрицании. LXV. О термине, посылке и силлогизме. LXVI. Шесть определений философии. LXVII. Об ипостасном соединении. LXVIII. [Различные определения].
Гл. I. О познании. Нет ничего более ценного, чем познание, ибо познание есть свет разумной души. Наоборот, незнание есть тьма. Ибо как лишение света есть тьма, так и отсутствие познания есть помрачение разума. Неразумным существам свойственно незнание, разумным - познание. Поэтому, кто, будучи от природы способен к познанию и ведению (έπιστημονιχω), не имеет его, тот, хотя он от природы и разумен, тем не менее по нерадивости и слабости души бывает хуже неразумных. Под познанием же я подразумеваю истинное познание сущего. Если же знания относятся к сущему, то ложное познание, как познание не сущего, есть более незнание, чем знание, ибо ложь есть не что иное, как не сущее. И вот, поскольку мы живем не одной душой, но душа наша, как бы сокрытая завесой — плотью, имеет подобие ока - видящий и познающий ум, воспринимающий познание и ведение сущего, но это познание и ведение она имеет не от себя самой, а нуждается в обучающем, то приступим к неложному учителю -истине. Христос же есть ипостасная мудрость и истина, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2:3), Который есть Бога и Отца мудрость и сила (1 Кор. 1:24). Поэтому послушаем голоса Его, говорящего нам через Священные Писания, и научимся истинному познанию всего сущего. Приступая же, приблизимся прилежно и искренне, не замутняя страстями мысленное око нашей души. Ибо даже самым чистым и самым ясным оком кто-нибудь едва сможет всмотреться в истину. Итак, если свет, который в нас, т.е. ум наш, тьма, то какова же тьма (Мф. 6:23)? Итак, приступим всею душою и всем разумом6. Ибо как невозможно часто переводимым и перебегающим взором ясно созерцать видимое, но необходимо остановить пристальный взгляд на рассматриваемом предмете, так и мы, отрешившись от всякого волнения помысла, невещественно приступим к истине. А приступая и
достигнув врат, не ограничимся этим, но громко постучим, чтобы, когда нам откроются двери брачного покоя, увидеть заключенные в нем красоты. Итак, буква есть врата; находящийся же за вратами покой означает скрытую под ней красоту мыслей, т.е. Дух истины. Громко постучимся, т. е. прочтем раз, два, будем часто читать, и так углубляясь, найдем сокровище знания и насладимся богатством. Будем искать, исследовать, рассматривать, спрашивать. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят (Мф. 7:8). А также: вопроси отца твоего и возвесmum тебе, и старцы твоя в знании и рекут тебе (Втор. 32:7). Поэтому если мы будем любознательны, то будем и знать многое; ибо все достигается старанием и трудами, а также, прежде всего и после всего, благодатью дарующего Бога.
А так как апостол говорит: все испытывайте, хорошего держитесь (1 Фес. 5:21), будем исследовать также и учения внешних мудрецов. Может быть, и у них мы найдем что-либо пригодное и приобретем что-либо душеполезное; ибо всякий художник нуждается в некоторых орудиях для изготовления производимого. Подобает же и царице пользоваться услугами служанок. Поэтому возьмем учения, служащие истине, но отвергнем нечестие, поработившее их во зло, и не воспользуемся дурно хорошим, и не будем употреблять словесное искусство для обольщения простецов, но, хотя истина и не нуждается в разнообразных приемах, мы тем не менее воспользуемся ими для опровержения нечестных противников и лжеименного знания.
С этого мы и начнем, как с азов и с того, что приличествует имеющим еще нужду в молоке, призвав в помощники Христа, воипостасное Слово Божие, Которым подается всякое даяние доброе и всякий дар совершенный (Иак. 1:17). Задачей же читающих будет привести свой ум к блаженной цели, состоящей в том, чтобы через чувства взойти к Тому (προςτόν), Кто выше чувства и постижения, Кто есть Причина, Творец и Создатель всего. Ибо от красоты созданий своих сравнительно рододелатель их познавается (Прем. 13:5), и невидимое Его от создания мира через рассматриваиие творений видимы (Рим. 1:20). Поэтому мы достигаем желаемого, стремясь к познанию нетщеславным и смиренным умом. Ибо вы не можете веровать в Меня, сказал Христос, истина, — когда друг от друга принимаете славу (Ин. 5:44), А также: всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14:11).
Гл. II. Какова цель [сочинения]? Так как всякий, кто принимается за дело без определенной цели, как бы во тьме блуждает - ведь трудящийся без цели нищенствует во всем, — скажем вначале о поставленной для этой книги цели, чтобы излагаемое легче усвоялось. Итак, целью нашей будет начать с философии и вкратце по возможности поместить в этой книге разнообразные знания. Поэтому пусть она именуется «Источником знания». Итак, я ничего не буду говорить от себя, но в связном виде изложу то, о чем в различных местах сказано у божественных и мудрых мужей. И лучше прежде всего узнать в точности, что такое философия.
Гл. III. О философии. 1) Философия есть познание сущего как такового, т. е. познание природы сущего. И снова: 2) философия есть познание божественных и человеческих вещей, т. е. видимого и невидимого. 3) Философия, опять-таки, есть помышление о смерти произвольной и естественной. Ибо жизнь двойственна: естественная, которой мы живем, и произвольная, в силу которой мы со страстью держимся за настоящую жизнь. Двойственна и смерть: естественная, которая есть отделение души от тела, и произвольная, в которой мы, пренебрегая настоящей жизнью, стремимся к будущей. 4) Затем, философия есть уподобление Богу. Уподобляемся же мы Богу через мудрость, т. е. через истинное познание добра, а также через справедливость, которая каждому воздает свое и нелицеприятно судит; наконец, через святость, которая выше справедливости, т. е. через добро и благодеяния обидчикам. 5) Философия есть искусство искусств и наука наук. Ибо философия есть начало всякого искусства: благодаря ей изобретено всякое искусство и всякая наука. Искусство, по мнению некоторых, кое в чем погрешает; наука же не погрешает ни в чем; но только философия не погрешает [вообще]. По мнению других, ис־ кусство есть то, что исполняется при помощи рук. Наука же — всякое словесное искусство: грамматика, риторика и тому подобное. 6) Опять-таки, философия есть любовь к мудрости; Бог же есть истинная мудрость. Посему истинная философия есть любовь к Богу.
Философия разделяется на теоретическую и практическую. Теоретическая — на богословие, физиологию и математику, а практическая — на этику, экономику и политику. Теоретической философии свойственно украшать знание. Посему богословие есть рассмотрение бестелесного и невещественного: прежде всего Бога, поистине невещественного, а затем ангелов и души. Физиология есть познание материального и непосредственно нам доступного, то есть животных, растений, камней и т. п. Математика есть познание того, что само по себе бестелесно, но усматривается в теле, я имею в виду чисел и гармонии звуков и, кроме того, фигур и движения светил. При этом рассмотрение чисел составляет арифметику, рассмотрение звуков - музыку; рассмотрение фигур — геометрию; наконец, рассмотрение светил — астрономию. Все это находится посредине между телами и бестелесными вещами. Ведь число само по себе бестелесно, но усматривается и в теле - в зерне, например, или в вине, или в чем-либо подобном. Практическая философия занимается добродетелями; ибо она упорядочивает нравы и учит, как следует устроять свою жизнь. И если она предлагает законы одному человеку, то называется этикой; если же целому дому - экономикой; если же городам и странам — политикой.
Но некоторые пытались устранить философию, говоря, что ее нет, и никакого знания или постижения. Таким мы скажем: на каком основании вы говорите, что нет философии, нет знания или постижения, — познав и постигнув это или не познав и не постигнув? Так вот, если постигнув, то познание и постижение существуют; а если не познав, никто вам не поверит, так как вы рассуждаете о предмете, познания которого не достигли.
Итак, ввиду того, что есть философия и есть познание сущего, мы скажем о сущем. Следует же знать, что начнем мы с логической части философии, которая скорее есть орудие философии, чем ее часть, ибо та пользуется ею при всяком доказательстве. Итак, мы поговорим пока о простых словах, которые через простые понятия обозначают простые вещи, - ибо, объяснив вначале значение слов (λέξεων), тогда уже рассмотрим и относительно речей (λόγων).
Гл. IV. О сущем, субстанции и акциденции. Сущее (το оѵ) есть общее имя для всего существующего. Оно разделяется на субстанцию и акциденцию. Субстанция (ουσία) есть нечто главнейшее, так как она имеет существование в себе самой, а не в другом. Акциденция (συμβεβηκός) же есть то, что не может существовать в самом себе, а усматривается в субстанции. Субстанция есть подлежащее (ΰποκείμενον), как вещество. Акциденция же есть то, что усматривается в субстанции, как в подлежащем. Например, медь и воск суть субстанции, а фигура, форма, цвет - акциденции; и тело - субстанция, а его цвет - акциденция, и душа -субстанция, а знание — акциденция. Не тело находится в цвете, а цвет в теле, и не душа - в знании, но знание - в душе, и не медь и воск — в фигуре, но фигура — в воске и меди. Не говорят: тело цвета, но цвет тела; не душа знания, но знание души; не воск фигуры, но фигура воска. И цвет, и знание, и фигура изменяются, тело же, душа и воск остаются теми же самыми, так как субстанция не меняется. Кроме того, субстанция и вещество тела одно; цветов же много. Подобным же образом и со всем остальным: подлежащее есть субстанция; то же, что усматривается в подлежащем, т. е. в субстанции, есть акциденция.
Определяют же субстанцию таким образом: субстанция есть самосуществующая вещь, не нуждающаяся для своего существования в другой. Акциденция, напротив, есть то, что не может иметь бытие в самом себе, но имеет свое существование в другом. Таким образом, субстанцией будет Бог и всякое творение, хотя Бог есть пресущественная субстанция. Есть же и сущностные качества, о которых мы будем говорить7.
Гл. V. О звуке. Так как мы имеем в виду рассуждать о всяком чисто (ίχπλως) философском звуке (φωνή), а прежде нам необходимо определить, с каким звуком философия имеет дело, мы, начиная свою речь с самого звука, говорим: звук бывает или незнаменательный (άσημος), или знаменательный (σημαντική). Незнаменательный звук - тот, который ничего не обозначает; знаменательный - тот, который что-либо обозначает. Далее, незнаменательный звук, в свою очередь, бывает или нечленораздельный, или членораздельный. Нечленораздельный звук - тот, который не может быть записан; членораздельный же - тот, который может быть записан. Таким образом, бывает нечленораздельный и незнаменательный звук, как, например, тот, который производится камнем или деревом: ибо он не может быть записан и ничего не означает. Бывает звук незнаменательный и членораздельный, например, скиндапс: ибо он может быть написан, но ничего не обозначает: ведь скиндапса и не было, и нет. Философии нет дела до незнаменательного звука, как нечленораздельного, так и членораздельного.
В свою очередь, знаменательный звук бывает или членораздельный, или нечленораздельный. Нечленораздельным знаменательным звуком будет, например, лай собак: он обозначает собаку, так как есть голос собаки; равным образом он обозначает и чье-то присутствие; но это нечленораздельный звук, потому что он не записывается. Посему до этого звука философии тоже нет дела. Знаменательный звук бывает или общим, или частным <единичным>. Общим звуком будет, например, «человек»; частным — Петр, Павел. И частный звук философия тоже не рассматривает, но лишь звук знаменательный, членораздельный и нарицательный, т. е. обобщенный, высказываемый применительно ко многим предметам.
Этот звук, в свою очередь, бывает или сущностным (οΰσιώ6ης) или присущностным (έπουσιώδης). Сущностным называется тот звук, который выражает субстанцию, или природу вещей; присущностным же — выражающий акциденции. Например: человек есть смертное разумное живое существо. Все это будут сущностные звуки. Ибо если что-нибудь из этого отнимешь у человека, он не будет человеком. Ведь если ты скажешь, что он не живое существо, то он уже не человек; и если скажешь, что он не разумен, то он уже - не человек; подобным образом, если скажешь, что он не смертен, он — не человек; ибо всякий человек есть и живое существо, и разумное, и смертное. Посему [эти звуки] называются сущностными, так как они восполняют природу человека, и невозможно, чтобы человек состоялся вне их. Подобным образом и в каждой вещи сущностным называется то, что составляет ее природу; присущностным же — акциденции, которые могут быть или не быть в подлежащем, скажем, человеке или лошади, или в чем-либо другом таковом, - например, белое. Ибо будет ли кто белым или черным, он ничуть не менее будет человеком. Это и подобное называется присущностным, или акциденциями, которые у нас могут быть и такие, и противоположные им.
Сущностный звук обозначает или что есть вещь, или какова эта вещь. Например, отвечая на вопрос, что такое человек, мы говорим; живое существо. Затем на вопрос, какое животное, говорим: разумное, смертное. Итак, сущностный звук, показывающий, каков есть предмет, называется различием (διαφορά); показывающий же, что есть предмет, обозначает или многие виды и составляет род, или же многие [индивидуумы], различающиеся между собою числом, но ни в коем случае не видом, и составляет вид. Первое, т. е. род, есть, например, субстанция, ибо субстанция обозначает и человека, и лошадь, и вола, потому что каждое из этих существ называется и есть субстанция, но одно составляет один вид, другое — другой. Второе же, т. е. вид, есть, например, человек, ибо это слово обозначает многих, то есть всех отдельных людей, которые различаются друг от друга числом (ибо один — Петр, а другой - Павел, и они не суть одно, но два), — видом же, т. е. по природе, они не различаются (ведь все они и называются, и суть люди).
Таким образом, есть наиболее частное, различающееся между собою числом, например, Петр, индивидуум, а также лицо и ипостась (πρόσωπονκαιΰπόστασις). Оно обозначает такого-то. Так, когда нас спрашивают: «кто этот [человек]», мы говорим; «Петр». Означает это и «другого» - ибо один есть Петр, а другой - Павел, и «сам», и «этот», и «тот». Все это и подобное, что существует само по себе, прилагается к индивидууму. Напротив, то, что заключает в себе индивидуумы, называется видом и есть более обобщенное, чем индивидуум, так как обнимает многие индивидуумы, - например, «человек». Ибо это слово обнимает и Петра, и Павла, и всех единичных людей. Вид у святых отцов называется природою (φύσις), и сущностью (ουσία), и формою (μορφή). То же, что обнимает множество видов, называется родом, — например, «живое существо», ибо [это слово] обнимает человека, вола, лошадь и является более общим, чем вид. Святые же отцы как вид, так и род называют природою, формою и сущностью. Вид, — иначе сказать, природа, сущность, форма, — производит не кого-то иного или инаковость, но нечто иное. Так, мы говорим, что человек по природе одно, а лошадь - другое, но не один и другой. В отношении же вида говорится: это, оно, то и подобное, что отвечает на вопрос: «что есть предмет?» Различие (διαφορά) производит инаковость, — существо разумное таково, а неразумное инаково, - и «таковое», и «какое», и «каковое». Присущностное же название принадлежит или одному виду, или многим. Если оно принадлежит одному виду, то называется свойством; например, способность смеяться, которая принадлежит только человеку, способность ржать, которая принадлежит только лошади. Если же оно принадлежит многим видам, то оно составляет акциденцию, — например, белизна, ибо она принадлежит и человеку, и лошади, и собаке и многим другим видам. Таковы те пять названий, к которым сводится всякое философское название. И нам нужно знать, что именно каждое из них обозначает, и в чем они сходны друг с другом, и в чем различаются. Эти названия суть: род, вид, различие, свойство и акциденция.
Род есть то, что высказывается, т. е. говорится и называется, в отношении многих предметов, различающихся между собою по виду, и отвечает на вопрос: что есть предмет? Ибо высказываться значит быть сказанным о чем-либо. Вид есть то, что высказывается в отношении многих предметов, различающихся между собою числом, и отвечает на вопрос: что есть предмет? Различие есть то, что высказывается в отношении многих предметов, различающихся между собою по виду, и отвечает на вопрос: каков предмет? и принимается в определение в качестве сущностного признака. Именно различие есть то, что не может быть и не быть в одном и том же виде, и невозможно, чтобы его не было в том виде, которому оно принадлежит. Присутствуя, оно его сохраняет, и отсутствуя, разрушает. И невозможно, чтобы в одном и том же виде было и различие, и противоположное ему. Например, невозможно, чтобы у человека не было разумности, ибо неразумное существо уже не человек. Присутствуя, разумность составляет природу человека, а отсутствуя, разрушает; ибо неразумное существо уже не человек. Следует принять к сведению, что различие называется существенным, природным (φυσική), составляющим (συστατική), разделяющим, а также видообразующим различием, сущностным качеством и природным свойством и свойством природы, которое философы называют ее различием в самом узком смысле, так как оно наиболее особенно и выражает ту сущность, которой принадлежит.
Свойство же есть то, что принадлежит одному виду, всему и всегда, и допускает обращение8, - например, способность смеяться. В самом деле, всякий человек способен смеяться, и всякое существо, способное смеяться, есть человек. А акциденция есть то, что высказывается относительно многих предметов, различающихся по виду, и отвечает на вопрос: каков предмет? Она не принимается в определение, но может и наличествовать, и не наличествовать. Акциденция, присутствуя, не сохраняет, и, отсутствуя, не разрушает. Она называется присущностным (έπουσιώδης) различием и качеством. Она бывает или отделимой, или неотделимой. Отделимая — это то, что в одной и той же ипостаси то присутствует, то отсутствует, как, например, сидение, лежание, стояние, болезнь, здоровье. Неотделимая же - это то, что не входит в состав сущности, так как не усматривается во всем виде. Однако, коль скоро она принадлежит известной ипостаси, то уже не может быть отделена от нее. Таковы, например, курносый или крючковатый нос, светлые глаза и т. п. Такая неотделимая акциденция называется также отличительною особенностью (χαράκτη ριστικόν ιδίωμα), ибо это отличие составляет ипостась, т. е. индивидуум. Индивидуум же есть то, что осуществляется само по себе из субстанции и акциденций и существует, отделяясь от подобных ему по виду числом и показывая не «что», но «кого». Но с этим мы, с Божьей помощью, обстоятельнее познакомимся потом.
Гл. VI. О разделении. Разделение есть первое расчленение вещи; например, живое существо разделяется на разумное и неразумное. Дополнительное разделение (έπιδιαίρεσις) есть второе расчленение той же вещи. Например, живое существо дополнительно разделяется на безногое, двуногое и четвероногое: безногое — рыба, двуногое - человек или птица, четвероногое - вол, лошадь и подобное. Подразделение есть расчленение выделенной части. Например, живое существо разделяется на разумное и неразумное, разумное же — на смертное и бессмертное. Вот первое разделяется на два члена: разумное и неразумное; а разделение одного из этих членов, говорящее: разумное разделяется на смертное и бессмертное, есть подразделение. Однако разделение и дополнительное разделение бывают не всегда, но в том случае, когда первым разделением обнимаются не все. Например, живое существо разделяется на разумное и неразумное. Но как в разумных, так и неразумных животных усматривается двуногость. Поэтому необходимо дополнительное разделение, т. е. мы производим второе деление того же самого предмета, а именно живого существа, и говорим: живое существо разделяется на безногое, двуногое и четвероногое.
Способов разделения восемь, по следующему основанию. Все, подлежащее разделению, разделяется или само по себе, т. е. по субстанции, или по своим акциденциям. Если что-либо разделяется само по себе, то оно разделяется или как вещь, или как название. Если как вещь, то или как род на виды, как это бывает при разделении живого существа на разумное и неразумное, или как вид на индивидуумы, как при разделении человека на Петра, Павла и прочих отдельных людей, или как целое на части, причем двумя способами: или на подобные части, или на неподобные. Предмет состоит из подобных частей, когда его части принимают название и определение как целого, так и друг друга, - например, мясо разделяется на много кусков мяса, и каждый кусок называется мясом и принимает определение мяса. Наоборот, предмет состоит из неподобных частей, когда выделенные части не принимают ни названия, ни определения ни целого, ни друг друга, - например, если разделить Сократа на руки, ноги и голову. Ведь нога, отделенная от Сократа, уже не называется Сократом или головой и не принимает определения Сократа или определения головы. Или как омонимичное название — на разные значения. И это разделение опять бывает двоякого рода, так как названием обозначается или нечто целое, или часть. Целое, как, например, название «пес». Ведь оно употребляется и в приложении к сухопутному псу, и звездному, и морскому, из которых каждый есть нечто целое, а не часть животного. Как часть, когда, например, название языка прилагается и к верхней части сандалий или флейты, и к вкусовому органу живых существ: все это суть части, а не целые. Так производится разделение, когда предмет делится сам по себе. По акциденциям же — или тогда, когда субстанция делится на акциденции, — например, когда я о людях скажу, что одни из них белые, другие черные, ибо люди — субстанция, а белый цвет и черный - акциденции; или когда акциденция делится на субстанции, - например, когда я скажу, что одни из белых предметов одушевленные, другие неодушевленные, ибо белый цвет — акциденция, одушевленность же и неодушевленность — субстанции; или когда акциденция разделяется на акциденции, — например, когда я скажу: одни из холодных предметов белые и сухие, другие черные и сырые, ибо холод, белый цвет, черный, сырость, сухость — все это акциденции.
Есть и другой способ разделения, именно на предметы, происходящие от одного предмета и относящиеся к одному предмету. От одного, а именно от медицины, происходят и медицинская книга и медицинский инструмент, ибо они названы медицинскими от одного предмета - медицины. К одному предмету относятся полезное для здоровья лекарство и полезная для здоровья пища, ибо они имеют в виду один и тот же предмет - здоровье, что касается предметов, происходящих от одного и того же, то некоторые из них получают свое название от известной причины, — например, изображение человека получает название от истинной причины, т.е. человека; а другие от чего-либо исключительного, — например, медицинский нож и тому подобное.
Таково общее разделение предметов, по которому разделяется все, что допускает разделение: или как род на виды, или как вид на индивидуумы, или как целое на части, или как омонимичное название на разные значения, или как субстанция на акциденции, или как акциденция на субстанции, или как акциденция на акциденции, или на предметы, происходящие от одного или относящиеся к одному и тому же предмету.
Некоторые же не признают деления вида на индивидуумы за разделение, предпочитая называть его исчислением, потому что разделение имеет два, три, очень редко четыре члена; вид же разделяется на бесконечное множество членов; ибо отдельных людей, например, бесконечное множество.
Следует заметить, что ни при каком способе разделения в членах деления не усматривается предшествующее и последующее по природе, а также большая и меньшая степень. Но при делении по происхождению от одного или по отношению к одному и тому же предмету усматривается и предшествующее и последующее по природе, и большая и меньшая степень, и то, от чего наименование9.
Гл. VII. О предшествующем по природе. Предшествующим по природе называется вводимое другим, но не вводящее вместе с собой, то, что вместе с собой устраняет и другое, но не устраняется вместе с ним. Например, живое существо по природе предшествует человеку, ибо раз устраняется и не существует живое существо, то по необходимости не будет и человека — ведь че־ ловек есть живое существо. Если же уничтожится и не будет существовать человек, живое существо может существовать, ибо будет лошадь, собака и подобные, которые суть живые существа. С другой стороны, если вводится человек, то непременно вводится и живое существо, ибо человек есть живое существо. Если же вводится живое существо, то человек не вводится непременно, но может вводиться и лошадь, и собака, и что-либо подобное, ибо и они суть живые существа. Поэтому Петр не предшествует по природе Павлу или разумное существо неразумному, ибо если устранен и не существует Петр, Павел будет существовать; и когда вводится Павел, не вводится вместе и Петр, равно как, когда вводится Петр, не вводится вместе и Павел. И Петр не более, т. е. не в большей степени, есть человек или живое существо, чем Павел, равно как Павел не более, чем Петр. Но одно лекарство оказывается действеннее другого, и одна медицинская книга целительнее другой.
Гл. ѴШ. Об определении. Определение есть краткая речь, выражающая природу подлежащего, т. е. речь, обозначающая эту природу немногими словами. Например: человек есть живое существо разумное, смертное, восприимчивое к уму и знанию. Ибо многие изложили о природе человека речи пространные, т. е. протяженные и длинные, но они не суть определения, поскольку не кратки. Есть же и краткие речи, как, например, изречения (αποφθέγματα), но так как ими не выражается природа вещи, они не суть определения. И имя, хотя оно часто и выражает природу подлежащей вещи, однако не есть определение, ибо имя есть одно слово (λέξις), определение же есть речь (λόγος), а речь слагается по крайней мере из двух различных слов. <Посему термин есть распространенное имя, а имя — термин в сжатом виде.>
Определение состоит из рода и из образующих (συστατικών), т. е. сущностных (ουσιωδών) различий, как в определении живого существа: живое существо есть одушевленная субстанция, обладающая способностью ощущения. В этом определении субстанция есть род, а одушевленность и способность ощущения — образующие различия. Составляется [определение] и из вещества и формы. Например: статуя есть то, что делается из меди и изображает человека. Стало быть, медь есть вещество, а «изображает человека» - форма статуи. При этом вещество соответствует роду, форма же - различию. Составляется определение также из подлежащего и цели. Например: медицина есть искусство, имеющее своим предметом человеческие тела, а целью - здоровье. Здесь предмет медицины — человеческие тела, цель же ее — здоровье.
Описание же слагается из присущностных признаков, т. е. свойств и акциденций. Например: человек есть живое существо, способное смеяться, имеющее прямую походку и плоские ногти. Ведь все это - присущностные признаки. Поэтому и описание называется [по-гречески] υπογραφή, так как оно дает как бы тень предмета и выражает не сущностное бытие, но то, что ему сопутствует. Описательное же определение смешано из сущностных и присущностных признаков предмета. Например: человек есть разумное живое существо, имеющее прямую походку и плоские ногти.
Определение называется ορισμός через перенос с земельного межевания. Ибо как межа отделяет собственность каждого от чужой собственности, так и определение отделяет природу каждой вещи от природы другой.
Достоинство определения заключается в том, чтобы не быть ни недостаточным, ни избыточным в словах, а порок — в скудости или избыточности слов. Совершенным определением будет такое, которое допускает обращение с определяемым предметом; несовершенным — такое, которое не допускает обращения. Посему ни определение с недостающими, ни с избыточными словами не допускает обращения. Ибо когда определение изобилует словами, то приводит к недостатку в предметах; когда же ему недостает слов, предметы оказываются в избытке. <Таким образом, можно сказать, что природа изобрела удивительное приспособление: скудость изобилующую и богатство, притворяющееся скудостью.> Например, совершенное определение человека таково: человек есть разумное смертное живое существо. Вот оно допускает обращение: ибо всякое разумное смертное живое существо есть человек, и всякий человек есть разумное смертное живое существо. Если же в этом определении будет недоставать одного слова, то оно будет уже с избытком предметов, — например: человек есть разумное животное. В этом определении недостает одного слова, так как я не добавил: смертное, и получился избыток предметов, ибо не один человек есть разумное живое существо, но и ангел; и обращения оно не допускает. Если же я скажу: человек есть живое существо разумное, смертное и ученое, то это определение тоже не допускает обращения, ибо в нем избыток слов из-за добавления «ученое», а в предметах — недостаток. Ведь оно определяет не всякого человека, но только ученых. Действительно, всякое живое существо, разумное, смертное и ученое, есть человек; но не всякий человек есть животное разумное, смертное и ученое, ибо не всякий человек — ученый.
Итак, совершенными будут определения, обратимые по отношению к определяемому предмету. Но так как и свойство допускает обращение с тем предметом, которому оно принадлежит, — ибо если нечто есть человек, то оно и способно смеяться, и если оно способно смеяться, то это человек, — поэтому мы должны, прибавляя к данному раньше определению, сказать, что совершенные определения суть те, которые составляются из рода и образующих различий, в которых сказано не более и не менее, чем следует, и которые допускают обращение с определяемым, а равным образом и те, которые составляются из обоих, подлежащего и цели, а также из обоих, вещества и формы. Иногда же и такие определения, которые состоят из одного подлежащего, а именно когда это подлежащее не подлежит другому искусству, как, например, стекло -стекольному искусству, — и из одной цели, когда эта цель не может быть целью других искусств, как в случае кораблестроения. Так что из всего этого следует сделать вывод, что совершенство определения заключается в его способности к обращению.
«Определение» (ορισμός) отличается от «термина» (όρος) как более общее от более частного. Ведь термин шире, чем определение. Ибо «термин» (ορος) обозначает и земельную межу, и решение, например, когда мы говорим ίορισεν βασιλεύς (царь решил). Означает он и то, на что разлагается посылка, как мы, с Божьей помощью, узнаем позже. Обозначает он и определение; определение же означает только краткую речь, выражающую природу подлежащей вещи.
Следует же знать, что определение возможно только в отношении субстанции и ее видов. Определения же индивидуума и акциденций мы дать не можем, а только описание, так как определение составляется из рода и образующих различий, описание же — из присущностных признаков.
Гл. IX. О роде. Следует знать, что в отношении омонимов нужно доискиваться трех вещей: есть ли это омоним, сколько предметов он обозначает и о каком из них идет речь. Посему вначале нужно сказать, что такое омоним. С омонимом мы имеем дело тогда, когда два или больше предметов имеют одно имя; при этом каждый из них означает нечто иное и имеет иную природу, то есть принимает иное определение, как и в данном случае в отношении рода, ибо род принадлежит к числу омонимов. Во-первых, говорят о роде по отечеству и родителю, причем в каждом случае двояко: в близком и отдаленном смысле. По близкому отечеству, как кто-нибудь называется иерусалимлянином; а по дальнему — палестинцем. Подобным же образом от близкого родителя, как когда Ахиллес, будучи сыном Пелея, называется Пелидом, а от отдаленного предка — когда тот же Ахиллес по деду Эаку называется Эакидом, ибо Эак был отцом Пелея. Далее, родом называется отношение одного человека ко многим происшедшим от него: например, все ведущие свое происхождение от Израиля называются израильтянами. Итак, о рассмотренных значениях слова «род» философы речь не ведут.
Далее, родом называется то, под что подпадает вид. Например, под живое существо подпадают человек, лошадь и другие виды. Посему живое существо есть род. Об этом-то роде и говорят философы. Итак, род есть то, что сказывается о многих и различающихся по виду предметах и отвечает на вопрос: что есть предмет? Например, живое существо как род сказывается о человеке, лошади, воле и многих других, различающихся между собою по виду, и отвечает на вопрос: что есть предмет? В самом деле, один вид человека, другой лошади и третий вола. Род сказывается на вопрос: что есть предмет? Ибо когда нас спрашивают, что такое человек, мы отвечаем: живое существо. Так же и с лошадью: когда нас спрашивают, что такое лошадь, мы говорим: живое существо. Таким образом, род есть то, подлежащее чего есть вид. Ведь род разделяется на виды и является более общим, чем вид, охватывает виды и стоит выше них.
Ибо следует знать, что более общее понятие называется высшим, а более частное — низшим и подлежащим в отношении своего сказуемого. Ибо есть подлежащее в отношении существования, как субстанция, ибо она служит основанием для существования акциденций, поскольку акциденция осуществляется в ней. И есть подлежащее в отношении сказывания, частное, ибо род сказывается в отношении вида и вид в отношении индивидуумов. Ясно, что род имеет большую общность, чем вид, и вид — большую общность, чем индивидуумы. Обо всем этом мы более обстоятельно, с Божьей помощью, узнаем потом. Теперь же, поговорив о роде, скажем и о виде.
Гл. X. О виде. Вид принадлежит к числу омонимов и употребляется в двух смыслах. Видом называется форма, а также фигура каждой вещи. Сообразно с этим говорится: первый вид достойный царства. Видом, с другой стороны, называется то сущностное, что подпадает под род. И опять-таки, видом называется то, о чем сказывается род, отвечая на вопрос, что есть предмет? И вновь, род есть то, что сказывается о многих различающихся числом предметах на тот же вопрос. Но два первые описания вида различаются между собою лишь относительно, как восхождение и нисхождение, и подходят ко всякому виду. Третье же и последнее описание подходит лишь к самому низшему виду, находящемуся непосредственно над индивидуумами, обнимающему ипостаси; в этом смысле мы, например, говорим: вид человека.
Мы сказали, что название «род» употребляется в трех смыслах: по родителю, по отечеству - в том и другом случае в двояком смысле — и, в-третьих, род означает то, под что подпадает вид. Вид же имеет два значения: во-первых, вид означает фигуру каждой вещи и, во-вторых, то, о чем сказывается род и что подпадает под род, как член его деления. Об этом роде и виде и говорят философы.
Так как, рассуждая о роде, мы упомянули о виде, говоря: род есть то, что разделяется на виды, и опять-таки, рассуждая о виде, упомянули о роде, говоря: вид есть то, на что разделяется род, то нужно знать, что как, говоря об отце, мы по необходимости упоминаем и о сыне - ибо отец тот, у кого есть сын, а говоря о сыне, по необходимости упоминаем и об отце, ибо сын - тот, кто имеет отца, так же и в данном случае нельзя рассуждать о роде, не касаясь вида, или о виде, не касаясь рода. Ибо род непременно разделяется на виды, и то, что не имеет видов, на которые оно делится, не есть род; равно и виды суть то, на что делится род, и то, что не имеет рода, не есть вид.
И как первый человек, т. е. Адам, не называется сыном, потому что не имел отца, но называется отцом, потому что имел сыновей, а Сиф называется и сыном своего родителя (ведь у него был отец - Адам), и отцом в отношении родившегося от него (ведь он родил Эноса), а вот Авель называется сыном, ибо он имел отца Адама, но не называется отцом, ибо не имел сына, — точно так же и с родом и видом. Первый род, поскольку он не есть то, на что делится другой род, и не имеет предшествующего ему рода, есть только род и не есть вид; этот род называется самым общим родом (γενικώτατον γένος — genus generalissimum), и, определяя его, говорят: самым общим родом будет тот, который, будучи родом, не есть в то же время вид, не имея вышестоящего рода. А члены деления этого рода, если под ними есть другие виды, на которые они разделяются, суть виды в отношении того, что им предшествует, т. е. вышестоящего, что на них разделяется, а в отношении того, на что они сами разделяются, т. е. нижестоящих, — роды; поэтому они и называются подчиненными родами и видами. Последние же и низшие виды, которые не имеют под собою других видов, т. е. охватывают не виды, а индивидуумы, или ипостаси (υποστάσεις), уже не называются родами, но только видами, ибо нельзя назвать родом то, что не обнимает видов. Поэтому вид, заключающий в себе не виды, но ипостаси (υποστάσεις), называется низшим видом, ибо, будучи видом, он не есть в то же время и род, так же как род, который не есть одновременно и вид, называется высшим родом.
Следует иметь в виду, что виды по необходимости принимают как наименование, так и определение рода и рода их рода и так далее до их высшего рода; но виды не могут принимать определение друг друга. Итак, чтобы изложенное стало яснее, мы скажем вот как. Субстанция есть первый и высший род. Сущее есть вещь самосуществующая и не нуждающаяся в другой для своего существования или вещь, не могущая существовать сама по себе, но имеющая свое существование в другой. Субстанция же есть самосущая вещь, не нуждающаяся для своего существования в другой. Таким образом, субстанция не принимает всего определения сущего. Так что сущее не есть род субстанции, равно как и субстанция не есть вид сущего, ибо вид принимает все определение своего рода без остатка. Но и акциденция не есть вид сущего, ибо она принимает не все определение сущего, но половину. Ведь акциденция есть вещь, не могущая быть сама по себе, но имеющая существование лишь в другом. Таким образом, ни субстанция, ни акциденция не принимают всего определения сущего, но субстанция принимает одну половину, а акциденция - другую. Так что, хотя сущее и разделяется на субстанцию и акциденцию, однако оно не составляет их рода.
Субстанция же разделяется на тело и бестелесное. Значит, тело и бестелесное существо суть виды субстанции, ибо каждое из них принимает наименование и совершенное определение субстанции. Так что субстанция не есть вид, поскольку не имеет над собою рода, но она есть первый и высший род.
В свою очередь, тело разделяется на одушевленное и неодушевленное. Здесь опять тело, будучи видом в отношении субстанции, есть род для одушевленного и неодушевленного. Одушевленное, опять-таки, разделяется на ощущающее и неощущающее. Ощущающее есть живое существо, имеющее жизнь и ощущающую способность. Неощущающее есть растение, так как оно не имеет ощущающей способности. А одушевленным растение называется потому, что у него есть питательная, возрастательная и порождающая сила. Живое существо вновь разделяется на разумное и неразумное; разумное — на смертное и бессмертное; смертное — на человека, лошадь, вола и подобные, что уже не разделяется на другие виды, но разделяется на индивидуумы, или ипостаси. Так, человек разделяется на Петра, Павла, Иоанна и прочих отдельных людей, которые уже не суть виды, но ипостаси. Ибо виды, как мы сказали, не принимают определения друг друга: например, тело непринимает определения бестелесного, человек не принимает определения лошади. Петр же, Павел и Иоанн принимают одно определение, определение человека, подобным же образом и прочие отдельные люди, так что они не суть виды человека, но индивидуумы, или ипостаси.
Опять-таки, вид при разделении сообщает ниже его стоящим и имя, и определение. Петр же, если его разделить на душу и тело, ни душе, ни телу не сообщает своего имени и определения, ибо Петр не есть только душа или только тело, но оба вместе.
Кроме того, всякое разделение рода на виды достигает двух, трех, редко четырех видов, так как не может быть того, чтобы род разделялся на пять и более видов. Человек же разделяется на всех отдельных людей, которых безграничное число. Поэтому некоторые отказываются назвать деление вида на индивидуумы разделением, а называют его исчислением (απαρίθμησιν). Отсюда ясно, что Петр, Павел и Иоанн не суть виды, но индивидуумы, или ипостаси. Равным образом и человек не есть род Петра и прочих ипостасей, но вид. Поэтому человек есть низший вид. Он есть вид в отношении вышестоящего, поскольку охватывается им, и вид в отношении нижестоящего, поскольку он охватывает его, ибо то, что охватывается родом, есть вид, и то, что обнимает индивидуумы, т. е. ипостаси, тоже есть вид. Посему низшим видом будет такой вид, который находится непосредственно над индивидуумами, и определяют его так: низший вид есть то, что сказывается в отношении многих различающихся числом предметов, отвечая на вопрос: что есть предмет? Подобным образом и лошадь, и собака, и подобные суть низшие виды. То же, что лежит между самым общим родом и низшим видом, суть подчиненные роды и виды — виды в отношении вышестоящего гі" роды в отношении нижестоящего.
Именно они суть сущностные и природные различия и качества, которые называются разделяющими и образующими; разделяющими в отношении вышестоящих, а образующими в отношении нижестоящих. Так, тело и бестелесное существо разделяют субстанцию; подобным образом одушевленное и неодушевленное разделяют тело; подобным же образом ощущающее и неощущающее разделяют одушевленное. Но те же понятия образуют живое существо. Ибо я беру субстанцию одушевленную, ощущающую, и получаю живое существо, ибо живое существо есть субстанция одушевленная, ощущающая. Беру субстанцию неодушевленную, неощущающую, и получаю камень. Опять же, беру субстанцию неодушевленную, не ощущающую, и получаю растение. Далее, разумное и неразумное разделяют живое существо, смертное и бессмертное разделяют разумное, наземное и водяное разделяют неразумное. Поэтому если я возьму живое существо, которое служит для этих понятий родом, а также разумное и смертное, то образую человека, ибо человек есть живое существо разумное, смертное. А если я возьму живое существо и прибавлю: неразумное, смертное, земное, то образую лошадь, собаку и т. п. А если возьму живое существо и присоединю: неразумное, смертное, водяное, то образую рыбу. Сущностными же и природными различиями эти понятия называются потому, что через них один вид различается от другого вида и одна сущность от другой сущности и природы 10.
Гл. XI. Об индивидууме. Слово «индивидуум» (неделимое) употребляется в четырех значениях. Индивидуумом называется то, что не рассекается и не делится, например: точка, теперь, единица; подобные вещи называются также бесколичественными. Индивидуумом называется и трудноразделяемое, то есть с трудом рассекаемое, например: алмаз и подобное. Индивидуумом называется вид, не делящийся уже на другие виды, т. е. самый низший вид, например: человек, лошадь и т. п. В собственном же смысле индивидуумом называется то, что хотя и разделяется, однако после деления не сохраняет своего первоначального вида. Например, Петр делится на душу и тело. Но ни душа сама по себе не есть уже полный человек или полный Петр, ни тело. Философы и говорят об индивидууме в этом смысле, согласно которому он обозначает основывающуюся на субстанции ипостась.
Гл. XII. О различии. Различие, качество и свойство в отношении предмета суть одно; в отношении же действия это разные вещи. Так, разумность называется и качеством, и свойством, и различием человека, но при этом она берется различным образом. Если она берется как нечто создающее и как бы оформляющее субстанцию, то она называется качеством. Далее, если она берется, как нечто, ставшее свойственным этой субстанции, то называется свойством. А если она берется в отношении к неразумному, скажем, волу, мулу или собаке, то называется различием; ибо ею человек отличается от неразумных.
Различие, в свою очередь, употребляется в трех смыслах: общем, собственном и исключительном (ιδιαιτατα). Ведь невозможно, чтобы два каких-либо предмета чем-либо не отличались друг от друга. Посему вид от вида отличается одним, ипостась от ипостаси того же вида и субстанции — другим, и ипостась от себя са־ мой — третьим. Например, вид человека и вид лошади различаются между собою разумностью и неразумностью; поэтому разумность и неразумность носят название сущностного различия. Подобным же образом все, чем различается вид от вида, называется природным, сущностным, образующим (συστατική), видовым (ειδοποιός) различием, или качеством, <а также природным свойством, которое неизменно присуще всему виду>, которое у философов называется различием в собственнейшем смысле (ιδιαιτατα), как более сродственное и выражающее природу. Опять-таки, человек отличается от человека, лошадь от лошади, собака от собаки <т. е. индивидуум от индивидуума того же вида> тем, что один высокого роста, другой мал; один стар, другой юн; <у одного нос курносый, у другого крючковатый>; один умен, другой глуп. Все эти признаки называются присущностными различиями и качествами, что есть акциденция, о которой мы теперь и будем говорить.
Гл. XIII. Об акциденции. Акциденция есть то, что в предметах и бывает, и отсутствует, не разрушая подлежащего. И снова: это то, что может одному и тому же предмету как принадлежать, так и не принадлежать. Ведь человек может быть белым, а может и не быть, подобно же и высоким, умным, курносым. Такие вещи и наличествуя не сохраняют вида, — ибо не принимаются в определение вида, — и отсутствуя не разрушают его. Так, хотя эфиоп и не бел, это нисколько не мешает ему быть человеком. Посему такой признак приходит и уходит и не наносит ущерба подлежащей субстанции, ибо мы сказали, что субстанция есть подлежащее акциденций и некая материя их.
Акциденция бывает двух видов: различие в общем смысле и различие в обособленном смысле. Различием в общем смысле будет отделимая акциденция, например: один сидит, а другой стоит.
Когда сидящий встает, а стоящий садится, их различие допускает отделение и принятие одного различия вместо другого. А что кто-либо различается от самого себя, говорится в отношении отделимой акциденции, ибо от самих себя мы различаемся тем, что сидим или встаем, бываем молоды или стареем, болеем или бываем здоровы, и тому подобное. В обособленном же смысле различие есть неотделимая акциденция, например: курносый нос. Курносого носа уже нельзя отнять у человека, равно как и светлых глаз и подобного. Вот такими неотделимыми акциденциями и различается индивидуум от индивидуума, т. е. одна ипостась от другой ипостаси. Но сами от себя этими акциденциями мы никогда не отличаемся. Для определения неотделимые акциденции не имеют значения, ибо человек может быть курносым, а может и не быть. И если у человека глаза не светлые, он ничуть не менее остается человеком.
Гл. XIV. О свойстве. Свойство употребляется в четырех смыслах. Во-первых, свойством называется то, что принадлежит только одному виду, но не всему, как, например, человеку — быть геометром. Ведь только человек бывает геометром, однако не всякий человек - геометр. Во-вторых, то, что принадлежит всему виду, но не ему одному, как, например, две ноги. У всякого человека две ноги, но не только человек имеет две ноги, а также и голубь, и подобные. В-третьих, то, что принадлежит всему виду и одному этому виду, но не всегда, как, например, седина - человеку. Седина может быть у всякого человека и только у человека, но не всегда, а лишь в старости. В-четвертых, то, что имеет место при совпадении трех первых случаев, т. е. когда что-либо принадлежит всему виду, одному этому виду и всегда. Это допускает обращение. Так, например, способность смеяться принадлежит человеку, способность ржания — лошади и тому подобное. Один только человек имеет способность смеяться, притом всякий человек и всегда, хотя он и не всегда пользуется ею. <И если какое-либо существо есть человек, то оно обязательно способно смеяться, и если оно способно смеяться, то обязательно есть человек, в этом и состоит обращение. Философы говорят о свойстве в этом последнем смысле.> Описывая его, мы говорим: свойство есть то, что принадлежит всему виду, только этому виду и всегда. Свойства же подразделяют натрое: на относящиеся к строению тела - например, плоские ногти <а также прямая походка> у человека; относящиеся к действию — например, у огня, что он стремится вверх, и к способности (силе) — например, мы говорим, что огонь обладает нагревающей способностью, превосходящей теплоту других тел.
Свойство называется присущностным (επουσιώδες) признаком.
Гл. XV. О сказуемом. Всякое сказуемое или шире подлежащего, или равно ему; но уже подлежащего оно никогда не бывает. Сказуемое бывает шире подлежащего в том случае, когда более общее высказывается о более частном; более общие — это вышестоящие, а более частные — нижестоящие. Самое общее из всех понятий есть сущее, поэтому оно и сказывается обо всем. Ведь и субстанция называется сущим, и акциденция называется сущим. Но мы не можем сказать, что сущее есть субстанция, ибо не только субстанция есть сущее, но и акциденция. Равным образом и роды сказываются о видах, так как они более общи, виды же не сказываются о своих родах, ибо виды более частны, чем роды. Поэтому субстанция сказывается о живом существе, а живое существо о человеке, ибо живое существо есть субстанция, а человек есть живое существо. Но эти высказывания не допускают обращения, ибо всякий человек есть живое существо, но не всякое живое существо есть человек: ведь и лошадь, и собака тоже живые существа. Равным образом всякое живое существо есть субстанция, но не всякая субстанция есть живое существо, ибо и камень, и дерево - субстанции, но они не живые существа. Подобным же образом и вид сказывается об охватываемых им индивидуумах, т. е. ипостасях, как более общее. Индивидуум же, или ипостась, не сказывается о виде, ибо ипостась есть нечто более частное, чем вид. Поэтому и Петр есть человек, и Павел есть человек; но не всякий человек -Петр или Павел: ведь есть и другие ипостаси вида человек. Различия же сказываются и о видах, которым принадлежат, и 06 индивидуумах этих видов, ибо различия более общи, чем виды. Так, «разумное» имеет большую общность, чем вид человека: ведь всякий человек разумен, но не всякое разумное существо - человек; так, например, ангел, будучи разумен, не есть человек.
Таковым бывает сказуемое, когда оно шире подлежащего. Сказуемое равно по объему с подлежащим, когда оно допускает обращение. Так, свойства сказываются о видах, которым они принадлежат; но и виды сказываются о своих свойствах. Всякий человек обладает способностью смеяться, и всякий, обладающий способностью смеяться, есть человек. Ибо хотя и говорят об обезьяне, что она смеется, однако она не смеется сердцем, а лишь по наружному виду, так как она подражательное животное. Таким образом, когда род сказывается о виде, различие — о виде, вид — об индивидууме, то сказуемое бывает шире подлежащего. Когда же сказываются свойства, то сказуемое бывает равно с подлежащим. Такое равное сказуемое называется обратимым и взаимоприменимым.
Гл. XVI. О сказуемом синонимическом и омонимическом. Сказуемое бывает синонимическим тогда, когда подлежащее принимает и название, и определение самого имени. Например, живое существо сказывается о человеке, и человек принимает как название, так и определение живого существа. Ведь живое существо есть субстанция одушевленная, чувствующая, и человек принимает это определение, ибо человек есть субстанция и одушевленная, и чувствующая.
Сказуемое бывает омонимическим тогда, когда подлежащее имя принимает, а определения нет. Например, изображение человека принимает название человека, определения же человека не принимает. Ведь определение человека таково: живое существо разумное, смертное, восприимчивое к уму и знанию. А изображение и не живое существо (ибо оно неодушевленно), и не разумно, и не восприимчиво к уму и знанию.
Следует знать, что все, что синонимически сказывается о каком-либо предмете, как подлежащем, будет высказываться и о подлежащем тому предмете. Например, живое существо синонимически сказывается, как о подлежащем, о человеке, а человек сказывается о Петре, ибо Петр есть подлежащее в отношении человека. Поэтому живое существо сказывается и о Петре, так как и Петр - живое существо.
Гл. XVII. О подлежащем. Подлежащее употребляется в двух смыслах: в смысле основы существования и в смысле предмета высказывания. В смысле основы существования — как субстанция есть подлежащее для акциденций: ибо в ней они имеют свое бытие и помимо нее не существуют. Подлежащим в отношении высказывания является более частное, потому что более частное подлежит более общему как сказуемому. Например, живое существо сказывается о человеке. Об общем говорят, что оно относится к подлежащему, а о более частном — что оно есть подлежащее в отношении сказуемого. Об акциденции же говорится, что она находится в субстанции, как в подлежащем, а о субстанции - что она есть подлежащее, составляя основу существования.
Гл. XVIII. О сказуемом, отвечающем на вопрос: что есть предмет и каков предмет? Сказуемое, отвечающее на вопрос: что есть предмет, отлично от сказуемого, отвечающего на вопрос: каков предмет. Первое — это сказуемое родов относительно их видов, то есть обозначающее, что есть подлежащее, а также видов относительно их индивидуумов. Так, отвечая на вопрос: что есть предмет, мы говорим: живое существо; а на вопрос: что есть Петр, говорим: человек. Сказуемое же, показывающее, каков предмет, — это сказуемое различий относительно видов, которым они принадлежат, и акциденций - относительно индивидуумов, которым те принадлежат, то есть обозначающее, каково подлежащее. Ибо на вопрос: какое живое существо есть человек, мы отвечаем: разумное, смертное. Разумное же и смертное суть сущностные различия. Опять-таки, на вопрос: какой человек Петр, мы отвечаем: большого роста, например, или малого, или курносый, или крючконосый.
А то, что отвечает на вопрос: зачем, обозначает цель, то есть причину, по которой искомый предмет возник. Ибо на вопрос: зачем кровать, мы говорим: для отдыха людей11.
Следует же знать, что о предметах, различающихся по природе, говорят: одно и другое. Ибо мы говорим: человек — одно (άλλο), а лошадь - другое (άλλο): другое, разумеется, по природе, ведь человек составляет один вид, а лошадь - другой. О предметах же, различающихся лишь числом, говорят: один и другой. Ибо мы говорим: Петр один (άλλ_#959;ς), а Павел другой (άλλος). Но мы не можем сказать, что Петр одно (άλλο), а Павел другое (άλλο), иначе солжем, ибо по природе они одно, а числом - не один.
Нужно знать, что о субстанции говорится «одно» (άλλο), так же как и о сущностных различиях. Но об акциденции говорят: одного, другого качества (ίχλλοϊον), потому что сущностные различия рассматриваются относительно вида или природы и образуют ее, акциденция же рассматривается относительно индивидуума, так как акциденции составляют ипостась. Поэтому человек одно, а лошадь другое, Петр же одного свойства (άλλοΐος) и один (άλλος), а Павел другого свойства (άλλοίος) и другой (άλλος). Но всякое различие, сущностное и присущностное, производит инаковость (έτεροΐον ποιεί), ибо инаковость обозначает как одно и другое, так и одного и другого качества (αλλοΐον). И природа означает, что именно есть предмет, а ипостась - такого-то и то-то; всякое же различие — каков предмет.
Гл. XIX. Сходства и различия пяти названий. Следует знать, что пять названий имеют между собою то сходство, что все они сказываются о многих предметах. Различаются же они друг от друга тем, что род сказывается о многих предметах, различающихся между собою по виду, и отвечает на вопрос: что есть предмет; вид сказывается о многих предметах, различающихся между собою числом, и отвечает на вопрос: что есть предмет; различие же и акциденция сказываются о многих различающихся между собою по виду предметах и отвечают на вопрос: каков предмет; свойство сказывается о многих предметах, различающихся между собою числом, т. е. сказывается об одном виде и входящих в него индивидуумах, и отвечает на вопрос: каков предмет? Отличается же различие от акциденции тем, что различие есть сущностное качество, т. е. часть подлежащей субстанции, акциденция же есть не часть субстанции, но присущностное качество.
Гл. XX. Сходство и различие между родом и различием. Сходство между родом и различием состоит в том, что оба они охватывают виды и синонимически сказываются о видах и индивидуумах. Следует же знать, что то, что синонимически сказывается о чем-либо, как о подлежащем, будет синонимически сказываться и о подлежащем этого подлежащего; а то, что сказывается омонимически, — никоим образом. Особенности же рода по сравнению с различием таковы: род шире подчиненных ему различий и трех других названий; род охватывает различия силою; род по природе предшествует различиям; род отвечает на вопрос: что есть предмет, а различие — каков предмет; ближайший род —
один, а различий много; род соответствует материи, различие же — форме.
Гл. XXI. Сходство и различие между родом и видом. Общее у рода и вида: и тот и другой сказывается о многих предметах и отвечает на вопрос: что есть предмет; и тот и другой по природе предшествует тому, что под них подпадает; и тот и другой есть нечто целое (δλον). Различие же между родом и видом: роду принадлежит большая общность, чем виду; у вида больше различий, чем у рода; род синонимически сказывается о виде, вид же не сказывается о роде; не может быть самого низшего рода (γένος είδικώτατον), ни самого высшего вида (είδος γενικώτατον), и наиболее общее не будет видом, равно как наиболее частное не будет родом.
Гл. XXII. Сходство и различие между родом и свойством. Общее у рода и свойства: оба они следуют видам, т. е. сказываются о них; как род, так и свойство совпадают по объему со своим подлежащим; и род, и свойство сказываются синонимически. Разница же между родом и свойством та, что род о природе предшествует свойству; что род сказывается о многих видах, свойство же — об одном; что свойство взаимообратимо с видом, род же — нет; что свойство принадлежит только одному виду, род же не только одному.
Гл. XXIII. Сходство и различие между родом и акциденцией. Общее у рода и акциденции то, что они сказываются о многих предметах. Разница же между ними та, что род предшествует тем видам, которым принадлежат акциденции, акциденции же являются по отношению к видам последующими; что род принадлежит всем видам в одинаковой степени, акциденции же не в одинаковой; что акциденция прежде всего принадлежит индивидуумам, а затем уже видам, род же — наоборот; что род в сказуемом отвечает на вопрос: что есть предмет; акциденция же на вопрос: каков предмет, или в каком состоянии находится предмет.
Гл. XXIV. Сходство и различие между различием и видом. Общее у различия и вида то, что и различие, и вид принадлежат предметам в одинаковой степени; что они всегда наличествуют у тех предметов, у которых они есть. Особенности различия и вида состоят в том, что различие в сказуемом отвечает на вопрос: каков предмет; вид же — на вопрос: что есть предмет; что различие обнимает множество видов, а также индивидуумов, вид же обнимает лишь входящие в него индивидуумы; что различие по природе предшествует видам; что одно различие сочетается с другим различием, вид же с видом никогда не сочетается.
Гл. XXV. Сходство и различие между различием и свойством. Общее у различия и свойства то, что и различие, и свойство сказываются о тех предметах, которым они принадлежат, что они присущи им всегда и притом всему виду. Особенности же различия и свойства состоят в том, что различие обнимает множество видов, свойство же — только один, что различие не взаимообратимо с видом, а свойство взаимообратимо.
Гл. XXVI. Сходство и различие между различием и акциденцией. Общее у различия и акциденции то, что оба понятия сказываются о многих предметах и отвечают на вопрос: каков предмет; а также в том, что и различие и неотделимая акциденция всегда принадлежат тем предметам, о которых они высказываются. Разница же между различием и акциденцией в том, что различия охватывают (περιέχουσιν), сами же не охватываются ничем другим, а акциденции охватываются. Ведь как различие, так и акциденция охватывают виды, поскольку они сказываются о многих видах. Но различие не охватывается видами, так как один и тот же вид не принимает противоположных различий. Акциденция же охватывается, так как один и тот же вид и один и тот же индивидуум принимает множество акциденций, часто даже противоположных друг другу. [Разница также в том], что различие не бывает более или менее, акциденции же бывают; что противоположные различия несовместимы между собой, а противоположные акциденции совмещаются.
Гл. XXVII. Сходство и различие между видом и свойством. Общее у вида и свойства то, что они взаимно сказываются друг о друге, то есть взаимообратимы; что они в одинаковой степени принадлежат индивидуумам, так как один индивидуум не участвует в них более или менее другого индивидуума. Разница между видом и свойством: вид сущностей, свойство же присущностно; вид всегда актуален, свойство же и потенциально и актуально; и еще: имея разные определения, они и сами, разумеется, различны.
Гл. ХХѴШ. Сходство и различие между видом и акциденцией. Общее у вида и акциденции то, что они сказываются о многих предметах. Различие между видом и акциденцией: что вид в сказуемом отвечает на вопрос: что есть предмет; акциденция же - на вопрос: каков предмет; что предмет может принадлежать лишь к одному виду, акциденций же у него может быть несколько; что вид по природе предшествует акциденции; что вид принадлежит индивидуумам в одинаковой степени, акциденция же может принадлежать и в большей, и в меньшей степени.
Гл. XXIX. Сходство и различие между свойством и неотделимой акциденцией. Общее у свойства и неотделимой акциденции то, что предметы, которым они принадлежат, не могут без них существовать, а также в том, что оба они наличествуют всегда. Различие между свойством и акциденцией: что свойство принадлежит одному виду, акциденция же многим видам; что свойство взаимообратимо с видом, акциденция же нет; что акциденция допускает большую и меньшую степень, свойство же никогда.
Гл. XXX. Об ипостаси, воипостасном и безипостасном. Слово «ипостась» (ίκτόστασις) имеет два значения. Взятое в общем смысле (άπλως), оно означает субстанцию вообще. В собственном же смысле «ипостась» означает индивидуум, а также отдельное лицо. Подобным же образом и слово «воипостасное» (ένυπόστατον) имеет два значения, ибо оно означает и сущее вообще — в этом смысле мы называем воипостасным не только субстанцию вообще, но и акциденцию; но оно означает и самостоятельную ипостась, или индивидуум. Слово «безипостасное» (άνυπόστατον) также имеет два значения. Безипостасным называется и то, что никогда и никаким образом не существовало; безипостасным, опять-таки, называется и акциденция, так как акциденция не имеет самостоятельного существования, но существует в субстанции.
Гл. XXXI. О субстанции, природе и форме; об индивидууме, лице и ипостаси. Языческие философы, как уже было сказано, различали субстанцию (ουσία) и природу (φύσις). Именно, субстанцией они называли бытие вообще, природой же субстанцию, оформленную сущностными различиями и обладающую, наряду с бытием вообще, качественной определенностью бытия: разумную или неразумную, смертную или бессмертную, или, как скажем мы, то самое неизменное и непреложное начало, причину и силу, вложенную в каждый вид Творцом для движения: ангелам — для мышления и сообщения друг другу своих мыслей без помощи произносимого слова; людям - для мышления, рассуждения и сообщения друг другу своих внутренних мыслей при помощи произносимого слова; у неразумных животных — силу жизни, ощущения и дыхания; у растений — способность питания, произрастания и рождения; у камней — способность нагреваться и охлаждаться, а также свойственное неодушевленным предметам перемещение с места на место под действием другого движения. Это они назвали природою, т. е. самые низшие виды (τα είδιώτατα ε'ίδη), например: ангела, человека, лошадь, собаку, вола ит. п., как более общие, чем ипостаси, и охватывающие их, заключаясь в каждой охватываемой ими ипостаси равным и неизменным образом. Так что ипостасью они называли более частное; более же общее и охватывающее ипостаси они назвали природою; наконец, существование вообще они назвали субстанцией.
Но святые отцы, отказавшись от пространных словопрений, общее и о многих предметах высказываемое, т. е. низший вид, назвали субстанцией (οϋσίαν), природою (φύσιν) и формою (μορφήν), — например, ангела, человека, собаку и т. п. Ведь [слово] ουσία — субстанция — происходит от [глагола] είναι, и природа (φύσις) - от πεφυκέναι, а είναι и πεφυκέναι означают одно и то же — быть. Равным образом слова είδος — вид и μορφή — форма означают то же, что и φύσις — природа. Единичное же (μερικόν) они назвали индивидуумом (βτομον), лицом, ипостасью, например, Петра, Павла. Ипостась же должна иметь субстанцию с акциденциями, существовать сама по себе и созерцаться через ощущение, или актуально (ένεργεία). Две ипостаси не могут не различаться между собою акциденциями, раз они различаются друг от друга числом. Следует заметить, что отличительные свойства — это акциденции, характеризующие ипостась 12.
Гл. XXXII. Об омонимах. Омонимами называются предметы, имеющие одно и то же название, но различающиеся между собою определением или описанием. Например, собака есть омоним, ибо это название означает и сухопутную, и морскую собаку.
Но собака сухопутная имеет одно определение, а собака морская — другое, так как природа той и другой собаки различная. Описывают же омонимы так: омонимами называются такие предметы, которые имеют только общее имя (δνομα), но у которых понятие субстанции (Ь λόγος της οϋσι'ας), относящееся к имени, различно. Под понятием (λόγος) здесь разумеется определение или описание. Слова же «соответствующее имени» (κατα τούνομα) указывают на то, что существует и другое определение того же самого имени, по которому получаются омонимы. Например, сухопутная и морская собаки в отношении наименования «собака» — омонимы. Ведь если бы кто пожелал дать определение сухопутной и морской собаки, поскольку каждая из них называется собакой, то он дал бы сухопутной собаке одно определение, а морской собаке — другое. При этом они могут иметь общее и в имени, и в определении, ибо и та и другая собака называются живыми существами и принимают определение живого существа. Однако в отношении имени живого существа они не суть омонимы, а скорее синонимы. В отношении омонимов следует исследовать три вещи: относятся ли предметы к омонимам? Сколько предметов обозначается одним именем? О каком из обозначенных предметов идет речь? 13
Гл. XXXIII. О синонимах. Синонимы суть такие предметы, которые имеют как общее имя, так и общее определение или описание этого имени. Например, «живое существо» означает и человека, и лошадь. В отношении этого имени, т. е. живого существа, они суть синонимы, ибо каждое из них принимает как имя, так и определение живого существа. Описывают же синонимы так: синонимами называются такие предметы, у которых общие и имя, и соответствующее имени понятие сущности.
Гл. XXXIV. О полионимах. Полионимы суть такие предметы, которые по определению совпадают, а по имени различаются, то есть когда один и тот же предмет называется многими именами. Например: нож, меч, палаш, кинжал, клинок. Все эти названия принимают одно определение, а именно: обоюдоострое железо, т.е. железо, отточенное с обеих сторон. Определяют полионимы так: многие имена, прилагаемые к одному и тому же предмету.
Гл. XXXV. О различных и разноименных предметах. Предметы, различающиеся между собою в обоих отношениях, т. е. как по имени, так и по определению, или имеют одно подлежащее и называются разноименными (гетеронимами), например: восхождение и нисхождение, ибо они имеют одно общее подлежащее - лестницу; или же не имеют одного подлежащего и называются различными, например, субстанция и акциденция; ибо они имеют и различное наименование, и различное определение и не имеют одного общего подлежащего. Описание же тех и других, т. е. как разноименных, так и различных, таково: «у которых и название, и определение различны».
Гл. XXXVI. О паронимах. Есть такие предметы, которые занимают среднее положение между омонимами и синонимами и как по имени, так и по определению отчасти совпадают, отчасти различаются. Они называются паронимами, т. е. производными: так, от грамматики производится грамматик. Грамматики и грамматика имеют общее в наименовании, но различаются окончанием имени, т, е. последним слогом. Точно так же и со стороны определения они и совпадают, и различаются: грамматика есть знание, а грамматик — субстанция, которой это знание принадлежит. Итак, паронимы суть такие предметы, которые получают название от другого названия, отличаясь от него словоизменением, т. е. именным окончанием.
Следует же знать, что грамматика, музыка, справедливость не суть паронимы, но — музыкант, грамматик, справедливый; ибо грамматик производится от грамматики, музыкант — от музыки, справедливый — от справедливости.
Следует также знать, что паронимы содержат в себе те предметы, от которых они получили свое название: так, грамматику присуща грамматика, справедливому — справедливость. Те же предметы, которые получили название по происхождению от одного, — никоим образом, ибо медицинский инструмент не содержит в себе медицины.
Гл. XXXVII. О десяти самых общих родах. Из того, что говорится, нечто говорится просто и без связи, например: субстанция, акциденция и т. п., а что-то в связи, например: лошадь бежит, Сократ философствует. Из всего, что говорится просто, без связи, одно обозначает субстанцию, например: человек, лошадь; другое — количество, например: два, три, двух локтей, трех локтей; третье — отношение, например: отец, сын; четвертое — качество, например: белый, черный; пятое — место, например: на корабле, на площади; шестое - время, например: в прошлом году, вчера, сегодня; седьмое - положение, например: стоять, сидеть; восьмое — состояние, например: быть одетым, быть обутым; девятое — действие, например: жечь, резать; десятое — страдание, например: подвергаться жжению, резанию. Эти десять видов названий именуются категориями, т. е. сказуемыми, поскольку они говорятся о чем-либо, — ибо сказывать (το ϊχγορεύειν) значит говорить.
Нужно знать, что каждая из этих десяти категорий есть самый общий род. Но из этих десяти категорий, самых общих родов, только одна — субстанция; остальные же девять — акциденции. Перечень категорий таков: 1) субстанция, 2) количество, 3) отношение, 4) качество, 5) время, 6) место, 7) положение, 8) состояние, 9) действие, 10) страдание.
Гл. XXXVIII. Об однородном и принадлежащем к одному и тому же виду, о разнородном, разновидном и различающемся числом. Однородны те предметы, которые подпадают под одну и ту же категорию. Разнородны те предметы, которые подпадают под различные категории: эти предметы различаются родом. К одному и тому же виду принадлежат те предметы, которые входят в один и тот же вид и имеют общее определение сущности, как Петр и Павел. Разновидны те предметы, которые различаются друг от друга видом, т. е. те, которые различаются определением сущности, например: человек, лошадь. Числом же различаются те предметы, особенность (ίδιότης) ипостаси которых определяется через сочетание акциденций и которые получили самостоятельное бытие, т.е. индивидуумы, как Петр и Павел и каждый из людей. У совершенно разнородных предметов и различия бывают различными в отношении вида, — например, различия живого существа и знания. Ведь живое существо относится к категории субстанции, а знание — к категории качества. Посему у живого существа различия - образующие: одушевленность, чувствительность; разделяющие: разумное, неразумное, крылатое, наземное, водяное. У знания же образующие различия: принадлежность существам одушевленным и разумным, а также трудноизменяемость; разделяющие: грамматика, философия. Ибо к какой категории принадлежит род, к той же категории принадлежит и вид, и различия этого вида. Но что касается подчиненных родов и видов, то ничто им не мешает иметь те же самые различия, хотя и не все. Под различиями здесь я имею в виду образующие их.
Следует же знать, что каждая из девяти категорий, — не считая субстанции, — хотя она и есть акциденция, однако имеет образующие и разделяющие различия; и каждая из них есть самый высший род и имеет виды, подчиненные роды и самые низшие виды. Ибо обязательно, что, где род, там и виды и разделяющие различия, так как именно они разделяют род на виды. А где виды, там и образующие различия, ибо именно они образуют виды.
Название «одно» (то£ѵ) употребляется в трех смыслах: или в отношении рода; например, человек и лошадь со стороны рода суть одно и то же, ибо они подпадают под один род — живое существо. Или в отношении вида: так, мы говорим, что Сократ и Платон, принадлежащие к одному виду — человек, со стороны вида одно и то же. Или по числу: например, о Сократе мы говорим, что сам по себе он есть один, отдельно от прочих людей.
Гл. XXXIX. О том, что находится в другом. То, что находится в другом, находится в нем одиннадцатью различными способами. 1) Как род в виде: например, живое существо в определении человека, будучи для человека родовым понятием. 2) Как вид в роде: например, человек в разделении живого существа. 3) В смысле места: например, священник в храме. 4) В смысле времени: например, Ной во время потопа. 5) В смысле сосуда: например, вино в чаше. 6) Как целое в частях: например, Сократ в его членах: голове, руках, ногах. Впрочем, целое здесь находится не в другом, а в других. 7) Как часть в целом: например, голова, рука в Сократе. 8) Как форма в веществе: например, форма статуи в меди. 9) Как в производящей причине: например, все - в Боге. 10) Как в целевой причине: например, кровать в отдыхе людей, ибо ради этого отдыха делается кровать. 11) Как в подлежащем: например, белизна на теле. Следует знать, что «части целого» говорят, «целое же частей» никоим образом, но «целое в частях».
Гл. XL. Еще о субстанции. Субстанция есть самосуществующая вещь, не нуждающаяся для своего существования ни в чем другом; и снова: субстанция есть все, что самоипостасно (αΰθυπόστατον) и не имеет своего бытия в другом, т. е. то, что существует не ради другого и не в другом имеет свое существование и не нуждается в другом для своего существования; но существует само по себе, — в чем и акциденция получает свое существование. Ибо цвет возник ради тела, чтобы окрашивать его, а не тело ради цвета. Равным образом цвет имеет свое бытие в теле, а не тело в цвете, почему и говорят «цвет тела», а не «тело цвета», Поэтому при частых переменах и изменениях цвета субстанция, т. е. тело, не изменяется, но остается той же самой. Название же свое субстанция (сущность, οΰσία) получила от είναι (быть, существовать).
Гл. XU. О природе. Природа есть начало движения и покоя каждой вещи. Так, земля движется в смысле произведения растений, но покоится в смысле перехода с места на место, ибо она не движется с одного места на другое. Итак, начало и причина ее движения и покоя, по которым ей свойственно двигаться и покоиться, сущностно, или по природе, а не акцидентально, - называется природой, поскольку она таким-то образом и создана, и существует. Природа есть не что иное, как субстанция; ибо от субстанции вещь имеет такую способность, т. е. способность движения и покоя, и субстанция есть причина ее движения и покоя. Именуется же природа (φύσις) от πεφυκέναι — родиться.
Гл. XLII. О форме. Форма (μορφή) есть субстанция, как бы сформированная и видообразованная сущностными различиями (διαφορά); она и есть самый низший вид, Так, субстанция, сформированная и видообразованная признаками тела одушевленного и чувствующего и составляющая живое существо, если к ней присоединить еще признаки разумности и смертности, составит вид человека. Этот самый низкий вид называется формой, как бы оформленной субстанцией.
Святые отцы самому низшему виду прилагают название и субстанции, и природы, и формы, утверждая, что субстанция, природа, форма суть одно и то же, самый низший вид. И индивидуумы, входящие в один и тот же самый низший вид, у них называются единосущными, единоприродными, однородными и единообразными. А самые низшие виды они называют различными по сущности, природе, виду, роду и форме. Ибо невозможно, чтобы один вид в отношении другого вида, одна природа в отношении другой природы, или субстанция - субстанции, не были различны и по сущности, и по природе, и по форме.
Следует знать, что из двух субстанций, или природ, не может образоваться одна сложная; ибо невозможно, чтобы в одной и той же вещи находились образующие различия противоположного свойства. Но из различных природ может образоваться одна сложная ипостась (ΰπόστασις): так, человек составлен из души и тела. Хотя природа людей и называется единой, тем не менее каждый в отдельности человек не называется существом единой природы. Ведь сложная природа людей называется единой потому, что все сложные ипостаси людей сводятся к одному виду. Но каждый отдельный человек не называется существом единой природы, так как каждая ипостась людей состоит из двух природ, а именно души и тела, и сохраняет их в себе неслиянными, о чем свидетельствует разделение, происходящее из-за смерти.
Гл. ХLIII. Об ипостаси. Название «ипостась» имеет два значения. Иногда оно означает простое существование. В этом значении субстанция и ипостась одно и то же. Поэтому некоторые из святых отцов говорили: «природы, или ипостаси». Иногда же «ипостась» обозначает существование само по себе и самостоятельное. В этом значении под ним понимается индивидуум, отличающийся от других числом, например: Петр, Павел, такой-то конь.
Ибо нужно знать, что ни субстанция не существует сама по себе без вида, ни сущностное различие, ни вид, ни акциденция, но одни только ипостаси, или индивидуумы. В них усматриваются (θεωρούνται) и субстанции, и сущностные различия, и виды, и акциденций. При этом простая субстанция усматривается одинаково во всех ипостасях: в неодушевленных и одушевленных, в разумных и неразумных, в смертных и бессмертных. Напротив, сущностные различия у неодушевленных иные, чем у одушевленных; у разумных иные, чем у неразумных; у бессмертных иные, чем у смертных. Одним словом, ипостасям каждого самого низшего вида свойственны одни и те же сущностные различия, которые, с одной стороны, соединяют их друг с другом через определение субстанции, с другой - отделяют их от ипостасей другого вида. Подобным же образом усматриваются в них, т. е. в ипостасях, и акциденции, обособляя каждую ипостась от ипостасей того же вида. Поэтому индивидуум и называется по преимуществу именем ипостаси, ибо в нем субстанция получает действительное существование (ενεργείαυφίσταται), принимая акциденции.
Гл. ХLIѴ. О лице. Лицо есть то, что в своих действиях и свойствах обнаруживается очевидным и отграниченным от однородных существ образом. Например, Гавриил, беседуя с Пресвятой Богородицей, был одним из ангелов, но присутствовал там и беседовал с ней только он один, отграниченный от единосущных с ним ангелов присутствием в определенном месте и тем, что он беседовал. И Павел, когда он держал речь на лестнице (Деян. 21:40), был одним из людей, но своими свойствами и действиями он отделялся от всех других людей.
Следует же знать, что святые отцы названиями «ипостась», «лицо» и «индивидуум» обозначали одно и то же, а именно то, что, состоя из субстанции и акциденций, существует само по себе и самостоятельно, различается числом и выражает такого-то, например, Петра, Павла, такого-то коня. Название «ипостась», !)πόστα-σις происходит от ΰφεστάναι, стоять в основании чего-либо.
Гл. XLV. О воипостасном. Название «воипостасный» также иногда обозначает простое бытие. В этом смысле воипостасной мы называем не только чистую субстанцию, но и акциденцию, которая в собственном смысле не воипостасна, а иноипостасна. Иногда же оно означает ипостась саму по себе, т. е. индивидуум, который в собственном смысле есть и называется ипостась, а не воипостасное. В собственном же смысле воипостасным называется то, что не существует само по себе, но усматривается в ипостасях: так вид, или природа людей, усматривается не в собственной ипостаси, но в Петре, Павле и в прочих человеческих ипостасях, — или то, что соединяется с другим, субстанциально различным, в нечто целое и образует одну сложную ипостась. Так, человек соcтавлен из души и тела, причем ни душа, ни тело, взятые в отдельности, не называются ипостасями, но воипостасными; то же, что образуется соединением обоих, называется их ипостасью, ибо ипостасью в собственном смысле называется то, что существует само по себе и самостоятельно.
Кроме того, воипостасной называется природа, воспринятая другою ипостасью и в ней получившая свое существование. Отсюда и плоть Господа, не существовавшая самостоятельно ни в один момент времени, есть не ипостась, а скорее воипостасное, ибо, будучи воспринята ипостасью Бога Слова, она ею была осуществлена и обрела и имеет ее своей ипостасью.
Гл. XLVI. О безипостасном. И название «безипостасный» употребляется двояко; иногда оно означает то, чего никогда никоим образом не было, т. е. не сущее, а иногда то, что не имеет бытия в самом себе, а имеет свое существование в другом, т. е. акциденцию.
Гл. XLVII. Разделение сущего и субстанции. Сущее разделяется на субстанцию и акциденцию, но не как род на виды, а как омонимичное название или как то, что происходит от одного предмета и находится к нему в определенном отношении.
Субстанция есть самый общий род. Он разделяется:
на тело и бестелесное тело
|
1) Тело есть вид субстанции и род одушевленного,
|
на одушевленное и неодушевленное |
2) Одушевленное есть вид тела и род чувствующего,
|
одушевленное на чувствующее и нечувствующее (живое существо, животно-растительное и растение) |
3) Чувствующее живое существо есть вид одушевленного и род разумного,
|
живое существо на разумное и неразумное
|
4) Разумное есть вид животного и род смертного,
|
разумное на смертное и бессмертное |
5) Смертное есть вид разумного и род человека.
|
смертное на человека, вола, лошадь, собаку и т. п. человек на Петра, Павла и прочих единичных людей, которые суть индивидуумы, ипостаси, лица |
Человек есть самый низший вид, ибо человек есть вид в отношении смертного и вид же в отношении Петра и Павла. Согласно святым отцам, это и есть природа, форма и субстанция.
|
Гл. XLVIII. О том, что такое свойство субстанции 14. Итак, сказано, что такое субстанция, природа, форма и что такое ипостась, индивидуум, лицо, воипостасное и безипостасное, и какое различие между субстанцией и акциденциями, и что субстанция важнее акциденции, так как акциденции в ней имеют свое существование. Сказано и о разделении субстанции и чем она отличается от сущностных различий, — а именно тем, что образуемая ими субстанция составляет определенный вид и делается такой, а не иной. Сказано и о том, что такое природа, форма, ипостась, лицо, индивидуум, как думали об этом внешние и как определили святые отцы, ученики и учители истины и подлинной философии. Теперь же мы скажем и о свойствах субстанции.
Свойство субстанции заключается в том, что она не существует в каком-либо субстрате (подлежащем). Ибо скорее она составляет подлежащее для акциденций, а не сама имеет существование в другом. Это свойство принадлежит и сущностным различиям. Ибо то, что в субстрате, не сохраняет вещи, присутствуя в ней, и не разрушает ее, отсутствуя, почему и не вносится в определение, так как является несомненной акциденцией. Сущностные же различия не суть акциденции. Будучи налицо, они сохраняют вещь, отсутствуя, разрушают. Поэтому они и вносятся в определение. Свойство субстанции заключается и в том, что она сказывается синонимически, т. е. передает и имя, и определение и не имеет ничего противоположного себе, — ибо камню, т. е. самой субстанции камня, нет ничего противоположного, — и не принимает большей или меньшей степени. Это свойство принадлежит и сущностным различиям. Так, человек не более лошади есть субстанция или живое существо, равно как и лошадь не более человека. Наконец, субстанции свойственно принимать противоположности, каждую порознь, не оставаясь при этом той же самой, но подвергаясь изменению. Под противоположностями я имею в виду присущностные акциденции. Ибо разумное не допускает неразумного, а вот тело нагревается и, изменяясь, делается холодным. Равно и душа усвояет иногда добродетель, а иногда порок.
Гл. XLIX. Еще об однородном и принадлежащем к одному и тому же виду; о разнородном и разновидном; о единоипостасном и различающемся численно. Однородны те предметы, которые подпадают под одну и ту же категорию; например, под категорию субстанции, Подобным же образом обстоит дело и в отношении прочих девяти категорий. Ибо нужно знать, что всех категорий или самых общих родов десять, и к ним сводится всякое название, употребляемое независимо. Категории эти следующие: 1) субстанция: например, камень; 2) количество: например, два, три; 3) отношение: например, отец, сын; 4) качество: например, белое, черное; 5) где: например, в Дамаске - это указывает место; 6) когда: например, вчера, завтра — это указывает время; 7) обладание: например, носить одежду; 8) положение: например, стоять, сидеть; 9) действие: например, жечь; 10) страдание: например, подвергаться жжению,
Разнородны те предметы, которые относятся к различным категориям. Так, человек и конь будут однородны, ибо и тот и другой относятся к категории субстанции. Напротив, человек и знание разнородны, ибо человек относится к категории субстанции, а знание - к категории качества.
Одного вида те предметы, которые относятся к одному и тому же виду и совпадают между собою в определении их сущности, - например, Петр и Павел. Оба относятся к одному и тому же виду - человек. Разновидны же те предметы, которые различаются друг от друга видом, т. е. определением сущности: например, человек и лошадь. Святые же отцы однородные и принадлежащие к одному виду предметы принимают за одно и то же — за предметы единосущные, т. е. за ипостаси одного и того же вида.
Предметы бывают единоипостасными (5μοϋπόστατα), когда две природы соединяются в одной ипостаси и производят одну сложную ипостась и одно лицо, как душа и тело. Разноипостасны же и численно различны те предметы, которые сочетанием акциденций отграничили особенность собственной ипостаси, иначе сказать, которые друг от друга отличаются акциденциями и имеют отдельное и самостоятельное существование, как индивидуумы Петр и Павел, ибо тот один, а этот - другой.
Гл. L. О количественном и количестве. Количество есть совокупность единиц, саму же единицу называют не количеством, но началом количества. Итак, когда одна единица соединяется с другой единицей, получается два. Таким образом, количество есть не разделение, но совокупность, сочетание единиц, ибо разделение имеет место тогда, когда мы два разлагаем на один и один по отдельности; когда же говорим, что один и один составляют два, то это скорее будет сочетание.
Следует знать, что количество есть самая мера и число, измеряющее и исчисляющее; количественное же есть то, что подлежит числу и мере, т. е. измеряемое и исчисляемое, что касается количественного, то оно бывает раздельное и непрерывное (связное). Непрерывное количественное — это когда измеряемое одно; например, одно дерево бывает в два локтя, три локтя, или камень, или что-либо подобное, и, будучи одним, измеряется и называется непрерывным. Раздельное же количество состоит из отдельных друг от друга предметов; например, десять камней или десять фиников; ибо и камни, и финики суть отдельные друг от друга предметы. Бот о таком количественном говорят, что оно исчисляется, если только оно, вследствие незначительной величины и множества составляющих его предметов, не измеряется модием15 или подобною мерою, как зерновой хлеб и что-либо подобное.
Непрерывные величины определяют как такие, части которых связываются между собой в какой-либо общей границе. Ибо если есть одно бревно в два локтя, т. е. имеющее два локтя, то в нем конец одного локтя и начало другого совпадают, ибо они соединены и связаны вместе и не отделены друг от друга. Раздельные же величины определяются как такие, части которых не соединяются в каком-либо общем пределе, как, например, у десяти камней. В самом деле, если отсчитать пять и пять камней, то они не будут иметь общего предела, который бы их связывал. Ведь если что-нибудь вставить между пятью и пятью, то будет уже одиннадцать, а не десять. На это указывает и само имя величин: непрерывной и раздельной.
К раздельному количеству относится число и речь. Числом в данном случае мы называем исчисляемое, ибо исчисляемое, как было показано выше, непременно является раздельной величиной. Речь тоже раздельная величина, ибо она исчисляется словами и не имеет общего предела, соединяющего ее части. Так, если речь состоит из десяти слов и если ее разделить на пять и пять слов, то они не будут иметь общего, соединяющего их предела, — ведь еcли между этими частями вставить что-либо, то их будет уже одиннадцать, а не десять. Подобным же образом и слово, исчисляемое слогами, не имеет общего, соединяющего слоги предела. Например, слово «Сократ»: между слогом «Со» и слогом «крат» нет общего, соединяющего их предела.
Непрерывных величин пять видов: тело, поверхность, линия, место, время. Следует же знать, что точка не имеет величины, ибо она не измеряется и не исчисляется, так как не имеет ни одного измерения. Линия имеет одно измерение, ибо она есть как бы длина без ширины. Посему она принадлежит к непрерывным величинам, ибо, будучи едина, она измеряется, и части ее имеют общий предел, которым они между собой соединяются, именно находящуюся между ними точку. Поверхность есть наружная часть тела, потому что она наверху, то есть на виду. Она имеет два измерения: длину и ширину. Будучи единой, поверхность тоже измеряется, и части ее имеют общий предел, коим они соединяются между собой, а именно проходящую между ними линию. Нужно знать, что гладкая и ровная поверхность называется плоскостью, негладкая же и искривленная - просто поверхностью. Тело имеет три измерения: длину, ширину и глубину, или толщину. Будучи единым, оно измеряется, и части его имеют общий предел, коим они соединяются, а именно поверхность. Место есть поверхность воздуха. Например, твое место есть поверхность или предел окружающего тебя воздуха и, как поверхность, относится к непрерывным величинам. Время тоже измеряется, разделяясь на прошедшее и будущее, причем эти части времени имеют общий предел - настоящее. Само же настоящее не имеет величины. Таким образом, не имеют величины единица, точка и настоящее. Величинами же в собственном смысле называются вот эти семь: 1) число, 2) речь, 3) время, 4) место, 5) линия, 6) поверхность, 7) тело.
По акциденции мы называем величинами то, что в них рассматривается, - действие, движение, цвет и т. п. Так, если действие и движение происходит в течение долгого времени, мы говорим, что действия много и движения много; если же короткого, то мало. Подобным же образом, если белизна присутствует в большой телесной массе, мы говорим, что много белизны; а если в небольшой - то мало.
Кроме того, одна величина имеет предел, другая же беспредельна. Величина, имеющая предел, может измеряться и исчисляться. Беспредельная же величина превосходит всякую меру и всякое число неким преимуществом. Ее безразлично называют и многою и великою: так, например, мы говорим о многом милосердии Божием, о великой тайне домостроительства Бога Слова.
Следует же знать, что Аристотель великое и малое, многое и немногое, большее и меньшее, менее многочисленное и более многочисленное, двойное и половину и т. п. причисляет к отношениям. Посему мы говорим, что возможно, что одна и та же вещь, рассматриваемая с различных сторон, будет относиться к различным категориям. В самом деле, как ранее перечисленные названия, поскольку они выражают число и меру, относятся к величинам; а поскольку они имеют определенное отношение друг к другу и поскольку употребляются в отношении друг друга, постольку принадлежат к отношениям, ибо большое называется большим в отношении малого, двойное в отношении половины; подобно и с остальными. Но тело, рассматриваемое как физическое тело, относится к категории субстанции. А поскольку оно есть математическое тело, т. е. подлежит измерению, - к категории количества. Кроме того, количественное разделяется на величину и множество: величина измеряется, множество исчисляется. Величина отвечает на вопрос: как велико? Множество же на вопрос: сколько?
Количество имеет три свойства, которые называются сопутствующими свойствами (παρακολουθήματα). Первое свойство состоит в том, что само по себе оно не имеет ничего противоположного себе. Ведь тело само по себе не имеет ничего противоположного себе, а поскольку оно, скажем, белое, постольку имеет нечто противоположное, а именно черное. Следует же знать, что число два не имеет противоположного ему числа. Ведь если бы таковое было, то их было бы много. Ибо все остальные числа были бы противоположны числу два. И тогда природа оказалась бы несправедливой, противопоставив одному и тому же множество противоположностей, ибо множество противоположностей для одного и того же есть нечто недопустимое. Второе свойство количества состоит в том, что оно не принимает большей и меньшей степени. Так, два финика не в большей степени два, чем два человека, что не имеет
противоположного себе, то и не принимает большей или меньшей степени. Третье свойство только количества и всего его - это равенство и неравенство. Так, одна линия бывает равна и не равна другой линии.
Гл. LI. О предметах относительных. Относительными являются те предметы, о которых говорится, что то, что они есть, принадлежит другому предмету или находится в каком-либо ином отношении к нему. «Принадлежит другому» говорится как отец сыну, ибо отца, конечно, называют отцом сына. Относится к другому, например, большое к малому, многое к немногому, ибо не говорят: многое немногого, но многое в отношении немногого.
Следует же знать, что когда что-либо рассматривается само по себе, то оно не есть относительный предмет. Об отношении говорят тогда, когда что-либо вступает в отношение к другому. Так что бытие и ипостась (ΰπόστασις) относительных предметов состоит в том, чтобы называться ввиду другого или находиться в отношении к этому другому, ибо этим взаимным отношением и производятся относительные предметы.
Они из относительных предметов называются одним и тем же именем, например: друг - друг друга, враг - враг врага; другие — различными именами, например: отец - отец сына, учитель — учитель ученика.
Затем, одни относительные предметы находятся друг к другу в отношении превосходства: например, больший - больше, чем меньший; другие — в отношении судящего и подлежащего суждению: например, знание есть знание того, что может познаваться, ибо знание судит о том, что подлежит познанию, то есть ведение судит о ведомом; подобным же образом ощущение есть ощущение ощущаемого, положение — положение положенного, стояние — стояние поставленного, возлежание - возлежание возлежащего и т. п. Третьи - в отношении силы и бессилия. В отношении силы — например, согревающее и согреваемое; в отношении же бессилия при недостатке силы - например, когда мы говорим, что зрение бессильно видеть беззвездное небо. Четвертые — в отношении причины и производного — например, отец — отец сына.
Свойство же относительных предметов состоит в том, что они обратимы (например, один друг называется другом друга и другой тоже — другом друга; учитель называется учителем ученика и ученик - учеником учителя), и в том, что они существуют вместе с природой. Совместность же с природой означает, что когда вводится или устраняется один предмет, то вводится и устраняется и другой. Так, если есть отец, то обязательно будет и сын, и если нет отца, то не будет и сына, ибо чей он будет сын, если нет отца? И еcли не будет сына, то не будет и отца, ибо не имеющий сына уже не будет отцом. Таким образом, с устранением отца устраняется и сын, и с устранением сына устраняется и отец. Но устраняется не ипостась того и другого, но отношение, ибо хотя сын и остается, однако он не остается сыном; как будет сыном тот, у кого нет отца? Если же мы говорим о сыне умершего, то или говорим это не в собственном смысле, но в переносном, или же имеем в виду то, что отец, в силу бессмертия души, не сгинул и не отошел в небытие.
Нужно знать, что каждая категория есть самый общий род и имеет подчиненные и роды, и виды, и различия, разделяющие для родов и образующие для видов, и самые низшие виды, и индивидуумы. Но как лишь образующие различия субстанции, и ничего другого, называются сущностными, так и индивидуумы называются ипостасями только субстанции, и ничего другого.
Следует знать, что сама субстанция, так как она есть род и имеет отношение к другому, подводится под категорию отношения. Ведь род есть род видов, и виды суть виды рода и принадлежат к числу тех предметов, которые относятся к чему-либо. Далее, предметы относительные и допускающие обращение имеют отношение или к самостоятельным вещам, т. е. субстанциям, или к несамостоятельным, т.е. акциденциям. Если к самостоятельным, то свойственное им отношение или естественно, как, например, отношение отца к сыну, или же неестественно. Если неестественно, то оно зависит или от судьбы, как отношение раба и господина, или от искусства, как отношение учителя и ученика, или от произволения, как друг и друг, враг и враг. Если же к несамостоятельным, но к акциденциям, то отношения бывают естественные, как, например, отношение двойного и половины, или неестественные.
Относительные предметы сперва необходимо подвести под другую категорию, рассматривая их сами по себе, а затем уже, поскольку у них есть отношение к другому предмету, подвести под
категорию относительных предметов; ибо вначале нечто должно существовать безотносительно, а затем уже в нем усматривается отношение.
Гл. LII. О качественном и качестве. Качество есть то, благодаря чему о предметах говорится, какого они качества. И снова: качество есть то, от чего получают свое название причастные к нему предметы. Так, от благоразумия получает название благоразумного тот, кто имеет благоразумие; и теплым называется тот, кто причастен к теплоте.
Следует заметить, что качественное обладает большею общностью, чем качество. Ведь качественное означает качество, а также причастное к тому например, теплоту и теплое, то, что имеет теплоту; ибо качественным называется то, что имеет качество, — например, имеющие теплоту предметы называются теплыми. Теплые - качественные, теплота же качество. Часто и само качество называется качественным. Подобным же образом дело обстоит и с количественным, и с количеством.
Одни качества находятся в одушевленных и разумных существах, как знания и добродетели, болезни и здоровье, и называются состояниями (έξεις) и расположениями (διαθέσεις). Другие качества существуют и в одушевленных, и в неодушевленных телах, каковы тепло и холод, форма и фигура, сила и бессилие. Из этих качеств одни присущи вещам потенциально, другие актуально. Еcли потенциально, то производят силу и бессилие; если актуально, то производят качества, которые или распространяются вглубь, как теплота распространяется на весь огонь, белизна — на все молоко и на весь снег, и дают страдание и страдательное качество; или ограничиваются поверхностью и образуют фигуру и форму. Таким образом, существует четыре вида качеств: состояние и расположение, сила и бессилие, страдание и страдательное качество, фигура и форма.
Состояние отличается от расположения тем, что состояние мало изменчиво и более длительно - например, благоразумие: ибо не скоро переходит кто-либо от благоразумия к неразумению. Так же и знание: если кто-либо точно знает, то это знание у него трудно поддается перемене и есть состояние. Подобным образом и мужество, и умеренность, и справедливость. Расположения, наоборот, подвижны и легко меняются, например, теплота, холод, болезнь, здоровье и тому подобное, ибо сообразно с ними человек находится в том или ином расположении. Легко изменяется человек, из теплого делаясь холодным, из больного — здоровым. И сами эти вещи, здоровье, болезнь и подобные, суть состояния, если они устойчивы и мало изменчивы. Расположение имеет большую общность, чем состояние, ибо и то и другое называется расположением, так как они выражают, в каком положении, соответственно им, находится человек; но мало изменчивое расположение называется состоянием, а легко меняющееся — только расположением.
Второй вид качества есть сила и бессилие, не проявившиеся в действии. Но в них есть способность и естественная возможность или неспособность. Так, мы говорим о ребенке, что он музыкален в возможности, ибо, хотя в действительности музыка ему не присуща, однако он имеет способность к ее восприятию. А бессловесное животное мы называем немузыкальным, поскольку оно музыкой не владеет и не способно к ее восприятию. Подобным же образом твердое тело имеет способность не скоро разделяться.
Третий вид качества есть страдательное качество и страдание, каковы теплота, холод, белизна, чернота и т. п. Страдание, как и расположение, легко утрачивается, — например, если кто-нибудь от стыда краснеет, а из-за страха бледнеет. Страдательное же качество неподвижно и мало изменчиво. При этом некоторые из страдательных качеств не образовались в силу страдания, т. е. от другого, но сущностно присущи предмету, как у огня теплота и у меда сладость. Ведь тепло для огня не есть приобретенное качество, а сладость — для меда. И не так, что прежде огонь и мед не имели этих качеств, а затем восприняли теплоту и сладость. Однако по нашему ощущению они производят то же самое претерпевание. Так, огонь, будучи теплым, согревает нас, а мед, будучи сладким, дает нам ощущение сладости. А некоторые страдательные качества образовались в силу некоего страдания или смешения (κράσεως) и иногда вызывают в нашем чувстве претерпевание, но это претерпевание и это качество не то, какое они сами имеют. Таковы цвета. Ведь белый цвет образовался вследствие некоторого страдания или смешения, и в нашем зрении он вызывает претерпевание, т. е. различение, расширение и освещение; но при этом он не делает нас самих белыми. Итак, страдательное качество, если оно не является приобретенным, принадлежит или целому виду, как теплота принадлежит всякому огню, или не всему виду, как черный цвет - эфиопам, ибо не все люди черного цвета. Все это имеет место не только в отношении тела, но и в отношении души.
Четвертый вид качества составляют фигура и форма: фигура принадлежит как одушевленным, так и неодушевленным телам, форма же — только одушевленным. Если же название «форма» высказывается о предметах неодушевленных или если их называют прекрасными по форме, то в этом случае слово употребляется не в собственном смысле, а в переносном. Фигуре принадлежит большая общность, чем форме, так как и форма называется фигурой, тогда как фигура предметов неодушевленных не называется формой. К качествам относятся также и прямизна, или правильность, и искривленность, или изогнутость.
Следует знать, что предметы, обладающие качествами, по большей части получают от них свое название, — так, от теплоты предмет называется теплым. Но некоторые называются омонимично: например, музыкальное искусство и музыкальная женщина, т.е. женщина, владеющая музыкальным искусством. Некоторые же предметы, хотя и редко, называются другим именем, как от добродетели — порядочный человек (σπουδαίος), ибо добродетельный человек называется и добропорядочным.
Следует иметь в виду, что страдание бывает двух видов. Страданием называется или уже перенесенное страдание, и оно подводится под категорию качества — так, выбеленная одежда называется белой, — или страданием называется страдание, претерпеваемое в настоящий момент, и оно подводится под категорию страдания, — например, одежда, еще не выбеленная, но подвергающаяся белению в настоящий момент.
Нужно знать, что качества не суть тела, но бестелесны, ибо если бы они были телами, то подходили бы под категорию субстанции. И все акциденции тоже бестелесны и не существуют сами по себе, если не усматриваются в субстанции.
Нужно знать, что сущностные качества относятся к категории субстанции, ибо эти качества суть части субстанции, на которые она разделяется, и вносятся в определение ее видов; а под какую категорию подводится целое, под ту же категорию должны подводиться и ее части. Так, тяжелое и легкое усматриваюется или в тяжестях (ογκοις), как это имеет место в отношении взвешиваемых предметов, и подводятся под категорию количества; или в субстанции, например в стихиях, т. е. огне, земле, и подводятся под категорию субстанции, как сущностные качества. Подобным же образомобстоит дело с плотным и редким, т. е. тонким, ибо они или сущностно рассматриваются в стихиях и относятся к категории субстанций, или же как привходящие, [например], в одеждах, и тогда относятся к категории положения (κείσθαι), ибо существуют по положению.
Качество обладает следующими тремя свойствами, или сопутствующими признаками (παρακολουθήματα). Во-первых, оно допускает противоположение: так, теплое противоположно холодному, белое — черному. Во-вторых, большую и меньшую степень, ибо где есть противоположность, там обнаруживается и большая и меньшая степень. «Большая» означает усиление, а «меньшая» — ослабление. Поэтому можно сказать, что данный вид более бел, чем другой, или менее холоден, чем другой. Третий сопутствующий признак, составляющий главное свойство качества, — это сходство и несходство. Следует иметь в виду, что фигура не допускает противоположности.
Нужно знать, что не все лишения (στερήσεις) выражаются через отрицание; есть и такие лишения, которые выражаются утвердительно, как слепота и глухота. С другой стороны, не всякий вид именуется утвердительно, но и отрицательно. Например, невоздержанность (ακολασία) есть вид, однако она получила не утвердительное, а отрицательное наименование. Ибо положительное суждение называется утверждением, например: он красив; а отрицательное — отрицанием: например, он некрасив. <Когда же говорим: беззаконный (άνομος), то а обозначает отрицание, как ou>.
Когда об одном белом говорят, что оно равно другому белому, то они берутся не как качества, а как количества и равенство имеет место между поверхностью первого предмета и поверхностью второго, Равным образом и о месте говорят как о подобном и неподобном не поскольку оно есть количество, а поскольку участвует в качестве.
Гл. LIII. О действии и страдании. Нужно знать, что действие и страдание, т. е. сила действующая и сила страдательная, относятся к категории качества, а то, что действует, и то, что страдает, есть определенная субстанция, действующая или претерпевающая определенным образом. Итак, действовать значит в самом себе иметь причину действия; страдать же значит иметь причину страдания и в себе, и в другом; например, создатель и создаваемое. Ведь создатель в самом себе имеет причину создания; создаваемое же в создателе имеет причину создания, в самом же себе - способность к восприятию страдания. Под создателем в данном случае мы подразумеваем ремесленника, например, плотника; под создаваемым же — тот материал, с которым имеет дело ремесленник, — например, дерево, ибо оно подлежит [обработке] плотника.
О действии и страдании иногда говорят просто, как применительно к производительным ремеслам, например, плотничьему, кузнечному и под., у которых произведение остается и с прекращением действия; так, когда архитектор перестал строить, построенное остается, — а иногда говорят «делать», когда делаемое не сохраняется с прекращением деятельности, Так, если играющий на флейте перестанет играть, то не сохранится, а исчезнет и игра на флейте. Иногда же говорят «созерцать» — например, заниматься астрономией, геометрией, размышлять и т. п., а также о видах, усматриваемых в неодушевленных предметах: огне, камне, дереве и т. п. Итак, первые три вида действия свойственны разумным; последний же — неодушевленным и неразумным. В этом случае предмет действует не постольку, поскольку он одушевлен, но поскольку одно тело приближается к другому.
[Рассматриваемая категория] имеет два свойства. Во-первых, она допускает противоположение; так, нагревание противоположно охлаждению. Во-вторых, она принимает большую и меньшую степень, ибо возможно более нагреть и менее охладить, равно как и более нагреться и менее охладиться.
Итак, во всех категориях усматривается действие и страдание: в субстанции — рождать и рождаться, в количестве — исчислять и исчисляться, в отношениях — удваивать и удваиваться, в качестве - белить и белиться, в положении — помещать и помещаться, в состоянии (εχειν) — нести и быть носимым, в категории места — содержать и содержаться, в категории времени - содержать и содержаться в настоящем, прошедшем и будущем времени.
Гл. LIV. О положении (κείσθαι). Положение есть состояние предмета в отношении другого предмета. Так, мы говорим о таком-то положении тела, например: лежание, сидение, стояние. Положение бывает трех видов: стояние, сидение, лежание. Прямое положение дает стояние; когда нечто отчасти лежит, отчасти стоит — это сидение, когда же совершенно лежит, тогда лежание. Положение не означает ни предмета, ни места, но выражает самое положение предмета в отношении места.
Из предметов, находящихся в определенном положении, одни по своей природе находятся в этом положении, как стихии в свойственных им местах, — например, земля, вода, воздух, огонь и т.п.; другие же потому, что они были приведены в это положение искусственно, как, например, статуя, колонна и т. п. Существует и другое подразделение предметов со стороны их положения. По этому подразделению одни предметы неподвижны, например земля; другие подвижны, например небесные тела. Кроме того, одни предметы находятся в определенном положении потенциально, например, существа, могущие переходить с места на место; другие же актуально, когда они помещаются там-то.
Гл. LV. О месте. Категория, отвечающая на вопрос «где?», обозначает время. Ибо если нас спросят: где находится такой-то, мы говорим: в доме, в городе, а это обозначает место. Виды данной категории определяются различием мест: вверху, внизу, справа, слева, впереди и позади.
Гл. LVI. О времени. Категория, отвечающая на вопрос «когда?», обозначает место. Ибо если нас спрашивают, когда было то-то, мы говорим: в прошлом, в позапрошлом году, что обозначает время. Видов рассматриваемой категории столько же, сколько различий имеет время, а таковых три: настоящее, прошедшее, будущее.
Гл. LVII. Об обладании (τοϋ εχειν). Обладание бывает тогда, когда одна субстанция обладает другой. Оно означает, что одна вещь объемлет или объемлется, но не составляет части предмета. Объемлет хитон, доспех и подобное; объемлется кольцо и какая-нибудь подобная мелочь. Как объемлемое, так и объемлющее должны быть субстанциями, так как если одно будет субстанцией, а другое акциденцией, например, наука и ученый, то их уже нельзя будет подвести под категорию обладания. Различия категории обладания соответствуют различиям сущего. Ведь то бывает или одушевленным, или неодушевленным, и под обладанием разумеют обладание одушевленных предметов, например, сына, лошади и т.п., и неодушевленных предметов, например кольца, сандалий и т. п. Обладание употребляется омонимически и во многих других значениях, о которых мы скажем потом.
Гл. LVIII. О противоположностях. Все противополагаемое противопоставляется или как вещь, или как слово. Если как слово - слову, то получается утверждение и отрицание. Утверждение есть речь о том, что принадлежит какому-либо предмету; например, он красив. Отрицание есть речь о том, что не принадлежит какому-либо предмету: например, он некрасив. И то и другое называется суждением. Если же нечто противополагается как вещь, то это говорится или о взаимообратимых предметах и образует отношения, которые взаимно и вводят друг друга, и устраняют, или о таких, которые не обращаются взаимно и не имеют между собою отношения. А те или не переходят друг в друга, однако же по природе противоположны и производят противоположное, как теплота и холод, или одно переходит в другое, а другое не переходит в первое. При этом одно из них естественно, а другое противоестественно, и получается противоположность лишения и обладания — например, зрение и слепота; слепота же есть лишение обладания, т. е. зрения.
Из противоположностей одни из них не имеют среднего, другие имеют среднее. Среднего не имеют те противоположные вещи, из которых одна необходимо должна присутствовать в их подлежащем, или в том предмете, о котором они сказываются, - например, болезнь и здоровье, имеющие подлежащим тело живого существа. При этом в теле по необходимости обязательно присутствует или болезнь, или здоровье. Болезнью мы называем всякое расстройство (παρατροπή) природы. Среднее имеют те противоположности, из которых одна не обязательно должна находиться в их подлежащем, или в том предмете, о котором они сказываются. Таковы, например, белое и черное. Они противоположны друг другу, но не обязательно всякому телу быть белым или черным, - ведь тела бывают также серые и красные. Исключение составляют те случаи, когда одна из противоположностей принадлежит какой-либо вещи по природе, как теплота огню и холод снегу. Из противоположностей, имеющих среднее, одни имеют [для этого среднего] названия — так, среднее между белым и черным называется серым; другие не имеют названий — так, среднее между справедливым и несправедливым не имеет названия, но определяется посредством отрицания, как нечто промежуточное, именно: и несправедливо, и не несправедливо.
Противоположностям сопутствуют четыре свойства. Во-первых, добру необходимо противополагается зло; злу же иногда добро, а иногда другое зло. Ибо целомудрию противополагается распущенность, а распущенности — иногда целомудрие, иногда же слабоумие. Слабоумие же — это когда отсутствуют и не возбуждаются страсти. Посему распущенность есть недостаток целомудрия, а слабоумие — чрезмерный избыток (uπερβολή), избыток же противоположен недостатку. Во-вторых, противоположности не могут принадлежать одним и тем же индивидуумам в одном и том же отношении. Так, Сократ не может одновременно быть и здоровым, и больным, один и тот же его член не может одновременно и нагреваться, и охлаждаться. В-третьих, противоположности находятся в одном и том же подлежащем: или роде, или виде, или исчисляемом (αριθμώ). В роде - например, в теле вообще белое и черное; в виде — например, в теле живого существа здоровье и болезнь; в исчисляемом - это ясно, ибо одно и то же тело, вследствие испытываемых им изменений, оказывается способным к принятию противоположностей. В-четвертых, противоположности принадлежат или одному и тому же роду, как белое и черное — цвету, или противоположным родам, как справедливость или несправедливость - добру и злу, которые противоположны друг другу, или, наконец, сами являются противоположными родами, как противоположными родами являются добро и зло.
Гл. LIX. О принадлежности и лишении. Принадлежностью называют действие как того предмета, который имеют, так и того, который имеет, как доспехов, так и облаченного в доспехи,
то есть и одевающего, и одетого; во-вторых, отличающиеся устойчивостью привнесенные действия, как физические, так и психические: физические - например, теплота в нагретых телах; психические — например, знание; в-третьих, то, что еще не имеет, но способно воспринять, — это и составляет первое значение термина «потенциальный» (τοϋ δυνάμει); в-четвертых, физическое качество, или физическое состояние: например, теплота огня и зрение спящего, - это составляет второе значение термина «потенциальный»: ибо огонь может жечь, но на деле не жжет, и первое значение термина «актуальный» (τοϋ ενεργεία); в-пятых, полное действие: например, зрение, уже видящее, теплота, уже согревающая.
Лишение есть утрата принадлежности. Итак, первому значению принадлежности противополагается отсутствие доспехов, то есть одежды; второму — утрата приобретенных состояний, когда, например, нагретое охладится; третьему - то, что весь род, к которому принадлежит вещь, по природе своей не может иметь известного действия; так, ребенка мы называем способным к музыке, смоковницу же ни в коем случае. Таким образом, смоковница лишена этого, так как род растений не имеет способности к восприятию музыки. Или же род имеет определенную способность, а какой-либо из видов не имеет ее. Так, живое существо имеет способность видеть, а крот, будучи видом живого существа, не имеет способности видеть. Четвертому значению соответствует утрата способности, соединенной с обладанием; пятому — утрата полного действия; этот случай выше мы назвали противоположностью по обладанию и лишению, т. е. силы - деятельной и страдательной. Этот случай характеризуется следующими тремя признаками: что свойственно вещи и чего она совершенно не имеет, но вполне лишена; когда вещь по природе имеет известную принадлежность, и где она имеет ее? Так, мы не называем камень слепым, ибо ему не свойственно иметь зрение. Равно новорожденного щенка собаки мы не называем слепым, новорожденного младенца беззубым, так как и тому и другому в это время не свойственно иметь эти принадлежности. Точно так же и ногу мы не называем слепой, ибо живому существу не свойственно в ноге иметь зрение. Итак, о лишении мы говорим тогда, когда вещь в этих трех смыслах способна иметь известную принадлежность, но не имеет ее.
Гл. LX. О предыдущем и последующем. Предыдущее имеет четыре различных значения, и в собственном смысле оно есть предыдущее по времени. При точном словоупотреблении в применении к одушевленным существам предшествующее называется старшим, а в применении к неодушевленным - более древним; при неточном же одно слово употребляется вместо другого.
Второй вид предшествующего есть предшествующее по природе, т. е. то, что вводится вместе с другим, но не вводит другого, и что устраняет другое, а само не устраняется им. Так, живое существо есть предшествующее в отношении человека. Ведь если нет живого существа, то не будет и человека; ибо человек есть живое существо. Наоборот, если нет человека, то живое существо будет, так как и лошадь, и собака — живые существа. И если есть человек, то непременно будет и живое существо, ибо человек есть живое существо. Если же есть живое существо, то не обязательно будет человек, но, быть может, лошадь или собака, и т. п., так как и они живые существа.
Третье — предшествование по порядку. Так, альфу мы называем первою, бету второю; то же самое и в отношении слов и избирательных голосов.
Четвертое есть предшествование по достоинству, как мы говорим: сначала епископ, потом пресвитер. Впрочем, некоторые не признают этого вида, так как возможно, что первый по порядку будет последующим по достоинству.
Пятый вид — это когда мы говорим о причине (αίτιον) и действии причины (αιτιατόν). Так, Сократ предшествует собственному изображению, потому что он сам есть его причина. И отец предшествует сыну и больше (μείζων) его, потому что отец есть причина сына, ибо от отца рождается сын. Поэтому и блаженный Григорий в этом смысле понимает изречение Господа нашего в Евангелиях: Отец Мой более Меня (Ин. 14:28).
Другие к этим видам присоединяют еще предшествующее по замыслу. Так, стена предшествует фундаменту. Но этот вид сводится к четвертому виду - предшествующему по достоинству. Ведь предшествующее по замыслу на деле бывает последующим. Сколько различных значений имеет предшествующее, столько же значений имеет и последующее. Предыдущее же и последующее, как и большая и меньшая степень, принадлежат не к числу омонимов, но к тому, что происходит от одного предмета.
Гл. LXI. О том, что вместе. В собственном смысле слово «вместе» (αμα) прилагается к тем предметам, происхождение которых относится к одному и тому же времени, — например, два каких-либо человека родились в один и тот же момент. В этом смысле «вместе» противоположно первому значению предшествующего. Второе значение слова «вместе» прилагается к таким предметам, которые существуют совместно друг с другом, но не являются один для другого причиной и действием, - например, двойное и половина, ибо они существуют совместно и друг друга вводят и устраняют. В этом смысле «вместе» противоположно второму и пятому значению предшествующего. Ибо при втором значении предыдущее и последующее не вводят и не устраняют друг друга; а при пятом одно есть причина, а другое — ее производная. В третьем своем значении слово «вместе» применяется к видам, находящимся между собою в отношении противоположности. Находящимися в отношении противоположности называются те виды, которые произошли от одного и того же деления; например, разумное и неразумное произошли от разделения живого существа. «Вместе» в этом значении противоположно первому, второму и до некоторой степени трем остальным значениям предшествующего.
Гл. LXII. О движении. Движение есть осуществление (энтелехия) потенции как таковой. Так, медь потенциально есть статуя, ибо медь может принять вид статуи. Посему осуществление меди, которая потенциально есть статуя, состоит в отливании, формовке, полировании: все это — движения. В каких категориях усматривается потенция, в таких же должно усматриваться и движение; а в каких категориях нет ничего потенциального, в тех не должно быть и движения. Итак, потенциальное усматривается в субстанции, в количестве, в качестве, в категории места. В субстанции — возникновение и разрушение; в количестве — увеличение и уменьшение; в качестве — изменение; в категории места — движение по кругу, называемое вращением, а также движение по прямой, называемое прямолинейным движением. Движение по прямой имеет шесть видов: вверх, вниз, внутрь, наружу, направо, налево. Таким образом, вместе с вращательным движением существует семь видов пространственного движения. Все изменяется или само по себе, или в отношении чего-либо находящегося в нем, или в отношении чего-либо, находящегося вокруг него. И если предмет изменяется сам по себе, то имеет место возникновение и разрушение; если в отношении чего-либо находящегося в нем самом, то изменение происходит или в отношении количества — и тогда имеет место увеличение и уменьшение, или в отношении качества - и тогда имеет место изменение. Если же перемена происходит в отношении окружающего, то тогда возникает изменение в отношении места, ибо место не есть само движущееся и не то, что находится в движущемся, но сопровождает движущееся и находится вокруг него.
Различают возникновение и разрушение. Возникновение есть переход из небытия в бытие, так как возникает то, чего прежде не было. Разрушение, наоборот, есть изменение из бытия в небытие. Увеличение и уменьшение: увеличение есть движение к большему, а уменьшение — движение к меньшему. При изменении опять-таки имеют место противоположные претерпевания: теплота противоположна холоду, белому - черное. Таким образом, происхождению противоположно разрушение, увеличению — уменьшение, а изменению - противоположное состояние и покой: так, нагреванию противоположно охлаждение, а также покой, ибо когда нагреваемое тело достигнет предела нагревания и высшей степени теплоты, то оно успокаивается и перестает нагреваться. Равным образом и перемене места противостоит противоположное движение и покой: противоположное движение, например движение вверх, противополагается движению вниз и покою: если, например, бросить камень вверх, то он начнет движение вниз не прежде, чем достигнет некоторого состояния покоя. Небесному же движению нет противоположного движения. По-видимому, изменение (άλλοίωσις) сопутствует всем другим родам движения. Ведь и возникающее, и разрушающееся, и увеличивающееся, и уменьшающееся, и движущееся в пространстве, несомненно, изменяется. При физических движениях хотя мы и находим сопутствующее прочим движениям изменение, однако возможно изменение без другого рода движения — как, например, с камнем. Камень нагревается и охлаждается, но не увеличивается и не возникает. Так же обстоит дело и с остальным. Таким образом, хотя изменение и сопутствует другим видам движения, однако возможно рассматривать его само по себе. Поэтому признается его отличие от них.
Аристотель же называет движением перемену. Ибо в пятой книге «.Чтений по физике» он доказал, что возникновение и разрушение суть перемена, но не движение, так как движение происходит при сохранении предмета. Если же мы говорим, что изменению и перемене места соответствуют две противоположности -противоположное движение и покой, то следует знать, что у одного предмета в различных отношениях могут быть две противоположности. Покой противоположен перемене, как состояние и лишение — принадлежности; противоположное же движение - как охлаждение нагреванию.
Гл. LXIII. Об имении. Слово «имение» употребляется в восьми смыслах. В отношении принадлежности и состояния или другого качества. Так, о нас говорят, что мы имеем знание и добродетель. Или в применении к количеству. Так, о дереве говорят, что оно имеет толщину в три локтя. Или применительно к одной субстанции в ее отношении к другой. Этот случай представляет собою высший род. А он имеет место или в отношении целого тела — например, хитон, или в отношении некоей части — например, кольцо на пальце; или в отношении части, находящейся в целом; так, о нас говорится, что мы имеем руку; или в отношении сосуда — например, когда говорим, что в кувшине есть вино; или в отношении к имуществу: говорится, что мы имеем дом или поле. Говорится также, что мы имеем жену, равно как и что жена имеет мужа; однако, по-видимому, этот смысл чужд слову «иметь», так как здесь возможно обращение. То, что муж имеет жену, означает не более, чем то, что жена имеет мужа. Ибо никто из них не владеет другим, но оба стоят друг к другу в одинаковом без различия отношении. Правда, владелец имеет имущество, и имущество — владельца, и здесь возможно обращение; однако не в том смысле, как муж имеет жену и жена — мужа, ибо владелец есть самостоятельный и высший распорядитель имущества. Поэтому о владельце скорее говорится, что он имеет, а в отношении имущества — что его имеют. Ясно же, что слово «иметь» принадлежит к числу омонимов.
По мнению некоторых, слову «иметь» свойственно столько же разновидностей, сколько действию и страданию. Ибо как то, что действует, и то, что страдает, бывает или одушевленным, или неодушевленным, точно так же и здесь тот, кто имеет, и то, что имеют, бывает или одушевленным, или неодушевленным. Но как у различных родов могут быть те же самые разновидности? Но можно сказать, что имение прилагается или к целому телу, или к части, а также, что это или защита, или украшение.
Гл. LXIV. О суждении, утверждении и отрицании. Следует знать, что как утверждение, так и отрицание называются суждением. Утверждение показывает, что принадлежит какому-либо предмету, т. е. чем является какой-либо предмет: например, Сократ мудр, Сократ прогуливается. Отрицание, напротив, показывает, что не принадлежит какому-либо предмету, т. е. чем какой-либо предмет не является: например, такой-то не мудр, такой-то не прогуливается. А так как всякому утверждению соответствует противоположное ему отрицание и всякому отрицанию -противоположное ему утверждение, то отрицание, противоположное утверждению, и утверждение, противоположное отрицанию, называется противоречием. Одно из них по необходимости ложно, а другое истинно.
Гл. LXV. О термине, посылке и силлогизме. Следует знать, что логика имеет своей задачей рассуждать о доказательстве. Доказательство есть силлогизм. А силлогизм состоит из двух истинных посылок и заключения. Например, желая доказать, что душа бессмертна, я говорю: все, что находится в непрерывном движении, бессмертно. Это первая посылка. Далее я высказываю вторую посылку: душа находится в непрерывном движении. Затем следует заключение: следовательно, душа бессмертна. Каждое слово посылки называется термином, термином же называется то, на что разделяется посылка. Например, посылка гласит: все, что находится в непрерывном движении, бессмертно. «Все» называется термином, поскольку оно есть часть посылки. Подобным же образом называется термином и выражение «что находится в непрерывном движении» (τό αεικίνητον). Равно называется термином и «бессмертно», и «есть».
Нужно знать, что посылки необходимо должны быть истинными, а заключение соответствовать посылкам. В самом деле, если окажется, что одна из посылок или заключение ложно, то будет паралогизм, а не силлогизм. Простое название, имя, слово, речение, термин - все эти пять различных слов по предмету ничем не отличаются друг от друга, различие их заключается только в отношении. Например, «человек» как простое обозначение именуется простым словом, как подлежащее — именем, как занимающее место сказуемого — глаголом (ρήμα), как часть утверждения и отрицания — речением (φάσις), а как часть посылки и силлогизма — термином.
Следует знать, что в посылке, будь она утвердительной или отрицательной, подлежащее называется именем, сказуемое же — глаголом. Возьмем, например, утверждение; человек прогуливается; здесь человек есть подлежащее и называется именем; прогуливается занимает положение сказуемого и называется глаголом. Сократ хорош (καλός έστι). «Сократ» есть подлежащее и называется именем; «хорош» занимает положение сказуемого и называется глаголом, как часть утверждения, хотя у грамматиков «прекрасен» называется именем. И вообще говоря, то, что сопровождается еловом «есть», и в утверждении, и в отрицании, у философов называется глаголом, как сказуемое, будь это имя или глагол.
Нужно знать, что следующие пять названий: суждение, посылка, вопрос, возражение, заключение — нисколько между собой не различаются. Ибо когда я просто высказываю, что душа бессмертна, то это называется суждением. Когда же выражение «душа бессмертна» берется как часть силлогизма, то оно называется посылкой. Когда кто-нибудь возражает против данной посылки, говоря: «Откуда видно, что душа бессмертна?» — то это называется возражением. Когда затем мы снова предлагаем к исследованию: «Действительно ли душа бессмертна?» — то это называется вопросом. Наконец, когда из посылок делается вывод, то этот вывод называется заключением. Например: душа находится в беспрерывном движении; то, что находится в беспрерывном движении, бессмертно. Из этих посылок выводится: следовательно, душа бессмертна; это и будет заключение.
Посылка (πρότασις) есть речь, выражающая или отсутствие у известного предмета какого-либо признака, каково, например, отрицание: Сократ не смеется, или присутствие этого признака, каково, например, утверждение: Сократ смеется. Термин есть составная часть посылки. Силлогизм есть такая речь, в которой, если полагается или допускается одно, с необходимостью из допущенного вытекает и другое, и именно благодаря сделанному допущению, ибо заключение получается благодаря допущенным посылкам и не нуждается в каком-либо другом подтверждении извне. Вопрос (πρόβλημα) есть исследование, приводящее или к определенному выбору, или к уклонению от него, т. е. или к отрицанию, или к утверждению знания и созерцания. Расспрашивание (πύσμα) есть вопрос, требующий обстоятельного или пространного ответа. Вопрос отличается от расспрашивания тем, что за вопросом следует быстрый, то есть немногословный, ответ, за расспрашиванием же — продолжительный и многословный. Речь называется диалогической, когда она состоит из вопросов и ответов. Возражением называется то, что с самого начала опровергает рассуждение. Опровержение (άντιπαράστασις) же имеет место в том случае, когда сказанное противником принимается как справедливое, но при этом доказывается, что это не наносит никакого ущерба выставленному положению. Лемма (λημμάτων) есть то, что принимается как общепринятое для подтверждения чего-либо. Ересь (αΓρεσις) есть мысль или мнение значительного числа людей, которые согласны между собой, но не согласны с другими. Общепринятою же мыслью называется та, относительно которой согласны все. Такова, например, мысль, что существует солнце. Тезис (θίίσίς) есть необычное утверждение какого-либо известного философа, необычная мысль, как учение Парменида, что сущее едино, и как учение Гераклита, что все движется.
Общее есть то, что усматривается во многом или высказывается в отношении многого. Общее же говорят в четырех различных смыслах. Общим называется или то, что допускает деление на части, — например, делимая между наследниками земля или то, что, не допуская деления, находится в общем пользовании, только не одновременно, — например, один раб или одна лошадь, находящиеся у двух господ и исполняющие приказание иной раз одного, иной — другого; или то, что первым занимающим присваивается, однако предоставляется всякому, — например, место в театре или в бане; или то, что, будучи неделимо, предлагается к общему и тождественному пониманию, — например, голос глашатая. В этом смысле надлежит понимать слово общее в отношении омонимов и синонимов, имеющих общее имя. Само по себе (καθ' αυτό) есть то, что принадлежит чему-либо изначально и субстанционально (κατ' οΰσίαν), а не акцидентально (κατά συμβεβηκός), как, например, свойство разумности принадлежит человеку. Всеобщим (καθόλου) называется то, что означает многие предметы, - например, человек, живое существо, субстанция. Акцидентально то, что может и принадлежать какому-либо предмету, и не принадлежать ему, как, например, человеку принадлежат болезнь и здоровье. Слово «производить» употребляется в отношении производительных искусств, у которых сохраняется продукт, как это, например, имеет место в плотничьем искусстве и подобных ему. Так, кровать остается и после того, как она сделана. Слово «делать» употребляется и в отношении таких искусств, в которых сделанное, или продукт, не сохраняется; это имеет место, например, при игре на флейте и при танцах. Созерцать (θεωρείν) значит размышлять, заниматься астрономией, геометрией и подобным.
Слово έπίνοια, при правильном его понимании, имеет два значения. Во-первых, это есть как бы некое размышление и задумывание, развертывающее и проясняющее целостное и нерасчлененное созерцание предметов и знание о них. Так, то, что для чувств представляется простым, тщательному исследованию открывается как сложное и разнообразное: например, человек, кажущийся простым, при размышлении понимается двусоставным, состоящим из души и тела. Во-вторых, это есть вымысел, создающий и мнящий, путем соединения чувства и фантазии, из существующего никоим образом не существующее. Таковы, например, баснословные сказания о кентаврах, сиренах, трагелафах. Ибо, заимствуя у целого его части и из частей образуя нечто иное, эти сказания, применяя широкий произвол и с большой легкостью создали то, что никоим образом не усматривается в ипостаси и сущности, - создали сначала в уме и словах, а затем, дав измышленному материальное выражение, превратили его в образ. Это называется чистым примышлением (ψιλή έπίνοια).
Соединение (έ'νωσις) происходит различными способами: или через замешивание, как с различными сортами муки, замешиваемыми и смешиваемыми между собой; или через спайку, как с медью и свинцом; или через прилаживание, как в отношении камней и дерева; или через сплав, как в отношении топящихся веществ и металлов: топящихся веществ - например, воска, смолы ит. п., металлов — например, золота, серебра и т. п.; или через растворение, как в отношении жидкостей, например — вина и воды или вина и меда.
Что касается соединения через сочетание (κατα σύνθεσιν), то оно состоит во взаимопроникновении частей без уничтожения; таково соединение души и тела, которое некоторые называли смешением (σύγκρασις) или сращением (συμφυ'ία). Следует же знать, что некоторые из отцов не принимали термина «смешение» (κράσεως) в применении к тайне Христа, тогда как термин «соединение» через сочетание (κατά σύνθεσιν) принимали все. Именно это и есть ипостасное соединение, то, которое через сочетание. Итак, ипостасно едина вещь, осуществившаяся из различных природ. И снова: ипостасно едино то, что из двух вещей, но в одном лице. Равным образом ипостасное единство имеет место в том случае, когда природа присоединяется к другой ипостаси.
Смешение же состоит в соположении тел и взаимном перенесении качеств. С другой стороны, смешение есть схождение разных субстанций и взаимообмен присущих им качеств. Смешение есть сочетание тел, примешивающих одно к другому свои качества.
Бывает единство и через соположение и, по-видимому, также и через прилаживание. Далее, единство называется личным, когда кто-либо, принимая лицо другого человека, говорит вместо него. И относительное соединение - например, друга с другом. Несторий же измыслил и другие виды единства, а именно по достоинству, по равночестности, по тождеству воли, по благоволению и по единству наименования.
Следует же знать, что при ипостасном соединении умопостигаемое и соединяется с тем, что его способно принять, например с тленным, и, соединившись, остается неслитным, неразрушимым и неизменным, как соположенное; ибо такова природа умопостигаемого.
Гл. LXVI. Шесть определений философии. 1) Философия есть познание сущего как такового, т. е. природы сущего.
2) Философия есть познание божественных и человеческих вещей.
3) Философия есть помышление о смерти произвольной и естественной. 4) Философия есть уподобление Богу в возможной для человека степени. Мы уподобляемся Богу через справедливость, святость и добро. Итак, справедливость состоит в правильном распределении, т. е. в том, чтобы не наносить и не терпеть обид, не быть лицеприятным в суде, но каждому воздавать по его делам. Святость же выше справедливости и совпадает с добром, состоя в том, чтобы сносить несправедливость, уступать обидчикам и даже благотворить им. 5) Философия есть искусство искусств и наука наук. Ибо философия есть начало всякого искусства, так как ею было изобретено всякое искусство. 6) Философия есть любовь к мудрости, а истинная Премудрость есть Бог. Посему любовь к Богу — вот истинная философия.
Разделяется же философия на теоретическую и практическую; теоретическая философия разделяется на богословие, математику и физиологию. Математика разделяется на арифметику, музыку, геометрию и астрономию. Практическая философия разделяется на этику, экономику и политику. Теоретическая философия имеет своей задачей рассматривать бестелесное, невещественное, т. е. Бога, Который прежде всего и в собственном смысле бестелесен и невеществен, затем ангелов, демонов и души, которые в сравнении с телом называются нематериальными, хотя по сравнению с невещественным в строгом смысле, т. е. с Божеством, они вещественны. Итак, все это составляет предмет богословия. Теоретическая философия имеет своей задачей рассмотрение также и природы вещественного, т. е. животных, растений, камней и т. п. — это составляет физиологию, а равно и того, что занимает среднее место между невещественным и вещественным, что иногда рассматривается в веществе, а иногда вне вещества, - это составляет математику. Ибо число само по себе невещественно, рассматривается же в веществе, например в хлебе или вине, ибо мы говорим: десять модиев хлеба, десять кружек вина. Подобным же образом и с другими видами математики.
Практическая же философия упорядочивает нравы и учит, как следует устроять свою жизнь. При этом, если она воспитывает одного только человека, то называется этикой; если целую семью, то называется экономикой; если же целый город, то называется политикой.
Следует знать, что существует четыре диалектических или логических приема: 1) разделительный, который разделяет род на виды через промежуточные различия; 2) определительный, который, исходя от рода и различий, выделенных разделительным приемом, определяет подлежащий предмет; 3) аналитический, разлагающий более сложный предмет на более простые составные части, т. е. тело на соки, соки на плоды, плоды на четыре стихии, стихии на материю и форму; 4) доказательный, который доказывает выставленное положение через посредство среднего термина. Например, мне нужно доказать, что душа бессмертна. Я беру какой-нибудь средний термин, например находящееся в постоянном движении, и строю такой силлогизм: душа находится в непрерывном движении; то, что находится в непрерывном движении, бессмертно; следовательно, душа бессмертна.
Следует же знать, что силлогизмы относятся к доказательному методу. Нужно знать, что анализ бывает трех видов. Есть анализ физический, наподобие того, о котором говорилось выше. Есть анализ логический, когда мы расчленяем данный силлогизм, подводя его под соответствующую фигуру. Есть анализ математический, когда мы, приняв искомое за известное, доходим до чего-либо несомненного, откуда уловляется выдвинутое положение. Пусть искомым будет у нас положение; бессмертна ли душа? Я принимаю это искомое за известное и говорю: если душа бессмертна, то существует воздаяние за дурные и добрые дела. А если существует воздаяние, то есть судимый и судящий. Если же есть судимый и судящий, то есть Промыслитель и промысел. Таким образом, мы дошли до промысла, который признают все. Отсюда, наконец, соединяя все вместе, я говорю: так как есть промысел и Судья, то есть и воздаяние; а так как есть воздаяние, то есть и судимый. Если же есть судимый, значит, душа бессмертна.
Гл. LXVII. Об ипостасном соединении. Нужно знать, что ипостасное соединение дает одну сложную ипостась вошедших в соединение природ, в которой сохраняются неслитно и неизменно участвующие в соединении природы, их различия и присущие им естественные свойства. Ипостась же в отношении самой себя не
имеет никакого ипостасного различия, ибо на нее переносятся различия каждой из входящих в соединение природ — различия, которыми каждая из них отделяется от вещей одного с ней вида. Так, например, обстоит дело с душой и телом. В самом деле, из души и тела получается одна сложная ипостась, скажем, Петра или Павла, но она сохраняет в себе обе полные природы — природу души и природу тела и их видовые различия несмешанными и их свойства неслитными. В ней присутствуют отличительные свойства каждой природы: свойства души, которыми она обособляется от прочих душ, и свойства тела, которые обособляют его от прочих тел, но которые нисколько не обособляют душу от тела, а, напротив, соединяют и связывают ее с ним и одновременно обособляют единую составленную из них ипостась от остальных ипостасей одного и того же вида. Если природы единожды ипостасно соединились между собой, то они навсегда остаются неотделимыми друг от друга. Ибо, хотя со смертью душа и отделяется от тела, тем не менее ипостась их остается одна и та же, ибо ипостась есть изначальное образование самостоятельного существования каждого. Посему и тело, и душа остаются, всегда удерживая одно и то же начало своего существования и ипостаси, хотя и разлучаются друг с другом.
Следует же знать, что как природы могут соединяться между собою ипостасно, как в человеке, так возможно и природе быть воспринятой ипостасью и в ней получить существование. И то и другое мы видим во Христе. Ибо в Нем и природы, божественная и человеческая, соединились, и одушевленная плоть Его осуществилась в существовавшей прежде ипостаси Бога Слова и ее возымело своей ипостасью. Но совершенно невозможно, чтобы из двух природ образовалась одна сложная природ, или из двух ипостасей - одна ипостась. Ибо невозможно, чтобы противоположные сущностные различия сосуществовали друг с другом в одной природе, ибо их дело отделять друг от друга те природы, которым они присущи. С другой стороны, невозможно, чтобы то, что однажды существовало само по себе, возымело другое начало своего ипостасного существования, ибо ипостась есть существование само по себе. Нужно знать, что в отношении к Святой Троице ипостась есть безначальный способ вечного существования каждого лица.
Надлежит иметь в виду, что, когда образуется сложная природа, то ее части должны быть одновременными, а равно она должна отличаться от составивших ее частей, не сохраняя их, но превращая и изменяя. Так, когда тело образуется из четырех стихий, то оно становится отличным от них, так что оно уже не есть совершенный огонь или что-нибудь из остальных и не называется им. Равным образом от коня и ослицы происходит лошак, который уже не есть ни конь, ни осел и не называется ни первым, ни вторым; он отличается от обоих и не сохраняет в неслитном и неизменном виде то, из чего он составлен.
Гл. LXVIII. Различные определения. Необходимость есть причина силы. Стихия вообще есть то, из чего что-либо первоначально происходит и в то же в конце концов разрешается. В частности же стихия есть то, из чего происходит тело и в то же разрешается, т. е. огонь, вода, воздух, земля. Огонь - тело тончайшее и самое горячее и самое сухое; земля - тело самое сухое и самое тяжелое; вода — тело влажное и самое холодное; воздух — тело самое влажное и мягкое.
Возникновение — движение по сущности из несущего к бытию. Разрушение — движение из сущности в небытие. Рост — движение в количестве в сторону увеличения. Убыль - движение в количестве в сторону уменьшения. Перемена - движение в качестве по изменению. Перемещение — движение с места на место. Вращение — движение на том же месте. Самодвижение — движение души в живых существах.
Время есть мера движения и число предшествующего и позднейшего в движении. День есть перемещение солнца над землей или время, в течение которого солнце перемещается над землей. Ночь есть тень земного тела или время, в продолжение которого солнце перемещается под землей. Сутки — это кругообращение мира. Месяц — время от схождения луны с солнцем до следующего схождения. Год - время, в течение которого солнце проходит круг зодиака. Благовремение (καιρός) — время успеха. Безвремение есть отсутствие времени, необходимого для достижения предмета желаний ищущего. Пора (ώρα) — четвертая часть года или двенадцатая часть дня, цветущая пора души, или расцвет тела, или красота юности. Весна - время, когда господствует влажность; лето - время, когда господствует теплота; осень — время, когда господствует суша; зима — время, когда господствует холод.
«Бородатая звезда» (Πωγονιας, barbata Stella) — звездовидное собрание огня, имеющее впереди лучи. Комета есть огневидное собрание звезд, наподобие волос на голове, испускающее лучи вокруг себя. Δοκίας есть звездоводный шест или бревно, испускающее огненный луч вверх. Факел (Λαμπάς) есть пламя и собрание огня. Радуга ('ίρις) есть великолепное отражение солнца на выпуклом и влажном облаке, являющееся на своде небесном в виде круга. 06׳ разуется она через сгущение воздуха для ощущения или проявления звезды, словно в зеркале. «Побочное солнце» (Παρήλιος) есть круглое облако, плотное, подобное солнцу, или отражение солнца на плотном и ровном облаке. Перун есть спиралеобразный дух, производящий огненное движение, несущийся сверху вниз пламенным огнем и воспламеняющий все кругом. Ураган есть спиралеобразное движение мрачного воздуха, направленное сверху на землю. Буря (πρηστήρ) есть спиралеобразное движение прозрачного воздуха, несущееся сверху. Гроза (σκηπτός) есть перун без облаков. Град (χάλαζα) есть замерзшая вода, сжавшаяся над землей. Лед есть вода, замерзшая на земле. Снег есть полузамерзшая вода, нисходящая из облаков на землю. Иней есть замерзшая вода, прикрепленная к земле другим влажным веществом. Ливень (ομβρος) есть масса воды, выделяющейся из облаков; дождь (Ι)ετός) есть собрание капель. Капля (ψεκάς) есть влага множества брызг. Туман есть сгущение, предшествующее облаку. Пар есть множество испарений на земле.
Озеро есть множество воды, пресной и собранной в одно место, благодаря скату и наклону находящейся в состоянии покоя. Море есть вода соленая и горькая, наполняющая полости складок самой нижней земли. Ключ есть начало изливающегося источника или вода, появляющаяся и вытекающая при изменении земли.
Землетрясение есть движение воздуха, разом проникающее под землю и принуждающее ее сотрясаться. Кратер есть устье подземного огня, который течет наружу, и отдушина. Лира есть основа. снабженная струнами.
Откуда они начались и от чего произошли
Всех ересей матерей и первообразов четыре, именно: 1) варварство, 2) скифство, 3) эллинство, 4) иудейство. От них произошли все остальные ереси.
1. Варварство: ересь, которая сама по себе продолжалась от дней Адама до десятого рода, [до времен] Ноя. Варварством же она названа потому, что тогдашние люди не имели какого-либо вождя или одного согласия, но что каждый устанавливал себе в предпочтении собственной воли, то и становилось для него законом.
2. Скифство: от дней Ноя и в последующее время до построения столпа вавилонского и после столпотворения в течение немногих лет, т. е. до Фалека и Рагава, которые, уклонившись в страну Европы, поселились в области скифской и присоединились к тамошним племенам со времен Фарры, от которого произошли фракийцы, и позднее.
3. Эллинство: оно началось со времен Серуга идолослужением; и так как в то время каждый жил каким-либо суеверием, то племена человеческие, переходя к более гражданскому устройству, обычаям и законоположениям, начали устанавливать себе идолов и тех, за которыми тогда шли, обожествляли. Вначале расписывали красками и изображали подобия или чтимых ими тогда людей, или чародеев, или сделавших в жизни что-то кажущееся достойным памяти из-за силы и телесной крепости. Потом же, со времени Фарры, отца Авраама, они ввели идолослужение и через изваяния, почтив праотцов своих изображениями и изваяв умерших до них сперва с помощью гончарного искусства, а затем делая подражания всяким искусством: строители домов - обтесывая каменья, серебряных же и золотых дел мастера — изготовляя из своего материала, так же и плотники и так далее. Египтяне же, а вместе и вавилоняне, фригийцы и финикияне были первыми учредителями этой религии, делания статуй и совершения таинств. От них это было перенесено к эллинам во времена Кекропса и после него. Впоследствии же и гораздо позднее были провозглашены богами Крон и Рея, Зевс и Аполлон и прочие. Эллины же названы так от некоего Елена (Έλένου), одного из обитавших в Элладе, а как говорят другие - от маслины (έλαια), росшей в Афинах. Родоначальниками их, как показывает точная история, были ионяне, происшедшие от Иована (Быт. 10:2), одного из строивших столп, когда языки всех разделились. По этой причине, от разделившейся (μεμερισμενη) речи, все и названы μέροπες. Впоследствии же, в более поздние времена, эллинство перешло в ереси, — я имею в виду ересь пифагорейцев, стоиков, платоников и эпикурейцев. И с тех пор образ благочестия, а вместе и естественный закон жизни, удалившись от этих народов, от сотворения мира и доныне существовали среди варварства, скифства и эллинства, пока не соединились с богочестием Авраама.
4. И затем иудейство со времен Авраама получило знак обрезания, и Моисеем, седьмым по Аврааме, посредством данного Богом закона, было записано; а от Иуды, четвертого сына Иакова, прозванного Израилем, через Давида, первого царя из колена этого Иуды, наследовал, наконец, имя иудейства. Ясно об этих четырех ересях выразился апостол, сказав: о Христе Иисусе нет варвара и скифа, ни эллина, ни иудея (Кол. 3:11), но новая тварь (2 Кор. 5:17).
Различные ереси у эллинов.
5. Пифагорейцы и перипатетики. Пифагор учил о монаде и промысле, учил препятствовать приносить жертвы якобы богам, не принимать в пищу одушевленных существ, воздерживаться от вина. Он ввел разделение, говоря, что на луне и выше ее все бессмертно, а ниже все смертно, допускал переселение душ из одних тел в другие, даже в тела животных и диких зверей. Вместе с тем он учил упражняться в молчании в продолжение пяти лет. Наконец, сам именовал себя Богом.
6. Платоники полагали, что существует Бог, материя, форма и мир, возникший и телесный, и что душа не возникла, бессмертна и божественна, что в ней три части: разумная, раздражительная и вожделеющая. Платон учил, чтобы жены у всех были общие и никто не имел собственной супруги, но желающие жили бы с желающими. Он также допускал переселение душ в тела даже до зверей. Вместе с тем учил о многих богах, происходящих от одного.
7. Стоики: они учат, что все есть тело, и чувственный этот мир признают Богом. Некоторые же утверждали, что Бог имеет свою природу из огненной сущности. Они определяют, что Бог есть ум и как бы душа всего сущего на небе и на земле; вселенная же - тело Его, как я сказал, и светила - очи. Плоть же гибнет, и душа всех переселяется из тела в тело.
8. Эпикурейцы: они утверждали, что атомы и неделимые тела, состоящие из подобных частей и бесконечные по числу, являются началом всех вещей, и учили, что цель блаженства - удовольствие и что ни Бог, ни промысел не управляют вещами.
9. Самаритянство, и от него самариты. Оно произошло от иудеев прежде, чем у эллинов появились ереси, и прежде, чем составились их учения; но уже после появления эллинской религии оно получило основание среди иудейства от времен Навуходоносора и плена иудеев. Переселенные в Иудею ассирияне, получив Пятикнижие Моисеево, так как царь прислал им его из Вавилона со священником по имени Ездра, во всем были как иудеи, кроме того, что гнушались язычниками и не прикасались к ним, и кроме того, что отрицали воскресение мертвых и другие пророчества, бывшие после Моисея.
Толков же самаритов четыре.
10. Горфины: совершают праздники в иные времена по сравнению с иевусеями.
11. Иевусеи: в отношении праздников разнятся с горфинами.
12. Ессины: не противятся ни тем, ни другим, но безразлично празднуют, с кем придется.
13. Досфины: руководятся теми же обычаями, как и самариты, пользуются обрезанием, и субботой, и иными уставами, и пятикнижием, строже других соблюдают правило воздерживаться [от употребления в пищу] одушевленного, подобно и в других вещах, и проводят жизнь в непрестанных постах. У них есть и девство, некоторые же из них воздерживаются; а иные веруют в воскресение мертвых, что чуждо для самаритов.
У иудеев ересей семь.
14. Книжники: они были законниками и толкователями преданий их старцев, с излишнею ревностью соблюдали обряды, которым не из закона научились они, но сами для себя признали предметами уважения и делами оправдания по закону.
15. Фарисеи, по значению слова — отщепенцы: ведут самую высокую жизнь и якобы испытаннее других. Ими, как и книжниками, признается воскресение мертвых, бытие ангелов и Св. Духа, а жизнь их отличается; [ими соблюдаются] до времени воздержание и девство, пост через субботу, очищение кувшинов, блюд и чаш, как и у книжников, десятины, начатки, непрерывные молитвы, ревнительские виды одежды, состоявшей из ризы и далматиков, или одежды без рукавов, с расширением хранилищ, т. е. полос из багряницы, воскрилий и пуговиц на воскрилиях ризы, что служило знаком соблюдаемого ими до времени воздержания. Они ввели учение о рождении (γένεσιν) и судьбе (ειμαρμένηѵ).
16. Саддукеи, по значению имени — праведнейшие: род вели от самаритов, а также от священника по имени Садок; отрицали воскресение мертвых, не принимали ни ангела, ни Духа; во всем же [остальном] были иудеи.
17. Имероваптисты: они по всему были иудеи, утверждали же, что никто не достигнет жизни вечной, если не будет каждый день креститься.
18. Оссины, что значит «самые дерзкие»: они исполняли все по закону, но после закона пользовались и другими писаниями, большую же часть позднейших пророков отвергали.
19. Нассариеи, по значению слова - необузданные: запрещают всякое поедание мяса, совершенно не вкушают одушевленного. Святыми именами патриархов в пятикнижии до Моисея и Иисуса Навина пользуются и верят в них, я имею в виду Авраама, Исаака, Иакова и старейших, и самого Моисея, Аарона и Иисуса. Учат, что книги пятикнижия - не Моисеевы писания, и утверждают, что помимо тех есть другие.
20. Иродиане во всем были иудеи, но Христа ожидали в лице Ирода и ему воздавали честь и имя Христа.
Вот первое отделение, заключающее в себе все эти двадцатъ ересей; в нем же и рассуждение о пришествии Христа, и исповедание истины.
Вот что содержится во втором отделении первой книги, где говорится о тринадцати ересях, бывших у христиан,
21. Симониане: название свое получили от Симона волхва, современного апостолу Петру, из селения Гитфон в Самарии. Он был из самаритов, приняв только имя христианина. Учил постыдному и скверному смешению, неразличению тел. Отвергал воскресение и утверждал, что мир не от Бога. Свое изображение, в виде Зевса, и спутницы своей, блудницы по имени Елена, в образе Афины, передал ученикам своим для поклонения. Называл же себя для самаритов - отцом, а для иудеев — Христом.
22. Менандриане: получили начало от Симона через некоего Менандра и кое в чем отличались от симониан. Они говорили, что мир сотворен ангелами.
23. Сарторнилиане: они поддерживали в Сирии бесстыдство симониан, но чтобы больше поразить, проповедуют и иное по сравнению с симонианами. Они получили начало от Сатурнила и, подобно Менандру, говорили, что мир сотворен ангелами, но только семью, по мысли отца.
24. Василидиане: справляют те же бесстыдные обряды, от Василида, который вместе с Сатурнилом учится у симониан и менандриан, держится одинакового с ними образа мыслей, но кое в чем и отличается от них. Он утверждает, что небес триста шестьдесят пять, и придает им ангельские имена. Поэтому и год состоит из стольких дней, и слово «аврасакс» (Άβρασαξ) означает число 3651 и есть, говорит Василид, святое имя.
25. Николаиты: от Николая, приставленного апостолами к службам, который из ревности к супруге своей учил своих учеников вместе с другими совершать бесстыдные дела и говорил о Кавлакахе, Прунике и других варварских именах, вводя их в мир.
26. Гностики: приняли те же ереси, но больше всех этих ересей с неистовством совершают бесстыдные дела. В Египте они называются стратиотиками и фивионитами, в верхних частях Египта — сократитами, у иных же — закхеями. Одни называют их коддианами, другие же зовут их ворворитами. Они хвалятся Варвело (Βαρβέλω) и Веро (Βερώ).
27. Карпократиане: от некоего Карпократа из Азии. Он учил совершать всякое бесстыдство и всякое греховное дело. Если кто, говорил он, не пройдет через все и не выполнит воли всех демонов и ангелов, то он не может взойти на высочайшее небо и пройти Начала и Власти. Он же говорил, что Иисус воспринял душу мыслящую, но, зная горнее, возвещал его здесь; и если кто совершит подобное Иисусу, то он не ниже Его. Закон вместе с воскресением мертвых Карпократ отрицал, подобно симонианам и другим ересям, о которых доселе шла речь. Его последовательницей была Маркеллина в Риме. Втайне сделав изображения Иисуса, Павла, Гомера и Пифагора, Карпократ кадил и поклонялся им.
28. Киринфиане, они же миринфиане; это ученики Ки־ ринфа и Миринфа, некие иудеи, которые хвалились обрезанием. Они говорили, что мир сотворен ангелами и что Иисус назван Христом по преуспеянию.
29. Назореи: исповедуют Иисуса Христом, Сыном Божиим, во всем же живут по закону.
30. Евионеи: близки к названным раньше киринфианам и назореям; с ними же соприкасается кое в чем ересь сампсеев и елкесеев. Они говорят, что Христос и Святой Дух созданы на небе, что Христос обитал в Адаме и по временам совлекался этого Адама и снова облекался в него. Это самое, говорят они, совершил Христос и при Своем пришествии во плоти. Будучи иудеями, они пользуются евангелиями, поеданием мяса брезгуют. Воду имеют вместо Бога. О Христе же, как я сказал, говорят, что в плотском Своем пришествии Он облекся в человека. Постоянно крестятся в водах: и летом, и зимою, будто бы для очищения, как самариты.
31. Валентиниане: они отрицают воскресение плоти, отвергают Ветхий Завет, но пророков читают и все другое, что можно истолковать сходно с их ересью, принимают. Они привносят некие другие баснословия, наименования тридцати эонов, говоря, что те вместе произошли как мужеженщины от Отца всяческих, и их называют богами и зонами. О Христе же говорят, что Он принес тело с неба и прошел через Марию, как через трубу.
32. Секундиане: с ними стоят в связи Епифан и Исидор, и они пользуются теми же сизигиями, мудрствуют подобно Валентину, но кое-что рассказывают несколько отлично от них. Они также отрицают плоть [у Христа].
33. Птолемеи: они также ученики Валентина; в связи с ними стоит Флора. И они говорят о сизигиях то же, что Валентин и секундиане; но кое в чем и разнятся с ними.
Это оглавление тринадцати ересей во втором отделении первой книги.
В этом третьем отделении, в котором содержится тринадцать ересей, порядок следующий.
34. Маркосеи. Некий Марк был соучеником Колорваса. Он также вводит два начала. Он отвергает воскресение мертвых, а изменяя цвет каких-то видений в чашах при помощи заклинаний в синий и багряный, тайноводствует обманываемых женщин. Подобно Валентину, он желает производить все от двадцати четырех стихий.
35. Колорвасеи. И этот Колорвас, таким же образом излагая то же самое, кое в чем и отличается от других ересей, — я имею в виду ереси Марка и Валентина: он иначе учил о порождениях (προβολαι') и восмерицах.
36. Ираклеониты. И они, кажется, баснословят о восмерицах, но иначе, по сравнению с Марком, Птолемеем, Валентином и другими. Кроме того, умирающих у них, при кончине, подобно Марку, искупают елеем, благовонным маслом и водою, приговаривая над головою будто бы искупляемого какие-то призывания, состоящие из еврейских речений.
37. Офиты. Они славят змея и его считают за Христа, а естественную змею, пресмыкающееся, хранят в каком-то ящике.
38. Кайяне (каиниты). Вместе с другими ересями, которые отвергают закон и Говорившего в законе, и они думают то же самое: отрицают воскресение плоти, прославляют Каина, говоря, что он — от более могущественной силы; вместе с тем и Иуду обожествляют, а также и бывших с Кореем, Дафаном и Авироном и даже содомлян.
39. Сифиане. Эти, наоборот, прославляют Сифа, утверждая, что он происходит от высшей Матери, раскаявшейся в том, что произвела Каина. После того как Каин был отвержен и Авель убит, она сошлась с вышним Отцом и произвела чистое семя -Сифа, от которого потом произошел весь человеческий род. И они также учат о началах и властях и о другом подобном.
40. Архонтики: эти опять относят все ко многим князьям (άρχοντας) и говорят, что от них получило бытие возникшее. Уличаются и в некоем бесстыдстве. Отрицают воскресение плоти и отвергают Ветхий Завет. Но пользуются и Ветхим, и Новым Заветом, каждое речение приспособляя к своим воззрениям.
41. Кердониане: они происходят от Кердона, перенявшего заблуждение йраклеона и прибавившего к его обману. Переселившись из Сирии в Рим, он излагал свое учение во времена епископа Игина. Он проповедует два начала, враждебные друг другу, и что Христос не рожден. Подобным же образом он отвергает воскресение мертвых и Ветхий Завет.
42. Маркиониты. Маркион, родом из Понта, был сын епископа, но, растлив девицу, бежал, потому что был отлучен своим отцом от церкви. Придя в Рим, он просил затем покаяния у начальствовавших в то время над церковью (ηγουμένους της έκκλησι'ας), но, не успев в этом, превознесся против веры и стал учить о трех началах: добром, справедливом и злом, и о том, что Новый Завет чужд Ветхого и Говорившего в нем. Он и его маркиониты отвергают воскресение плоти, допускают не одно только крещение, но и два, и три, после падений. За умерших оглашаемых у них крещаются другие. У них и женщинам беспрепятственно разрешается преподавать крещение.
43. Лукианисты. Некий Лукиан, не тот, который теперь во времена Константина жил, но более древний, о всем учил согласно с Маркионом. Кроме того, учил, конечно, и кое-чему другому, помимо Маркиона.
44. Апеллиане. И этот Апеллис учит, подобно Маркиону и Лукиану: осуждают всю тварь и Сотворившего. Но он ввел не три начала, подобно тем, а одно, и признавал единого Бога, высочайшего и неизреченного, и что этот Единый сотворил другого. А этот, говорит, приведенный в бытие, оказался злым и по своей злобе сотворил мир.
45. Севириане. Некто Севир, следуя Апеллису, опять отвергает вино и виноград, баснословя, будто они произошли от драконовидного сатаны и земли, совокупившихся между собою. И от женщины отрекается, говоря, что она имеет начало от злой (Ьрюτέρας) силы. Вводит какие-то наименования князей и тайные книги. Подобно другим еретикам, отвергает воскресение плоти и Ветхий Завет.
46. Татиане. Татиан был современником святейшего мученика и философа Иустина. После кончины святого Иустина он растлился догматами Маркиона и учил одинаково с ним, приложив и иное, помимо Маркиона. Говорили, что происходил из Месопотамии.
Это — тринадцать ересей первого отделения второй книги. В этом третьем отделении второй книги содержится восемнадцать следующих ересей.
47. Енкратиты: являясь отломком ереси Татиана, они отвергают и брак, утверждая, что это - дело сатаны. Они запрещают всякое употребление в пищу одушевленного.
48. Катафригасты, они же и монтанисты и аскодругиты. Они принимают Ветхий и Новый Завет; но вводят других пророков: похваляются неким Монтаном и Прискиллою.
49. Пепузиане, они же и квинтиллиане, с которыми стоят в связи артотириты: это две ереси. Некоторые из них — катафригасты, но учат другому по сравнению с ними. Они обожествляют какой-то запустевший город Пепузу, между Галатией, Каппадокией и Фригией, и считают его Иерусалимом. Есть, впрочем, и другая Пепуза. Женщинам предоставляют начальство и священнослужение. Посвящая кого-либо, прободают малого ребенка медными иглами, как и катафригасты, и, замесив его кровью муку и сделав хлеб, вкушают, как приношение (προσφοράν). Баснословят, что там, в Пепузе, Христос открылся Квинтилле или Прискилле в виде женщины. Пользуются также Ветхим и Новым Заветом, переделывая по собственному своему разумению.
50. Четыренадесятники. Эти в один и тот же день года совершают Пасху, и в какой день ни придется четырнадцатый день луны, т. е. в субботу ли или в воскресенье, тот день, постясь, а также совершая бдение, празднуют.
51. Алоги: так названные нами, они отвергают Евангелие от Иоанна и его Апокалипсис, потому что не принимают пришедшего от Отца Бога Слова, вечно сущего.
52. Адамиане: по имени некоего Адама, называемого живым. Учение у них более достойное осмеяния, чем истинное. Бывает же у них нечто такое: нагими, как из [чрева] матери, мужчины и женщины сходятся в одно место и так совершают чтения, молитвы и все такое, как будто бы монашествуя и воздерживаясь и не принимая брака; церковь свою считают раем.
53. Сампсеи и е л к е с е и: они еще и доселе обитают в Аравии, лежащей выше Мертвого моря. Они введены в обман неким лжепророком Елксаем; из его рода и доныне еще были женщины Марфус и Марфина, которым эта ересь поклоняется, как богиням. Они во всем близки к евионееям.
54. Феодотиане, последователи Феодота, византийского кожевника. Он стоял высоко в эллинской образованности, но, будучи вместе с другими схвачен в дни тогдашнего гонения, один только отпал, тогда как остальные приняли мучение за Бога. Посему, так как его порицали за бегство, то он, из-за обвинения в том, что отрекся от Бога, придумал говорить о Христе, что Он простой человек.
55. Мелхиседекиане: эти почитают Мелхиседека, утверждая, что он некая сила, а не простой человек, и осмелились все возводить к его имени.
56. Вардесианисты. Этот Вардесиан (Βαρόεσιανής) происходил из Месопотамии; сперва держался истинной веры и отличился в философии, но, уклонившись от истины, учил близко к Валентину, за исключением некоторых положений, в которых разнится от Валентина.
57. Ноитиане. Этот Ноит (Νόητος) был из Смирны асийской. На колеснице [гордости] вознесшись вместе с другими, он стал говорить, что Христос — Сыноотец (υίοπάτορα), учил, что один и тот же и Отец, и Сын, и Святой Дух. Самого же себя он называл Моисеем, а брата своего Аароном.
58. Валисии. Эти, как мы слыхали, населяют Вакафу, большое селение Филадельфии арабской. Приходящих к ним и пользующихся у них гостеприимством они оскопляют. Очень многие и между ними скопцы, обрезанные. Учат и кое-чему другому, исполненному ереси: отвергают закон и пророков и вводят некие другие бесстыдства.
59. Кафары. Эти, состоя в связи с Новатом римским, совсем отвергают второбрачных и не принимают покаяния.
60. Ангелики. Эти совсем исчезли. Они наименованы так или потому, что похвалялись, что имеют ангельский чин, или потому, что назывались ангелами.
61. Апостолики, они же и апотактики: они тоже - в Писидии; принимают только апотактиков. Очень приближаются к енкратитам; но мудрствуют иное по сравнению с ними.
62. Савеллиане. Мнят подобное Ноиту, кроме того, что не говорят, будто Отец пострадал; о Слове же учат, что оно произносится (προφορικός) и снова рассеивается.
63. Оригенисты: от некоего Оригена. Это бесстыдники, делающие неудобосказуемые вещи и предающие свои тела растлению.
64. Оригенисты другие: от писателя Оригена, который зовется и Адамантием. Они отвергают воскресение мертвых; учат, что Христос и Святой Дух - твари; рай, небеса и все иное толкуют иносказательно; пустословят, будто Царство Христово некогда прекратится, и прекратится вместе с Ангелами; также будто Христос с диаволом будут находиться под одной властью, и придумывают, что Христос распят бесами.
Это — восемнадцать ересей четвертого отделения второй книги.
В пятом отделении второй книги содержится пять следующих ересей.
65. Павлианисты: от Павла самосатского. Этот Павел утверждает, что Христос почти не существует, вообразив, что Он есть произносимое (προφορικός) слово, но от Марии и здесь Он существует. То, что в божественных Писаниях пророчески было возвещено о Нем, принадлежало ему, но Он не был этим; а от Марии и здесь, со времени пришествия во плоти, Он имеет бытие.
66. Манихеи, они же акониты: это — ученики перса Мани. Они Христа называют призраком, почитают солнце и луну, молятся звездам, силам и демонам; вводят два начала - злое и доброе, вечно существующие. Говорят, что Христос призрачно явился и пострадал. Ветхий завет и глаголавшего в нем Бога хулят. Утверждают, что не весь мир, но только часть его произошла от Бога.
67. Иеракиты: эти — от Иерака, некоего толкователя из Леонтополя египетского. Они отвергают воскресение плоти, но пользуются Ветхим и Новым Заветом; совершенно отвергают брак, монашествующих же и девственниц, воздержников и вдовцов принимают. Они говорят, что дети, еще не достигшие зрелого возраста, не причастны Царствию, потому что не подвизались.
68. Мелетиане (мелитиане): в Египте они составляют раскол, а не ересь. Они не молились с падшими во время гонения; теперь же соединились с арианами.
69. Ариане, они же ариоманиты и диатомиты. Они называют Сына Божия тварью, а Духа Святого тварью твари; утверждают, что Христос принял от Марии только плоть, а не душу.
Это — пять ересей пятого отделения второй книги. В первом отделении третьей книги содержится семь следующих ересей.
70. Авдиане: раскол и отщепенство, однако не ересь. Они имеют благоустроенный образ жизни и поведение, во всем держатся той же веры, как и кафолическая Церковь. Большинство из них живет в монастырях и не со всеми молится. Более всего пользуются апокрифами, чрезмерно порицают наших богатых епископов, а других за другое. Пасху празднуют особо, вместе с иудеями. Имеют они нечто своеобразное и любят спорить, весьма грубо изъясняя выражение: по образу.
71. Фотиниане. Фотин этот, будучи родом из Сирмия, мудрствовал подобно Павлу Самосатскому, а кое в чем и отличался от него. Он тоже утверждает, что Христос получил начало от Марии и здесь.
72. Маркеллиане: от Маркелла из Анкиры Галатийской. Известно, что вначале он мудрствовал близко к Савелию. Хотя он часто защищал себя, и защищал письменно, тем не менее другие обвиняли его в том, что он остался при тех же мнениях. Возможно, что, переменив свои мнения, или он сам, или его ученики исправились. В защиту его книг выступали с заступничеством некоторые православные.
73. Полуариане: признают Христа тварью, но называют Его так не в точном смысле и не как одну из тварей. Они говорят, мы называем Его Сыном; но чтобы через рождение Сына не приписать Отцу страдания, мы называем Его сотворенным. Точно так же и о Святом Духе вполне определенно учат, что Он тварь. Отвергая единосущие (тЬ όμοούσιον) Сына, хотят называть Его подобосущим (δμοιούσιον). Иные же из них отвергали и подобосущие.
74. Духоборцы. О Христе они говорят хорошо, кроме кое-чего; но хулят Святого Духа, называя Его тварью, и учат, что Он, не будучи из Божества, но скорее в переносном смысле по Своему действию был сотворен таковым. Они утверждают, что Он есть только освящающая сила.
75. Аэриане. Этот Аэрий происходил из Понта; еще до сих пор он является искушением в жизни. Он был пресвитером при епископе Евстафии, оклеветанном арианами. И поскольку этот Аэрий не был поставлен епископом, он начал учить многому вопреки Церкви. По вере он совершеннейший арианин, но учит и излишнему по сравнению с арианами: не должно делать приношений за усопших, воспрещает поститься в среду, пяток и четыредесятницу, праздновать Пасху, отвергает отречение от мира, безбоязненно пользуется всякого рода мясоядением и яствами. Если кто из его последователей желает поститься, тот, говорит он, пусть постится не в установленные дни, но когда хочет, ибо ты, говорит, не под законом. Утверждает также, что пресвитеры ничем не отличаются от епископа.
76. Аэтиане: от Аэтия, киликийца, бывшего диаконом при Георгии, арианском епископе Александрии. Они же называются аномеями, а у некоторых и евномианами из-за некоего Евномия, бывшего учеником Аэтия. С ними был и Евдоксий, но он из страха будто бы пред царем Константином отделился от них и отлучил одного только Аэтия. Тем не менее Евдоксий остался арианствующим, хотя и не по учению Аэтия. Эти аномеи и аэтиане совершенно отчуждают Христа и Святого Духа от Бога Отца, утверждая, что [Христос] есть тварь и не имеет никакого даже подобия. Они хотят изъяснить Божество при помощи аристотелевских и геометрических силлогизмов и таким образом доказать, что Христос не мог произойти от Бога. Происшедшие от них евномиане перекрещивают всех приходящих к ним не только [православных], но и ариан, обращая ноги крещаемых кверху над головой, как гласит распространенная молва. Погрешить чем-нибудь: блудом или другим грехом — ничего страшного, говорят, не представляет собой, ибо ничего не требует Бог, кроме того, чтобы кто-либо пребывал в этой признаваемой ими вере.
Это — семь ересей шестого отделения третьей книги.
В седьмом же отделении третьей книги содержится четыре ереси.
77. Димириты, они же и аполлинаристы: исповедуют несовершенное пришествие, т. е. вочеловечение Христа. Из них некоторые дерзнули сказать, что тело единосущно Божеству; другие же отрицали даже то, что Христос воспринял и душу; третьи же, опираясь на изречение: Слово стало плотью (Ин. 1:14), отрицали, что Он принял плоть от созданной плоти, т. е. от Марии, но упорно говорили одно, что Слово сделалось плотью. Потом, не могу сказать, из каких соображений, начали говорить, что Он не воспринял ума.
78. Антидикомарианиты: они говорят, что Святая Мария Приснодева после рождения Спасителя сожительствовала с Иосифом.
79. Коллиридиане, во имя той же Марии приносящие в один определенный день года какие-то хлебцы (κολλυρίδα), от которых мы и дали название коллиридиан.
80. Массалиане, что значит «молящиеся» (евхиты). К ним примыкают и из прежде бывших эллинских ересей так называемые евфимиты, мартириане и сатаниане.
Вот оглавление седьмого отделения. Главы нечестивого учения массалиан, взятые из их книги.
Сатана вонпостасно (ένυποστάτως) сопребывает с человеком и во всем господствует над ним.
Сатана и демоны владеют человеческим умом, и природа людей вступает в общение с природой духов злобы.
Сатана и Дух Святой сообитают в человеке, а даже апостолы не были чисты от действия одержимости, и ни крещение не делает человека совершенным, ни причастие божественных тайн не очищает душу, но одна только молитва, о которой они радеют.
Человек и после крещения осквернен грехом.
Не через крещение получает верный нетленное и божественное одеяние, но через молитву.
Должно хранить бесстрастие ((ΐπάθειαν), и причастие Святого Духа будет во всяком чувстве и полноте.
Должно, чтобы душа чувствовала такое общение с небесным женихом, какое испытывает жена при соединении с мужем.
Духовные видят грех внутри и извне, равно и благодать действующую и производящую.
Откровение совершается в чувстве и божественной ипостаси, как и в учении.
Огонь есть творческая стихия.
Душа, не имеющая Христа в чувстве и всяком действии, есть жилище змей и ядовитых зверей, т. е. всей враждебной силы. Зло существует по природе.
Адам и до преступления бесстрастно вступал в общение с Евой.
Семя и Слово упали в Марию.
Говорят, что человек должен приобретать две души: одну общую со всеми людьми, а другую небесную.
Говорят, что для человека возможно чувственно воспринимать ипостась Святого Духа во всякой полноте и всяком действии.
Молящимся может явиться во свете крест. В одно время найден был человек, стоящий у алтаря жертвенного, и Ему принесли три хлеба, замешенные на елее.
Кроме того, они и работу отвергают от рук своих, как неприличную христианам. Отчасти они вводят и бесчеловечие по отношению к нищим, утверждая, что для не просящих публично или оставленных вдов и для тех, кого не постигают несчастия или повреждения тел, или болезнь, или суровые заимодавцы, или нападения разбойников или варваров, и для тех, которые не подпадают другим подобным несчастиям, должно хватать отрекающихся от мира или тех, кто целиком отдались благотворительности, но должно все доставлять им, ибо масса лиане говорят, что именно они суть подлинно нищие духом.
К этому массалиане приложили еще небрежение церквами и жертвенниками. Они учили, что аскетам надлежит не оставаться в церковных собраниях, но довольствоваться молитвами в своих молельнях. Они говорили, что их молитва имеет такую силу, что и им, и научившимся у них Дух Святой является чувственно. Они болтают, что желающие спастись должны столько молиться, совершенно ничего другого не делая, пока не почувствуют, что грех как бы некий дым или огонь, или дракон, или какой-либо подобный дикий зверь изгоняется молитвой и чувственно выходит через молитвы, а вхождение Духа Святого, в свою очередь, не воспримут чувственно и не возымеют в душе ясное чувство вхождения Святого Духа. И это-де есть истинное приобщение христиан. Ибо в церковном крещении или при рукоположениях клириков крещаемые совершенно не получают Духа Святого, если не будут усердно участвовать в их молитвах, и кто-либо может получить общение Святого Духа и без крещения, если пожелает остаться у них и научиться их догматам. Так что когда некие пресвитеры говорили им: исповедуем, что имеем Духа Святого верой, а не чувственным восприятием, то они обещали, что через молитву с ними и те получат участие в чувственном восприятии Духа. Гордыня их хвастовства столь велика, что те из них, которые будто бы получили участие в чувственном восприятии Духа, ублажаются ими, как совершенные и свободные от всякого греха и люди высшего порядка, и почитаются, как не подпадающие уже опасностям греха. Но в дальнейшем у них бывает послабление и свобода в пище, и всякая свита, и почет, роскошь, так что многие из них и после такого у них свидетельства совершенства являются для внешних недостойными и называться христианами, впавшими в различные бесстыдства, кражи имуществ и блуд.
Кроме сказанного, многое и другое выдумывают они, а именно: спокойно расторгают законные браки; уклонившихся от браков принимают и ублажают как аскетов; отцов и матерей убеждают не заботиться о воспитании детей, но прельщают все приносить им. Рабов, убегающих от господ, охотно принимают и согрешающих и к ним приходящих без какого-либо плода покаяния, помимо власти священника, без ступеней, установленных канонами церкви, обещают быстро очистить от всякого греха, если только кто-либо, выучив у них их знаменитую молитву, делается близко посвященным в их мошенничество. Некоторых из таковых грешников они до освобождения от грехов приводят для рукоположения в клирики, коварно убеждая епископов возложить на них руки, прельщая их свидетельством тех, которые у них считаются за аскетов. Об этом они заботятся не потому, что считают степени клириков почетными — они и самими епископами пренебрегают, когда желают, — но выторговывая себе некое господство и власть. Некоторые из них говорят, что они не приобщались бы тайн, если бы не ощущали чувственно явления Духа, которое бывает в тот час. Некоторые из них позволяют желающим отсекать их естественные члены. Легко пренебрегают они и отлучениями. Они безбоязненно клянутся и преступают клятвы, притворно же и свою ересь анафематствуют.
Еще относительно названной ереси массалиан, находящихся больше всего в монастырях, из истории Феодорита2.
Во времена Валентина и Валента появилась ересь массалиан. Перелагающие это имя на греческий язык называют их евхитами. Есть у них и другое название, заимствованное от дела; ибо они называются энтузиастами, потому что принимают в себя действие какого-то демона и это принимают за действие Святого Духа. Совершенно же зараженные этой болезнью избегают ручного труда как зла, и, предаваясь сну, грезы сновидений называют вдохновениями. Вождями этой ереси были Дадой, Савва, Адельфий, Ерма, Симеон и другие, кроме этих, которые удалились от церковного общения, утверждая, что Божественная пища, о которой Христос говорит: ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную (Ин. 6:54), — не вредит и не приносит пользы. Стараясь скрывать свою болезнь, они и после обличения бесстыдно отнекиваются и отказываются от тех, которые думают то же, что и они носят в своих душах.
Некий Литой, управляющий церковью мелитинской, украшенный божественною ревностью, увидев, что этой болезнью заразились многие монастыри, а вернее, вертепы разбойников, сжег их и изгнал волков из стада. Также всехвальный Амфилохий, которому вверена была митрополия Ликаонии и который окормлял все то племя, узнав, что эта язва и сюда проникла, восстал против нее и пасомое им стадо освободил от этой заразы. Знаменитый же Флавиан, антиохийский архиерей, узнав, что они живут в Эдессе, заражая своим ядом соседей, созвав множество монахов, привел их Антиохию и отпиравшихся от своей болезни изобличил следующим образом. Он сказал, что их обвинители клевещут, а свидетели лгут. Ласково позвав Адельфия, который был уже в глубокой староста, сесть близко возле него, Флавиан сказал: «Мы, старики, прожив большую жизнь, тщательнее изучили и природу человека и узнали ухищрения противоборствующих демонов, и на самом опыте научены помощи благодатной. Эти же, молодые, не зная хорошо ничего такого, не вмещают более духовные речи. Итак, скажи мне, в каком смысле вы говорите, что враждебный дух удаляется и благодать Духа Всесвятого поселяется?» Очарованный этими словами, тот старик извергнул весь скрытый свой яд и говорит, что от крещения не бывает никакой пользы сподобляющимся его, но что одна только усердная молитва изгоняет обитающего в человеке демона. Каждый из рождаемых, говорил он, заимствовал от прародителя как природу, так и рабство демонам. Но когда они изгоняются усердною молитвою, то поселяется уже Всесвятой Дух, ощутительным и видимым образом показывая свое присутствие и освобождая тело от движения страстей и совершенно избавляя душу от наклонности ко злу; так что нет уже никакой нужды ни в посте для обуздания тела, ни в учении для обуздания человека и внушения ему добропорядочного поведения. Кто достиг этого, тот не только освобождается от телесных мятежей, но и ясно провидит будущее, и воочию созерцает Божественную Троицу. Когда таким образом божественный Флавиан раскопал смрадный источник и заставил потоки открыться, то сказал несчастному старику: «О ты, поседевшая в зле голова! Ты облечен теперь не мною, а собственными устами; против тебя свидетель — твои же губы». После такого открытия их болезни они были выгнаны из Сирии и, удалившись в Памфилию, наполнили ее своею заразою.
Это — ереси до Маркиана. От Маркиона же и затем немного позже, до Льва, появились такие ереси.
81. Несториане: они учат, что обособленно и отдельно существует Бог Слово и отдельно Его человек, и более низкое из сделанного Господом во время пребывания среди нас усвояют одному только человеку Его, более же возвышенное и богоприличное - одному только Богу Слову и не приписывают того и другого одному и тому же лицу (προσώπη).
82. Евтихианисты, получившие имя этой ереси от Евтиха. Они говорят, что Господь наш Иисус Христос не получил плоть от святой Девы Марии, но утверждают, что Он воплотился каким-то более божественным образом, не уразумев, что человека, повинного греху праотца их Адама, именно его Бог Слово соединил с Собой от Девы Марии, Который, отняв силы у началъств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою (Кол. 2:15), как написано, — восторжествовав над началами и властями, которые вошли в мир преступлением первозданного.
83. Египтяне, они же схизматики и монофиситы. Под предлогом халкидонского определения они отделились от православной церкви. Египтянами названы потому, что египтяне первые начали этот вид ереси при царях Маркиане и Валентиниане. Во всем остальном они православные. Из привязанности к Диоскору Александрийскому, который был осужден халкидонским собором как защитник учений Евтихия, они противостали собору и составили тысячи порицаний против него, которые мы выше в этой книге достаточно опровергли, показав их невежественными и суемудрыми. Их вожди: Феодосий александриец, от которого феодосиане, Иаков сириец, от которого - яковиты. Их сообщники, поручители и защитники: Севир, развратитель антиохийцев, и тщетно трудившийся Иоанн троебожник, отвергающие тайну общего спасения. Они много написали против халкидонского боговдохновенного учения шестисот тридцати отцов и много расставили соблазнов погибающим, ведущих по их губительной стезе. А также, выставляя догмат о частных сущностях (μερικας ουσίας), они вносят смуту в тайну домостроительства3. О природе и ипостаси, как думают севириане и как они учат о частных сущностях из четвертого слова «Третейского судьи» ("Διαιτητού,) Иоанна грамматика, троебожника, называемого
Филопоном.
Общий и всеобщий смысл природы человека, хотя сам по себе он один, но, существуя во многих подлежащих, делается множественным, целиком, а не отчасти присутствуя в каждом. Как и план судна, будучи одним у кораблестроителя, умножается, оказываясь во многих подлежащих, — так и преподаваемое учителем, будучи одним по собственному смыслу, когда оказывается в обучаемых, вместе с ними умножается, целиком существуя в каждом. Кроме того, и печатка перстня одна, но, существуя во многих оттисках, целиком в каждом, она уже и есть и называется многим. Таким образом, многие суда, многие люди, многие оттиски и понятия многих учеников в индивидуумах и по числу множественны и в этом отношении раздельны и не соединены. По общему же виду многие люди суть один, и многие суда одно, так же и понятия, и оттиски по тождеству изображения обладают единством. Таким образом все это в одном отношении множественно и раздельно, а в другом - соединено и едино. Но и в применении к непрерывным величинам мы часто пользуемся числом, говоря, например, дерево в два локтя, но называем одно двумя только в возможности, а не в действительности, ибо в действительности есть только одно, а не два; а поскольку оно может через разделение стать двумя, постольку мы говорим, что оно состоит из двух каких-либо [мер].
Из Третейского судьи (ex του διαιτητού,) глава VII.
Это седьмое слово, которое на основании того, что предлагают защищающие противоположное мнение, подтверждает собственную истину. Они, принимая, что в Христе две природы, утверждают, что в Нем одна только ипостась, т. е. лицо; они равным образом отвергают тех, кто полагает, что во Христе одна природа после соединения или что у него две ипостаси.
Но прежде, чем перейти к опровержению этого положения, я считаю уместным вначале определить, что разумеет учение Церкви под словом «природа» (φύσις), что под словом «лицо» (πρόσωπον) и «ипостась» (ίιπόστασις). Итак, полагают, что природа есть общее определение бытия вещей, причастных одной и той же сущности, — как у всякого человека, что он есть разумное смертное живое существо, восприимчивое к уму и знанию, ибо ни один человек в этом отношении не отличается [от другого]. Сущность и природу считают за одно и то же; ипостасью же, т. е. лицом, называют самостоятельное существование каждой природы или, так сказать, описание, составленное из неких особенностей, которыми различаются между собою предметы одной и той же природы, или, короче, то, что перипатетики привыкли называть индивидуумами, которыми заканчивается разделение общих родов и видов. Это учители Церкви называли ипостасями, а иногда лицами. Когда живое существо разделяется на разумное и неразумное, а разумное, в свою очередь, — на человека, ангела и демона, то индивидуумом называют то, на что разделяется каждый из этих последних видов: человек, например, на Петра и Павла; ангел — скажем, на Гавриила и Михаила и каждого из остальных ангелов, — потому что каждому из этих существ невозможно уже разделяться на другие, сохраняя при разделении свою природу. Ведь разделение человека на душу и тело приводит к разрушению всего живого существа. Поэтому перипатетики обычно называют такие существа индивидуумами. Церковное же учение назвало их ипостасями потому, что в них род и вид получают существование, ибо, хотя живое существо, например хотя бы человек, из которых первое есть родовое понятие, а второе видовое, имеют собственное определение бытия, однако они получают существование только в индивидуумах, т. е. в Петре и Павле: вне их они не существуют. Итак, что такое ипостась и что такое природа по церковному учению - мы сказали. Вот эта общая природа, например, природа человека, которой ни один человек не отличается от другого, существуя в каждом из индивидуумов, становится уже его собственной природой и не есть у него общая с кем-либо другим, как мы установили в четвертой главе.
Ибо разумное смертное живое существо во мне не есть общее ни с кем другим. Когда страдает, например, какой-либо человек, или бык, или лошадь, то, конечно, возможно, чтобы однородные с ним индивидуумы оставались бесстрастными. И если умер Павел, допустимо, что никто из прочих людей в то время не умер. И когда родился Петр и приведен был к бытию, то люди, которым предстояло быть после него, еще не существовали. Итак, каждая природа не в одинаковом смысле определяется как то, что она есть, но в двояком. В одном смысле — когда мы рассматриваем общее значение каждой природы само по себе, например, природу человека, лошади, не существующую ни в каком индивидууме. В другом смысле — когда мы видим эту самую общую природу существующей в индивидуумах и получающей в каждом из них более частное существование, соответствующее не какому-либо другому, но именно этому индивидууму и только ему одному.
Ибо разумное смертное живое существо во мне не есть общее ни с кем другим из людей; и природа живого существа в данной лошади не окажется в какой-нибудь другой, как это мы недавно доказали, что именно такие мысли о природах и ипостасях содержит и церковное учение, ясно из того, что мы исповедуем одну природу Отца и Сына и Святого Духа, но признаем три ипостаси, т.е. лица, из которых каждое отличается от прочих какою-либо особенностью, что же есть единая природа Божества, как не общий смысл природы Божества, рассматриваемый сам по себе и примышлением об особенностях каждой ипостаси разделяемый?
А что мы знаем и более частное определение природы, рассматривал общий смысл природы сделавшимся достоянием каждого из индивидуумов, или ипостасей, и не могущим более соответствовать другому существу общего вида, опять-таки ясно из того, что мы признаем во Христе соединение двух природ - божеской и человеческой.
Ведь мы не говорим, что воплотилась общая для Святой Троицы умопостигаемая природа Божества, ибо в таком случае мы признавали бы вочеловечение и Отца, и Святого Духа. Равным образом мы не признаем, что с Богом Словом соединилась общая природа человеческая, ибо в таком случае справедливо говорилось бы, что Слово Божие соединилось и со всеми людьми, бывшими до пришествия Слова и имеющими быть после него.
Но ясно, что природою Божества мы называем здесь природу общего Божества, обособившуюся в ипостаси Слова, поэтому мы и исповедуем единую природу Бога Слова, воплощенную этой прибавкой: Бога Слова, отделив природу Слова от природы Отца и Святого Духа.
Таким образом, разумея общий смысл природы Божества, сделавшийся уже собственным для Бога Слова, мы говорим здесь, что природа Бога Слова воплотилась; и опять-таки, мы говорим, что природа человеческая соединилась со Словом как то наиболее частное существование, которое одно только из всех восприняло Слово. Так что при этом понимании слова «природа» природа и ипостась обозначают почти одно и то же, кроме того, что слово «ипостась» подразумевает также привходящие в каждую ипостась помимо общей природы особенности, по которым они отделяются друг от друга. Поэтому можно обнаружить, что многие из наших безразлично говорят, что произошло соединение природ, или же ипостасей. Ипостась, как мы показали, обозначает отдельное и неделимое бытие; но раз они зачастую пользовались этими словами попеременно, то ясно, что этими словами они желали обозначить нам и обособленную природу, потому что и в обыденной речи, и в словоупотреблении тех, кто рассуждал о подобных предметах, у всех есть обычай называть человеком и общий смысл природы. Например, говорят, что «человек» есть вид живого существа, хотя ни один из индивидуумов не есть вид, подчиненный роду, и не называется таковым. Мы говорим также, что человек отличается от лошади, — имея в виду, конечно, их общие природы. Но с другой стороны, мы говорим, что Петр, и Павел, и Иоанн суть люди и что родился человек и умер, единичный, конечно, поскольку общий смысл природы человека остается одним и тем же. И опять-таки уместно будет отметить, что имена «лицо» и «ипостась» часто имеют у нас одно и то же значение, как если бы кто-нибудь один и тот же предмет назвал и мечом, и кинжалом. Таким образом, в отношении Святой Троицы мы безразлично говорим: и три лица, и три ипостаси, через каждое из этих двух выражений одинаковым образом обозначая одно и то же. Но часто лицо отличают от ипостаси, называя лицом отношение каких-либо предметов друг к другу, причем и обычному словоупотреблению известно это значение слова «лицо». Ибо мы говорим, что некто принял на себя мое лицо и что некто подал иск против такого-то лица; равно мы говорим, что префект действует от лица (πρόσωπον £χειν) царя. Поэтому и приверженцы догматов Нестория не желают говорить ни об одной природе во Христе, ни об одной ипостаси, так как они не признают соединения ипостасей самих по себе, но полагают, что от Марии родился простой человек, воспринявший в себя божественное озарение и таким образом отличающийся от остальных людей, потому что в каждом из тех божественное озарение было более частичным. Тем не менее они с уверенностью утверждают, что лицо Христа едино, называя отношение Бога Слова к человеку Марии единым лицом, так как тот человек совершал всякое божественное домостроительство от лица Божества Бога Слова. Потому-то справедливо переносить поношение человека на Бога, так как и честь, оказываемая префекту подданными, и поношение переносятся на самого царя.
И наименование Христа, говорят они, в собственном смысле служит выражением такого отношения. Поэтому они и признают Христа единым, потому что отношение, как сказано, едино, даже если в нем участвуют многие. Итак, я полагаю, что для тех, кто благочестиво мыслит относительно воплощения Спасителя, ясно, что мы, говоря о едином лице Христа, пользуемся выражением «лицо» не так, как это казалось друзьям Нестория, в смысле обозначения простого отношения Бога к человеку. Но мы говорим, что лицо Христа едино, употребляя слово «лицо» взаимозаменяемо с «ипостасью», как о единой ипостаси человека, например Петра или Павла.
Вместе с прочим пусть предварительно будет изложено и это: хотя, конечно же, человечество Христа не существовало вне единения со Словом даже и самое незначительное время, но получило вместе и начало вступления в бытие, и единение с Словом; однако мы не говорим, что эта природа безипостасна, раз она имела самостоятельное по сравнению с прочими людьми и отграниченное существование, отличающееся от общей природы прочих людей некоторыми особенностями. Мы недавно показали, что слово «ипостась» обозначает именно это. Итак, как в отношении Божества Христа мы исповедуем и природу его, и ипостась, так и в отношении Его человечества необходимо исповедовать как природу, так и собственную ее ипостась, чтобы не быть вынужденными называть эту природу безипостасной, как я сказал. Ибо и человечество Спасителя, разумеется, было одним из индивидуумов, принадлежащих к общей природе.
После того как мы таким образом ясно и, думаю, согласно со всеми разобрали это, пусть те, кто полагает, что во Христе две природы, но одна ипостась, скажут нам: поскольку каждое из соединенных, как показало наше рассуждение, по необходимости имело природу вместе с ипостасью, то признают ли они, что единение произошло одинаково из природ и ипостасей, или же полагают, что ипостаси соединились в большей степени, так как из двух произошла одна ипостась, природы же — в меньшей, почему они остались две и после единения?
После других замечаний, в которых писатель разбирает, что сущность не допускает большей или меньшей степени, он снова говорит в той же главе:
Я полагаю, всем очевидно, что одна природа порождает многие ипостаси. Вот так, исповедуя, что природа Божества едина, мы признаем, что ипостаси у нее три. И у людей одна природа, хотя по числу ипостаси этой природы простираются почти до бесконечности, — и так и в других случаях. Невозможно, чтобы две природы, сохраняя в отношении числа двоицу, имели одну ипостась. И это можно удостоверить не только приводя все частные примеры (ибо как возможна одна ипостась, т. е. индивидуум, камня и дерева, или быка и лошади?), но и из самоочевидного рассуждения.
Ибо если каждая природа получает существование в ипостасях [т. е. в индивидуумах], то необходимо, чтобы где две природы, было по крайней мере и две ипостаси, в которых природы получали бы свое существование. Ибо невозможно, чтобы природа существовала сама по себе, не усматриваясь в каком-либо индивидууме; индивидуум же есть то же, что и ипостась, как мы недавно установили. Таким образом, те, кто говорит, что через соединение получилась не только одна ипостась, но и одна природа, представляются согласными и между собой, и с истиной. Те же, кто говорит, что ипостась одна, а природ две, оказались несогласными и сами с собой, и с истиной. Но, говорят они, так как человечество Христа в Слове возымело ипостась и не существовало прежде соединения с Словом, поэтому мы и утверждаем, что ипостась Христа одна.
Итак, скажем мы им: считаете ли вы, что природа и ипостась обозначают одно и то же, различаясь между собою, как имена одного и того же предмета, например кинжал и меч, или природа значит одно, а ипостась другое?
Если одно и то же, то ввиду того, что ипостась одна, необходимо, чтобы и природа была одна, как необходимо, чтобы раз кинжал один, то и меч был один. Или: если два естества, то необходимо будет и две ипостаси. Если же имя естества обозначает одно, а имя ипостаси другое, причиной же того, что во Христе одна ипостась, они считают то, что ипостась человека, т. е. лицо, не существовало прежде единения с Словом, то, стало быть, и причиной присутствия во Христе двух природ будет существование человеческой природы ранее соединения с Словом. Но если предсуществовала частная природа, соединенная с Словом, то совершенно необходимо, чтобы предсуществовала и ее ипостась, ибо невозможно, чтобы существовала одна из них, когда другой нет, то есть частная природа без собственной ее ипостаси или мастная ипостась без собственной природы. Ибо по подлежащему обе они [природа и ипостась] составляют одно, почему пользующиеся этими словами часто отождествляют их, как мы немного выше показали. Поэтому если как ипостась, так и природа, соединившаяся с Словом, не существовали прежде соединения с Ним, то по той же самой причине, по которой они признают одну ипостась Христову, пусть признают, что и природа Его одна. Ибо если те не различаются в соединении, то и в этом не будут различаться.
84. Афтартодокиты: происходят от Юлиана Галикарнасского и Гайяна Александрийского; называются и гайянитами. Во всем остальном они согласны с севирианами; отличаются же от них в том, что те говорят, что различие природ при соединении их во Христе было призрачным; а эти учат, что тело Христа с самого своего образования было нетленным. И что Господь претерпел страдания, они исповедуют, я имею в виду голод, и жажду, и утомление; но утверждают, что Он претерпел их не таким же образом, как мы. Ибо мы переносим страдания по естественной необходимости, Христос же, по их словам, переносил их добровольно и не был рабом законов естества.
85. Агноиты, они же фемистиане: безбожно утверждают, что Христос не знал дня суда, и приписывают Ему страх. Они составляют секту феодосиан, ибо Фемистий, который был у них ересиархом, признавал во Христе единую сложную природу.
86. Варсануфиты, они же и семидалиты: согласны с гайянитами и феодосианами, но имеют нечто и сверх того. Они примешивают пшеничную муку к дарам, принесенным будто бы Диоскором, и, коснувшись кончиком пальца, отведывают муки и принимают это вместо тайн, так как евхаристии они вообще не совершают. Взяв, как сказано, причащение Диоскора, они примешивают к нему пшеничную муку, пока та понемногу не израсходуется, и это служит им вместо причащения.
87. Икеты: это - монахи; православные во всем остальном, но, собираясь в монастырях вместе с женщинами, они возносят гимны Богу с некими хороводами и пляской, как бы подражая тому хору, который составился во времена Моисея, при погибели египтян, случившейся в Чермном море.
88. Гносимахи: они отвергают необходимость для христианства всякого знания. Они говорят, что напрасное дело делают те, которые ищут каких-либо знаний в божественных Писаниях, ибо Бог не требует от христианина ничего другого, кроме добрых дел. Итак, лучше жить скорее попроще и не любопытствовать ни о каком догмате, относящемся к знанию.
89. Илиотропиты: они говорят, что так называемые гелиотройные растения, поворачивающиеся к лучам солнца, заключают в себе некую божественную силу, которая совершает в них такие круговращения, поэтому они желают почитать их, не понимая, что подмеченное в них движение естественно.
90. Фнитопсихиты: они признают человеческую душу подобной душе домашнего скота и утверждают, что она погибает вместе с телом.
91. Агониклиты: во всякое время молитвы не желают преклонять колена, но всегда стоя совершают молитвы.
92. Феокатогносты, они же и богохульники. Они, будучи людьми дерзкими и богохульными, пытаются найти осуждение в некоторых словах и делах Владыки нашего Бога и преданных Ему святых лиц и в божественных Писаниях.
93. Христолиты: говорят, что Господь наш Иисус Христос после воскресения из мертвых оставил на земле Свое одушевленное тело и только с одним Божеством взошел на небеса.
94. Эфнофроны: следуют обыкновениям язычников, будучи в остальном христианами. Они вводят рождение, удачу и судьбу, принимают всякую астрономию и астрологию, всякую мантику и птицегадание, привержены ауспициям, предсказаниям, знамениям, заклинаниям и прочим басням нечестивых, равным образом придерживаются и других обычаев языческих, почитая и некоторые языческие праздники, соблюдая опять же дни и месяцы, времена и лета.
95. Донатисты: происходят от некоего Доната в Африке, который научил их сперва целовать некую кость, взяв ее в руки, и затем приступать к приношению святых тайн, если те должны приноситься.
96. Ификопроскопты: в нравах, т. е. в деятельной жизни, они погрешают и некоторые учения, достойные похвалы, осуждают; некоторым же, достойным порицания, следуют как полезным.
97. Парерминевты: они перетолковывают некоторые главы божественных Писаний Ветхого и Нового Завета и понимают их на свой лад. Но, будучи враждебно настроены в отношении ко многим из точных и безукоризненных толкований, они терпят это по некоторой простоте и неразборчивости, не зная, что подкрепляют отсюда некоторые из еретических догматов.
98. Лампетиане: названы так от некоего Лампетия. Они разрешают каждому желающему жить в отдельности или проводить жизнь в общежительных монастырях, избирать тот образ жизни, какой он желает, и одеваться в такую одежду, в какую хочет, ибо, говорят они, христианин ничего не должен делать по принуждению, так как написано: волею пожру тебе (Пс. 53:8). И еще: волею моею исповемся ему (Пс. 27:7). Они позволяют, как сообщают некоторые, давать место и естественным страстям и не противостоять им, так как природа того требует. Говорят, что они признают и нечто другое, что близко тем, которые называются арианами 4.
99. Монофелиты: получили начало от Кира Александрийского, благодаря же Сергию Константинопольскому утвердились. Они признают две природы во Христе и одну ипостась, но учат об одной воле и одном действии, отвергая через это двоиственность природ и сильно приближаясь к учению Аполлинария5.
100. Есть еще и доныне имеющая силу, вводя народ в заблуждение, религия измаилитов, предтеча антихристова. Она происходит от Измаила, рожденного Авраамом от Агари, поэтому они называются агарянами и измаилитами. Саракинами же их называют от слов Σάρρας κενούς, потому что Агарь сказала ангелу: Σάρρα κενήν με έχπέλυσεν (Сарра отпустила меня пустой).
Они были идолослужителями и поклонялись утренней звезде и Афродите, которую на своем языке называли Хабар, что значит великая.
Итак, до времен Ираклия саракины явно служили идолам; от его же времени и доселе у них появился лжепророк, называемый Мамедом (Магометом). Тот, познакомившись с Ветхим и Новым Заветом, а также пообщавшись с арианским будто бы монахом, составил собственную ересь. Расположив к себе это племя видом благочестия, он распускал молву, что ему ниспослано с неба писание. Записав в своей книге некоторые смехотворные сочинения, он передал ее им для почитания.
Магомет говорит, что единый Бог есть творец всего, что Он и не рожден и родил никого. Он говорит, что Христос есть Слово Божие и Дух Его, но творение и раб, что Он родился бессеменно от Марии, сестры Моисея и Аарона. Ибо, говорит он, Слово Божие и Дух вошел в Марию и родил Иисуса, пророка и раба Божия. Беззаконные иудеи восхотели распять Его и, схватив, распяли тень Его. Сам же Христос, говорит Магомет, не был распят и не умер. Ибо Бог взял Его к Себе на небо, потому что любил Его. И это говорит Магомет: когда Христос восшел на небеса, Бог спросил Его, говоря: «Иисус, Ты говорил, что „Я есмь Сын Божий и Бог?"» И ответил, сказано, Иисус: «Будь милостив ко Мне, Господи! Ты знаешь, что Я не говорил, и Я не стыжусь быть Твоим рабом. Но грешные люди написали, что Я говорил это слово и солгали обо Мне и впали в заблуждение». И сказал Ему Бог: «Знаю, что Ты не говорил этого слова».
И, пустословя в этой книге много других смехотворных вещей, Магомет хвастается, что она ниспослана ему от Бога. Мы же говорим: «Но кто же свидетель, что Бог дал ему писание, и кто из пророков предсказал, что восстанет такой пророк?» И когда они затрудняются ответить, мы скажем, что Моисей получил закон, когда Бог явился на горе Синай пред лицом всего народа в облаке и огне, мраке и буре, и что все пророки, начиная от Моисея и далее, предсказывали относительно явления Христа и о том, что Бог Христос и Сын Божий придет во плоти и будет распят, умрет и воскреснет и что Он будет судьей живых и мертвых. И на наши слова: «Почему же ваш пророк не пришел так, чтобы другие свидетельствовали о нем? И почему Бог, Который дал закон Моисею на дымящейся горе в виду всего народа, не в вашем присутствии дал и ему писание, о котором вы говорите, чтобы и вы были уверены в этом», — они отвечают, что Бог делает то, что хочет. Это и нам, говорим мы, известно, но мы спрашиваем, каким образом писание низошло к вашему пророку? И они отвечают, что писание низошло на него сверху в то время, когда он спал. Мы скажем в применении к ним следующую шутку: «Значит, так как он принял писание сонным и не почувствовал действия Божия, на нем исполнилось слово народной пословицы...» Снова мы спрашиваем: «Почему вы, когда он в вашем писании приказывает вам ничего не делать и не принимать без свидетелей, не сказали ему: прежде всего сам подтверди через свидетелей, что ты пророк, что от Бога пришел и какие писания свидетельствуют о тебе?» Стыдясь, они молчат. А мы им говорим обоснованно: «Так как вам не позволено без свидетелей ни жениться, ни продавать, ни приобретать, и так как и вы сами не принимаете без свидетелей осла или скота, то вы получаете и жен, и имущество, и ослов, и все прочее при свидетелях, одну же только веру и писание — без них, ибо передавший вам это писание ниоткуда не имеет подтверждения, и не только нет никого, кто свидетельствовал бы о нем, но и сам он получил писание во сне».
Они называют нас этериастами (товарищниками), потому что мы, по их словам, вводим Богу сотоварища, говоря, что Христос есть Сын Божий и Бог. Мы скажем им, что это передали пророки и писание, вы же, как утверждаете, принимаете пророков. Посему если мы ложно говорим, что Христос Сын Божий, то этому они научили и передали нам. Некоторые из них говорят, что мы прибавили это от себя, иносказательно истолковывая пророков. Другие же говорят, что евреи из ненависти к нам ввели нас в заблуждение, написав это как бы от имени пророков, с тою целью, чтобы мы погибли.
Снова мы говорим им: так как вы говорите, что Христос есть Слово Божие и Дух, то почему вы ругаете нас этериастами, ведь слово и дух неотделимы от того, в ком они есть по природе. Итак, если в Боге есть Его слово, то ясно, что и оно есть Бог; если же оно находится вне Бога, то Бог, по-вашему, бессловесен и бездушен. Итак, избегая того, чтобы Бог имел сотоварища, вы изувечили Его. Ибо лучше было бы вам сказать, что Он имеет сотоварища, чем обрубить Его или сделать как камень или что-то иное из бесчувственных предметов. Таким образом, вы ложно называете нас этериастами, мы же называем вас обрубающими Бога.
Они обвиняют нас как идолослужителей, потому что мы поклоняемся кресту, которого они гнушаются; а мы скажем им: почему же вы прикасаетесь к камню, который находится в вашем Хавафане, и целуете его, приветствуя? Некоторые из вас говорят, что на нем Авраам совокуплялся с Агарью; другие же говорят, что здесь он привязал верблюда, намереваясь принести в жертву Исаака. На это мы им ответим: «Писание говорит, что гора была лесистая и с деревьями, от которых нарубив веток для всесожжения, Авраам подложил их под Исаака, и что ослов он оставил со слугами. Откуда же у вас этот вздор?»
Ведь там нет древесной чащи, и ослы не ходят. Саракины стыдятся, однако говорят, что это - камень Авраама. Но мы скажем им: пусть тот камень, о котором вы болтаете, будет камнем Авраама. Итак, приветствуя его потому только, что на нем Авраам совокуплялся с женой, или потому, что к нему он привязал верблюда, вы не стыдитесь, а нас обвиняете в том, что мы поклоняемся кресту Христову, которым разрушены сила бесовская и дьявольские заблуждения? То же, что они называют камнем, есть глава Афродиты, которой они поклонялись, называя ее Хабар. На этом камне и доселе виден для того, кто внимательно всматривается, след высеченной головы.
Этот Магомет, составив, как сказано, много вздорных басен, каждой из них дал особое название, например: писание «О жене». В нем Магомет устанавливает, что можно открыто взять четырех жен и, если можешь, тысячи наложниц - сколько удержит рука, в низшем чине по сравнению с четырьмя женами. Но что можно, какую пожелаешь, отпустить, а другую, если захочешь, взять, это Магомет установил по следующему поводу. Магомет имел сотрудника по имени Зид. У него была красивая жена, которую любил Магомет. И вот, когда они сидели, Магомет сказал: «Бог приказал мне взять твою жену». Тот ответил: «Ты апостол, делай так, как сказал тебе Бог; возьми мою жену». Вернее, вместо того, что мы сказали выше, Магомет говорил ему: «Бог заповедал мне, чтобы ты отпустил жену свою». Тот отпустил. По прошествии нескольких дней Магомет говорит: «Бог заповедал, чтобы я взял ее себе». Затем он, взяв и прелюбодействовав с нею, установил такой закон: желающий пусть отпустит жену свою. Если же, отпустив, обратится к ней снова, то пусть другой на ней женится, ибо невозможно взять ее обратно, если на ней не женится другой. Если же брат отпустил, то на ней при желании может жениться и брат его. В том же сочинении он следующее предписывает; «Возделывай землю,
которую Бог дал тебе, и обрабатывай ее и делай то-то и так-то», чтобы не говорить, как тот, всего постыдного.
Еще есть писание «О верблюдице Божией», о которой говорится, что была верблюдица Божия, выпивала целую реку и не могла пройти между двух гор, потому что не было достаточно места. Итак, говорит Магомет, в том месте был народ, и один день воду пил этот народ, а на следующий - верблюдица. Испив воды, верблюдица питала их, доставляя вместо воды молоко. Восстали, говорит, те мужи, так как они были злые, и убили верблюдицу, но у той было дитя - маленькая верблюдица, которая, дескать, когда мать убили, воззвала к Богу, и Бог взял ее к себе. Им мы скажем: откуда этот верблюд? Они говорят, что от Бога. Мы спросим: с ней совокуплялся другой верблюд? Они говорят: нет. Откуда же, спрашиваем, она родила? Ибо мы видим, что ваш верблюд без отца и матери и без родословной. Родившая его зло пострадала, но и тот, кто совокупился с ней, не является, и малая верблюдица взята на небо. Почему же ваш пророк, с которым, по вашим словам, говорил Бог, не узнал относительно верблюдицы, где пасется она и кто вскормил ее молоком. Или, быть может, и она сама, как мать, попалась злым людям и была убита, или же она вошла в рай вашим предтечей. И из нее будет для вас молочная река, о которой вы говорите. Ведь вы говорите, что три реки текут для вас в раю: из воды, вина и молока. Если предтеча ваша — верблюдица находится вне рая, то ясно, что она высохла от голода и жажды или другие пользуются ее молоком, и напрасно ваш пророк болтает, что он беседовал с Богом, ибо даже тайна верблюдицы не была открыта ему. Если же он находится в раю, то снова пьет воду, и вы страдаете от недостатка воды среди наслаждений рая. Если же захотите вина из протекающей реки, то, испив его несмешанным ввиду отсутствия воды (ибо верблюд выпил все), воспламеняетесь, подвергаетесь опьянению и спите, а чувствуя тяжесть в голове после сна и похмелье от вина — забываете об удовольствиях рая. Как же пророк ваш не позаботился, чтобы этого не случилось с вами в раю наслаждения? Почему он не подумал относительно верблюда, где он теперь находится? Но вы не спросили его об этом, когда он рассказывал вам как бы во сне о трех реках. Мы же возвещаем вам открыто, что удивительный ваш верблюд ранее вас вошел в
души ослов, где будете и вы жить, как скотоподобные. Там мрак внешний и бесконечное наказание, огонь гудящий, червь неусыпающий и адские демоны.
Опять-таки, в писании «О трапезе» Магомет говорит, что Христос просил у Бога трапезы и она была дана ему. Бог, говорит, сказал ему: Я дал Тебе и тем, кто с Тобою, нетленную трапезу
Кроме того, он сочиняет писание «О бычке» и некоторые другие смехотворные бредни, которые ввиду их множества, я думаю, должно опустить. Он установил, чтобы саракины с женами обрезывались, и приказал не соблюдать суббот и не креститься, одно из дозволенного в законе есть, а от другого воздерживаться; винопитие же совсем запретил6.
ТОЧНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЫ
I. Ή βίβλος αύτη τούς σοφούς φέρει λόγους, Ους Ιωάννης, της Δαμασκού το κλέος, "Εγραψε, πλησθείς Πνεύματος παναγίου. (Anonymus; см. Patr. С. Compl. Migne; ser. gr.; t. 94; p. 129-130).
II. .. In quo (т. е. данном творении) nihil reperise sit, quod vel ab oecumenicis synodis sancitum поп fuerit, vel a probatis Ecclesiae magistris acceptum. (Cm. Prologus in librum De fide orthod. — Lequien'fl).
HI. Στόμα και διερμηνεύς ο$τος (т. е. св. Иоанн Дамаскин) Ь πάνυ πάντων των θεολόγων...
(Macarius Ancyranus; см. у Migne; ibid.; p. 129-130).
Глава 1. О том, что Божество непостижимо и что не должно с излишним любопытством доискиваться того, что не предано нам святыми пророками, апостолами и евангелистами.
Глава 2. О том, что можно выражать словами и чего нельзя, что можно познавать и что превосходит познание.
Глава 3. Доказательство, что Бог есть.
Глава 4. О том, что есть Бог? О том, что Божество невозможно постигнуть.
Глава 5. Доказательство, что един есть Бог. а не многие.
Глава 6. О Слове и Сыне Божием. доказательство из разума.
Глава 7. О Духе Святом: доказательство из разума.
Глава 8. О Святой Троице.
Глава 9. О том, что приписывается Богу.
Глава 10 О Божественном соединении и разделении.
Глава 11.О том, что говорится о Боге телесным образом.
Глава 12.О том же. Еще о божественных именах подробнее.
Глава 13. О месте Божием и о том, что одно только Божество неописуемо. О месте ангела и души и о неописуемом. Свод мыслей о Боге и Отце, и Сыне, и Святом Духе. И о Слове и Духе.
Глава 14. Свойства Божеского естества.
ГЛАВА I
О том, что Божество непостижимо и что не нужно исследовать и любопытствовать относительно того, что не передано нам святыми пророками, апостолами и евангелистами1
Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1:18). Следовательно, Божество неизреченно и непостижимо. Ибо никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына (Мф. 11:27). И Дух Святой так знает Божие, как дух человека знает, что в нем (1 Кор. 2:11). После же первой и блаженной Природы никто - не из людей только, но даже и из самих премирных сил, то есть херувимов и серафимов — никогда не познал Бога, если кому не открыл Он Сам.
Однако Бог не оставил нас в совершенном неведении. Ибо знание того, что Бог существует, Он естественным образом всеял во всех. И сама тварь, и как ее сохранение (συνοχή), так и управление возвещают о величии божественной природы (Прем. 13:5). Он также открыл знание о Себе, насколько нам это доступно, вначале через закон и пророков 2, а потом и через единородного Сына Своего, а нашего Господа, Бога и Спасителя Иисуса Христа. Поэтому все, переданное нам как законом, так и пророками, апостолами и евангелистами, мы принимаем, и знаем, и почитаем3, не разыскивая ничего сверх этого; ибо Бог, будучи благ, есть Податель всякого блага, не подпадающий ни зависти, ни какойлибо страсти4. Ибо зависть далека от божественной природы, бесстрастной и единственно благой5. Посему, как знающий все и промысляющий для каждого полезное, Он открыл то, что узнать нам было полезно; а о том, что мы не смогли бы вместить, умолчал. Да удовольствуемся этим и да пребудем на том, не прелагая предел вечных и не преступая божественного предания (Притч. 22:28)!
ГЛАВА II
Об изреченном и неизреченном, познаваемом и непознаваемом
Итак, желающему говорить или слушать о Боге, конечно, следует ясно знать, что в богословии и домостроительстве не все неизреченно, но и не все может быть высказано; и не все непознаваемо, но и не все познаваемо6; и познаваемое есть одно, а изреченное -другое, так же как одно есть говорить, а другое — познавать. Поэтому многое из темно мыслимого о Боге не может быть соответственным образом выражено, но к тому, что превыше нас, мы бываем принуждены применять сообразное нам, как мы говорим применительно к Богу о сне и гневе, о нерадении, о руках и ногах и тому подобном.
Посему то, что Бог безначален, бесконечен, вечен и постоянен, несотворен, непреложен, неизменяем, прост, несложен, бестелесен, невидим, неосязаем, неописуем, беспределен, необъятен, непостижим, неохватен разумом, благ, праведен, всемогущ, Создатель всех тварей, Вседержитель, все надзирающий, Промыслитель обо всем, Властитель, Судья, - мы, конечно, и знаем, и исповедуем; также и то, что Бог — един, то есть одна сущность, и что Он и познается, и существует в трех ипостасях: то есть Отце, и Сыне, и Святом Духе, и что Отец, и Сын, и Дух Святой во всем суть одно, кроме нерожденности, и рождения, и исхождения, и что единородный Сын, и Слово Божие, и Бог по милосердию Своему ради нашего спасения, по благоизволению Отца и при содействии всесвятого Духа, бессеменно зачатый, без нетления родился Духом Святым от святой Девы и Богородицы Марии и произошел от нее совершенным человеком; и что Один и Тот же есть вместе совершенный Бог и совершенный человек, из двух природ, Божества, и человечества, и в двух природах, обладающих умом, волею и действием, самовластных7, и, проще сказать, существующих совершенным образом, в соответствии с подобающим каждому, то есть Божеству и человечеству, определением и смыслом, но в одной сложной ипостаси; и что Он испытывал голод и жажду, и трудился, и был распят, и изведал смерть и погребение, и в третий день воскрес и взошел на небеса, откуда и пришел к нам и впоследствии придет вновь. И свидетель тому божественное Писание и весь сонм святых.
Но что именно есть сущность Божия, или каким образом она есть во всем, или как Бог родился от Бога или исходит, или как единородный Сын и Бог, уничтожив Себя, стал человеком от кровей Девы, образовавшись не по естественному, но по иному закону, или каким образом Он ходил по водам сухими стопами, мы и не знаем, и сказать не можем8. Итак, невозможно сказать или вообще подумать что-либо о Боге вопреки тому, что божественным образом явлено нам или сказано и открыто божественными речениями Ветхого и Нового Завета9.
ГЛАВА III
Доказательство того, что Бог существует10
В том, что Бог есть, нет сомнения ни у принимающих святые Писания, то есть Ветхий и Новый Завет, ни у большей части эллинов. Ибо, как мы говорили, знание того, что Бог существует, всеяно в нас естественным образом. А так как злоба лукавого настолько возобладала над человеческой природой, что некоторых даже низвела в неразумнейшую и худшую из всех зол бездну гибели — до утверждения, что Бога нет (чье безумие показывает священнотолкователь Давид, говоря: рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13:1)), ученики и апостолы Господни, умудренные всесвятым Духом и творившие Его силою и благодатью божественные знамения, уловляя их неводом чудес, возводили их из пропасти неведения к свету Богопознания. Подобным образом и наследники их благодати и достоинства, пастыри и учители, получив просветительную благодать Духа, силою чудес и словом благодати просвещали помраченных и обращали заблудших". Мы же, не получившие ни дара чудес, ни дара учения (ибо страстью к удовольствиям сделали себя недостойными), изложим об этом немногое из переданного нам возвестителями благодати, призвав Отца, и Сына, и Святого Духа.
Все сущее или сотворено, или несотворенно. Итак, если сотворено, то, конечно, и изменчиво, ибо чье бытие началось с превращения, то безусловно будет подлежать превращению, или погибая, или по собственной воле изменяясь. Если же несотворенно, то, согласно последовательности рассуждения, во всяком случае и неизменно. Ибо, если чего бытие противоположно, то и определения образа бытия, то есть особенности - также противоположны. Посему кто не согласится, что все сущее, то, что воспринимается нашим чувством, — но также и ангелы, — превращается, и изменяется, и многообразно движется, и переменяется? Умопостигаемое — я имею в виду ангелов, и души, и демонов, - по собственному выбору, преуспеянию в добре или отдалению от добра, усиливающемуся или ослабевающему. Остальное же - в возникновении и уничтожении, увеличении и уменьшении, в перемене по качеству и движении с места на место? Поэтому то, что изменчиво, непременно и сотворенно. Будучи же сотворенным, оно обязательно создано кем-либо. Но Создатель должен быть несотворенным, ведь если и Он сотворен, то обязательно создан кем-либо, пока мы не придем к чему-либо несотворенному. Следовательно, будучи несотворенным, Творец, конечно, и неизменен. А чем иным могло бы быть это, как не Богом?
И само сохранение твари, и сбережение, и управление учат нас, что есть Бог, создавший все это и содержащий, и сберегающий, и всегда промышляющий12. Ибо каким бы образом сошлись друг с другом для восполнения единого мира противоположные природы - я имею в виду природы огня и воды, воздуха и земли, — и как они остаются неразрушимыми, если какая-либо веемо-гущая Сила и не соединила их вместе, и не сохраняет их всегда неразрушимыми?
Что есть устроившее то, что — на небе и что — на земле, и что [движется] по воздуху и что [пребывает] в воде, а вернее, то, что предшествует этому, небо и землю, и воздух, и природу огня и воды? Что смешало их и разделило? Что привело их в движение и движет беспрестанно и беспрепятственно?13 Разве не художник этого, вложивший во все определение, по которому вселенная и идет своим путем, и управляется? Но кто — художник этого? Разве не Тот, Кто создал это и привел в бытие? Ведь мы не уделим столь великую силу самопроизвольности. Ибо пусть возникновение самопроизвольно — а устроение чье? Если угодно, допустим и это. Кто же хранит и блюдет это в тех определениях, в которых оно изначально осуществилось? Ясно, что нечто иное помимо самопроизвольности. Но что другое это есть, если не Бог?14
ГЛАВА IV
О том, что именно есть Бог. О том, что это непостижимо15
Итак, что Бог есть, ясно. А что Он есть по существу и природе, это совершенно непостижимо и неизвестно. Ибо что Божество бестелесно, ясно. Ведь как может быть телом беспредельное, и неограниченное, и не имеющее формы, неосязаемое и невидимое, простое и несложное? Ибо как может Оно быть предметом почитания, если Оно описуемо и подвержено страстям? А как может быть бесстрастным составленное из стихий и в них опять разрешающееся? Ибо сложение - начало борьбы, борьба же - раздора; а раздор - разрушения; разрушение же совершенно чуждо Богу16.
Каким же образом сохранится и то положение, что Бог проникает все и все наполняет, как говорит Писание: еда небо и землю не аз наполняю, рече Господь? (Иер. 23:24) Ибо невозможно 17, чтоб тело проникало через тела, не рассекая и не подвергаясь рассечению, не сплетаясь и не противополагаясь, как смешивающиеся и растворяющиеся жидкости.
Если же некоторые и говорят, что это тело - невещественно, как и то, которое эллинские мудрецы называют пятым (что невозможно), оно, конечно, будет двигаться, как небо, - ведь его и они называют пятым телом 1В. Тогда кто движет его? Ибо все движимое приводится в движение другим. А того кто? И так до бесконечности, пока мы не придем к чему-либо неподвижному. Ибо перводвижущее - неподвижно, что именно и есть Божество. А как же движущееся не ограничено местом? Итак, одно только Божество неподвижно, Своею неподвижностью приводящее все в движение19. Следовательно, должно признать, что Божество — бестелесно.
Но и это не показывает существа Его, как и нерожденность, и безначальность, и неизменяемость, и нетленность, и то, что говорится о Боге или применительно к Богу20, — ибо это обозначает не то, что Он есть, но то, что Он не есть. А желающему сказать о сущности чего-либо должно объяснить - что оно есть, а не то, что оно не есть. Однако сказать о Боге, что Он есть по сущности, невозможно. Более же свойственно строить рассуждение скорее через удаление всего21. Ибо Он не есть что-либо из сущего: не как не сущий22, но как превысший всего сущего и сущий выше самого бытия. Ибо, если познается сущее, то что превыше знания, непременно будет выше и сущности. И наоборот, то, что превыше сущности, выше и знания.
Итак, Божество беспредельно и непостижимо, И только это одно — беспредельность и непостижимость - в Нем постижимо. А то, что мы говорим о Боге утвердительно, показывает не природу Его, а то, что сопутствует природе. Назовешь ли ты Его благим, или праведным, или мудрым, или чем бы то ни было другим, ты скажешь не о природе Бога, но о том, что сопутствует природе. Есть и некоторые вещи, говорящиеся о Боге утвердительно в смысле превосходящего отрицания; как, например, говоря о мраке применительно к Богу, мы разумеем не мрак, но то, что Он не есть свет, а превыше света.
ГЛАВА V
Доказательство того, что Бог — один, а не много богов23
Достаточно доказано, что Бог есть и что существо Его непостижимо. А что Бог один, а не много богов, со стороны верящих божественному Писанию не подвергается сомнению. Ибо в начале законодательства Господь говорит; A3 есмь Господь Бог твой, изведый тя от земли Египетским. Да не будут тебе бози инии разве мене (Исх. 20:2-3). И опять: Слыши, Исраилю: Господь Бог наш, Господь един есть (Втор. 6:4). И через пророка Исайю: A3, говорит Он, первый, и аз по сих, кроме мене несть Бога. Прежде мене не бысть ин Бог, и по мне не будет, кроме мене несть (Ис. 44:6; 43:10). А также и Господь во святых Евангелиях таким образом говорит к Отцу: Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога (Ин. 17:3). С теми же, которые не верят божественному Писанию, мы будем беседовать таким образом.
Божество совершенно и без недостатка как относительно благости, так и мудрости и силы, безначально, бесконечно, вечно, неописуемо и, проще говоря, совершенно во всех отношениях. Посему если мы скажем, что богов много, то необходимо, чтобы между этими многими усматривалось различие. Ведь если между ними нет никакого различия, то скорее Бог один, а не много богов. Если же между ними есть различие, то где совершенство? Ибо, если [бог] не достигает совершенства или по благости, или по силе, или по мудрости, или по времени, или по месту, он не может быть Богом. Тождество же во всех отношениях скорее показывает одного, а не многих24. А каким образом сохранится неописуемость, если богов много? Ибо где будет один, другого не будет25. А каким образом многими будет управляться мир и не разрушится и не погибнет, когда между правителями усматривалась бы борьба? Ведь различие вводит противоречие26. Если же кто-либо скажет, что каждый управляет частью, то что установило этот порядок и что произвело для них распределение? Ведь именно оно скорее было бы Богом. Стало быть, Бог один, совершенный, неописуемый, Творец, Сохранитель и Управитель вселенной, выше совершенства и прежде совершенства.
Кроме того, и в силу естественной необходимости единица — начало двоицы21.
ГЛАВА VI
О Слове Божием26
И вот этот один и единственный Бог не бессловесен. Имея же Слово, Он будет иметь Его не неипостасным, не таким, которое начало свое бытие и имеет окончить его. Ибо не было [времени], когда Бог был бессловесен. Но у Него всегда есть Его Слово, рождающееся от Него и не так, как наше слово, безипостасное и рассеивающееся в воздухе, но воипостасное, живое, совершенное, не выходящее вне Его, но всегда пребывающее в Нем29. Ибо где Оно будет, оказавшись вне Его? Ведь поскольку наша природа смертна и легко разрушима, из-за этого и слово наше безипостасно. У Бога же, вечно сущего и совершенного, и собственное Его Слово будет совершенным и ипостасным, и вечно сущим, живым и имеющим все, что имеет Родитель. Ибо как наше слово, исходя из ума, ни всецело тождественно с умом, ни совершенно отлично — потому что, будучи из ума, оно есть иное сравнительно с ним; обнаруживая же самый ум, оно уже не есть всецело иное сравнительно с умом, но, будучи по природе одним, оно есть иное по подлежащему - так и Слово Божие, тем, что Оно существует Само по Себе, отделено (διήρηται) от Того, от Кого Оно имеет ипостась30. Тем же, что Оно показывает в Себе то, что усматривается у Бога, Оно тождественно с Тем по природе. Ибо как в Отце усматривается совершенство во всем, так усматривается оно и в рожденном от Него Слове.
ГЛАВА VII
О Святом Духе31
У Слова же должен быть и Дух - ведь и наше слово не лишено дыхания. Но в нас дыхание чуждо нашего существа. Ибо оно есть влечение и движение воздуха, вовлекаемого и изливаемого для сохранения тела, и оно же во время произнесения делается звуком слова, проявляя в себе силу слова32. Применительно же к божественной природе, простой и несложной, должно благочестиво исповедовать, что есть Дух Божий, потому что Слово Божие не недостаточнее нашего слова, но неблагочестиво считать Дух чем-то чуждым, извне привходящим в Бога, как и в нас, которые сложной природы. Но как, услышав о Слове Божием, мы не сочли его безипостасным, и приобретаемым путем обучения, и произносимым голосом, и рассеивающимся и исчезающим в воздухе, но помышляем Его сущностно существующим, и обладающим свободной волей, и деятельным, и всемогущим — так и, узнав о Духе Божием, сопутствующем Слову и являющем Его действие, мы не мыслим Его безипостасным дыханием (ведь если бы и находящийся в Боге Дух мыслился по подобию с нашим духом, то в таком случае величие божественной природы ниспровергалось бы до ничтожества), но как сущностную Силу, Которая Сама по Себе созерцается в особенной ипостаси, исходящую от Отца и почивающую в Слове33 и являющуюся выразительницей Его, Которая не может быть отделена от Бога, в Котором Она есть, и от Слова, Которому она сопутствует, и Которая не рассеивается в несуществование34, но, подобно Слову, существует ипостасно, [и есть Сила] живая, обладающая свободной волей, самодвижущаяся, деятельная, всегда желающая блага, у Которой при всяком намерении могущество не отстает от желания, не имеющая ни начала, ни конца. Ибо никогда у Отца не недоставало Слова, ни у Слова — Духа.
Таким образом, через единство Их по природе уничтожается многобожное заблуждение эллинов; а через принятие Слова и Духа ниспровергается догмат иудеев и остается то, что в том и другом учении есть полезного35: из иудейского мнения единство природы, из эллинства же - одно только ипостасное различение36. Если же иудей возражает против принятия Слова и Духа, то он пусть его обличит и принудит к молчанию божественное Писание. Ибо о Слове говорит Давид: во век, Господи, слово твое пребывает на небеса (Пс. 118:89). И опять: посла слово свое, и исцели я (Пс. 106:20). А слово произносимое не посылается и не пребывает вовек. О Духе же тот же Давид говорит: послеши духа твоего, и созиждутся (Пс. 103:30). И опять: Словом Господним небеса утвердишася, и духом уст его вся сила их (Пс. 32:6). И Иов: Дух Божий сотворивый мя, дъшние же Вседержителево поучающее мя (Иов. 33:4). Дух же, который посылается, и созидает, и утверждает, и содержит, не есть исчезающее дыхание, подобно тому как и уста Бога - не телесный член. Ибо то и другое должно понимать в подобающем Богу смысле37.
ГЛАВА VIII
О Святой Троице
Итак, мы веруем в единого Бога, единое безначальное начало, несотворенное, нерожденное, непогибающее и бессмертное, вечное, беспредельное, неописуемое, неограниченное, бесконечно могущественное, простое, несложное, бестелесное, непреходящее, бесстрастное, непревратное, неизменное, невидимое, источник благости и праведности, свет мыслящий, неприступный, в силу, не познаваемую никакою мерой, измеряемую одной только собственной Его волей, - ибо Он может все, что хочет (Пс. 134:6), — в силу, созидающую все творения, видимые и невидимые, содержащую и сохраняющую все, обо всем промышляющую, над всем властвующую, и господствующую, и царствующую бесконечным и бессмертным царством, которой ничто не противостоит, все наполняющую, ничем не объемлемую, напротив того, саму обнимающую все вместе, и содержащую, и превосходящую, без осквернения проникающую во все существа, которая превыше всего и отделена от всякой сущности, как пресущественная и превосходящая сущее, пребожественную, преблагую, превышающую полноту, избирающую все начала и чины, утвержденную выше всякого начала и чина, выше сущности и жизни, и слова, и мысли; в силу, которая есть сам свет, сама благость, сама жизнь, сама сущность, так как она не от другого имеет свое бытие или что-либо из того, что она есть, но сама есть источник бытия для сущих: для живых — источник жизни, для причастных разуму - разума, для всего — причина всех благ; в силу, знающую все прежде рождения его; в единую сущность, единое божество, единую силу, единую волю, единое действие, единое начало, единую власть, единое господство, единое царство, которое в трех совершенных ипостасях, неслитно соединенных и нераздельно различаемых (что удивительно), и познается, и принимает единое поклонение, в которое верит и которому поклоняется всякая разумная тварь38. В Отца, и Сына, и Святого Духа, во [имя] Которых мы и крещены39, ибо так Господь заповедал апостолам крестить: крестя их, говорит Он, во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28:19).
Веруем во единого Отца, начало всего и причину, не от кого-либо рожденного, но в Того, Кто один только не рожден и не имеет причины; в Творца всего, но в Отца по природе одного только единородного Сына Его, Господа же и Бога, и Спасителя нашего Иисуса Христа, и в Изводителя всесвятого Духа40. И во единого Сына Божия, единородного, Господа нашего Иисуса Христа, рожденного от Отца прежде всех веков, в свет от света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу41, через Которого произошло все. Говоря о Нем: прежде всех веков, мы показываем, что рождение Его вневременно и безначально; ибо не из не сущего приведен в бытие Сын Божий42, сияние славы и образ ипостаси Отца (Евр. 1:3), живая премудрость и сила (1 Кор. 1:24), Слово воипостасное, сущностный, и совершенный, и живой образ Бога невидимого (Кол. 1:15), но Он всегда был с Отцом и в Отце 43, рожденный от Него вечно и безначально. Ибо не было когда-либо Отца, когда не было [бы и] Сына, но вместе — Отец, вместе — Сын, от Него рожденный. Ибо без сына Он не мог бы быть назван Отцом. А если Он был, не имея Сына, то не был Отцом44; и если после этого получил Сына, то после этого сделался и Отцом, прежде этого не будучи Отцом, и из положения, в котором Он не был Отцом, превратился в такое, когда стал Отцом, что хуже всякого богохульства45. Ибо невозможно сказать о Боге, что Он лишен естественной способности к рождению. Способность же к рождению — это рождать из самого [себя], то есть из собственной сущности, подобного по природе45.
Итак, относительно рождения Сына нечестиво говорить о промежутке времени47 и что существование Сына наступило после Отца48. Ибо мы говорим, что рождение Сына - от Него, то есть из природы Отца. И если мы не допустим, что искони вместе с Отцом существовал рожденный от Него Сын, то введем превращение ипостаси Отца, так как, не будучи Отцом, Он стал Отцом после; ибо тварь, если и произошла после этого, однако произошла не из существа Бога, а приведена в бытие из не сущего волею и силою Его, и превращение не касается естества Божия. Ибо рождение состоит в том, что из существа рождающего выводится рождаемое, подобное по сущности. Творение же и делание состоит в том, чтобы извне и не из существа того, кто творит и делает, произошло творимое и делаемое, совершенно неподобное49.
Посему у Бога, Который один только бесстрастен, и неизменяем, и непреложен, и всегда одинаков, бесстрастно и рождение, и творение50 - ибо Ему, Кто по природе бесстрастен и непреходящ, как простой и несложный, не свойственно по природе терпеть страсть или истечение ни в рождении, ни в творении, и Он не нуждается ни в чьем содействии; но рождение - безначально и вечно, будучи делом природы и выходя из Его существа, чтобы Рождающий не потерпел превращения и чтобы не было Бога первого и Бога позднейшего, и чтобы Он не получил приращения. Творение же, применительно к Богу будучи делом воли, не совечно Богу; так как то, что приводится в бытие из не сущего, по природе не способно быть совечным безначальному и всегда сущему. Следовательно, подобно тому, как не одинаковым образом производят человек и Бог, ибо человек не приводит ничего в бытие из не сущего51, но то, что делает, делает из раньше существовавшего вещества52, не только пожелав, но и прежде обдумав и представив в уме имеющее быть, потом потрудившись и руками и перенеся труд и утомление53, а часто и не достигнув цели, если его предприятие не окончилось, как он желает, - Бог же, только захотев, привел все из не сущего в бытие; так не одинаковым образом и рождает Бог и человек. Ибо Бог, будучи вневременным, и безначальным, и бесстрастным, и непреходящим, и бестелесным, и единственным, и бесконечным54, также и рождает вневременно и безначально, и бесстрастно, и без истечения, и без соития55; и непостижимое Его рождение не имеет ни начала, ни конца. И рождает безначально потому, что Он неизменен, а без истечения потому, что бесстрастен и бестелесен; без соития же опять-таки из-за бестелесности и потому, что Он один только есть Бог, не нуждающийся в другом; бесконечно же и непрестанно потому, что Он — безначален, и вневременен, и бесконечен, и всегда одинаков. Ибо безначальное бесконечно, а бесконечное по благодати не обязательно безначально, как [например] ангелы56.
Итак, всегда сущий Бог рождает Свое Слово, Которое — совершенно, без начала и без конца, чтобы не рождал во времени Бог, и природу, и существование, превышающие время. А что человек рождает противоположным образом, ясно, так как он подлежит возникновению и гибели, и истечению, и умножению, и облечен телом57, и в своей природе имеет мужской пол и женский — ведь мужской пол нуждается в помощи женского. Но да будет милостив Тот, Кто превыше всего и Кто превосходит всякое разумение и понимание!
Итак, святая кафолическая и апостольская Церковь учит вместе об Отце и вместе о единородном Сыне Его58, от Него рожденном вневременно и без истечения, и бесстрастно, и непостижимо, как знает один только Бог всего; как одновременно есть огонь и одновременно происходящий от него свет; и не сначала огонь и после этого свет, но вместе; и как свет, всегда рождающийся из огня, всегда в нем находится, никоим образом не отделяясь от него, так и Сын рождается от Отца, вовсе не разлучаясь с Ним, но всегда в Нем пребывая59. Однако свет, рождающийся от огня неотделимо и в нем всегда пребывающий, не имеет своей собственной ипостаси помимо огня, ибо он есть природное качество огня, а единородный Сын Божий, рожденный от Отца нераздельно и неразлучно и в Нем всегда пребывающий, имеет Свою собственную ипостась по отношению к ипостаси Отца.
Итак, Сын называется Словом и сиянием потому, что рожден от Отца без соития и бесстрастно, и вневременно, и без истечения, и нераздельно60. Сыном же и образом Отческой ипостаси — потому, что Он совершен и воипостасен и во всем подобен Отцу, кроме нерожденности 6'. Единородным же — потому, что Он один только от одного Отца единственным образом рожден. Ибо нет и другого рождения, которое уподобляется рождению Сына Божия, — ведь нет и другого Сына Божия. Ибо Дух Святой, хотя и исходит от Отца, но исходит не по образу рождения, но по образу исхождения. Это — иной способ существования, и непостижимый, и неведомый, так же как и рождение Сына. Поэтому и все, что имеет Отец, принадлежит Ему, т. е. Сыну, кроме нерожденности, которая не показывает ни различия существа, ни достоинства, но способ существования62; так же, как и Адам, будучи нерожден (ведь он — создание Божие), и рожденный Сиф (ведь он — сын Адама), и Ева, вышедшая из ребра Адамова (ведь она не была рождена), отличаются друг от друга не по природе (ведь они — люди), но способом существования63.
Ибо должно знать, что τό αγένητον, которое пишется через одну букву ѵ, обозначает несотворенное, то есть невозникшее; а το 'αγέννητον, которое пишется через две буквы w, означает нерожденное64. Поэтому, согласно с первым значением, сущность от сущности отличается, ибо одна есть сущность несотворенная, то есть 'αγένητος через одну букву ѵ, и другая - γενητή, то есть сотворенная. Сообразно же со вторым значением, сущность от сущности не отличается, ибо первое существо всякого рода живых существ нерожденно ('αγέννητον), но не несотворенно (αγένητον). Ибо они сотворены Создателем, будучи приведены в бытие Словом Его, но не рождены, так как прежде не существовало другого однородного, от которого они могли бы быть рождены.
Итак, по первому значению три пребожественные ипостаси Святого Божества берутся сообща (ибо они единосущны и несотворенны)65, а по второму значению - никоим образом (ведь один только Отец нерожден66, потому что бытие у Него не есть от другой ипостаси). И один только Сын рожден (ибо Он безначально и вневременно рожден из сущности Отца). И один только Дух Святой - исходящий, не рождаемый, но исходящий из сущности Отца (Ин. 15:26). Хотя так учит божественное Писание, способ рождения и исхождения непостижим.
Но должно знать и то, что имя отечества, сыновства и исхождения не от нас перенесено на блаженное Божество, а, напротив, нам передано оттуда, как говорит божественный апостол: Для сего преклоняю колени мои пред Отцем, от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле (Еф. 3:14-15) 67,
Если же мы говорим, что Отец — начало Сына и больше Него, то не показываем, что Он первенствует над Сыном по времени или природе (Ин. 14:28), - ибо через Него Отец веки сотворил (Евр. 1:2), — или в каком-либо другом отношении, кроме только причини: то есть что Сын рожден от Отца, а не Отец от Сына, и что Отец естественным образом есть причина Сына, так же как мы не говорим, что огонь выходит из света, но скорее что свет — из огня68. Итак, когда мы слышим, что Отец — начало и больше Сына69, будем понимать это в смысле причины. И как мы не говорим, что огонь одной сущности, а свет — другой, так нельзя сказать и того, что Отец одной сущности, а Сын — другой; но одной и той же70. И как мы говорим, что огонь сияет через выходящий из него свет, и не полагаем, что проистекающий из огня свет есть его служебное орудие, но скорее - естественная сила, так мы говорим и об Отце, что все, что Он делает, Он делает через единородного Своего Сына, не как служебным орудием, но естественной и воипостасной Силой71. И как мы говорим, что огонь освещает, и опять говорим, что освещает свет огня, так и все, что творит Отец, Сын творит также (Ин. 5:19). Но свет не имеет собственной ипостаси помимо огня, а Сын есть совершенная ипостась, неотделимая от ипостаси Отца, как мы показали выше. Ибо среди твари невозможно найти образ, в точности показывающий в себе способ [существования] Святой Троицы. Ибо каким образом сотворенное и сложное, и текучее, и изменчивое, и описуемое, и имеющее внешний вид, и тленное явственно покажет свободную от всего этого пресущественную божественную сущность? Но ясно, что вся тварь одержима и еще многим в том же роде и вся по своей природе подвержена тлению.
Веруем равным образом и в Духа Святого, Господа и животворящего, от Отца исходящего, в Сыне почивающего, с Отцом и Сыном спокланяема и сславима, как и единосущного, и совечного 72; Духа Божия, Духа правого, владычествующего, Источника мудрости, и жизни, и освящения; Бога с Отцом и Сыном сущего и называемого; несотворенного, полного, созидательного, вседержительного, все совершающего, всесильного, бесконечно могущественного, господствующего над всею тварью, не подчиняющегося73; исполняющего, не исполняемого; восприемлемого, не восприемлющего; освящающего, не освящаемого; Утешителя, как приемлющего призывания всех; во всем подобного Отцу и Сыну; от Отца исходящего и через Сына раздаваемого, и воспринимаемого всею тварью, и через Себя Самого творящего, и осуществляющего все без изъятия, и освящающего, и содержащего; воипостасного, то есть существующего в Своей собственной ипостаси, Который не отделяется и не расстается с Отцом и Сыном и имеет все, что имеет Отец и Сын, кроме нерожденности и рождения. Ибо Отец — безвиновен и нерожден (ведь Он не от кого-либо и не имеет от кого-либо ни бытие, ни что-либо из того, что Он имеет), напротив, Он Сам по природе есть для всего начало и причина бытия и образа бытия. Сын же от Отца по образу рождения; а Святой Дух также от Отца, но не по образу рождения, а по образу исхождения. И что есть различие между рождением и исхождением, нам ведомо; но каков образ различия — нимало74. Но и рождение Сына от Отца, и исхождение Святого Духа происходят одновременно.
Итак, все, что имеет Сын, имеет от Отца и Дух, даже само бытие75. И если [что-либо] не есть Отец, [то] не есть и Сын, не есть и Дух; и если чего-либо не имеет Отец, не имеет и Сын, не имеет и Дух. И по причине Отца, то есть по причине бытия Отца существует Сын и Дух76. И по причине Отца Сын и Дух имеют все, что имеют, то есть потому, что Отец имеет это, - кроме нерожденности, и рождения, и исхождения77. Ибо одними этими только ипостасными свойствами различаются между Собою три святые ипостаси, нераздельно различающиеся не сущностью, а отличительным свойством собственной ипостаси.
Говорим же мы, что каждое из трех Лиц имеет совершенную ипостась78, чтобы признавать не одну совершенную природу, сложенную из трех несовершенных, но одну простую сущность, выше и прежде совершенства79, в трех совершенных ипостасях. Ибо все, состоящее из несовершенных, обязательно сложно, а из совершенных ипостасей не может произойти сложение. Посему мы и не говорим о виде из ипостасей, но — в ипостасях80. «Из несовершенных» же мы сказали в смысле не сохраняющих вида той вещи, которая из них получается. Ибо камень, и дерево, и железо каждое само по себе совершенно по своей природе; по отношению же к получающейся из них постройке каждое из них несовершенно — ведь каждое из них само по себе не есть дом.
Поэтому мы исповедуем совершенные ипостаси, чтобы не помыслить о сложении в божественной природе. Ибо сложение - начало раздора. И опять-таки мы говорим, что три ипостаси находятся одна в другой81, чтобы не ввести множества и толпы богов82. Через три ипостаси мы выражаем несложность и неслитность, а через единосущие и бытие ипостасей друг в друге и тождество воли, деятельности, силы и власти и, скажем так, движения — нераздельность и то, что Бог един. Ибо поистине один Бог — Бог, и Слово Его, и Дух.
Следует же знать, что одно — усматриваться на деле, и другое — словом и примышлением. Итак, во всех созданиях различие лиц усматривается на деле — ведь Петр на [самом] деле созерцается как отличный от Павла. Общность же, и связь, и единство созерцается словом и примышлением. Ибо мы умом понимаем, что Петр и Павел — одной и той же природы и имеют одно общее естество83. Ведь каждый из них есть смертное разумное живое существо, и каждый есть плоть, одушевленная разумной и мыслящей душою84. Вот эта общая природа может усматриваться разумом. Ибо и ипостаси не находятся друг в друге, но каждая особо и порознь, то есть поставлена отдельно сама по себе, имея весьма многое отличающее ее от другой. Ведь они и отделяются местом, и различаются по времени, и разделяются мнением, и силой, и наружностью, то есть внешностью, и состоянием, и сложением, и достоинством, и привычками, и всеми отличительными свойствами; более же всего они отличаются тем, что существуют не друг в друге, но отдельно. Поэтому они и называются двумя, и тремя людьми, и многими.
Это же можно видеть и во всей твари. Но в Святой и пресущественной, и превысшей всего, и непостижимой Троице — противоположное. Ибо там общность и единство усматриваются на самом деле, из-за совечности [Лиц] и тождества Их сущности, действия и воли, и единодушия мнения, и тождества власти, силы, и благости - я не сказал: подобия, но: тождества, - а также из-за единого происхождения движения85. Ибо одна сущность, одна благость, одна сила, одно желание, одно действие, одна власть, одна и та же, не три, подобные друг другу, но одно и то же движение трех Лиц. «Ибо каждое из Них не в меньшей степени имеет единство с другим, чем Само с Собой»; то есть Отец, и Сын, и Святой Дух суть во всем одно, кроме нерожденности, рождения и исхождения; раздельность же — в примышлении86. Ибо мы знаем единого Бога, но мыслим различие в одних только свойствах отечества, сыновства и исхождения относительно причины и ее производного, и совершенства ипостаси, то есть способа существования87. Ведь применительно к неописуемому Божеству мы не можем говорить ни о пространственном расстоянии, как по отношению к нам, - ибо ипостаси суть друг в друге, не так, что сливаются, но тесно соединяются, по слову Господа, сказавшего: Я в Отце и Отец во Мне (Ин. 14:11); ни о различии воли, или мнения, или действия, или силы, или чего-либо другого, что в нас производит действительное и совершенное разделение. Поэтому об Отце, и Сыне, и Святом Духе мы говорим не как о трех Богах, но скорее как о едином Боге, Святой Троице, потому что Сын и Дух возводятся к одной Причине, [но] не слагаются и не сливаются согласно Савеллиеву совпадению8а, — ибо Они соединяются, как мы говорили, не так, чтобы слиться, но так, что тесно примыкают один к другому и имеют взаимное проникновение без всякого слияния и смешения89; — и потому что Они не выходят вовне и не отсекаются по сущности согласно Ариеву разделению90. Ибо Божество, говоря коротко, в разделенном - неразделенно, и как бы в трех солнцах, тесно примыкающих одно к другому и неразделенных промежутками, одно и сорастворение света, и соединение. Итак, всякий раз, когда мы взираем на Божество и первую Причину, и единодержавие, и одно и то же, скажем так, и движение Божества, и волю, и тождество сущности и силы, и действия, и господства, нам представляется одно91. Когда же мы смотрим на то, в чем есть Божество, или, точнее сказать, то, что есть Божество, и на происшедшее оттуда — из первой Причины - вечно, равнославно, и нераздельно, то есть на ипостаси Сына и Духа, то есть три [Лица], Которым мы поклоняемся92. Один Отец - Отец и безначальный, то есть беспричинный, ибо Он не есть от кого-либо. Один Сын - Сын, и не безначальный, то есть не беспричинный, ибо Он - от Отца. А если взять начало во времени, то и безначальный, ибо Он - Творец времен, а не подвластен времени. Один Дух — Святой Дух, происходящий от Отца, но не по образу сыновства, а по образу исхождения, причем ни Отец не лишился нерожденности, потому что родил, ни Сын - рождения, потому что рожден от Нерожденного (как же иначе?), и Дух из-за того, что Он исшел или что Он — Бог, не превратился в Отца или в Сына, ибо особенность - незыблема. Да и как особенность оставалась бы таковой, если бы она перемещалась и изменялась? Ведь если Отец — Сын, то Он не есть Отец в собственном смысле, потому что Отец в собственном смысле есть один. И если Сын — Отец, то Он не есть Сын в собственном смысле, ибо Сын в собственном смысле есть [только] один и один Дух Святой.
Нужно же знать, что мы не говорим, что Отец происходит от кого-либо, но называем Его Отцом Сына. А Сына мы не называем ни Причиной, ни Отцом, но говорим, что Он — и от Отца, и Сын Отца. О Духе же Святом мы и говорим, что Он — от Отца, и именуем Его Духом Отца. Но не говорим, что Дух — от Сына93; Духом же Сына Его именуем (если же кто Духа Христова не имеет (Рим. 8:9), говорит божественный апостол). И исповедуем, что Он через Сына открылся и был уделен нам (ибо дунул и говорил Своим ученикам: примите Духа Святого (Ин. 20:22)), так же как от солнца суть и луч, и сияние, ибо само оно есть источник луча и сияния; и через луч нам передается сияние, и именно оно освещает нас и воспринимается нами. О Сыне же мы не говорим ни что Он -Сын Духа, ни тем паче что Он — от Духа34.
ГЛАВА IX
О том, что говорится о Боге
Божество - просто и несложно. То же, что состоит из многого и различного, сложно. Итак, если несотворенность, и безначальность, и бестелесность, и бессмертие, и вечность, и благость, и созидательность и подобное мы назовем сущностными различиями в Боге, то состоящее из столь многого не будет просто, но — сложно, что [говорить] есть крайнее нечестие95. Поэтому должно думать, что каждое в отдельности из того, что говорится о Боге, обозначает не то, что Он есть по сущности, но показывает или то, что Он не есть, или некоторое отношение к чему-либо из того, что Ему противопоставляется, или что-либо из сопутствующего Его природе, или же действие
Поэтому, кажется, что из всех имен, приписываемых Богу, главнейшее есть Сущий96, как и Сам Он, отвечая Моисею на горе, говорит: тако речеши сыном Исраилевым: Сый посла мя (Исх. 3:14). Ибо Он, объемля, имеет в Себе все бытие, словно некую беспредельную и неограниченную пучину сущности97.
Второе же имя — о Θεός (Бог) 98, которое производится от θέειν — бежать и окружать все заботой, или от сиѲеіѵ, что значит жечь (ибо Бог есть огонь, поедающий (Втор. 4:24) всякое зло), или от θεάσθαι — созерцать все (ибо от Него нельзя чего-либо утаить, и Он - всевидец (2 Мак. 9:5)). Ведь Он созерцал вся прежде бытия их (Дан. 13:42), вневременно замыслив, и каждое в отдельности происходит в предопределенное время согласно с Его вневременной, соединенной с волей, мыслью, которая есть предопределение, и образ, и пример 99.
Итак, первое имя показывает бытие, но не бытие чем-то, а второе - деятельность. Безначальность же и нетленность, и несозданность или же несотворенность, и бестелесность, и невидимость, и подобное показывает то, что Он не есть, то есть что Он не начал бытия и не уничтожается, и не создан, и не есть тело, и невидим Благость же и праведность, и святость, и подобное сопутствует Его природе, но не показывает самой Его сущности. Господь же и царь, и подобные [имена] показывают отношение к тому, что Ему противопоставляется. Ибо Он называется Господом тех, над кем Он господствует, и Царем тех, над кем царствует, Творцом того, что творит, и Пастырем тех, которых пасет.
ГЛАВАХ
О божественном соединении и разделении
Итак, все это вместе должно быть принимаемо в отношении ко всему Божеству обобщенно, и просто, и нераздельно, и совокупно; отдельно же - Отец, и Сын, и Дух101; и то, что беспричинно, и то, что есть от причины, и нерожденность, и рожденность, и исходящее; что не показывает сущности, но отношение [Лиц] между Собою и способ существования 102.
Посему, зная это и руководствуемые этим к божественной сущности, мы постигаем не самую сущность, но то, что при сущности; подобно тому как, если нам известно, что душа — бестелесна и не имеет количества и облика, то мы тем самым не постигли ее сущности; не постигли мы сущности и тела, даже если знаем, что оно - белое или черное, но то, что при сущности. Истинное же рассуждение учит, что Божество - просто и имеет единое простое действие103, благое и во всем все совершающее, подобно солнечному лучу, который все согревает и в каждой в отдельности вещи действует сообразно с естественным ее свойством и ее способностью к восприятию, получив такое действие от создавшего его Бога.
Отдельно же есть и то, что относится к божественному и человеколюбивому воплощению божественного Слова. Ибо к этому никаким образом не приобщены ни Отец, ни Дух, разве только благоволением и неизреченным чудотворением, которое Бог Слово производил, даже сделавшись подобно нам человеком, как неизменяемый Бог и Сын Божийт.
ГЛАВА XI
О том, что говорится о Боге телесным образом
А так как мы находим, что в божественном Писании весьма многое символически сказано о Боге более телесным образом, то должно знать, что нам, как людям и облеченным этой грубой плотью, невозможно мыслить или говорить о божественных, и высоких, и невещественных действиях Божества, если мы не воспользуемся соответствующими нам подобиями и образами, и символами105. Поэтому то, что сказано о Боге более телесным образом, сказано символически, смысл же имеет более возвышенный, ибо Божество — просто и не имеет формы. Итак, очи Божий, и вежди, и зрение будем понимать как Его надзирающую над всем силу и как безошибочность Его знания, сообразно тому, что у нас при посредстве этого чувства происходит более совершенное знание и удостоверение. Уши же и слух - как склонность Его к милости и как восприимчивость к нашему молению. Ибо и мы становимся благосклонными к умоляющим через посредство этого чувства, радушнее наклоняя к ним ухо. Уста же и речь — как то, что изъясняет Его волю, потому что у нас заключающиеся в сердце помышления показываются через посредство уст и речи. А пищу и питье — как наше согласие с Его волей.
Ибо и мы через чувство вкуса исполняем необходимое желание, свойственное природе. Обоняние же - принятие направленной к Нему нашей мысли и благорасположения, потому что у нас через посредство этого чувства происходит восприятие благоухания. Лицо же - и как откровение, и как обнаружение Его через дела, оттого что мы проявляем себя посредством лица. Руки же — как успешность Его действия. Ибо и мы посредством своих рук совершаем полезные и наиболее ценимые дела. Десницу же — как помощь Его при справедливых делах, вследствие того что и мы пользуемся правою рукою скорее в делах более почтенных, и ценимых, и требующих весьма большой силы. Осязание же - как точнейшее его и распознавание, и исследование даже и очень тонких и очень тайных вещей, потому что у нас те, кого мы осязаем, не могут скрывать в себе ничего. А ноги и хождение — как прибытие и появление для помощи нуждающимся, или для отмщения врагам, или для какого-либо другого дела, потому что у нас приход совершается посредством пользования ногами. Клятву же - как непреложность Его решения, вследствие того что у нас посредством клятвы подкрепляются договоры друг с другом. Гнев же и ярость — как ненависть и отвращение к пороку. Ибо и мы, ненавидя противостоящее [нашей] воле, приходим в гнев '06. Забвение же, и сон, и дремоту - как отсрочку отмщения врагам и как промедление в деле обычной помощи Своим друзьям. И, проще говоря, все то, что телесным образом сказано о Боге, имеет некоторый сокровенный смысл, посредством того, что бывает с нами, научающий тому, что выше нас, если не сказано чего-либо о телесном пришествии Бога Слова. Ибо Он ради нашего спасения воспринял всего человека, разумную душу и тело, и свойства человеческой природы, и естественные и непредосудительные страсти.
ГЛАВА XII
Еще о том же
Итак, этому мы научились из священных изречений, как говорил божественный Дионисий Ареопагит 107: что Бог — причина и начало всего; сущность сущих; жизнь живых; разум разумных; ум мыслящих; возвращение и восстановление тех, которые от Него отпадают; а искажающих естественное - обновление и преобразование; движимых же каким-либо скверным волнением священное утверждение; и устойчивых — безопасность; и восходящих к Нему — путь и устремляющее ввысь руководство. Присоединю же и то, что Он - Отец сотворенных Им. Ибо Бог, приведший нас из не сущих в бытие, в более собственном смысле - наш Отец, чем те, которые нас родили, от Него получившие и бытие, и способность к произведению 108. Он — Пастырь тех, кто следует за Ним и кого Он пасет; просвещаемых - озарение; посвящаемых в таинства - высочайшее таинство; обоживающихся Богоначалие; разделившихся - мир и стремящихся к простоте — простота; и объединяющихся - единение; всякого начала пресущественное и преначалъное начало; и тайного, то есть собственного Своего знания — благое уделение, насколько [это] позволительно и доступно для каждого.
Еще о божественных именах, подробнее109
Божество, будучи непостижимым, непременно будет и безымянно. Итак, не зная сущности Его, не будем отыскивать имени Его сущности, ибо имена обозначают вещи110; но Бог, будучи благим, приведя нас из небытия в бытие ради причастности к Его благости и сделав нас способными к познанию, как не передал нам сущности, так не сообщил и знания о Своей сущности. Ибо невозможно, чтобы природа совершенно познала вышестоящую природу111. Да и если знания относятся к сущему, то как будет познано пресущественное! Посему Он по неизреченной благости благоволил именоваться по тому, что свойственно нам, чтобы мы не были совершенно непричастными узнаванию Его, но имели хотя бы темное понятие о Нем. Посему Бог поскольку непостижим, постольку и безымянен. А как Виновник всего и содержащий в Себе определения и причины всего сущего, Он и именуется от всего сущего, даже от противоположных вещей, как, например, света и тьмы, воды и огня, чтобы мы знали, что Он не есть это по сущности, но что Он — пресущественный, а потому безымянный, а как Виновник всего сущего именуется от всего, имеющего Его причиной.
Поэтому одни из божественных имен нарекаются через отрицание, выражая пресущественностъ, как, например; не имеющий сущности, вневременный, безначальный, невидимый; не потому, что Бог ниже чего-либо или лишен чего-либо (ведь все — Его, и от Него, и через Него возникло, и все Им стоит (Кол. 1:17)), но потому, что Он в превосходном смысле исключен из всего сущего (ведь Он не есть ничто из сущего, но превыше всего). Нарекаемые же утвердительно имена применяются к Нему как к Виновнику всего. Ибо, как Виновник всего сущего и всякой сущности, Он называется и Сущим, и сущностью; и, как Виновник всякого разума и мудрости, и разумного, и мудрого, Он называется Разумом и разумным, и Мудростью и мудрым; равным образом — Умом и умным, Жизнью и живым, Силою и сильным; и подобным образом и со всем прочим, а вернее, более соответственным образом Он будет именоваться от более ценных и близких к Нему вещей, Более ценно и близко к Нему невещественное, нежели вещественное, и чистое, нежели нечистое, и святое, нежели преступное, потому что оно в большей мере причастно Ему. Поэтому гораздо более соответственным образомОн будет называться солнцем и светом, нежели тьмою; и днем, нежели ночью; и жизнью, нежели смертью; и огнем, и воздухом, и водою, как исполненными жизни, нежели землей; и прежде всего, и больше всего — благостью, нежели злом; а [это] — то же самое, [что] сказать: сущим, нежели не сущим. Ибо благо есть существование и причина существования; зло же — лишение блага или же существования. И таковы отрицания — но весьма приятно и соединение, бывающее из обоих, как, например, пресущественная сущность, пребожественпое Божество, преначальное начало и подобные. Есть же и нечто, что говорится о Боге утвердительно, но имеет силу превосходного отрицания, как, например, тьма — не потому, что Бог - тьма, но потому, что Он не есть свет, а превыше света.
Итак, Бог называется Умом, и Разумом, и Духом, и Мудростью, и Силою, как Виновник этого и как невещественный, и как Совершитель всего и всемогущий112. И это, говоримое как отрицательно, так и утвердительно, говорится о всем Божестве обобщенно. И о каждой из ипостасей Святой Троицы говорится равным образом и точно так же, и без изъятия. Ибо всякий раз как я подумаю об одной из ипостасей, я понимаю Ее совершенным Богом, совершенною сущностью; когда же соединю и соисчислю три Лица, то понимаю Их как единого, совершенного Бога. Ибо Божество не сложно, но в Трех совершенных одно совершенное, неделимое и несложное. Когда же подумаю об отношении ипостасей между Собою, то я понимаю, что Отец — пресуществежое Солнце, Источник благости, Бездна сущности, разума, мудрости, могущества, света, божества; Источник, рождающий и производящий скрытое в Нем благо. Итак, Он есть Ум, Бездна разума, Родитель Слова113 и через Слово Изводитель Духа114, Который Его открывает; и, чтобы не говорить много, у Отца нет [иного] слова, мудрости, силы, желания, кроме Сына, Который есть единственная Сила Отца, предначинающая творение всех вещей115. Тот, как совершенная ипостась, рождающаяся так, как знает Он Сам, есть и называется Сын. Дух же Святой есть Сила Отца, открывающая сокровенное Божества; исходящая от Отца через Сына так, как знает Он Сам, не по образу рождения. Поэтому и Дух Святой - Совершитель творения всех вещей. Итак, что приличествует Виновнику — Отцу, источнику, Родителю, следует применять к одному только Отцу, а что - произведенному, рожденному Сыну, Слову, предначинающей Силе, желанию, мудрости, то — к Сыну, а что [приличествует] произведенному, исходящему, открывающему, совершающей Силе, то — к Святому Духу. Отец — Источник и Причина Сына и Духа; но одного только Сына Он - Отец и Духа - Изводитель. Сын есть Сын, Слово, Мудрость, Сила, Образ, Сияние, Отображение Отца и Он — от Отца, но не Сын Духа. Дух есть Святой Дух Отца, как от Отца исходящий (ведь никакое устремление не бывает без Духа). Но Он — Дух также и Сына, не как от Него исходящий, но как исходящий от Отца через Него. Ибо один только Отец — Виновник.
ГЛАВА XIII
О месте Божием и о том, что одно только Божество неописуемо
Телесное место есть граница объемлющего, которою замыкается то, что объемлется116; как, например, воздух объемлет данное тело. Но не весь объемлющий воздух есть место тела, которое объемлется, а граница объемлющего воздуха, прикасающаяся к объемлемому телу. И конечно, то, что объемлет, не находится в том, что объемлется.
Есть же и умопостигаемое место, где мыслится и находится умная и бестелесная природа; где она пребывает и действует, и не телесным образом объемлется, но умопостигаемым — ведь у нее нет
облика, чтобы быть объятою телесно. Посему Бог, будучи невещественным и неописуемым, не находится в месте1'7. Ибо Он Сам — место Себя Самого, все наполняя и будучи выше всего, и Сам содержа все118. Однако говорится, что и Он находится в месте. Говорится и о месте Божием, где обнаруживается Его действие. Ибо Сам Он через все проникает без смешения, и всему уделяет Свое действие сообразно со свойством каждой вещи и ее способностью к восприятию — я имею в виду естественную и сознательно избранную чистоту. Ибо невещественное чище вещественного, и добродетельное - того, что сопряжено с пороком. Итак, местом Божиим называется то, которое больше причастно Его действию и благодати. Поэтому небо - Его престол (ибо на Нем находятся творящие Его волю и всегда Его прославляющие ангелы (Ис. 6:1 и далее) — ведь это для Него упокоение), и земля подножие ног (Ис. 66:1) Его (ибо на ней Он во плоти с человеки поживе (Вар. 3:38)). Ногою же Божиею названа святая Его плоть. Называется же местом Божиим и Церковь; ибо мы отделили это место для славословия Его, как некое святилище, в котором и совершаем к Нему моления. Равным образом называются местами Божиими и те места, в которых обнаружилось для нас Его действие или во плоти, или вне тела.
Следует же знать, что Божество - неделимо, будучи все повсюду всецело, и не расчленяясь телесно на часть в части, но все Оно во всем и все Оно выше всего.
Ангел же хотя телесным образом не заключается в месте, чтобы запечатлеваться и принимать облик, однако о нем говорится, что он находится в месте, вследствие того что он присутствует умопостигаемо и действует сообразно со своей природой, и не находится в другом месте, но умопостигаемо ограничивается там, где и действует. Ибо он не может в одно и то же время действовать в различных местах — ведь одному только Богу свойственно действовать повсюду в одно и то же время. Ибо ангел действует в различных местах вследствие естественной быстроты и проворного, то есть скорого перемещения; а Божество, будучи везде и выше всего, в одно и то же время различным образом действует единым и простым действием.
Душа же соединена с телом вся со всем, а не часть с частью; и она не объемлется им, но объемлет его, как огонь — железо; и, находясь в нем, совершает свойственные ей действия.
Описуемо то, что обнимается местом, или временем, или пониманием; неописуемо же - то, что не обнимается ничем из этого. Следовательно, одно только Божество — неописуемо, так как Оно — безначально и бесконечно и все объемлет и никаким пониманием не объемлется119. Ибо только одно Оно - непостижимо и неопределимо, никем не познается, но только само созерцает Себя самого. Ангел же ограничивается и временем, ибо он начал свое бытие, и местом, хотя и в умопостигаемом смысле, как мы раньше сказали, и постижимостью (ибо они некоторым образом знают и природу друг друга, и полностью определяются Творцом). А тела ограничиваются и началом, и концом, и телесным местом, и постижимостью.
Божество совершенно непреложно и неизменяемо. Ибо все, что не в нашей власти, Оно предопределило Своим предведением, каждую вещь по собственному ее и подобающему ей времени и месту. И в соответствии с этим Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5:22). Ибо судил, без сомнения, Отец, и Сын, как Бог, и Дух Святой; но Сын Сам телесным образом, как человек, сойдет и сядет на престоле славы (Мф. 25:31) (ибо схождение и сидение свойственны ограниченному телу) и будет судить всю вселенную в правде.
Все — далеко от Бога не по месту, но по природе. У нас благоразумие, и мудрость, и суждение являются и исчезают, как состояния; но не у Бога; ибо в Нем ничто не возникает и не убывает, потому что Он — неизменяем и непреложен, и в отношении к Нему не должно говорить о привходящем признаке. Бог имеет благо сопутствующим Его сущности. Кто всегда устремляет свое желание к Богу, тот видит Его. Ибо Бог есть во всем, потому что сущее зависит от Сущего; и не может существовать что-либо, если оно не имеет своего бытия в Сущем; потому что Бог, как содержащий природу, растворен во всем; а со святою Своею плотью Бог Слово соединен ипостасно и с нашею природою смешан неслиянно.
Никто, кроме Сына и Духа, не видит Отца (Ин. 6:46).
Сын есть воля, и мудрость, и сила Отца. Ибо в отношении к Богу не должно говорить о качестве, чтобы нам не сказать, будто Он сложен из сущности и качества. Сын — от Отца, и все, что Он имеет, имеет от Него; поэтому Он и не может ничего творить Сам от Себя (Ин. 5:30). Ибо Он не имеет действия, особенного по сравнению с Отцом120.
А что Бог, по природе будучи невидимым, делается видимым через Свои действия, мы знаем из устройства и управления мира (Прем. 13:5 и др.).
Сын — образ Отца, и Сына образ — Дух121, через Которого Христос, вселяясь в человека, дает ему бытие по образу122.
Дух Святой есть Бог, средний между Нерожденным и Рожденным и связующийся с Отцом через Сына123. Он называется Духом Божиим, Духом Христовым, Умом Христовым, Духом Господним, Самим Господом, Духом сыноположения, истины, свободы, мудрости (ибо Он производит все это); все исполняющим сущностью, все содержащим; наполняющим мир по сущности; невместимым для мира по могуществу.
Бог есть вечная и неизменная сущность, созидательная для сущего, которой поклоняются благочестивым сознанием.
И Отец, всегда сущий, нерожденный, как ни от кого не родившийся, но родивший совечного Сына, есть Бог; и Сын есть Бог, всегда сущий вместе с Отцом, рожденный от Него вневременно и вечно, и вне истечения, и бесстрастно, и неразлучно; и Дух Святой есть также Бог, Сила освятительная, воипостасная, от Отца исходящая неразлучно и в Сыне почивающая, единосущная с Отцом и Сыном.
Слово — это Тот, Кто всегда сущностно пребывает вместе с Отцом. Слово, в свою очередь, есть и естественное движение ума, согласно с которым он движется, и мыслит, и рассуждает; оно есть как бы свет его и сияние. Опять-таки, бывает слово внутреннее, произносимое в сердце. И опять: слово есть вестник мысли. Так вот, Бог — сущностное и воипостасное Слово 124; остальные же три слова суть силы души, которые не созерцаются в их собственной ипостаси; из которых первое есть естественное порождение ума, естественным образом всегда из него изливающееся; второе же называется внутренним, а третье — произносимым.
Дух понимается многоразличным образом: есть Святой Дух. Называются же духами и силы Духа Святого. И добрый ангел; и демон - дух; и душа - дух; иногда же называется духом и ум; и ветер и воздух — тоже дух.
ГЛАВА XIV
Свойства божественной природы
Несотворенность, безначальность, бессмертное, беспредельность, вечность, невещественность, благость, созидательность, праведность, просвещение, неизменность, бесстрастность, неописуемость, необъемлемость, неограниченность, неопределяемость, невидимость, немыслимость, отсутствие недостатков, самодержавность и самовластность, вседержительность, жизнеподательность, всесилие, бесконечное могущество, освящение и уделение, обнимание и содержание всего и обо всем промышление. Все это и подобное божественная природа имеет по природе, не получив от другого, но сама уделяя всякое благо своим собственным творениям, сообразно воспринимающей способности каждого.
Пребывание и утверждение ипостасей одной в другой — ибо Они неразлучны и не покидают друг друга, имея взаимное проникновение неслиянно; не так, чтобы Они смешивались или сливались, но так, что тесно соединяются между Собою. Ибо Сын есть в Отце и Духе; и Дух — в Отце и Сыне; и Отец — в Сыне и Духе, причем не происходит никакого стирания, или смешения, или слияния125. И единство и тождество движения — ибо у трех ипостасей одно устремление и одно движение, чего невозможно усмотреть в сотворенной природе.
И то, что божественное озарение и действие, будучи единым, простым и неделимым и благовидно разнообразясь в делимых вещах и раздавая всему этому составляющие природу каждого свойства, остается простым, умножаясь в делимых вещах неделимо и делимое сводя и обращая к своей собственной простоте126 (ибо все стремится к нему и в нем имеет существование). И оно само всем вещам уделяет бытие, сообразно со своей природой; и оно само есть бытие сущих, и жизнь живых, и разум разумных, и разумение мыслящих, само будучи выше ума и выше разума, и выше жизни, и выше сущности.
Еще же и то, что оно через все проникает без смешения, а через него самого — ничто. Еще и то, что оно знает все простым ведением и божественным, и всесозерцающим, и невещественным своим оком видит все непосредственно, и настоящее, и прошедшее,
и будущее прежде бытия их (Дан. 13:42); оно — непогрешимо и прощает грехи, и спасает; а также и то, что хотя оно может все, что хочет, оно не желает всего того, что может. Ибо оно может погубить мир, но не хочет 27י.
Глава 1. О веке.
Глава 2. О творении.
Глава 3. Об Ангелах.
Глава 4. О дьяволе и демонах.
Глава 5. О видимой твари.
Глава 6. О небе.
Глава 7. О свете, огне, светилах, как о солнце, так о луне и звездах.
Глава 8. О воздухе и ветрах.
Глава 9. О водах. О морях.
Глава 10. О земле и о том, что из нее.
Глава 11. О рае.
Глава 12. О человеке.
Глава 13. Об удовольствиях.
Глава 14. О неудовольствии.
Глава 15. О страхе.
Глава 16. О гневе.
Глава 17. О воображении.
Глава 18. О чувстве.
Глава 19. О мыслительной способности.
Глава 20. О способности памяти.
Глава 21. О слове внутреннем и внешнем.
Глава 22. О страдании и действии
Глава 23. О деятельности.
Глава 24. О добровольном и невольном.
Глава 25. О том, что в нашей власти, или о свободе.
Глава 26. О бывающем.
Глава 27. О том. в силу чего мы свободны.
Глава 28. О том, что не в нашей власти.
Глава 29. О Промышлении.
Глава 30. О предведении и предопределении.
ГЛАВА 1(15)
О веке1
Он Сам сотворил века - бывший прежде веков, Которому божественный Давид говорит: от века и до века ты ecu (Пс. 89:2). И божественный апостол: чрез Которого и веки сотворил (Евр. 1:2).
Следует, стало быть, знать, что имя века - многозначно; ибо оно обозначает весьма много. Ведь веком называется и жизнь каждого из людей. Опять-таки, веком называется и время тысячелетия 2. Далее, веком называется вся настоящая жизнь, и веком же — будущая, бесконечная жизнь после воскресения (Мф. 12:32; Лк. 20:34). Веком также называется не время и не какая-либо часть времени, измеряемая движением и бегом солнца, то есть составляемая днями и ночами, но как бы некоторое временное движение и расстояние, сопротяженное вечным вещам3. Ибо что есть время для того, что подвластно времени, то для вечного — век.
Итак, говорят о семи веках этого мира, то есть от сотворения неба и земли до общего конца людей и воскресения. Ибо смерть каждого есть частный конец, а есть и общий и совершенный конец, когда будет общее воскресение людей. Восьмой же век - будущий век.
Прежде же устроения мира, когда не было и солнца, разделяющего день от ночи, не было измеряемого века4, но было как бы некоторое временное движение и расстояние, сопротяженное вечным; и в этом смысле век один, соответственно чему и Бог называется вечным; но также и предвечным. Ведь Он Сам сотворил и самый век; потому что Бог, один только будучи безначальным, Сам есть Творец всего, как веков, так и всего сущего. Ясно же, что, говоря о Боге, я подразумеваю Отца и единородного Сына Его, Господа нашего Иисуса Христа, и всесвятого Духа Его, единого Бога нашего.
Говорят же и о веках веков, поскольку и семь веков5 настоящего мира обнимают много веков, то есть человеческих жизней, и о веке одном, который вмещает в себе все века; и веком века называется нынешний век и будущий; вечная же жизнь и вечное наказание показывают бесконечность будущего века. Ибо и время после воскресения не будет исчисляться днями и ночами. Напротив того, будет один невечерний день, так как Солнце правды будет светло сиять праведным, а для грешников будет глубокая и бесконечная ночь. Так каким образом будет исчисляться тысячелетнее время оригеновского6 восстановления?7 Итак, Бог, Который и все без изъятия сотворил, и существует прежде веков, есть один Творец всех веков.
ГЛАВА II (16)
О творении
Итак, поскольку благой и преблагой Бог не удовольствовался созерцанием Себя Самого, но по преизбытку благости благоволил, чтоб возникло нечто, что стало бы облагодетельствовано Им и причастно Его благости, Он приводит из не сущего в бытие и творит все, невидимое и видимое, а также и человека, составленного из видимого и невидимого. Творит же Он, мысля, и мысль эта, дополняемая Словом и завершаемая Духом, становится делом8.
ГЛАВА III (17)
Об ангелах
Он Сам есть Создатель и Творец ангелов, приведший их в бытие из не сущего, создавший их по образу Своему бестелесною природою9, словно неким духом и невещественным огнем, как говорит божественный Давид: Творяй ангелы своя духи, и слуги своя пламень огненный (Пс. 103:4), — описывая их легкость, и пламенение, и пылкость, и резкость, и стремительность, с какою они и желают Бога, и служат Ему, и устремление ввысь, и свободу от всякого вещественного помышления 10.
Итак, ангел есть сущность мыслящая, всегда движущаяся, обладающая свободною волею, бестелесная, служащая Богу, по благодати получившая для своей природы бессмертие11, каковой сущности вид и определение знает один только Создатель. Бестелесною же и невещественною она называется по сравнению с нами, ибо все, сопоставляемое с Богом, Который один только — несравним, оказывается грубым и вещественным, потому что одно только Божество поистине невещественно и бестелесно.
Итак, ангел есть природа разумная и мыслящая и обладающая свободной волей, изменчивая по желанию, то есть добровольно изменчивая. Ибо все, что сотворено, и изменчиво; неизменно же лишь несотворенное. И все разумное одарено свободною волею. Итак, ангел, как природа разумная и мыслящая, обладает свободною волею; а как сотворенная - изменчив, имея власть и оставаться, и преуспевать в добре, и изменяться к худшему.
Он не способен к раскаянию12, потому что и бестелесен. Ибо человек получил раскаяние по причине немощи тела.
Он — бессмертен, не по природе, но по благодати. Ибо все то, что началось, по природе также и оканчивается. А вечно сущий есть один только Бог, а вернее, Он и превыше вечности. Ибо Творец времен не подвластен времени, но превыше времени.
Ангелы — вторые мыслящие свети, имеющие просвещение от первого и безначального Света; не нуждающиеся в языке и слухе, но без произносимого слова сообщающие друг другу собственные мысли и решения 13.
Итак, все ангелы сотворены через Слово и достигли совершенства через освящение от Святого Духа, соответственно своему достоинству и чину имея участие в свете и благодати 4י.
Они — описуемы; ибо, когда они находятся на небе, их нет на земле; и, посылаемые Богом на землю, они не остаются на небе; но они не ограничиваются стенами и дверями, и запорами, и печатями, ибо они — неограниченны. А «неограниченны» я говорю потому, что они являются людям достойным, которым Бог пожелает, чтоб они явились, не таковыми, каковы они суть, но в измененном виде, в котором их могут увидеть видящие. Ибо только несотворенное неограниченно по природе и в собственном смысле - ведь всякое создание ограничивается сотворившим его Богом.
Освящение они имеют извне своей сущности: от Святого Духа; пророчествуют они при содействии божественной благодати15; не нуждаются в браке, так как они не смертны.
Будучи же умами, они и в местах находятся умопостигаемых, не телесным образом описуемые (ибо по природе они не принимают телесного облика и не протяженны в трех измерениях), но тем, что умопостигаемо присутствуют и действуют, где бы ни было им приказано, и не могут одновременно находиться и действовать здесь и там.
Равны ли они по сущности или отличаются друг от друга, мы не знаем. Знает же один только сотворивший их Бог, Который знает и все. Отличаются же они друг от друга просвещением и положением; то ли занимая положение соответственно просвещению, то ли соответственно положению будучи причастны просвещению и просвещая друг друга из-за превосходства чина или природы 16. Но ясно, что те ангелы, которые стоят выше, уделяют стоящим ниже и просвещение, и знание.
Они сильны и готовы к исполнению божественной воли и вследствие быстроты их природы тотчас оказываются повсюду, где бы ни повелело божественное мановение; и оберегают области земли; и главенствуют над народами и странами, как поставил их Создатель; и устрояют наши дела, и помогают нам. Разумеется же, что и по божественной воле, и по божественному повелению они — выше нас и всегда находятся около Бога 17י.
Они — трудно склоняемы ко злу, хотя не непоколебимы; но теперь даже и непоколебимы, не по природе, а по благодати и привязанности к единственному Благу18. Они видят Бога, насколько им доступно, и это для них питание. Будучи выше нас, как бестелесные и свободные от всякой телесной страсти, они, однако, не бесстрастны, ибо бесстрастно одно только Божество. Преображаются же они, во что ни повелит Владыка Бог, и таким образом являются людям и открывают им божественные тайны. Они пребывают на небе и имеют одно занятие: воспевать Бога и служить божественной Его воле.
А как говорит святейший и священнейший, и превосходнейший в богословии Дионисий Ареопагит19, все богословие, то есть божественное Писание, назвало девять небесных сущностей 20 божественный священнонаставник распределяет их по трем тройственным разрядам. И он говорит, что первый разряд — тот, что всегда находится около Бога и, согласно [священному] преданию, соединен с Ним тесно и непосредственно: разряд шестикрылых серафимов, и многоочитъм херувимов, и святейших престолов. Второй же— господств, и сил, и властей; а третий и последний — начал, и архангелов, и ангелов21.
Некоторые утверждают, что ангелы возникли прежде всякой твари22, как говорит Григорий Богослов23: «прежде всего Он замышляет ангельские и небесные силы, и мысль эта стала делом»24. Другие же говорят, что после возникновения первого неба. А что они возникли прежде образования человека, признают все. Я же соглашаюсь с Григорием Богословом. Ибо подобало, чтобы вначале была сотворена умная сущность и потом уже сущность, воспринимаемая чувством, и тогда [только из обеих] — человек.
Те же, кто говорит, что ангелы — творцы какой бы то ни было сущности, суть уста отца своего - диавола. Ибо, будучи творениями, ангелы не суть создатели. Соделатель же всего, и Промыслитель, и Сохранитель есть Бог, единственный несотворенный, во Отце, и Сыне, и Святом Духе воспеваемый и прославляемый.
ГЛАВА IV (18)
О диаволе и бесах
Из этих ангельских сил ангел-первостоятель околоземного чина, которому Богом была вверена охрана земли25, — не возникнув злым по природе, но будучи добрым и произойдя для благой цели, и совершенно не имея в себе от Создателя даже следа порочности, — не перенес просвещения и чести, которые ему даровал Создатель, и по самовластному произволению превратился из естественного в противоестественное и превознесся против сотворившего его Бога, восхотев воспротивиться Ему; и первым, отпав от блага26, очутился во зле27 -ибо зло есть не что иное, как лишение блага, так же как и тьма - лишение света. Ибо благо есть свет умопостигаемый, и подобным же образом зло есть умопостигаемая тьма. Итак, сотворенный Создателем как свет и возникший благим - ибо виде Бог вся, елика сотвори: и се добра зело (Быт. 1:31), - он по самовластному желанию сделался тьмою. Но вместе было увлечено и последовало за ним и вместе пало бесконечное множество подчиненных ему ангелов. И вот, будучи одной и той же природы с ангелами28, они сделались злыми в произволении, добровольно отклонившись от блага ко злу29.
Итак, они не имеют ни власти, ни силы в отношении кого-либо, если не по домостроительному попущению от Бога, как было с Иовом (Иов. 1:12) и как написано в Евангелии о свиньях (Мк.5:13). При попущении же Божием они и имеют силу, и изменяются, и принимают какое хотят обличье призрачным образом.
И будущего не знают ни ангелы Божий, ни бесы; однако они предсказывают: ангелы, когда Бог открывает им и повелевает предсказывать - поэтому то, что они говорят, сбывается. Предсказывают же и бесы: иногда, потому что видят то, что происходит вдали, иногда же, потому что догадываются; почему они по большей части и лгут, и им не должно верить, даже если они много раз скажут правду таким способом, о котором мы сказали. Знают же они и писания.
Итак, всякий порок придуман ими и нечистые страсти. И нападать на человека им позволено, но заставить кого-либо насильно они не в состоянии, ибо от нас зависит выдержать нападение или не выдержать30. Посему диаволу, и его бесам, и последователям его уготован огонь неугасимый и наказание вечное (Мф. 25:41).
А нужно знать, что падение для ангелов есть то же самое, что для людей — смерть. Ибо после падения для них невозможно покаяние, как и для людей после смерти31.
ГЛАВА V (19)
О видимом творении
Сам Бог наш, славословимый в Троице и Единице, сотворил небо и землю, и вся, яже в них (Пс. 145:6), приведя все из не сущего в бытие: одно без прежде наличествовавшего вещества, как, например, небо, землю, воздух, огонь, воду; другое же из этих, происшедших от Него [начал], как, например, животных, растения, семена. Ибо те по повелению Творца произошли из земли, и воды, и воздуха, и огня.
ГЛАВА VI (20)
О небе
Небо есть то, что облекает как видимые, так и невидимые творения. Ибо внутри его заключаются и ограничиваются и умные силы ангелов, и все чувственнопостигаемое. Неописуемо же одно только Божество, Которое все исполняет, и все обнимает, и все ограничивает, так как Оно - выше всего и все сотворило.
Посему, — так как Писание говорит о небе и небе небесе (Пс. 113:24, 23), и небесах небес (Пс. 148:4), и блаженный Павел повествует, что он восхищен был до третьего неба (2 Кор. 12:2), — мы говорим, что под созданием неба при миротворении вселенной мы понимаем то небо, которое внешние32 мудрецы, присвоив себе положения Моисеевы, называют беззвездной сферой. А сверх того, небом назвал Бог и твердь (Быт. 1:8) и повелел ему быть посреде воды, приказав ему разлучать между водою, яже бе над твердию, и между водою, яже бе над твердию (Быт. 1:6-7). Божественный Василий33, наставленный божественным Писанием, говорит, что естество этого [неба] тонко, как дым34. Другие же говорят, что оно водянисто, потому что помещено посреди вод; иные — что оно из четырех стихий; а иные [называют его] пятым телом35, другим помимо тех четырех36.
Некоторые полагали 37, что небо объемлет вселенную кругом и что оно — шарообразно, и что оно отовсюду — самая высшая часть; а самая середина объемлемого им места есть наиболее низкая часть; и что легкие и подвижные из тел получили в удел от Создателя горнее положение; а тяжелые и тяготеющие книзу — более низкую область, которая есть средняя. Более легкая и более стремящаяся вверх стихия есть огонь, который был помещен, говорят они, сразу после неба; и его они называют эфиром, а находящееся ниже за ним - воздухом. Земля же и вода, как более тяжелые и более тяготеющие книзу, по их словам, висят в самой середине, так что земля и вода находятся внизу в противоположной точке. Однако вода легче земли, а потому и удобоподвижнее ее; сверху же отовсюду, словно оболочка, находится кругом воздух, и за воздухом отовсюду эфир; извне же всего кругом — небо.
Небо же, как говорят, движется кругообразно и стягивает находящееся внутри, и таким образом это остается прочным и не рассыпается.
У неба же, говорят, есть семь поясов, один выше другого. И утверждают, что оно тончайшей природы, словно дым, и что в каждом поясе находится одна из планет. Ибо сказано, что есть семь планет: Солнце, Луна, Юпитер38, Меркурий39, Марс40, Венера41 и Сатурн42. Венерою же называют звезду, которая бывает то Утренней, то Вечерней. А планетами (блуждающими) их назвали потому, что они совершают свое движение в противоположном небу на правлении; ибо в то время как небо и прочие звезды движутся с востока на запад, они одни только имеют движение с запада на восток. И это мы узнаем по луне, которая в продолжение вечера несколько отступает назад.
И вот утверждающие, что небо — шарообразно, говорят, что оно одинаково удалено и отстоит от земли как сверху, так и с боков и снизу. «Снизу» же и «с боков» я говорю применительно к нашему ощущению, потому что по последовательному рассуждению небо отовсюду занимает верхнее место, а земля — нижнее. И говорят, что небо шарообразно окружает землю и в быстрейшем своем движении увлекает с собою и солнце, и луну, и звезды; и когда солнце находится над землею, то здесь бывает день, а когда под землею - ночь. Когда же солнце спускается под землю, здесь бывает ночь, а там — день.
Другие же вообразили себе, что небо — полушарие, на основании того, что богоглаголивый Давид говорит: Простираяй небо яко кожу (Пс. 103:2), что обозначает палатку; и блаженный Исайя: Поставивый небо яко комару (Ис. 40:2); и потому, что солнце, луна и звезды, заходя, обходят землю от запада к северу и таким образом опять приходят на восток43. Однако этим ли образом, или тем [это бывает, но] все и возникло, и утверждено божественным повелением и непоколебимым основанием имеет божественную волю и намерение. Яко той рече, и быта: той повелел, и создашася. Постави я в век, и в век века: повеление положи, и не мимо идет (Пс. 148:5-6).
Небо небесе есть первое небо, находящееся поверх тверди44. Вот [уже] — два неба; ибо небом назвал Бог также и твердь (Быт. 1:8). У божественного же Писания в обычае также называют небом и воздух, потому что он видим вверху45. Ибо оно говорит: благословите вся птицы небесные (Дан. 3:80), разумея птиц воздуха. Ибо воздух - дорога птиц, а не небо. Вот три неба46, о которых говорил божественный апостол (2 Кор. 12:2). Если же пожелаешь и семь поясов понять, как семь небес, то это нисколько не вредит истинному рассуждению. Обычно же и для еврейского языка называть небо во множественном числе небесами. Поэтому, желая сказать о небе неба, он говорит о небесах небес, что обозначает небо неба (Пс. 148:4), находящееся поверх тверди, а также и воды, находящиеся поверх небес, [то есть] или воздуха и тверди, или семи поясов тверди, или тверди, по обычаю, свойственному еврейскому языку, называемой во множественном числе небесами.
Итак, все, что существует вследствие возникновения, согласно естественному порядку подпадает тлению47, также и небеса48, но благодатию Божиею они и поддерживаются, и сохраняются49. Безначально же и бесконечно50 по природе Одно только Божество; поэтому и сказано: та погибнут, ты же пребывавши (Пс. 101:27); однако небеса не будут уничтожены совершенно, ибо вся обетшают, и яко одежду свиеши я, и изменятся (Пс. 101:27), и будет новое небо и новая земля (Апок. 21:1).
Небо же намного больше земли. Однако не должно исследовать сущность неба, которая нам неведома.
Никто же да не думает, что небеса или светила одушевленны51, ибо они бездушны и бесчувственны52. Так что если божественное Писание и говорит: да возвеселятся небеса, и да радуется земля (Пс. 95:11), то оно призывает к веселию находящихся на небе ангелов и находящихся на земле людей, ибо Писание умеет олицетворять и о бездушном говорить словно об одушевленном, каково, например, изречение: море виде и побеже, Иордан возвратися вспять (Пс. 113:3). И еще: что ти есть, море, яко побегло ecu, и тебе, Иордане, яко возвратился ecu вспять? (Пс. 113:5) И горы, и холмы спрашиваются о причинах взыграния (Пс. 113:4), так же как и мы имеем обыкновение говорить: собрался город, желая обозначить не здания, но жителей города. И небеса поведают славу Божию (Пс. 18:1) не тем, что издают звук, слышимый чувственными ушами, но тем, что своим собственным величием показывают нам могущество Творца; и, замечая их красоту, мы прославляем Творца, как прекрасного Художника53.
ГЛАВА VII (21)
О свете, огне, светилах, солнце, луне и звездах54
Огонь есть одна из четырех стихий, и легкая, и более остальных стремящаяся ввысь, жгучая и освещающая, сотворенная Создателем в первый день. Ибо божественное Писание говорит: и рече Бог: да будет свет: и бысть свет (Быт. 1:3). Ведь, как некоторые говорят, огонь есть не что иное, как свет. Другие же утверждают, что выше воздуха есть мировой огонь, который они называют эфиром. Итак, в начале, то есть в первый день, Бог сотворил свет — убранство и украшение всей видимой твари. Ибо отними свет, и все останется во тьме нераспознаваемым, не могущим показать своего собственного благолепия. И нарече Бог свет день, а тму нарече нощь (Быт. 1:5). Тьма же не есть какая-либо сущность, но привходящий признак, ибо она — лишение света. Ведь воздух не имеет света в своей сущности55. Посему Бог назвал тьмою само отсутствие у воздуха света; и тьма не есть сущность воздуха, но лишение света, что скорее указывает на привходящий признак, нежели на сущность. Первой же получила название не ночь, а день, так что день - первый, а ночь - последняя. Посему ночь следует за днем, и от начала дня до начала другого дня — одни сутки; ибо Писание говорит: и бысть вечер, и быть утро, день един (Быт. 1:5).
Итак, три дня и день, и ночь наступали от того, что свет, по божественному повелению, распространялся и сокращался56. В четвертый же день Бог сотворил светило великое, то есть солнце, в начала и власть дне (ибо благодаря ему происходит день, так как день бывает в то время, когда солнце находится над землею; и мерою дня служит бег солнца над землей от восхода его до захождения) и светило меньшее, то есть луну, и звезды, в начала и власть нощи, для того, чтобы освещать ее. Ночь же бывает в то время, когда солнце находится под землею; и мерою ночи служит бег солнца под землею от захождения его до восхода. Итак, луна и звезды поставлены для того, чтобы освещать ночь (Быт. 1:14-18), не так, что днем они всегда находятся под землею, ибо и в течение дня звезды находятся над землею на небе, но солнце, своим очень ясным сиянием скрывая их вместе с луной, не позволяет им быть видимыми.
В эти светила Создатель вложил первозданный свет не потому, что Он имел недостаток в ином свете, но для того, чтобы тот свет не оставался праздным. Ибо светило есть не самый свет, но вместилище света 57.
Семь из этих светил, говорят, суть планеты; и рассказывают, что они движутся в направлении, противоположном небу; поэтому и назвали их планетами; ибо небо, говорят, движется с востока на запад, планеты же — с запада на восток; однако небо своим движением, как более быстрым, вместе с собою носит кругом и семь планет. Имена же семи планет — эти: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн. Говорят же, что в каждом поясе неба находится одна из семи планет.
В первом, то есть более верхнем, находится Сатурн.
Во втором же — Юпитер.
В третьем же — Марс.
А в четвертом — Солнце.
В пятом же — Венера.
В шестом же - Меркурий.
А в седьмом и низшем — Луна.
Бег же они совершают непрестанный, какой назначил им Создатель и как основал их, подобно тому как говорит божественный Давид: луну и звезды, яже ты основал ecu (Пс. 8:4). Ибо через выражение: ты основал ecu он обозначил прочность и неизменяемость данных им Богом порядка и связности. Ибо Он поставил их во времена и в знамения, и во дни, и в лета (Быт. 1:14).
Ибо благодаря солнцу происходят четыре смены времен: и первая — весенняя, ибо во время ее Бог сотворил все58; и это ясно из того, что и доныне в эту пору расцветают цветы. Это пора равноденственная, ибо она делает и день, и ночь двенадцатичасовыми. Она получается, когда солнце восходит посредине, и отличается благорастворенностью, умножает кровь, будучи теплой и влажной; и посредствует собою между зимой и летом, будучи теплее и суше зимы, но холоднее и влажнее лета. А простирается это время года от марта и до 24 июня. Потом, когда восход солнца возвышается к более северным странам, следует летняя смена, посредствующая между весною и осенью, от весны имеющая теплоту, а от осени сухость. Ибо она теплая и сухая и умножает желтую желчь. В эту пору день длиннее всего, в пятнадцать часов; ночь же наикратчайшая, занимающая девятичасовой промежуток. А длится это время года от 24 июня до 25 сентября месяца. Затем, когда восход солнца опять возвращается к середине, лето сменяется осенью, некоторым образом средней между холодом и жаром, сухостью и влажностью, которая посредствует между летней сменой и зимней, от летней имея сухость, а от зимней — холод. Ибо она холодная и сухая и обыкновенно умножает черную желчь. Эта пора опять-таки равнодейственная, у которой как день, так и ночь из двенадцати часов;
простирается же она от 25 сентября до 25 декабря. Когда же солнце спускается к меньшему и более низкому, то есть к южному восхождению, наступает зимняя смена, которая и холодная, и влажная, и посредствует между осенней сменой и весенней, от осенней имея холод, а от весенней обладая влажностью. У нее самый короткий день, в котором девять часов, а ночь - самая большая, которая состоит из пятнадцати часов; и она умножает мокроту (флегму); продолжается же она от 25 декабря до 21 марта. Ибо Создатель мудро предусмотрел, чтобы мы, переходя от крайнего холода, или жара, или влажности, или сухости к крайнему противоположному свойству, не впали в жестокие болезни, ибо известно, что внезапные перемены опасны.
Итак, солнце таким образом производит смену времен и через них год; а также и дни, и ночи: первые — восходя и находясь над землею, а вторые - погружаясь под землю; и, уступая, оно дает светить остальным светилам, луне и звездам.
Говорят же и то, что на небе находятся двенадцать знаков зодиака из звезд, которые имеют движение, противоположное [движению] и солнца, и луны, и остальных пяти планет, и что семь планет проходят через эти двенадцать созвездий. Солнце в каждом знаке зодиака проводит один месяц, и в продолжение двенадцати месяцев проходит через двенадцать созвездий. Имена же этих двенадцати созвездий и месяцы их следующие:
Овен принимает солнце в месяце марте, 21-го дня.
Телец в месяце апреле, 23-го дня.
Близнецы в месяце мае, 24-го дня.
Рак в месяце июне, 24-го дня.
Лев в месяце июле, 25-го дня.
Дева в месяце августе, 25-го дня.
Весы в месяце сентябре, 25-го дня.
Скорпион. в месяце октябре, 25-го дня.
Стрелец в месяце ноябре, 25-го дня.
Козерог в месяце декабре, 25-го дня.
Водолей ג в месяце январе, 25-го дня.
Рыбы в месяце феврале, 24-го дня.
Луна же каждый месяц проходит через двенадцать зодиакальных созвездий, потому что она ниже и идет через них скорее; ибо как если сделать круг внутри другого круга, то внутренний круг окажется меньшим, так и путь луны короче и совершается скорее, потому что она ниже.
Эллины, стало быть, говорят, что через восхождение, и захождение, и сближение этих звезд, и солнца, и луны управляются все наши дела - ведь этим занимается астрология59. Мы же утверждаем, что предзнаменования дождя и бездождия, холода и жара, влажности и сухости, и ветров и подобного от них бывают60, но никоим образом не предзнаменования наших дел — ведь мы, будучи сотворены Создателем обладающими свободною волею, сами распоряжаемся своими поступками. Ибо, если мы все делаем вследствие движения звезд, то совершаем то, что делаем, по необходимости61; а то, что происходит по необходимости, не есть ни добродетель, ни порок; если же мы не имеем ни добродетели, ни порока, то недостойны ни похвал и венцов, ни порицаний и наказаний — да и Бог окажется несправедливым, доставляя одним блага, а другим бедствия. Но Бог даже не будет ни управлять Своими творениями, ни промышлять о них, если все ведется и увлекается необходимостью. И разумение будет в нас излишним, ибо мы, не распоряжаясь никаким своим поступком, напрасно обдумываем решения. Но разум, конечно же, дан нам для принятия решений — поэтому все разумное обладает и свободною волею.
Мы же говорим, что они [т. е. звезды] не суть причины чего-либо из происходящего, ни возникновения того, что возникает, ни гибели того, что гибнет; но скорее служат предзнаменованиями как дождей, так и перемены воздуха. А может быть, кто-нибудь скажет, что они являются хотя и не причинами войн, но предзнаменованиями, а также что качество воздуха, тем или иным образом производимое солнцем, и луною, и звездами, создает сочетания, состояния и расположения 62. Но состояния принадлежат тому, что в нашей власти, ибо они подвластны разуму и он управляет их изменениями.
Часто же показываются и кометы — некоторые знамения, объявляющие о смерти царей, которые не принадлежат к числу изначально возникших звезд, но по божественному повелению в то самое время образуются и опять распадаются63; потому что и звезда, явившаяся магам во время человеколюбивого и спасительного ради нас рождения Господа во плоти, не была из числа звезд, которые возникли в начале. И [это] ясно из того, что она совершала свой бег то с востока на запад, то с севера на юг и то скрывалась, то показывалась — ведь это не свойственно порядку или природе звезд.
Нужно же знать, что луна освещается солнцем не потому, что Бог был не в состоянии дать ей отдельный свет, но чтобы в тварь были вложены соразмерность и порядок начальствующего и подначального и чтобы мы тоже научились делиться друг с другом и отдавать, а также подчиняться, во-первых, Создателю и Творцу — Богу и Господу, а во-вторых, и поставляемым Им начальникам; и не судить, почему этот начальствует, а я нет, но все, бывающее от Бога, принимать с благодарностью и благоразумно.
Затмеваются же солнце и луна, уча, что они - изменчивы и переменны, и обличая безумие тех, которые поклоняются твари вместо Творца (Рим. 1:25). А все изменчивое — не Бог, ибо все изменчивое по своей природе тленно.
А затмевается солнце тогда, когда тело луны делается как бы неким средостением и затеняет его и не позволяет, чтобы свет передавался к нам. Итак, насколько тело луны окажется скрывающим солнце, настолько происходит и затмение. Если же тело луны -меньше, не удивляйся, ибо и солнце, говорят некоторые, во много раз больше земли, а святые отцы — что оно равно земле; и [однако] часто оно закрывается малым облаком, или же маленьким холмиком, или стеной.
Затмение же луны происходит от тени, бросаемой землею, когда луна будет пятнадцатидневною и окажется в крайней точке с противоположной стороны, солнце под землею, а луна — над землею. Ибо земля отбрасывает тень, и солнечный свет не достигает, чтобы осветить луну, и потому она затмевается.
Нужно же знать, что луна сотворена Создателем полною, то есть пятнадцатидневною, ибо надлежало, чтоб она произошла совершенною64. А на четвертый день, как мы говорили, создано солнце. Следовательно, луна опередила солнце на одиннадцать дней. Ибо от четвертого дня до пятнадцатого - одиннадцать дней; почему и в отношении ко времени двенадцать лунных месяцев меньше двенадцати солнечных месяцев на одиннадцать дней. Ибо солнечные месяцы имеют триста шестьдесят пять дней с четвертью. Поэтому когда эта четверть складывается, каждые четыре года получается один день, который называется високосным. И тот год имеет триста шестьдесят шесть дней. Лунные же годы состоят из трехсот пятидесяти четырех дней; ибо луна с того времени, как она родится, то есть возобновится, растет, пока не будет четырнадцати дней с половиной и четвертью; и начинает уменьшаться до двадцати девяти дней с половиной и делается совершенно темною. И снова соединяясь с солнцем, она возрождается и возобновляется, неся напоминание о нашем воскресении. Итак, каждый год она отдает одиннадцать дней солнцу. Поэтому у евреев через три года бывает вставной месяц, и тот год получается из тринадцати месяцев, вследствие присоединения тех одиннадцати дней65.
Ясно же, что и солнце, и луна, и звезды — сложны и по своей природе подлежат разрушению. Но природы их мы не знаем. Некоторые говорят, что огонь вне какого-либо вещества не виден и потому он, погасая, исчезает. Другие же утверждают, что, угасая, он превращается в воздух66.
Зодиакальный круг движется по косой линии и разделен на двенадцать частей, которые называются знаками зодиака; знак же зодиака имеет три «десятника» и тридцать частей. Часть же имеет шестьдесят мелких долей. Итак, небо имеет триста шестьдесят частей: находящееся над землею полушарие сто восемьдесят частей, и то, что под землею, сто восемьдесят.
Жилища планет.
Овен и Скорпион - жилище Марса; Телец и Весы — Венеры67; Близнецы и Дева — Меркурия; Рак - Луны; Лев — Солнца; Стрелец и Рыбы - Юпитера; Козерог и Водолей — Сатурна.
Высоты.
Овен - Солнца; Телец — Луны; Рак - Юпитера; Дева -Марса; Весы - Сатурна; Козерог - Меркурия; Рыбы - Венеры. Виды луны.
О луне говорится, что она находится в соединении всякий раз, как она будет в той части, в какой находится солнце; в рождении, когда отстоит от солнца на пятнадцать градусов; восход, когда она появляется; дважды в виде серпа, когда она отстоит от солнца на шестьдесят градусов; дважды бывает она полною до половины, когда отстоит на девяносто градусов; дважды — выпуклою с обеих сторон, когда отстоит на сто двадцать градусов; дважды бывает полною и полносветной, когда отстоит на сто пятьдесят градусов; совершенно полною луна бывает, когда отстоит от солнца на сто восемьдесят градусов. Мы сказали «дважды»: один раз, когда она растет, и другой, когда она убывает. Каждый знак зодиака луна проходит в течение двух с половиной дней.
ГЛАВА VIII (22)
О воздухе и ветрах
Воздух есть тончайшая стихия, влажная и теплая, более тяжелая, чем огонь, но более легкая, нежели земля и воды, причина дыхания и голоса, бесцветная, то есть не имеющая от природы цвета, светлая, прозрачная (ибо она может принимать свет) и служащая трем нашим чувствам (ибо через нее мы видим, слышим, обоняем); она может принимать и теплоту, и холод, и сухость, и влажность; в ней происходят все пространственные движения: вверх, вниз, внутрь, вовне, вправо, влево, а также круговое движение. От себя воздух не имеет света, но освещается солнцем, и луной, и звездами, и огнем. И это есть то, что сказало Писание: тма [бе] верху бездны (Быт. 1:2), желая показать, что воздух не от себя имеет свет, но есть некая иная сущность света.
Ветер же есть движение воздуха68. И место тоже относится к воздуху. Ибо местом каждого тела служит то, что облекает его. А что, кроме воздуха, облекает тела? Есть же и различные места, откуда происходит движение воздуха, от которых и ветры имеют свои названия, и всего их двенадцать. Называют же воздух погашенным огнем или паром нагретой воды. Стало быть, воздух по своей природе горяч, а охлаждается благодаря соседству с водой и землей, так что нижние его части холодны, а верхние - теплы69.
ГЛАВА IX (23)
О водах
Вода тоже есть одна из четырех стихий, прекраснейшее творение Божие. Вода - стихия влажная и холодная, тяжелая и стремящаяся вниз, удоборазливаемая. О ней упоминает и божественное Писание, говоря: и тма [бе] верху бездны: и Дух Божий ношашеся верху воды (Быт. 1:2). Ибо бездна — не что иное, как большое изобилие воды, предел которого непостижим для людей. И вот, в начале вода находилась на поверхности всей земли. И прежде всего Бог сотворил твердь, разлучающую между водою, яже бе над твердию, и между водою, яже бе под твердию (Быт. 1:7, 6). Ибо она, по Владычнему повелению, была укреплена в средине бездны вод. Потому и сказал Бог, чтобы возникла твердь, и она возникла. Но для чего Бог поместил воду над твердию? Из-за очень жаркого жжения солнца и эфира — ведь прямо под твердию распростерт эфир, и солнце с луною и звездами тоже находятся на тверди. И если бы не была помещена сверху вода, то твердь сгорела бы от жара70.
Потом Бог повелел, чтобы воды собрались в собрание едино (Быт. 1:9). Выражение же «единое собрание» не означает, что они собрались в одном месте, - ибо вот, после этого сказано: и собрания вод нарече моря (Быт. 1:10), - но слово указывает, что воды разом оказались сами по себе, отдельно от земли. Итак, воды собрались в собрания своя, и явися суша (Быт. 1:9). Отсюда образовались два моря, окружающие Египет (ибо он лежит посредине между двумя морями), и различные моря, имеющие и горы, и острова, и мысы, и гавани, и заключающие в себе различные заливы, и имеющие и песчаные, и утесистые берега (αιγιαλούς τε, και ακτάς). Ибо αιγιαλός называется песчаный берег, а &κτί] — скалистый и отвесный, то есть имеющий глубину прямо в начале. Подобным образом [явилось] и море, находящееся к востоку, которое называется Индийским; и северное, которое называется Каспийским. От этого же собрались и озера.
Океан есть как бы некоторая река, окружающая всю землю, о котором, мне кажется, божественное Писание сказало, что река исходит из Эдема (Быт. 2:10), имеющая питьевую и пресную воду. Он доставляет морям воду, которая, долго оставаясь в морях и застаиваясь без движения, делается горькою, так как солнце и смерчи постоянно увлекают к себе тончайшую ее часть, отчего и образуются облака и происходят дожди, причем вода, отцеживаясь, опресняется.
Он также разлучается в четыре начала (Быт. 2:10), то есть на четыре реки. Одной имя - Фисон (Быт. 2:11); это — Ганг, Индийская река71. И второй имя - Геон (Быт. 2:13); это — река Нил, ниспадающая из Эфиопии в Египет. И третьей имя - Тигр, а имя четвертой — Евфрат (Быт. 2:14). Есть же и множество других величайших рек, из которых одни изливаются в море, а другие исчезают в земле. Однако и вся земля пориста и пронизана ходами, словно имеющая некие вены, через которые она, принимая воды из моря, источает родники. Посему и вода источников зависит от качеств земли. Ибо морская вода процеживается через землю и таким образом опресняется. Если же место, откуда источник вытекает, случится горькое или соленое, то и вода будет изливаться соответствующая72. Часто же, будучи стесняема и силою прорываясь, вода согревается, и из-за этого изливаются горячие от природы воды. Итак, по божественному повелению, в земле возникли полости, и таким образом воды собрались в собрания свои (Быт. 1:9); отсюда также произошли и горы.
Затем первоначальной воде Бог повелел извести душу живу (Быт. 1:24), потому что Он намеревался через воду и носившегося в начале над водами Святого Духа (Быт. 1:2)73 обновлять человека — ибо так сказал божественный Василий74. Она же произвела живых существ: и малых, и великих, китов, драконов, рыб, ходящих в водах, и крылатых птиц75. Через птиц, стало быть, соединяются и вода, и земля, и воздух, ибо они произошли от вод, а живут на земле и в воздухе летают. Вода же — прекраснейшая стихия и очень полезная и очищающая от нечистоты, сама по себе — от телесной, но и от душевной, если к ней прибавится благодать Духа76.
ГЛАВА X (24)
О земле и о том, что из нее рождается
Земля есть одна из четырех стихий, сухая и холодная, тяжелая и неподвижная, в первый день приведенная Богом из не сущего в бытие. Ибо в начале, говорит Писание, сотвори Бог небо и землю (Быт. 1:1), о местопребывании которой и основании никто из людей не в состоянии сказать. Ибо одни утверждают, что она утверждена и укреплена на водах, как говорит божественный Давид: Утвердившему землю на водах (Пс. 135:6), а другие — что на воздухе. Иной же говорит: Повешаяй землю ни на чемже (Иов. 26:7). И опять богоглаголивый Давид, как бы от лица Создателя, говорит: A3 утвердих столпы ея (Пс. 74:4), столпами назвав ту силу, которая ее
содержит. Изречение же на морях основал ю есть (Пс. 23:2) означает, что кругом земли повсюду разлилось естество воды. Итак, допустим ли, что она утверждена на самой себе, или на воздухе, или на водах, или ни на чем, следует не отступать от благочестивого образа мыслей, но исповедовать, что все вместе сохраняется и содержится силою Творца.
Итак, в начале, как говорит божественное Писание (Быт. 1:1), земля была покрыта водами и неустроенна, то есть не украшена. Когда же Бог повелел, возникли вместилища вод, и тогда появились горы, и земля, по божественному повелению, получила свою красоту, украсившись всякого рода травами и растениями, в которые божественное повеление вложило возрастательную и питательную силу, и семенную, то есть способность порождать себе подобное. По повелению же Создателя земля произвела и разнообразные роды живых существ, пресмыкающихся, и зверей, и домашнего скота. Всех — к благовременному пользованию со стороны человека; но одних — в пищу, как, например, оленей, мелкий скот, серн и другое подобное; а других — для служения, как, например, верблюдов, волов, лошадей, ослов и тому подобное; иных же — для увеселения, как, например, обезьян; и из птиц сорок и попугаев и других подобных. А также из растений и трав одни земля произвела плодоносными и съедобными, другие - благоухающими и цветущими, дарованными нам для удовольствия, как, например, розу и другое подобное; а иные — для излечения болезней. Ибо нет ни одного живого существа, ни растения, в которое не вложил бы Создатель какой-либо силы, годной для человеческого употребления. Ибо Сведый вся прежде бытия их (Дан. 13:42), зная, что человеку предстоит своевольно нарушить [заповедь] и быть преданным погибели, создал все для благовременного его пользования, и то, что на тверди, и что на земле, и что в водах.
Итак, до преступления [заповеди] все было послушно человеку. Ибо Бог поставил его начальником над всем, что на земле и в водах. А также и змий77 был дружествен к человеку, больше остальных приходя к нему и своими приятными движениями беседуя с ним78. Посему злоначальный диавол через него предложил прародителям злейший совет (Быт. 3:19 и далее). А земля сама собою приносила плоды для нужд подчиненных человеку живых существ, и не было на земле ни дождя, ни зимы. После же преступления, когда [человек] приложит скотом несмысленным, и уподобися им, позволив бессловесному вожделению в себе главенствовать над словесным умом, когда он стал ослушником Господней заповеди, подчиненная тварь восстала против поставленного Творцом начальника; так что ему пришлось в поте возделывать землю, из которой он был взят.
Но и теперь небесполезно назначение зверей, устрашающее [человека] и приводящее его к познанию и призыванию сотворившего его Бога. И терние произросло из земли после преступления по Господнему приговору, после которого и с приятностью розы сочетается терние, приводящее нас к воспоминанию о преступлении, из-за которого земля была осуждена производить для нас тернии и волчцы79.
Что это так, должно верить из-за того, что слово Господне доныне способствует их сохранению, — ибо Он сказал: раститеся, и множитеся, и наполните землю (Быт. 1:22, 28).
Землю же некоторые считают шаровидной, а другие конусообразной. Но она меньше и менее обширна, чем небо, вися в центре его, словно некая точка. Однако и она прейдет и изменится. Блажен же наследующий землю кротких (Мф. 5:5). Ибо земля, долженствующая принимать к себе святых, бессмертна. Посему кто мог бы достойно выразить удивление беспредельной и непостижимой мудростью Создателя? Или кто мог бы воздать подобающую благодарность Подателю столь великих благ80?
ГЛАВА XI (25)
О рае81
Поскольку же Бог намеревался по образу и подобию Своему сотворить человека из видимой и невидимой природы, как некоего царя и начальника всей земли и того, что есть на ней, то прежде поставил для него словно бы некоторый царский дворец, живя в котором тот имел бы блаженную и совершенно счастливую жизнь82. Таков божественный рай, руками Бога насажденный в Эдеме, хранилище веселия и всякой радости. Ибо Эдем переводится: наслаждение*3. Лежа на востоке, выше всей земли, будучи благорастворенным и освещаемым кругом тончайшим и чистейшим воздухом, изобилуя вечно цветущими растениями, насыщенный благовонием, наполненный светом, превышая представление о всякой чувственной прелести и красоте, он есть поистине божественное место и обиталище, достойное того, кто создан по образу Божию; в нем не селилось ни одно из бессловесных существ, но только человек — создание божественных рук.
Посредине этого места Бог насадил древо жизни и древо познания (Быт. 1:9)м. Древо познания - как некоторое испытание, и пробу, и упражнение послушания и непослушания человека. Поэтому оно и названо древом разумения доброго и лукавого (Быт. 1:9), или потому, что вкушавшим от него оно давало способность к познанию их собственной природы, что хорошо для совершенных, но плохо для менее совершенных и для более приверженных к чувственному, как твердая пища — для тех, кто еще нуждается в молокев5. Ибо сотворивший нас Бог не желал, чтобы мы заботились и беспокоились о многом и чтобы мы пеклись и промышляли о своей жизни. Именно это и случилось с Адамом - ибо, вкусив, он узнал, что был наг, и сделал себе пояс - взяв листья смоковницы, перепоясался. Прежде же вкушения веста оба нага, и Адам, и Ева, и не стыдястася (Быт. 3: 6, 7; 2: 25). Бог желал, чтоб мы были такими же бесстрастными (ибо это свойственно высочайшему бесстрастию), а также и беззаботными, имеющими одно дело, дело ангелов: беспрерывно и непрестанно воспевать хвалы Творцу, и наслаждаться Его созерцанием, и на Него возлагать свою заботу. Именно это Он и возвестил нам через пророка Давида, говоря: возверзи на Господа печаль твою, и той тя препитает (Пс. 54:23). И в Евангелиях, наставляя Своих учеников, Он говорит: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться (Мф. 6:25). И опять: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33). И к Марфе: Марфа! Марфа! ты ,заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк. 10:41-42), то есть сидение у ног Его и слушание Его слов.
Древо же жизни или было древом, имевшим жизнетворное действие, или было съедобно только для достойных жизни и неподвластных смерти. Некоторые, стало быть, представляли себе рай чувственным86, а другие умопостигаемым. Мне, однако, кажется, что как человек создан был вместе и чувственным, и умопостигаемым, так и священнейший его храм был одновременно и чувственным, и умопостигаемым, и имевшим двоякий вид; ибо, телом пребывая, как мы описали, в месте божественнейшем и прекрасном, душою он жил в высшем, и несравненном, и более прекрасном месте, жившего там Бога имея своим жилищем и Его же — своим славным покровом, и облеченный в Его благодать, и наслаждаясь одним только сладчайшим плодом: созерцанием Его, словно некий иной ангел, и питаясь этим созерцанием, что по достоинству и названо достойно древом жизни. Ибо сладость божественного сопричастая уделяет приемлющим ее жизнь, не прерываемую смертью. Это и назвал Бог всяким древом (Быт. 2:16), сказав: от всякого древа, еже в Раи, снедию сиесте (Быт. 2:16, ср. 17). Ибо Сам Он - все, Им и через Него все стоит (Кол. 1:17).
Древо же познания добра и зла есть распознавание многоразличного созерцания. Это познание собственной природы, которое, обнаруживая собою великое дело Создателя, прекрасно для совершенных и живущих в божественном созерцании; для людей, не боящихся перемены87 вследствие того, что у них такого рода созерцание из-за продолжительности перешло в некий навык; но нехорошо для людей еще юных и более сластолюбивых в устремлениях, которых обычно влечет к себе и отвлекает попечение о собственном теле из-за нетвердости пребывания их в высшем и из-за того, что они еще некрепко утвердились в привязанности к одному только прекрасному.
Таким образом, божественный рай, я думаю, был двойной, и истинно передали богоносные отцы, и одним образом учившие, и другим. Всякое же древо можно понять как познание божественного могущества, возникающее благодаря сотворенным вещам, как говорит божественный апостол: Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим. 1:20). Но из всех этих понятий и умозрений более возвышенное - то, которое есть о нас; я говорю о том, которое касается нашего устройства, как говорит божественный Давид: удится разум твой от мене (Пс. 138:6), то есть от моего устройства88. Однако для Адама, который был недавно сотворен, это познание было не лишено опасности по указанным нами причинам89. Или: древо жизни можно понять как ту более божественную мысль» которая рождается из всех чувственных вещей, и как происходящее через посредство их возведение ума к Родоначальнику, Создателю и Причине всего, что Он и назвал всяким древом, полным и нераздельным и приносящим одно только причастие добру. Древо же познания доброго и лукавого [можно понять] как чувственную и доставляющую удовольствие пищу, по видимости услаждающую, а на самом деле вводящую того, кто ее принимает, в общение со злом, ибо Бог говорит: от всякого древа, еже в Раи, снедию снеси (Быт. 2:16), подразумевая, я думаю, вот что: через посредство всех творений возвысься ко Мне - Творцу и от всего собери себе один плод: Meня, истинную Жизнь. Все да плодоносит тебе жизнь, и причастность ко Мне делай себе началом собственного существования. Ибо таким образом ты будешь бессмертным. От древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него. Л в онъ же аще день снесте от него, смертию умрете (Быт. 2:17). Ибо чувственная пища естественным образом есть восполнение исшедшего, и она проходит в чрево (Мф 15:17) и тление, и невозможно, чтоб оставался нетленным тот, кто питается чувственной пищей.
ГЛАВА XII (26)
О человеке
И вот таким образом Бог сотворил духовную сущность: я говорю об ангелах и всех находящихся на небе чинах. Ибо они со всей очевидностью суть умной и бестелесной природы; бестелесной же, я имею в виду, по сравнению с грубостью вещества, ведь одно только Божество поистине невещественно и бестелесно. Еще же и чувственную природу, небо и землю и то, что лежит между ними. Итак, одну природу Он сотворил родственную Себе (ибо родственна Богу природа разумная и постижимая для одного только ума), другую же - лежащую, конечно же, весьма далеко, поскольку она доступна чувству. «Надлежало же, - как говорит богоглаголивый Григорий, - чтобы произошло и смешение из обеих - образец высшей мудрости и великолепия в отношении к природам, как бы некоторая связь видимой и невидимой природы»90. Надлежало же я говорю, обозначая волю Создателя, ибо она есть самый подобающий закон и постановление, и никто не скажет Творцу: зачем ты сотворил меня таким? Ибо горшечник имеет власть изготовлять из своей глины различные сосуды (Рим. 9:21, ср. 20) для представления своего искусства.
Когда же это произошло таким образом, Он Своими руками творит человека из видимой и невидимой природы по образу Своему и подобию: тело образовав из земли, мыслящую же и разумную душу дав ему посредством Своего вдуновения (Быт. 2:7; 1:26, 27) 91 что мы и называем божественным образом; ибо выражение по образу обозначает мыслящее и обладающее свободною волею; выражение же по подобию — подобие через добродетель, насколько это возможно92.
Тело же и душа сотворены совместно, а не так, как пустословил Ориген, что одно сначала, а другое потом93.
Итак, Бог сотворил человека непричастным злу, прямым, добродетельным, беспечальным, свободным от забот, украшенным всякою добродетелью, изобилующим всякими благами, как бы некоторый второй мир; малый в великом, - другого ангела, смешанного почитателя, зрителя видимого творения, посвященного в таинства умопостигаемого творения, царя над тем, что находится на земле, подчиненного горнему Царю, земного и небесного, преходящего и бессмертного, видимого и умопостигаемого, среднего между величием и ничтожностью, одного и того же — дух и плоть: плоть из-за превозношения, дух из-за благодати; первую для того, чтобы он страдал и, страдая, получал наставление и наказание, второй же, чтобы он оставался в живых и прославлял Благодетеля, гордясь величием; живое существо, здесь, то есть в настоящей жизни, руководствуемое и переходящее в другое место, то есть в век будущий; и — высшая степень таинства! — обоживающееся благодаря своему тяготению к Богу; обоживающееся же причастием к божественному озарению, но не переходящее в божественную сущность94.
Сотворил же его Бог природой безгрешною и волею самовластной. Безгрешным же я называю его не потому, что он не был восприимчив ко греху (ибо одно только Божество не приемлет греха), а потому, что грех обусловливался не природою его, но скорее свободным выбором, то есть он имел возможность пребывать и преуспевать во благе, получая содействие от божественной благодати, равно как и отвращаться от добра и оказываться во зле, поскольку Бог попускает это из-за свободы воли - ведь совершаемое по принуждению не есть добродетель95,
Итак, душа есть сущность живая, простая и бестелесная, по своей природе невидимая для телесных глаз, бессмертная, разумная и мыслящая, не имеющая формы96, пользующаяся снабженным органами телом и доставляющая ему жизнь и возрастание, и чувствование, и порождающую силу97, имеющая ум, не иной по сравнению с нею самой, но — чистейшую часть ее (ибо как глаз в теле, так ум в душе)38; самовластная и способная желать и действовать, изменчивая, то есть добровольно меняющаяся, поскольку и сотворенна, получившая все это по природе от благодати Создавшего ее, от которой она получила и бытие, и бытие такою-то по природе.
Бестелесное же, и невидимое, и не имеющее формы понимаем двояким образом. Одно — бестелесно по сущности, а другое — по благодати; и одно — по природе, другое же по сравнению с грубостью вещества. Итак, применительно к Богу [говорят о бестелесности] по природе; применительно же к ангелам, и бесам, и душам - по благодати и сообразно с грубостью материи99.
Тело есть то, что имеет три измерения, то есть длину, ширину и глубину или толщину. Всякое же тело состоит из четырех стихий; а тела живых существ - из четырех соков.
Следует же знать, что есть четыре стихии: земля, сухая и холодная; вода, холодная и влажная; воздух, влажный и горячий; огонь, горячий и сухой. Подобным образом есть также и четыре сока, которые соответствуют четырем стихиям: черная желчь, которая соответствует земле, поскольку суха и холодна; слизь, соответствующая воде, поскольку холодна и влажна; кровь, которая соответствует воздуху, поскольку влажна и горяча; желтая желчь, которая соответствует огню, ибо она горяча и суха. Плоды, стало быть, состоят из стихий, а соки — из плодов, тела же живых существ — из соков и в них разрешаются. Ибо все, что слагается [из чего-либо], в то же самое и разрешается.
Нужно знать, что человек имеет общее и с неодушевленными предметами, и участвует в жизни бессловесных существ, и причастен к мышлению разумных существ. Ибо с неодушевленными предметами он имеет общее со стороны своего тела и соединения из четырех стихий; а с растениями как в этом отношении, так и со стороны силы питающей и возрастительной, и семенной или порождающей; с бессловесными же существами имеет общее и в этом, а сверх того, в желании, то есть гневе и похоти, и в ощущении, и в движении по устремлению.
Чувств существует пять: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание; к движению же по устремлению относится перемещение с места на место и способность двигать все тело, издавать звуки и дышать, ибо от нас зависит, делать это или не делать.
Через посредство же разума человек соединяется с бестелесными и умными природами, мысля и обдумывая, и судя обо всем, и следуя за добродетелями, и любя благочестие — вершину добродетелей; поэтому человек и есть малый мир.
Нужно же знать, что рассечение, и истечение, и изменение свойственны только телу. Изменение — по качеству, а именно согревание и охлаждение и тому подобное. Истечение же через опоражнивание100, ибо опоражнивается и сухое, и влажное, и дух и есть потребность в восполнении их. Поэтому и голод, и жажда суть естественные претерпевания 101.
Особенности же души — благочестие и мышление. Но добродетели общи душе и телу, потому что и они имеют отношение к душе, так как душа пользуется телом.
Нужно знать, что разумное [начало] по природе владычествует над неразумным (бессловесным). Ибо силы души разделяются на разумную и ту, которая неразумна. Но неразумного начала души есть две части: одна непослушна разуму, то есть разуму не повинуется; другая — послушна и повинуется разуму. Непослушная и не повинующаяся разуму есть жизненная сила, которая называется и силой сердцебиения, а также семенная, то есть порождающая и растительная сила, которая называется и питательной; а к этой относится и возрастительная сила, которая и образует тела. Ибо те управляются не разумом, но природой. Послушная же и повинующаяся разуму часть разделяется на гнев и похоть. А обобщенно неразумная часть души называется страстным и вожделеющим началом. Следует же знать, что и движение по устремлению принадлежит к той части, которая послушна разуму102.
Следует знать, что одни из вещей хороши, а другие - дурны. Посему ожидаемое благо порождает желание, а присутствующее -удовольствие; подобным же образом ожидаемое зло производит страх, а присутствующее - печаль. Должно же иметь в виду, что, говоря здесь о благе, мы сказали как о действительном благе, так и о кажущемся; подобным же образом и о зле.
ГЛАВА XIII (27)
Об удовольствиях103
Из удовольствий одни суть душевные, другие — телесные. И душевные суть те, которые свойственны только душе самой по себе, как те, что связаны с учением и умозрением. Телесные же удовольствия — те, которые происходят через участие души и тела и поэтому называются телесными, как те, что относятся к пище и соитиям и тому подобному. Но никто не мог бы найти удовольствий, свойственных одному только телу 104.
Опять-таки, одни из удовольствий истинны, а другие — ложны; и некоторые свойственны только уму при познании и созерцании, а другие совместны с телом при ощущении. И из удовольствий, совместных с телом, одни естественны и вместе с тем необходимы, без которых невозможно жить, каковы пища, восполняющая недостаток, и необходимые одежды; другие же, хотя естественны, однако не необходимы, каковы совокупления, согласные с природою и сообразные с законом (ибо хотя они содействуют сохранению всего рода, однако возможно без них жить в девстве). Иные же удовольствия ни необходимы, ни естественны, как пьянство, и распутство, и объедение, превосходящее потребность, — ведь они не содействуют ни сохранению нашей жизни, ни преемству рода, но даже и вредят. Поэтому живущий в согласии с Богом должен принимать необходимые и в то же время естественные удовольствия, а естественные и не необходимые ставить на втором месте, допуская их в подобающее время, и подобающим образом, и в подобающей мере. Остальных же удовольствий следует безусловно избегать.
Прекрасными же удовольствиями должно признавать те, которые не соединены с печалью и не возбуждают раскаяния, и не причиняют другого вреда, и не преступают меры, и не отвлекают нас надолго от важных дел, и не порабощают.
ГЛАВА XIV (28)
О печали
Печали же четыре вида: горе, досада, зависть, сострадание. Горе есть печаль, повергающая в безгласие; досада же — печаль отягощающая; зависть — печаль из-за чужих благ; а сострадание — печаль из-за чужих бедствий.
ГЛАВА XV (29)
О страхе
Но и страх разделяется на шесть видов: на нерешительность, на стыдливость, стыд, на изумление, на ужас, на беспокойство. Нерешительность есть страх пред будущим действием. Стыдливость -страх ожидаемого порицания; и это чувство — прекраснейшее. Стыд же есть страх из-за совершенного позорного поступка; это чувство тоже не безнадежно в отношении к спасению. Изумление же — страх от [какого-либо] великого явления. А ужас — страх от явления необыкновенного. Беспокойство же — боязнь неуспеха, то есть неудачи, ибо мы беспокоимся, боясь потерпеть неудачу в деле.
ГЛАВА XVI (30)
О гневе
Гнев же есть кипение находящейся около сердца крови, происходящее из-за испарения желчи или возмущения ее; поэтому он и называется χολή и χόλος105. А иногда гнев есть и желание мщения. Ибо, будучи оскорбляемы или думая, что нас оскорбляют, мы гневаемся; и тогда происходит смешанная страсть из вожделения и гнева.
А видов гнева — три: вспыльчивость, которая называется χολή и χόλος; а также μηνις и χότος. Ибо гнев, когда он начинается и возбуждается, называется οργή и χολή и χόλος. Μηνις же - продолжительный гнев, то есть злопамятство; а назван он так, потому что остается (μένείν) и вверяется памяти (μνήμη). К0тодже - гнев, выжидающий удобный случай для мщения; а назван он от слова κεΤοθαι (лежать).
Далее, гнев - стража помысла, заступник вожделения. Ибо всякий раз, как мы захотим какой-либо вещи и что-то нам воспрепятствует, мы гневаемся против него, как оскорбленные, так как разум, очевидно, решил, что случившееся достойно негодования в том, что по природе сохраняет свой порядок 106.
ГЛАВА XVII (31)
О способности воображения107
Способность воображать есть сила неразумной части души, действующая через посредство органов чувств, которая называется и чувством. Воображаемым же и чувственным называется то, что подпадает воображению и чувству, как [например] зрение есть самая зрительная сила; а видимое — то, что подпадает зрению, может быть, камень или что-нибудь в этом роде. Воображение же есть претерпевание неразумной души, причиняемое чем-либо воображаемым. А призрак есть бессодержательное претерпевание, происходящее в неразумных частях души без всякого воображаемого предмета. Орган же способности воображения — передняя полость головного мозга.
ГЛАВА XVIII (32)
О чувстве (ощущении)108
Ощущение есть сила души, способная воспринимать, то есть распознавать вещества. Органы же чувств — это орудия, то есть члены, через посредство которых мы ощущаем; а чувственное - то, что воспринимается чувством; способным же к чувствованию является живое существо, обладающее ощущением. Чувств же пять, и органов чувств равным образом пять.
Первое чувство - зрение. Органы же и орудия зрения - это нервы, идущие из головного мозга, и глаза; а ощущает зрение прежде всего цвет, а вместе с цветом оно распознает и окрашенное цветом тело, и его величину, и облик, и местоположение, и промежуточное расстояние, и число 109, и движение, и спокойное положение; и шероховатость, и гладкость; и ровность, и неровность; и остроту, и притупленность; и состав, водянистое ли оно или земляное, то есть влажное или сухое.
Второе чувство — слух, который способен воспринимать звуки и шумы. Распознает же он, высокие они или низкие, ровные или грубые, и их силу. Органы его — нежные нервы головного мозга и ушное устройство. При этом только человек и обезьяна не двигают ушами.
Третье чувство - обоняние, которое возникает через посредство ноздрей, отправляющих пары к головному мозгу; достигает же оно до границ передних полостей головного мозга. Оно способно чувствовать и воспринимать испарения; а наиболее общее различие между испарениями есть благовоние и зловоние и среднее между ними, что ни благовонно, ни зловонно. Благовоние же бывает тогда, когда находящиеся в телах влаги перевариваются надлежащим образом, а когда посредственно - среднее состояние. Если же они переварены недостаточно или совсем не переварены, то происходит зловоние.
Четвертое чувство — вкус; способно же оно воспринимать, то есть ощущать, вкусы. Органы его — язык и главным образом его оконечность, также и нёбо, которое некоторые называют ούρανισ-κον — маленьким небом; в них разветвлены нервы, направляющиеся из головного мозга и возвещающие господствующему началу о происшедшем восприятии, то есть ощущении110. А так называемые вкусовые качества соков таковы: сладость, острота, кислота, терпкость, жесткость, горечь, соленость, маслянистость, вязкость. Ибо именно это распознает вкус. Вода же относительно этих качеств бескачественна, ибо не имеет ни одного из них. А терпкость есть напряжение и избыток жесткости.
Пятое чувство есть осязание, общее для всех живых существ111; возникает оно с помощью нервов, направляющихся из головного мозга по всему телу. Посему и все тело, а также и остальные органы чувств владеют чувством осязания; а подпадает осязанию горячее и холодное, мягкое и жесткое, тягучее и хрупкое, тяжелое и легкое; ибо это узнается только через осязание. Общее же у осязания и зрения: шероховатое и гладкое, сухое и влажное, грубое и тонкое, верх и низ, и место, и величина, когда она такова, что может охватываться одним прикосновением [органов] осязания; а также частое и разреженное или рыхлое и круглое, если оно невелико; и некоторые другие формы. Подобным же образом осязание, совместно с памятью и рассудком, чувствует и приближающееся тело и точно так же — число до двух или трех [предметов], и притом небольших и легко охватываемых. Однако они скорее воспринимаются зрением, нежели осязанием.
Нужно знать, что каждый из прочих органов чувств Создатель устроил двойным, чтобы, если один будет поврежден, другой восподнял недостаток. Ибо Он устроил два глаза, и два уха, и два носовых отверстия, и два языка, но в одних из живых существ — разделенные, как в змеях, в других же - соединенные, как в человеке. Осязание же — во всем теле, кроме костей и нервов, ногтей, и рогов, и волос, и связок, и некоторых других вещей такого рода.
Следует знать, что зрение видит по прямым линиям; обоняние же и слух [воспринимают] не только по прямой, но и со всех сторон. А осязание и вкус узнают и не по прямой, и не отовсюду, но тогда только, когда приближаются к самим воспринимаемым ими предметам.
ГЛАВА XIX (33)
О мыслительной способности
Мыслительной же способности свойственны и суждения, и одобрения, и устремления к деянию, и уклонение и бегство от деяния; особенно же помышление об умопостигаемом, и добродетели, и науки, и основания искусств, и советование, и свободный выбор112. Именно она предсказывает нам будущее через сновидения-способность, что пифагорейцы, вслед за евреями, называют единственным истинным прорицанием. А органом ее служит средняя полость головного мозга и находящийся в нем жизненный дух113.
ГЛАВА XX (34)
О способности помнить
Способность же помнить служит и причиной, и хранилищем памяти и припоминания. Ибо память есть представление, оставленное как каким-либо ощущением, обнаруживающимся через действие, или сохранение ощущения и мысли. Ибо душа воспринимает или ощущает чувственное с помощью органов чувств, и возникает мнение; а умопостигаемое — с помощью ума, и возникает мышление.
Итак, всякий раз, как она сохраняет отпечатки тех вещей, которые постигла и мнением, и мышлением, тогда говорят, что она помнит.
Следует же знать, что восприятие умопостигаемого происходит не иначе как через учение или врожденное понятие - ибо оно не от ощущения, потому что чувственное запоминается само по себе, а умопостигаемое мы помним, если что-либо [из этого] изучили, тогда как памяти о сущности таких вещей у нас не бывает.
Припоминанием же называется восстановление памяти, исчезнувшей вследствие забвения. Забвение же есть утрата памяти. Посему способность воображения, воспринимая вещественные предметы через посредство чувств, передает их мыслительной способности или рассудку, ибо и то и другое - одно и то же. Он, приняв и обсудив, отсылает это к способности памяти. Орган же способности помнить - это задняя полость головного мозга, которую также называют мозжечком, и находящийся в нем жизненный дух.
ГЛАВА XXI (35)
О внутреннем и произносимом слове
Разумная же часть души, в свою очередь, разделяется на внутреннее слово и произносимое. Внутреннее же слово есть движение души, происходящее в рассудке, без какого-либо звукового выражения. Поэтому мы часто молча проговариваем про себя всю речь и беседуем во время сновидений. Поэтому преимущественно мы все и разумны (λογικοί). Ибо и немые от рождения или потерявшие голос из-за какой-либо болезни или претерпевания ничуть не менее разумны. Слово же произносимое, то есть слово, которое произносится языком и устами, действует в звуке и разговорах, почему оно и называется произносимым; и оно есть вестник мысли. Поэтому же мы и называемся имеющими дар речи (λαλητικοί).
ГЛАВА XXII (36)
О страсти (претерпевании)114 и действии
О страсти говорят в двояком смысле: ибо так называют и телесную страсть, как болезни и раны; и так же душевную - вожделение и гнев. Вообще же и в общем смысле страсть живого существа есть то, за чем следует удовольствие или печаль - ведь за страстью следует печаль; и не сама страсть есть печаль, потому что бесчувственное, претерпевая, не испытывает боли. Итак, не страсть есть боль, а ощущение страсти. Но должно, чтоб эта страсть была значительна, то есть велика, чтобы восприниматься ощущением.
Определение же душевных страстей таково: страсть есть чувственное движение желательной способности, вследствие воображения блага или зла. Или иначе: страсть есть неразумное движение души по причине представления блага или зла. Представление блага возбуждает вожделение, а представление зла — гнев. Родовая же, то есть всем присущая страсть определяется таким образом: страсть есть движение, производимое одним в другом. Действие же есть движение деятельное. Деятельным же называется то, что движется само от себя. Таким образом, и гнев есть и действие гневного начала, и страсть двух частей души и, кроме того, всего тела, всякий раз, когда гнев насильственно ведет его к действиям. Ибо [тогда] в одном произошло движение от другого, что и называется страстью. Действие называется страстью также и другим способом. Ибо действие есть движение согласно с природою, а страсть — вопреки природе. Вот в этом смысле действие называется страстью, когда оно подвигается не согласно с природою, от другого или от себя самого. Стало быть, движение сердца при ровном биении, будучи естественным, есть действие; а при скачкообразном, будучи неумеренным и не согласным с природою, есть страсть, а не действие.
Но не всякое движение страдательной части души называется страстью, но наиболее сильные и переходящие в ощущения, ибо незначительные и неощутимые движения еще не суть страсти, так как нужно, чтоб страсть имела и значительную силу. Поэтому в определение страсти входит то, что она воспринимается ощущением, - ведь малые движения, незаметные для ощущения, не производят страстей.
Нужно знать, что наша душа имеет двоякие силы: одни познавателыіые, а другие жизненные. И познавательные суть ум, мыслительная способность, мнение, воображение, ощущение; жизненные же, то есть сопряженные с желанием, — воля и свободный выбор. А чтобы было яснее, о чем идет речь, разберем их подробно. И вначале скажем о силах познавательных.
О воображении и ощущении достаточно уже изложено в вышесказанном. Итак, через посредство ощущения в душе происходит претерпевание, которое называется воображением, а из воображения возникает мнение. Затем разум, расследовав мнение, истинно ли оно или ложно, выносит суждение об истинном - поэтому он и называется разумом, оттого что размышляет и рассуждает. Наконец, то, о чем вынесено суждение и определение как об истинном, называется умом115.
Иначе: нужно знать, что первое движение ума называется мышлением; а мышление относительно чего-либо называется понятием, которое, долго оставаясь и запечатлевая в душе то, что мыслится, называется внимательным обдумыванием. А внимательное обдумывание, оставшееся устойчивым, и изучившее и исследовавшее само себя, называется разумением. Разумение же, распространившись, создает умозаключение, называемое внутренним словом, определяя которое, говорят, что оно — самое полное движение души, возникающее в мыслительной способности без какого-либо звукового выражения; из него, как утверждается, выходит слово произносимое, которое говорится языком. Итак, сказав о познавательных силах, поговорим и о жизненных или сопряженных с желанием.
Нужно знать, что от природы всеяна в душу сила, стремящаяся к тому, что согласно с природою, и сохраняющая все сущностно присущее природе; эта сила называется хотением (θέλησις)т. Ибо сущность стремится и к бытию, и к жизни, и к движению как относительно ума, так и чувства, добиваясь собственного естественного и полного осуществления. А потому эту природную волю определяют и таким образом: воля1'7 есть разумное и жизненное стремление, направленное лишь на то, что естественно. Так что хотение есть само естественное и разумное стремление, простая способность. Ибо стремление бессловесных существ, не будучи разумным, не называется хотением.
Желание же (βούλησις) есть некоторое естественное хотение, то есть естественное и разумное стремление к какой-то вещи. Ибо в человеческой душе заложена способность разумно стремиться. Посему когда это разумное стремление естественным образом подвигнется к какому-либо предмету, оно называется желанием, ибо желание есть разумное стремление и тяга к какой-либо вещи.
Говорится же «желание» как применительно к тому, что находится в нашей власти, так и к тому, что не от нас зависит; то есть и о возможном, и о невозможном. Ибо мы часто желаем предаться блуду или сохранить целомудрие, или заснуть, или что-нибудь подобное; и это — из числа того, что в нашей власти и что возможно. Но желаем мы и стать царями; и это не относится к тому, что зависит он нас. Желаем мы, может быть, и никогда не умереть; это — из того, что невозможно.
Желание же имеет в виду цель, а не то, что ведет к цели. Цель, стало быть, есть желаемое, как, например, сделаться царем, стать здоровым. К цели же ведет то, о чем можно советоваться, то есть способ, с помощью которого мы должны выздороветь или воцариться118. Далее идут следующие за желанием обсуждение и исследование. И после этого, если дело идет о том, что в нашей власти, бывает совет или совещание. Совещание же есть стремление пытливое, происходящее относительно осуществимых нашими силами дел; ибо [человек] совещается о том, нужно заниматься этим делом или нет; потом он решает, что лучше, и это называется решением. Затем настраивается [в пользу этого] и одобряет решенное вследствие совещания; и это называется намерением (γνώμη). Ибо если он примет решение и не будет расположен к решенному, то есть не одобрит его, то это не называется намерением. Затем после расположения происходит добровольный выбор или избрание, ибо свободный выбор есть предпочтение и избрание одной из двух предлежащих вещей в противовес другой. Потом он устремляется к действию, и это называется устремлением. Затем пользуется [достигнутым], и это называется пользованием. Потом после пользования он прекращает стремиться.
Итак, в бессловесных существах возникает стремление к чему-либо и тотчас — устремление к действию. Ибо стремление бессловесных существ - неразумно, и их ведет естественное стремление; поэтому стремление неразумных существ не называется ни хотением (θέλησις), ни желанием (βούλησις). Ибо хотение есть разумное и самовластное естественное стремление; а в людях, которые обладают разумом, естественное стремление скорее ведется, нежели ведет. Ибо оно подвигается самовластно и при участии разума, так как познавательные и жизненные способности в человеке соединены. Посему он самовластно стремится, и самовластно желает, и самовластно исследует и рассматривает, и самовластно совещается, и самовластно решает, и самовластно настраивается, и самовластно делает выбор, и самовластно устремляется, и самовластно поступает в тех делах, которые согласны с природою.
Следует же знать, что о желании в Боге мы говорим, а о свободном выборе в собственном смысле — нет, ибо Бог не совещается. Ведь советоваться свойственно неведению, ибо никто не совещается о том, что знает. А если совещание присуще неведению, то, конечно119, есть и свободный выбор. Бог же, Который знает все непосредственно, не совещается 120.
И применительно к душе Господа мы не говорим о совете или свободном выборе — ведь у Него не было неведения. Ибо хотя она и относилась к природе, которая не знала будущего, однако, будучи ипостасно соединенной с Богом Словом, она обладала знанием всего, не по благодати, а, как сказано, из-за ипостасного соедине-ния121 - ибо Один и Тот же был и Богом, и человеком. Поэтому у Него не было и гномической (выражаемой намерением) воли. Ибо хотение Он имел естественное, простое, одинаково усматриваемое во всех человеческих ипостасях, но намерения, то есть предмета хотения, противного божественной Его воле или иного по сравнению с божественной Его волей, Его святая Душа не имела. Ведь намерение разделяется вместе с ипостасями, кроме святого, и простого, и несложного, и нераздельного Божества 122. Ибо там, так как ипостаси не различаются и не разделяются всецело, не различается и предмет хотения. И там, так как природа едина, едино и природное хотение. А поскольку и ипостаси неразлучны, то един также и предмет хотения, и едино движение Трех ипостасей. А в людях, так как природа их одна, одно и природное хотение; но поскольку ипостаси обособлены и отделены друг от друга пространством, и временем, и отношением к вещам, и очень многим другим, из-за этого различны их воли и намерения. В Господе же нашем Иисусе Христе, так как природы различны, то различны также и природные хотения, то есть способности хотения Его Божества и Его человечества. А так как одна ипостась и один Хотящий, то один также и предмет хотения или выражаемая намерением воля, так как человеческое Его хотение, разумеется, следует божественному Его хотению и хочет того, чего пожелало божественное Его хотение.
Следует же знать, что иное есть хотение (θέλησις), а иное — желание (βούλησις); и иное предмет хотения (το θελητον), и иное — способное хотеть (το θελητικόν), и иное — хотящий (ο θέλων). Ибо хотение есть сама простая способность хотеть. Желание же - хотение по отношению к чему-либо. А предмет хотения - вещь, подлежащая хотению, то есть то, чего мы хотим (к примеру, подвигается стремление к пище: просто разумное стремление есть хотение, стремление же к пище — желание, а сама пища — предмет хотения). Способное же хотеть — то, что обладает способностью хотеть, например человек. Хотящий же - сам носитель хотения.
Нужно знать, что воля (θέλημα) иногда обозначает хотение, то есть способность хотеть, и называется природной волей; а иногда — предмет хотения, и называется волей, выражаемой намерением 123.
ГЛАВА XXIII (37)
О действии
Следует знать124, что все способности, о которых мы прежде сказали, как познавательные, так и жизненные, и естественные, и искусственные, называются действиями (ένέργειαι) 125. Ибо действие есть природная сила и движение каждой сущности. И опять-таки: действие есть природное врожденное движение всякой сущности, откуда ясно, что чья сущность — одна и та же, у того и действие тождественно, а чьи природы различны, у тех различны и действия126, ибо невозможно, чтобы сущность была лишена природного действия.
Опять-таки, природное действие есть сила, обнаруживающая каждую сущность. И вновь: природное и первое действие есть вечно движущаяся сила мыслящей души, то есть вечно движущееся ее слово, постоянно из нее изливающееся естественным образом. Природное действие есть сила и движение каждой сущности, лишено которых одно только не сущее.
Называются же действиями также и деяния, как, например, говорить, гулять, есть, пить и тому подобное. И естественные претерпевания, как, например, голод, жажда и подобное127, тоже часто называются действиями128. И еще называется действием осуществление возможности 129.
Двояким же образом говорится и «в возможности», и «в действительности». Ибо мы говорим, что дитя, сосущее грудь, в возможности есть грамматик, ибо оно обладает способностью через посредство учения стать грамматиком. Говорим опять о грамматике, что он — грамматик и в возможности, и в действительности: в действительности потому, что он обладает знанием грамматики; в возможности же потому, что он может объяснять ее, однако не осуществляет объяснения; опять-таки, мы говорим о грамматике в действительности, когда он действует, то есть изъясняет [грамматику].
Итак, нужно знать, что этот второй вид — общий для возможного и действительного: он второй для возможного и первый для действительного.
Первое, и единственное, и истинное действие природы есть самостоятельно избранная, то есть разумная и самовластная и составляющая наш человеческий вид жизнь130. Как называют Господа вочеловечившимся Богом лишающие Его таковой, мне неведомо131.
Действие есть деятельное движение природы; а деятельным называется то, что движется само собою.
ГЛАВА XXIV (38)
О добровольном и невольном
Так как132 добровольное состоит в каком-то деянии, и то, что считается невольным, состоит тоже в каком-либо деянии, а многие и истинно невольное полагают не только в страдании, но также и в деланий, то нужно знать, что деяние есть разумное действие. За деяниями же следует похвала или порицание; и одни из них совершаются с удовольствием, а другие — с печалью; и одни из них желательны для совершающего, а другие — нежелательны; и из желательных же одни всегда желательны, а другие - в определенное время, и подобным образом также и нежелательные. И опять-таки, одни из действий возбуждают сожаление, другие получают прощение, другие вызывают ненависть и наказываются. Посему за добровольным поступком обязательно следует похвала или порицание, а также и то, что он совершается с удовольствием, и то, что деяния для совершающих их бывают желательными или всегда, или тогда, когда они совершаются. А за невольным следует то, что оно удостаивается прощения или сожаления, а также и то, что оно совершается с печалью, и то, что [такие деяния] не бывают вожделенными, и то, что совершаемое не исполняют сами от себя, хотя и принуждаются к этому.
Далее, одно из невольного бывает по причине насилия, другoe — по причине неведения. По причине насилия — всякий раз, как производящее начало или причина бывает извне, то есть когда нас принуждают другие, а мы совершенно не поддаемся и не способствуем своим собственным устремлением и совсем не содействуем и не делаем то, к чему нас принуждают, сами от себя 33י; что определяя, мы говорим: это то, чье начало извне, причем терпящий принуждение нисколько не содействует своим собственным устремлением. Началом же мы называем производящую причину. А невольное вследствие неведения бывает всякий раз, когда не мы сами доставляем причину незнания, но когда так случится. Ибо, если кто-либо, будучи пьяным, совершит убийство, то он убил не ведая, однако не невольно 134, ибо он сам произвел причину своего неведения, то есть опьянение. Если же кто-либо, стреляя в обычном месте, убил своего отца, который проходил мимо, то о нем говорят, что он совершил это невольно - по неведению.
Итак, поскольку невольное двояко, одно по причине насилия, а другое — по причине неведения, то добровольное противоположно и тому и другому. Ибо добровольное есть то, что происходит ни по причине насилия, ни по причине неведения135. Поэтому добровольное есть то, чего начало, то есть причина, находится в самом [делающем], знающем все частности, посредством чего [совершается] действие и в чем оно заключается. А все частности - это то, что у ораторов называется обстоятельствами; как, например, кто, то есть тот, кто совершил; кого, то есть тот, кто потерпел; что, то есть то самое, что сделано, скажем, убийство; чем, то есть орудие; где, то есть место; когда, то есть время; как, то есть способ действия; почему, то есть по какой причине.
Да будет известно; что кое-что занимает средину между добровольным и невольным; это, хотя оно неприятно и тягостно, мы принимаем из-за большего зла, как, например, из-за [угрозы] кораблекрушения мы сбрасываем то, что находится на корабле 136.
Да будет известно, что хотя дети и бессловесные животные поступают добровольно, но, однако, не по свободному выбору; и то, что делаем мы в гневе непредумышленно, мы совершаем добровольно, но не по свободному выбору '37. И если внезапно является друг, то это для нас желанно, однако не есть сознательный выбор. И тот, кто неожиданно нашел сокровище, нашел его добровольно, однако не по свободному выбору. Все это добровольно, потому что доставляет нам удовольствие, однако происходит не по свободному выбору, потому что не от принятого решения. Нужно же, чтобы решение непременно предшествовало свободному выбору, как и сказано.
ГЛАВА XXV (39)
О том, что в нашей власти, то есть о свободе воли138
Рассуждение о свободе воли, то есть о том, что находится в нашей власти, прежде всего исследует, зависит ли от нас139 что-либо. Ибо много таких, которые на это возражают. Во-вторых же, что именно зависит от нас и над чем мы имеем власть. В-третьих, исследуется причина, по которой сотворивший нас Бог создал нас самовластными. Итак, начав с первого вопроса, прежде всего приведем доказательства того, что нечто, из признаваемых теми положений, находится в нашей власти, и скажем вот как:
Причина всего происходящего есть, как утверждают, или Бог, или необходимость, или судьба, или природа, или счастье, или случай. Но дело Бога — сущность и промышление; необходимости же — движение того, что всегда одинаково; а судьбы — то, чтобы происходящее при ее содействии совершалось по необходимости (ибо и она относится к необходимости). Дело же природы - рождение, возрастание, тление, растения и живые существа; а счастья — вещи редкие и неожиданные (ибо счастье определяют как встречу и стечение двух причин, которые, имея начало от свободного выбора, производят нечто иное в сравнении с тем, что приготовлено природою; как, например, [если] копающий яму нашел сокровище — ведь и положивший сокровище не с тем положил, чтобы тот нашел, и нашедший не копал с тем, чтобы найти сокровище; но один положил, чтобы вынуть, когда пожелает, а другой копал, чтобы вырыть яму. Случилось же нечто иное в сравнении с тем, что оба себе предполагали). Дело же случая - то, что приключается с бездушными вещами или неразумными животными, без содействия природы и искусства. Так говорят они сами. Итак, под что из этого мы подведем человеческие дела, если человек не есть виновник и начало деяний? Ибо нельзя приписывать постыдные иной раз и неправедные деяния ни Богу, ни необходимости (ведь эти поступки не из того, что всегда одинаково), ни судьбе (ибо говорят, что подведомственное судьбе относится не к допустимому, но к необходимому), ни природе (ведь дела природы - живые существа и растения), ни счастью (потому что деяния людей нередки и неожиданны), ни случаю (ибо, как говорят, случайные события бывают с бездушными предметами или неразумными животными). Остается, значит, что сам действующий и поступающий человек есть начало своих собственных действий и что он обладает свободой воли.
Сверх того, если человек не есть начало никакого деяния, то напрасна способность советоваться, потому что, не будучи господином никакого действия, для чего он будет пользоваться совещанием? Ибо всякое совещание происходит ради действия. Объявлять же излишним прекраснейшее и драгоценнейшее из того, что есть в человеке, было бы крайне нелепо. Поэтому если человек совещается, то совещается ради действия, ибо всякое совещание бывает ради действия и из-за действия.
ГЛАВА ХХѴІ (40)
О том, что случается
Из того, что случается 140, одно зависит от нас, а другое — нет. В нашей власти то, что мы свободны как делать, так и не делать, то есть все то, что совершается нами добровольно (ведь если бы деяние не было в нашей власти, то не говорилось бы, что оно совершается нами добровольно) и, проще говоря, то, за чем следует порицание или похвала и из-за чего бывают побуждение и закон. В собственном же смысле в нашей власти находится все то, что касается души и относительно чего мы совещаемся; а совещание касается равно возможного. Одинаково же возможное — это то, что мы можем делать, равно как и противоположное ему. А выбор этого производит наш ум; и он есть начало деяния. Итак, это - то, что в нашей власти: что равно возможно, как, например, двигаться и не двигаться, устремляться и не устремляться, желать того, что не необходимо, и не желать, лгать и не лгать, давать и не давать, радоваться тому, чему должно, и равным образом не радоваться, чему не следует, и прочее подобное, в чем состоят дела, свойственные добродетели и пороку. Ибо мы самовластны в отношении к этому. А к равно возможному принадлежат также и искусства, ибо в нашей власти - заняться тем из них, которым мы пожелали бы, или не заняться.
Следует же знать, что выбор, как поступить, всегда в нашей власти; но деяние часто не допускается по некоторому усмотрению Промысла141.
ГЛАВА XXVII (41)
О том, по какой причине мы произошли со свободною волею
Итак, мы говорим, что вместе с разумом тотчас входит свободная воля. Ибо все, что рожденно, также и изменчиво и2. Ведь то, чье возникновение берет начало с превращения, по необходимости будет изменчивым. Превращение же есть приведение из не сущего в бытие и возникновение из подлежащего вещества чего-то иного. Стало быть, бездушные предметы и неразумные животные изменяются сообразно с теми телесными переменами, о которых уже говорилось, а разумные существа — по свободному выбору. Ибо в разумном существе одна часть созерцательная, а другая деятельная: созерцательная — та, которая рассматривает, каково есть сущее; деятельная же — та, что обсуждает и определяет правильный смысл тому, что предстоит делать. И созерцательную часть называют умом, деятельную же — разумом; и созерцательную мудростью, а деятельную - разумением. Итак, всякий совещающийся человек совещается так, как если бы выбор предстоящих деяний был в его власти, чтобы избрать предпочтенное вследствие совещания и, избрав, привести в исполнение. А если так, то по необходимости свободная воля сопряжена с разумом, потому что или не будет разумного существа, или оно, будучи разумным, будет самовластным и господином своих действий. Поэтому неразумные существа и не самовластны, ибо они скорее ведомы природою, нежели ведут, вследствие чего они и не сопротивляются естественному стремлению, но как только пожелают чего-либо, устремляются к действию. Человек же, будучи разумным, скорее ведет природу, нежели ведом ею, вследствие чего и желая [чего-либо], он, если только захочет, имеет власть обуздать свое желание или последовать за ним. Поэтому неразумные существа ни хвалят, ни порицают; а человек бывает и хвалим, и порицаем.
Следует же знать, что ангелы, будучи разумными, самовластны и, как сотворенные, также и изменчивы. И [это] показал диавол, который был сотворен от Создателя добрым, но самовластно сделался изобретателем зла, а также и те силы, которые отпали вместе с ним, то есть бесы; между тем остальные чины ангельские пребыли в добре143.
ГЛАВА XXVIII (42)
О том, что не в нашей власти
Из того же, что не в нашей власти, одно имеет свои начала или причины в том, что от нас зависит, то есть воздаяния за наши деяния как в настоящем веке, так и в будущем; все же остальное находится в зависимости от божественной воли. Ибо возникновение всего — от Бога; а тление было привнесено из-за нашей порочности для наказания и пользы. Яко Бог смерти не сотвори, ни веселится о погибели живых (Прем. 1:13). Напротив, смерть произошла через человека, то есть через преступление Адама, равным образом и остальные наказания. А все прочее должно быть приписано Богу. Ибо и возникновение наше есть дело творческого Его могущества; и пребывание наше — дело содержащей Его силы; и управление — дело промыслительной Его силы.
А так как некоторые отрицают Промысел, поговорим немного и о Промысле.
ГЛАВА XXIX (43)
О Промысле
Итак, Промысел есть происходящее со стороны Бога попечение по отношению к сущим. И опять-таки: Промысел есть воля Божия, благодаря которой все сущее получает надлежащее устроение.
Если же Промысел есть воля Божия, то совершенно необходимо, чтоб все, бывающее вследствие Промысла, по верному рассуждению происходило и самым прекрасным и подобающим Богу образом, и так, что лучше нельзя. Ибо необходимо, чтобы Один и Тот же был и Творцом сущего, и Промыслителем; потому что неприлично и непоследовательно, чтобы один был творцом сущего, а другой - промыслителем; ибо в таком случае оба безусловно находятся в бессилии: один — творить, а другой — промышлять 144. Поэтому Бог есть и Творец, и Промыслитель; и творческая Его, и содержащая, и промыслительная сила есть благая Его воля: ибо вся, елика восхоте, Господь сотвори (Пс. 134:6); и воле Его не противится никто (Рим. 9:19). Он восхотел, чтобы возникло все, и оно возникло. Он желает, чтобы образовался мир, и тот образуется; и все, чего Он желает, происходит.
А что Бог промышляет и что Он промышляет прекрасно, правильнее всего можно было бы обосновать вот как145. Один только Бог по природе благ и мудр. Итак, как благой, Он промышляет (ведь кто не промышляет, тот не благ — ибо и люди, и неразумные животные по природе пекутся о своих собственных детях, и кто не печется, того порицают). А как мудрый, Он заботится о сущем наилучшим образом.
Итак, всматриваясь в это, надлежит всему удивляться, все хвалить, без исследования принимать все дела Промысла, с радостью, даже если большинству они кажутся несправедливыми из-за того, что Промысел Божий неведом и непостижим146. Я имею в виду все то, что не в нашей власти; ибо то, что в нашей власти, есть дело не Промысла, но нашей свободной воли 147.
Из дел же Промысла одно бывает по благоволению, а другое — по попущению. По благоволению - то, что бесспорно хорошо, а по попущению есть много разновидностей. Ибо часто Бог попускает, чтобы и праведник впал в несчастия, для того, чтобы показать остальным скрытую в нем добродетель148, как было с Иовом (Иов. 1:12 и далее). В другой раз Он попускает, чтобы случилось нечто неподобающее, чтобы благодаря деянию, кажущемуся неподобающим, совершилось нечто великое и дивное, как благодаря Кресту — спасение человеков. Иным образом Он попускает, чтобы святой терпел страдания, дабы тот не потерял правой совести или из-за данной ему силы и благодати не впал в гордость, - как было с Павлом (2 Кор. 12:7). Оставляется кто-либо на время ради исправления другого, чтобы, наблюдая то, что происходит с ним, остальные воспитывались 149, как случилось с Лазарем и богачом (Лк. 16:19 и далее). Ибо, видя, как кто-то страдает, мы естественным образом сдерживаем себя. Оставляется кто-либо и ради славы другого, а не за грех, свой собственный или родительский, — как слепой от рождения (Ин. 9:1 и далее) ради славы Сына человеческого. Опять-таки, попускается кому-то пострадать ради соревнования со стороны другого, чтобы, когда слава пострадавшего возвеличится, другие принимали страдание безбоязненно в надежде на будущую славу и из-за вожделения будущих благ, как бывает с мучениками. Попускается кому-либо иногда впасть даже и в постыдное деяние ради исправления иной, худшей страсти, например, если есть кто-то, кто превозносится своими добродетелями и свершениями, Бог попускает, чтобы тот впал в блуд, дабы, через падение придя к пониманию собственной немощи, он смирился и, приступив, исповедался Господу.
Следует же знать 150, что выбор того, что делать, находится в нашей власти; а исполняются благие дела содействием Бога, Который по предведению Своему справедливо содействует тем, кто своею правою совестью добровольно избирает добро; порочные же дела — из-за оставления Богом, Который, опять-таки по предведению Своему, справедливо оставляет [кого-либо].
А оставления есть два вида; ибо бывает оставление домостроительное и воспитательное, а бывает совершенное оставление в отверженности. Домостроительное и воспитательное оставление — то, которое бывает для исправления, и спасения, и славы страдающего или же для возбуждения других к соревнованию и подражанию, или же ради славы Божией. Совершенное же оставление бывает, когда человек, хотя Бог сделал все для его спасения, остается нечувствительным и неизлечимым, а вернее, неисцелимым в силу своего произволения. Тогда он предается на совершенную погибель, как Иуда (Мф. 26 и 27:1—10). Да пощадит нас Бог и да избавит от подобного оставления!
Следует же знать, что есть много путей Божия Промысла и что они не могут быть ни истолкованы словом, ни постигнуты умом.
Нужно знать, что все печальные происшествия на тех, кто принимает их с благодарностью, навлекаются для спасения и непременно приносят пользу.
Следует знать, что Бог предварительно желает, чтоб все спаслись и стяжали Его царство (1 Тим. 2:4). Ибо Он создал нас не для того, чтобы наказывать, но, как благой, для того, чтобы мы приняли участие в Его благости. А чтобы согрешающие были наказываемы, Он желает по справедливости.
Итак, говорят, что первая, предшествующая воля и благоволение - от Него; вторая же, последующая воля и попущение - ради нас 151. И это двояким образом: одно — домостроительное и воспитательное для спасения, а отвержение, как мы сказали, — для совершенного наказания. Это касается того, что не в нашей власти.
Из того же, что в нашей власти, дела добрые Бог предварительно желает и одобряет. Порочных же дел и действительно злых Он не желает ни предварительно, ни потом, но позволяет свободной воле. Ибо то, что бывает вследствие насилия, не есть разумно и не есть добродетель. Промышляет же Бог о всей твари и через посредство всей твари благодетельствует и воспитывает, и даже часто через самих бесов, как в случае с Иовом и свиньями (Мф. 8:30 и далее).
ГЛАВА XXX (44)
О предведении и предопределении152
Нужно знать153, что Бог все наперед знает, но не все предопределяет. Ибо Он наперед знает и то, что в нашей власти, но не предопределяет этого - ведь Он не желает, чтобы происходило зло, и не принуждает к добродетели силою. Так что предопределение есть дело божественного повеления, соединенного с предведением 154. То же, что не в нашей власти, Бог предопределяет по причине предведения Своего. Ибо по предведению Своему Бог уже предрешил все сообразно со Своею благостию и правосудием.
Следует же знать, что добродетель дана нашей природе от Бога, и что Сам Он есть Начало и Причина всякого блага, и что вне Его содействия и помощи нам невозможно пожелать или совершить что-либо благое 155. Но в нашей власти находится или пребыть в добродетели и последовать за Богом, призывающим к ней, или отойти от добродетели, что и есть — очутиться во грехе и последовать за диаволом, который без принуждения призывает к нему. Ибо порок есть не что иное, как удаление от блага, так же как и тьма есть удаление от света. Посему, оставаясь в том, что согласно с природою, мы пребываем в добродетели, а уклоняясь от природного, мы идем наперекор природе и оказываемся во зле 156.
Раскаяние есть возвращение от того, что противно природе, к тому, что согласно с природою, и от диавола к Богу с помощью подвижнической жизни и трудов.
Далее, Создатель сотворил сего человека мужем, уделив ему Своей божественной благодати и через нее допустив его до общения с Собою. Поэтому тот пророчески, как господин, и произвел наименование живых существ, которые были даны ему как рабы. Ибо ему, возникшему по образу Божию разумным, мыслящим и самовластным, всеобщий Создатель и Господин, естественно, вручил власть над тем, что находилось на земле.
Но обладающий предведением Бог, зная, что он совершит преступление и будет подлежать тлению, сотворил из него жену, помощницу ему и подобную ему (ср. Быт. 2:18): помощницу же для того, чтобы после преступления род [человеческий] сохранялся посредством рождения, сменяя один другой 157. Ибо первое образование называется возникновением, а не рождением. Ибо возникновение есть первое образование от Бога; рождение же есть смена одного другим после осуждения на смерть из-за преступления.
Бог поместил его в раю, который был как духовным, так и чувственным158. Ибо, живя телесно в чувственном раю на земле, душою он общался с ангелами, возделывая божественные мысли и питаясь ими, будучи нагим из-за своей простоты и безыскусственной жизни, через посредство тварей возвышаясь к одному только Творцу и услаждаясь и веселясь созерцанием Его.
Итак, поскольку Бог по природе украсил его свободой воли, Он дал ему закон: не вкушать от древа познания. Об этом древе мы, сколько было в наших силах, достаточно сказали в главе о рае. Он дал ему эту заповедь, пообещав, что если тот сохранит достоинство своей души, доставив победу разуму, признавая Создателя и соблюдая повеление Его, то он будет причастником вечного блаженства и будет жить вовек, став сильнее смерти. А если он душу подчинит телу и предпочтет телесные услады, не уразумев своей собственной чести, и уподобися скотом несмысленным (Пс. 48:13), сбросив с себя ярмо Сотворившего и презрев божественное Его повеление, то будет подвластен смерти и тлению и будет подвержен необходимости трудиться, влача бедственную жизнь 159. Ибо не было полезно, чтоб он, будучи еще неискушенным и не испытанным (ср. Сир. 34:10), получил нетление, - чтобы он не впал в гордость и осуждение диаволово (1 Тим. 3:6), ибо тот из-за своего бессмертия после добровольного отпадения возымел нераскаянность и неизменную устойчивость во зле, точно так же, как и ангелы после добровольного избрания добродетели - недвижимое пребывание в добре с помощью благодати.
Итак, надлежало, чтобы человек, вначале пройдя проверку и достигнув совершенства путем испытания через соблюдение заповеди, тогда уже стяжал нетление как награду за подвиг добродетели. Ибо, возникнув как существо срединное между Богом и веществом, он, соединившись с Богом по состоянию через соблюдение заповеди, после освобождения от естественной связи с сущим должен был получить непоколебимую устойчивость в добре. А через преступление подвигнувшись скорее к веществу и отвлекши ум от своей Причины, то есть Бога, он должен был сродниться с тлением и стать страстным вместо бесстрастного и смертным вместо бессмертного, и нуждаться в соитии и преходящем рождении, и из-за жажды жизни держаться за удовольствия, как будто бы поддерживающие ее; а тех, кто старался бы лишить его их, безоглядно ненавидеть; и влечение свое переносить с Бога на вещество, а гнев — с истинного врага своего спасения на единоплеменников. Итак, человек был побежден завистью диавола; ибо для завистливого и ненавидящего добро демона, из-за своего превозношения оказавшегося внизу, было невыносимо, чтобы мы получили вышнее. Потому этот лжец и прельстил несчастного надеждою на [достижение] божественности и, возведя его на высоту своей собственной гордости, низринул в подобную же пропасть падения.
Глава 1. О Божественном домостроительстве и попечении в отношении к нам. и о нашем спасении.
Глава 2. О том. как зачался Бог Слово и о божественном Его воплощении.
Глава 3. О двух естествах (во Христе), против монофизитов.
Глава 4. О взаимном сообщении свойств.
Глава 5. О числе естеств.
Глава 6. О том, что все Божеское естество в одной из ипостасей Божества соединилось со всем человеческим естеством, а не часть с частью. Глава 7. Об одной сложной ипостаси Бога Слова.
Глава 8. Тем. которые допытываются о том. — к непрерывному ли, или разрозненному
количеству следует относить естества в Господе?
Глава 9. Ответ на вопрос: нет ли естества (во Христе) без ипостаси?
Глава 10. О Трисвятой песне.
Глава 11. Об естестве, (которое усматривается в целом) роде (существ) и в неделимом (т. е. в каждом отдельном существе известного рода): о различии между соединением и воплощением: и о том, как должно, понимать выражение: «Единое естество Бога Слова воплощенное».
Глава 12.О том, что Святая Дева — Богородица, против несториан.
Глава 13. О свойствах двух естеств.
Глава 14. О (двух) волях и свободных действованиях Господа нашего Иисуса Христа. Глава 15. О действованиях в Господе нашем Иисусе Христе.
Глава 16. Против тех, которые говорят: если в человеке — два естества и два дсйствования. то во Христе необходимо предполагать три естества и столько же действований.
Глава 17.О том, что в Господе естество плоти и воля обожествлены.
Глава 18. Еще о том, что в Господе (две) воли и свободы, также (два) ума, ведения и
премудрости.
Глава 19.О богомужном действований.
Глава 20. Об естественных и безупречных страстях.
Глава 21.О неведении и рабстве.
Глава 22.О преуспеянии.
Глава 23.О боязни.
Глава 24.О молитве Господней.
Глава 25. Об усвоении
Глава 26.О страдании тела Господня и о бесстрастии Его Божества.
Глава 27. О том, что и во время смерти Господа Божество Слова неразлучно пребывало
с душею и телом, и — что сохранялась одна ипостась.
Глава 28.О тленности и нетленнн.
Глава 29.О сошествии во ад.
ГЛАВА I (45)
О божественном домостроительстве, о попечении в отношении к нам и о нашем спасении
Итак, человека, обольщенного этим нападением злоначального беса и не сохранившего заповеди Творца, и лишившегося благодати, и совлекшего с себя дерзновение к Богу, и прикрытого суровостью бедственной жизни (ибо это [обозначали] листья смоковницы (Быт. 3:7)), и облаченного омертвлением, то есть смертностью и грубостью плоти (ибо облачение в кожи (Быт. 3:21)1 обозначало именно это), и по праведному Божию суду ставшего изгнанником из рая и осужденного на смерть, и подчиненного тлению, — не презрел Сострадательный, давший ему бытие и даровавший блаженное бытие, но прежде воспитал многими способами и призвал к обращению через стон и трепет, водный потоп и чуть ли не совершенную гибель всего рода (Быт. 6:13), через смешение и разделение языков (Быт. 11:7), надзор ангельский (Быт. 18:1 и далее), сожжение городов (Быт. 19:1 и далее), прообразовательные Богоявления, войны, победы, поражения, знамения и чудеса, разнообразные силы, через закон, через пророков, целью чего было истребление греха, многоразлично разлитого и поработившего себе человека и нагромоздившего в жизни всякий вид порока, а также и возвращение человека к благой жизни. Так как смерть вошла в мир через грех (Прем. 2:24), словно какой-то дикий и свирепый зверь, терзающий человеческую жизнь; причем надлежало, чтоб Намеревающийся искупить был непогрешимым и неподвластным через грехи смерти, а сверх того, чтобы природа была укреплена и обновлена и делом наставлена и научена пути добродетели, уводящему от тления, ведущему же к жизни вечной, то, наконец, является по отношению к нему великая пучина человеколюбия2. Ибо Сам Создатель и Господь вступает в борьбу3 за Свое собственное создание и на деле становится Учителем. И поскольку враг прельщает человека надеждою на [получение] божественности, то его самого прельщают одеянием плоти, как приманкою, и обнаруживается вместе благость, и мудрость, и праведность, и могущество Божие: благость, потому что Он не презрел немощи Своего собственного создания, но сжалился над ним, павшим, и простер Руку; праведность же, потому что после того, как человек был побежден, Он не делает так, чтобы другой победил тирана, и не вырывает человека у смерти силою, но того, кого некогда смерть поработила себе через грех, Благой и Праведный опять сделал победителем и восстановил его с помощью подобного ему, что было затруднительно; а мудрость, потому что Он нашел самое благолепное разрешение затруднения. Ибо, по благоволению Бога и Отца, единородный Сын и Слово Божие, и Бог, сый в лоне Бога и Отца, единосущный с Отцом и Святым Духом, предвечный, безначальный, Который был в начале, и был у Бога и Отца (Ин. 1:18), и был Богом (Ин. 1:1), Который, будучи образом Божиим (Флп. 2:6), — наклонив небеса, нисходит, то есть неуничижимую Свою высоту неуничиженно уничижив, нисходит к Своим рабам нисхождением неизреченным и непостижимо (ибо нисхождение обозначает именно это). И, будучи совершенным Богом, Он делается совершенным человеком, и совершается дело, новейшее из всего нового, дело, которое единственно новое под солнцем (Еккл. 1:10), через которое открывается беспредельное могущество Божие. Ибо что — больше того, что Бог сделался человеком? И Слово, не потерпев изменения, стало плотию: от Святого Духа и святой Марии - Приснодевы и Богородицы; и Оно называется Посредником между Богом и людьми, едино только человеколюбивое, зачатое в непорочной утробе Девы не от желания или похоти, или соединения с мужем, или рождения, связанного с удовольствием, но от Святого Духа и первого возникновения Адамова4; и Оно делается послушным Отцу, подобным нам и от нас взятым прибавлением врачуя наше непослушание и становясь для нас Образцом повиновения, без которого нельзя достичь спасения 5.
ГЛАВА II (46)
Об образе зачатия Бога Слова и о божественном Его воплощении6
Ибо ангел Господень был послан ко святой Деве, происходящей из Давидова племени (Лк. 1:26 и далее). Ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, из коего колена никто не приступил к алтарю, как говорил божественный апостол (Евр. 7:14), — об этом мы позже скажем подробнее. Благовествуя ей, он говорил: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою. Она же смутилась от слов его. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус (Лк. 1:28-31). Ибо Он спасет людей Своих от грехов их (Мф. 1:21). Поэтому и имя Иисус переводится: Спаситель. Когда же Она недоумевала: как будет это, когда Я мужа не знаю? (Лк. 1:34), ангел снова сказал ей: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое от Тебя Святое наречется Сыном Божиим (Лк. 1:35) 7. Она же говорит к нему: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему (Лк. 1:38).
Итак, после того как святая Дева изъявила согласие, на Нее, по слову Господню, которое сказал ангел, сошел Святой Дух, очищающий Ее и дарующий Ей силу для принятия божества Слова, а вместе и для рождения Его8. И тогда воипостасная Мудрость и Сила Вышнего Бога, Сын Божий, единосущный с Отцом, осенил Ее, словно божественное семя, и из непорочных и чистейших Ее кровей образовал себе плоть, одушевленную разумной и мыслящей душою, начаток нашего смешения; не семенным, но творческим образом через Святого Духа; причем облик ее не создавался понемногу через прибавления, но был завершен разом. Само Слово Божие сделалось ипостасью для плоти. Ибо божественное Слово не соединилось с плотью, которая прежде существовала сама по себе9, но, поселившись в утробе святой Девы, Оно в Своей ипостаси неописуемо осуществило Себе от чистых кровей Приснодевы плоть, одушевленную разумной и мыслящей душою, восприняв начаток человеческого смешения, и Само Слово стало ипостасью для плоти10. Так что она есть одновременно и плоть, и плоть Слова Божия, и плоть, одушевленная разумной и мыслящей душой, и вместе с тем плоть Слова Божия, одушевленная разумной и мыслящей душою11. Поэтому мы говорим не об обоготворенном человеке, а о вочеловечившемся Боге12. Ибо, Кто был по природе совершенным Богом, Тот же Самый сделался по природе совершенным человеком: не превратившись природою и не призрачно только воплотившись, но ипостасно соединившись с воспринятою от святой Девы плотью, одушевленною разумной и мыслящей душою, в Нем получившей бытие, неслитно, неизменно и нераздельно, не изменив природы Своего божества в сущность Своей плоти, ни сущности Своей плоти — в природу Своего божества, и не образовав одной сложной природы из божественной Своей природы и той человеческой природы, которую Он воспринял.
ГЛАВА 111(47)
О двух природах
Ибо природы соединились друг с другом непреложно и неизменно, причем и божественная природа не лишилась своей собственной простоты, и человеческая как не превратилась в природу Божества, так и не перешла в несуществование, и из двух не образовалась одна сложная природа. Ибо сложная природа не может быть единосущна ни с одной из тех двух природ, из которых она сложена, будучи чем-то иным, образовавшимся из иного13. Как, например, тело, сложенное из четырех стихий, не называется единосущным огню, не именуется огнем, не называется воздухом, ни водою, ни землею, и не единосущно ни с чем из этого. Следовательно, если, по мнению еретиков, Христос после соединения стал одной сложной природы, то Он превратился из простого естества в сложное14, и Он не единосущен ни Отцу, Который простой природы, ни Матери (ибо Она не сложена из божества и человечества). И Он не будет в божестве и человечестве; и не будет именоваться ни Богом, ни человеком, а только Христом; и слово Христос будет именем не ипостаси его, а одной, по их мнению, природы.
Мы же утверждаем догмат, что Христос не есть одной сложной природы, ни иное из иных, как человек из души и тела, или как тело — из четырех стихий; но из разных [начал] те же самые15. Ибо мы исповедуем, что из божества и человечества Один и Тот же и есть, и называется совершенный Бог и совершенный человек, из двух природ и в двух природах16. Именем же Христос мы называем ипостась, и оно применяется не в одном значении, но обозначает две природы. Ибо Он Сам помазал Себя: помазывая Свое тело Своим божеством, как Бог; будучи же помазываемым как человек; ибо Он Сам есть и то и другое. Помазание же человечества - божество. Ибо, если Христос, будучи одной сложной природы, единосущен с Отцом, то, следовательно, и Отец будет сложен и единосущен с плотью, что нелепо и полно всяческого богохульства1?.
Но как же одна природа сможет принимать противоположные сущностные различия? Ибо как возможно, чтобы одна и та же природа в одно и то же время была сотворенною и несотворенною, смертною и бессмертною, описуемою и неописуемою?
Если же те, кто говорит, что у Христа одна природа, объявят ее простою, то они признают Его или только лишь Богом — и введут призрачное вочеловечение, — или только человеком, как говорил Несторий. А где совершенство в божестве и совершенство в человечестве? И когда они скажут о Христе, что Он был с двумя природами, если они говорят, что после соединения Он был одной сложной природы? Ведь всякому ясно, что до соединения Христос был одной природы.
Но именно это вводит еретиков в заблуждение — отождествление природы и ипостаси1а. Поскольку же мы говорим, что природа людей одна, нужно знать, что говорим это, не имея в виду понятие души и тела, — ибо невозможно сказать, что душа и тело суть одной природы в сравнении друг с другом. Но так как есть очень много человеческих ипостасей и все люди принимают одно и то же определение природы (ведь все они сложены из души и тела и все причастны природе души и обладают сущностью тела), то общий вид многих различных ипостасей мы называем одной природой, хотя каждая ипостась, разумеется, имеет две природы и пребывает в двух природах, то есть души и тела 19.
Но20 в Господе нашем Иисусе Христе нельзя допустить общего вида, ибо и не было, и нет, и никогда не будет другого Христа из божества и человечества, Который в божестве и человечестве Один и Тот же совершенный Бог и совершенный человек21. Так что нельзя сказать, что в Господе нашем Иисусе Христе одна природа. Поэтому мы говорим, что соединение произошло из двух совершенных природ, божественной и человеческой, не смешением, или слиянием, или сорастворением, как говорили отверженный Богом Диоскор22, и Евтихий 23, и Север 24, и их преступное сборище; и не личное или относительное, или в смысле достоинства, или по тождеству желаний, или равночестности, или одноименности, или благоизволению, как говорили богомерзкий Несторий25, и Диодор26, и Феодор Мопсуестийский27, и бесовское их собрание; но через сочетание, то есть ипостасно, непреложно и неслиянно, и неизменно, и нераздельно, и неразлучно, в двух природах, пребывающих совершенными; и исповедуем одну ипостась Сына Божия и Воплощенного 2в, одною и тою же считая ипостась божества и человечества Его и исповедуя, что две природы сохраняются в Нем после соединения; не полагая каждой природы отдельно и порознь, но соединенными друг с другом в одной сложной ипостаси. Ибо мы говорим, что соединение сущностно, то есть истинно и не призрачно. Сущностно29 же не потому, что две природы образовали одну сложную природу, но потому, что они поистине соединились друг с другом в одну сложную ипостась Сына Божия. И мы определяем, что сущностное их различие сохраняется. Ибо сотворенное осталось сотворенным, и несотворенное — несотворенным, и смертное осталось смертным, и бессмертное - бессмертным; описуемое-описуемым; неописуемое — неописуемым; видимое — видимым и невидимое — невидимым. «Одно блистает чудесами, другое подпало под оскорбления» 30.
Слово же усваивает Себе человеческие качества (ибо они, принадлежа святой Его плоти, принадлежат Ему); и плоти уделяет от Своего, по образу взаимообмена, из-за взаимопроникновения частей друг в друга и ипостасного соединения31, и потому, что Одним и Тем же был «в каждом из двух образов совершавший с участием другого»32 и божеское, и человеческое. Именно поэтому и говорится, что был распят Господь (1 Кор. 2:8) славы, хотя божественная Его природа не страдала; и о Сыне человеческом признается, что Он прежде страдания был на небе, как сказал Сам Господь (Ин. 3:13). Ибо был Один и Тот же Самый Господь славы, Который сделался по природе и по истине Сыном человеческим, то есть человеком; и мы знаем об Его и чудесах и страданиях, хотя Он творил чудеса одним [началом], а другим Он же терпел страдания. Ибо мы знаем, что сохраняется как одна Его ипостась, так и сущностное различие природ. Но как сохранилось бы различие, если бы не сохранялось то, что имеет различие в отношении друг к другу? Ибо различие есть различие различающихся вещей. Посему в том отношении, в каком различаются друг от друга Христовы природы, то есть в отношении сущности, Он, говорим мы, связуется с краями, по божеству с Отцом и Духом, а по человечеству с Матерью и нами. Ибо Тот же Самый единосущен по божеству Отцу и Духу, а по человечеству - Матери и всем людям. А в каком отношении природы Его связуются, в том Он, говорим мы, отличается и от Отца, и от Духа, и от Матери, и от остальных людей; ибо естества Его связуются через ипостась, имея одну сложную ипостась, по которой Он различается и от Отца, и от Духа, и Матери, и нас.
ГЛАВА IV (48)
Об образе взаимообмена33
Итак, что одно есть сущность и другое — ипостась, мы сказали многократно, а также и о том, что сущность обозначает вид общий и вмещающий в себе однородные ипостаси, как, например: Бог, человек; ипостась же обозначает неделимое существо34, то есть Отца, Сына, Святого Духа, Петра, Павла. Поэтому нужно знать, что имя божества и человечества представляет сущности или природы, а «Бог» и «человек» прилагается и к природе, когда мы говорим: Бог есть сущность непостижимая, и что Бог один; употребляется же оно и в отношении к ипостасям, когда более частное принимает имя более общего, - например, когда Писание говорит: сего ради помаза тя Боже Бог твой (Пс. 44:8) (ибо вот, оно указало на Отца и Сына); и когда сказано: человек некий бяше во стране Авситидийстей (Иов. 1:1) (потому что имеется в виду только Иов).
Посему применительно к Господу нашему Иисусу Христу, поскольку мы знаем две природы, но одну сложную из обеих ипостась, то когда мы рассматриваем природы, мы называем их божеством и человечеством, а когда — сложенную из природ ипостась, мы именуем ее иногда по обеим Христом, и Богом и человеком одновременно, и Богом воплотившимся, а иногда по одной из частей - только Богом и Сыном Божиим, и только человеком и Сыном человеческим; и иной раз только по возвышенному, а иной раз только по низменному; ибо Один — Тот, Кто одинаково есть и то и это: первым всегда будучи от Отца без причины, другим же став позднее по человеколюбию35.
Итак, говоря о божестве, мы не приписываем ему тех свойств, которые присущи человечеству (ведь мы не говорим, что божество страстно или сотворено). Но и плоти или человечеству мы не приписываем свойств божества (ведь мы не утверждаем, что плоть, или человечество, — несотворенно). А когда речь идет об ипостаси, называем ли мы ее по обеим или по одной из частей, мы придаем ей свойства обеих природ. Ибо Христос, - что есть и то и другое вместе, - называется и Богом, и человеком, и сотворенным, и несотворенным, и страстным, и бесстрастным. И когда Он именуется по одной из частей Сыном Божиим и Богом, Он принимает свойства сосуществующей природы, то есть плоти, именуясь страстным Богом и распятым Господом славы (1 Кор. 2:8) — не поскольку Он есть Бог, а поскольку Он же есть и человек. И когда Он именуется человеком и Сыном человеческим, Он принимает свойства и украшения божественной природы: предвечный младенец, безначальный человек - не поскольку Он есть младенец и человек, но поскольку, будучи предвечным Богом, Он в последние времена (Евр. 1:2) стал Младенцем. И таков образ взаимообмена, когда каждая из двух природ передает другой то, что ему свойственно из-за тождества ипостаси и взаимопроникновения Их друг в друга. Б этом отношении мы можем сказать о Христе: Сей Бог наш, на земли явися, и с человека поживе (Вар. 3:36, 38); и: Человек этот несотворен, бесстрастен и неописуем.
ГЛАВА V (49)
О числе природ
Но как в Божестве природу мы исповедуем одну, а об ипостасях говорим, что их три, поистине сущих36; и утверждаем, что все природное и сущностное просто, а различие ипостасей признаем только в трех особенностях: в Отеческой, что Он не имеет причины, Сыновней, что Он произошел от Причины, и в Той, что исходит; причем мы знаем, что Они не удаляются и не разлучаются Одна от Другой, и что Они соединены и неслитно проникают Одна в Другую, и соединены неслитно (ибо Они суть Три, хотя и соединены), а разделяются неразлучимо. Ведь хотя Каждая существует Сама по Себе, то есть совершенная есть ипостась, и имеет собственную особенность, то есть отличающийся способ существования, однако Они соединены как сущностью, так и естественными свойствами, и тем, что Они не разделяются и не выходят из Отеческой ипостаси и суть единый Бог и называются таковым. Тем же самым образом и в божественном и таинственном и превосходящем всякий ум и понимание Домостроительстве Одного из Святой Троицы Бога Слова и Господа нашего Иисуса Христа мы исповедуем две природы, божескую и человеческую, сочетанными друг с другом и ипостасно соеди-ценными37, но одну сложную ипостась, получившуюся из двух природ. Две же природы, говорим мы, сохраняются и после соединения в единой сложной ипостаси, то есть в едином Христе, и они, как и природные их свойства, существуют поистине, будучи, однако, соединены неслитно и нераздельно, различаясь и допуская исчисление. И как Три ипостаси Святой Троицы и неслитно соединены, и нераздельно разделены и исчисляются, и число это не производит в Них разделения или разлучения38, или отчуждения и рассечения (ибо мы знаем одного Бога, Отца, и Сына, и Святого Духа); таким же самым образом и природы Христовы хотя и соединены, но соединены неслитно; и хотя они проникают друг в друга, однако не приемлют превращения и изменения одного в другое39. Ибо каждая из двух природ сохраняет Свою природную особенность неизменной. Поэтому они и исчисляются, и число это не вводит разделения. Ибо один Христос, совершенный в божестве и в человечестве — ведь число по своей природе не есть причина разделения или соединения, но оно обозначает количество исчисляемых вещей, соединены они или раздельны: соединенных, когда, [например], эта стена состоит из пятидесяти камней; разделенных же, когда, [например], пятьдесят камней лежат на этом поле; и соединенных, потому что в угле есть две природы, в смысле огня и дерева; разделенных же, потому что природа огня - одна, а природа дерева — другая, так как соединяет и разделяет их иной образ, а не число. Следовательно, так же как невозможно три ипостаси Божества, хотя Они и соединены друг с другом, назвать одною ипостасью, потому что иначе получится слияние и уничтожение ипостасного различия, так и две природы Христа, ипостасно соединенные, невозможно назвать одной природой, чтобы нам не произвести уничтожения, и слияния, и несуществования их различия.
ГЛАВА VI (50)
О том, что вся божественная природа в одной из своих ипостасей соединилась со всей человеческой природой, а не часть с частью
Общее и обобщенное сказываются40 о подлежащем им частном. Итак, сущность есть общее, а ипостась — частное. Частное же оно не потому, что одну часть природы имеет, а другой части не имеет, но потому, что оно, как неделимое, есть частное по числу -ведь говорят, что ипостаси различаются числом, а не природой. Сущность же сказывается об ипостаси, потому что в каждой из однородных ипостасей сущность совершенна. Поэтому ипостаси и не различаются друг от друга по сущности, но по привходящим признакам41, которые суть их отличительные свойства, но отличительные свойства ипостаси, а не природы. Ибо лицо определяют как сущность вместе с привходящими признаками; так что ипостась имеет общее вместе с особенным, а сущность не существует самостоятельно, но усматривается в ипостасях. Поэтому когда страдает одна из ипостасей, говорится, что вся сущность пострадала в одной из своих ипостасей. Однако же нет необходимости, чтобы и все однородные ипостаси страдали вместе со страждущей ипостасью.
Таким, стало быть, образом мы исповедуем, что природа Божества всецело есть в каждом из Его Лиц совершенным образом: всецело в Отце, всецело в Сыне, всецело в Святом Духе; поэтому и Отец есть совершенный Бог, и Сын совершенный Бог, и Дух Святой совершенный Бог. Таким же образом мы говорим, что и в вочеловечении Одного из Святой Троицы Бога Слова всецелая и совершенная природа Божества в одной из Своих ипостасей соединилась со всею человеческой природой, а не часть с частью42. Вот и божественный апостол говорит, что в Нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2:9), то есть во плоти Его; и богоносный его ученик того и многосведущий в божественном Дионисий — что Божество всецело приобщилось к нам в одной из Своих ипостасей43. Однако мы не будем вынуждены говорить, что все ипостаси Святого Божества, то есть Три, ипостасно соединились со всеми ипостасями человечества. Ведь Отец и Дух Святой ни в каком смысле не участвовали в воплощении Бога Слова, если не в смысле благоволения и желания. Но мы утверждаем, что со всей человеческой природой соединилась вся сущность Божества. Ибо из того, что Бог Слово насадил в нашем естестве, изначально сотворив нас, Он не пренебрег ничем, но воспринял все: тело, разумную и мыслящую душу и их свойства (ведь живое существо, лишенное одного из этого, не есть человек). Ибо Он весь воспринял всего меня и весь соединился со всецелым, чтобы всецелому даровать спасение. Ибо невоспринятое не исцелено44.
Итак, Слово Божие соединилось с плотью при помощи ума, посредствовавшего между Божией чистотою и грубостью плоти45. Ибо ум есть руководящее начало и души, и плоти, чистейшая часть души; но Бог - руководящее начало и ума; и когда ум [Христов] получает позволение от стоящего выше, то он показывает свою верховную власть. Но он побеждается и следует стоящему выше и делает то, чего желает божественная воля46.
Ум сделался вместилищем ипостасно соединенного с ним божества, так же как, разумеется, и плоть; не в качестве сожителя, как заблуждается скверное мнение еретиков, говорящее: «ведь объем одного медимна47 не может вместить двух»; о невещественном судящее телесным образом. Каким же образом Христос будет назван совершенным Богом и совершенным человеком, и единосущным как с Отцом, так и с нами, если в Нем соединилась часть божественной природы с частью природы человеческой 48?
Мы же говорим, что наша природа воспряла из мертвых и вознеслась и села одесную Отца, не так, что все человеческие ипостаси воскресли из мертвых и сели одесную Отца, но вся наша природа в Христовой ипостаси 49. Вот и божественный апостол говорит: и воскресил с Ним, и посадил нас во Христе (Еф. 2:6).
Но утверждаем мы также и то, что соединение произошло из общих сущностей. Ибо всякая сущность общая для всех охватываемых ею ипостасей, и нельзя найти частной и особенной природы, или сущности, так как [иначе] необходимо будет одни и те же ипостаси называть и единосущными, и разносущными и Святую Троицу называть и единосущной, и разносущной по божеству. Поэтому в каждой из ипостасей усматривается одна и та же природа. И когда мы говорим, согласно блаженным Афанасию50 и Кириллу51, что природа Слова воплотилась, мы утверждаем, что с плотью соединилось божество52. Поэтому и нельзя сказать: природа Слова пострадала (ведь божество в Нем не страдало); но говорим мы, что во Христе пострадала человеческая природа, не подразумевая, конечно, все человеческие ипостаси; и исповедуем, что Христос пострадал человеческой природой. Так что, говоря о природе Слова, мы обозначаем Само Слово. У Слова же есть и общее сущности, и особенное ипостаси.
ГЛАВА VII (51)
Об одной сложной ипостаси Бога Слова
Итак, мы утверждаем, что божественная ипостась Бога Слова существовала прежде вневременно и вечно, простая и несложная, несотворенная и бестелесная, невидимая, неосязаемая, неописуемая, имеющая все, что имеет Отец, как единосущная с Ним, различающаяся от Отеческой ипостаси образом рождения и отношением, пребывающая совершенной, никогда не удаляющаяся из Отеческой ипостаси; в последок же дней Слово, не выходя из Отчего лона, неописуемо вселилось в утробе Святой Девы, бессеменно и непостижимым образом, как знает Оно Само, и в самой предвечной ипостаси осуществило Себе плоть от Святой Девы.
И даже находясь во чреве святой Богородицы, Он был во всем и превыше всего, но действием воплощения - именно в Ней. Итак, Он воплотился, восприняв Себе от нее начаток нашего смешения, плоть, одушевленную разумной и мыслящей душою, так что ипостась Бога Слова сама стала ипостасью для плоти, и прежде бывшая простою ипостась Слова сделалась сложною53; сложною же - из двух совершенных природ, божества и человечества; и Она несет отличительное и разграничительное свойство божественного сыновства Бога Слова, - свойство, которым Она различается от Отца и Духа; и отличительные и разграничительные свойства плота, которыми Она отличается и от Матери, и от остальных людей; несет же Она и свойства божественной природы, которыми Она соединена с Отцом и Духом, и признаки человеческой природы, которыми Она соединена и с Матерью, и с нами. А сверх того, Она отличается и от Отца, и Духа, и Матери, и от нас тем, что Один и Тот же есть вместе и Бог, и человек. Ибо это мы знаем как наиболее особенное свойство ипостаси Христовой.
Поэтому мы исповедуем, что Он — единый Сын Божий и после вочеловечения и что Он же — Сын человеческий, один Христос, один Господь, единственный единородный Сын и Слово Божие, Иисус, Господь наш; исповедуем, почитая два Его рождения: одно - предвечное от Отца, выше причины, и определения, и времени, и природы, и другое, бывшее в последок дний ради нас, подобно нам и выше нас; ради нас, потому что ради нашего спасения; подобно нам, потому что Он родился человеком от жены и спустя обычное время после зачатия54; выше нас, потому что родился не от семени, но от Святого Духа и святой Девы, выше закона зачатия; проповедуя Его не как Бога только, лишенного нашего человечества, но и не как человека только, лишая Его божества; не как одного и другого, но как Одного и Того же Самого, вместе и Бога, и человека, совершенного Бога и совершенного человека; всецело Бога и всецело человека; Одного и Того же всецело Бога, даже вместе с плотью Его, и всецело человека, даже вместе с пребожественным Его божеством, словами «совершенного Бога и совершенного человека» обозначая полноту и безущербность природ; а словами «всего Бога и всего человека» показывая единичность и неделимость ипостаси.
Исповедуем мы и «одну природу Бога Слова воплощенную», выражением «воплощенную» обозначая сущность плоти, согласно блаженному Кириллу55. И воплотилось, стало быть, Слово, и не вышло за пределы собственной невещественности, и воплотилось всецело, и всецело остается неописуемым. Оно умаляется и сокращается телесностью, а по божеству Оно — неописуемо, так как плоть Его не сопростирается неописуемому Его божеству.
Посему Он весь есть совершенный Бог, но не все — Бог (ведь Он не только Бог, но и человек); и весь — совершенный человек, но не все — человек (ведь Он не только человек, но и Бог). «Все» показывает природу, а «весь» — ипостась, так же как «иное» показывает естество, а «иной» — ипостась.
Следует же знать, что хотя мы говорим, что природы Господа проникают друг в друга, однако мы знаем, что это проникновение произошло от божественной природы. Ведь именно она проходит и проникает через все, как пожелает, а через него — ничто; и это она уделяет плоти свои собственные достоинства, сама оставаясь бесстрастной и непричастной страстям плоти. Ибо если солнце, делая нас причастниками своих воздействий, остается непричастным к нашим, то насколько более - Творец и Господь солнца!
ГЛАВА VIII (52)
К вопрошающим: возводятся ли природы Господа под непрерывное количество или под разделенное?56
Если же кто спрашивает о природах Господа, возводятся ли они под непрерывное количество или под разделенное, то мы скажем, что природы Господа не суть ни одно тело, ни одна поверхность, ни одна линия, ни время, ни место, чтобы их возводить под непрерывное количество - ведь именно эти вещи исчисляются непрерывно.
Следует же знать, что число свойственно тому, что различается [между собою]; и невозможно, чтобы было исчисляемо то, что ни в каком отношении не различается; но поскольку [предметы] различаются, постольку они и исчисляются; как, например, Петр и Павел, поскольку они соединены, не исчисляются. Ибо, объединяемые определением сущности, они не могут называться двумя природами; различаясь же по ипостаси, они называются двумя ипостасями. Так что число свойственно тому, что различается; и каким образом различающееся различается, таким образом оно и исчисляется.
Природы Господа по ипостаси неслитно соединены; но применительно к смыслу и образу различия они нераздельно разделены. И в том отношении, в котором они соединены, они не исчисляются; ибо мы не говорим, что по ипостаси есть две Христовы природы. А в каком отношении они нераздельно разделены, в том и исчисляются; ибо природы Христа по понятию и образу различия. Ибо, будучи соединены по ипостаси и имея взаимопроникновение друг в друга, они соединены неслитно, причем каждая сохраняет свойственное ей природное различие. Поэтому, будучи исчисляемы по образу различия и только, они будут подведены под разделенное количество.
Итак57, один есть Христос, совершенный Бог и совершенный человек, Которому с Отцом и Духом мы поклоняемся единым поклонением, вместе с непорочной Его плотью, не говоря, что плоть Его не заслуживает поклонения (ведь ей поклоняются в единой ипостаси Слова, которая стала для нее ипостасью), не твари служа, ибо мы поклоняемся ей не как простой плоти, но как соединенной с божеством, и так как две природы Бога Слова возводятся к единому Его Лицу и единой ипостаси 58. Я боюсь прикоснуться к углю из-за соединенного с деревом огня. Из-за божества, соединенного с плотью, я поклоняюсь обеим вместе природам Христа. Ибо я не ввожу четвертого Лица в Троицу - да не будет! Но исповедую одно Лицо Бога Слова и плоти Его. Ибо Троица осталась Троицею и после воплощения Слова.
ГЛАВА IX (53)
Ответ на вопрос: нет ли природы, лишенной ипостаси?59
Ибо, хотя нет природы, лишенной ипостаси, или сущности, не имеющей лица (ведь и сущность, и природа усматриваются в ипостасях и лицах), однако нет необходимости, чтобы природы, ипостасно соединенные друг с другом, имели каждая свою ипостась. Ибо, соединившись в одну ипостась, они не могут ни быть безипостасными, ни иметь для каждой особенную ипостась, но обе — одну и ту же60. Ибо одна и та же ипостась Слова, сделавшись ипостасью обеих природ, и не допускает того, чтоб одна из них была лишена ипостаси, и не позволяет, конечно, и того, чтоб они были разноипостасны по отношению друг к другу, ни того, чтобы ипостась принадлежала иногда этой природе, а иногда той, но она всегда нераздельно и неразлучно есть ипостась обеих, не распадаясь и разделяясь на части и не распределяя одной части Себя этой природе, а другой части — той, но будучи бесчастно и целокупно ипостасью и той и этой. Ибо плоть Бога Слова не произошла со своею собственной ипостасью и не стала другой ипостасью помимо ипостаси Бога Слова, но, получив существование в Ней, она скорее стала воипостасною, нежели самостоятельной ипостасью сама по себе. Поэтому она и не лишена ипостаси, и не привносит в Троицу другой ипостаси.
ГЛАВА X (54)
О Трисвятой песни
Вследствие этого61 и прибавление к Трисвятой песни, сделанное суемудрым. Петром Валяльщиком63, мы считаем за богохульное, как вводящее четвертое лицо и как помещающее порознь Сына Божия, ипостасную Силу Отца, и порознь - Распятого, как если бы Он был иной по сравнению с Крепким, — или как мнящее Святую Троицу страстной и как сораспинающее Сыну Отца и Святого Духа. Прочь от этого богохульного и обманом вкравшегося пустословия! Ибо слова Святый Боже мы понимаем об Отце, не Ему одному только отделяя имя Божества, но зная как Бога и Сына, и Духа Святого. И слова Святый крепкий понимаем о Сыне, не лишая крепоста Отца и Духа Святого. И слова Святый бессмертный относим к Духу Святому, не помещая Отца и Сына вне бессмертия, но применительно к каждой из ипостасей понимая все божеские имена просто и отвлеченно, верно подражая божественному апостолу, говорящему: но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им (1 Кор. 8:6); а также и Григорию Богослову63, который сказал примерно так: у нас же — один Бог Отец, из Которого все, и один Господь Иисус Христос, чрез Которого все, и один Дух Святой, в Котором все, потому что слова из Которого и чрез Которого, и в Котором не разделяют природ (ведь иначе и предлоги, и порядок имен не переходили бы), но отображают особенности единой и неслитной природы. И это ясно из того, что они опять воедино соединяются, если без нерадения вчитаться в слова апостола: из того, и тем и в нем всяческая: тому слава во веки веков, аминь.
Ибо что не в отношении к Сыну только64 сказано Трисвятое, но в отношении к Святой Троице, свидетельствуют божественный святитель Афанасий, и Василий, и Григорий, и весь сонм богоносных Отцов, а именно, что святые серафимы через тройное Свят являют нам три ипостаси пресущественного Божества. А через одно господство они возвещают о единой сущности и царстве богоначальной Троицы. Вот и Григорий Богослов говорит65: Вот таково Святая Святых, которое и прикрывается серафимами, и прославляется тремя освящениями, сходящимися в одно господство и божество...; что и прежде нас было исследовано неким другим мужем прекраснейшим и возвышеннейшим образом.
Составители церковной истории говорят66, что в то время, когда константинопольский народ воссылал моления из-за какой-то посланной Богом угрозы, случившейся при архиепископе Прокле67, было восхищено дитя из народа и таким образом ангельским наставлением научено Трисвятой песни: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас. И когда это дитя возвратилось обратно и рассказало о том, чему было научено, то все множество воспело эту песнь, и тогда прекратилось угрожавшее несчастье. Есть также предание, что и на святом и великом вселенском четвертом Соборе, я имею в виду Халкидонский, эта Трисвятая песнь была воспета таким образом; ибо так указано в деяниях того же самого святого Собора68. Поэтому поистине смешно и забавно, чтобы Трисвятая песнь, преподанная через ангелов69 и удостоверенная прекращением напасти, и подкрепленная и утвержденная Собором столь многочисленных святых Отцов, и прежде воспетая серафимами, как выражающая Триипостасное Божество, была как бы попрана и якобы исправлена безрассудным мнением Кнафея, как если бы он превосходил серафимов. Но что за самонадеянность, чтобы не сказать безумие! Мы же — пусть бесы хоть разорвутся — говорим так: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас.
ГЛАВА XI (55)
О природе, которая усматривается в роде и в неделимом существе, и о различии соединения и воплощения; и о том, как нужно понимать [выражение]: «Одна природа Бога Слова воплощенная»70
Природа усматривается или одним только умозрением (ибо сама по себе она не существует), или вместе во всех однородных ипостасях, связуя их, и [тогда] называется природой, усматриваемой в роде; или она же целокупно с присоединением привходящих признаков в одной ипостаси и называется природой, усматриваемой в неделимом существе. Итак, Бог Слово, воплотившись, не воспринял природы, ни усматриваемой одним только умозрением (ведь это было бы не воплощением, но обманом и личиною воплощения), ни усматриваемой в роде (ибо Он не воспринял всех ипостасей), но ту, которая есть в неделимом существе, тождественную роду (ведь Он воспринял начаток нашего смешения), не такую, которая существовала сама по себе и вначале стала неделимым существом и тогда уже была Им воспринята, — но осуществившуюся в Его ипостаси. Ибо сама ипостась Бога Слова стала ипостасью для плоти, и поэтому Слово стало плотит (Ин. 1:14), - разумеется, без превращения; и плоть стала Словом без изменения; и Бог — человеком. Ибо Слово есть Бог, и человек — Бог из-за ипостасного соединения. Посему одно и то же - сказать: «природа Слова» и «природа, которая в неделимом существе». Ибо это в собственном и единственном смысле не обозначает ни неделимого существа, то есть ипостаси, ни общности ипостасей, но общую природу, усматриваемую и исследуемую в одной из своих ипостасей.
Посему соединение - это одно, а другое - воплощение. Ведь соединение обозначает одну только связь, а с чем произошла эта связь, оно еще не показывает. Воплощение же, или, что то же самое, вочеловечение, обозначает связь с плотью, то есть человеком; так же как и накаливание железа обозначает соединение его с огнем. Вот и сам блаженный Кирилл, во втором послании к Сукенсу71 истолковывая слова: одна природа Бога Слова воплощенная, говорит таким образом: «Ибо, если бы, сказав об одной природе Слова, мы умолкли, не прибавив слова: воплощенная, но как бы исключив воплощение, то, может быть, и не были бы неправдоподобны слова притворно вопрошающих: если все - одна природа, то где совершенство в человечестве? Или каким образом существует подобная нам сущность? А поскольку выражением «воплощенная» введено и совершенство в человечестве, и указание на подобную нашей сущность, пусть они перестанут опираться на тростниковый посох». Посему здесь он употребил выражение «природа Слова» в смысле природы. Ибо если бы он поставил слово «природа» вместо ипостаси, то не было бы нелепо сказать это и без воплощенная. Ведь мы не совершаем ошибки, говоря об одной ипостаси72 Бога Слова независимо. Подобным же образом и Леонтий Византийский73 понял это речение как относящееся к природе, а не к ипостаси. А блаженный Кирилл в сочинении против упреков Феодорита за второе его анафематствование говорит так: «Природа Слова, то есть ипостась, что есть Само Слово»74. Поэтому выражение «природа Слова» не обозначает ни одной только ипостаси, ни общности ипостасей, но общую природу, целокупно усматриваемую в ипостаси Слова.
Итак, что природа Слова воплотилась, то есть соединилась с плотью, сказано; а о том, что природа Слова пострадала вместе с плотью, мы даже доныне еще не слышали, но что Христос пострадал плотью, мы научены; так что выражение «природа Слова» не обозначает ипостаси. Поэтому остается сказать, что воплощение есть соединение с плотью, а то, что Слово стало плотью, означает, что сама ипостась Слова без превращения стала ипостасью плоти. И что Бог стал человеком, и человек Богом, сказано. Ибо Слово есть Бог, а стало без изменения человеком. А что божество сделалось человеком, или воплотилось, или вочеловечилось, мы никогда не слышали. Но что Божество соединилось с человечеством в одной из Своих ипостасей, мы узнали; и что Бог принимает образ, то есть чужую сущность, а именно одинаковую с нашей, сказано. Ибо имя Бог ставится применительно к каждой из ипостасей, а слова Божество мы не можем сказать об ипостаси. Ибо мы не слышали, чтобы Божеством был один только Отец, или один только Сын, или один только Дух Святой; ведь слово Божество обозначает природу; а слово Отец — ипостась, так же как и человечество — природа, а Петр — ипостась. Слово же Бог и обозначает общность природы, и равно применяется к каждой ипостаси, как и слово человек. Ибо Бог - это Тот, Кто имеет божественную природу, а человек -тот, кто имеет человеческую.
Помимо всего этого, нужно знать75, что Отец и Дух Святой ни в каком смысле не участвовали в воплощении Слова, кроме как божественными знамениями и благоволением и желанием.
ГЛАВА XII (56)
О том, что Святая Дева есть Богородица
Богородицею же Святую Деву мы провозглашаем в собственном смысле и воистину76. Ибо как Родившийся от нее есть истинный Бог, так и Родившая воплотившегося от Нее истинного Бога — истинная Богородица. Ведь мы утверждаем, что от Нее родился Бог не так, что божество Слова от Нее получило начало бытия, но что Само Слово Божие, Которое прежде веков вневременно родилось от Отца и безначально и вечно находилось вместе с Отцом и Духом, в последок дней ради нашего спасения вселилось в Ее чреве и без изменения от Нее воплотилось и родилось. Ибо Святая Дева родила не простого человека, а истинного Бога; не обнаженного, а одетого плотью; не принесшего тело с неба или прошедшего через Нее, словно через трубу77, но воспринявшего от Нее единосущную с нами плоть и давшего той в Себе Самом ипостасное бытие78. Ведь если бы тело было принесено с неба, а не взято от подобной нам природы, то какая надобность была бы в вочеловечении? Ибо вочеловечение Бога Слова произошло затем, чтобы сама согрешившая, и павшая, и растлившаяся природа победила обольстившего ее тирана и таким образом освободилась от тления, как говорит божественный апостол: Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых (1 Кор. 15:21). Если первое истинно, то и второе тоже.
Если же и сказано: Первый человек — из земли, перстный; второй человек - Адам, Господь с неба (1 Кор. 15:47) 79, то он не говорит, что тело — с неба, но показывает, что Он не есть просто человек80. Ибо вот, он назвал Его и Адамом, и Господом, указывая на то и другое вместе. Ведь слово Адам переводится как «земнородный»; а ясно, что земнородна природа человека, образованная из праха. А слово Господь показывает божественную сущность.
Апостол же опять-таки говорит: Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены (Гал. 4:4). Не сказал чрез жену, но от жены. Итак, божественный апостол показал, что Человек, родившийся от Девы, есть Сам единородный Сын Божий и Бог и что Сын Божий и Бог есть Сам Рожденный от Девы — родившийся же телесным образом, поскольку Он стал человеком, не вселившись в прежде созданного человека, как в пророка, но Сам сущностно и воистину сделавшись человеком, то есть в Своей ипостаси осуществив плоть, одушевленную разумной и мыслящей душою, и Сам сделавшись для нее ипостасью. Ибо именно это означает изречение рождаемого от жены, потому что каким образом Само Слово Божие очутилось бы под законом, если бы Оно не стало единосущным с нами человеком?
Посему справедливо и истинно мы называем святую Марию Богородицею; ибо это имя составляет все таинство Домостроительства. Ведь если родившая Богородица, то Родившийся от Нее -непременно Бог, но непременно и человек. Ибо каким образом мог бы родиться от жены Бог, имеющий существование прежде веков, если бы Он не стал человеком? Ибо Сын человеческий, без сомнения, есть человек. Если же Сам Родившийся от жены есть Бог, то, без сомнения, Один и Тот же есть и Родившийся от Отца по Своей божественной и безначальной сущности, и Рожденный в последние времена от Девы по получившей начало и подчиненной времени сущности, то есть человеческой. Это же обозначает единую ипостась, и две природы, и два рождения Господа нашего Иисуса Христа.
Христородицей81 же мы не называем святой Девы, потому что это наименование, как оскорбляющее, выдумал мерзкий, гнусный и иудействующий Несторий82, сосуд бесчестия, для уничтожения слова Богородица и для лишения чести Богород