Старец Иосиф Ватопедский

Слова утешения

Беседы о духовной жизни и о монашестве


Печатается с разрешения Святой Обители Ватопед

Λόγοι Παρακλήσεως. Ί. Μ. Βατοπαιδίου,1998

Старец Иосиф Ватопедский. Слова утешения. Беседы о духовной жизни и о монашестве.

Богородице-Сергиева Пустынь перевод с греческого, 2005

Ред. Golden-Ship.ru 2012

Аннотация

Настоящая книга — собрание бесед старца Иосифа Ватопедского, ученика великого подвижни­ка нашего времени старца Иосифа Исихаста, с братией и паломниками Ватопедской Обители. «Сло­ва Утешения» посвящены рассмотрению основных вопросов духовной жизни с их практической сто­роны и представляют собой плод личного духовного опыта Старца.

Издание на русском языке осуществляется впервые.



Παρακαλώ δέ υμάς, αδελφοί, άνέχεσθε τον λόγου της παρακλήσεως, και γαρ δια βραχέων έπέστειλα νμϊν (Εβρ. 13, 22)

Молю же вы, братие, приимите слово утешения: ибо вмале написав, послах вам (Евр. 13, 22).

 


СТАРЕЦ ИОСИФ ВАТОПЕДСКИЙ И ЕГО «СЛОВА УТЕШЕНИЯ»

(предисловие к русскому изданию)

Святитель Василий Великий сравнивает человеческое слово с кораблем, на котором переправляется мысль, следующая от одного человека к другому. Если б мы были бесплот­ными, нам не нужны были бы слова, мы понимали бы друг друга не произнося ни единого звука, как это делают бестелесные ангелы; но коль скоро мы облечены в плоть, душа наша, чтобы встретиться с душой ближнего, нуждается в посреднике, которым является знак, вы­раженный либо звуком, либо письмом1. Слово соотносится с мыслью, как тело с душой: поч­ти все, что мы имеем внутри души, мы способны выразить посредством тела, то есть в слове, которое, будучи воспринято другим человеком, вновь преобразуется из вещества в мысль и, как в гавани, укрывается в глубине его души. Преобразование, о котором здесь идет речь, есть одно из удивительных свойств слова. С чем связано наличие в слове этого свойства и каково его значение для духовной жизни человека? Некоторое уяснение этого вопроса, воз­можно, поможет нам увидеть, в каком смысле и при каких условиях слово может послужить утешением.

Нам нередко приходится замечать, что обращенное к нам слово все время каким-то об­разом затрагивает нас, что оно не исчерпывается просто указанием, или, иначе говоря, со­общением информации, — во всяком случае, мы знаем, что это вторичное его свойство. В более существенном плане слово ставит нас в положение, при котором мы бываем задей­ствованы сказанным: воспринятое нашими органами чувств слово производит в нас некое ответное движение, в зависимости от того, какого свойства было сказанное. Поэтому слово как ничто другое способно повлиять на наш внутренний мир и либо внести в него смятение, либо овеять светом и тишиной, посеять смерть, либо произвести жизнь. Таким образом, сло­во имеет двоякую природу: оно есть результат действия, т. е. в нем воплощается некая энер­гия, — и оно само производит действие (энергию).

Когда мы говорим об энергии слова, мы предполагаем источник, давший эту энергию и тем самым сделавший слово ее носителем; источник этот издревле именовался душой. Еще древние греки — а за ними и Святые Отцы — называли человеческую душу самодвижущей­ся (αυτοκίνητος)2, то есть имеющей источник движения в самой себе. Энергия слова, буду­чи в обобщающем значении также движением, является произведением человеческого духа, который «есть сущностное начало души, предшествующее всякому движению»3. Оставаясь произведенными, то есть сотворенными духом, слова сами производят некое воздействие на человеческий дух, становясь для него «духом» — по причастности к породившему их ду­ху. О таковых словах говорит Спаситель: Глаголы, яже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть (Ин. 6, 63). Они дух, потому что причастны Духу и производят в слушающих движение, и они жизнь, потому что это движение есть пробуждение подлинной жизни.

«Глаголы жизни» — это слово Божие, направленное к человеку. Очевидно, что такое слово не может быть просто flatus vocis — пустым колебанием воздуха. Оно переносит нечто неизмеримо более драгоценное, чем энергия человеческого духа — в слове Бога воплощает­ся Его нетварная божественная энергия, Его Благодать, которая, достигая человеческого слу­

--

1 См. об этом: св. Василий Великий, Беседа 3, На слова: «Внемли себе», 1 PG 31, 197-200.

2 Уже для Платона понятие самодвижения было главным признаком, отличающим все живое от неживо­го, которое движимо посторонним воздействием (см. напр., Федр, 245 с-е). Оживляющее, или самодвижущееся, начало и было названо душой. См. рассуждение о душе как о самодвижущейся сущности в трактате, приписы­ваемом прп. Максиму Исповеднику: О душе, 6. PG 91, 356-358.

3 Там же, PG 91, 361. Согласное с этим рассуждение о человеческом духе и его свойствах излагает и ста­рец Иосиф в своем слове: «Христианство и гуманизм». См. настоящее издание, с. 372-377.

 


ха, проникает в самую глубину его существа, проходя до разделения души же и духа, членов же и мозгов, которая судит помышлением и мыслем сердечным (Евр. 4, 12).

Не только слово Божие, но, как мы сказали, любое слово движется духом, то есть несет в себе определенную энергию, — а значит и требует отклика. В чем состоит этот отклик и каков его смысл? Мы знаем, что простое человеческое слово через общение с ближним способно подарить нам опыт подлинной и осмысленной жизни. О каком опыте идет речь? Мы считаем наше общение осмысленным, если в нем присутствует открытость, которая при­общает нас к жизни другого. Человек ищет радости в общении, потому что так устроена его природа: τό κοινωνικόν της φύσεως — общение как свойство природы, согласно св. Васи­лию Великому1. И в каком бы виде ни было высказано слово, важным и решающим остается не само по себе сказанное, а событие, произошедшее при высказывании, событие, рождаю­щее опыт соучастия.

Так же дело обстоит и со словом, действующим в сфере наших отношений с Богом. Призванный к соучастию, человек не может удовлетвориться конечными пределами сущест­вования, в которые он поставлен. В его душе присутствует неутолимая жажда абсолютного, бесконечного, безграничного бытия, к которому он жаждет приобщиться. Таковым бытием может быть только Бог, а общение с Ним через Его боготворящую Благодать и соучастие в Его жизни есть наша главная цель, в этом соучастии и состоит весь смысл нашего сущест­вования. Но будучи ограниченными и телесными, мы, покуда живем здесь на земле, приоб­щаемся к Нему посредством вещества — через святые таинства — и обращаемся к Нему по­средством слова.

Таким образом, когда Бог через слово проникает в наше сердце и Его Благодать произ­водит там движение, тогда все наше существо обращается к Источнику нашей жизни, чтобы обрести жизнь. И если человеческое слово, когда в него облечено доброе намерение, делает нашу жизнь осмысленной и радостной, то что сказать о слове, в котором скрывается и дейст­вует Благодать Божия? Такое слово дарит нам радость и утешение, которые несравнимы ни с какими иными утешениями, потому что оно приобщает нас к истинной и подлинной жизни, ради которой мы созданы.

Слово Божие, воспринятое внешним чувством и коснувшееся нашего существа, рожда­ет и увеличивает веру, которая становится нашим личным духовным опытом. Ведь именно в вере заключается наш отклик на обращенный к нам божественный призыв. И не случайно апостол Павел говорит: Вера от слуха, слух же глаголом Божиим (Рим. 10, 17). Прозвучав для нас, слово уступает место вере, которая содержит в себе пережитое нами опытное зна­ние, почерпнутое в «глаголах Божиих». По этой причине Апостол определяет веру как суще­ство (ύπόστασις) нашего упования, как обличение вещей невидимых (Евр. 11, 1). Вера дает нам возможность видеть невидимое и руководит нами на пути богопознания. Вот как об этом говорит прп. Максим Исповедник: «Вера есть сверхприродное отношение (σχέσις), посред­ством которого мы, непознаваемым образом, невидимо соединяемся с Богом соединением, превышающим всякое постижение»2.

Будучи ответом на божественный призыв, вера, таким образом, возводит человека к сверхприродному состоянию обожения, в котором личный опыт соучастия в жизни Бога заменяет необходимость словесного общения. Здесь уже сам подвижник, достигший про­свещения и исполненный Благодати, по любви к своим братьям снисходит к человеческой немощи и, если есть необходимость, отчасти приоткрывает им завесу своего духовного опы­та и познания. В этом и состоит сущность христианского богословия. Стремление поддер­жать христиан в их духовной борьбе, вызванное состраданием и божественной любовью,

--

1 Беседа 3, На слова: «Внемли себе», 1. PG 31, 197. Общение как онтологическая категория, определяю­щая способ бытия личности, — главная тема богословского синтеза митр. Иоанна (Зизиуласа). См. его книгу: John D. Ziziloulas, Being as Communion, SVS Press, New York, 1985, где дается глубокий богословский анализ этого вопроса.

2 Прп. Максим Исповедник, Различные богословские и домострой тельные главы, 2, 12. PG 90, 1225.

 


острое переживание за вечную участь своих ближних, желание помочь им наследовать во всей полноте обетования Божии и обрести животворящую Благодать, которая составляет истинный залог спасения и дает уже здесь ощутить будущее блаженство праведных, вот главный мотив святоотеческого богословия. «Если ты, говорит прп. Симеон Новый Бого­слов, почтишь [Господа], примешь Его и дашь Ему в себе место и предоставишь покой, будь уверен, что услышишь нечто неизреченное, исходящее из сокровищниц Духа при этом ты не будешь припадать к груди Владыки, как некогда то делал возлюбленный Христов ученик Иоанн, но будешь носить в самой груди своей всего Бога Слова; ты будешь богословствовать богословием как новым, так и старым, и прекрасно будешь понимать то богословие, которое уже до тебя было запечатлено в слове и на бумаге; ты станешь благозвучным инст­рументом, звучащим и услаждающим слух лучше любой музыки»1. Слово человека, богословствующего из своего личного опыта жизни во Христе, и есть, таким образом, истинное слово утешения, о котором апостол Павел говорит; Приимите слово утешения: ибо вмале написав, послах вам (Евр. 13, 22).

* * *

Читатель держит в руках книгу слов и бесед старца Иосифа Ватопедского, объединен­ных характерным названием — «Слова Утешения». Сказанное нами выше в полной мере приложимо к данной книге. «Слова» старца Иосифа несут в себе духовную силу человека, который не просто рассуждает о высоких предметах, но пережил все, о чем он пишет, на собственном опыте. Пройдя путь духовного подвига и борьбы с «ветхим человеком», Старец сподобился просвещения животворящей Благодати Божией, которая очистила его сердце и озарила ум божественным светом богопознания.

Старец Иосиф уже много лет является духовным наставником братии Ватопедского монастыря. Его монашеский путь начался на о. Кипр, где Старец родился и где, в монастыре Ставровуни, принял монашеский постриг. Пробыв в этом монастыре несколько лет, о. Иосиф, по благословению старцев Обители, отправился на Святую Гору. Там он встретил­ся с великим подвижником нашего времени старцем Иосифом Исихастом (1898-1959), зна­комство с которым превратилось в многолетнее ученичество и принесло обильный духовный плод. Старец Иосиф Исихаст, будучи человеком высокой духовной жизни, вкусившим еще здесь на земле блаженство вечности, имел, кроме всего прочего, и дар учительства: без пре­увеличения можно сказать, что несколько монахов, его учеников, стали у истоков духовного возрождения всего святогорского монашества. Старец Иосиф Ватопедский, автор настоящих «Слов Утешения», — это один из немногих духовных наставников, кто цепью преемствен­ной связи соединяет поколение нынешнего монашества с уже отшедшими великими под­вижниками, достигшими высот святости.

Всякое духовное слово, как мы пытались показать, является словом утешения. Особую остроту и силу слово приобретает в учении духовного отца и наставника, когда он обращает­ся к своим младшим братьям и ученикам. Преимущество такого общения заключается в том, что слушающий имеет возможность не только воспринимать теорию христианского делания, но, взирая на образ своего отца, практически участвовать в его духовном восхождении. Это достигается с одной стороны через подражание учителю, когда его личная святость как бы влечет ученика, и, с другой стороны, в абсолютном «слепом» послушании ему, которое мало помалу очищает сердце послушника и делает его способным к восприятию божественного просвещения. Таким путем шли и сами наставники. Поэтому их свидетельство особо дорого нынешнему поколению монахов и мирян, начинающих свой личный путь к Богу. Редкие старцы имели возможность получить, так сказать, «духовное образование» у ног великих от­цов, которые уже при жизни сподобились в полноте стяжать Благодать Святого Духа. О мно­гих из них старец Иосиф написал воспоминания, а также подробно изложил их духовное

---

1 Прп. Симеон Новый Богослов, Слова Нравственные, 11. Sources Chretiennes 129, p. 348.

 


учение и описал опыт их подвижнической жизни. Теперь, когда многие из прежних подвиж­ников уже отошли в вечность, а нынешние состарились, их беседы и благодатный облик ос­таются с нами. Так же дело обстоит и с наследием самого старца Иосифа, беседы и поучения которого были подготовлены и изданы его учениками братией Ватопедского монастыря.

* * *

Вот уже в течение многих лет Ватопедский монастырь издает духовные книги в общей серии: Ψυχωφελή Βατοπαιδινά — «Ватопедская душеполезная библиотека». Эта библио­тека (в ней издано уже 17 книг, старец Иосиф является автором 15-ти из них) представляет собой изложение святогорского духовного опыта, который освящен многими поколениями монашествующих, подвизавшихся в Ватопедской Обители. Достаточно упомянуть, что в подготавливаемый монастырем «Ватопедский Лимонарь» войдут жизнеописания 43-х пре­подобных отцов, живших в Ватопеде. Начало этой серии было положено старцем Иосифом, книги которого вдохновлены самой атмосферой святогорского монашеского государства с его многовековой традицией смиренного жития в послушании и ученичестве у богоносных наставников, которыми никогда не оскудевал Афон.

Книги старца Иосифа условно можно разделить на четыре категории. В первую входят книги о его духовном отце, старце Иосифе Исихасте. Затем идут жизнеописания некоторых преподобных и воспоминания о подвижниках, с которыми старцу довелось встречаться и со­вместно подвизаться. В третью категорию входят несколько аскетических и богословских сочинений старца Иосифа. И последнюю категорию книг составляют записи бесед Старца, которые он в течение многих лет проводил со своей братией и с паломниками Святой Горы. Остановимся на них немного подробнее.

В 1982 году старец Иосиф, склонившись на неустанные просьбы братии, опубликовал свой главный труд: «Старец Иосиф Исихаст. Жизнь и Учение». В 1992 году к книге было до­бавлено сочинение старца Иосифа Исихаста «Десятигласная духодвижная труба» , в которой излагалось учение о практике безмолвной жизни, или, иначе говоря, «исихии». Поскольку это сочинение касалось высоких вопросов духовного делания, старец Иосиф Ватопедский написал к ней подробное толкование, которое и само можно назвать отдельным сочинением. Так свой современный вид приобрел труд, ставший, можно сказать, классическим произве­дением монашеской литературы XX века1. В дополнение к этому труду старцем Иосифом была издана также книга под названием «Старец Иосиф Исихаст и Отеческое Предание»2, в которой он опубликовал некоторые письма Старца, расположив параллельно с ними места из святоотеческих творений, соответствующих темам, затрагиваемым письмами. Целью это­го издания было показать преемственную связь монашеского духовного опыта, идущего от Отцов Египетской Пустыни через Византию к современным Старцам, сохранившим чис­тоту аскетического Предания и внутреннего делания.

Старцу Иосифу принадлежат также два жизнеописания: преподобного Неофита За­творника, в обретении честных мощей которого он принимал участие, и преподобного Иоакима Ватопедского, по прозвищу Папулакис, житие которого, найденное в богатой Ватопедской библиотеке, послужило основой для составленной им биографии святого3. Следует от­метить, что обе биографии, кроме сведений о жизни святых, имеют многочисленные отступления, в которых излагаются размышления Старца о святости, духовной жизни и цели монашеского делания.

---

1Ό Γέροντας Ιωσήφ ό Ήσυχαστής. Βίος. Διδασκαλία. "Ή Δεκάφωνος Σάλπιγξ". Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19831; 20046. Рус. пер.: Старец Иосиф Исихаст. Житие. Учение. Десятигласная духодвижная труба и толко­вание на нее. Пер. А. Крюкова. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 20002.

2 Γέρων Ιωσήφ ό Ησυχαστής και ή Πατερική Παράδοσις. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19971; 20042.

3 Άγιος Νεόφυτος ό "Εγκλειστος ούρανόδρομη πορε/α του). Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19983. Παπουλόκης. Άγιος Ιωακείμ όΒατοπαιδινός. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19921; 19982.

 


Еще две книги написаны Старцем по его личным воспоминаниям. В книге «Воспоми­нания о святых подвижниках» повествуется о великих монахах-подвижниках, с которыми автору довелось встретиться на Святой Горе и в монастыре Ставровуни на о. Кипре1. Другая книга, «Блаженный Послушник», посвящена его духовному брату и сподвижнику, старцу Ефрему Катунакскому, который в течение многих лет был учеником старца Иосифа Исихаста2.

Старец Иосиф является автором нескольких богословских и аскетических сочинений. Первое из них, написанное в 1970 году, а затем много раз переиздававшееся Ватопедским монастырем, называется «О кончине мира и об Антихристе»3. В этом сочинении Старец по­следовательно излагает учение Церкви на эту тему, начиная с анализа текстов Евангелия и апостольских писаний; затем он переходит к рассмотрению учения о конце мира некото­рых Святых Отцов, после чего останавливается на истолковании ряда самых известных про­рочеств, где, среди прочего, приводит и разъясняет некоторые пророчества преподобного Косьмы Этолийского. В заключение автор говорит о том, каково должно быть отношение нынешних христиан к эсхатологической тематике, и об опасностях, могущих возникнуть в связи с этой темой в духовной жизни верующих.

В 1993-1994 годах Ватопедский монастырь выпустил еще две книги старца Иосифа: «Афонское Свидетельство» и «От смерти — к Жизни»4. Первая из них имеет аскетическую направленность и содержит учение об аскетическом делании, которое Старец вынес из опыта многолетнего ученичества у старца Иосифа Исихаста. Книга делится на главы, в которых го­ворится страхе Божием, покаянии, скорби, искушениях; рассматриваются такие темы, как «законный подвиг», прелесть, образы действия Благодати Божией; и в завершение речь идет о любви и совершенстве. Другая книга является плодом размышлений Старца над книгой преподобного Иустина Поповича «Человек и Богочеловек». Книга «От смерти — к Жизни», хотя и вдохновлена произведениями этого сербского святого, представляет собой самостоя­тельный труд. Главная ее тематика — это «богочеловечество» и обожение во Христе в про­тивопоставлении гуманизму современной европейской культуры.

И, наконец, в 1998 году, вышла еще одна из написанных старцем Иосифом богослов­ских книг, которую можно считать кратким введением в аскетическое монашеское делание: «Аскетический подвиг — мать освящения»5. Ее особенность в том, что она является после­довательным систематическим изложением видов практического подвига: книга начинается с рассмотрения причин, делающих необходимым подвижничество, затем переходит к рас­смотрению как телесных, так и душевных форм аскезы, описывает дела «нового» и дела «ветхого» человека, и заканчивает переходом к теме созерцания, знаменующего конец прак­тического делания. Все учение старца Иосифа, излагаемое в этой книге есть не что иное, как изложение святоотеческого опыта духовной жизни и личного опыта Старца.

После блаженной кончины великого старца Иосифа Исихаста его братия недолгое вре­мя жила под руководством его духовного сподвижника, старца Арсения Пещерника (|1983). Со временем, однако, ученики старца Иосифа Исихаста стали жить порознь, собрав очень

---

1 Όσίων Μορφών Αναμνήσεις. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 20032 (сюда включена и книга о старцах монастыря Ставровуни: Πατερικες Μορφες της Ί. Μ. Σταυροβουνίου Κύπρου, вышедшая в Салониках в 1979 году).

2 Ό Χαρισματονχος Υποτακτικός. Γέροντας Έφραίμ ό Κατουνακιώτης (1912-1998). Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 20011. Рус. пер.: Блаженный Послушник. Жизнеописание старца Ефрема Катунакского. Изда­тельство Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Москва, 20041.

3 Περί Συντελείας και Άντιχρίστου. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19984. Рус. пер.: О кончине века и антихристе. Издательство Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Москва, 20071.

4 Αθωνική Μαρτυρία. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19931; Έκ τον Θανάτου εις τήν Ζωήν. Ί. Μ. Βατοπαιδίου,

19941.

5 Άσκηση. Ή Μητέρα τον Άγιασμον. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19981; 20022.

 


скоро каждый свою собственную братию1. Старец Иосиф Ватопедский первое время жил в Новом Скиту, затем он переселился в монастырь Кутлумуш, а с 1989 года, по просьбе Свя­щенного Кинота Святой Горы, со всей братией переселился в Ватопедскую Обитель. Все эти годы старец Иосиф проводил, согласно установленной им традиции, устные беседы с брати­ей и паломниками на темы о духовной жизни, спасении, покаянии, монашестве и христиан­ской жизни в миру, в которых он часто обращался и к описанию с духовной точки зрения со­временной культуры, оценивая ее с позиций, как он говорит, «богочеловеческой культуры». Братия Ватопедского монастыря на протяжении многих лет записывали на магнитофон бесе­ды Старца. К настоящему времени монастырем было подготовлено и выпущено 5 книг с бе­седами, которые издатели старались представить в тематическом порядке. Первой в этом ря­ду стоит книга «Слова Утешения» , перевод которой наш монастырь ныне предлагает чита­телю. Далее следуют «Поучения с Афона» и «Афонские Призывы»3, представляющие беседы Старца на праздники и на дни памяти святых. Отдельно следует назвать книгу «Ватопедские Оглашения»4, перевод которой на русский язык издан нашим монастыре» Это со­брание бесед составлено по образцу «оглашений» прп. Феодора Студита и содержит беседы Старца с братией Ватопеда о монашеской жизни в условиях общежития. И, наконец, послед­ней книгой, завершающей опубликованные сочинения и записи бесед Старца, является соб­рание его бесед с мирянами: «Афонские Беседы»5.

Цель, которую преследовал Старец, проводя все эти беседы на протяжении многих лет, — научить братию Ватопедского монастыря, а также и паломников Обители, верности практическому пути покаяния и спасения, ведущему к просвещению, исцелению человече­ской природы и обожению во Христе. Останавливаясь на подробностях духовного делания, Старец часто переходит к описанию высоких духовных состояний, считая полезным дать по­нять братии и мирянам, присутствовавшим на беседах, истину слов Спасителя о том, что Иисус Христос вчера и днесь Той же, и во веки (Евр. 13, 8). В его беседах, несмотря на то, что чаще всего они говорились «по случаю», открывается подлинное богословие, исходящее из опыта личного ведения и просвещения. Поэтому беседы старца Иосифа — значительный вклад не только в монашескую письменность Святой Горы, но и в современное богословие, потому что все написанное лично пережито автором и изложено им на понятном современ­ному читателю языке.

В настоящем предисловии мы коротко остановимся на некоторых богословско-аскетических темах, затрагиваемых старцем Иосифом на страницах этой книги. Если духов­ное наследие старца Иосифа Исихаста постепенно начинает изучаться6 и, так сказать, вхо­дить в жизнь и мысль современного монашества, то наследие его ученика, старца Иосифа Ватопедского, еще совсем не изучено, а русскому читателю и вовсе малоизвестно. По этой причине мы ограничимся лишь некоторыми общими характеристиками, никак не претендуя на полноценный законченный обзор его богословия. Мы сознаем, что совокупность затраги­ваемых Старцем тем настолько многообразна, что требует отдельного исследования.

---

1 Кроме старца Иосифа Ватопедского, речь здесь идет о старцах Харалампии Дионисиатском (2001־־), Ефреме Катунакском (1998־) и Ефреме, бывшем игумене Филофейского монастыря (ныне игумен монастыря св. Антония и основатель 18 монастырей в США).

2 Λόγοι Παρακλήσεως. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19841; 19983.

3 Διδαχές από τον Άθωνα. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19891; 19993. Αθωνικά Μηνύματα. Ί. Μ. Βατοπαιδίου,

19993.

4 Βατοπαιδινές Κατηχήσεις. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 19991. Рус. пер.: Ватопедские Оглашения. Беседы о монашеской жизни. Богородице-Сергиева Пустынь, 20041.

5 Συζητήσεις στον Άθωνα. Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 20031. Рус. пер.: Афонские Беседы. Пер. М. А. Малюши-на. Санкт-Петербург, 20041.

6 Здесь первую очередь следует упомянуть книгу игумена Ватопедского монастыря архимандрита Ефре­ма, которая состоит из статей и докладов, посвященных богословскому наследию старца Иосифа Исихаста: Άρχιμανδρίτου Έφραίμ. Αϊσθησις Ζωής Αθανάτου. Όμιλίες γιά τόν Γέροντα Ιωσήφ τόν Ήσυχαστή (Ψυχωφελή Βατοπαιδινά 17). Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 20051.

 


Опытное богословие старца Иосифа

Несмотря на общий для всех христиан источник просвещения — Благодать Святого Духа, — пути каждого человека, идущего к Богу, носят личный и уникальный характер. «Че­ловек, идущий к Богу посредством покорности и послушания Ему, соединенных с правой верой, достигает встречи с Ним и постоянного пребывания в Нем. Вот что является и зовется богословием»1, — так учил старец Иосиф Исихаст, и в этом звучало его жизненное завеща­ние своим чадам. Бог, будучи необозримой глубиной премудрости и истины, соединяется со своим творением — человеком, охватывая все его существо. Собственный опыт человека, пережившего непосредственное общение с Богом, запечатлевается в разуме как догматиче­ская «непотаенность» (истина), которая становится пределом познания ума и источником его «незабывающего ведения» (άληστος γνώσις)2. Именно на этой основе, на основе динамиче­ского опытного переживания истины, и строится Предание Церкви, в котором сформулиро­ванные догматы — истины веры — сочетаются с опытом не на уровне рефлексии, но в ипостасной жизненной реальности, т.е. на уровне личности святого. Исходя из этого, становит­ся очевидным экзистенциальный и опытный характер православного богословия. Жизнен­ный путь каждого человека, идущего к Богу, с одной стороны уникален и соответствует его экзистенциальному переживанию истины, но, с другой стороны, он един в кафолическом из­мерении как опыт всего Тела Церкви. И если возникает ложный духовный опыт, который фальсифицирует и теоретическое учение об истине, то он вступает в резкое противоречие с опытом всей Церкви, выраженном в реальности приобщения к подлинной истине, то есть в святости. Вот почему для нас так важно жизненное свидетельство тех людей, для которых личный путь покаяния и восхождения к Богу запечатлелся «незабывающим ведением», кон­ституирующим словесное выражение их непосредственного переживания божественного присутствия. Их указания становятся для нас «тайноводством» на пути духовного преуспея­ния и спасения в благоговейном подражании их жизни.

В нашем очерке, предваряющем настоящее издание, мы хотели бы отметить именно этот аспект. Если внимательно вчитываться в данные «Слова», можно легко заметить, что старец Иосиф со всей любовью и переживанием за своих собеседников пытается разными способами описать для них те духовные реальности, к которым он удостоился прикоснуться. Его слова похожи на «маяки», расставленные на пути тех, кто идет ему вслед, не зная навер­няка точного маршрута. Когда мы хотим описать дорогу, которую хорошо знаем, человеку, отправляющемуся по ней в путь в первый раз, мы рисуем ему разные схемы, объясняем осо­бенности местности и климата, подробно указываем ему, где надо идти прямо, а где повер­нуть, где идти быстрее, а где можно остановиться и отдохнуть и т.д. И чем больше мы осоз­наем опасность пути, который предстоит пройти нашему собеседнику, чем больше мы пере­живаем за его конечный успех, тем подробнее и настоятельнее бывают наши разъяснения. Точно так же обстоит дело и с беседами старца Иосифа. За его словами определенно просве­чивает отеческая обеспокоенность за вечную участь своих духовных чад. Беседы Старца изобилуют конкретными указаниями и практическими советами, раскрывающими «мар­шрут» духовного пути; они все объединены непосредственной ясностью и простотой, кото­рые обычно бывают свойственны людям, имеющим большой опыт. А это в свою очередь склоняет к доверию и слушателей, и читателей.

Старец Иосиф Ватопедский окончил лишь два класса начальной школы и не получил никакого систематического образования. Его жизненный путь смолоду пролегал через мона­стыри и пустыни, ставшие для него местами духовного возрастания и образования в духе

---

1 Старец Иосиф Исихаст, с. 177.

2 По учению прп. Максима Исповедника, «незабывающее ведение есть устойчивое и непрекращающееся вечное движение мудрости, созерцания и познания ума, то есть его силы, свойства и энергии, в области того познаваемого, которое выше знания». Подробнее об этом см.: Мистагогия, 5. TLG 2892/049. Ср.: Творения, кн. I, с. 163.

 


святоотеческого Предания Православной Церкви. Старец никогда не изучал ни философию, ни богословие, но, проведя большую часть жизни на Святой Горе, он имел возможность тща­тельно изучить наследие наших Отцов, как древних, так и современных, и у них найти все необходимое для того, чтобы восполнить недостающее. Таким образом, можно говорить о двух главных источниках богословия Старца: писания Святых Отцов, преимущественно аскетического направления, и непосредственное ученичество у опытных подвижников, среди которых первое место принадлежит старцу Иосифу Исихасту.

Очевидно, что весь круг чтения старца Иосифа сосредоточился в первую очередь на важнейших аскетических произведениях, составляющих классическое наследие монаше­ского Востока. Из поколения в поколение греческое монашество живет и руководствуется этими авторами, богословие которых входит, так сказать, в его плоть и кровь. Живя в послу­шании у старца Иосифа Исихаста, братия, в том числе и старец Иосиф Ватопедский, еже­дневно часть своего времени по традиции уделяли «изучению Отцов». Это были, во-первых, изречения Отцов египетской пустыни и повести из их жизни, вошедшие в различные сбор­ники, самые известные из которых входят в Систематическое собрание (Древний Патерик) и Алфавитное собрание (у нас Достопамятные Сказания), а также сборник под названием «Евергетинос»1. Далее шли произведения великих Отцов — систематизаторов подвижниче­ского опыта, таких как св. Василий Великий, прп. Максим Исповедник, прп. Иоанн Лествичник, прп. Симеон Новый Богослов, св. Григорий Палама. Также здесь следует назвать и ав­торов Добротолюбия, среди которых старец Иосиф наиболее часто ссылается на авву Исайю Отшельника и прп. Марка Подвижника. Вслед за своим блаженным учителем особое место старец Иосиф отдает писаниям прп. Исаака Сирина, считая его одним из самых глубоких ду­ховных писателей.

Кроме этих Отцов, учителей монашеской жизни, старец Иосиф также обращается к пи­саниям прп. Макария Египетского, аввы Дорофея, некоторым аскетическим сочинениям св. Григория Нисского, Григория Богослова. Для обобщения церковного вероучения Старец пользуется творениями прп. Иоанна Дамаскина, а для толкования церковных событий и праздников — творениями св. Афанасия Великого, св. Иоанна Златоуста, св. Кирилла Ие­русалимского, св. Кирилла Александрйского и св. Григория Паламы.

Из современных авторов, оказавших непосредственное влияние на богословие старца Иосифа, следует назвать выдающегося подвижника XX века, который всем святогорским монашеством по праву признается одним из наиболее глубоких и традиционных выразите­лей восточно-христианской духовности. Речь идет о сербском богослове прп. Иустине Попо­виче (1894-1979). Его духовное влияние является фундаментальным и определяющим для всей богословской мысли старца Иосифа. Как уже упоминалось, Старец написал отдельную книгу, вдохновленную богословием прп. Иустина. Это вдохновение проходит красной нитью также через большинство сочинений и бесед старца Иосифа, в них встречаются целые от­рывки, непосредственно передающие размышления и умозаключения сербского богослова. Этим влиянием объясняется и современная философская терминология, часто используемая старцем Иосифом для передачи тех или иных богословских воззрений или описания духов­ных состояний. Таким образом, не учившись и не получив специальных богословских зна­ний, старец Иосиф Ватопедский, через посредство древних и современных Отцов Церкви, оказался «во всеоружии» того знания, которое было необходимо для передачи на современ­ном языке и в современных категориях мышления непосредственной реальности духовной жизни и святости.

Несомненно, это было бы невозможно без практического руководства со стороны его духовного наставника, блаженного старца Иосифа Исихаста, личный пример и опыт жизни которого запечатлели почерпнутое у учителей Церкви теоретическое знание. По воспомина­ниям самого старца Иосифа, они могли в любое время и обо всем спрашивать своего Старца,

---

1 Евергетинос — самый популярный в Греции сборник изречений и повестей из жизни Святых Отцов, составленный прп. Павлом Евергетидским (1054 г.) и изданный в 1783 г. прп. Никодимом Святогорцем.

 


и тот всегда разъяснял им те или иные таинства веры, исходя из лично пережитого опытного познания. «Со свойственной ему свободой, порожденной его духовным опытом, — вспоми­нает старец Иосиф, — он подробно объяснял нам смысл всего, что касается духовного под­вига жизни по Богу»1.

Оба эти источника богословского становления старца Иосифа Ватопедского — теоре­тическое знание подвижнической жизни, почерпнутое у Отцов Церкви, и личное ученичест­во у старца Иосифа Исихаста, преподавшего непосредственные уроки духовной жизни, — относятся к деятельной, или практической, стороне православного Предания и Откровения.

Старец Иосиф выделяет в существе христианского откровения как бы два «полюса», обозначающих две стороны единого явления: это учение о вере, которая включает в себя все догматические положения откровения, и учение о делах, или о практической жизни, то есть о способах осуществления уникального события откровения2. Старец всегда подчеркивает неразрывную связь между двумя этими полюсами, настаивая, что если утеряно понимание одного из них, то непременно исчезает и понимание второго, потому что оба эти полюса имеют онтологическую взаимозависимость. И тот и другой полюс объединяются в едином откровении одной общей целью, которую имеет откровение, а следовательно наши вера и дела. «Цель нашей веры и наших дел состоит в достижении онтологической связанности с Богом, в приближении к Нему, в "присвоении" Его Отеческого благоволения, которое мы потеряли через грехопадение, в обогащении божественными дарованиями, которые заклю­чаются не в чем ином, как в нашем воскресении и обожении»3. Основываясь на изречении святителя Григория Богослова, что «дело есть восхождение к созерцанию»4, старец Иосиф учит о всецелой зависимости теоретического познания от практической жизни, или иначе говоря, о том, что практическое делание предшествует духовному созерцанию и непосредст­венному богопознанию, к которому в конечном итоге призваны все верующие.

Будучи монахом, проведшим всю свою жизнь в подвиге практического делания, старец Иосиф в своих беседах останавливается, главным образом, на описании и богословском ис­толковании смысла православного подвижничества. Можно сказать, что учение о практиче­ской жизни определяет характер всех слов и бесед Старца и вообще является лейтмотивом его богословия.

 

Самопознание как начало покаяния

Начало пути богопознания, имеющего целью соединить человека с Богом в единой богочеловеческой жизни, лежит, согласно старцу Иосифу, в древней мудрости: познай себя (γνώθι σεαυτόν)5. «Откуда мы и куда идем?» — этот вопрос выражает общую экзистенци­альную тоску современного человека.

Действительно, мы видим, что человек, желающий уяснить себе суть какого-либо явле­ния или события, стремится первым делом понять его конечное назначение, а следовательно и причину его возникновения. Определив это, человек познает таким образом истинное ме­стоположение вещи в реальности бытия, то есть ее смысл и цель. Иными словами, человек может решить проблему того или иного события через приведение его внешне случайного существования к истинному местоположению и назначению.

Так же, согласно старцу Иосифу, обстоит дело и с вопросом о человеческом существо­вании. Чтобы решить проблему собственного существования, человек должен познать ис­тинное местоположение своей природы, которое достигается через уяснение источника воз­

---

1 Старец Иосиф Ватопедский, Старец Иосиф Исихаст. Житие. Учение. Десятигласная духодвижная труба и толкование на нее. С. 175.

2 Об этом старец Иосиф говорит в слове «Вера и дела», см. настоящее издание, с. 353-355.

3 Там же, с. 355.

4 Слово 4, 113. PG 35, 649; Слово 20, 12. PG 35, 1080.

5 См.: «Познай себя», наст. изд., с. 196.

 


никновения человека и конечной цели его бытия в мире. По свидетельству Откровения, че­ловек создан как «образ и подобие Божие» — в этом свидетельстве имплицитно содержится указание на логос человеческого бытия: человек создан как «образ» Божий, которым указы­вается источник, определяющий его происхождение и местоположение согласно замыслу Творца, и как «подобие», в котором содержится указание на конечную цель, открывающую горизонт для бесконечного совершенства человеческой природы в уподоблении своему Пер­вообразу во всех отношениях, «кроме единства по сущности»1.

Однако, помимо свидетельства Откровения, человек, согласно старцу Иосифу, и сам имеет внутри себя свидетельство о своем происхождении и назначении2. Человеческий дух, отображающий в себе свойства своего Создателя (творческая энергия, власть над остальным творением, бесконечность существования и проч.) не может удовлетвориться никаким сча­стьем и никакими благами, несущими на себе отпечаток конечного во времени и ограничен­ного в пространстве бытия. У любого человека поэтому есть врожденное чувство абсурдно­сти смерти. Беспокойство человека пройдет только тогда, когда он ощутит, что обладает вечностью. Ведь и история показывает нам, что человеческая жизнь всегда была сплошной попыткой преодолеть смерть, выйти за пределы собственного мира, найти нечто абсолютное и безграничное, в чем можно было бы обрести оправдание своего существования. Человек, таким образом, стремится к тому, что соответствует его природе.

Внутреннее свидетельство духа ведет человека по крайней мере к двум заключениям: во-первых, существует абсолютное и истинное бытие, являющееся источником и целью его собственного существования, и во-вторых, настоящее положение, в котором он теперь нахо­дится, не истинно, а есть искажение подлинного состояния человеческой природы. Послед­нее переживается человеком как трагедия существования, выражением которой, как бы от лица всего человечества, служит следующее восклицание апостола Павла: Окаянен аз че­ловек: кто мя избавит от тела смерти сея (Рим. 7, 24)?3

Таким образом, познание истинного местоположения своей природы по замыслу Соз­дателя открывает перед человеком видение и того состояния, в котором он оказался после грехопадения. Существо самопознания, по словам старца Иосифа, «после разделения чело­века с Богом заключено в осознании своего бедственного положения»4. Это осознание ведет человека к поиску спасения, к поиску способов, посредством которых можно было бы изба­виться от тления и смерти природы и вновь обрести то, что соответствует достоинству чело­века.

Самопознание выводит человека на путь, ведущий к возвращению потерянного «об­раза». Становясь постоянным экзистенциальным переживанием, оно производит в человеке изменение ума (μετάνοια), обращение его от земного к небесному, от временного к вечному, от собственного замкнутого мира к открытости божественного присутствия. Состояние из­менения ума, то есть пребывание в покаянии, является проявлением динамики жизни и по­этому не остается с человеком всегда, следуя общему закону изменчивости и непостоянства человеческой природы. После первого напряжения покаяние начинает ослабевать, требуя от человека постоянного усилия в его «удержании». Это усилие становится главной заботой человека на пути к исцелению своей испорченной грехопадением природы и составляет ос­нову всей его духовной жизни.

---

1 Выражение принадлежит св. Григорию Паламе (Возражения против Акиндина), см. ссылку: наст, изд.,

с. 398.

2 См. об этом: «Христианство и гуманизм», наст, изд., с. 374-376.

3 См. наст, изд., с. 197, 295.

4 «Познай себя», наст, над., с. 196.

 


Три состояния человеческой природы

Человеческая природа, как мы видели, колеблется между различными состояниями. Старец Иосиф, следуя Отцам Церкви, выделяет три состояния человеческой природы, кото­рые соответствуют образу бытия человека в мире: «по природе», «против природы» и «сверх природы»1.

Состояние бытия «против природы» есть результат грехопадения. Оно проявляется как искажение человеческой природы, охваченной тлением. В этом состоянии находится весь человеческий род, наследующий тление как общую болезнь, воспринятую от Адама. Нахо­дясь под воздействием ограниченной материи, человеческий ум помрачается и не может вла­ствовать над существом человека. В его душевных и телесных устремлениях проявляется распад личности, который заканчивается всецелым распадом, то есть смертью. Эта смерть живет в человеке как жало греховное, то есть как средоточие зла, руководящее всеми его по­ступками и устремлениями. Смерть проявляется в человеке как «закон неразумия», как сила, против воли влекущая его к греху и погибели. Человек, живущий под властью этого закона, называется «ветхим человеком», потому что весь его внутренний мир ограничен конечными пределами смертной «природы»: его разум ищет самоутверждения в плоти, его чувства на­правлены к призрачному наслаждению тленным и преходящим, его воля ослаблена и следует чувствам, превращаясь в похоть.

Состояние «по природе» было у человека при создании. Оно характеризуется тем, что человек был целостным существом, не раздираемым страстями: все его силы и энергии, как телесные, так и душевные, подчинялись духу, который в свою очередь был устремлен к Богу. Это было состояние гармонии всего человеческого существа: разумная часть души (τό λογιστικόν) выражала себя в благоразумии и справедливости, то есть была утверждена на истине, которая исходила из непосредственного созерцания Бога; раздражительная часть души (τό θυμικόν) под руководством ума направляла человеческое существо в порыве люб­ви к Богу, а вожделевательная часть (τό έπιθυμητικόν) хранила в целомудрии желание бла­га. Человеческое состояние бытия «по природе» было добро зело (Быт. 1, 31), но оно предпо­лагало совершенствование в любви через возделывание добродетелей и постепенное восхо­ждение к состоянию обожения, то есть к бытию «сверх природы».

«Сверхприродное» состояние, или состояние святости и обожения, было и остается це­лью человеческого существования. Это то, ради чего Бог создал человека и ради чего воссоз­дал его через Свое Боговоплощение. По учению Святых Отцов, которому следует и старец Иосиф, воплощение Христа заключалось в божественных замыслах еще до падения человека и является результатом исключительно любви Божией к Своему созданию2. Принятие Богом человеческой природы сделало возможным для человека не только получить спасение и спо­добиться исцеления своей природы, но и получить от Благодати намного больше, чем требо­валось для упразднения греха, стать богом по усыновлению и занять исключительное место в творении. Состояние «сверх природы» производится в человеке действием нетварной бо­жественной Благодати, таинственно воссиявающей в душах святых, очистившихся от «зако­на греха и смерти» и умертвивших в себе «ветхого человека» со всеми его «страстьми и похотьми».

Мы видим, что природа человека колеблется между двумя противостоящими состоя­ниями, «против природы» и «сверх природы», тогда как состояние «по природе» занимает здесь промежуточное положение. Важно, однако, отметить, что это последнее не существует в собственном смысле, так как естественное положение человеческой природы предполагает присутствие нетварной божественной Благодати, которая как бы включена в природу чело

---

1 О трех состояниях природы человека подробнее см. «Слово о монашестве», наст, изд., с. 91-100; «Богочеловечество и обожение», наст, изд., с. 345-348.

2 См. наст. изд., с. 252-253.

 


века, являясь, по выражению старца Иосифа, душой его души1. Состояние «по природе» не есть «чистая природа» в западном понимании, где Благодать воспринимается как сверхъ­естественный дар, который либо прибавляется к чистой природе, либо отнимается у нее: для восточного богословия не существует чистой природы, рассматриваемой в отрыве от Благо­дати, поэтому состояние по природе называется состоянием «просвещения» в Благодати, или духовным состоянием. «Духовный человек, — согласно святителю Григорию Паламе, — со­стоит из трех частей: Благодати Святого Духа, разумной души и земного тела» . Естествен­ное состояние человека определяется логосом человеческой природы, созданной в «подо­бии» Творцу с конечной целью ее обожения. Устремленность природы к обожению, заданная логосом, может быть реализована только действием Благодати. Таким образом, вкратце можно сказать, что для восточного понимания состояние «по природе» в своем конечном осуществлении и есть состояние «сверх природы».

Этапы духовной жизни

Три состояния природы человека соответствуют трем основным этапам его духовной жизни. Эти этапы характеризуются движением человека от состояния «не по природе» к со­стоянию «по природе», а затем к состоянию «сверх природы». Первый этап состоит в отре­чении от «ветхого человека», которое выражается в борьбе со страстями. Второй этап можно условно назвать усвоением свойств, присущих состоянию человека «по природе»; он состоит в делании добродетелей. Третий этап — это стяжание Благодати Божией, посредством кото­рой достигается совершенное бесстрастие и обретается истинное боговедение и богопросвещение.

Вступив через покаяние на путь изменения своего образа существования, человек встречает внутреннее сопротивление, обусловленное состоянием «против природы», которое еще называется «помрачением ума». Человек, ищущий исцеления, начинает, таким образом, с противостояния ветхому человеку. Это противостояние состоит в практическом подвиге, то есть, как мы сказали, в борьбе со страстями.

Страсти — это искаженные энергии человеческой природы, которые вследствие грехо­падения получили ложное направление. Весь ветхий человек стоит на трех столпах: на стра­стях гордости, самолюбия и сребролюбия. Гордость, называемая еще эгоизмом, поражает силу человеческого ума, отрывает его от Бога и замыкает на собственном ограниченном су­ществовании. Самолюбие является болезнью вожделевательной части души: изменяя энер­гию воли, страсть самолюбия заставляет ее искать ложного удовлетворения в наслаждении. Самолюбие является движущей силой двух страстей, которые являются как бы внешним проявлением самолюбия: это своенравие, поработившее волю ощущением ложной «свобо­ды», и сластолюбие, сводящее душеные ощущения до телесных чувств и наслаждений. Третьим столпом ветхого человека служит страсть сребролюбия, называемая также своеко­рыстием или стяжательством. Овладевая раздражительной частью души, она изменяет ее естественную энергию, состоящую в устремленности и любви ко всему духовному, и на­правляет ее на любовь и пристрастие к земным вещам и вообще ограниченному миру мате­рии. Все остальные страсти и пороки, проявляющиеся в душевном и телесном мире челове­ка, происходят от этих главных страстей. Так, гордость порождает славолюбие, неверие, от­чаяние; самолюбие выражается в чревоугодии, блуде, лености, а своекорыстие — в жадности, гневе, печали и унынии.

Страсти, таким образом, поражают весь душевно-телесный состав человека, и борьба с ними требует также напряжения всех душевных и телесных сил.

В своем учении о человеческой природе старец Иосиф следует мнению тех Святых От­цов, которые считают человека двусоставным, т. е. состоящим из тела и души. Имея двой­

---

1 См. об этом: «Смысл церковных таинств», наст, изд., с. 401.

2 Триады I, 3, 43.

 


ную природу, человек поэтому сосредотачивается на двух видах борьбы на телесном, а также на «умном», или душевном, делании1.

Телесное делание состоит в том, чтобы путем аскетического «умерщвления» плоти ос­лабить зависимость двух частей души вожделевательной и раздражительной, состав­ляющих ее «неразумную» природу, от телесных страстей. По учению старца Иосифа, в пер­вую очередь подвижник должен вступить в борьбу с самолюбием, а затем избавиться от при­страстия к земному. Только после этого ему откроется путь совершенного очищения ума. В соответствии с этим старец Иосиф перечисляет семь телесных деланий, посредством кото­рых человек вступает на путь совершенного освобождения от зла. Первым деланием являет­ся безмолвие, или удаление от причин греха, которое необходимо как условие для осуществ­ления всех остальных усилий и трудов покаяния. Второе и третье делание сродны между со­бой — это пост и бдение, объединяемые общим понятием воздержания. Далее идут четвертое и пятое делания: псалмопение, то есть участие в общем богослужении, и собствен­но молитва, под которой понимается келейная молитва с поклонами. Шестое делание состо­ит в духовном чтении, которое воодушевляет нас и направляет нашу изменчивую волю к взысканию духовных благ. Седьмым телесным деланием по праву считается духовное ру­ководство, обеспечивающее безопасность пути: это делание называется «вопрошанием опыт­ных», которое необходимо всякому, кто идет по практическому пути подвижнического делания 2

.

Совокупность телесных дел объединяется Святыми Отцами в едином понятии «злострадание», которое является одним из наиболее важных и в богословии старца Иосифа. Словом злострадание выражается сущность телесного подвига, поэтому его следует пони­мать в контексте двух греческих понятий, являющихся двумя сторонами одного и того же делания: претерпевание страдания, то есть телесных подвигов и лишений (κακοπάθεια), и подвижническое прилежание к самоограничению (φιλοπονία)3. Злостраданием уничтожа­ется самолюбие со всеми его проявлениями, после чего человеческая воля начинает обра­щать свою энергию к подлинному благу. Этим путем исцеляется и раздражительная часть души, отрываясь постепенно от пристрастия к тлению и обращаясь к взысканию Благодати.

Далее следует так называемое «умное делание», которое Отцы еще именуют трезвением, или «исихией». На первом этапе это делание состоит в хранении ума от образов и воспо­минаний, отображающихся в воображении и имеющих страстное происхождение. Подвиж­ник как бы стоит на «страже» своего ума, испытывая свидетельством совести всякий прихо­дящий помысел, и если последний связан с греховной страстью, он не принимает его. Основ­ным его усилием становится постоянное самоукорение и понуждение себя к неразвлекаемой молитве. Трезвение обеспечивает уму чистое восхождение в молитве к Богу и привлечение энергий Его Благодати. Но на первом этапе Отцы предостерегают от преждевременного стремления к созерцанию, потому что ум еще слишком связан страстями и подвержен изме­нению, вследствие греховной привычки. Его начальная цель — обрести постоянство и навык внимательной молитвы.

Цель борьбы со страстями состоит в том, чтобы изменить направление искаженной энергии нашей природы и от страстного ее использования направить к бесстрастному и тем самым достичь исцеления. Главным способом борьбы с ветхим человеком становится замена страстных движений души и тела противоположными добродетелями. Нетрудно также уви­деть, что все телесные делания обеспечивают условия для возделывания добродетелей. Свя­тые Отцы настаивают, что человек должен возделывать те добродетели, которые противопо­

---

1 См. об этом: Ватопедские Оглашения, Беседа 1, с. 21-22. См. также: «Смысл церковных таинств», наст.

изд., с. 396-397.

2 Подробно об этом см.: Ватопедские Оглашения, Беседа 12, с. 108-115; Άσκηση. Ή Μητέρα τον Αγιασμού, σ. 54-58.

3 В наст. изд. слово «злострадание» иногда переводится как «любострадание», чтобы подчеркнуть второй аспект значения.

 


ложны беспокоящим в данный момент страстям: так, если беспокоит страсть чревоугодия или блуда, человек должен сосредоточиться на стяжании целомудрия, которое обеспечивает­ся деланием воздержания; если беспокоит пристрастие к вещам и происходящая от этого «мирская печаль», человек старается достичь ревности по Богу, которая достигается молит­вой, поклонами, посещением богослужения и духовным чтением; если человек чувствует в себе славолюбие, то он старается стяжать «смиренный помысел», то есть направляет свой ум к смиренномудрию посредством самоукорения и т.д.

На первом этапе делание добродетелей совершается человеком с самопринуждением. «Закон греха», коренящийся в наших членах, влечет нас к делам ветхого человека, но мы, желая вернуться в свое естественное состояние, понуждаем себя к делам «нового человека». Со временем, когда страсти, все больше и больше ослабевая, перестают явно беспокоить че­ловека, а добродетели, укрепляясь и умножаясь, занимают в человеке господствующее по­ложение, подвижник переходит ко второму этапу духовной жизни — преимущественной за­боте о возделывании добродетелей.

Это делание сосредоточивается на исполнении евангельских заповедей, в которых Свя­тыми Отцами усмотрен порядок возрастания в истинном добре. Если заповеди Ветхого Заве­та предохраняли человека от укоренения в состоянии «против природы» и имели характер запрета на основе Закона, то заповеди Нового Завета превосходят несовершенство ветхого Закона и побуждают восходить к естественному состоянию через делание добродетелей и к сверхъестественному — через стяжание святости и освящения1.

Старец Иосиф, следуя восточной традиции аскетического делания, при описании вто­рого этапа духовной жизни останавливается на первых пяти заповедях блаженств, в которых кратко выражен весь путь стяжания духовных добродетелей, требуемых Евангелием. Ос­тальные заповеди блаженств относятся к третьему этапу и принадлежат совершенным2.

В первой заповеди блаженства — блажени нищие духом — заключена добродетель страха Божия, который стоит в основании всего здания добродетелей. Это не страх перед Бо­гом, а страх оказаться без Бога: иными словами, страх Божий есть начальное проявление любви к Богу, когда человек стремится во всем подчиниться Тому, Кого он любит. Страх Божий проявляется в «нищете духовной», то есть в смирении и осознании своего бессилия без Бога. Когда страх Божий укореняется в человеке и страсти мало помалу оставляют его, Благодать приводит в порядок чувства и дарует успокоение от беспокойства, причиняемого страстями. Человек все больше начинает ощущать благодарность к Богу за все Его милости и в то же время печалиться о своих прежних грехах, которыми он оскорблял своего Творца. Скорбь и печаль по Богу производят плач, который является исполнением второй заповеди блаженства — блажени плачущии. Речь идет о плаче, затрагивающем все существо человека. Поводом для него служит не какой-либо отдельный грех или немощь, а весь «ветхий чело­век». Этот плач подобен плачу Адама, изгнанного из рая, который плакал и скорбел о самом падении и отлучении от Бога. В таком состоянии у человека рождается кротость: блажени кротцыи — состояние, свидетельствующее о внутреннем изменении кающегося, которое оз­начает, что слезы покаяния омыли его сердце и подготовили его к очищению. Со временем в ответ на плач начинает приходить и утешение: Благодать, привлекаемая кротостью и сми­рением, начинает являть свое присутствие, от чего в человеке рождается ощущение близости Бога, или как это называют Святые Отцы, «чувство Бога». В таком состоянии человек позна­ет пути Промысла Божия и его вера становится, по святоотеческому выражению, верой со­зерцания, когда он начинает видеть логосы сущего, то есть причины и внутренний смысл ве­щей и событий. Ум человека становится чистым и непосредственно воспринимает действия Благодати. Это влечет за собой проявление духовных дарований, первым из которых являет­

---

1 Ср.: прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 54. TLG 2892/001. Рус.: Творения, кн. II,

с. 190.

2 О степенях совершенствования в добродетельной жизни, согласно заповедям блаженства, старец Иосиф говорит во многих книгах. Подр. см.: Ватопедские Оглашения, Беседа 14, с. 125-132. См. также: «Познай себя», наст. изд., с. 203-204.

 


ся божественная ревность, что служит исполнением следующей заповеди блаженстваблажени алчущие и жаждущие правды. Жажда правды подразумевает стяжание всех ос­тальных добродетелей, венцом которых является добродетель любви, или милосердия — блажени милостивии, — выражающая, по словам старца Иосифа, самое близкое к Богу свой­ство. Этой заповедью человек приводится в подобие со своим Творцом, которое было утеря­но при грехопадении, и обретает состояние, принадлежащее ему по природе. Далее следует ступень, возводящая человека к различным степеням созерцания, которые объединяются за­поведью блажени чистые сердцем, яко тии Бога узрят. Это состояние, по словам старца Иосифа, и является той целью, к которой устремлены все наши надежды.

Оно открывает горизонт бесконечного совершенствования в Боге, по заповеди Самого Спасителя: Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5,48).

Итак, как мы видим, состояние бытия «по природе» начинает проявляться в человеке с того момента, когда его добродетель переходит из принудительного дискретного действия в непрерывное положение доброделания, и полностью восстанавливается, когда Благодатью Божией человеческая природа уподобляется своему Творцу. Это дает человеку возможность перехода к третьему этапу, который заключается в преимущественной заботе о стяжании нетварной божественной Благодати.

Вообще стяжание Благодати — это главное делание христианина на всех трех этапах его духовной жизни, хотя и принадлежит в основном третьему этапу. Без Благодати невоз­можна ни борьба со страстями, ни делание добродетелей. Благодать производит все измене­ния, происходящие с человеком на пути его восхождения к Богу. В самом деле, очевидно, что простой аскетический подвиг самоограничения и стяжания внешних добродетелей не способен помочь человеку и исцелить его природу — напротив, по злонамеренности ума и коварству демонов, он может еще больше повредить: освободившееся место грубого и низ­менного порока может занять более утонченное и опасное зло, прикрывающееся добродете­лью. Добродетель человека, находящегося в противоестественном состоянии «помрачения», не свободна от примеси страстей, а внешнее доброделание в состоянии «по природе» не яв­ляется самоцелью. Согласно святоотеческому учению, добродетель есть естественное выра­жение «просвещения» человеческой природы нетварной божественной энергией и проявля­ется в человеке как дар Благодати. С этой точки зрения очень важным является изречение св. Григория Паламы, на которое не раз ссылается и старец Иосиф: «Если Бог в нас не дейст­вует, все, исходящее от нас, становится грехом»1. Это означает, что человек побеждает стра­сти и совершает добродетели силой Благодати, но по своему свободному произволению. Та­кое сосуществование Отцы назвали синергией (συνέργεια), то есть положением, при кото­ром Бог действует в человеке, а человек содействует Богу.

Несмотря на то, что Благодать действует и направляет подвижника на всех этапах ду­ховного пути, Святые Отцы различают внешние образы ее действия в зависимости от духов­ного состояния человека на каждый конкретный момент. На первом этапе аскетического подвига Благодать «посещает» человека, давая ему вкусить и отчасти почувствовать природу того блага, которое ему надлежит обрести подвигом злострадания и самоотречения через ос­тавление страстей и делание добродетелей. Это так называемая призывающая Благодать, которая выводит человека на путь покаяния. Затем Благодать видимо «отступает» от кающе­гося, однако невидимое ее присутствие остается с ним: отступление Благодати происходит в ощущении подвижника, который начинает стремиться обрести ее вновь. Человек, вкусив­ший сладости божественного присутствия в действии Святого Духа, переживает отступление Благодати как личную трагедию и поэтому прилагает все усилия в подвиге злострадания; происходит описанная нами выше борьба со страстями и принуждение себя к деланию доб­родетелей. Когда добродетели укореняются в человеке и через привычку становятся «второй природой», Благодать начинает видимо проявлять свое присутствие. С этого времени, как мы сказали, в человеке начинает проявляться состояние бытия «по природе». Но это не проис­

---

1 Гомилия 33. PG 151, 416-417. См. наст. изд., с. 97.

 


ходит мгновенно: свойства «просвещенного» человека появляются мало помалу, незаметно для самого подвизающегося. Вкусив божественной Благодати в гораздо большей степени, чем это было раньше, подвижник, воодушевленный ревностью и «жаждой правды», прилага­ет труды к трудам и добродетели к добродетелям, чтобы приобрести то, что когда-то поте­рял, и иметь этот дар вечно. Он проявляет великое самоотречение и оставляет заботу обо всем земном, даже забывая о вещах первой необходимости. Посещения Благодати со време­нем делаются все более частыми и ощутительными, пока, наконец, не становятся постоянно действующим «обоживающим» присутствием внутри человека.

Благодать — это Сам Бог в Своих энергиях, поэтому стяжание Благодати Святые Отцы называют обожением. По учению святых Отцов, обоживающая Благодать, посещая человека, сначала действует в уме подвижника, возводя его на первые ступени созерцания. Затем ос­вященный духовной энергией ум сходит в сердце, где находится сущность человека (ούσία), которая принимает в себя Божество, не смешиваясь с Ним, но соединяясь с Его Благодатью по подобию железа, объятого огнем. Постепенно начинает одухотворяться и тело подвижни­ка, заменяя свои естественные свойства и энергии на духовные. Вот как об этом говорит ста­рец Иосиф: «Во "мраке" покоя Благодать становится присущей человеку, который уже без труда и усилия пребывает в непрестанном созерцании, а тело, участвуя в этом состоянии, уже не находится в прежнем положении естественной необходимости, но живет вне природ­ных законов, питаясь от Благодати. Тело, движимое присущим ему Духом, само становится духовным. Не умаляясь в своем материальном составе, материя превосходит те условия сво­его бытия, в которых она пребывает заключенной. Таким путем изменяются природные дей­ствия тела и, поскольку в нем поселяется Дух, оно истинно и реально находится в духовном Раю»?1 Это то сверхъестественное состояние человеческой природы, в котором человек вос­хищается до третияго небесе и испытывает духовные созерцания, не ведая, согласно апо­столу Павлу, аще в теле, ащели вне тела он находился (2 Кор. 12, 2).

По словам старца Иосифа Исихаста, природа истинного созерцания такова, что во вре­мя него «всякое пространственное и временное телесное ограничение исчезает, человек ока­зывается вне места и пространства и среди нерушимого мира ощущает себя подобным Богу, посредством Его энергий ощущает, что и сам он — бог в Боге, не ведая, каким образом и в какой мере это может быть»2.

Следует подчеркнуть, что нет предела обожению человека по причине неисчерпаемо­сти Бога, Который посредством своей нетварной Благодати делает нетварными и причастных Ему3. Но хотя человек и способен частично вкусить обожения в нынешнем своем положе­нии, все-таки совершенное участие в жизни Божества есть по преимуществу таинство буду­щего века, когда достигшие святости будут зреть Бога лицем к лицу (1 Кор. 13, 12).

* * *

Богословие старца Иосифа, по его собственному признанию, носит исключительно «практический» характер и касается теоретических истин только в связи с их практическим осуществлением в жизни. Поэтому его практические рекомендации касаются, главным обра­зом, первых двух этапов духовного делания, тогда как третий этап Старец лишь описывает, рассматривая его как цель, направить к которой и призваны его практические советы.

Разделение на этапы, как это видно, довольно схематично и условно отображает реаль­ность духовной жизни, которая на практике намного сложнее и многообразнее. Однако дан­ное разделение подчеркивает не разницу сменяющих друг друга временных периодов, а раз­ницу духовных состояний, которые определяют направление внутренней жизни подвижника.

---

1 «Учение о телесном делании и послушании», наст. изд., с. 229.

2 Старец Иосиф Исихаст, с. 196.

3 Подробнее об этом см.: Мандзаридис Г. Обожение человека по учению святителя Григория Паламы. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003, с. 110-111.

 


Такая схематичная картина не отображает всех сторон духовного пути, которые рассматри­вает старец Иосиф, но она необходима для общего представления о подвижническом дела­нии: благодаря ей многие частные замечания и различные подробности, о которых идет речь в данной книге, будут находить свое место в перспективе общей «условной схемы»1.

«Закон подражания»

Наш дух по природе стремится к познанию, благодаря чему он «естественно» обраща­ется к самопознанию и богопознанию. Мы видели, что осознанное стремление человека вер­нуть свое прежнее достоинство и местоположение влечет его к изменению ума, который, ви­дя, в чем его истинное благо, собирает все способности души и тела в едином порыве к Богу. Одной из главных способностей нашего ума является способность к разумному суждению, посредством которой мы мыслим и действуем. Но кроме этой способности, человеческая природа обладает другим важным средством, в неменьшей степени влияющим на ее измене­ние и совершенствование. Это способность к подражанию, заложенная в самом существе че­ловеческого духа, созданного «по образу и подобию» Бога. В богословии старца Иосифа те­ма подражания занимает одно из центральных мест, являясь ключевым звеном в его характе­ристике нравственно-этической стороны подвижнического делания.

Именно возможность уподобления человека Богу лежит в основании его способности к подражанию. Человеческий дух, подражающий своему идеалу, изменяется по образу того, кому он подражает. Присущую человеку способность уподобления своему идеалу старец Иосиф называет «законом подражания», который проявляется во всех сферах человеческой жизни. Этот закон соотносится с другим законом, называемым «законом воздействия». Ста­рец Иосиф говорит: «В нас, в наших характерах, часто обнаруживаются виды и обличья того, что нас окружает: мы в этом смысле напоминаем зеркала, отражающие на своей поверхности то, что находится напротив»2. Это означает, что человек подвержен влиянию окружающего настолько, что его внутренний мир формируется благодаря этому влиянию. Таким образом «закон воздействия» оказывает на нас влияние независимо от нашей воли, потому что чело­веческая природа подвержена изменениям и стремится уподобиться тому, что находится ря­дом с ней. С другой стороны, «закон подражания» является нашим внутренним импульсом, благодаря которому мы сами подражаем тому, что оказывает на нас влияние.

Подражание принадлежит сфере человеческого этоса, который выражает внутренний настрой характера человека в зависимости от его идеалов3. Это означает, что закон подража­

---

1 В изложении этапов духовной жизни, состояний человеческой природы и образа действия Благодати старец Иосиф в целом опирается на учение прп. Исаака Сирина (см. Слова Подвижнические, 4, с. 19-25; 66, с. 345-346; а также passim), авторов Добротолюбия (см. напр. Филофей Синайский, Феодор Эдесский, прп. Фео-дор и др.) и прп. Максима Исповедника. Однако у последнего эти вопросы рассматриваются в несколько ином плане. Так, он объединяет первую и вторую ступени подвига, называя их «практической философией», а тре­тью ступень разделяет на две основных (которые также делятся им еще на несколько): «естественное созерца­ние» и «таинственное богословие». Учение прп. Максима является, пожалуй, самой развернутой и глубокой системой, обобщающей весь опыт аскетического делания, однако наша цель состояла в описании исключитель­но тех моментов духовного восхождения, которые в том или ином виде встречаются у старца Иосифа, поэтому мы не касались тех возвышенных состояний, описание которых так характерно для богословия прп. Максима. В качестве краткого введения в его богословие см.: Епифанович С. Л. Преподобный Максим Исповедник и ви­зантийское богословие. Москва, 1996, с. 111-137.

2 См. «Слово о любви», наст. изд., с. 191.

3 Греческое понятие этоса является ключевым при описании нравственной жизни в византийском бого­словии. Поскольку греческое мышление вообще онтологично, то в первую очередь следует учитывать, что по­нятие этоса имеет абсолютное онтологическое содержание, а не условно-нравственное, что означает его соот­несенность со способом существования, с «качеством» бытия, с его «истиной». Если истина бытия искажена (как в случае с падшим творением), то этос является мерой падения, если же способ бытия соответствует своей истине (как в случае с бытием Бога), то этос является тождественным бытию. Старец Иосиф следует именно этой традиции, поэтому, когда он ведет речь о нравственности, всегда следует иметь в виду именно такое по­нимание этоса. Подробное описание греко-византийского (в том числе и святоотеческого) учения об этосе

 


ния формирует человеческий характер не по принципу копирования отдельных свойств, но посредством интуитивного опознавания некоторого «устроения», сообразного целям и идеалам человека. Нрав (в смысле греческого этоса) и есть тот настрой, который задает свойствам характера определенное развитие, что по большей части происходит незаметно для человека. Вот почему так важен «закон подражания»: он способен сообразовать все по­рывы и намерения человека с тем, что он избирает в качестве объекта подражания. Таким образом, от нас зависит двойной выбор: какому влиянию добровольно подчиниться и чему подражать.

Созданный по образу и подобию Божию человек от начала был призван к богоподра-жанию, которое заключалось не в подражании сущности Божества что для тварного сущест­ва было бы невозможно, но в сообразовании собственных естественных энергий с энергиями всеблагого и совершенного Бога. Это могло осуществиться только в общении и единении твари с Творцом, по действию Благодати Святого Духа. Но вследствие грехопадения человек утратил непосредственную связь со своим Творцом и поэтому потерял возможность и бого-уподобления. Человек поставил на место Бога свой падший разум, подчинился законам тле­ния и смерти, и стал игрушкой в руках дьявола, которому ничего не стоило ввести человека в заблуждение и занять место «первообраза». Как мы говорили, после грехопадения все при­родные свойства и способности человека изменили свое естественное назначение и употреб­ление, превратившись в страсти. То же самое произошло и со способностью человека к под­ражанию: вместо подражания божественным свойствам он стал подражать свойствам падше­го денницы, ставшего для него «прообразом» всякого порока и лукавства. Дьявол воспользо­вался потребностью человека в познании вечного и бессмертного бытия, стремлением к бла­гу и справедливости и стал для него, по слову Писания, богом века сего, ослепившим его разум (2 Кор. 4, 4). Нрав человека против его собственной воли оказался подчинен ложным идеалам и под их влиянием устремился к уподоблению животным и дьяволу. «Ум, удалив­шийся от Бога, становится либо скотоподобным, либо демоноподобным» — повторяет часто старец Иосиф слова преподобного Максима Исповедника1. И действительно, закон самосо­хранения и низменные инстинкты влекут человека к жизни ради плоти, а страсти и пороки, если они получают в человеке господствующее положение, отображают в его образе черты падшего ангела.

В историческом развитии человечества проявлялись и продолжают проявляться обе эти стороны жизни «не по природе», что особенно заметно в развитии европейского гуманизма. Более того, в гуманистической культуре, на которой утверждается европейская цивилизация, старец Иосиф видит один общий корень, из которого вырастает древо, заражающее тлением и смертью все человечество. Этот корень — утверждение собственного человеческого «я» в противопоставлении всякому иному возможному основанию. Существо гуманизма — это разум, определяющий свое место в центре мироздания, в противлении Богу, сказавшему од­нажды: Аз есмь Сущий (Исх. 3, 14). Очевидно, что именно в этом гуманистическая культура наибольшим образом подражает дьяволу, который первым возвел эгоизм и индивидуализм в принцип собственного существования. «Дьявол имеет своей главной целью лишить чело­века его богоподобных свойств, обесчеловечить его, сделать таким же, каков он сам. Гума­нистический человекоцентризм есть в сущности дьяволоцентризм, потому что и тот и дру­гой ищут одного и того же: принадлежать только самим себе»2. В основе современной куль­туры стоит атеистический гуманизм, который управляет историческим развитием человечес­тва, однако его роль в этом развитии трагична: торжественно провозглашая «человечность», гуманизм в своем прогрессе приходит лишь к обесчеловечиванию человека, к превращению его в придаток производства и глобальному внутреннему опустошению. Парадоксальным

---

см.: Χρήστος Γιανναράς, Ή Ελευθερία τον ,Ήθους, έκδ. Γρηγόρη, Αθήνα, 1987. См. также на рус. языке: Христос Яннарас. Избранное: Личность и Эрос. Москва, 2005, с. 379-392.

1 См. прим. на с. 295.

2 «Христианство и гуманизм», наст. изд., с. 386.

 


образом, лучшим в гуманистической культуре оказывается тоска по утерянному единству, гармонии и целостности человеческого образа, который он имел до падения, ностальгия по подлинному бытию, которое было когда-то местоположением природы человека, ее дос­тоянием и совершенством. Эта ностальгия вынуждена, однако, мириться с относительностью своих истин, с несовершенством образов и собственной ограниченностью. Потому что отно­сительные и конечные «истины», являющиеся в отрыве от Бога лишь карикатурами подлин­ных истин, никогда не смогут насытить человеческую природу, стремящуюся подражать и приобщиться тому, что соответствует ей по принципу подобия — безграничной, вечной, всеблагой и всесовершенной природе Божества (ср. 2 Пет. 1, 4).

Спасение и избавление от всех причин и следствий гуманистической культуры челове­чество может найти только в том, что старец Иосиф называет «богочеловеческой культу­рой». Богочеловеческая культура во всем противоположна гуманистической культуре: если последняя ставит в центр мироздания ветхого человека с его ограниченным и извращенным разумом, то в центре и в основании первой стоит Богочеловек Иисус Христос с Его обнов­ленной и обоженной человеческой природой, соединенной в ипостасном единстве с приро­дой Логоса; если гуманизм унижает человека до состояния подобия животным и демонам, то богочеловечество возвышает его до состояния богосыновства и сверхприродного обоже-ния, когда человек обладает по Благодати всем, чем Бог обладает по природе и по причине1; если, наконец, гуманистическое миропонимание рождает взаимное отчуждение и раздор среди людей, то богочеловеческая культура соединяет во Христе все человечество, всю тварь и всю вселенную. «Полнота и совершенство человеческой личности достигаются через упо­добление человека Богочеловеку Христу. Богочеловечество, таким образом, есть единствен­ная забота, в которой выявляется все многостороннее дело православной христианской куль­туры. Только начиная с поиска Богочеловека можно отыскать идеального, непорочного и со­вершенного человека»2. Таким образом, если гуманистические идеалы, делая из человека идола, приводят к его обесчеловечиванию, то богочеловеческая культура, возводящая чело­века к единству с истинным Богом, возвращает ему и саму человечность.

В практическом отношении главным делом богочеловеческой культуры становится ис­пользование всех доступных человеку средств и возможностей в осуществлении идеалов обожения и святости. В первую очередь это относится к способности подражания: именно в реальности богочеловеческой жизни эта способность нашей природы наиболее соответст­вует своему назначению.

Подражание Христу изменяет наш внутренний настрой сообразно с Его добродетель­ным нравом, что ведет к преображению и всего нашего существа по образу Богочеловека, как учит об этом апостол Павел. Мы же вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа (2 Кор. 3, 18). По словам старца Иосифа, слава Господня — это Его характер3, черты которого и должны отобразиться в верующих, стать их славой. «Мы прямо и постоянно, без ограничений и пере­рывов, должны взирать на славу Господа нашего, на Его жизнь, на то, что Он говорил и что делал на земле, на Его божественный нрав, и не сомневаться в том, что Дух Господень пре­образит нас и уподобит нашему Прообразу»4. Поскольку подражание основывается на люб­ви и исходит из любви, то важным средством на пути усвоения нрава Христова является «па­мять Божия», которая заключается в постоянном воспоминании и размышлении о делах и словах Спасителя, а также сохранении в уме всего Его духовного облика, соединенное с непрестанной молитвой. Память Божия, которая неотделима от страха Божия и любви, и есть восхождение от славы в славу, от добродетели к добродетели, преобразующее наш нрав сообразно с нравом Христовым, существо которого выражается в совершенной любви.

---

1 Прп. Максим Исповедник, Мистагогия, 24. См. Слова утешения, с. 337.

2 «Христианство и гуманизм», наст. изд., с. 391.

3 См. «Святые Отцы и наше родство с ними», наст. изд., с. 322.

4 «Слово о любви», наст. изд., с. 191.

 


Однако старец Иосиф приводит и более глубокое толкование слов апостола Павла из Послания к Коринфянам. Он говорит, что слава Господня это Его Крест1 . Свой крест должен подъять каждый, кто последовал за Ним: «Так происходит сущностное обновление человека, потому что христианская этика осуществляется в страданиях Господа нашего и че­рез них обретает свое исключительное место»2. Крест Христов это следование за Христом до конца, это путь всецелого самоотречения, это сораспятие Христу, которое, однако, пред­полагает не только смерть, но и воскресение. Таким образом, слава Креста это не только умаление до смерти крестной, но торжество воскресения над смертью, это любовь Божия, «заставившая» Слово принять образ раба и возвести тварь на Небо.

Важно отметить, что в «законе подражания» старец Иосиф видит возможность осуще­ствления призыва Господа нашего следовать за Ним в этом смысле подражание Христу и следование по Его стопам означает одно и то же . В практическом плане следование за Христом состоит в исполнении Его заповедей. Мы видим, что заповеди Евангелия не предписывают моральных правил поведения, но указывают путь к святости и обновлению природы. Заповеди показывают, в чем выражаются свойства нового человека, созданного по Богу (ср. Еф. 4, 24). В связи с этим можно легко заметить, что количество новозаветных заповедей не ограничивается каким-либо числом, потому что они имеют иную природу, не­жели ветхозаветные заповеди, так что каждое слово Иисуса, каждое Его действие становится заповедью. Все эти заповеди символически объединены в словах апостола Луки, которые часто приводит старец Иосиф: Начат Иисус творити же иучити (Деян. 1, 1). Слова и дела Спасителя — вот все Его заповеди, которые христианин призван исполнять. Новозаветные заповеди — это благоухание Святого Духа в жизни верующих, это благословение Отца и присутствие Сына, потому что, по учению Святых Отцов, Господь наш таинственно пре­бывает в Своих заповедях. «Кто хочет найти Христа, — говорит старец Иосиф, — Который не только высоко на Небе и не только "в недрах Отчих", но и в каждой из Его заповедей, пусть начинает с этого момента точно соблюдать и хранить Его заповеди, и пусть он будет уверен, что доказательство Его присутствия не замедлит обнаружиться ощутимым образом»4.

Господь не только дал заповеди, но и научил нас их практическому исполнению. Он на собственном примере показал, что для человеческой природы вполне возможно испол­нить все заповеди и достичь святости и обожения. Старец Иосиф вслед за святоотеческой традицией рассматривает и весь жизненный путь Спасителя как личный пример святости: Образ дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите (Ин. 13, 15). И действительно, Господь принял крещение, постился, боролся с дьяволом и делал многое, в чем не имел нуж­ды, будучи Богом. Но чтобы мы не могли оправдать свой грех слабостью человеческой при­роды, Он стал ради нас совершенным человеком, воспринял всю нашу природу, кроме грез соединив ее с божественной природой в Ипостаси Богочеловека, и исцелил ее в Себе, даро­вав этим человеческому роду возможность исцеления и соединения с Богом. Лично видя и осязая Спасителя (см. 1 Ин. 2, 16), апостолы имели возможность непосредственно подра­жать Ему, потому что Он был во всем таким же, как и они. Поэтому каждый из апостолов мог бы с дерзновением сказать вместе с апостолом Павлом: Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1).

В таком подражании, которое исходит из живого общения и ученичества, заключается самая главная и существенная сторона закона подражания — непосредственное соприкосно­вение с личностью учителя и участие в его жизни. Как апостолы подражали своему Учителю Христу, так и их ученики и преемники подражали и продолжают подражать своим наставни­кам во Христе, потому что видят в них Его образ. Святые Отцы , достигшие обожения своей

---

1 См. «Слово о Кресте Господнем», наст. изд., с. 286.

2 «Подражание Христу», наст. изд., с. 118.

3 «Подражание Христу», наст. изд., с. 108-110, 113-114, 118.

4 «Смысл божественного Откровения», наст. изд., с. 451.

 


природы, став «новыми творениями», отображающими все черты Первообраза Богочело­века Иисуса Христа, являются в свою очередь надежными и верными руководителями всех верующих, идущих по их стопам к своему собственному преображению.

Старец Иосиф особенно глубоко развивает тему подражания святым: начиная с осмыс­ления нашего общего родства с ними и утверждения необходимости по мере сил им подра­жать, он приходит к важному богословскому обоснованию «закона подражания» и «закона воздействия», которые, по его учению, завершаются в экклесиологическом единстве Церкви земной и Церкви небесной, святых всех веков с ныне живущими верующими, в Теле Христа, Которое есть Его Церковь. «Отцы наши — не мертвые существа и тени, о которых напоми­нает лишь то, что они когда-то были в истории, они представляют живое присутствие исти­ны, они — Тело Христово, живые и действующие члены Его. Это само присутствие Христа в святых Его, через которых Он является во все времена и во всех местах и народах; и это сопребывание с нами святых, будучи весьма утешительным, доносит до призывающих их то, чем они обладают, то есть истинную жизнь»1.

Преображение природы человека, ее изменение по образу совершенной божественной природы, есть чудо, которое неосуществимо простыми человеческими средствами. Подра­жание служит лишь преддверием преображения, которое совершается, по слову Апостола, якоже от Господня Духа (1 Кор. 11, 1). Если в ограниченном пределами тварной природы мире подражание имеет силу изменять характеры и формировать человеческий нрав соглас­но «закону воздействия», то что сказать о нетварном и сверхсущем божественном мире Бла­годати, которая воздействует на нас не по земным законам, конечным и несовершенным по природе, но по преизбыточности своего вечного и свободного бытия, о котором свиде­тельствует Писание: Дух дышит, идеже хощет (Ин. 3, 8)? Если в тварном мире подражание есть следствие и причина человеческой любви и взаимного единения, то что сказать о со­вершенном и неисчерпаемом море божественной любви, в которой человек воссоединяется с Самим Источником и Причиной всякой любви и совершенства, с Самой Любовью, осуще­ствляющей Свою любовь в единстве с творением? Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5), говорит Господь. Человек действительно бессилен совершить что-либо без по­мощи Божией. Согласно св. Григорию Нисскому, от нашего усилия зависит, «сколько вме­щаем, подражать, сколько же не вмещает природа в попытке подражания, чтить и покло-няться»2. По причине изменчивости человеческой природы, общей склонности к греху, зави­симости от внешних воздействий — мира, плоти и дьявола — мы никогда бы не смогли собственными силами измениться и уподобиться Своему Первообразу; от нас зависит только постоянное понуждение себя, расположенность к подвигу и вера в животворящую силу Бла­годати — все дело спасения и исцеления совершается чудом божественного воздействия. «Не человек вступает на путь к Богу, чтобы подражать Ему, но Сам Бог приходит к человеку, чтобы обожествить его», — говорит старец Иосиф3. Это означает, что закон подражания и соответствующий ему закон воздействия, выражают принцип синергии — совместной дея­тельности — Бога, обожествляющего человека, и человека, который, по слову прп. Максима Исповедника, добровольно «претерпевает» обожение4. Всецелая зависимость человека от воздействия Благодати Божией не умаляет человеческого подвига в деле собственного спасения и обожения, а напротив, возводит человека на более высокую «ступень» жизни во Христе.

Таким образом, нравственно-этический аспект богоуподобления, способом реализации которого с человеческой стороны является «закон подражания», сосредоточен на спаситель­ном домостроительстве Богочеловека Иисуса Христа и Святого Духа: через Воплощение

---

1 «Святые Отцы и наше родство с ними», наст. изд., с. 321-322.

2 Св. Григорий Нисский, О христианском совершенстве к Олимпию монаху. PG 46, 256. См. также наст. изд., с. 114.

3 «Подражание Христу», наст. изд., с. 113-114.

4 См. об этом: прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 22: Схолия. TLG 2892/001. Творе­ния, кн. I, примечание 10, с. 240.

 


Бога Слова человеческая природа получила возможность совершенного уподобления приро­де Божества, а в Сошествии Святого Духа приобрела средства для осуществления этого идеала.

 

Домостроительство спасения

Слово «домостроительство» происходит от греческого глагола οικονομία, обозначаю­щего буквально обустройство жилища, заботу об управлении домашним хозяйством. На языке святоотеческого богословия «домостроительство» стало обозначать учение о Боге в Его отношении к миру, в отличие от понятия «богословие», которое в своем первоначаль­ном значении относилось исключительно к учению о Боге в Его вечном и неизменном бы­тии. Для Отцов Церкви богословие есть по преимуществу «богословие Троицы», тогда как домостроительство есть богословие явления Троицы творению, Ее неизреченное «снисхо­ждение» (συγκατάβασις) в мир в заботе о его спасении, деятельность Бога в истории. Спа­сительное домостроительство Божие рассматривается Святыми Отцами в двух аспектах: до­мостроительство Сына, пришедшего во плоти и «соделавшего» спасение нашей природы, и домостроительство Святого Духа, посланного в мир осуществить задачу спасения каждого отдельного человека.

В практическом богословии старца Иосифа тема домостроительства занимает, безус­ловно, центральное место. Ведь практическая жизнь — это человеческий отклик на божест­венное домостроительство, совершающееся в наших личностях силой Благодати Святого Духа; это добровольное соучастие человека в творческом акте Бога, осуществляющего Свои превечные «замыслы» и «советы» о судьбе тварного мира. Никакая практическая духовная жизнь была бы невозможна без домостроительного дела Пресвятой Троицы — практика на­чинается и завершается в Боге; можно сказать, что божественное домостроительство есть не просто условие, но смысл и цель, сердце практической жизни христианина. Практическое делание, о котором говорит старец Иосиф, — это личный опыт человека в возделывании и хранении рая (ср. Быт. 2, 15) в своем собственном сердце. А рай означает присутствие Бла­годати, то есть Самого Бога, действующего в своих энергиях, через которые Он осуществля­ет домостроительство нашего спасения.

С момента сотворения вся практическая жизнь человека состояла в том, чтобы реали­зовать план домостроительства Божия о творении. Человек должен был добровольно восхо­дить по лествице божественных добродетелей и силой Благодати возвести свое богоподобие в состояние экзистенциального единства с Богом не по сущности, а по причастию к природе Божества: человек был призван объединить в своей ипостаси две природы — человеческую по сущности (φύσει) и божественную по усыновлению, или местоположению (θέσει). Одна­ко первый человек — Адам — своего призвания не выполнил. Имея свободную волю, кото­рая должна была служить утверждению человеческого благобытия в Боге, Адам воспользо­вался ею для утверждения своего существования на основе собственного автономного бы­тия, противопоставленного какому-либо иному бытию, что привело его к отчуждению и впадению в грех, то есть удалению от Бога. Природа человека, которая должна была путем исхождения из собственного местоположения твари возвыситься до положения богосынов-ства, волей Адама была направлена в противоположном направлении, вопреки самой себе, что привело ее к потере бытия, то есть к тлению и смерти. Выше мы описывали следствия грехопадения, приведшие человеческую природу к онтологическому изменению. Здесь мы добавим лишь то, что грех, ставший законом человеческой природы после грехопадения Адама, по учению Отцов Церкви, не имеет собственного бытия в природе, а существует лишь в качестве ее модуса. Это означает, что грех является лишь отсутствием добра и коре­нится в человеческой воле, делающей грех реальной силой только благодаря, так сказать, «злоупотреблению» добром, благодаря ложному направлению, придаваемому природным энергиям.


Грехопадение Адама завершилось всемирной катастрофой, означавшей разобщение и обособление всего сущего. Это «разобщение», ставшее тлением и смертью природы, Адам передал и всему своему потомству: Царствова смерть от Адама даже до Моисея и над не-согрешившими по подобию преступления Адамова (Рим. 5, 14).Человек не мог собственными силами изменить свое положение, потому что его воля оказалась скованной греховным вле­чением, противоборствующим законом тления (Рим. 7, 23), а природе стала чужда нетварная божественная Благодать. Вследствие этого спасти человеческий род от греха и смерти мог только тот, кто был бы причастен человеческой природе, но не имел бы на себе печати гре­хопадения, кто смог бы осуществить замысел Божий о человеке и сам будучи человеком. Интересное объяснение этой ситуации дает старец Иосиф. Он говорит, что согрешивший че­ловек законно наследует смерть как следствие греха, поэтому, чтобы ниспровергнуть держа­ву смерти, ей должен был добровольно подчиниться тот, кто не во власти греха, а значит и не во власти смерти: таким образом смерть, употребившая свою власть «незаконно», была бы «законно» ниспровергнута1 . Этот нравственный аспект победы над смертью имеет и свою онтологическое обоснование. Вступление природы, владеющей всей полнотой бытия, во власть смерти означает упразднение смерти воскресением: Понеже бо человеком смерть бысть, и человеком воскресение мертвых (1 Кор. 15,19). Но такого человека, который не имел бы греха и мог бы упразднить смерть, не было и не могло быть, потому что вси со-грешиша (Рим. 3, 23). Спасти человеческий род и привести его в богочеловеческое единство с природой Божества мог только Сам Бог, ставший человеком. «Откуда было взяться такому, который был бы рожден по природе человеком и был бы свободен от праотеческой болезни? С человеком, не имеющим греха, должен был сосуществовать Бог, Который, будучи вели­чайшей Силой и Самой Жизнью как она есть, мог бы навсегда упразднить смерть на всем пространстве прошлого, настоящего и будущего, чтобы вся совокупность человечества мог­ла получить свободу»2.

Таким образом, тайна божественного Домостроительства коренится в тайне Богово-площения (см. Еф. 3, 9-11). Однако событие вочеловечения Бога Слова не является результа­том простой «случайности» — грехопадения человека, — но есть превечный замысел Твор­ца, предельное выражение любви Божией к Своему творению. «Человеческая свобода не смогла разрушить замысла Божия, потому что оказалась странным образом заключенной в объятиях другой, широчайшей действительности — божественного замысла о спасении и обожении мира через воплощение Слова»3. В самом деле, при творении человека Бог не мог не знать о будущем его падении, и поэтому от начала предусмотрел в Своих советах Воплощение Сына Божия. Вот как об этом рассуждает старец Иосиф: «Это великое событие не может выглядеть как простое посещение Богом нашего мира с целью вернуть человечест­во, неким механическим способом, на прежнее место; оно является осуществлением необъ­яснимых советов Божией мудрости и любви о падшем творении. Советы эти состоят в том, чтобы воссоздать и, так сказать, экзистенциально утвердить это творение, то есть людей, в качестве сынов Небесного Отца и соучастников божественной Жизни через их сущностное единение со Христом, Воплощенным Словом»4. Старец Иосиф приводит еще несколько при­чин Боговоплощения, упоминаемых в святоотеческом Предании. Так, первой причиной ста­рец Иосиф называет желание Господа «более крепко сжать в Своих объятиях», в недрах Сво­его Божества, Свой образ — человека; следующей причиной является желание Господа стать более «доступным» человеку, скрывшись под материей человеческой природы; еще одну по­бочную причину воплощения старец Иосиф видит в желании Господа сокрыть тайну Своего домостроительства от дьявола, введя его в заблуждение и низложив его власть тем же спосо­бом, который тот употребил при совращении человека, приняв иной образ5. Во всяком слу­

---

1 «Таинство Божественных Страданий», наст. изд., с. 300.

2 Там же.

3 «Бог явися во плоти», наст. изд., с. 253.

4 Там же, с. 254.

5 «Таинство Божественных Страданий», наст. изд., с. 298-299.

 


чае эти причины служат дополнением и объяснением вышеуказанной главной причины, ко­торая в свою очередь лишь немного приоткрывает завесу перед тайной божественного домо­строительства. Итак, ради искупления и спасения человеческого рода Второе Лицо Святой Троицы, Божественный Логос, снисходит на землю и от Семене Авраамова приемлет (Евр. 2, 16) в свою Ипостась всю человеческую природу Адама, добровольно подчинив Себя всем последствиям грехопадения, включая так называемые неукоризненные страсти (τά άδιάβ-Λητα πάθη)1 — голод, жажду, боль — и даже саму смерть. Важно отметить, что по свиде­тельству старца Иосифа, который следует здесь всей святоотеческой традиции, Господь вос­принял природу Адама без греха2, потому что в противном случае Он, с одной стороны, не мог бы исцелить и обновить ее, будучи подвластным греху, а с другой стороны, в таком подчинении вообще не было необходимости, более того, это было бы невозможно, потому что грех не есть свойство или принадлежность природы, а, как было показано выше, лишь модус ее существования, изменяющий ее логос, то есть присущую природе устремленность к осуществлению своей цели. Господь же соединил человеческую природу с божественной в Своем Лице, и тем самым осуществил цель (логос) существования человека, обожив в Себе человеческую природу. Тем самым Господь исполнил то предназначение, которое принад­лежало человеку от создания мира и которого он не выполнил, и стал Новым Адамом, «на-чатком» обожения естества твари. Родившись бесстрастно от «вышняго зачатия» Девы и восприняв добровольно все последствия грехопадения, Господь до конца как человек пребыл бесстрастным, показав нам образ воссоздания и спасения. Однако вершиной Его домострои­тельства следует назвать Крест и Воскресение.

Крест, Сошествие во ад и Воскресение — это события одного порядка, в которых Гос­подь упразднил смерть и избавил человеческий род от власти греха и дьявола3. «На Кресте рождается подлинная жизнь и история вечности, отсюда начинается единение всех сущих, живших прежде, живущих теперь и имеющих появиться на свет. Отсюда берет начало уп­разднение и уничтожение смерти и тления. Здесь рождается залог безопасности на все вре­мена и века и осуществляется вступление всей твари в состояние соучастия в божественных дарованиях и благодеяниях, как это замыслил Господь при начале создания мира», — гово­рит старец Иосиф, и продолжает: «Воскресение Господа нашего — это, в некотором смысле, раздача дарований, а корень, из которого все они произросли и принесли плод, — это Крест... И если жатва совершена была в Воскресении, то зрелые плоды урожаю принесли Крест и Страсти Христовы»4. Совершив спасение праведных, пребывавших в «темницах адовых»5, Христос воскрешает Свою человеческую плоть и с нею возносится на Небеса, воз­нося Свою человеческую природу к престолу Божию. По словам старца Иосифа, слова Апо­стола седе одесную престола величествия на высоких, толико лучший быв ангелов, елико преславнее паче их наследствова имя (Евр. 1, 3-4) относится к человечеству Спасителя6. Это означает, что Своим домостоительством Сын Божий даровал человеческой природе новое местоположение, которое превосходит положение ангельской природы .

Домостроительное дело Второй Ипостаси Святой Троицы, совершившееся в Воплоще­нии, есть, как говорит старец Иосиф, событие не случайное и немаловажное, «потому что Слово Воплощенное для нас есть средоточие жизни и смысл нашего пребывания в вечно­

---

1 «Учение о телесном делании...», наст. изд., с. 231.

2 См.: «Смысл божественного Откровения», наст. изд., с. 441.

3 «Таинство Божественных Страданий», наст. изд., с. 302-305.

4 Там же, с. 303.

5 Старец Иосиф в своем Слове о Божественных Страданиях подробно описывает Сошествие Спасителя во ад, согласно со святоотеческим преданием. Наст. изд., с. 309-311.

6 Там же, с. 311.

7 Подробнее об этом см.: «Бог явися во плоти», натс. изд., с. 270-271. Ср.: «Рассмотри свое достоинство, насколько ты драгоценен, ведь высшим ангелов сделал тебя Бог, когда и Сам Он в Своем Лице ради твоего дос­тоинства и искупления явился на земле» (прп. Макарий Египетский, Духовные Беседы, 15, 43. PG 34, 605).

 


сти»1. Господь пришел приготовить человечеству путь к спасению. Он сделал это через при­нятие и обновление человеческой природы, которое Отцы называют новым творением. Гос­подь обожил человеческую природу в Себе и основал Церковь, которая есть Его Тело, даро­вав всем людям возможность приобщиться к Его обожению. Таким образом, каждый человек может принять участие в жизни Христа, соединившись с Телом Христовым через вступление в Церковь. Такое приобщение есть таинство, потому что совершается не человеческими средствами, а силой Благодати. Это таинственное соединение является домостроительным делом Третьего Лица Святой Троицы, посланного в мир ради осуществления обожения твари и продолжения дела Сына. Вот как говорит об этом старец Иосиф: «Церковь, через продол­жающееся присутствие своего Основателя Господа Иисуса Христа, Который есть ее Глава, и через непрерывное действование в ней Святого Духа, Который управляет ею и ведет ее к конечной цели, представляет собой распространение Божественного Воплощения. Про­должая дело Христово на земле, Церковь помогает верующим овладевать результатами этого дела» . Через Свое воплощение Христос возродил не отдельные личности и не всю природу, находящуюся во всех человеческих личностях, но Свою частную природу, не включающую в себя все индивидуальные ипостаси. Эта-то природа и стала «начатком» возрождения для всех индивидуальных ипостасей, могущих приобщиться к ней в Теле Церкви, Главой кото­рой является Ипостась Бога Слова по Своему человечеству. К этому человечеству, то есть к Телу Христа, и приобщаются отдельные человеческие личности в Церкви силой и действи­ем Святого Духа. Потому что человеческая природа Христа, обладая всей полнотой Боже­ства телесн (Кол. 2, 9), сообщает эту полноту и приобщающимся по Благодати, соделывая их причастниками Божескаго естества (2 Пет. 1, 4).

Эта мистическая жизнь верующих в Теле Христовом, Теле Его Церкви, осуществляется через Святые Таинства. «Церковь как Тело Христово, — говорит старец Иосиф, — есть ре­альное участие в обожении, совершающееся через святые таинства»3. Поскольку человек те-лесен, он нуждается в материальном средстве, которым оказывается вещество и священно­действие. Через вещество таинства он прикасается к подлинному существованию, таинство становится выходом навстречу подлинной реальности, соучастием в истине бытия. Таинст­ва — это всегда событие богообщения, всегда событие явления Бога-Троицы, которое во всей полноте человек может пережить только через Христа и в Духе Святом, то есть в Церкви.

Говоря о таинствах, старец Иосиф отвергает схоластическое исчисление их числом «семь», поскольку всякое священнодействие является таинством4. Когда речь идет о богоче-ловеческих отношениях, о присутствии Святого Духа в человеческой жизни, невозможно го­ворить о количестве, ибо не мерою дает Бог Духа (Ин. 3, 34). Таинств, согласно старцу Ио­сифу, бесчисленное множество. Однако главными таинствами, в которых явлена вся полнота Домостроительства спасения и от которых зависят все остальные таинства, являются таинст­ва Крещения и Божественной Евхаристии.

Вступление в Церковь осуществляется через таинство Крещения и Миропомазания. В своих беседах старец Иосиф не отделяет таинство Крещения от таинства Миропомазания, считая их двумя аспектами (христологическим и пневматологическим) единого таинства вхождения в Церковь. В Крещении человек умирает для греха и рождается для вечности: Крещение, по словам св. Дионисия Ареопагита, есть таинство богорождения5. Это означает, что Крещением упраздняется власть ветхого человека, и человек рождается в Боге, иными словами входит в жизнь Тела Христова, соединяясь в природном единстве с другими лично­стями под властью Главы Христа. Это христологический аспект таинства. Однако природное

---

1 Бог явися во плоти», наст. изд., с. 254.

2 «Таинство священства», наст. изд., с. 428.

3 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 396.

4 См.: «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 399-400.

5 Св. Дионисий Ареопагит, О церковной иерархии, 7 (Рассмотрение, 8) // Сочинения, с. 728 (греч.),

729 (рус.).

 


единство не упраздняет ипостасной инаковости каждого отдельного человека, не делает его безличным участником общей природы. Напротив, каждая личность призвана к всецелому обладанию Богом, Который, как об этом сказал Апостол, есть полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1, 23). Поэтому в таинстве Миропомазания человек получает «знамение» Третьего Лица Святой Троицы, «печать дара Духа Святого». «Таинство Крещения, — гово­рит старец Иосиф, — символизирует смерть и жизнь, погребение и воскресение. Смерть — это умирание для греха, а воскресение — это участие в животворящей Благодати, которая преподается через печать дара Духа Святого»1. Эти два аспекта таинства неразрывно связа­ны, так что жизнь в Теле Христовом может осуществляться только в Духе Святом, а стяжа­ние Святого Духа возможно только через Христа, то есть в Его Церкви.

Крещение «просветляет» образ Божий в человеке, освобождает его от наследственного тления, воспринятого через грех. Человек получает дар Святого Духа, «и поскольку рож­даемое от Духа дух есть (Ин. 3, 6), то и крещаемый становится духовным человеком»2. Но это не означает, что он неким искусственным путем, механически и принудительно, по­лучает спасение: такое положение вещей не могло бы соответствовать евангельскому духу свободы, упраздняло бы богоподобие человеческой личности и лишало бы человека опыта истины и любви. Поэтому Благодать, даваемая в Крещении, является только «залогом» спа­сения, евангельским зерном, которому надлежит взойти. Человек должен научиться жить с Благодатью, сделать ее свойственной себе (οικεία). Иными словами, при содействии Бла­годати человек должен изменить способ своего существования, сообразовав его со способом существования Святой Троицы, который состоит в любви, потому что именно таков смысл выражения Бог есть любовь (1 Ин. 5, 12),— здесь указывается на то, каким образом сущест­вует Бог: Он существует как Любовь Лиц Святой Троицы3. Изменение способа существова­ния связано с заботой об этосе (духовно-нравственная жизнь), который определяется волей человека: в этом контексте становятся понятными слова старца Иосифа о том, что воля — это «решающее обстоятельство, определяющее характер всего нашего бытия»4. Итак, после Крещения, согласно святоотеческому учению, Благодать невидимо поселяется внутри чело­века, но она находится в состоянии «возможности» (δυνάμει); когда же ум через подвиг зло-страдания освобождается от своей подчиненности плоти и естественным образом направля­ется к взысканию Бога, Благодать переходит в состояние «действия» (ενεργείς), постепенно просвещая человека и приводя его в состояние бытия «по природе», а затем и «сверх приро­ды». Такое совершенствование напрямую зависит от интенсивности духовной жизни и от участия в других таинствах, главным образом, в таинстве Евхаристии.

Старец Иосиф подчеркивает, что таинство Крещения неразрывно связано с таинством Евхаристии: «Одно таинство ведет к другому, и оба ведут человека к совершенству, в кото­ром осуществляется воссоздание первоначального положения человеческой природы по об­разу своего Создателя. Причащение усовершает человека до состояния подобия Богу»5. Если в Крещении Господь дает залог спасения, то осуществление спасения совершается в Евхари­стии: «В Крещении Христос рождает нас к новой жизни, а в Евхаристии вскармливает нас, как мать вскармливает своими сосцами дитя»6. Таким образом, таинство Причащения стано­вится центральным событием духовной жизни человека, а через человека и всего космоса.

---

1 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 400.

2 Там же, с. 401.

3 По необходимости, мы вынуждены ограничиваться краткими указаниями на те истины веры, о которых специально не говорит старец Иосиф, но которые нам нужны для общей картины. Более подробный богослов­ский анализ темы любви как способа бытия Бога и человека см.: John D. Zizioulas, Being as Communion, особен­но с. 42-49; 101-109.

4 «Познай себя», наст., с. 201.

5 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 405.

6 Там же, с. 406.

 


Божественная литургия, во время которой совершается таинство Евхаристии, это «синтетическое обобщение (συγκεφαΛαίωσις) всего домостроительства», как говорит прп. Феодор Студит1, это таинственное переживание домостроительства спасения, совер­шенного в вочеловечении Бога Слова. На ней вспоминается Рождество Господа, Его жизнь среди людей, страдания и смерть, Воскресение, Сошествие во ад и Вознесение, а также вто­рое и славное Пришествие. Однако это воспоминание является вспомогательным средством; воспоминанием не исчерпывается происходящее на литургии, «ибо здесь не сходство только имени, и не сходство подобия, но тождество дела, так как святые дары суть тело и кровь Христа» . В литургическом священнодействии человек всецело участвует в совершающемся таинстве домостроительства, является его непосредственным деятелем, соработником Богу.

Домостроительство есть явление Бога-Троицы творению, поэтому и Евхаристия стано­вится местом Богоявления. «От начала и до конца божественная литургия помогает нам пе­реживать таинство присутствия Святой Троицы»3. Старец Иосиф связывает откровение Троицы в Евхаристии непосредственно с событием Боговоплощения: «Соединение человече­ской природы с божественной в Единой Ипостаси Бога Слова явилось причиной обожения для человека. Теперь каждый верующий, соединяясь со Христом, становится храмом всего Божества, потому что Лица Святой Троицы нераздельны. Как в Теле Христовом живет вся­ко исполнение Божества (Кол. 2, 9), так и в ставших сотелесными с Ним обитает Святая Троица»4.

Но если в Евхаристии каждый верующий становится «обителью» Бога-Троицы, приоб­ретая подобие Богу и становясь Его «образом», то и сама евхаристическая община, то есть Церковь, является «образом» Бога. Она являет в своей жизни образ существования, способ бытия Святой Троицы. Этот факт придает евхаристическому собранию совершенно иное из­мерение. Место совершения литургии становится скинией Бога с человеками (Откр. 21, 3), совместным пребыванием твари с Творцом, потому что Евхаристия собирает все творение επί τό αύτό (вкупе = ср. Деян. 2, 1; 2, 44), то есть в едином месте, ради прославления Бога. В литургическом Возношении происходит встреча исторического бытия с вечностью, с тем, что после истории. Поэтому, по словам старца Иосифа, «Евхаристия имеет еще и глубокий эсхатологический смысл, потому что приобщение к телу и крови Христовым служит залогом обожения человека, будущего общения и соединения его со Христом в Его Небесном Царст­вии. Обожение есть живая реальность, которая начинается в здешней жизни и заканчивается в иной»5.

Кроме Крещения и Евхаристии, существует множество других таинств, каждое из ко­торых имеет свое домостроительное значение. В настоящей книге старец Иосиф подробно останавливается еще на таинствах Священства и Покаяния. Священство — это продолжение мессианского служения Христа как Великого Архиерея. Священники не имеют священства сами от себя, они участвуют в Архиерействе Христа, потому что Он обладает всей полнотой священства. «Священство — это таинство, которое Небо сводит на землю, и землю, то есть сделанную Христом богочеловеческой природу Адама, поднимает превыше Небес. Священ­ство — это служение, которое воплощает в себе всю Благодать и власть Христа Спасителя и продолжает Его дело вплоть до Второго Пришествия»6. Что касается таинства Покаяния, то оно есть следствие дара вязать и решить (см. Ин. 20, 22-23), данного Спасителем Своим ученикам — апостолам, а ими переданного их преемникам — епископам и священникам. Покаяние возвращает человека в состояние Благодати; по этой причине оно именуется еще

---

1 Первое слово против иконоборцев. PG 99, 340.

2 Св. Николай Кавасила, Изъяснение Божественной Литургии, 38 // Христос. Церковь. Богородица. Мо­сква, 2002, с. 170.

3 Ιερομόναχος Γρηγόριος. Ή θεία Λειτουργία. Σχόλια. Έκδ. Δόμος, Αθήνα, 1985, σ. 32.

4 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 406.

5 Там же, с. 407.

6 «Таинство священства», наст. изд., с. 436.

 


«вторым Крещением». Старец Иосиф отмечает, что таинство покаяния составляет основу практической части сотериологии1, то есть напрямую связано с личным духовным подвигом каждого человека. Покаяние, таким образом, это мера, устанавливающая живое, а не ме­ханическое участие человека в самом основном и высшем таинстве таинстве домострои­тельства нашего спасения.

* * *

Господь Иисус Христос есть Альфа и Омега, Начаток, и Конец (Откр. 1, 8) всего твар-ного бытия, потому что Он соединил в Своей Ипостаси две природы, божественную и чело­веческую, даровав возможность всем людям участвовать в Его Божестве, Ради этого Он ос­новал Церковь, все устройство которой подчинено единой цели — обожению человека. Эта цель, однако, приобретает свое окончательное выражение в экклесиологии. Через домо­строительный смысл церковных таинств, и особенно таинства божественной Евхаристии, окончательно уясняется цель человеческого существования и вообще создания мира. Эта цель объясняется старцем Иосифом, — который следует здесь общему учению Восточных Отцов Церкви, — посредством понятия άνακεφαλαίωσις. Это учение восходит к словам апостола Павла из Послания к Ефесянам: Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа... якоже избра нас в Нем прежде сложения мира... сказав нам тайну воли Своея по благоволению Своему, еже прежде положи в Нем, в смотрение исполнения времен, воз-главити (άνακεφαλαιώσασθαι) всяческая о Христе, яже на Небесех и яже на земли в Нем (Еф. 1: 3-4, 9-10). Ανακεφαλαίωσις это возглавление Богочеловеком Христом всей чело­веческой природы, а за ней и всего творения, и объединение человечества в единой с Ним богочеловеческой жизни. Бог, Который есть «Сверхсущее Благо, — говорит св. Дионисий Ареопагит, — зовется Красотой (κάλλος) потому, что всех к Себе призывает (καλεί), и по­тому, что все во всем сводит в тождество (εις ταύτό)»2. Вот как об этом говорит старец Ио­сиф: «Во Христе и через Христа уясняется цель всего тварного бытия, включая ангелов, по­скольку и через них открывается сокровенная во Христе тайна Бога и Его многообразная премудрость; и цель эта состоит в соединении всего под главою Христом, яже на Небесех и яже на земли в Нем (ср. Еф. 1, 10). Во Христе исполняется замысел Промысла Божия о всем мире, домостроительство Благодати Божией о всем творении, направленное на спасе­ние, освящение и обожение всех в Богочеловеке»3. Это соединение всего тварного бытия под Главою Христом принадлежит веку грядущему, когда уже не будет времени, когда произой­дет обновление всей природы. Однако в нынешнем веке мы обручаемся этому единству и приобщаемся к нему в «эсхатологической» реальности божественной Евхаристии. Едине­ние всех в Евхаристии не упраздняет множественности ипостасей: давая каждой полноту Святого Духа, оно осуществляет всеобщее единство природы в Теле Христовом: Едино Тело, един Дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего; един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех, Иже над всеми и через всех и во всех нас (Еф. 4, 4-6).

---

1 См.: «Таинство покаяния», наст. изд., с. 415 и далее.

2 Св. Дионисий Ареопагит, О божественных именах, 4, 7 // Сочинения, с. 312 (греч.), 313 (рус.).

3 «Бог явися во плоти», наст. изд., с. 257.

 


О НАСТОЯЩЕМ ИЗДАНИИ

Книга «Слова Утешения» является первым сборником устных бесед старца Иосифа Ва-топедского, изданных его учениками. Беседы, объединенные в этой книге, состоялись в 1980-83 гг. в афонском Новом Скиту, где братство старца Иосифа подвизалось первона­чально, до своего переселения в Кутлумушский, а затем в Ватопедский монастырь. По сло­жившейся многолетней традиции, Старец проводит духовные беседы с братией каждое вос­кресенье и среду после Повечерия. Беседы эти носят в основном характер непосредственных устных наставлений, поэтому говорятся Старцем без предварительной подготовки. Этим объясняются некоторые повторения и отдельные незначительные «упущения», свойственные устному слову. Они, однако, выглядят незначительными в сравнении с той духовной поль­зой, которая проистекает из живого опыта Старца, изложенного на страницах данной книги.

В настоящее издание вошли отдельные наиболее яркие беседы старца Иосифа, собран­ные братией Нового Скита. Названия беседам даны издателями в зависимости от содержания наставлений. Все беседы разделены, согласно темам, на три части. В первую часть вошли беседы о подвижнической жизни и духовном делании вообще, а также наставления, касаю­щиеся исключительно монашеской аскетической практики. Во второй части помещены бесе­ды на некоторые церковные праздники, в которых Старцем объясняются главные события домостроительства спасения: Воплощение Бога Слова, Его Крест и Воскресение и др. — причем, Старец подробно раскрывает непосредственную связь этих событий с нашей духов­ной жизнью. Третья часть состоит в основном из бесед Старца на общие темы о христиан­ской вере и жизни, в которых он касается нравственно-этических вопросов современной культуры и церковного бытия. Здесь же помещено несколько бесед, в которых старец Иосиф подробно рассматривает смысл и значение таких церковных таинств, как Крещение и Покая­ние, Евхаристия и Священство.

Книга переведена на русский язык братией Богородице-Сергиевой Пустыни. По согла­сованию со старцами Ватопедского монастыря, мы издаем ее как продолжение ранее издан­ных нами «Ватопедских Оглашений». Это обусловлено тем, что и «Ватопедские Оглашения» и «Слова Утешения» адресованы преимущественно монахам: в то время как первая книга является введением в общежительную жизнь, вторая посвящена более подробному описанию «законов» и особенностей христианского, и в частности монашеского, духовного подвига. Однако, мы убеждены, что обе книги в не меньшей мере будут отвечать духовным запросам и благочестивых мирян, совершающих свое восхождение к Богу, и помогут им глубже осоз­нать существо своей собственной веры.

В переводе мы пытались передать речь Старца так, как она звучит в оригинале, то есть по-возможности избавиться от ставших мертвыми «клише» устаревшего «благочестивого» языка, пользующегося понятиями нравственной философии, унаследованными от эпохи Просвещения. Язык старца Иосифа отображает восприятие мира, свойственное греко-византийскому мышлению, которое, собственно, и сформировало православную традицию истолкования и выражения истин, явленных в опыте богообщения. Коротко говоря, грекоя-зычные аскетические авторы описывают свой духовный опыт в категориях онтологии, при­бегая к таким понятиям, как бытие, сущность, энергия, природа, обожение и т.д., а современ­ный мир мыслит по большей части в таких понятиях, как право, нравственность, законность, наказание, оправдание и т.д., то есть осознает и выражает свой опыт посредством нравст­венных императивов, или иначе говоря, мыслит в категориях абсолютизированной морали. Мы не станем здесь распространяться о последствиях такого расхождения, а только отметим, что источники второго мировосприятия лежат в протестантской этике и наиболее ярко вы­ражаются в этике гуманизма. В нашем переводе мы старались максимально отобразить — насколько допускают возможности русского языка, а также понимание и интуиция перево­дчиков, — способ восприятия и изложения, свойственный восточно-православному духов­ному опыту. Этот способ изложения, как нам кажется, более полно раскрывает для читателя мысль и слово Старца. По этой же причине к тексту во многих местах сделаны примечания


и комментарии со ссылками на святоотеческие тексты, которые призваны разъяснить, а ино­гда и подтвердить те богословские положения, которые привычны для восточно-православного мышления и часто кажутся необычными, а подчас даже «неблагочестивыми», русскому читателю, воспитанному на условных категориях гуманистической этики. Просим прощения у тех читателей, которые хорошо осведомлены в таких вопросах, так как им это может показаться навязчивым.

В настоящем переводе порядок расположения бесед несколько иной в сравнении с гре­ческим изданием. Изменены также названия некоторых «Слов». Что касается основного тек­ста, то он издается в полном объеме, без каких-либо сокращений или изменений. К тексту добавлены и сверены с оригиналами ссылки на источники, цитируемые устно старцем Иоси­фом. Они приводятся в конце книги в Указателе цитат.

Мы смиренно надеемся, что книга «слов утешения» старца Иосифа Ватопедского, вы­ходящая ныне на русском языке в издательстве нашей Обители, внесет свою лепту в ожив­ление и обновление духовной жизни русского монашества, а также посодействует укрепле­нию и более глубокому осмыслению духовного наследия Православия, без которого невоз­можно представить благополучия нашего дорогого Отечества.

Братия Богородице-Сергиевой Пустыни Покров Пресвятой Богородицы, 2005


 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СЛОВА АСКЕТИЧЕСКИЕ


СЛОВО О МОНАШЕСТВЕ

«Так что же такое все-таки монашество?» Нам не кажется странным этот вопрос, обыч­но повторяемый теми, кто не понимает таинственную жизнь монахов, так как зачастую и для самих монахов ответ на этот вопрос остается неуловимым в своей преестественной высоте и глубине, и по большей части понимается только верой. Нам часто задают множество по­добных вопросов не только в миру, но и в монашеской среде, недоумевая, имеет ли монаше­ство смысл и целесообразность в человеческой жизни, или это самообман и искажение исти­ны, произведение религиозного фанатизма и мечтательности.

Нас не будет здесь занимать ни этимология слов «монах» и «монашество», ни фило­софское значение этих понятий; мы обратимся сразу же к обсуждению того жизненного опыта, который преимущественно сегодня — в культурном хаосе нынешнего времени и об­щей дезориентации — так волнует современного человека. Наше короткое описание не вда­ется в подробный анализ и определения, так как в данный момент у нас с вами другая цель, однако мы все-таки не избежим краткого по возможности обращения к теме человеческого предназначения, опираясь на божественное откровение, данное нам Священным Писанием, так как это поможет нам сделать более понятными общие выводы.

Монашество, представляющее собой одно из двух направлений в жизни человечества, имеет свое начало в божественном откровении. С тех пор в неослабном терпении оно совер­шает свой тяжелый подвиг, о котором у нас речь в дальнейшем, подвиг, как думается, со­ставляющий цель человеческого существования, согласно божественному откровению. Итак, основываясь на божественном откровении, мы признаем — согласно христианской и иудей­ской антропологии, — что человек творение Божие, созданное «по образу и подобию» своего Создателя. Понимая таким образом человеческую личность, мы не сомневаемся, что она вправе уповать на божественные обетования, которые состоят не в чем ином, как в воссозда­нии «по образу и подобию» человеческого достоинства, которое было утеряно при грехопа­дении.

Состояние человека, существующего «по образу и подобию» Бога, есть обожение; эту именно цель имело снисхождение Бога Слова, как это изображается в нашей церковной гим-нографии: «Обманут был прежде Адам, и, возжелав стать Богом, не стал им; но человеком становится Бог, дабы богом Адама соделать»1. Что таковое состояние есть главная цель су­ществования человеческой личности, подтверждается всеми Отцами нашего церковного пре­дания с апостольских времен до настоящего времени, которые описывают это состояние и ставят его как высший дар Божий человеку и главнейшее его призвание. Ведь происходя от Бога, человек в своем бытии изображает Его и живет благодаря доброй воле и промыслу сво­его Творца. Далее, человек не может сам по себе исполнить свое предназначение, если не будет укреплен и направлен Им. Проще сказать, человек, находясь вдали от Бога, лишает свою жизнь всякого смысла. Только при содействии божественной Благодати, различными способами стараясь восполнить и исцелить свою недостаточность, он может воссоздать за­ново свою личность. Вот почему Господь Иисус Христос говорит нам: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5).

В словах «по образу и подобию», согласно Святым Отцам, существует одно тонкое различение, которое, в конечном счете, не является разницей в значении. В самом деле, смысл этого различия в том, что каждый человек несет на себе печать сотворенности «по об­разу», тогда как «по подобию» есть лишь возможность. Эта возможность оставляется свобо­де личности, не предпочтет ли она всецело обратиться к Богу, — и тогда божественная Бла­годать возводит ее в состояние обожения, которое есть венец человеческого предназначения. Следовательно, истинная жизнь человека исходит из его соучастия в жизни Бога, которое достигается общением с Ним. Аз живу, и вы живи будете (Ин. 14, 19), говорит наш Господь.

---

1 Рус. пер. стихиры на Славу на Хвалитех праздника Благовещения Пресвятой Богородицы. — Все ссыл­ки и примечания в книге, за исключением особо оговоренных случаев, даны переводчиком.

 


И тем, иже прияша Его, даде им область чады Божии быти (Ин. 1, 12). Об этом же говорит и св. Григорий Палама в одном из своих слов против Акиндина: «Но и Сам (Дух) в Себе имеет жизнь, и причастные Ему живут боголепно, стяжав жизнь божественную и небесную. Для достойных же совершенной божественной жизнью и причастием совершенного блага является сияние божественной природы»1.

Мы по необходимости остановились на теме человеческого предназначения, чтобы можно было яснее показать, что монашеская жизнь сосредоточивается, главным образом, на этой цели, о чем более подробно мы скажем дальше.

В Патерике мы находим различные определения того, что есть монах. Например, авва Иперехий говорит, что «жизнь монаха есть подражание ангелам» . Согласно авве Моисею, «совершенное делание монаха безмятежно внимать Богу»3. Другой Старец сказал: «Тако­ва жизнь монаха: правдивые уста, святое тело, чистое сердце»4. По учению аввы Исаака Си­рина, «монах есть тот, кто пребывает вне мира и всегда молится Богу сподобиться будущих благ. Богатство монаха утешение, находимое в плаче. А в плаче пребывает тот, кто в ал­чбе и жажде проводит все дни своей жизни»5. Тот же авва сказал: «Похвала Христовой Церкви — монашеская полития»6. В этих немногих определениях Отцов относительно мо­нашеского идеала безошибочно распознается, что центр всех устремлений и усилий монахов есть не что иное, как возвращение в состояние возможности бытия «по подобию» и осущест­вляемое таким образом обожение нашей природы.

Начиная с покаяния, монах направляется к достижению совершенства и обожения в не­драх и по вере Церкви, неотъемлемым членом которой он является. Полагая первым прави­лом отречение и странничество, он утверждает первоначальное основание будущему созида­нию. Монах есть плод покаяния, и он не ограничивает покаяние узкими рамками прекраще­ния лукавых дел и только, он понимает покаяние как всесовершенное умерщвление злого вплоть до самых простых помыслов, ревнуя, так сказать, изгладить из воображения обычные воспоминания. После покаяния следующее, чему монах посвящает себя, это стяжание доб­родетелей до той меры, когда будет считать их больше естественной энергией, чем усилием, имея перед собой образ вседобродетельного жития Господа нашего Иисуса Христа. Сле­дующий и последний шаг монаха есть восхищение его ума Благодатью Святого Духа к боже­ственному просвещению и созерцанию.

Эти три состояния, вкратце описанные нами, суть естественные законы, через которые человеческая природа может, по Благодати нашего Христа Спасителя, возвыситься над обла­стью тления и смерти, куда она была ввергнута прародительским грехопадением. Через эти законы человек может вернуться к высшему достоинству обожения, которое было и есть за­мысел Бога при творении, и это достоинство было возвращено человеку снова после падения в явлении Господа нашего Иисуса Христа. Таким образом, сущность монашества состоит

---

1 Св. Григорий Палама, Λόγος αντιρρητικός κατά Άκννδίνον 2, 7, 18 // Συγγράμματα, τ. 3, σ. 98. Пер­вая часть данного отрывка является цитатой из св. Василия Великого (PG 29, 772) и цитируется св. Григорием Паламой и в других местах. См., напр.: Триады III, 1, 38.

2 Это изречение отсутствует в сборнике Достопамятные Сказания; оно приведено в Отечнике свт. Игна­тия (Авва Иперехий 20, с. 258) со ссылкой на Алфавитное собрание апофтегм, однако там (PG 65, 429-432) это изречение нами не найдено. Вероятно, старец Иосиф пользовался изданием Μέγα Γεροντικόν 11, 85 (τ. 3, σ. 320), в котором есть это изречение, но, к сожалению, отсутствуют ссылки на источники.

3 Древний Патерик 23, 2.

4 Древний Патерик 1, 33.

5 Ср.: прп. Исаак Сирин, Слова Подвижнические, 58. С. 309.

6 Ср.: прп. Исаак Сирин, Слова Подвижнические, 63. С. 340. Греческое слово πολιτεία мы намеренно ос­тавляем, потому что ни традиционный русско-славянский перевод: «жительство», «деяния», ни современные переводы: «гражданство», «государственны дела» и т.д. не передают всего спектра значений, которые семан­тически связаны с понятием политии. Полития в своем исходном значении есть социальная форма, упорядо­ченная в соответствии с идеалом полиса, который греческим мышлением понимался как символ мира (мір, κόσμος) в пределах одного города. Именно отсюда происходит понятие о гражданстве как о приобщении к организованности, в пространстве которой человек осознает свое участие в окружающем, в жизни мира.

 


в сознательном осуществлении этой цели, в успешном достижении этого абсолютного пред­назначения, данного человеку.

Другими словами, монах отказывается от греховного жития «не по природе», через по­каяние и добродетельную жизнь восходит к житию «по природе» и усердно старается дос­тичь состояния святости «сверх природы». В пределах этих трех состояний пребывает монах, здесь покоятся и силы, движущие его жизненным подвигом, о которых мы теперь и погово­рим.

Страх Божий, плод первоначальной веры, — первая ступень «при дверех» покаяния, с которой монах начинает свой подвиг. Это начало, означающее на практике удаление от мирской жизни, называется исходом из мира, а пребывание вдали от близких — лиц или предметов — называется странничеством. Мотив, который делает необходимым это удале­ние от мира, состоит в убеждении, что человек, находясь среди причин, вызывающих стра­сти, которые в большом разнообразии доступны в миру, увлекается ими к нарушению запо­ведей Божиих. Постоянно повторяемые поражения человека в различных искушениях еще более заражают его и без того уже больной после грехопадения характер, так как болезнь по наследству прилежит нашей природе, согласно словам Писания: Прилежит помышление человеку на злая от юности его (Быт. 8, 21). И как больным необходимо удаляться от того, что вредит их здоровью, и пребывать в покое, так и желающим избавиться от свойств и дей-ствований ветхого человека, руководимого «страстьми и похотьми», необходимо удалиться от причин, вызывающих страсти. Разве и Бог не потребовал этого от Авраама, когда призвал его к познанию Своего Божества и предызбрал его для исполнения Своих будущих обетова­нии? Ирече Господь ко Аврааму: изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего, и иди в землю, юже ти покажу (Быт. 12, 1).

Исход из мира и странничество, будучи первыми шагами, одновременно есть и готов­ность искренне кающегося к исповедническому подвигу, потому что доказывают на деле его отход от прежней страстной жизни, как это повелевает божественный глас всем тем, кто призван вернуться к добродетельному образу жизни по Богу. Изыдите от среды их и отлу-читеся, и нечистоте их не прикасайтеся, и Аз прииму вы; и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. 6, 17-18). Монах, пребываю­щий вдали от причин греха, перестает прилагать новые прегрешения к прежним, заботясь теперь лишь о том, чтобы изгладить старые страсти, к чему его побуждает познание своих грехов и покаянное сокрушение. Усердие в любострадании, будучи противовесом греховно­му сластолюбию, становится для него актом сознания, и все свои дела и помышления он со­единяет со злостраданием.

Необходимым условием для этого служит удаление от жизни «не по природе», которой принадлежит наш ветхий человек. Монах со всяким тщанием старается отречься от него и таким образом возвыситься к новой и обновленной жизни, которую Господь наш описал в своих божественных заповедях. Усердный, нестяжательный, кроткий, молчаливый, сми­ренный, послушный и девственный — особенно два последних свойства знаменуют состоя­ние монашеского образа бытия. Верный советам своего духовного руководителя, монах не­устанно ревнует о том, чтобы не лишиться ни одной из святых добродетелей. Потому что ве­рит, что, только сроднившись с ними, сможет услышать блаженный глас нашего Спасителя: Добре, рабе благий и верный! В немногом бе верен, над многими тя поставлю: вниди в ра­дость Господа твоего (Мф. 25, 21), а это и есть чаемый нами предел святости.

Следовательно, неверно клевещут на монашество несведущие, говоря, будто монах пребывает в праздности или обольщается. Очевидно, что такое обвинение чуждо всему строю монашеской жизни, которая от начала до конца подчинена другой цели. Хотя монаше­ская жизнь и подразделяется на различные виды и имеет разные уровни, ни одно из них не­возможно охарактеризовать как индивидуализм и пребывание в праздности. Телесные тру­ды — необходимое и непрестанное делание монаха, которые он предпринимает либо ради обеспечения себя тем, что необходимо для жизни, либо ради более успешного противостоя­ния в своей духовной брани многообразному злу с одной стороны и, с другой стороны, на­выку в добродетелях. Псаломское виждь мое смирение и труд мой, и остави вся прегреше­ния моя (Пс. 24, 18) есть движущая сила всех его предприятий.

Начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7) и страхом Господним уклонится всяк от зла (Притч. 3, 7). Человек, подчиненный закону тления и смерти, который есть след­ствие грехопадения, постоянно возбуждается различными видами греха. Грех укоренился в членах его (Рим. 7, 5) и, став жалом смерти (1 Кор. 15, 56), насильно вовлекает человека в рабство. В этой анатомии греха, то есть в том, как навык ко злу против природы насильно заставляет человека совершать еже не хощет (см. Рим. 7, 19) и упорствовать в делании доб­ра, Отцы нашли главный корень разложения — самолюбие.

Но если по качеству эта основная черта нашей искаженной природы называется само­любием, то по своему проявлению она называется сластолюбием, под которым скрываются все страсти и похоти. Каждый монах, приобретя познание данного различения, целенаправ­ленно действует в этой тайной войне, в которой употребляемые оружия уже не плотская, но сильна Богом на разорение твердем (2 Кор. 10, 4) и всякой неправды и прелести врага. И хотя в перечне первопричин всех зол и страстей вместе с самолюбием обычно приводится эгоизм и стяжательство, все же главнейшее место в брани против человека почти всегда за­нимает самолюбие, потому что поддерживается природными факторами — законами само­сохранения жизни.

Эти три «главнейшие» страсти, как они именуются в святоотеческом словоупотребле­нии, превзошел и победил Господь в пустыне после Своего Крещения, передав и нам секре­ты этой брани. Монах, содействием Благодати Святого Духа и доброй человеческой волей преуспевающий в подражании Господу нашему Иисусу, вступает в брань против этих глав­ных зол начиная с самолюбия. И вот почему: все, что есть и называется страстью и похо­тью, — это не осмысленная потребность для поддержания человеческой жизни, но необуз­данные порывы желаний неразумной части нашей души, которая живет «не по природе»; а преследуемая цель этих порывов — проистекающее от удовлетворения этих страстей на­слаждение. Поэтому в наслаждении, которая есть мать похотливых влечений, и состоит цель страстной и греховной жизни. Таким образом, сластолюбие называется внешним проявлени­ем самолюбия; вот почему и воюющие против этих страстей воины Христовы возлюбили любострадание. Пример личной жизни Господа нашего, особенно в пустыне, где Он вступил в брань с искушавшим Его дьяволом — вот что такое любострадание. Господь постился, пре­бывал в бдении, молился, был в нищете и девстве — все это главные признаки любострада-ния. К этим основным добродетелям наши Отцы впоследствии прибавили остальные частно­сти практической стороны аскетического делания и создали идеальный институт, называе­мый монашеством. С помощью практического любострадания успешно воюя с каждым дви­жением страсти, монахи по Благодати Христовой побеждают страсти и похоти, то есть жизнь «не по природе».

Когда, наконец, монах достигает естественного состояния, Благодать Святого Духа, пребывающая внутри него, начинает производить в нем свои естественные действия, на­правленные на обновление и воскрешение ветхого человека, умерщвленного грехом. Страх Божий, будучи первым началом, развивает и возбуждает божественную ревность. Ревность ведет к более строгому злостраданию и, особенно, к усердию в соблюдении заповедей Божи-их. Одновременно она пробуждает у монаха чувство вины, так как временами дает ему ощу­тить вкус божественной любви. После этого в нем просыпаются скорбь и слезы, возникаю­щие исключительно в отношении к Богу; они начинают размягчать жестокость человеческо­го сердца, принося ему, по милости Божией, очищение.

Если монах имеет опытного руководителя и если небрежение и эгоизм не окрадывают его скромного подвига злострадания, Благодать Божия на этом добром пути начинает ощу­тимее проявлять свое присутствие в уме, уча его смирению и молитве. Послушание, отсече­ние собственной воли и вообще чистота совести в отношении страстей и помыслов, имею­щих благовидные предлоги, — а это последнее легко достигается истинным послушанием — все это привлекает действие Благодати Божией. Благодать, пребывает и действует преиму­


щественно в уме подвизающегося, который теперь приобщается к духовному познанию, так что разрушается вся прелесть вражия и в делах и в мыслях, в которую враг с легкостью мог его ввергнуть. Здесь требуется особенно остерегаться лукавства, рождаемого самомнением, потому что оно бывает очень тонким и неразличимым. Другая опасность «справа» таится в мнимом проявлении практической любви, от чего разрушается точность в соблюдении ус­тава: здесь требуется очень тонкое рассуждение. Но хорошим послушникам не нужны эти подробности. Все это доброе устроение вызывается Благодатью Божией, без которой человек не может совершить ничего.

Святитель Григорий Палама в одной из своих «Бесед» высказывает следующую мысль: «Если Бог в нас не действует, все, исходящее от нас, становится грехом»1. Однако, несмотря на то что мы всего достигаем Благодатью Божией, она опять-таки ничего нам не дает без участия и сотрудничества нашей человеческой воли. Вот почему так вредят человеку два ве­ликих зла — небрежение и эгоизм. Небрежение осуждено Богом (см. Иер. 31, 10), и пленен­ный им как правило удаляется от Бога, потому что хотя он и знает по опыту, что Благодати Божией необходимо его содействие для его собственного воскресения и преуспеяния, он от­казывается от этого соучастия и предает благословение божественной Благодати, которая сама уже даровала ему столько блага. От гордости же Благодать отступает с гневом и отвра­щением, потому что не терпит присваивания своих благословений — ведь гордостью чело­век крадет ее благословения и считает себя собственником небесных даров, которыми она его богато награждает.

Итак, это доброе устроение, не пресекающееся в своих пределах, называется состояни­ем просвещения; оно готовит своего обладателя к третьей и последней стадии — святости и совершенства в Боге. Монах, с одной стороны, ограничивает проявления своей любви к чему бы то ни было тварному, с другой же стороны, всецело обращается к Богу и с горячей ревностью посвящает себя практическому осуществлению Его божественных заповедей. Так поработив весь свой разум, все намерение и всю энергию в послушание Христово (см. 2 Кор. 10, 5), монах полностью умирает для мира, уже не живет ни для самого себя, ни для кого другого, но только для умершего за него и воскресшего Христа (см. 2 Кор. 5,15). Господь наш Иисус Христос говорит: Аз жив, и вы живи будете (Ин. 14, 19). Потому что где монах действительно жив, как сын воскресения, ищет вышнего, горняя мудрствует (ср. Кол. 3, 1-2) — там и Христос.

Главная цель монаха и всей его жизни в тяжелых аскетических подвигах направлена к обожению во Христе, через которое он получает личный опыт участия в единой жизни с боготворящей Благодатью Христовой в Духе Святом. Человеческая природа, обожествлен­ная соединением с ней Бога Слова, в Преображении Господнем показала, что для нее воз­можно быть пронизанной светом чаемого обожения, следовательно, с этого времени Царст­вие Божие известно и доступно человеку. Свет божественного Преображения нашего Спаси­теля есть не что иное, как свет Его Царствия, который проявился через Него и продолжает передаваться людям через Святого Духа. Итак, все это увидят чистии сердцем (Мф. 5, 8) мо­нахи, после того как постепенно пройдут по лествице покаяния и, будучи просвещены све­том добродетелей, по Благодати Божией примут божественные облистания энергий Благода­ти.

Даже если описание этих высоких идеалов и состояния «выше природы» и кажется слишком смелым нашему равнодушному и слабому поколению, эти идеалы не перестают быть главной целью и ностальгией, всечеловеческим устремлением, в котором прекращают­ся все поиски и недоумения мировой истории. Для сожженных своею совестью (2 Тим. 4, 2) заблуждающихся и претыкающихся современных людей, которыми обладает и которых уд­ручает отчаяние, систематические напоминания о правильных христианских ориентирах ни­когда не будут чрезмерными и бесполезными, особенно в сравнении со столькими современ­ными заблуждениями, преследующими в основном юношество. Повторим теперь вкратце

---

1 Св. Григорий Палама, Гомилия 33. PG 151, 416-417. Ср. рус. пер.: Беседы, часть 2, с. 78.

 


способ, посредством которого каждый человек может, если хочет, достичь своего предназна­чения.

Началом служит правая вера и покаяние. Содействуют человеку в этом Благодать Бо-жия, действующая в Церкви через святые таинства, а также его собственная добрая воля, вступающая в соработничество с Благодатью через послушание божественным заповедям. Также необходима постоянная брань против причин греха и против Сатаны, который возбу­ждает в человеке страстные состояния настолько, насколько внутри него еще не обрела ме­сто Благодать Божия; необходима брань и против страстей, которые затмевают даже и само доброе произволение. Постоянство в добром намерении соблюдать заповеди Божии и терпе­ние противодействия со стороны греха, называемого искушением, влечет за собой увеличе­ние Благодати, которая со временем уничтожает «ветхого человека», страсти и похоти и по­средством добродетелей созидает нового человека. Через добродетели становится совершен­ным характер подвизающегося, и он вступает в жизнь во Христе. С этого момента начинает­ся состояние святости «выше естества», когда добродетелям наследуют божественные даро­вания и полное духовное чувство в Боге. Через просвещение божественной Благодатью чело­век принимает откровения и неизреченно сочетается с нетварными божественными энергия­ми, приобщаясь к ним соразмерно состоянию «превыше разума», то есть состоянию обоже-ния, в котором полнота отеческих обетовании Бога. Аз рех: бози есте и сынове Вышняго вси (Пс. 81, 6) и елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12).

До сих пор мы с вами говорили о практической стороне жизни во Христе и о ее резуль­татах, чтобы последовательно показать, что это и есть по своей сущности монашеский идеал и соответствующее личное устремление каждого монаха. Однако монашество никогда не бы­ло индивидуализмом и отчуждением, как иногда ошибочно, а может быть и сознательно, ут­верждается.

В сверхъестественной области совершенства и жизни по Богу преследуемая монахом цель — это любовь, которую он старается возделывать во всех областях своей монашеской жизни. Как возможно, чтобы в монастырском уставе, основа которого любовь к Богу и ближнему, отсутствовали общительность и взаимоподдержка? Монах есть не кто иной, как верный член Церкви, поэтому и любовь как основа его бытия сопутствовала его жизни с са­мого начала распространения Христовой Церкви. Но и много позже, даже в нынешнее время, в монашеских учреждениях можно встретить гостеприимство и любовь.

Монахи, проявляя свою любовь, не довольствовались ограниченными рамками филан­тропии, как некоторые могли бы думать, но устремлялись ко всем видам нужды ближнего, будь то отдельная личность или вообще все общество. В благоустроенных монашеских цен­трах всегда существовали больницы, дома престарелых, не было недостатка и в училищах грамотности и искусств, особенно в те времена, когда отсутствовала забота об этом со сто­роны правящих властей. Я уже не вдаюсь в подробности, описывая исключительные по вре­менам трудности и стихийные бедствия, когда многие из самых великих Отцов приходили в общество и брали на себя дела человеколюбия, лично трудясь на раздаче хлеба или в поли­клиниках и госпиталях.

А о чем нам вспомнить в первую очередь, когда мы обратимся к вопросу о роли и зна­чении монашества в нашем церковном предании? Почти вся совокупность церковного вели­колепия принадлежит заботе и труду Отцов Церкви, которые были монахами. Они либо как простые делатели покаяния, с которого начинали свой подвиг, либо как члены высшего кли­ра, куда были призваны, осуществляя полноту любви к Богу и ближнему, своими трудами украсили и обогатили Церковь. Есть много монахов, которые по Благодати Христовой спо­добились великих духовных даров, как например дара пророчества. Находясь между небом и землей, они примиряют человеческий род с Богом, иногда ходатайствуя перед божествен­ной Справедливостью за весь мир или за отдельных людей, иногда же открывая миру волю Божию, что также является важнейшей миссией и необходимым долгом монашества. Где как не в монастырях происходили сверхъестественные события чудотворений, разнообразные исцеления и спасение от бушевания природных стихий, угрожающих человеку по причине грехов в мире. Где еще как не в монашеской среде открывалась воля Божия, и становились явными божественные советы? А в скольких опасностях, происходивших от самых извест­ных ересей, приходили на помощь монахи и боролись за истинную Церковь? Кто неизменно хранил наше Священное Предание и с ревностью и самоотвержением защищал истину на­шей православной веры? Не достанет ми повествующу времене (Евр. 11, 32), если вдаваться в подробности о многих подобных случаях и обо всем другом, что составляет богатство на­шей Церкви. Однако это не является темой нашей с вами беседы.

То, чего нам скорее надлежит коснуться, — это не столько познание божественного от­кровения вообще, сколько способы практического преуспеяния, касающиеся смысла и пред­назначения человеческой жизни. Глубочайший смысл этой цели, с ее практической опять-таки стороны, состоит в том, чтобы увидеть со всеми подробностями действие закона тления в разрушенной падшей природе и распознать, что за всем этим кроются глубины сатанин­ские. Иными словами, важно познать неутомимое и лукавейшее коварство врага, который особенно в наше время неутомимо покушается на человека, который убедил людей в том, что он не существует, а это для него величайшее достижение. Итак кроме болезни, которой подверглась природа, подчинившись смерти и тлению, прибавилась еще и тирания дьявола, который как бог века сего (2 Кор. 4, 4) в настоящей жизни жестоко угнетает род человече­ский. Наиболее ясно о нем говорит апостол Павел: Не не уразумеваем бо умышлений его (2 Кор. 2, 11). И в другом месте снова, ссылаясь на коварство его брани против нас в пред­стоящем нам подвиге, он отмечает: Хотех единою и дважды приити к вам, и возбрани нам сатана (ср. 1 Сол. 2, 18). И апостол Петр пишет: Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1 Пет. 5, 8).

Все тайны и обычаи этой бесстыдной и неусыпной брани, также как и всю тьму лука­вых, коварных и невидимых духов злобы, их ловушки, западни и коварные планы, для защи­ты от которых апостол Павел рекомендует нам быть во всеоружии (см. Еф. 6, 11), а также их методы брани — все это монахи давно научились искусно распознавать и побеждать, пере­дав Церкви необходимые тонкости этого тайного и многообразного подвига. Благородное приношение монахов распространяется, таким образом, и на практическую сторону духов­ной жизни и на остальные стороны мысленной брани.

Лукавые демоны начинают брань не только когда видят преуспевающего христианина, но терзают всякого человека, используя разнообразные причины и факторы, имея хорошую поддержку как в естественных человеческих потребностях, так и в противоестественных привычках, то есть в страстях и похотях ветхого человека. Большим успехом, происходящим от монашеского опыта и подвижнического жития, является правильное противостояние в не­видимой брани и соответствующее познание, которое обязательно необходимо всякому вои­ну небесного Христова Царствия. В монашеской жизни требуется знание тонкостей духовно­го закона, который есть безошибочное распознание божественных советов и судов, и на ос­новании этого знания наша воюющая Церковь, содействием Благодати Божией, направляет жизнь своих чад. Вот, кстати, и решение «загадки», почему множество христиан предпочи­тают удаляться в пустыни и монастырские пристанища, не взирая на то, что это сопряжено с великими трудами и жертвами.

В наших кратких замечаниях мы смогли очень мало раскрыть тему о монашестве, в сравнении с действительной важностью делания и приношения монахов. Мы лишь в не­многих чертах прикоснулись к этой теме, подвигнутые на беседу тем, что многие безответст­венные люди не только сами никак не могут научиться оценивать значение некоторых ду­ховных реальностей, но и могущим понимать мешают. И это потому, что не вси вмещают словесе сего, но имже дано есть (Мф. 19, 11).

Эти безответственные и несведущие люди, когда их спрашивают, кто становится мона­хом, в своих ответах обычно делают упор на узком толковании слова «призвание»; то есть, по их мнению, монахами становятся те, кто «чувствует призвание». Но о призвании говорит­ся и в более широком контексте, особенно если мы примем во внимание слова Господа на­шего: Никтоже может приити ко Мне, аще не будет ему дано от Отца Моего (Ин. 6, 65).


Так вот, вопрос в том, кому же дается такое благословение от Отца? Известно всем, что Бог никого не предпочитает больше других и никого не отвергает, как часто начинают ду­мать те, кто узко понимает слово «призвание». Слово «призвание» есть человеческое выра­жение с несколько иным содержанием. Дело в том, что божественным совершенным свойст­вам присуще ведение, согласно которому Бог знает все о человеке от начала, еще прежде его рождения, вплоть до конечной его цели, к которой он Им предназначен. И в ком из мысля­щих существ Бог видит преизбыток доброго намерения, видит, что конкретный человек предпочитает преданность и послушание Ему, тому Он дает Свою Благодать и укрепляет в осуществлении этой цели. О таких-то людях и говорится, что они имеют призвание в про­тивоположность тем, кто не делает такой добрый выбор. Разница как раз в том, что не суще­ствует какого-то особенного призвания от Бога, потому что это было бы несправедливостью одних предпочитать, а других не хотеть знать вещь, которая не соответствует божествен­ному совершенству. Из этого следует вывод, что высшее избрание зависит не от особенного предназначения, а от намерений человека.

Известно также, что и одно разумное намерение и решение человека предпочесть выс­шее может вызвать божественное соучастие, потому что «по благоволению» первоначальная воля Божия состоит в том, чтобы всем человеком спастися и в разум истины приити (1 Тим. 2, 10). Доказательством этих слов служит тот факт, что через веру и божественные таинства все люди, независимо от рода и происхождения, равно облачаются во Христа и принимают Благодать и силу Божию. Где же преизбыток, принадлежащий мнимо избранным? Есть пре­избыток, но он предназначен для всех верующих, потому что именно ради этого с нами оби­тала Жизнь наша, Слово Божие, чтобы мы имели жизнь и имели с избытком (см. Ин. 10, 10), — имели все, а не только некоторые. Затем, мы видим, как Иисус показывает нам при­мер того, откуда черпать силы в жизненных трудностях и более всего в духовной жизни. Сия бо есть воля Божия, святость ваша (1 Сол. 4, 5), говорит апостол Павел. Также и Петр при­зывает нас: Но по звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите (1 Пет. 1, 15). Также написано: Мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр. 12, 14).

Заповедь Господа нашего искать прежде Царствия Небесного, а потом уже заниматься всем остальным (см. Мф. 6, 33), показывает, что в первую очередь необходима забота о свя­тости. Потому что здесь в качестве Царствия Небесного не мыслится историческое событие покоя праведных после воскресения мертвых, но Благодать Святого Духа, ведущая нас к свя­тости, о которой и сказано, что сия есть воля Божия (1 Сол. 4, 3). Когда мы встречаем раз­ные трудности на нашем пути к таковому преуспеянию, Господь наш Иисус Христос побуж­дает нас стучаться, просить и искать, и тогда мы непременно будем услышаны (см. Мф. 7, 7). Также Он добавляет, что по-человечески кажущееся нам невозможным, возможно у Бога (см. Лк. 18, 27), достаточно лишь того, чтобы с нашей стороны предшествовало доброе намере­ние. Я уже не останавливаюсь специально на требовании Господа нашего, чтобы мы не уны­вали молящеся (Лк. 18, 1), и что мы будем обязательно услышаны, потому что все это так знакомо всем верующим.

Из всего того, что мы отметили, следует заключение, что не существует специального призвания для боголюбивых христиан, но только доброе намерение с их стороны. Благодать Божия радушно награждает таковое доброе намерение, всегда восхваляя благую часть, кото­рая никогда не отнимется у тех, кто ее предпочел (см. Лк. 10, 42).

 


ПОДРАЖАНИЕ ХРИСТУ

Известно, что в языке Святых Отцов — наших непосредственных предшественников, мы не встречаем с такой отчетливостью подобного выражения: «подражание Христу». И это либо по причине стремления к апофатической богословской точности в выражениях, либо для более четкого разграничения с западной церковной традицией, что, однако, не означает, будто в Церкви отсутствовало практическое следование по стопам Господа нашего в стрем­лении подражать образу Его вседобродетельного жития. Возможно просто Отцов научил пример Моисея при купине, когда от благоговения он удержался поднять взгляд на говорив­шего с ним Бога: Отврати же Моисей лице свое: благоговеяше бо воззрети пред Бога (Исх.3, 6).

Буквальное значение слов «подражание Христу Богу» кажется противоречивым вслед­ствие отличия ограниченного и тленного человека от высочайшего и непостижимого Бога, но они не подразумевают исследование или описание божественной сущности и природы. Недосягаемый, неописуемый и непостижимый по Своей природе Бог открыл Себя через бо­жественные энергии и сделался известен человеку, призвав его к подражанию Своей благо­сти и любви. Человеческие способности по своей природе весьма ограничены, чтобы подра­жать энергиям Божества, однако божественные энергии, которые мы называем одним словом Благодать, сами восполняют всякую человеческую немощь и бессилие, так чтобы человек все мог во укрепляющем его Христе (ср. Флп. 4, 13). Истинное и совершенное воплощение Бога Слова через принятие человеческой природы восполнило и завершило ее возможности, поэтому для человека стало доступным не только подражание Богу, но и осуществление всей цели человеческой жизни.

Первоначальный замысел о сотворении человека «по образу и подобию» Божию вопло­тился через вочеловечение Бога, и идея «богоподражания» стала основным смыслом челове­ческой жизни. Идеал богочеловечества, став нашим всеобщим долгом и предназначением, убеждает всякого верующего в том, что благодаря Христу он может теперь стать и почувст­вовать себя наследником Божиим и сонаследником Сына Божия (ср. Рим. 8, 17). Апостол Па­вел с дерзновением возвещает, что подражание Богу — это долг каждого христианина: Под­ражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1). И чтобы слышащие такой призыв не испытывали затруднений, он показывает, как можно достигнуть этого: Бог бо есть дейст-вуяй в вас и еже хотети и еже деяти о благоволении (Флп. 2, 13), и еще в таких словах: Вся могу во укрепляющем мя Христе (Флп. 4, 13).

В Евангелиях не употребляется выражение «подражание Христу», но говорится, что следование по Его стопам есть отличительный признак ученичества последовавших за Ним апостолов. Однако сами апостолы очень ясно проповедовали подражание Христу во всем объеме, содержащемся в этих словах. Следовавшие за ними отцы, так называемые «мужи апостольские» — Ориген, Игнатий, Климент Александрийский — учили вести образ жизни, делающий возможным уподобление Богу. Св. Григорий Нисский исповедует, что христиан­ство — это «подражание божественной природе»1. Тому же учат, в сущности, все после­дующие Отцы: Василий Великий, Иоанн Златоуст и другие; вплоть до настоящего времени все Отцы таким же образом мыслят во Христе Иисусе. Кстати, и Сам Господь незадолго до Его предания, умыв ноги ученикам, побудил их тем самым к подражанию Его смирению.

Воплощение Господа нашего явило нам божественный и человеческий нравы во всем их совершенстве, и вот почему человек, используя и человеческие и божественные средства, может стать совершенным, согласно требованию Бога: Святи будите, яко Аз Свят есмь (Лев. 11, 44; 1 Пет. 1, 16). Человеческие средства — это верное намерение человека, взращи­ваемое на примере вседобродетельной жизни Господа нашего. Божественные средства — это сила Благодати, которую нам дарует наш Избавитель через таинства Церкви.

---

1 Св. Григорий Нисский, К Армонию: о том, что значит имя и название христианин. PG 46, 244. Ср.: Что значит имя христианин, с. 9.

 


Для защиты от внутреннего злонравия и от самого сатаны, предводителя всякого зла, Господь дал нам оружие, как Он Сам говорит: Се даю вам власть наступати на змию и скорпию и на всю силу вражию (Лк. 10, 19). Те, кто носит в себе божественные энергии и обладает ими, имеют таковую власть: Знамения же веровавшим сия последуют: именем Моим бесы ижденут; языки возглаголют новы; змия возьмут; аще и что смертно испиют, не вредит их; на недужныяруки возложат, и здрави будут (Мк. 16, 17). И наконец, удостаи­вая Своих последователей усыновления и обожения, Господь говорит устами Евангелиста: Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12). Такими качества­ми христианин должен оправдать свое место избранника и наследника Божия, став во всем Христовым, согласно словам апостола Павла (1 Кор. 1, 12).

Способность к подражанию — характерная черта человеческой природы и свойство за­кона воздействия. Во всей истории проявляется этот закон воздействия учителей и вообще носителей знания на своих учеников и последователей, так что любой легко может убедить­ся, что такое влияние есть естественный закон. Мы упоминаем о воздействии учителей на учеников как о конкретном факте, действующем через естественные законы, затем, чтобы изобразить вам более ясно реальность и силу «сверхприродной преизбьггочности», с которой в нас действует влияние Благодати, даваемой нашим Вождем и Учителем.

Закон воздействия требует уподобления тому, кого мы обычно почитаем и любим. Это определенный вид преображения характеров, воздействующих один на другой, — достаточ­но того, чтобы интерес и почитание были настоящими. На примере дружбы Давида с Иона­фаном мы видим действие этого закона во всей его силе. О Филоне, горячем ревнителе пла­тоновской философии, рассказывают, что он настолько посвятил себя почитаемому им учи­телю, что почти полностью преобразился по его образу, и там, где он жил, говорили: «То ли Платон филонист, то ли Филон платонист»1. Одним словом, из истории мы видим, что все лучшее, чем когда-либо обладал человек, всегда зависело от доброго воздействия.

Важность, которую я придаю этой теме, утверждается мной на учении апостола Павла, который со всей серьезностью называет этот закон воздействия доброкачественным прави­лом преображения верующих согласно заданному прообразу, поскольку сам он один из пер­вых пережил действие этого закона. И поэтому он справедливо побуждает верующих: Под­ражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1). И вот как этот великий учитель преподает нам урок подражания: Мы же вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа (2 Кор. 3, 18). Здесь мы не считаем нашего Господа, славу и нрав Которого мы стараемся отображать в сво­ей жизни, за простого учителя, философа или сочинителя, поэтому нами руководит не про­стой закон воздействия. Наш Христос, будучи Всесильным Богом, Сам, если мы того хотим, воздействует на нас независимо от естественных законов через Свою преизбыточествующую Благодать, потому что Он именно за тем и пришел, чтобы мы жизнь имели и имели с избыт­ком (см. Ин. 10, 10). Ибо Он сказал: Аз живу, и вы живи будете (Ин. 14, 19).

Для нас Христос — не только историческая личность, но Господь славы, Благодать Ко­торого, как энергия жизни, пребывает с нами всегда, по Его неложному обетованию, она ис­целяет немощных, восполняет недостающее и становится всем во всех. Вышеприведенное слово апостола Павла к Коринфянам — лучший практический способ святости, которому научаются те верующие, кто со вниманием и заинтересованностью подражает божественно­му нраву Господа нашего, потому что со временем они беспреткновенно преобразятся со­гласно этому нраву от славы в славу, якоже от Господня Духа (2 Кор. 3, 18).

И вот как Сам Господь побуждает нас к подражанию Ему: Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Ин. 12, 26). Всецелое подражание Христу со стороны человека не может быть осуществлено во всей полноте. Но в меру чело­

 

1 Древнегреческая поговорка, которую приводят многие византийские лексикографы (Исихий, Суда, св. Фотий). В частности, Исихий Милетский говорит, что «еврей Филон так усиленно подражал Платону в сло­вах и образе мысли, что это вошло между греками в поговорку» (TLG 2274/007).

 


веческих возможностей такое подражание достижимо и осуществляется теми, кто с дерзно­вением может сказать: Се вся оставихом и в след Тебе идохом (Мф. 19, 27; Мк. 10, 28). Толь­ко им дается сила «подражать Ему и осуществить все Его заповеди», по словам прп. Макси­ма Исповедника1.

Доселе мы говорили о законе воздействия согласно естественным причинам, но по су­ществу подражание Христу Богу далеко не естественный закон копирования примера или системы поведения. Конечно, и это весьма помогает. Однако здесь речь идет о том, что не человек вступает на путь к Богу, чтобы подражать Ему, но Сам Бог приходит к человеку, чтобы обожествить его. Первый путь можно назвать искусственным, тогда как второй — ор­ганичным, первое дело человеческое, второе — соответствующее Богу.

От человеческого усилия зависит, согласно св. Григорию Нисскому, «сколько вмещаем, подражать, сколько же не вмещает природа в попытке подражания, чтить и поклоняться»2. Ведь если Господь извещает нас: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5), то это значит, что и подражание Ему осуществляется через божественную Благодать с соучастием нашего собственного самоотречения. Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет; иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 16, 24-25). Отсюда следует, что в этом постоянном самоотречении, куда мы вступаем без оглядывания назад, нам необходи­мо идти вопреки нашей падшей природе и всех обычаев относительной в своем существе псевдокультуры, чтобы взять Крест и поругание Христовы, пусть даже это и кажется вызы­вающим для рационалистического сознания мира сего. Существо заблуждающегося мира за­ключено в разуме падшего денницы, нынешнего сатаны, соблазнившего первого человека понимать свое бытие независимо и своекорыстно, — болезнь, изменившая свои имена, но живущая и поныне и до скончания века в сынах противления (Еф. 2, 2). Эту болезнь и всякое другое приражение, сопричастное тлению и смерти, уврачевал Своим смирением и послушанием Богу Отцу приклонивший небеса и сошедший на землю Бог Слово, потому что Он, согласно Павлу, не восхищением непщева быти равен Богу; но себе умалил, зрак раба приим, и в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек; смирил Себе, по­слушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2, 6-8). Этот живой пример сми­рения Бога Слова, Его «умаления», есть указательный знак на пути христианской жизни. Существо опыта жизни во Христе выражается в смиренном помысле, который сокрушает дьявольскую гордыню и всякое своекорыстие.

Все слова и дела, которые мы видим во вседоблестном житии Господа нашего, доступ­ны верующим для подражания через Его Благодать. Особенно поражают смирение и любовь Христовы, которые, согласно изречению, покрыли небеса и привели в замешательство твар-ную природу.

Во всей человеческой истории ни разу не явился такой общественный деятель, фило­соф, реформатор, педагог и вообще создатель общественных формаций, который хотя бы наметил расстановку таких непревзойденных по своему значению маяков, указывающих верное плавание, как любовь и смирение, в мировом мрачном океане личной выгоды и эго­изма. Эти многосветлые огни, как указатели верного пути, спасают несчастное человечество от пучины ненависти, мщения и ненасытного потребительства, превращая место бесконечно­го человеческого взаимоистребления в место достоинства и в каком то смысле величия, где личность человека не может исчезнуть. И все же в наши дни этот маяк всеобщей гармонии в опасности, и иже Христовы суть (Гал. 5, 24), добрые «самаряне», проявляющие взаимную поддержку и любовь к другим, должны преклонить колена и воздеть руки в молитве к вели­кому Спасителю и Возродителю душ наших, чтобы Он продлил Свои милости и дал разум неразумным, ослепленным и жестоким совершителям преступлений, а также тем, кто занят

---

1 Прп. Максим Исповедник, Слово о подвижнической жизни, 3. PG 90, 912. Рус: Творения, кн. I, с. 76.

2 Св. Григорий Нисский, О христианском совершенстве к Олимпию монаху. PG 46, 256. Ср. рус: Что значит имя христианин, с. 21.

 


беззаконным стяжательством, так как все это неумолимо ведет к погибели и исчезновению всего того, что до сих пор считалось ценным и благородным.

Но вернемся к нашей теме. Поскольку мы говорим о подражании Господу нашему Ии­сусу, я рассудил, что в беседе на эту тему не следует упускать замечательных слов великого светильника нашей Церкви Василия Кесарийского о жизни Господа. Он говорит следующее: «Ибо находим, что все у Господа нас научает смиренномудрию. Будучи младенцем, прежде всего Он в вертепе, и не на ложе, а в яслях; в доме плотника и бедной матери Он повинуется матери и обрученному с нею; учится, выслушивает то, в чем не испытывает нужды, но когда спрашивает, в вопросах Своих удивляет мудростью; подчиняется Иоанну и будучи Влады­кой принимает крещение от раба; не противится никому из восстающих на Него и не упот­ребляет той неизреченной власти, какую имел, но уступает им, будто сильнейшим, и времен­ной власти позволяет проявить свойственную ей силу; предстоит первосвященникам в виде подсудимого, приводится к игемону и претерпевает суд, имея же возможность обличить кле­ветников, в молчании переносит клеветы; бывает оплеван от рабов и самых презренных слуг, предается на смерть, причем самую позорную у людей. Так провел Он всю Свою человече­скую жизнь от рождения до конца; и после такового смиренномудрия являет, наконец, славу, прославляя с Собою тех, которые с Ним обесславлены»1. Здесь действительно всякий мыс­лящий человек, любого возраста и положения, открывает для себя, зачем именно Господь жил на земле, зачем принимал участие в такой беспокойной и полной смятения обществен­ной жизни, где несчастье и неуверенность были законами существования.

Однако богатство Его любви и глубина смирения перешли в величайший триумф в центральном всемирном событии, когда Он, испытав на Кресте жесточайшую борьбу, по­бедил силы человеческой ненависти и бремя эгоизма во всем их масштабе, вознаграждая все­объемлющей любовью и самопожертвованием самих Своих распинателей. Отче, отпусти им; не ведят бо что творят! (Лк. 23, 34) Эти неумолкающие глаголы, которые во всем мире будут повторяться в роды родов и во всех веках, запечатлелись как божественное и боголеп-ное свойство Единого Избавителя всех миров, видимых и невидимых, потому что воистину Он есть «единородный Сын и Слово Божие», пришедший в мир, в Имени Которого осущест­вляется всеобщее спасение. «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, и ни едино же слово до­вольно будет к пению чудес Твоих»!2

Вот каков Первообраз воссоздания для тех, кто хочет подражать Христу и сподобиться обновления своего естества. Подражание может проявляться во всем: от младенческого воз­раста до полного возмужания, во всем, что касается воспитания и общения, затем — в образе взаимоотношений и поведения с ближними, в смирении и послушании в общении, в крото­сти и любви во внешних связях и поведении. Так происходит сущностное обновление чело­века, потому что христианская этика осуществляется в страданиях Господа нашего и через них обретает свое исключительное место. Глубоким смыслом этого обновления объясняется то «безумие» Креста, о котором апостол Павел сказал, что оно для остающихся иудеями со­блазн, а для всякого рода язычников безумие (см. 1 Кор. 1, 23).

Как мы только что отметили, средоточие таинства Креста, который призван и удостоен подъять, следуя за Христом, каждый верующий, проявляется в следующих качествах: в кро­тости и смирении в общении, в любви и самопожертвовании во взаимоотношениях — и тако будет исполнен закон Христов (ср. Гал. 6, 2). Осуществляемое таким путем подражание ве­рующих страданиям Господа нашего оказывается самым существенным их достижением и, кроме того, всецелым приобщением не только к страданиям, но и к воскресению и славе воз­несения Спасителя нашего, когда Он одесную Отца будет приветствовать, согласно Еванге­лию, всех верующих: Да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною... да видят славу Мою (Ин. 17, 24).

---

1 Св. Василий Великий, Беседа 20 (О смиренномудрии). PG 31, 536. Ср. рус: Творения, т. I с. 241-242.

2 Из службы Великого водоосвящения.

 


Преподобный Симеон Новый Богослов в одном из своих Оглашений приводит анало­гичное рассуждение: «Те, которые через покаяние и послушание не подражали страданиям Христовым и не стали участниками Его смерти, не станут соучастниками и Его духовного воскресения и не примут Духа Святого»1. Следовательно, несение креста, будучи долгом всех верующих, — согласно словам апостола Павла: Аще бо с Ним умрохом, то с Ним и оживем. аще отвержемся, и Той отвержется нас (2 Тим. 2, 11)— становится главной заботой христиан и делает христианскую жизнь исповедническим подвигом, а не системати­ческим компромиссом. Смысл креста как непрестанного злострадания раскрывается в точ­ном соблюдении всех заповедей, нарушение которых, даже самой малой из них, будет иметь следствием наречение нарушителя меньшим в Царствии Небесном (см. Мф. 5, 19).

Некогда мученики Церкви исполняли со всей строгостью подвиг исповедничества. Весьма знаменательные примеры мы можем найти в описании страданий наших Новомуче-ников эпохи турецкого господства. Многие из этих блаженных страдальцев, будучи похище­ны варварскими ордами завоевателей, уводивших детей в плен из завоеванных стран, на­сильно обращались в ислам еще в детском возрасте и по молодости лет никогда не думали, что предали собственную веру. Но потом, когда они подрастали и им становилось это из­вестно, они раскаивались и через покаяние возвращались в христианскую веру, причем боль­шинство принимали монашество. Однако острота их исповеднического сознания не умолка­ла, и мы видим, что многие из них, после суровых подвигов покаяния, предавали себя в руки тиранов, которых с дерзновением обличали в совершённой относительно них несправедли­вости, после чего жестокими страданиями и различными муками они искупали свое прежнее, хотя и невольное, отречение.

Решимость к мученическому подвигу и вообще исповеднический характер христиан­ской веры проявлялись в горячих и искренних сердцах верных не только во времена гонений, но и после того как эти воинственные и бурные преследования христиан успокаивались. Ве­рующие нашли способы добровольного распятия ради Христа, подвигнув себя на подвиги лишений и борьбы, которые, хотя и были направлены на противоборство злу и приобретение добродетелей, однако, в сущности, исходили от боголюбивой ревности пострадать за любовь Христа, возлюбившего нас прежде нас самих. И ныне те, кто в святом Крещении облекается во Христа, сознательно вступают в область смерти, а после нее — в область Его воскресения, чему естественным образом сопутствует прекращение их связи с грехом. И так осуществля­ется вожделенное подражание христиан своему Первообразу Христу.

Уподобление Христу Богу происходит не через природные способности, помогающие нам воспроизводить некоторые черты внешнего образа, но через Благодать Святого Духа, которая усваивается верующими в божественных таинствах Церкви. Дело в том, что подра­жание благому нраву Христа просто доказывает искреннее намерение христиан избрать доб­родетельное житие в противоположность скверному образу жизни, в котором проявляется самолюбие. Но все их преображение и преуспеяние в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13) и переход их от смерти в жизнь (1 Ин. 3, 14) совершается в приобщении к боже­ственным энергиям через таинства Церкви.

Глубочайшее существо богоподражания превосходит пределы законов внешнего пове­дения, к которым его хотят свести многие сторонники нововведений. Нечто подобное можно увидеть в отделившихся Церквах. У верующих католиков тоже существуют попытки следо­вать за Христом, то есть по силам подражать Ему. Однако мы знаем, что это означает жить во Христе, от чего происходит единение нравов верных между собой и с Ним, а вне Церкви одними человеческими силами этого невозможно достигнуть. Внутреннее общение верую­щих со Христом и святыми в церковных таинствах представляет собой всеединство, в кото­ром собраны все, иже Христовы суть (Гал. 5, 24). Следовательно, подражание Христу в Православной Церкви — это всецелое единонравие, богонравие, богочеловечество и обо­

---

1 Прп. Симеон Новый Богослов, Слова Огласительные, 6. SC 104, p. 44. Ср. рус. перевод: Слово 81. Тво­рения, т. 2, с. 357.

 


жение как общее предназначение человека, сотворенного «по образу и подобию» и ставшего ныне совершенным через божественное умаление Слова.

В подвиге подражания Христу каждый верующий чувствует свое человеческое бесси­лие и на опыте познает истинность слов Господа: Яко без Мене не можете творити ниче-соже (Ин. 15, 5). И напротив, словами апостола Павла: Вся могу о укрепляющем мя Иисусе (Флп. 4, 13), верующий вполне научается важнейшей в христианской жизни добродетели смирения и неотделимого его спутника послушания — подлинным чертам Самого Первооб­раза. Научитеся от Мене, говорит Он, яко кроток есмь и смирен сердцем; и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29), и снова: Яко снидох с Небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Ин. 6, 38). Слова Господа, заповедавшего нам проявлять терпение в подвиге: В терпении вашем стяжите душа ваша (Лк. 21, 19) и претерпевый же до конца спасен будет (Мф. 24, 13), раскрывают немощь и изменчивость человеческой природы после грехопадения и призывают нас к бесконечному усилию, направленному к неисчерпаемому совершенству. Продолжительный подвиг уподобления Христу не перестает учить человека видеть свою слабость и нищету, потому что на него постоянно воздействует порочность «ветхого человека» и всего, что с ним связано, а деятельность этого ветхого человека как раз и является признаком отдаления от Христа. Этот практический опыт человеческой немощи и ничтожности обнаруживает высоту божественного дара и любви к человеку, содействуя более полному образу совершенства, когда те, кто совершен во Христе, всё относят к Богу, да будет Бог всяческая во всех (1 Кор. 15, 28).

 


СЛОВО О МОЛИТВЕ

 

И бысть внегда быти Ему на месте некоем молящуся, и яко преста, рече некий от уче­ник Его к Нему: Господи, научи ны молитися, якоже и Иоанн научи ученики своя (Лк. 11, 1).

На значение молитвы как существеннейшего элемента внутреннего состояния мысля­щих существ указывали не только апостолы, когда просили Господа, чтобы Он научил их молиться; это всегда было важнейшим средством общения человека со своим Создателем Богом. Можно без преувеличения сказать, что молитва была первой обязанностью и завеща­нием для всех мыслящих существ, материальных и нематериальных, ангелов и людей, и этих последних как до, так и после падения. Наши богоносные Отцы, главным деланием которых во время их аскетических подвигов была молитва, весьма разнообразно определяют и опи­сывают эту добродетель. Мы кое-что позаимствуем из их определений, потому что считаем это более предпочтительным, нежели высказывать свои собственные соображения.

Святой Иоанн Лествичник называет молитву «по своему качеству пребыванием и со­единением человека с Богом, по действию же утверждением мира, примирением с Богом, матерью и вместе дщерью слез, умилостивлением о грехах, мостом для прехождения иску­шений, стеной, защищающей от скорбей, сокрушением браней, деланием ангелов...»1; и да­лее он продолжает свою речь, описывая множество качеств и энергий, принадлежащих этой всеобщей добродетели.

Святой Макарий Египетский в своем «Слове о молитве» говорит следующее: «Основ­ное во всяком добром делании и высшее из достижений — это прилежное пребывание в мо­литве, через которую мы становимся обладателями и всего остального»2. Преподобный Нил Подвижник в главе третьей о молитве пишет: «Молитва есть беседа ума с Богом»3.

Ко многим мыслям Отцов о том, насколько необходима и важна молитва, думаю, нет надобности прибавлять что-то свое, ведь всем известна заповедь апостола Павла: Непре­станно молитеся (1 Сол. 5, 17) и: Молю убо прежде всех творити молитвы, моления, про­шения, благодарения за вся человеки (1 Тим. 2, 10).

Также всякий, наученный Господом нашим Иисусом Христом, знает, как прилежно нужно молиться, следуя притчам о вдовице и неправедном судии (см. Лк. 18, 2-5) и о про­сившем хлеба в полуночи (см. Лк. 11, 5-8). Все мы также знаем, что Господь убеждает нас молиться и не унывать (Лк. 18, 1), но усердствовать, прося, ища и стучась. Сам Господь наш часто молился, и вот некоторые характерные места из Евангелия: И утро, нощи сущей зело, востав изыде, и иде в пусто место, и ту молитву деяше (Мк. 1, 35); и в другом месте: И бе об нощь в молитве Божии (Лк. 6, 12), или: И бысть внегда быти Ему на месте некоем мо-лящуся (Лк. 11, 1) и т. д.

Итак, мы считаем излишне говорить что-либо еще о качестве, действиях и необходимо­сти молитвы. Здесь мы рассмотрим только способы самого молитвенного делания, ориенти­руясь на проницательные суждения наших Отцов, основанные на опыте.

Видов молитвы, согласно нашему священному Преданию и божественному Писанию, много, также как много и способов упражнения в ней. Наши богоносные Отцы, вдохновлен­ные примером Господа нашего, Который дал нам молитву «Отче наш», также составили от­носящиеся к дневным и ночным богослужениям различные молитвословия в прозаической и поэтической форме. Их содержание соответствует всем видам молитвы, каковые суть: мольба, прошение, беседа, моление, благодарение и славословие, то есть как раз все то, что составляет потребность в обращении к Богу и общении с Ним мыслящих существ. Все эти важнейшие формы молитвословий обычно выражаются не одним каким-либо средством,

---

1 Прп. Иоанн Синайский, Лествица, 28, 1.

2 Слово о молитве, 1. PG 34, 853. На русском языке творения прп. Макария Египетского изданы в другом порядке. Ср.: Духовные беседы (Собраниерукописей типаII), 40, 2. Творения, с. 435.

3 Прп. Нил Подвижник, Сто пятьдесят три главы о молитве, 3 // Добротолюбие (в рус. пер.), т. 2,

с. 207.

 


но разнообразно, в соответствии с опытом, силами и познаниями каждого священного поэта, и направлены всегда к одной цели — быть устремленными к Богу. Иными словами, в свя­щенной поэзии осуществляется призыв: Придите, поклонимся и припадем Ему, и восплачем-ся пред Господем, сотворшим нас (Пс. 94, 6).

Самое видное место в нашем церковном богослужении принадлежит Псалмам царя и пророка Давида. Они содержат все виды молитвословий, так что всякий в любое время, на­ходясь в разных условиях и имея различные нужды, может искать с их помощью милости Божией. Так иногда верующий восклицает: Из глубины воззвах к Тебе, Господи, Господи ус-лыши глас мой! (Пс. 129, 2), и снова: Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к Тебе да приидет (Пс. 101, 1),и опять: К Нему усты моими воззвах, и вознесох под языком моим (Пс. 65, 17). В другой же раз, когда говорит лишь сердце, молящийся в тишине и безмолвии просит: Помолихся лицу Твоему всем сердцем моим: помилуй мя по словеси Твоему (Пс. 118, 58), и снова: Исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим, повем вся чудеса Твоя (Пс. 9, 1) и еще: Разжжеся сердце мое, и утробы моя изменишася (Пс. 72, 21), и в другом месте: При­ступит человек, и сердце глубоко (Пс. 63, 7). Подобным образом продолжается выражение человеческой тяги к Богу в прошениях, молитвах, молениях, благодарениях, славословиях и всяких других возможных формах, которые были бы пригодны для извещения благости Божией о человеческих нуждах.

Кроме этого Псалмопевец распределяет свои молитвы в двадцатичетырехчасовой по­следовательности, особо отмечая отдельные части суток: Седмерицею днем хвалих Тя о судь­бах правды Твоея (Пс. 118, 164); и в другом месте: Во дни воззвах и в нощи пред Тобою (Пс. 87, 2) и: Полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118, 62), и в дру­гом месте снова: Предварих в безгодии и воззвах: на словеса Твоя уповах. Предваристе очи мои ко утру, поучитися словесем Твоим (Пс. 118, 147-148), и опять: Вечер и заутра и полуд­не. и на всякое время благословлю Господа (ср. Пс. 54, 18; Пс. 33, 2).

Нужно признать, что раньше Отцы наши много времени посвящали псалмам Давида и многие знали наизусть всю Псалтирь, так как она была основным богослужением. От древ­них Отцов Церковь переняла обычай заполнять часы дневных и ночных служб многими псалмами. Как известно, вся Псалтирь прочитывается в храме за неделю, кроме этого много псалмов дополняют части всего суточного круга богослужений, таких как утреня, вечерня и прочее. Важное значение псалмов, которые так широко вошли в практику наших священ­ных служб и вообще в церковное предание, к сожалению пренебрегается нашими современ­никами, особенно вне монашеской среды. Возможно это происходит от незнания языка бого­служения и тенденции сокращать церковные службы. Но вернемся к нашей теме.

Как мы уже сказали, богатство содержания псалмов Давидовых сделало их господ­ствующим элементом богослужения ранней Церкви и особенно у Отцов, проводивших мо­нашескую жизнь. Так продолжалось до периода расцвета палестинского монашества в V и VI веках, когда монахи монастыря святого Саввы ввели песнопения Октоиха и тропари, посвященные главным образом Господским и Богородичным праздникам, а также памяти некоторых святых. Этот общий порядок церковных последований и песнопений в его новом виде, который соблюдается Церковью до сего дня, касается в основном общих собраний все­го «народа церковного».

Однако для уединенной молитвы Отцы придумали короткие односложные молитвы, так как они больше способствуют обращению внутрь себя и сосредоточению, в отличие от большого разнообразия псалмов и тропарей, которые поются на церковных собраниях. Так иногда они повторяли начало пятидесятого псалма: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое; иногда же повторяли слова мытаря: Боже, милостив буди мне грешному (Лк. 18, 13), а иногда говорили: «Аз убо, Госпо­ди, яко человек согреших, Ты же яко Бог помилуй мя»; иные же Отцы повторяли слова бла­горазумного разбойника: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си (Лк. 23, 42).


Но важнейшим односложным призыванием, вошедшим в обычаи и правила верующих всех чинов и положений, осталась молитва ко Спасителю нашему Иисусу Христу: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Это Имя, сладчайшее паче меда и сота (Пс. 18, 11), Имя высшее всех имен, надеясь на которое и призывая которое мы можем обрести спасение, навсегда стало неизменным за­нятием и деланием всякого сознательного христианина, верующего Богу и знающего путь своего спасения.

Итак, если согласно св. Иоанну Лествичнику молитва есть «пребывание и соединение человека с Богом», а также «беседа ума с Богом», согласно преподобному Нилу, то всякий верующий должен прилагать максимум усилий к способам и средствам, ведущим к достиже­нию этой цели, чтобы благий Владыка наградил наше намерение и дал молитву молящемуся (1 Цар. 2, 9).

Богоносные Отцы, обладавшие духовным опытом, проведшие большую часть своих подвигов в блаженной молитве, передали нам в качестве наиболее способствующего уподоб­лению Богу средства постоянное по возможности призывание Иисуса через эту краткую мо­литву. Это односложное божественное призывание предпочитается и считается необходи­мым у подвижников во время личной молитвы; особенно это касается монахов, главная забо­та и важнейшее делание которых есть непрестанная молитва. Простое и немногословное содержание этой маленькой молитвы позволяет с успехом исполнять заповедь апостола Пав­ла непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 17), а также легко произносить ее везде и всегда, незави­симо от времени, места и окружения.

Короткая Иисусова молитва содержит глубокий богословский смысл, и ее воспроизве­дение дает извещение свыше каждому верующему, ищущему милости Божией, поэтому эта молитва справедливо утверждена в качестве главнейшей частной молитвы христиан. Словом «Господи» мы исповедуем боголепное господство и величие Божества, при этом мы одно­временно признаем свой долг веры и послушания нашему Господу и Богу. Словами «Иисусе Христе» мы исповедуем всю совокупность мироспасительного домостроительства Сына Бо-жия, а в словах «помилуй нас» мы свидетельствуем совершившееся спасение человечества и исповедуем эсхатологический смысл божественных обетовании об обновлении и совер­шенстве всего во Христе, как учит наша Святая Церковь.

Святые Отцы изобрели множество практических способов концентрации внимания и упражнения в односложном молении и призывании имени Божия. Это делание называется трезвением и сердечной или умной молитвой, и главная цель сего делания — блюдение и хранение ума. И если «небрежность к помыслам рождает злоупотребление в делах», что является согрешением в деле, в таком случае необходимо хранение ума, так чтобы с этого первого помысла, е «прилога», отсекалось прячущееся под разными личинами зло и таким образом достигалось без труда спасение. Во утрия избивах вся грешныя земли (Пс. 100, 8); дщи Вавилоня окаянная, блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136, 8-9), говорит пророк Давид. Слова во утрия и младенцы означают приближение и начало всякого греховного помысла.

Итак в качестве ограждения для нашего быстротекучего и стремительного ума Отцы не нашли более удовлетворительного средства, чем памятование о Боге, и этому-то они учат нас в пригодных для данного предмета выражениях. «Поминать Бога следует чаще, нежели ды-шать»1, говорит св. Григорий Богослов. «С именем Иисуса да будет соединен каждый твой вздох» , говорит прп. Иоанн Лествичник. «Храни помышление и не встретишь затруднений во искушениях»3, говорит св. Исихий Пресвитер. И вообще Святые Отцы говорят, что когда в нас отсутствует память о Боге, вместо нее приходит волнение страстей.

---

1 Св. Григорий Богослов, Слово 27, Против евномиан, 4. PG 36, 46. Рус.: Собрание Творений, т. 1, с. 387.

2 Прп. Иоанн Синайский, Лествица, 27, 61.

3 Прп. Исихий Пресвитер, Слово о трезвении и молитве, 54 // Добротолюбие (в рус. пер.), т. 2, с. 170.

 


Постоянное и добросовестное памятование о Боге есть трезвение ума, которое ведет к преуспеянию на пути стяжания добродетелей и исполнения заповедей Божиих, как и про­рок Давид говорит: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не под-вижуся (Пс. 15, 8) и помянух Бога и возвеселихся (Пс. 76, 4).

Те Святые Отцы, которые специально посвятили свои сочинения хранению ума, разли­чают несколько видов трезвения. Один из видов — это внимание ума, в котором воображе­ние показывает прилог, потому что невозможно помыслу проникнуть в сознание без воспри­нимаемого образа. Другой вид трезвения связан с безмолвствующим в молитве сердцем, не принимающим движений помыслов; это достигается теми, кто своим усердием и Благода­тью Божией достиг сердечной молитвы. Еще один вид — продолжительное непрестанное призывание на помощь Господа нашего Иисуса Христа в глубоком смирении. И другой вид, наконец, состоит в постоянной памяти о смерти. В сущности, эти четыре вида трезвения имеют одну цель — непрестанную память о Боге и призывание Его, в чем все мы нуждаемся, коль скоро приняли заповедь непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 17).

На начальном уровне духовной жизни усердное призывание Господнего Имени должно быть соединено с принуждением себя по силам, пусть даже ум наш не пребывает в словах молитвы. Это происходит потому, что в начале молитвенного труда ум не может долго удерживаться на одном предмете, так как мы грешны и имеем столько страстей, лишающих нас постоянной поддержки и действия божественной Благодати. В таком положении требу­ется усердное призывание в молитве Господа Иисуса, до тех пор, пока добрый навык не во­зобладает в нас и не ослабит тяжелый труд, который мы предприняли. Когда же, по Благода­ти Божией, будет достигнут добрый навык, тогда ум собирается от предыдущего рассеяния и блуждания. Потому что насколько усердно и продолжительно мы призываем Господа на­шего, настолько же и Он по чуть-чуть открывает нам сияние Своей Благодати, и ум, видя сладость Благодати, легче пребывает в словах молитвы.

Если же с добрым навыком молитвы верующий соединит подчинение и послушание воле Божией и в остальных делах, то в более короткий срок и более ощутимо Благодать бу­дет приближаться к его уму, давая почувствовать вкус и других добродетелей, и тогда ис­полнится псаломское слово: Яко от тука и масти да исполнится душа моя, и устнама радо­сти восхвалят Тя уста моя (Пс. 62, 6). Как в любой попытке добиться определенной цели нужны бывают сподручные средства, точно так же происходит и в этой великой науке мо­литвы. Потому что через нее мы удостаиваемся пленить всяк разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 5), и благодаря Христу, по словам апостола Павла, можем приобрести ум Христов(1 Кор. 2, 16).

Необходимым правилом и долгом всякого желающего заниматься этим ангельским де­ланием и служением является правильное и искреннее покаяние, потому что в тело, повин­ное греху, Бог не внидет (ср. Прем. 1,4). Стяжание божественной Благодати не магия и не йога; также это и не какой-либо другой вид основанного на эстетическом и мечтатель­ном ощущении зрелища, но божественное откровение, поселение Благодати в душе и личная встреча Бога с человеком. Бог подает Свою Благодать, а человек принимает ее, если полно­стью поверит и подчинится воле Божией, а также, как следствие этого, если отречется и от­вратится от всякого зла. Таким образом, верующие, если имеют желание, с помощью высше­го средства — молитвы — пусть войдут в это святилище Благодати и увидят в живом чувст­ве пребывающее в нас Царство Отца нашего, пусть в прямоте сердечной вступят в чистилище покаяния, имея перед мысленным взором слово Давида: Услыши мя, Господи, яко блага милость Твоя: по множеству щедрот Твоих призри на мя (Пс. 68, 17), и пусть дер­жат свой ум в непрестанном призывании Господа нашего Иисуса.

Если из этой молитвы исключить слова «Сыне Божий» и оставить только «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», то, я думаю, это очень поможет тем, кто не справляется с вни­мательным прочтением полной молитвы, потому что на первых порах уму легче сосредото­чиваться на меньшем количестве слов. Ведь цель этой молитвы — пребывание ума в устрем­лении к Богу, от чего, кстати, происходят два блага, одно лучше другого. Первое состоит в том, что ум через пребывание в памяти Божией медленнее обращается к греховным со­блазнам, а второе в том, что через эту память он освящается, просвещается и обоживается.

Пусть добрые воины, подвизающиеся на этом поприще, знают, что удерживать непо­корный ум не так просто и легко, как им могло бы показаться. И это по многим причинам. Во-первых, это зависит от самой природы ума, так как он легок и витает с почти неразличи­мым проворством. От природы он любопытен, к тому же он привык рассеиваться еще со времени нашей прежней небрежной жизни и поэтому не подчиняется самозаключению, к которому мы его понуждаем через молитву. Кроме того, нельзя забывать и о лукавстве де­монов, увлекающих ум разнообразной ложью, в области которой и блуждает любопытст­вующий ум. Есть еще и другая причина. Дело в том, что знамения Благодати опосредованы и соотносятся с усилием веры, тогда как прелесть дана непосредственно и поддерживается долгой привычкой к наглядному представлению. Помимо всего прочего есть еще и природ­ная изменчивость ума, которая вредит доброму навыку и благодарному восприятию Благода­ти, утешающей нас в нашем подвиге.

Уврачевание всех этих недостатков мы находим в завещании апостола Павла: В молит­ве терпите (Кол. 4, 2). Имея опыт, отображенный в Священном Писании и у Святых Отцов, мы знаем, что в молитве необходимы усердие и терпение, добродетели, в которых нуждается и эта великая добродетель. Поэтому мы и не унываем, но проявляем постоянство, прося, ища и стучась, и веруем, что нам отворит слышащий наши призывания и мольбы Бог, Который дает молитву молящемуся (ср. 1 Пар. 2, 9) и учит человека разуму (ср. Пс. 93, 10).

Во время расслабления, происходящего от непостоянства ума, когда приходит черст­вость, лень, охлаждение и т. п., не оставляйте доброго поприща долготерпения, и темное об­лако искушения не замедлит рассеяться, а после воссияет ярчайшее солнце, Иисус наш, и оросит застывшее в охлаждении наше сердце. Многословие, осуждение, гнев и вообще все, что противоположно любви, препятствует действию Благодати. Поэтому кто хочет молиться, пусть воздерживается от этих пороков или как можно скорее исправляет прегрешение покая­нием. И пусть никто не разочаровывается в добром делании этой односложной молитвы Господа нашего Иисуса, где бы и в каких бы обстоятельствах он ни находился, независимо от возраста и пола, и пусть всякий будет уверен, что получит от этого труда большую пользу. В величайшей прелести оказывается тот, кто думает, что делание молитвы есть лишь исклю­чительно долг преуспевших монахов, а не обязанность всякого верующего вообще.

Если сказано, что всякая глава в болезнь, и всякое сердце в печаль (Ис. 1, 5), то следует признать, что нет человека, который бы ни в чем не нуждался и не был бы несчастен. А дру­гих средств, кроме молитвы, способствующих нашему спасению, не существует. Призови мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши мя (Пс. 49, 15), говорит Господь. И пророк Да­вид подтверждает, что этим призыванием достигается спасение: Ко Господу, внегда скорбе-ти ми, воззвах, и услыша мя (Пс. 119, 1), и: Услыша Господь моление мое, Господь молитву мою прият (Пс. 6, 10).

Непримиримый враг нашей природы, грех, который есть жало смерти и причина всех несчастий, может ли быть изгнан с пути нашей жизни без молитвы? Востани, Господи, и вонми суду моему, Боже мой, на прю мою (Пс. 34, 23). Как без молитвы нам достичь по­знания воли Божией, ведь это наша первая и главная цель? Да и как познать без молитвы простую свою выгоду в ежедневной практической жизни? Но Бог от начала подавал и предо­ставлял Своим созданиям абсолютно все, когда они призывали и просили Его об этом. По­этому молитва навсегда останется принципом жизни и высшим идеалом для мыслящих су­ществ.

Приснопамятный старец Иосиф, основываясь на учении Святых Отцов, называл молит­ву «языком будущего века», потому что полнота Благодати, почивающая в каждой обожен-ной душе, проявляется в непрестанной молитве. И дело ангелов на протяжении бесконечного времени их служения Богу в чем ином состоит, как не в славословии, то есть молитве?

Итак, из нашего небольшого слова следует вывод, что молитва необходима не только всякому человеку, но должна сопутствовать ему во всякое время, на всяком месте и при лю­


бых обстоятельствах, в какие бы его ни ввергало волнующееся море жизни. Во всем молит­вою и молением со благодарением прошения ваша да сказуются Богу (Флп. 4, 6), говорит апостол Павел. И Господь учит: И вся, елика аще вопросите в молитве верующе, приимете (Мф. 21, 22).

Стучите, просите и ищите всегда милости Божией через эту односложную маленькую молитовку, во всякое время, на всяком месте и во всякой вещи, и не оскудеет повод в покро­ве и спасении вашем со стороны всеспасительного Промысла Божия, Который утешит вас. Этому нас учат древние и современные Отцы, так что пусть никто не исчисляет пределов высшего созерцания, которое есть превосходящее нашу природу достоинство, а к нему ведет совершенная молитва. Достижение совершенства — редкое явление, наблюдаемое у немно­гих выдающихся подвижников и исихастов, сподобляющихся по Благодати Божией такого состояния. Однако плоды молитвы, начиная от самых первых шагов и на всем протяжении ее действия, так сладостны, так богаты, так душеполезны, что восполняют все недостатки, ис­правляют все затруднения и удовлетворяют любые нужды каждого человека.

В начале нужно творить молитву с большим прилежанием и, если позволяют обстоя­тельства, произносить ее немного шепотом, так как звук слов молитвы помогает уму легче сосредоточиться. Затем сила самопринуждения, независимо оттого пребывает ли ум на месте или блуждает, рождает навык, а навык со временем увеличивает напряженность молитвенно­го усердия. Потом уже Сам Господь наш Иисус, поскольку мы так усиленно Его призываем, не отказывается проявить Свое присутствие соответствующим действием Своей Благодати, что становится для нас опытом божественного восприятия, убеждающего наш ум пребывать в молитве с более твердой надеждой.

Искусственный способ погружения и держания ума в сердце через вдохи и выдохи не рекомендуется всем без различия, и особенно новоначальным, так что его следует избегать до тех пор, пока добрый навык в молитве не возобладает в нас и пока Благодать не покажет своего присутствия; а с этого времени сопутствующая Благодать сама научит молиться дос­тойных этого состояния. О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы, но Сам Дух хо­датайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8, 26).

То, что мы настоятельно рекомендуем всем верующим, это усердие и постоянство в молитве, и если этому труду сопутствует покаяние перед Богом, у меня нет слов, чтобы описать следующее за этим благо, которого весьма недостает нашему современному миру, когда жизнь людей так серьезно искажена. Сладчайшее Имя Господа нашего Иисуса Христа, часто повторяемое нами, наносит поражение противоборствующим силам, которые через члены нашего ветхого человека понуждают нас к греху. Со временем же это божественное Имя дарует нашему душевному миру причастие Силы и Благодати Спасителя нашего, дабы и мы подобно Павлу всё могли во укрепляющем нас Иисусе (см. Флп. 4, 13). Ибо Он есть мир наш (Еф. 2, 14) и Он печется о нас (1 Пет. 5, 7) ныне и во вся веки, аминь.

 


ПУТЬ К ДУХОВНОЙ СВОБОДЕ

Вам не должно казаться странным, что мы говорим на темы, которые часто пересека­ются друг с другом. Ведь даже естественные отношения предполагают наличие закона взаи­мовлияния, правила воздействия одного человека на другого. Также и для наших отношений вполне естественно стремление к подражанию, потому что через постоянный опыт подража­ния в нас развивается знание и усвоение учения. Поэтому в отеческих текстах мы встречаем, что Старцы указывают на важность постоянного удерживания в памяти тех предметов, кото­рые для нас полезны, чтобы они могли оказать на нас большее и скорейшее влияние. Авва Исайя, один из самых видных истолкователей практического делания, говорит: «Вспоминай о Царствии Небесном, и любовь к нему мало помалу увлечет тебя»1. Постоянное воспомина­ние о том, что способствует стяжанию страха Божия весьма характерно для Священного Пи­сания и Священного Предания: это общее правило всех боголюбцев. Наиболее частыми по­вторениями отличается пророк Давид в своих псалмах. То же самое можно заметить и в по­рядке разнообразных церковных последований: в славословиях, благодарениях, прошениях и всех тех молитвословиях, в которых содержатся мотивы истинного покаяния.

Завтра мы, по Благодати Божией, будем праздновать память святого Симеона Нового Богослова. И я вижу во всех вас духовную радость в связи с этим событием, так как все мы получили очень много пользы от чтения жития Святого и его писаний. Пользуясь случаем, напомню вам один важный момент, о котором повествуется в его житии. Этим я надеюсь ук­репить вас в том, о чем и мы с вами постоянно говорим, ведь для нас это — начальное сред­ство духовного преуспеяния, каковым оно оказалось и для сего великого Светильника в его молодые годы. Однажды, повествует его биограф прп. Никита Стифат, он читал поучения аввы Марка Подвижника, среди которых наткнулся на такие слова: «Если ты ищешь пользы, внимай своей совести, и что она говорит тебе, то исполняй»2.

Как вы помните, мы часто вам говорим о чистоте совести. Этот неписаный нравствен­ный закон определяет норму для нашего внутреннего мира: кто хранит его неповрежденно, тому он безошибочно указывает на его обязанности, потому что аще и подвизается кто, не венчается, аще не законно будет подвизатися (ср. 2 Тим. 2, 5). И эту законность во всех наших делах направляет рассуждение через трезвение и хранение ума.

В нашем практическом осуществлении веры в Бога мы подчиняемся заповедям, на ко­торые откликаемся по своей собственной нужде, и таким образом укрепляем нашу веру. Все эти обязанности, которые мы с таким вниманием выполняем, хоть и не являются самоцелью, однако нуждаются в разумном исполнении, чтобы они могли «усовершить» и «восполнить» ту причину, по которой были даны. И опять, строгость в хранении и соблюдении заповедей, если совершается по закону буквы, а не по разумению духа, часто бывает самоцелью и лож­но выдается за объективную ценность, которая, однако, чужда закону Духа Жизни (Рим. 8, 2), в котором состоит наша главная цель.

Как много дает рассуждение! Ведь хотя воля Божия в разных случаях жизни проявля­ется по-разному, она, в сущности, не меняет своей главной цели, состоящей в любви Божией ко всем, во всем и всегда, любви, ради которой человек и проявляет послушание. Бог не дает людям ограниченный нравственный закон, чтобы стать вершителем их судеб. Напротив, че­рез практическое послушание нравственным установлениям закона Он направляет к гармо­нии подорванную первую веру людей и возвращает их к послушанию возлюбленному Богу и Отцу. На тех, кто последовал этому и стал служить таким образом Богу, сбывается проро­ческое слово: Прославляющия Мя прославлю (1 Цар. 2, 30), потому что в таком случае Бог осеняет их Своей Благодатью и через Свои нетварные энергии вступает с ними в непосред­

---

1 Авва Исайя, Слово 16, 6 //Добротолюбие, т. 1, с. 348.

2 Ср.: прп. Никита Стифат, Житие, 4 // Прп. Симеон Новый Богослов, прп. Никита Стифат. Аскетические Произведения, с. 100. См. также: прп. Марк Подвижник, 200 глав о духовном законе, 69 // Добротолюбие (в рус.

пер.), т. 1, с. 526.

 


ственное общение, то есть встречается с ними лично. Это, так сказать, центр круга, очерчи­вающего все наши движения. Поэтому мы и настаиваем — конечно, не мы убогие, а наши богоносные Отцы, принявшие волю Божию и знающие ее — что невозможно проводить жизнь во Христе одним лишь копированием добрых дел, без личных отношений и общения с божественной Благодатью. Острота совести, упорядочивающая дела, и горячая устремлен­ность к любви Божией, посредством которой все приводится в движение, привлекают боже­ственную Благодать и возобновляют общение с ней. Так люди достигают совершенства и одновременно искушают, что есть воля Божия благая и угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Это слово апостола Павла, в котором выражается долг каждого христианина, хотя и отно­сится ко всем верующим вообще, однако особенное отношение имеет к монахам. Их долг — и они имеют к этому все условия — наблюдать во всех подробностях за своей жизнью ради достижения совершенной воли Божией, чтобы, так сказать, не только свою практическую деятельность подчинить Христу, но и пленить весь разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 5). Потому что, согласно св. Григорию Нисскому, «оставляет Христа тот, кто становится чу­ждым Ему или через мысль, или через дело, или через слова»1. Также и св. Василий Великий в одном из своих писем говорит: «Ибо если нам еже жити Христос (Флп. 1, 21), значит и слово наше должно быть о Христе, и мысль и всякое действие должны быть обусловлены Его заповедями, и душа наша должна преображаться в Его образ»2.

Мы достаточно отмечали важность нашей внутренней деятельности, начиная с мысли и кончая произведением мысли, подчеркивая всегда, что вся она направлена к встрече с Бо­гом. Однако мы все-таки задержимся на этой теме, чтобы вам стало еще понятнее, как все это происходит.

Общение и единение с Богом, суть которого выражена в словах Спасителя: Аз и Отец Мой приидема и обитель у него сотворима (ср. Ин. 14, 23) — совершается не нами, хотя че­ловек содействует этому через свой полный внутренний отклик на божественную волю. Но выполнение и воплощение этого общения совершает Бог. Такое общение называется От­цами либо бесстрастием, либо обожением. Великий святой, преподобный Максим Исповед­ник, так это определяет: «Мы пассивно испытываем обожение как сущее по Благодати пре­выше естества, а не деятельно производим его, потому что не обладаем силой, способной по природе вместить обожение»3.

Богообщение это, будучи боголепно и совершаясь по Благодати Божией, не имеет ха­рактера прерывного общения: оно постоянно и достоверно, поэтому не оставляет простран­ства для изменчивости и остановок в совершаемой по совести жизни во Христе. В этом за­ключается и так толкуется чистота превосходящего нашу природу святоотеческого опыта жизни. Согласно этому опыту, к нашему долгу относится не только забота о времени, в про­должение которого мы совершали практические действия, но и то время, когда мы отдыхали от дел, будучи как люди подвержены неукоризненным жизненным страстям4. Когда с вами беседовал посетивший нас совсем недавно Старец, о. Ефрем Катунакский, он, если помните, сказал, что от степени нашего внимательного поведения в течение дня зависят мечтания и сновидения, которые у нас появятся во сне. И пусть вам, по вашей юношеской неопытно­сти, это не кажется странным, потому что становление по образу Христа, к чему мы устрем­лены по Благодати Его, заключено, согласно Павлу, в следующих словах: Аще кто во Хри­

---

1 Св. Григорий Нисский, О христианском совершенстве к Олимпию монаху. PG 46, 284. Ср. рус: Что значит имя христианин, с. 51.

2 Св. Василий Великий, Письма к разным лицам, 159 (К Евпатерию и к его дочери). PG 32, 620. Ср. рус: Творения, т. 3, с. 178.

3 Этот отрывок содержится в схолиях (комментариях), которые по видимому принадлежат самому прп. Максиму (С. Л. Епифанович: цит. изд., с. 11). Прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 22. TLG 2892/001. Ср. рус: Творения, кн. II с. 240 (Схолия, 10 сноска. К сожалению, в данном издании — «Мар-тис», 1994 — схолии самого святого отца напечатаны в конце книги в разделе «комментарии» вместе с приме­чаниями издателей и переводчиков).

4 О неукоризненных страстях см. прим. на с. 243.

 


сте, нова тварь (2 Кор. 5, 17). То же самое примерно пишет в своих Оглашениях св. Иоанн Златоуст: «Ибо мы приобретаем новое и обновленное гражданство, поэтому нам подобает поступать соответственно этому гражданству, чтобы не оказаться недостойными его»1.

Возможно, кто-то думает, что соблюдение акривии, на которой так акцентируется вни­мание в святоотеческой письменности, лишает свободы, но такая точка зрения основывается на современных критериях всеобщего отступничества. На самом деле в этом и состоит сво­бода личности, потому что только так стоит и движется разумная природа в своей обращен­ности к конечному назначению. Особенностью нашего природного устроения является то, что мы — разумные существа и благи «в силу сопричастности», значит в благе и только в благе мы успокаиваемся и становимся счастливыми.

Каково, однако, это благо в своем существе? На это нам отвечает Сам Иисус: Никтоже благ, токмо един Бое (Мк. 10, 18; Лк. 18, 19). И мы, будучи сотворены Богом по Его образу и подобию, в силу причастности к Нему имеем естественную склонность к добру, поэтому для нас естественно проявлять доброделание через стяжание различных добродетелей, пре­вращая их в свои природные способности. Это же отмечает и святой Максим: «Таким обра­зом, — говорит он, — мы, находясь здесь, по природе совершаем добродетели, имея к этому естественную силу»2. Поэтому добродетельная жизнь — не внешнее умение, но скорее об­наружение нашей естественной внутренней связи с абсолютным благом, то есть с Богом.

Где же здесь рабство, о котором говорят сторонники безначалия? В чем рабство тех, кто через соблюдение заповедей становится добродетельным? Если, как было показано, доб­родетель есть одновременно и точка покоя и динамическое состояние человека, в силу его сопричастности Всеблагому Богу через Его Благодать, тогда только те и называются свобод­ными, кто облагодатствован через свою сопричастность Богу, а живущие и пребывающие вдали от Него остаются рабами рабов!

Излишне уже останавливаться на том, что данные нам заповеди и проистекающие из них добродетели есть «обнаружения» блага, а не само по себе благо. Мы усердно стре­мимся достичь того, в чем соединяются все блага, поэтому не отступаем на своем пути, ведь наша цель — не они и даже не те последствия, которые от них происходят. Наша цель — Христос, Который есть Истина. Мы проявляем послушание благодаря тому, что познали Его. Познайте истину, и истина свободит вы (Ин. 8, 32); и: За превосходящее разумение Христа Иисуса Господа нашего... вменяем вся уметы быти (Флп. 3, 8).

В этот раз мы пытались научиться отделять духовный смысл от формальной буквы. И так с просвещенной совестью и ревностью будем продолжать предлежащий нам подвиг, по Благодати Христа и по молитвам святых. Аминь.

---

1 Св. Иоанн Златоуст, Слова огласительные, 4, 24. SC 50, p. 194.

2 Прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 22. TLG 2892/001. Рус: Творения, кн. II, с. 240 (Схолия, 10 сноска).

 


СЛОВО О ПОСЛУШАНИИ

То, о чем мы сейчас будем говорить, превышает меру нашего восприятия. Да и как го­ворить об этом, когда истины столь высокие и столь важные, ведущие к совершенству по Бо­гу, забываются, пренебрегаются и становятся непонятными людям, от чего потрясаются сами основы нашего духовного строительства?

Не будем рассматривать теоретические вопросы аскетики, связанные с жизнью верую­щих, а обратимся к практической стороне дела, потому что практика в некотором смысле со­ставляет основу и определяет подступы для теории, согласно со святоотеческим учением1.

По естественным законам послушание рождается во всем, что не имеет самостоятель­ного существования, независимости, чье существование ограничено и обусловлено различ­ными потребностями, потому что все это доказывает наличие закона зависимости от какого-то первоначала. Так, по всей видимости, послушание становится больше потребностью и долгом, нежели предметом свободного выбора.

Но не только естественные законы убеждают нас в том, что послушание — неотъемле­мое начало, лежащее в основании бытия разумных существ. Божественное откровение также учит нас, что Бог изначально определил послушание как признак и, так сказать, «примету» сотворенных Им разумных существ. Среди заповедей и требований Бога послушание нахо­дится на первом месте и никак не может быть отнесено к увещательным напоминаниям нравственного закона, установленного на основе принципов разумного поведения. Первым назначением, данным нашей природе Творцом, было существование по Его «образу и подо­бию» (Быт. 1, 26). Эти слова с самого начала обнаруживают, что связь первозданного суще­ства с его Создателем, а также его зависимость от Него была непосредственной и непрерыв­ной — как в отношении начала и источника жизни, так и в отношении ее конца и цели. По­сле того как первозданные существа были сотворены, они получили заповедь делати и хранити Рай (ср. Быт. 2, 15). А первым завещанием, которое определяло место человека в естественных границах его жизни и свободной деятельности, допустимой его разумными способностями, были слова: От древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от не­го (Быт. 2, 17), — причем в тексте Писания перед этим выражением стоит слово и заповеда, в котором выявляется требование подлинного послушания.

Указание на послушание как на долг человека к Богу содержится не только в первой заповеди, обращенной к первозданным людям. И в других местах виден всеохватывающий характер этой добродетели, которая предпочитается даже жертвам, служившим для избран­ного народа главной составной частью богослужения. Приведем к примеру слова пророка Самуила: Еда угодны Господу всесожжения и жертвы, якоже послушати гласа Господня? Се, послушание паче жертвы благи, и покорение паче тука овня (1 Цар. 15, 22).

В другом месте приводится рассказ о пророке, который был послан Богом обличить ца­ря Иеровоама. Ему была дана заповедь после окончания миссии вернуться в свою страну и по пути нигде не есть хлеба, не пить воды и не заходить ни в один дом. Однако он был об­манут одним человеком, выдававшим себя за пророка, и, принужденный этим лжепророком поесть, нарушил заповедь. И вот на обратном пути его задушил лев, не притронувшийся, од­нако, ни к его мертвому телу, ни к ослу, на котором он ехал. Поэтому и сказал Господь: Сице глаголет Господь: Понеже преогорчил еси глагол Господень и не сохранил еси заповеди, юже заповеда тебе Господь Бог твой, и возвратився ял еси хлеб и пил воду на месте сем. сего ради не внидет во гроб тело твое со отцы твоими (3 Цар. 13, 21-22).

И в другом месте повествуется о значении послушания: Человек един от сынов пророчих рече ко ближнему своему по словеси Господню: Бий мя ныне. И не восхоте человек бити

---

1 Ср. со словами св. Григория Богослова: Πραξς θεωρίας έπίβασις (Дело есть подступ, или восхожде­ние, к созерцанию). См.: Слово 4, 113. PG 35, 649; Слово 20, 12, PG 35, 1080. Рус.: Творения, т. 1, с. 305; 116.

 


его. И рече к нему: Понеже не послушал еси гласа Господня, се, ты отыдеши от мене, и по­разит тя лев. И отыде от него, и обрете его лев и порази его (3 Цар. 20, 35-36).

Напоминание об исторических событиях, связанных с законодательством или с преда­нием, в которых подчеркивается смысл послушания, думаю, не оставляют никакого места для сомнения в том, что послушание — необходимое правило жизни.

О значении точности в исполнении заповедей Божиих, точности, в которой выражается зависимость разумных существ от Бога, люди, к сожалению, узнали только после преслуша-ния и нарушения заповедей. Благость Божия, будучи неизменным свойством природы Бога, не стала, однако, соболезновать и заглаживать грех преслушания первого человека, хотя и имела к тому простительные предлоги, например, человеческую неопытность. Это означа­ет, что заповедь, данная Богом Его творению, не простое указание или совет как себя вести, но нечто абсолютно серьезное. Что-то такое, без чего невозможно обойтись. Последствия падений двух существ, имеющих разумную природу, ангельскую и человеческую, падение Денницы и падение Адама, убеждают, что подчинение сотворенных существ своему Творцу носит онтологический и экзистенциальный характер. То есть послушание — это практиче­ское средство их связи и общения с Богом, от Которого только они и получают силу к про­должению своего существования и к осуществлению своей первоначальной цели. И теперь, после ужаса падения двух природ, ангельской и человеческой, последствия которого потряс­ли все творение и нарушили гармонию «весьма хорошо» сотворенных Богом существ (Быт. 1, 31), никто уже больше не сомневается в том, что послушание воле Божией есть безусловно необходимый долг.

С воссозданием человека через воплощение Бога Слова еще раз подтвердилась истина о необходимости послушания. Точное исполнение послушания облекшимся в нашу природу Божественным Словом, Который ничем не меньше «Отеческого величествия», запечатлело послушание в качестве, главным образом, неотъемлемого долга, нежели зависящей от наше­го свободного выбора добродетели. Не стану ссылаться на многие места из Нового Завета, так как они общеизвестны; их общий смысл сводится к исповеданию Господа нашего, Кото­рый сказал, что Он пришел творить не Свою волю, но волю Пославшего Его Отца (см. Ин. 6, 38). Исходя из новозаветных текстов, попытаюсь показать вам смысл послушания в несколь­ко ином освещении.

Главной заповедью, данной мыслящим существам, является любовь, которую они должны воздавать своему Творцу. Таким образом смысл послушания приобретает двойной оттенок: во-первых само послушание в таком контексте становится нашей любовью к Богу от всей души, всего сердца и помышления; и во-вторых, подчинение Богу вырастает как плод этой любви. Иными словами, всеобщая заповедь о любви раскрывается только через точное послушание. Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите (Ин. 14, 15). Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 21). Аще кто любит Мя, слово Мое соблю­дет (Ин. 14, 23). И не любяй Мя, словес Моих не соблюдает (Ин. 14, 24).

Забытая тайна послушания, познание которой пренебрегается современным человеком, живущим по законам апостасии, — это ключ, открывающий блага вечной жизни. Сын Бо­жий, ставший послушным до смерти, Своим примером явил единство всех, ангелов и людей, в Теле Своей Церкви. Он был принесен в жертву за всех нас, подчинился Богу Отцу в проти­воположность нашему противлению и преслушанию. Его послушание, дошедшее до жертвы за других, то есть за нас, явилось благороднейшим деянием, какое только может вместить наше воображение. Послушание такой глубины могло быть осуществлено только боголеп-ным величием Единородного Сына — этого Отеческого Сияния (см. Прем. 7, 26; Евр. 1, 3), добродетель Которого покрыла Небеса.

Послушание есть не что иное как «тело» любви1, если, конечно, возможно в словах вы­разить эту всеобщую добродетель. Любовь в ее конкретной форме — это служение, жертва,

---

1 В выражении «тело» любви (τό σωμα της αγάπης) содержится двойной смысл: тело как нечто такое, на чем добродетель любви пребывает, от чего она получает существование; и тело как указатель на нечто сущностное, реальное, через что любовь выражается, в чем она живет. Иными словами, в этом изречении указыва­ется, что любовь, во-первых, порождается послушанием, имеет послушание своим основанием, и во-вторых, через послушание любовь получает свое реальное бытие, осуществляется.

 

 


энергия; и только через послушание она выражается и воплощается. Вот почему послушание было свыше и изначально догматически установлено для природы разумной твари, и его ис­кажение привело к нарушению равновесия во всем творении.

Но по моему смиренному мнению, если бы даже для послушания не было таких важ­ных причин, как мы описали, оно все равно было бы достойно, чтобы мы его выполняли только и только потому, что его соблюл наш сладчайший Иисус средоточие нашей любви и почитания. Послушание делается желанным и приятным в сочетании с любовью, которую нам преподал Господь как новую основную заповедь, как признак и символ нашей христиан­ской идентичности.

И поскольку все существующее пришло в негодность через преслушание, очевидно, что оно возвращается к гармонии через послушание. Ведь и Сам Господь, приняв на Себя послушание, ясно возвещает о том, какая в нем заключена победа: Дадеся Ми всяка власть на Небеси и на земли (Мф. 28, 18).

Кроме всего этого, послушание служит причиной божественных откровений человеку и является в то же время их проводником. Это давно известно и от наших Отцов. Поэтому-то Господь и говорит нам: Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите, и Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век (Ин. 14, 15-16). Это как раз характеризует по­слушание как «проводника» Благодати, потому что в нем начинается и в нем заканчивается все таинство нашего возвращения к Богу и воскресения.

В общественной среде послушание Богу осуществляется через закон и заповеди. Так объяснял и Честной Иоанн Предтеча, проповедуя народу о покаянии. Способ общения в по­слушании предполагает перенос личности ближнего в свое сердце через практическое осу­ществление любви, распознавание воли своего брата и исполнение ее как своей собственной воли. Такое расширение своего сердца, когда мы вмещаем в себя своего ближнего через практическое осуществление его воли, таинственно переносит нас в область чаемого вселен­ского единства, о котором Господь молился, да вси едины будут (Ин. 17, 21). Тогда может быть осуществлена и самая трудная заповедь Евангелия: Любите врагов ваших (Лк. 6, 27).

При правильном совершении послушания в отношении ближнего развивается способ­ность восприятия воли Божией. Через посредство послушания человек учится подлинному образу общения не только с Богом, но и с людьми. Принимая волю брата через любовь в служении, человек с необходимостью учится полностью жить жизнью как отдельного ближнего, так и всех своих ближних. Таким образом он переносится из своего малого инди­видуального пространства и узости в область вселенского и вечного бытия.

Человек, ставший по своему образу существования вселенским, приобретает опыт ви­деть нужды всего, скорбей и смерти, и его любовь понуждает его переживать чужое как свое собственное. Любовь заставляет его молиться о других с большой скорбью, как будто о сво­ем личном несчастье, желая их утешения. И вот тогда любите друг друга (Ин. 13, 34) и лю­бите врагов ваших (Лк. 6, 27) становится естественным состоянием. Так разрешается про­блема человека, ищущего мира и единомыслия в лабиринте удушающего индивидуализма и своекорыстия.

Своей энергией и силой послушание избавляет человека от духовного вакуума индиви­дуализма и замкнутости на своем «я». Оно вводит его в широту и высоту всеединства любви, туда, где всяческая и во всех Христос (Кол. 3, 11). Индивидуализм и своекорыстие были пер­выми движущими силами падших разумных существ. Затем преслушание, как их внешнее выражение, обрушило на них все несчастье греха, из-за которого от начала и до конца вре­мен страдало и будет страдать все творение.

Отсутствие послушания в человеческой душе обнаруживает, что она внутренне больна. Это именно та болезнь, которая от начала и до конца мира особенно ярко будет проявляться у всех совершителей человеческих бед и несчастий, разделений и разногласий, которые по­истине и сами не входят и входящим возбраняют (см. Лк. 11, 52).

Согласно православному Преданию, послушание имеет разные уровни, в соответствии с духовным ведением его делателей, и это относится не только к качеству послушания, но и к мотивам, из которых оно исходит. Например, немощные, которые не познали любовь Божию, совершают послушание из страха перед наказаниями и вообще суда Господня. Стоя­щие выше предпочитают послушание из-за награды и выгоды, ожидая воздаяния, согласно обетованию. Совершенство же проявляется в том, когда послушание имеет свои мотивы и основания в божественной любви.

Обратимся к теме монашеского послушания. Не будет никакого преувеличения, если мы назовем его фундаментом и основой нашего духовного строительства, потому что после веры в Бога послушание является наиболее важной стороной нашего практического житель­ства в Боге.

Для того, кто недавно начал монашескую жизнь, послушание имеет и должно иметь характер всецелой зависимости от воли своего Старца. Горячая ревность и большая вера в отношении Старца, что обычно для новоначальных, весьма помогают достичь так называе­мого начального «слепого послушания». Новоначальный монах, имеющий различные при­страстия, лишен духовной свободы и в своем порыве получить эту свободу во всем зависит от Христа. Место Христа занимает Старец, в лице которого послушник видит Самого Госпо­да. Поэтому-то заповеди Старца должны соблюдаться с безусловной точностью, без всякой проверки и сомнения. Теплота веры не знает, что такое сравнивать, и следует псаломскому слову: За словесаустен Твоих аз сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4), и: Путь заповедий Тво­их текох... и поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбих зело (Пс. 118: 32, 47).

Когда проходит время и послушник продолжает этот добрый подвиг бескровного му­ченичества, в нем рождается более совершенный вид послушания, представляющий собой более зрелую энергию человеческого духа и его благого стремления на основании заповедей Христа, любовь Которого разжигает пламенного подвижника. Послушание, переходя из сфе­ры «повелевающего предписания» в сферу любви, изменяет и существо жизни человека. Из сухих предписаний и взаимоотношений на основе законов человек переходит в область мира и всеединства любви и счастья во Христе: так становится достижимым Царство Божие на земле (см. Мф. 6, 10). Послушание, обогащенное опытом и основанное на любви, понуж­дает послушника искать воли ближнего, всякого ближнего, и во всем утешать его по запове­ди любви. Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13); И сию заповедь имамы от Него, да любяй Бога любит и брата своего (1 Ин. 4, 21).

Согласно нашему святоотеческому Преданию, начало познания Бога заключается в от­кровении Самого Бога Его творению, которое происходит без принуждения и ограничения. Когда человек отзовется добровольно и всецело на этот призыв, Господь увеличивает Свое присутствие в человеке через действия божественной Благодати, пока в душе принявшего посещение от Бога не родится несомненная вера. Затем, в зависимости от времени, опыта и обстоятельств, от человека скрывается чувство присутствия Благодати. Обычно это ужаса­ет тех, кто не знаком с такими состояниями, и они начинают искать причины этого. Но при­чина, как она есть, состоит не в чем ином, как в свидетельстве нашей веры, то есть в том, чтобы мы на практике проявили дарованное нам духовное ведение. И вот терпением и стой­костью мы показываем, остаемся ли мы даже без видимого присутствия Благодати верны Тому Богу, Которого мы познали, верим ли мы Ему и следуем ли за Ним, потому что это Ему подобает и Он нас утешил. Это состояние лишенности божественной Благодати производит в человеке большую боль, беспокойство и борение, потому что то, чего он лишился, не имеет замены и не сравнимо со всем счастьем всего человечества. Жажда и горячее желание этого сокровища рождает стремление к подвигу. А этот подвиг и есть то духовное искусство и та наука, которые Отцы называют искусством из искусств и наукой из наук. Главная же сила, приводящая в движение божественную Благодать, согласно Священному Писанию, есть по­слушание воли Божией.


Чадо веры страх Божий. Чадо страха Божия ревность. Дело же ревности по Богу есть чистота совести и, конечно, божественное послушание. И если наше послушание воле Божией имеет своим основанием любовь к Богу и ближнему, то наша совесть приводит нас к более совершенной духовной жизни, которую передал нам Сам Господь, уча и творя (Деян. 1, 1).

Святые Отцы повторяют и подчеркивают, что истинные послушники есть наследники обетовании и даров Святого Духа, о Котором Господь сказал, что Отец иного Утешителя даст нам, да будет с нами во век (Ин. 14, 16). За мученическим послушанием следует рас­суждение. За рассуждением духовное ведение, а за ним свобода во Христе. Это та сво­бода, которую Сын Божий дает тем, которые приняли Его. Елицы прияша Его, даде им об­ласть чадом Божиим быти (Ин. 1, 12). И уразумеете истину, и истина свободит вы (Ин. 8, 32). Всяк рожденный от Бога не согрешает (1 Ин. 5, 18), поэтому справедливо он приобре­тает со временем бесстрастие, улучает обожение и сподобляется совершенства всегда только по Благодати Божией.

Итак, кто хочет совлечь с себя кожаные ризы многообразных согрешений, скрывающих наше истинное человеческое лицо, путь добровольно вступит на поприще послушания и то­гда, оставив все попечения и следуя своему намерению, он скоро достигнет доброй пристани спасения, где лицом к лицу увидит свой Первообраз сладчайшего Владыку нашего, Кото­рый Сам прошел этим лучшим путем и преподал его нам как урок безопасного достижения цели нашей жизни. Аминь.

И Богу в Троице, Творцу всего добра и блага

---

Во веки слава и всегда воистину держава![1]

 


СЛОВО О СМИРЕНИИ И СМИРЕННОМУДРИИ

Опять беседа понуждает нас говорить о том, что выше наших сил. Однако, заимствуя у Святых Отцов их опыт и следуя тому, что ими открыто, мы будем свидетельствовать исти­ну, насколько ее может вместить наша немощь.

Без сомнения, все Священное Писание и вся святоотеческая философия, как пища, приправленная солью, проникнута этой доброй матерью всех добродетелей, то есть смирен­номудрием. И это особенно заметно тогда, когда дело касается таких людей, которые жили и поступали сообразно цели, ради которой создан человек, и осуществляли эту цель через покаяние. В предыдущей беседе мы говорили о послушании как о нашем долге. Теперь мы должны сказать о смирении как о свойстве, как о характерном признаке и строе души и лич­ности человека.

Если долг — нерушимое правило жизни разумных существ, то насколько выше стоит свойство и характерный признак? И опять, если бы смирение было лишь человеческим на­выком и мастерством, украшающим и усовершающим разумную природу, и не имело бы в себе божественного начала, то человек мог бы осмелиться его описать. Но с того момента, как нам было открыто, что смирение проявило себя свойством Самого Воплощенного Слова, оно тут же стало неуловимым для человеческих умозаключений и постигается отныне толь­ко удивлением и изумлением. Потому что сказано: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29).

Приведу одно самодостаточное описание смиренномудрия из слов великого светильни­ка, подлинного философа Благодати, вдохновленного Святым Духом, святого Исаака Сири­на, продолжателя святоотеческой традиции, чтобы подтвердить вышесказанное. «Хочу от­верзть уста свои, о братия, и начать говорить на высокую тему смиренномудрия, но напол­няюсь страхом, как тот, кто знает, что должен говорить о Боге в форме своих собственных мыслей. Ведь оно — облачение Божества. Потому что Слово, вочеловечившись, облеклось в него и беседовало с нами через него в теле нашем»[2].

Что касается природы этой «вседобродетели», достаточно будет оставить отеческое оп­ределение ее, то есть что она божественна и в своей духовной полноте — облачение Божест­ва, и, следовательно, дар одной лишь Благодати Всесвятого Духа. Теперь же мы удовлетво­римся рассмотрением ее свойств и действий, и, самое главное, тем, как она приобретается и каковы условия, способствующие ее приходу, и все это совершим, как обычно, со страхом и опираясь на суждения наших Отцов.

Поскольку мы назвали смирение характерным признаком и как бы лицом разумной природы, будет небесполезным, если мы как можно шире рассмотрим, как приобрести этот признак. И это для того, чтобы добродетель смирения с самого начала приобрела некую дос­товерность в восприятии людей и стала желанной для них, потому что все имеют право через нее воссоздать заново свою личность.

В первую очередь смиренномудрие обнаруживается в области нравственного закона. Однако по ту сторону нравственного закона обретается более общее основание, которое по­нуждает к смирению, ведь мы видим, что его особым образом обнаруживает в себе «Новое Творение», Воплотившийся Бог Слово, Который включает его не в этическое пространство долга, но в способ бытия личности, делая его свойством и признаком.

Возможно, апостолы Христовы и желали узнать, что есть Иисус в глубине Своего при­сутствия, в Своем боголепном внутреннем мире, но они не дерзали спросить Его об этом, как не дерзали высказать и многие другие недоумения, которые у них были и которые Он разре­шал Сам в подходящие для этого моменты. Поэтому и здесь по Своей собственной инициа­тиве Христос открыл им тайну Своего присутствия в таких умилительных словах: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11,29).

Откровение о том, что Воплотившийся Бог Слово был смирен не по внешнему образу, но «сердцем», переносит нас в иные сферы и области существования, которые не подлежат предпочтениям и усилиям воли, но переживаются как духовные состояния. Всесильный Бог Слово, о Котором говорится, что вся Тем быша (Ин. 1, 3) и всяческая Тем и о Нем создашася (Кол. 1, 16), Он, говорю, есть начало всякого личностного бытия, и через Его Дар все осталь­ные личности находят свое место. Понятие «смиренный сердцем», относимое к Богу Слову, приобретает значение как условие достоверности и неподверженности изменению. И так как Господь наш есть начало всякого личностного бытия, то справедливо Он есть и именуется «смиренный сердцем», потому что через это положение достоверности и недвижимости ясно проявляется безусловность Его силы и владычества. Но сейчас наша цель — не входить в бо­гословские различения божественных свойств, а указать на божественность и особое значе­ние смирения Божия и смирения подражателей Христа, живших во все века и периоды Его откровения.

Смирение входит во все и само все в себя вмещает, оно не имеет страха, смущения, не ищет ничего и, следовательно, не производит движения. Наш Иисус, будучи Истиной как она есть, Жизнью и Любовью, поистине и смирен, так как это свойство — общая характерная особенность Его личности. Смирение в полной мере переносится и на тех, кто следует за Господом, в силу их сопричастности Ему. Это доказывает, что смирение — не просто от­расль нравственного закона, который противостоит противоположному пороку, как это про­исходит в отношении других добродетелей: смирение представляет собой онтологический принцип самостоятельного бытия личностей, которые согласно природе своего существа, при своей несомненной статичности, являются средоточиями силы, самовластия и энергии.

И напротив, признаки отсутствия смирения — это неуверенность, страх, подозритель­ность, нужда и, как следствие, беззаконное возбуждение всех видов и форм неправды и за­блуждения относительно спасения и собственной безопасности.

Живой образ такого состояния — дьявол, который испытывает и производит все эти негативные и подобные им признаки разрушения личности. Несмиренное мышление, назы­ваемое эгоизмом и гордыней, ничего не вмещает в себя и само не может ни во что вместить­ся, оставаясь изолированным в своем удушающем своекорыстии и индивидуализме. Это мышление сжимается в невыносимых пределах единичности, сдавливаемое безличным свое­корыстием и самостью, непрестанно самоуничтожается, развивая в себе малодушие, неуве­ренность и отчуждение, и так до полного ниспадения к нечестивому разнообразию лукавст­ва, чтобы оправдаться. Теснота такого самоотрицания, то есть нигилизма, изглаживает из сознания всякое понятие об абсолютном, об истине, о вечности, о масштабах единства всего тварного. Нигилист не принимает другого вследствие своей собственной болезни. Раз­витие нигилизма приводит к анархизму, когда не принимается никакое начало, отрицается любая зависимость, божественная или человеческая, и завершается атеизмом, который явля­ется самым большим злом и преддверием всякого зла, фактическим существом дьявола и полной погибелью.

Что же, спрошу я, представляет собой дьявол, разложившийся в своем существе и свойствах? Он эгоист, страшный эгоист. Он ничего не вмещает, кроме самого себя. Не при­нимает какого-либо другого начала, господства и власти. Всегда и везде он остается одино­ким и по необходимости отрицает все, потому что ничего к себе не подпускает. Он стал вне всего, отложился от всякого бытия и остался в ничто своего всеобщего отрицания. Вот по­чему он ниспал с Неба: Видех Сатану яко молнию с Небесе спадша (Лк. 10, 18). И вот поче­му он осужден: Князь мира сего осужден бысть (Ин. 16, 11). Вот почему он изгнан: Ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин. 12, 31). Изгнанный из всякого места и области, где есть жизнь, дьявол пребывает только во тьме смерти, погибели, ада. Больше он не властен в пространстве всеобщего бытия, потому что самоизгнан по причине своего проклятого эго­изма. И поэтому, будучи ничто, он пытается похитить признаки и черты личности хитро­стью, ложью и обманом, выдумывая несуществующие достоинства и присваивая то, что ему не принадлежит.

Там где нет опоры в смиренномудрии, нет и безопасности, потому что отсутствует единство с нашим Иисусом, Который есть мир наш (Еф. 2,14) и воскресение (Ин. 11, 25).

Таков дьявол и такова нищета эгоизма, обладающего его сторонниками, эгоизма, кото­рый заставляет их присваивать, притворяться, лицемерить, потому что они желают почестей, которых недостойны, будучи по существу беспомощными и нищими, так как удалились от единства жизни с остальными существами через свой убогий индивидуализм. За этим не­счастьем следуют все беды, увенчиваясь ненавистью, завистью и обвинением всех. Мрачное покрывало смерти погребает эти существа, возделавшие в себе дьявольские качества, эти от­прыски человекоубийцы дьявола, который с самого начала согрешает и заблуждается, буду­чи лжецом и отцом лжи (Ин. 8, 44).

В противоположность этому, благословенный и исполненный Благодати смиренный человек кроток, тих, спокоен, неизменен в добродетели, неподвижен на зло, не подвержен влиянию случая или угрозы. Он непрестанно живет в недрах веры, как детеныш в объятиях матери-Благодати. Он никогда не живет ради себя самого, так как забыл себя. Он вместился в других: стал всем для всех, чтобы всех утешать. Он плачет с плачущими и радуется с ра­дующимися. Посвятив себя, по Благодати, Спасителю Христу, он несет тяжесть всех, нико­гда никого не опечаливая и не огорчая. В полноте своей любви ко всем, даже к неразумной природе, он своим послушанием каждому делает все, что требуется случаем, и одновременно скрывается под покровом своего смирения, чтобы не быть замеченным. Он избегает славы, уклоняется от почестей, не желает благодарностей. Он любим всеми и не имеет врагов. Если, паче чаяния, будет дан повод к его поношению и осуждению, он при личной встрече не смо­жет высказать ничего вопреки этому. Таинственный покров Благодати, которая подкрепляет его, овевает страхом и благоговением присутствующих рядом с ним, и они быстро меняют свои суждения и чувства. Осуждавшие прежде становятся услужливыми. Даже неразумная природа, животная и растительная, изменяет свою жесткость и дикость в присутствии сми­ренного. Укрепляющая его божественная Благодать мгновенно опознается суровыми сти­хиями и дикими зверями, которые прекращают свои естественные действия и становятся служителями, потому что рядом со смиренным человеком они ощущают благоухание их первого господина, еще не согрешившего Адама, который приближался к ним и давал им имена как их господин и восприемник.

В присутствии смиренного все встречаются лицом к лицу с чертами, присущими Спа­сителю Христу, Новому Творению, Новому Адаму: Тому, Кто постился в пустыне и был со зверями и Кому прислуживали ангелы; Тому, Кто шел по морю и запрещал ветрам и буре; Тому, Кто изгонял лукавых демонов, Кто исцелил всечеловеческую болезнь, Кто победил смерть; Тому, Кто даровал жизнь, став Воскресением всех, и Кто ублажил смиренных, ска­зав: Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5, 3).

Как учат Святые Отцы, смирение есть дар Святого Духа, а не только человеческое дос­тижение. Оно даруется тем, кто его желает, кто стремится к нему и с усердием возделывает те качества, которые направляют к стяжанию этого блага. Смирение начинается с того, что­бы мыслить смиренно, и достигает того, чтобы смиренно действовать. Кто не приписывает себе способностей больших, чем имеют другие, и думает о себе смиренно, тот начинает ува­жать ближнего, принимает указания от других, когда они делают ему замечания, и слушает их советы. Такой становится мягким по характеру, удерживает свой гнев и легко склоняется к сочувствию. Если он подчинит такое свое расположение Богу и будет осуществлять его в разуме христианской этики, молиться и просить Бога укрепить его на этом пути, тогда он, по Благодати Божией, преуспеет и в чувстве совершенного смиренномудрия, которое являет­ся божественным дарованием.

Есть люди, в характере которых естественно преобладает кротость и смирение; и это похвально, но недостойно награды, по причине владения этим даром без труда, без подвига и усилия. Кроме того, смирение, если рассматривать его с другой точки зрения, есть состоя­ние «не по природе», куда человек ниспал после падения, потеряв единовременно и благо­родство, и вечность и бессмертие, рабски подчинившись смерти и тлению. Смирение в каче­стве падения, подавления и неудачи живет, к сожалению, во всяком человеке и особенно в тех, кто думает, что он более способный. Таким образом, при таком рассмотрении под сми­рением уже не имеется в виду духовное достоинство, которое дарует Бог совершенным в добродетели, но естественное понимание падения личности в жизнь «против природы», как в мышлении, так и в действии.

Мы привели это, чтобы те, кто хочет удостоиться дара смиренномудрия, знали, что наиболее соответствующее этой цели средство состоит в познании своего страстного состоя­ния, в которое после падения нас привели страсти и пагубная привычка к греховной жизни. Итак, если кто-то спросил бы «Как мне стать смиренным?», то мы должны были бы отве­тить: «Обнаружь смирение, в котором ты находишься, — то смирение, в которое ты скатился при содействии дьявола, греха и различных причин. Ощутив это, покайся и, плача о таком своем положении, достигнешь духовного смирения, которое тебе дарует Бог». Двумя спосо­бами, причем оба из них полезны, человек измеряет глубину своего падения, после которого он стал, хотя и не должен был быть, бесславным и смиренным. Мы только что описали один из способов, так называемый вид восходящего познания.

Вид нисходящего познания начинается с постижения первого места личности, которое было у него согласно с первоначальным замыслом Бога при творении человека. Что пред­ставлял собой человек в качестве первого творения Божия? Нам достаточно слов Бога, ска­завшего, что мы созданы по Его «образу и подобию» (Быт. 1, 26). Человек был тогда по при­роде прост, добр, кроток, непорочен, целомудрен, правдив и, больше этого, он был проро­ком, праведником, и вообще богобоязненным и светоносным. Он был далек от всякой нужды и боли, страха и опасности, тления, изменения и смерти — этого страшного врага человека. Такова маленькая картина правильного состояния нашей личности до падения, наше под­линное местоположение. Оставляем в стороне те вечные блага непрестанного блаженства, которые человек наследовал как они есть в недрах отеческой любви Бога. И вот, если мы сейчас вернемся назад и придем туда, где мы находимся, каждый в отдельности и все вместе, мы обнаружим, насколько мы убоги и смиренны в нашей бесславной и несчастной жизни — жизни, которая ничем не отличается от смерти. Теперь спрошу и я тех, кто хочет стать сми­ренным и не знает каким это сделать образом, достаточно ли им этого средства, чтобы обна­ружить, где они находятся?

Мы знаем Благодать Божию, которая была дарована нам через Крест и Воскресение Христа Бога нашего. Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, говорит евангелист Иоанн (Ин. 1, 12). И снова в своем Первом послании он говорит: Вемы, яко егда явится, подобни Ему будем (1 Ин. 3, 2), так что, продолжает Павел, станем наследницы убо Богу, снаследницы же Христу (Рим. 8, 17). В состояние этой Благодати усыновления, бого-человечества и обожения, нас вознес дар Бога через Иисуса Христа, Спасителя нашего. Каж­дый верующий, через таинства Церкви и соблюдение заповедей Божиих, имеет в себе потен­циально всю эту Благодать, то есть возможность стать чадом Божиим и братом Христу. До­казательством служит пример святых Православной Церкви, которые, как сказал Христос, сотворили то же, что и Он, и даже больше сих, по Его Благодати (Ин. 14, 12).

Так что если сейчас каждый из нас сравнит состояние, в котором он находится — как в своем внутреннем, так и во внешнем мире, — со святостью и обожением, принадлежащими нам по обетованию, то он увидит свое смиренное и бедственное положение, в которое нас увлек дьявол и грех. Таким образом, по добром разъяснении эти два способа, если их приме­нять в соответствии с познаниями каждого, лучшим образом помогают научиться смиренно­мудрию, а затем, после надлежащего подвига, через покаяние достичь, если есть желание, и истинного смирения.

Святые Отцы в различных определениях наставляют нас на путь смирения, но смысл всех их поучений сводится к одному — к непрестанному злостраданию, которое укрепляет все добродетели.


Ниже мы приведем некоторые отрывки из изречений наших Отцов, в которых говорит­ся о свойствах и плодах смиренномудрия, и как ведут себя те, кто его имеет, чтобы интере­сующиеся имели ясное представление об этой добродетели.

Антоний Великий однажды увидел в видении, что по всей земле были расставлены се­ти сатаны, и со вздохом просил Бога известить его, кто может избежать их. И тогда он услы­шал голос, сказавший ему: «Только смирение». Он же, когда Пимен Великий спросил его, каков самый совершенный подвиг для человека, ответил: «Самоукорение и постоянное ожи­дание искушения»[3].

Авва Пимен говорил, что укоряющий самого себя приобретает стойкость и терпение.

Он также сказал, что человек нуждается в смиренномудрии и страхе Божием, как в своем дыхании

Авва Евагрий говорил, что начало духовного преуспеяния человека познание самого себя3.

Другой великий подвижник, имевший власть над демонами, спросил их, какое делание и добродетель побеждает их, и они ответили: «Смиренномудрие»4.

Святой Иоанн, по прозванию Колов, говорил, что смиренномудрие и страх Божий вы­ше всех добродетелей5.

Святой Иоанн Фивейский также сказал, что духовный человек прежде всего должен приобрести смиренномудрие6.

Авва Лонгин говорил, что смиренномудрый не может осудить человека .

Авва Сисой, который был самым уважаемым из Отцов пустыни, говорил, что путь, ве­дущий к смиренномудрию — это воздержание, непрестанная молитва и старание быть в мыслях ниже всех людей8.

Авва Кроний говорил: «Средства, ведущие к смирению, заключаются в удалении по возможности от материальных вещей и того, что рассеивает ум, в телесном труде и памятовании о смерти» .

Другой Старец говорил, что имеющий смирение смиряет демонов .

И еще другой Старец говорил, что душа тогда приобретает смирение, когда думает только о том зле, которое сама сделала[4].

Другой Старец сказал: «Как земля никогда не падает вниз, так и смиренный никогда не падает, потому что он всегда внизу»12.

Другой Старец, когда его спросили, что такое смирение, ответил: «Когда брат твой со­грешит против тебя, и ты простишь его прежде, чем он испросит у тебя прощение»13.

В другой раз он сказал, что преуспеяние человека зависит от глубины его смирения: чем глубже он погружается в смирение, тем выше поднимается в преуспеянии14.


Авва Исайя говорил, что смиренномудрием разрушаются все козни лукавого[5]. И святая Синклитикия говорила, что начало и конец всякого блага в духовной жизни, это смиренномудрие[6].

Согласно неложному суждению наших Отцов, способ, которым приобретается это бо-голепное свойство, состоит, как учит их опыт, в телесных трудах и самоосуждении, повод для которых легко найти в нашей повседневной жизни. Вообще, узкий путь христианской этики ведет к стяжанию страха Божия, а страх становится руководителем человека ко всему тому, что способствует «чувству Бога»; он ведет к тем великим добродетелям, которые вы­ражаются в отсутствии самооценки, в самоукорении и претерпевании всякого искушения. Пророк Давид, кроме прочих добродетелей, которые он имел, упоминает в псалмах и о своих телесных подвигах: Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс. 24, 18). А в другом месте он говорит о достоверном признаке, указывающем на прощение Богом его пре­грешений: Смирихся, и спасе мя Господь (ср. Пс. 114, 6). Господь наш, опять же, открывает, что Он смиренным дает Благодать (Прем. 3, 34), при этом естественным образом противо­действуя гордецам. Итак, если сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19), то понятно, почему наши Отцы, а также все, кто на протяжении человеческой истории когда-либо сподобился богопознания, старались в первую очередь быть смиренными.

Осознав человеческую ничтожность, так как, по словам Господа, без Него мы не можем ничего совершить (Ин. 15, 5), и познав по Благодати Божией свою сообразность Христу, по­добия с Которым мы удостаиваемся поступая и мысля смиренно, да не перестает никто из нас искать, молиться и делать то, что ведет к этому легкому, или даже туне даруемому спасению. Потому что в таком случае к нам будет обращен сладчайший глас Господа наше­го, когда Он, по Своему слову, снова придет воздать каждому по делам его (Мф. 16, 27) и скажет: Блажени нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5, 3), которого да сподобимся мы все. Аминь.

 


СЛОВО О ЛЮБВИ

Любовь есть совершенство веры и послушания божественной воле; в ней исполнение закона и путь по превосхождению апостола Павла (1 Кор. 12, 31). Три первоапостола Петр, Иоанн и Павел говорят о любви в следующих характерных словах. Апостол Петр говорит: Прежде же всех друг ко другу любовь прилежну имейте (1 Пет. 4, 8), подчеркивая слова прежде всех. Апостол Иоанн, который считается апостолом любви, в своем Евангелии и По­сланиях с догматической точностью описывает ее происхождение и ее место в жизни разум­ных существ. Однако для нас, чтобы достичь цели нашей беседы, достаточно будет ограни­читься тем описанием любви, которое дает апостол Павел в Первом Послании к Коринфя­нам, потому что это описание имеет одновременно и теоретическую и практическую стороны.

Апостол Павел не только описывает любовь, но и анализирует ее, желая нам показать ее составляющие, то есть то, что входит в ее существо, — но не по природе, так как по при­роде она божественна и непостижима, а в ее действованиях. Описав все высочайшие дарова­ния, обладателями которых были апостолы, учители, пророки, а также те, кто имел дары ис­целений, говорения на языках, толкований, он как бы сожалея о том, что он до сих пор упо­мянул, и желая перенести нас в более высокую сферу, продолжает: Ревнуйте же дарований больших, и еще по превосхождению путь вам показую. Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть. Любы долготерпит, милосерд­ствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, радуется же о истине; вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает (1 Кор. 12, 31;13, 1-8).

Блаженный Апостол, показав в своем рассуждении преходящий характер других вели­ких дарований Святого Духа, свойственных состоянию святости, отмечает, что из всех этих даров пребывают вера, надежда, любы, три сия; больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). По­этому-то он и назвал любовь путем по превосхождению. Возможно, некоторые станут недо­умевать, представляя себе другие дарования, такие высокие, превосходные и полезные, по­средством которых святые люди иногда оказывали человечеству большие благодеяния. При­ведем, однако, некоторые примеры, связанные с нашей темой, чтобы убедиться в верности слов апостола Павла.

Если, к примеру, кто-то имеет дарование языков, то есть может вещать о спасительном домостроительстве Бога на родном языке каждого человека, не изучая его, но сам собой, по Благодати Святого Духа, то разве это можно считать какой-то маловажной вещью? Однако при всем этом говорение на языках — временное дарование, которое прейдет вместе с этим миром, потому что язык будет не нужен, когда все станет совершенным во Христе. Другое дарование — пророчество. Разве это мало: знать людские тайны, советы божественного Промысла о прошлом и настоящем? Но и пророчества будут упразднены, когда придет «ис­полнение времен». Даже вера: что она есть, как не средство, которое нас приводит к своему конечному пределу? Ведь мы веруем, чтобы приблизиться к Богу, стать близкими Ему и со­единиться с Ним. Когда это будет совершено, тогда вера станет излишней, потому что мы будем непосредственно видеть то, что раньше принимали верой.

И вот если среди всех этих дарований будет отсутствовать любовь, то это будет похоже на рассматривание замечательных картин или статуй великих личностей, но не будет обще­нием с самими этими личностями. Потому что дарования эти — всего лишь «картины», то есть образы, не имеющие в себе жизни. Они не участники жизни, потому что Вечная Жизнь — это только Сам Бог (см. Ин. 17, 3; 1 Ин. 5, 20), а Бог любы есть (1 Ин. 4, 8).


Но кроме того, что эти сверхъестественные дарования преходящи, следует добавить, что они также не составляют и нашей цели. В некотором смысле, они больше служат средст­вами, содействующими достижению цели, предела наших исканий и чаяний. Даже милосер­дие и сострадание, сопровождающиеся иногда дарованиями исцелений, как мы видим в жи­тиях наших Отцов, которые Благодатью Божией исцеляли от хронических и неизлечимых болезней, или в меньшей мере проявляющиеся в наших с вами усилиях по облегчению уча­сти тяжело страждущих, так вот, даже сострадание есть не что иное, как лишь маленькая частица той же любви, потому что польза от сострадания в любом случае относительна и ог­раничивается временем и пространством. Так что согласно сравнению, которое делает апо­стол Павел, любовь превосходит все дарования и благодеяния и составляет «полноту».

Как «путь по превосхождению» любовь такова не только сама по своей природе, но и имеет совершенные свойства, поэтому ее воздействие на нас может совершенно нас изме­нить, согласно чудодейственной измене десницы Вышняго (Пс. 76, 11), и преобразить по на­шему Первообразу, сделав подлинными образами Бога. Таким образом, любовь есть живо­творящая энергия для всех других дарований. Поэтому-то, хотя апостол Павел в начале и упомянул о других дарах, потом он как бы пожалел об этом и, рассмотрев, чем же они яв­ляются без любви, сделал прискорбный вывод, что, имея их все и не имея любви, человек «ничто», и ничто ему не на пользу.

Конечно, это не означает, что божественные добродетели и вышеупомянутые дарова­ния вообще излишни. Напротив, все они служат вспомогательными средствами, способст­вующими очищению и просвещению человеческой природы на ее пути к совершенству. Но само совершенство осуществляется только любовью. Любая добродетель остается непол­ноценной, если не будет завершена любовью. Поэтому только через любовь верующий нико-гдаже отпадает.

Исследуем теперь проводимый апостолом Павлом разбор различных проявлений люб­ви, а также и ее воздействие на наш характер. Любовь, говорит он, долготерпит, милосерд­ствует, не завидит, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, радуется же о истине. Он пере­числяет и другие ее свойства, заканчивая тем, что любы николиже отпадает. Рассмотрим подробнее эти характерные признаки любви.

1. Любовь «долготерпит». Насколько прекрасно, когда кто-то долготерпелив! Долго­терпелив муж мног в разуме, говорит Священное Писание (Притч. 14, 29). Он не смущается, не меняется к худшему, если с ним поступают несправедливо и враждебно; он с терпением и любовью переносит вспышки гнева и злобы других. Он все переносит, потому что все из­меряет любовью.

2. Любовь «милосердствует». Что иное есть добросердечность, как не любовь на деле? Один беглый взгляд на жизненный путь нашего Христа убедит нас в том, что вся Его жизнь была сплошным милосердием. Ничто Его больше не занимало, кроме того, чтобы облагоде­тельствовать и спасти людей. Ведь и совершенный подражатель Христа Бога нашего, апо­стол Павел, говоря о милосердии Господа как о единственном идеальном пути нашей жизни, писал в своих посланиях: Никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо (1 Кор. 10, 24). И снова: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2). А Ио­анн Богослов, идя еще дальше, завещает христианам совершенное христоподражание: И мы должни есмы души по братии полагати (1 Ин. 3, 16).

3. Любовь «не завидит». Великодушие, щедрость, благородство — вот что отличает че­ловека, который свободен от страшного заболевания души, именуемого недоброжелательно­стью, источник коего в зависти. Какое отвращение испытывает человек, если вдруг столк­нется с душой, живущей под властью зависти и злобы! Зависть состоит не только в том, ко­гда кто-либо завидует другому относительно того, чего сам не имеет, но видит у других в изобилии. Зависть проявляется и в том, когда человек, движимый ею, желает, чтобы вещь или почесть, которую имеет он, не имел другой. Все это, обезображивающее душу человека, может уврачевать только любовь.


4. Любовь «не превозносится». Эта сторона любви обращена к смиренномудрию, зна­чение которого огромно и имеет в себе нечто таинственное: оно ничтожно по своему внеш­нему облику и велико в своей сущности. Смиренномудрие — средоточие мудрости, достоин­ства, величия, всего высокого и прекрасного, что находится в природе разумных созданий. Поэтому вочеловечившийся Бог Слово, когда пожелал приблизиться к Своему творению, об­лачился в смиренномудрие, как в одежду, и спрятал под ней природу Своего Божества. Бу­дучи Всемогущим Богом, Он никогда не похвалялся Своими боголепными свойствами и все­властием, даже когда благоволил открыть близким ученикам познание Своих подлинных ка­честв, но «хвалился» только Своим смирением, говоря: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29).

Противоположность смиренномудрию — эгоизм и гордость, когда человек осознаёт за собой какие-либо достижения и преимущества. Однако если мы зададимся вопросом, ка­ково наше истинное место согласно границам и законам нашей природы, то есть каковыми мы были созданы от начала, если мы осознаем, к какому концу должны стремиться, стано­вясь сообразными нашему Первообразу Христу, тогда мы найдем в себе множество недос­татков и упущений и поймем, что должны ощущать стыд вместо превозношения. Если мы поразмыслим о том, что созданы «по образу и подобию» своего Творца, что получили боже­ственную Благодать от Христа, в Которого и облеклись при крещении, что бесчисленные примеры святых и друзей Божиих во все века и во всех обстоятельствах жизни ободряют нас и убеждают в том, что наша природа способна делать добро и излучать святость, если мы, таким образом, осознаем, что после всего этого внутри нас продолжает господствовать все­общее зло и многообразное лукавство, разве тогда мы найдем хоть какой-то повод к тому, чтобы гордиться? И все-таки человек омрачается и больше следует злу, умудряясь при этом еще и превозноситься. В таком состоянии только любовь может научить его не иметь пре­возношения.

5. Любовь «не бесчинствует». Это означает благоприличие, благопристойность, добро­порядочность. Высший отличительный признак поведения, благородство, когда-то состав­лявший предмет доблестного соперничества, со всеми остальными добрыми качествами ны­не лежит в презрении у нашего теплохладного и безразличного поколения. При всем при том, благородство остается достопримечательной и ценной стороной любви. Неужели доб­рое поведение — не такое уж важное качество нашей личности? Разве мы с вами не удивля­емся доброте, приятности, вежливости, когда видим эти качества в людях, встречающихся на нашем жизненном пути? Более того, мы все можем признать, что вежливое обращение с нами других людей влияет и на нас самих, так что смягчает нашу жестокость и враждеб­ность. Так вот то, от чего смягчается сердце, и есть любовь, которая успокаивает всякую грубость, всякое возбуждение, одним словом, «не бесчинствует».

6. Любовь «не ищет своих си». Эта сторона любви, то есть отсутствие своекорыстия и корыстолюбия, также очень важна, потому что она приводит в порядок общественные от­ношения. Естественные законы, на которые опирается жизнь, дают каждому право бороться за средства к самосохранению, и таким образом отсюда проистекают так называемые «права личности». Однако все, что одному человеку кажется необходимым и оправданным, если не будет упорядочено законом любви, заканчивается деспотизмом над другими. Неразумное и эгоистичное отношение человека к собственному праву на самосохранение часто достигает состояния скотской жизни и завершается трагическим лозунгом современного «обществен­ного вещания»: «Твоя смерть есть моя жизнь».

Эгоистичная склонность к самосохранению рождает самолюбие; самолюбие не живет без корыстолюбия, а корыстолюбие нуждается в неправде, хищении и т.д. Однако «тормо­жение», которое создается любовью, не только сбрасывает лишнюю скорость в устремлен­ности человека к собственному благополучию в ущерб другим, но и останавливает его в по­иске того, что законно: она заставляет его не искать даже своего. Более того, она доходит до отдания жизни в жертву за других людей, как и Господь наш, Самосущая Любовь, по­жертвовал Собой за живот мира и спасение (ср. Ин. 6, 50). Любовь предпочитает давать, нежели брать; она прощает прежде, нежели у нее испросят прощения; дает в долг тогда, ко­гда знает, что ей его не вернут; когда ее принуждают к чему-либо, делает больше требуемо­го. В общем, она живет не ради себя, а ради ближних.

Весьма характерно, что Иисус, когда приблизился час Его спасительной жертвы за мир, с воодушевлением и удовлетворением изрек эти великие слова: Ныне прославися Сын Чело­веческий (Ин. 13, 31). Ведь Он не упомянул о славе, когда говорил: Аз победих мир (Ин. 16, 33), также когда говорил: Дадеся Ми всяка власть на Небеси и на земли (Мф. 28, 18). Он не считал Своей славой и то, что, как Он возвестил, вся, елика имать Отец, Моя суть (Ин. 16, 15), и многое другое, что свидетельствует о Его боголепном величии. Но единственной Своей славой Он назвал Свою жертву за жизнь других людей. Итак, кто желает славы и здесь и на Небе, пусть приведет в действие свою личную любовь ко Христу.

Ах, сладчайшая любовь, которая есть Бог и которая есть жизнь! Ее не познало боль­шинство людей, которые предпочли смерть вместо жизни. Ее отличительные черты — это самопожертвование, солидарность, служение ближнему, это егда кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Но Христос пошел еще дальше и был принесен в жертву за всех нас, когда мы были Его врагами: Врази бывше примирихомся Богу смертию Сына Его (Рим. 5, 10).

Ах, сладчайшая чаша небесного вина, которое пробовавших его заставляло забыть са­мих себя и стать «безумными» во Христе (см. 1 Кор. 4, 10)! Из этой чаши с вином любви пи­ли апостолы и возрадовались, яко за имя Господа Иисуса сподобишася бесчестие прияти (Деян. 5, 41). Вкусив от этой чаши, апостол Павел писал: Радуюся во страданиих моих о вас, яко исполняю лишение скорбей Христовых во плоти моей за Тело Его[7] (Кол. 1, 24), то есть он радовался своим страданиям, понесенным ради Христа, побоям, побиению камнями, кораб­лекрушениям, темницам, бичеваниям, гонениям, алчбе и жажде, и наконец, самой смерти. Услаждение этим вином побудило его молиться о том, чтобы отлучену ему быти от Христа по братии его (Рим. 9, 3), то есть ради единокровных ему иудеев, потому что их отлучение от Бога вызывало в нем большие страдания. Этим вином был «опьянен» и весь сонм мучени­ков Христовых, которые с радостью пошли по пути Голгофы. От той же чаши испило и множество преподобных, которые бескровным мученичеством самоотречения с готовно­стью подъяли и пронесли через всю жизнь Крест Господень, проидоша в милотех и в козиих кожах, лишени, скорбяще, озлоблени; ихже не бе достоин весь мир, в пустынех скитающеся и в горах и в вертепах и в пропастех земных (Евр. 11, 37-38). Кто сможет объяснить эту за­гадку добровольного самопожертвования любви, тот поймет и слова Господа нашего: Иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга (Мф. 20, 26) и: Блаженнее есть паче даяти, нежели приимати (Деян. 20, 35). И все это богатство содержится в одном лишь свой­стве любви, в том, что любовь «не ищет своих си».

7. Любовь «не раздражается». Кротость — весьма желанная добродетель! Это опреде­ленный вид приветливости, делающей приятной нашу жизнь, по которой все мы тоскуем, потому что хотим, чтобы наша жизнь в обществе других людей была сносной и приемлемой. Напротив, присутствие раздражительности и гнева отравляет всякое благородное чувство, изгоняет мир, заставляет исчезнуть радость, разрушает счастье, согласие, гармонию, единст­во, влечет за собой смущение, смятение, страх, подозрительность, разделение, душевное и телесное расстройство, помрачение ума, развращение помыслов, решений и действий и, самое ужасное, злые умыслы и убийства, которые являются качествами человекоубийцы дья­вола.

Современное светское общество, привыкшее лицемерить, всячески оправдывает и по­крывает взрывы раздражительности и гнева, пытаясь объяснить это естественными причи­нами: так, говорят, что тот или иной человек «нервный», «своеобразный», «впечатлитель­ный» и т. п., не желая признать присутствия гнева как душевной страсти, как энергии, дейст­вующей против природы, как уродливого искажения человеческой разумности. Существуют другие немощи, которые влияют на частную жизнь отдельного человека и вредят только ему одному. Однако, страсть гнева является постоянной и всесторонней, не оставаясь лишь в той душе, которой она обладает, но выплескивается наружу, в окружающую среду, так что ее зловоние отравляет и других. Этот палящий ветер раздражительности, который не только сжигает и опустошает все, что попадется на его пути, но и препятствует всему, что еще толь­ко собирается произрасти, может быть остановлен и успокоен только любезным и кротким нравом, потому что любовь «не раздражается».

Священное Писание, желая защитить человека от страсти гнева, напоминает: Гнев гу­бит и разумныя (Притч. 15, 1) и: Муж ярый не благообразен (Притч. 11, 25). Святые Отцы говорили, что гневный, если и мертвого воскресит, не будет благоприятен Богу. Гнев — главный признак отсутствия любви, доказательство отсутствия христианского сознания или даже человеческого разума, и признак господства в человеке мрачной страсти, источающей­ся из глубины «мертвой» для Бога души, которая умерла еще прежде своего исхода из тела. Господи Иисусе Христе, да не будет того, чтобы смерч этой страсти утащил нас далеко от Тебя, но дай нам любить друг друга, как Ты заповедал и как того требует божественный аромат Твоего присутствия среди нас!...

8. Любовь «не мыслит зла». Здесь речь идет о невинности, непорочности и искренно­сти. Христос в связи с этим учит нас: Аминь глаголю вам, аще не обратитесь и будите яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3); и далее: Иже убо смирится яко отроча сие, той есть болий во Царствии Небеснем; и иже аще приимет отроча таково во имя Мое, Мене приемлет (Мф. 18, 4-5).

В самом деле, это удивительное состояние, когда человек не мыслит зла, есть отблеск одного из многообразных лучей любви, это невинность, которую Господь наш относит к ма­леньким детям, еще не заразившимся проказой лукавства и многоразличного зла. Слова аще не обратитеся Иисус наш с некоторой суровостью подтверждает предшествующим аминь, которое является клятвой, обозначающей истинность сказанного. Действительно, нас оск­вернили многообразные пороки, и внутри нас потерялось всякое простое и невинное созна­ние и мысль. Стало быть нам ничего не остается делать, как обратиться вспять и стать, каки­ми мы были прежде, — незлобивыми, непорочными, простыми и искренними, потому что только таковых сможет вместить в себя Царство Божие.

Коротко сказать, необходимо сделаться детьми по помышлению, а не по возрасту, как и апостол Павел учит: Злобою младенствуйте (1 Кор. 14, 20). Если кто повстречает человека, которого изменила и сделала «младенцем» во Христе божественная любовь, примет его и почтит его невинность, тот примет Самого Христа. Таковой Мене приемлет, говорит Гос­подь наш (Мф. 18, 4-5). И в правду, уму непостижимо, как в хаосе такой дьявольской злобы и всеобщего растления, находятся такие чистые и невинные существа, напоминающие нам о свойствах нашей природы до грехопадения, природы «по образу и подобию» Бога!

9. Любовь «не радуется неправде, радуется же о истине». Иными словами, любовь ра­дуется с радующимися и плачет с плачущими, как говорит апостол Павел (Рим. 12, 15). Лю­бовь не имеет ничего своего, и, однако же, все принадлежит ей: она ничего не имеет, и всем обладает. Она распространяется до бесконечности, минует границы пространства и времени. Она хочет всех покрыть, всех оправдать, всех освободить, всех успокоить, взять всеобщие боль и слезы на свой собственный счет — ей достаточно того, чтобы другие перестали испы­тывать боль, страх и несчастья.

«Не радуется неправде». Хотя любовь — это всегда радость, однако она в одном только случае не радуется: неправде. Мера любви довольно странна, когда она отдает: ее мера точ­на, наткана и потрясна и преливающася[8] , как называет эту меру Господь наш (Лк. 6, 38). Напротив, когда любви бывает необходимо что-либо взять, тогда эта мера пропадает, и ей ничего не бывает нужно, она не имеет, что взять.


Неправда, о которой печалится любовь, не есть только тот случай, когда кто-либо по­хищает вещь, принадлежащую другому, или когда кто-либо лишен того, что мог бы полу­чить. Под неправдой любовь подразумевает все, чего лишен другой; неправдой она считает и справедливое наказание, которому подвергаются люди по их собственной вине. Любовь, имея похвальное дерзновение, противится даже божественной справедливости, наказываю­щей нераскаянных грешников, и, когда не может изменить наказания, сострадает и плачет вместе с наказанными, утешая их хотя бы этим.

10. Любовь «николиже отпадает». Мы рассмотрели некоторые из сторон любви, опи­санных апостолом Павлом. Остается теперь исследовать то свойство любви, которое, по большей части, следовало бы назвать ее результатом: «любы николиже отпадает». Раз­личные плоды Святого Духа, о которых говорит апостол Павел, есть как бы лучи солнца, на­зываемого любовью, но не сама по себе любовь. Эти лучи, то есть духовные дарования, о ко­торых говорит апостол Павел в начале своего гимна любви, несмотря на все свое величие, составляют частные моменты духовной жизни, поэтому всегда есть опасность изменения к худшему и падения. Несмотря на все эти дарования, в человеке еще живет склонность к злу, еще нет совершенной безопасности, недостает последней «печати». И этой «печатью» служит любовь, которая уже никогда не отпадает.

Подлинно блажен тот, кто подвизается с верой и поднимается по лествице добродете­лей, чтобы от общего, от составляющих дойти до центра, до самой сущности, то есть до бла­женной любви. Тогда от Того, Кто направил его к ней, он услышит, что любы николиже от­падает. Здесь прекращается опасность изменения и, удаляется страх возвращения вспять, потому что любы вон изгоняет страх... бояйся же не совершися в любви (1 Ин. 4, 18).

Когда в человеческое сердце войдет любовь со всеми ее свойствами, тогда в нем про­явится подобие Богу, и человек тот станет уже «новым», «созданным по Богу» (ср. Еф. 4, 24). Тогда в нем будут высвечиваться черты и образ небесного человека. Вся история нашей Церкви говорит именно об этом, потому что на кого из людей подействовала любовь Божия, тех она преобразила, сделав из земных небесными. Трусливые становились мужественными, отрекшиеся прежде — исповедниками и мучениками, блудницы — преподобными, сребро­любцы — милостивыми, лукавые — невинными, волки делались овцами, а овцы—львами. И все это изменение производила десница Вышняго (ср. Пс. 76, 11).

Божественное Преображение Христа Бога нашего — не просто историческое событие, относящееся исключительно к Личности нашего Господа, но продолжающаяся энергия Его Благодати, имеющая целью изменение нашей смертной природы и всего вообще творения, которые подлежат тлению, так чтобы они облеклись в бессмертие. Подобает бо тленному сему облещися в нетление и мертвенному сему облещися в бессмертие (1 Кор. 15, 53), пото­му что любы Божия излияся (Рим. 5, 5), дабы все и вся освятить. Кто в себе ощутил полноту этой божественной любви, тот уже не имел страха, но радовался во страданиих своих (ср. Кол. 1, 24), имел дерзновение и желание паче отыти от тела и внити ко Господу (2 Кор. 5, 8).

Не отменяя необходимость выполнения других заповедей, Господь наш объединил их в одну, в заповедь любите друг друга (Ин. 13, 34; 15, 12; 15, 17), сказав, что в заповеди о любви весь закон и пророцы висят[9] (Мф. 22, 40). После того как мы увидели те свойства, через которые выражается любовь, посмотрим теперь, как и нам получить эту добродетель.

В нашей природе, кроме способности к разумному суждению, посредством которой мы мыслим и действуем, преобразуясь из плохих в хороших и из хороших в лучших, существует и другая способность, в равной степени содействующая нашему изменению: это способность к подражанию. Мы все подвержены посторонним влияниям: образцы характеров, качества, состояния других людей и вообще вся окружающая среда воздействуют на нас, и часто мы, сами того не желая, становимся тем, что вокруг нас. Святой Исаак Сирин говорит в одном из своих Слов, что «сердце человека формируется посредством внешних образов»[10].

Апостол Павел отметил это и рекомендовал ученикам быть внимательными, потому что тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. 15, 33). Но наибольшее внимание он направлял к наглядному обучению христиан и побуждению их подражать первоначальному добру. Вы­нужденный часто доказывать, что он истинный апостол, в отличие от лжеапостолов, он, сам того не желая, открыл нам глубину своего совершенства, упомянув, что облачен в образ Не­бесного Человека. Он был точным воспроизведением Первообраза, Христа Бога нашего, Ко­торый преобразил его по Своему подобию, вследствие чего и жил целиком в нем (см. Гал. 2, 20). И если бы кто спросил, как такое можно осуществить на практике, апостол Павел кратко ответил бы, что он подражал своему Господу Иисусу Христу, поэтому и вы, сказал бы он, подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1). Итак, вот способ преуспеяния.

Это «охристовление» человека достижимо во всей полноте, потому что мы, живущие в эпоху Нового Завета, в отличие от тех, кто жил во времена Ветхого Завета, откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа (2 Кор. 3,18). Мы прямо и постоянно, без ограничений и перерывов, долж­ны взирать на славу Господа нашего, на Его жизнь, на то, что Он говорил и что делал на зем­ле, на Его божественный нрав, и не сомневаться в том, что Дух Господень преобразит нас и уподобит нашему Прообразу.

Кроме способности к подражанию, присущей нашему характеру и могущей, как мы ви­дели, помочь нам достигнуть доброго изменения, существует и нечто более тонкое и более действенное: это закон воздействия. Так как мы склонны к переменам и изменчивости, по­сторонние воздействия могут сильно влиять на нас и соответствующим образом изменять. Закон воздействия более силен передать нам то, чему мы восхищаемся в личностях других людей. Если мы обратим внимание, мы увидим что в нас, в наших характерах, часто обнару­живаются виды и обличья того, что нас окружает: мы в этом смысле напоминаем зеркала, отражающие на своей поверхности то, что находится напротив. Возьмем один пример. Когда мы окажемся рядом с человеком добродетельным, благопристойным, кротким, мудрым, бла­городным, тогда сами собой и мы, почти не чувствуя перемены состояния, становимся бла­городными, доброжелательными, приветливыми. Это означает, что здесь на наш характер оказал влияние закон воздействия.

Но все это относится к законам естественным. Мы же обратим свое внимание на вещи более высокие, которые весьма отстоят от немощных законов природы, на те, в которых дей­ствует превышающая природу Благодать Божия, «немощная врачующая и оскудевающая восполняющая»[11]. У нас, верующих, интересы сосредоточены не на слабых и бедных формах человеческих достижений — мы познали их, испробовали и почитаем теперь за «отбросы» перед превосходящим богатством Благодати Христовой (ср. Флп. 3, 8). Истинные христиане должны взирать откровенным лицем на черты характера Господа нашего Иисуса, и тогда чу­до совершится. Вся наша жизнь слагается из различных энергий и моментов самовыражения: если каждую из своих энергий мы сможем соотнести, как со своим первообразом, с соответ­ствующими энергиями Господа нашего, тогда все наше существо тоже изменится. Сила доб­ра, которое всегда изобилует в нашей разумной природе, есть мощный притягивающий «магнит».

Но все-таки это изменение есть, главным образом, дело Благодати. Апостол Павел, ис­пытавший действие совершившегося с ним изменения, подчеркивает, как мы видели: якоже от Господня Духа. За пределами естественного закона воздействия присутствует Благодать Господня, которая исцеляет всякую немощь и восполняет всякий недостаток; она-то и осу­


ществит со властью это преображение. Если вы зайдете в фотоателье, во внутреннем поме­щении, где работает фотограф, вы увидите нечто аналогичное тому, что мы обсуждаем. Вы увидите, что фотограф, проявив негатив, кладет на определенном месте внизу под аппара­том, подгадав нужное расстояние, специальную фотобумагу, которая предназначена для пе­чати. Когда все будет готово, фотограф включает аппарат, и лучи, проходя через негатив, отображают на бумаге во всех деталях очертания образа с негатива. Никто не трогает фото­бумагу и ничего не рисует на ней. Достаточно того, чтобы она была чистой и лежала в пра­вильном положении, после чего лучи, проходя через негатив, сами отображают все нужные очертания. Итак, нечто подобное произойдет и с нами, если мы предоставим Благодати дей­ствовать в нас.

Исключим воздействие на нас посторонних вещей и обратим в простоте все свои поры­вы и устремления к Иисусу, и этого будет достаточно, чтобы совершилось чудо. Необходим и подвиг во всех его видах, необходимо использование всех своих способностей и талантов, но наш характер никто и ничто не сможет изменить, кроме Самого Иисуса. Преизбыточная любовь заставила Его принять образ раба и стать таким же, как мы, чтобы мы стали такими, как Он, в Духе Святом.

Если мы захотим в нашей жизни и в наше время исполнять особые виды подвигов зло-страдания, которые совершали наши Отцы, мы постоянно будем чувствовать свою немощь и недостаточность. Однако «сообразование» нашего характера с характером Иисуса осуще­ствимо более легко, и этому не препятствуют ни место, ни время. Когда нас начинает беспо­коить какая-либо страсть или оказывать воздействие какое-либо сильное пожеланиеот самых низших телесных движений до самых высших душевных, тогда мы должны пре­доставить им возможность найти свое отражение в зеркале жизни Господа нашего: если они соответствуют Его облику, то и мы можем поступить в соответствии с ними, если же нет, то и мы не должны им следовать.

И если нас очаровывают красоты этого мира, подумаем, что все это принадлежит к ми­ру тления, и только одна красота достойна и пригодна к тому, чтобы ее полюбить от всего сердца. Эта красота—Тот, о Ком сказано: Красен добротою паче всех сынов человеческих (Пс. 44, 3). Это Тот, Кто первее возлюбил есть нас (1 Ин. 4, 19), давый Себе избавление за всех (1 Тим. 2, 6). Имея ответную любовь к нашему Иисусу и становясь сообразными Его характеру, в тойже образ преобразуемся от славы в славу. (2 Кор. 13, 18). Если это будет нами достигнуто, Духом Господа нашего, то исполнится цель нашей жизни. Именно это имел в виду апостол Павел, когда писал: Паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас (Гал. 4, 19). Емуже слава во веки веков, аминь.


 

«ПОЗНАЙ СЕБЯ»

В нашем обществе, если кто захочет последовать определенному жизненному пути, на­пример, заняться наукой или разработкой каких-либо технологий, стать военным и т. п., тот в первую очередь подает в избранный им институт данные о себе: включает свое имя в спи­ски абитуриентов, исповедует свое доверие существующим в том или ином учебном заведе­нии законам и правилам, которым дает обязательство подчиняться. Затем начинается прак­тическое обучение, в котором студент выделяет, согласно своему желанию, определенную область, которую хотел бы практиковать впоследствии. Его вступление в науку начинается теоретическим обучением, которое необходимо, чтобы он вник в существо того, что его ин­тересует. Потом он приступает к практическому осуществлению принципов своей профес­сиональной специализации согласно традиции своих профессоров, и так продолжается до тех пор, пока он ни станет полноценным специалистом своего дела. Доказательством его успеха в избранной им области служит, в конце концов, получение диплома.

Нечто подобное происходит и в христианской жизни. Мы также с начальной верой в истинного Бога, с участием через таинства в Теле Христовом, Церкви, с исповеданием на­шей веры и исполнением заповедей Божиих и тех установлений, которые согласны с нашей традицией, находимся на верном пути к успеху. Но этого успеха, этой цели, результата, то есть того, что для нас является «дипломом», мы еще не получили и не достигли. Ниже мы рассмотрим эту тему — тему успешного осуществления нашей цели.

В прошлой беседе мы говорили с вами о любви Божией и обо всех ее следствиях. На­правленная главным образом на человека она открылась во всей своей полноте, явив отно­шение Бога к нам, людям. А сейчас мы исследуем нашу собственную позицию — какова она после грехопадения и подчинения смерти и тлению, — чтобы можно было правильно дейст­вовать на том поприще, на котором мы находимся, и заслужить Царствие Небесное и спасе­ние. Иными словами, древний тезис познай себя (γνώθι σεαυτόν) является важнейшим ус­ловием всякой вообще здоровой философии.

Послушаем, что говорит апостол Павел, глубочайший знаток человеческой души, о та­ком самопознании, существо которого после разделения человека с Богом заключено в осоз­нании своего бедственного положения. Вем, — говорит он, — яко аз плотян есмь, продан под грех. Еже бо содеваю, не разумею: не еже бо хощу, сие творю, но еже ненавижду, то соделоваю (Рим. 7, 14-15). И продолжает: Ныне же не ктому аз сие содеваю, но живый во мне грех. Вем бо, яко не живет во мне, сиречь во плоти моей, доброе; еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю. Не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим. 7, 17-19). Сей богомудрый врач человеческого существа от­крывает нам и причину этого непроизвольного пагубного движения: Аще ли еже не хощу аз, сие творю, уже не аз сие творю, но живый во мне грех (Рим. 7, 20).

Таким образом, грех — это жало смерти (1 Кор. 15, 56), разрушитель всечеловеческого счастья, подоснова осуждения и погибели, сокрушитель всякой гармонии, всякого порядка и благолепия, истребление достоинства, чести и величия того, что Создатель сотворил весь­ма добрым (см. Быт. 1, 31).

Апостол Павел, открыв нам причину нашего бедственного положения, а также упомя­нув, что причина эта не случайна, а присуща нашему естеству, что она постоянно живет в нас, далее описывает в подробностях образы ее воздействия на наш душевно-телесный мир: «Я знаю, что этот закон живет во мне — говорит он, — потому что хотя я и хочу делать доброе, внутри себя вижу склонность к злому. Чувствую великое влечение к закону Божию по своему внутреннему человеку, но вижу другой закон в своих членах, который воюет с за­коном моего ума и пленяет меня в рабство себе через грех, действующий в моих членах». И завершает свои слова следующим восклицанием, в котором выразился общечеловеческий крик отчаяния: «О, несчастный я человек! Кто избавит меня от этого тела, осужденного на смерть?» (см. Рим. 7, 21-24). В самом деле, никакие другие слова не могли бы быть более подходящими, чтобы описать это состояние, кроме тех, в которых это выразил Павел.

Вернемся к тексту и попробуем установить диагноз, чтобы найти способ исцелиться. Хотящу ми творити доброе, мне злое прилежит: это значит, что хотя я и хочу делать добро, внутри меня существует предрасположенность к злому. На нас должны произвести впечат­ление эти слова! Ведь это означает, что мы после грехопадения не потеряли понятие о добре, о помышлении и делании доброго, но приобрели стойкое уклонение и влечение к деланию зла, понуждение нашей мысли и воли к творению лукавых дел. И хотя в нас сохранились элементарные качества существования «по образу и подобию» Бога, мы потенциально по­стигаем добро, однако наша воля самовластно понуждается к совершению ненавидимого на­ми зла. Слова апостола Павла, что человек чувствует великое влечение к закону Божию по своему внутреннему человеку, относятся к свободной деятельности нашего ума, который постигает добро; но сила греха, имеющая каким-то образом свое жилище в наших членах, противостоит разуму, и таким образом получается, что «я хочу делать доброе, но внутри ме­ня существует предрасположенность к злому».

Из этого следует, что человек должен позаботиться о двух вещах: о том, как достичь того, чтобы его разум выбирал добро вместо зла, и о том, как победить противоборствую­щую закону ума силу греха, действующую в наших членах и оказывающую на нас воздейст­вие способом, который противоположен нашему внутреннему миру. Прилагая эти усилия, всякий сможет ясно увидеть, что происходит внутри него. Слова апостола Павла напомина­ют зеркало, отличное, однако, от остальных зеркал, которое показывает не морщины и дру­гие какие-либо недостатки на нашем лице, а наш внутренний мир во всей его глубине.

Все это еще раз подтверждает свидетельство Моисея в книге Бытия о том, что приле­жит помышление человеку прилежно на злая от юности его (Быт. 8, 21), точно так же как и в больном организме естественные законы действуют против своих правил.

Доселе на основе Священного Писания мы описывали непокрытую и лишенную Благо­дати Божией человеческую природу, полностью подлежащую двойной смерти — телесной и душевной. Теперь же, пользуясь тем же источником, давайте остановимся на описании «преизбытка Благодати», которую Бог излил на человека. В самом деле, безграничная лю­бовь Бога к Своему творению так позаботилась о человеке, что идеже умножися грех, преизбыточествова Благодать (Рим. 5, 20). Благодарю Бога моего Иисус Христом Господем на­шим, — говорит апостол Павел от лица всех нас, — потому что закон Духа Жизни о Христе Иисусе свободил мя есть от закона греховного и смерти (Рим. 7, 25; 8, 2). И не только это. Евангелист Иоанн приводит и нечто другое, что несравнимо более великое: Елицы же при-яша его, даде им область чадом Божиим быти. иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася (Ин. 1, 12-13).

Мы здесь сравнили два крайних состояния. С одной стороны, мы говорили об обнаже­нии и немощи человеческой природы после грехопадения, о немощи, доходящей до степени, когда уже не видно никакого признака, который говорил бы о способности человека воспро­изводить добро. С другой стороны, было сказано и о нашем освобождении от закона грехов­ного и смерти через «закон Духа Жизни во Христе Иисусе»: это стало возможным, когда Бог Слово через Свое вочеловечение включил нашу человеческую природу в лоно Своего Боже­ства, и человек возвысился в состояние обожения по Благодати. Но кроме этих двух крайних реальностей, существует и другое состояние, промежуточное, которое настолько важно и значительно, что без него ничего не может осуществиться. На этом промежуточном со­стоянии мы и остановимся далее.

Обратим внимание на слова апостола Павла из тех, что мы уже цитировали выше: «Я чувствую великое влечение к закону Божию по своему внутреннему человеку», — гово­рит он. Это означает, что сила воли и свободного выбора остается с нами и, следовательно, составляет неотъемлемое достояние человека. Данное свойство человеческой природы и есть как раз то, из-за чего ведется непримиримая брань между добром и злом. «Закон греховный», который воюет против закона ума нашего и пленяет нас вопреки нашей воле, и «закон Духа Жизни» тянут с большой силой нашу волю каждый в свою сторону.

Именно эту дилемму хочет подчеркнуть апостол Павел, когда пишет: Вся ми леть суть, но не вся на пользу; вся ми леть суть, но не аз обладан буду от чего (1 Кор. 6, 12). То есть как личность человек имеет право, в своей свободе, пользоваться тем, что ему пред­почтительней; но это не на пользу, коль скоро оно касается высшей цели нашего существо­вания, потому что делающая нас совершенными Благодать Божия противостоит закону на­ших пожеланий и пользования чем-либо без рассуждения. Но апостол Павел не останавлива­ется на личной выгоде; намного больше его интересует общая польза Церкви, всего Тела Христова. Так например, он советует сильным в вере воздерживаться от идоложертвенного, чтобы избежать соблазна со стороны остальных христиан (см. 1 Кор. 8). Значит, наш долг не ограничивается только личными интересами, но распространяется на укрепление и безо­пасность целого. Так и получается, что хотя по закону свободы нам разрешается все, мы при этом должны задумываться и о законе нашей немощи, склоняющей нас к злоупотреблениям, и поэтому заменять «все позволено» на «не полезно».

Из этого следует вывод, что ни насилие зла, скрывающегося в наших членах, ни все­сильная Благодать Святого Духа, которую мы принимаем в Церкви через таинства, не могут привлечь нас на свою сторону, если мы сами того не захотим. Великое дело, следователь­но, — человеческий фактор, то есть наша воля. Она единственное, что осталось свободным от всякого воздействия со стороны погибельного грехопадения. Ни Бог нас не лишил воли, ни дьявол не взял ее в плен. Воля есть то, что очерчивает и запечатлевает нашу свободу и власть оставаться тем, кто мы есть, она — решающее обстоятельство, определяющее ха­рактер всего нашего бытия, потому что именно от направления движения нашей человече­ской воли будет зависеть наш духовный рост или наше крушение, либо смерть, либо жизнь. Воля — как мифическое яблоко раздора, когда две «сверхсилы», сила добра и сила зла, спо­рят, кто из них его получит. Мы называем здесь зло «сверхсилой» в несобственном смысле, и это из-за дерзости и бесстыдства его принудительного характера, в противоположность божественной Благодати, которая всесильна на деле, однако она просит и указывает без вся­кого принуждения.

Итак, имея в виду божественное откровение, повествующее нам о нашем первородном райском происхождении, ориентируясь на божественную любовь, которой нас окружил во­площенный Бог Слово, обручившись вечным благам и бессмертию, завещанным человеку Богочеловеком Христом, Спасителем нашим, через Которого мы получаем высший и не­сравненный дар «усыновления» от Бога Отца — дар, полагающий предел всем устремлениям и чаяниям, — устремим и нашу волю в добром направлении. Результат, какого мы желаем, не приходит магическим действием. Человек через самого себя производит либо свою жизнь, либо свою смерть. Опыт первого согрешения прародителей, поверивших лести и коварству зла, должен быть достаточен для того, чтобы образумить нас не повторять той же ошибки. Так, во всяком случае, мы должны сами для себя исключить поворот ошуюю, то есть в сто­рону зла.

Через печать веры во Христа мы вступаем в звание избранных «по предведению» от Бога (см. Рим. 8, 29). Через наше послушание и подчинение определениям и законам Его святой воли мы доказываем на практике свое исповедание, а возделыванием святых доброде­телей и участием в таинствах становимся причастниками святости, которая есть свойство нашего Небесного Отца. Святи будите, яко Аз свят есмь (1 Пет. 1, 16), и сия есть воля Бо-жия, святость ваша (1 Сол. 4, 3).

Мы должны иметь в виду, что без нас ничего не происходит, так же как, естественно, и без Благодати Христа Бога нашего мы опять-таки ничего не можем. Несмотря на то, что главным образом проявляет инициативу Бог — Бог бо есть действуяй в вас и еже хотети и еже деяти о благоволении (Фил. 2, 13), — мы все-таки можем сказать, что существует вза­имное содействие, когда две стороны, божественная и человеческая, равноценно сменяют


одна другую. Иногда действует человек, а Бог содействует; иногда же действует Бог, а со­действует человек, но никогда не бывает, чтобы каждый действовал в отдельности.

Как-то мы говорили с вами о добродетелях, носящих черты нашего богоподобия, и о ступеньках, по которым мы поднимаемся к святости. Когда отсутствуют эти добродете­ли, их место по необходимости занимают пороки. Пороки, то есть страсти, составляющие закон и миропорядок, свойственные тлению и жизни «не по природе», находятся внутри падшего человека и называются одним словом: «ветхий человек». Теперь, когда мы уже «об­лечены» в ветхого человека, как говорит апостол Павел, мы должны облечься в нового, «соз­данного по Богу», то есть во Христа (ср. Еф. 4, 24). Мы рождаемся уже с этим наследием «ветхого человека» и, хотя через веру и крещение мы освобождаемся от его власти, в нас все-таки остается склонность к злу. Поэтому необходимо прилагать усилия, чтобы освобо­диться от него не только в возможности, но и на деле, через исполнение заповедей Божиих.

Практический способ стяжания божественных добродетелей есть делание заповедей Божиих и твердое противостояние всякому прилежащему нам пороку. Сладчайший Иисус, наш Спаситель и Учитель, не объяснял нам наши обязанности только на словах, не давал нам заповеди в виде приказаний, но лично жил вместе с нами, вышел вперед, как военачальник, и показал на Своем личном примере, как можно осуществить цель нашей жизни.

Об этом говорит Евангелист Лука: Начат Иисус творити же и учити (Деян. 1, 1). Гос­подь Иисус Христос, когда пришло время Его проповеди, явился на Иордане и, хотя и не имел грехов, начал со Своего Крещения, чтобы стать для нас Прообразом. На Иордане Он открыл нам смысл истинной веры, потому что, как мы знаем, вера есть именно начало, вступление. Человек должен был знать, в кого ему верить, поэтому в Крещении Господнем и было явление Святой Троицы, истинного Бога. Там Бог Отец исповедал Христа Своим воз­любленным Сыном, а Святой Дух свидетельствовал о Нем как о Христе, Мессии, Спасителе мира.

Исповедание веры во Святую Троицу, в Единого Истинного Бога, — неотъемлемое ус­ловие нашего спасения. Там, где Ева, склоненная обольщениями начальника всех зол дьяво­ла, отреклась своим преслушанием от Бога и вместо обожения, которое ей предлагал дьявол, получила смерть, мы теперь, через Крещение, исповедуем Господа Бога нашего, чтобы зано­во заслужить жизнь, которую мы потеряли, и достичь по Благодати Божией, истинного обо-жения, ради которого были сотворены.

Итак, после того как Христос исповеданием правой веры и Крещением запечатлел об­раз верующего, Он сразу же удалился в пустыню и начал подвиг делания добродетелей, воюя поочередно с противоположными добродетелям пороками. Обратим внимание, с каким рас­суждением начал он Свою битву за взятие и возвращение плененной давным-давно тверды­ни. Первая заповедь, данная человеку, была не снесте (Быт. 2, 17), но человек ел — и обрел смерть. Ныне же Иисус начинает с поста, чтобы исцелить эту первую рану. Тогда Иисус воз­веден бысть Духом в пустыню искуситися от дьявола, и постився дний четыредесять и нощий четыредесять, последи взалка, говорит Евангелист (Мф. 4, 1-2). Как мужественный борец утомляет себя упражнениями и трудами ввиду предстоящего состязания, так и наш Господь показал, что для нашего успеха в состязании нерушимым условием является пост. И вот после такой подготовки Господь сразу же принимает нападения от врага.

И приступль к Нему искуситель рече: Аще Сын еси Божий, рцы, да камение сие хлебы будут (Мф. 4, 3). Видите, под каким благовидным предлогом приступает искушение? После долгого поста, говорит Евангелист, Христос сильно проголодался, и тогда, под предлогом якобы голода, дьявол предлагает Ему поесть, то есть прекратить пост. Главный смысл этого кажущегося на вид невинного искушения состоит в страсти самолюбия, одной из трех ос­новных страстей. Но Иисус наш заставляет его молчать такими словами: Не о хлебе единем жив будет человек, но о всяцем глаголе исходящем изо уст Божиих (Мф. 4, 4). Иными сло­вами, человек живет не только чувственной пищей, но и словом Божиим, потому что у чело­века есть не только тело, но и душа, и она предпочтительней тела — она, питаясь от Бога, управляет телом. Таково было первое искушение.


Несмотря на потребность природы, низменный змей не смог подчинить Божественного Борца. Но он не отступил и придумал другое средство для нанесения удара. Не победив че­рез чревоугодие и самолюбие, теперь искушает Его тщеславием, самомнением, эгоизмом и гордостью. Он возносит Его, как повествует Евангелист, на крыло храма и говорит: Аще Сын еси Божий, верзися низу: писано бо есть, яко ангелом Своим заповесть о Тебе сохрани-ти Тя, и на руках возмут Тя, да не когда преткнеши о камень ногу Твою (Мф. 4, 6). И Гос­подь наш отвечает ему таким же, как и раньше, образом: Паки писано есть: не искусиши Гос­пода Бога твоего (Мф. 4, 7). Кроткий и смиренный сердцем Иисус, хотя Он и есть Тот, Кто носит всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1, 3), не увлекается предложением лжеца показать Свою силу, а оставляет все творение в естественном подчинении Промыслу Божию.

После того как дьявол потерпел поражение и здесь, он готовит свое главное оружие. Он возводит Христа, по словам Евангелиста, на высокую гору и показывает Ему все царства земные со всей их славой, и говорит Ему: Сия вся тебе дам, аще пад поклонишимися (Мф. 4, 9). От этого вопроса Господь, видимо, пришел в возмущение, разгневался на бесстыдство и цинизм сатаны. В предыдущих искушениях Он не проявлял возмущения, но отвечал тихо и тем же оружием, то есть цитатами из Священного Писания. Но при третьем искушении Он осудил его и прогнал, сославшись на Писание: Иди за мною, сатано; писано бо есть: Госпо­ду Богу твоему поклонишися и Тому единому послужиши (Мф. 4, 10). Этим осуждением Гос­подь напомнил дьяволу причину его падения. Он как бы сказал ему: «От этого больного по­желания стать равным Богу ты низвергся с Небес, и до сих пор упорствуешь в этом и хо­чешь, чтобы тебе поклонялись».

Много поучительного можно извлечь из этих содержательных таинственных повество­ваний. Три искушения, которые Господь наш победил, чтобы дать нам пример, составляют главную силу всех зол, всю силу сатаны, все существо пороков и лукавства. Согласно Свя­тым Отцам, это основания страстей, которые как центральные корни питают и поддержива­ют всю ветвистую и запутанную «систему греховности». И вот когда дьявол был побежден в этих трех основаниях, он безоговорочно сдал похищенную твердыню. И вот что говорит Евангелист: Тогда остави Его диавол, и се, ангели приступиша и служаху Ему (Мф. 4, 11).

Таким образом, мы видим, что пост подготавливает нас к очищению и просвещению; через просвещение мы научаемся верно устанавливать диагноз, то есть обретаем самопозна­ние; верный диагноз своего состояния привлекает ревность; ревность ведет нас к противо­стоянию и борьбе; борьба увенчивается победой, а победа — Благодатью. Присутствие же в нас Благодати привлекает ангелов, так что они приходят и служат нам. «Воздержанием страстей огнепальныя испепеливше зраки и движения, Христовы мученицы, прияша Благо­дать»[12], — поется в одном из церковных песнопений, подтверждающих то, о чем мы говори­ли.

Так возможно ли, чтобы кто-либо из нас не стремился всеми силами души к божест­венной Благодати, этой «брачной одежде», обручающей нас с Царством, дающей право бес­препятственного вступления в вечную жизнь? Христос, наш Первообраз и Предводитель, идет впереди нас и намечает направление нашего пути. Последуем же Ему с верою! Аминь.


 

ДУХОВНАЯ ВОЙНА

Полезнее, наверное, было бы молчать, возлюбленные отцы и братия, чем прерывать то мирное расположение духа, которое возникло у всех нас после того, как за трапезой мы выслушали сегодняшнее чтение из Синаксаря. Но так как этим чтением нам был дан повод кое-что одновременно пояснять в продолжение трапезы, то теперь мы опять с вами погово­рим на ту же тему, поскольку предмет, о котором шла речь, занимает много места в нашей жизни.

Чтение было посвящено чудесному видению старца игумена Космы[13] . Это довольно из­вестный случай, оставивший след в нашей церковной истории. Можно было бы остановиться на многих моментах этого повествования, но мы рассмотрим только два места. В первом да­но описание — конечно же, в силу человеческих возможностей, как объяснял и сам препо-добнейший Старец, — тех сверхъестественных и неописуемых благ, которые Бог уготовал любящим Его. Нам будет достаточно слов апостола Павла, чтобы иметь представление об их непостижимых свойствах, потому что наши собственные силы и средства не способны дать нам возможность их вообразить и представить. Он говорит, что эти блага око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2, 9). Речь здесь идет о боголепных энер­гиях отеческой любви Божией, которые причисляют тех, иже прияша Его (Ин. 1, 12), к полу­чившим усыновление, так что они становятся наследниками Бога и сонаследниками Сына Его (ср. Рим. 8, 17). Есть много других мест в Священном Писании, свидетельствующих о том, что полнота нашего жизненного предназначения осуществляется в беспредельности благодатного обожения, в котором находит свое завершение все божественное домострои­тельство. Так не превышают ли все эти блага любую попытку их описания?

В рассказе мы слышали описание будущей жизни. На основе этого указания мы уст­ремляем свой ум и к другим истинам, каждый в меру своих сил, и исполняем тем самым сло­ва аввы Исайи, побуждающие нас к духовной ревности: «Вспоминай о Царствии Небесном, и любовь к нему мало помалу увлечет тебя»[14].

Второе место, на которое я хотел обратить ваше внимание, содержит описание лукавых духов вместе с их князем, которые жестоко и неустанно выдумывают способы нашей поги­бели. Последние слова князя бесовского, обращенные к преподобному Старцу, весьма харак­терны для его непрестанных злоумышлении против нас и, кроме этого, глубоко важны и по­учительны: «Если ты теперь и избежал меня, то знай, что я не перестану возбуждать соблаз­ны и искушения как в твоем монастыре, так и относительно тебя лично». Таково было заявление Денницы избежавшему его сетей святому монаху. Через святоотеческое Предание нам довольно известно о дьявольских ухищрениях. Но и сейчас мы хорошо видим, в чем ко­рень многообразного зла, которое день и ночь беспокоит нас, так что иногда вызывает даже наше бездействие в подвиге, чтобы не говорить о прискорбном отступлении.

Существо и смысл нашего предназначения лежат в практической области христианской жизни. Здесь проявляется и испытывается всякий — и либо выигрывает, либо пропадает. Здесь заключено то, о чем вы часто спрашиваете: откуда берутся и почему происходят с на­ми все эти изменения, превратности, непостоянство? Но это происходит по слову Господа нашего: Нужда есть приити соблазном (Мф. 18, 7), которое помогает нам осознать постоян­ство духовной войны. Давайте глубже вникнем в эти слова, чтобы обнаружить те факторы, которые способствуют активности нападающих на нас соблазнов. Не вкусивший на опыте действия духовного закона спрашивает: «Что со мной происходит? Хотя я тот же, и никакое из моих намерений и решений не изменилось, не поменялись даже место и окружение,откуда сейчас у меня появляются все эти противоположные ощущения и стойкое принужде­ние склониться к помыслам и делам, которые я осудил и прогнал от себя? И далее: откуда во мне все эти волнения, внутренние разногласия и конфликты, возбуждения и вообще со­блазны, которые каким-то непонятным и насильственным образом пытаются овладеть мною, несмотря на то, что не имеют для этого ни причины, ни оправдания, да и сами они никогда не могут устоять на месте?»

Объясняя притчу о пшенице и плевелах, Господь наш говорит о враге человека, кото­рый сеет плевелы. Вот и сегодня в рассказе, который мы слушали почти из уст самого свято­го Старца, лукавый дьявол признался, что это он и есть тот, кто сеет все плохое, и далее зая­вил, что будет продолжать ту же дьявольскую работу на протяжении всей нашей жизни. И Господь в притче, повелевая не вырывать раньше времени плевелы, а оставить их до жат­вы, представляет нам ту же самую картину.

Есть и другие причины, которые, по мнению наших Отцов, вызывают наше непостоян­ство, но о них мы поговорим, возможно, в другой раз. Сейчас мы побеседуем лишь о дья­вольском воздействии, потому что тема эта наиболее важна в нашем подвиге, так как это воздействие вселукаво, непрерывно и жестоко. Но хотя мы так говорим об этих дьявольских признаках, в действительности это не так, и это доказывается как Священным Писанием, так и писаниями Святых Отцов. В Евангелии Господь наш говорит, что князь мира сего изгнан (Ин. 12, 31) и осужден (Ин. 16, 11). И Давид также говорит: Врагу оскудеша оружия в конец (Пс. 9, 7). Отцы же, ставшие через свой многообразный и обширный опыт его прямыми про­тивниками и победителями, объяснили для нас в своих писаниях и на примере житий святых, что в отношении внимательных враг абсолютно бессилен и лишен всякой власти и способен только приступать к ним в образе прилога греха. Я сказал «в отношении внимательных», и спрашиваю себя: «Принадлежим ли и мы к разряду внимательных?» Я надеюсь и верю, братия мои, что это наше неотъемлемое право. Находясь вне условий общественной и се­мейной жизни, где рождаются заботы о насущных потребностях, будучи свободны от всех этих занятий, мы принадлежим к числу внимательных, тех, кто может блюсти свой ум. Об этом говорится и в житии преподобного отца нашего Антония Великого: когда светские философы его спросили, что такого особенного делают монахи в сравнении с ними, он отве­тил им: «Мы храним ум», и они исповедали свое бессилие в этом делании[15]. Я часто говорю вам об этом и не перестану повторять, потому что именно на этом сосредоточена наша цель.

Хранение ума, или трезвение, есть главное дело и обязанность монаха, потому что только так, всяцем хранением, он сможет соблюсти свое сердце (Притч. 4, 23) и уничтожить воутрия вся грешныя земли (Пс. 100, 8), повторяя с радостью давидское восклицание: Дщи Вавилоня окаянная... блажен, иже имет иразбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136, 8). Из­гнанный и падший дьявол, не имея места ни внутри нас, ни рядом с нами, воюет издалека, посылая вместо стрел помыслы, которые на аскетическом языке зовутся «прилогами». Это единственный способ, которым дьявол, напоминая человеку об образах и событиях прошло­го, может приблизиться и повлиять на него. Если человек, и в частности монах, находится на страже и «хранит ум», он проверяет приближающийся помысел и как бы спрашивает: Наш ли еси, или от сопостат наших? (Ис. Нав. 5, 13) — и тогда помысел вынужден отве­чать. Видите, какова мудрость Отцов, передавших нам во всех подробностях теорию и прак­тику науки всей нашей жизни. Ибо Отцы утвердили и какое у нас должно быть делание и по­ведение, и как пребывать наедине и обращаться с другими, рассчитали, во что нам одеваться и в каком порядке молиться, и вообще, продумали весь круг движения наших мыслей и дел. Так что все приближающееся к нам в качестве прилога оказывается без прикрытия и прояв­ляет себя: откуда оно приходит и чего ищет. Опираясь на уставы отеческого Предания и жизни, мы тут же опознаем неразумие приближающегося помысла если он действи­тельно неразумен и отвергаем его по примеру Господа в пустыне, где Он постился и вое­вал с дьяволом, чтобы научить нас искусству брани. Именно в пустыне Иисус наш был мо­нахом: он пребывал в посте, бдении, нестяжательности, девстве и молитве. Ах, какой это прекрасный образ для тех, кто желает Ему подражать!

В нашей жизни есть много средств, чтобы распознать дьявольское злодейство и легко заградить себя от Сатаны. Самолюбию, этому важнейшему злу, мы противопоставим слово Начальника нашего спасения: Не о хлебе единем жив будет человек; гордости скажем: Не искусиши Господа Бога твоего; безусловно веруя в отеческое попечение о нас Бога, по­бедим и ненасытное своекорыстие словами: Иди за мною, Сатано; Господу Богу моему по­клоняюсь и Тому Единому служу (ср. Мф. 4: 4, 7, 10). Дьявол, навязывая неразумное и бес­цельное, тщится утаить его под благовидным предлогом. Кроме ответов, данных Спасите­лем, иной возможности ответить ему у нас нет. Поэтому требуется постоянное трезвение, чтобы обманщику не удалось остаться незамеченным.

Но поскольку наш общежительный устав, будучи ориентирован на совместное выпол­нение всех сторон нашей жизни, не предоставляет нам абсолютных условий для безмолвия, которые имеются у подвизающихся безмятежно пустынножителей, существует и другой способ, в равной мере результативный, который полностью заменяет делание трезвения. От­цы указывают нам на важность чистоты совести в исполнении своих обязанностей и утвер­ждают, что этого одного достаточно, чтобы направить человека к исполнению его предна­значения. Если мы вполне осознаем изречения Писания — проклят человек, творяй дело Господне с небрежением (Иер. 48, 10) и работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему со трепетом (Пс. 2, 11), то мы начнем заботиться о том, чтобы все наши дела и мысли были по Богу.

В уставах египетских и затем ливийских киновий, а также позже Студитских монасты­рей, подробно излагаются правила, которые с большой строгостью соблюдались Отцами, даже если дело касалось ничтожнейших вещей. Преподобный отец наш Симеон Новый Бого­слов в своих Оглашениях часто говорит о хранении совести, чему и сам он уделил много внимания в своей жизни, как он об этом пишет. Тщанием не лениви, духом горяще, Господеви работающе, воодушевляет нас апостол Павел (Рим. 12, 11). Не столько имеет значение про­изводительность в той работе, которая дана в качестве послушания, сколько чистота совести в осуществлении цели, ради которой дано послушание, доброхотна бо дателя любит Бог (2 Кор. 9, 7). Полагая во основание волю Божию, выраженную в божественных заповедях, мы регулируем все движения своей души, и тогда дьявольское лукавство раскрывается с са­мого начала, с первого прилога. Лукавый очень редко действует через внешние обстоятель­ства — через людей или предметы. Основная часть его войны ведется внутренними средст­вами — через помыслы.

Если монах находится в укрепленной крепости послушания, то никакой прилог — ка­ким бы он ни казался благовидным — не может увлечь его ума к «сочетанию» , то есть к то­му, чтобы он им заинтересовался. Истинный монах, будучи образцом послушания, не при­нимает никаких указаний и наставлений, кроме тех, которые даны ему его законным Стар­цем или одним из ответственных за послушание братии, потому что он не подчиняется своей собственной воле. Единородный Сын Божий, Обновитель нашей ветхой природы, научил нас, что послушание — преимущественное лекарство в процессе лечения. Опыт первого по­ражения первозданного человека научил нас не верить своим собственным помыслам, пото­му что их заимствует Сатана, чтобы ввести нас в обман, приводящий к нарушению заповеди Божией. Мы очень часто впадаем в заблуждение под предлогом логики и так теряем понима­ние своей цели. Но мы ведь не рабочие и не средства производства, мы верные послушники Того, Кто предначертал нам наш путь, и по этой причине мы надеемся оправдаться верою, а не делами (Гал. 2, 16).

Апостол Павел в Послании к Евреям, которое больше напоминает гимн, чем письмо, говорит о том, что все от века святые получили оправдание «верою» (см. Евр. 11). Авраам, прообраз истинного человека Божия, верова Богови, и вменися ему в правду (Иак. 2, 23). Со­единяя любовь друг к другу с точным хранением духа послушания, мы удерживаем негаси­мой «лампаду» своей совести, которая освещает нам темные ловушки Сатаны, стремящегося бесчисленными предлогами и умствованиями ввести нас в заблуждение. Но ко всему этому мы заранее готовы и стремимся следовать слову Писания: Егда дух владеющего взыдет на тя, места твоего не остави (Еккл. 10, 4).

Подводя итог, обратимся снова к этим двум пунктам, вокруг которых вращалась наша беседа. Первое — это постоянная память о предназначенном нам Царствии Небесном; и вто­рое — это более глубокое знание злобы нашего врага дьявола, которую он проявляет в своей войне против нас.

Все это достигается правильным возделыванием ума, поэтому и говорится Отцами, что мы «храним ум». Когда ум бодрствует в трезвении, он испытывает тревожащие его помыс­лы, какие из них его собственные, а какие чуждые и прокравшиеся к нему, а затем испыты­вает цель, которую они преследуют. Естественные помыслы просты, они обращаются в пре­делах нужды и долга и имеют цель исполнить заповедь Божию, когда и душа и совесть оста­ются спокойными. Таково естественное движение помыслов. Если помысел чужой и, следовательно, лукавый, тогда он неоднозначен и не прост. То есть он располагается между мыслью и страстью и при своем появлении тут же производит в душе внимающего некое беспокойство. Это беспокойство бывает вызвано намерением, с помощью которого помысел выслеживает способ прикрыть неразумие, сидящее в страсти, с которой соединилась мысль. Мысль есть рассмотрение и образное описание какой-либо вещи или лица, причем сам мыс­лящий человек может нуждаться в таком описании или же это может происходить помимо его воли. В качестве такого простого рассмотрения мысль не виновна и не плоха, так как ни одна вещь сама по себе не может быть плохой — плохо злоупотребление этой вещью, ко­торое превращает эту вещь во зло. Сопутствующая такой мысли страсть, однако, изменяет цель, с которой вещь рассматривается умом, и начинает использовать возникший в сознании образ в порочных целях. Далее страсть старается удержать помыслы в изобретении законных и незаконных способов спрятать ее под представленной уму вещью. И здесь, если совесть не помрачилась и может действовать, она восстает и обличает лукавый помысел. Вот какого рода это беспокойство, которое не появляется, если помыслы просты и естественны.

Все эти подробности — для нас, монахов. Но мы поэтому и стали монахами, чтобы безмятежно и беззаботно заниматься своим внутренним человеком, потому что этим заняти­ем начинается и им завершается очищение сердца. А как мы знаем, чистые сердцем Бога уз­рят (ср. Мф. 3, 5). Аминь.


 

СЛОВО ОБ ОТСЕЧЕНИИ ВОЛИ И АКРИВИИ[16]

Возлюбленные братия, в настоящем слове я хотел бы воспользоваться темой сегодняш­него Евангельского чтения, а также обратиться к житию ныне празднуемого святого, препо­добного Давида Эвбейского, потому что и то и другое дает нам повод поговорить о важности в монашеской жизни отсечения своей воли.

Святой евангелист Лука пересказал нам притчу Спасителя о богаче и Лазаре. То, что привлекло мое внимание, это не столько наличие эсхатологического элемента в притче, ко­торый и в правду вызывает благоговейный страх, сколько бедственное состояние, сопутст­вующее осужденному.

В притче очень ясно открывается существование чувственного места наказания и му­чений отпавших от веры и благочестия людей, которые вследствие такого отпадения прово­дят свою жизнь в грехе. Господь наш называет здесь это место Адом и местом мучений, в другом месте — геенной, огненным озером и огнем неугасимым, тьмой кромешной, скре­жетом зубов и червем неусыпным. Все это указывает на место, конкретную область, предна­значенную для наказания, где виновные будут телесно заключены, чтобы пожинать плоды своих намерений и деяний, которым они отдавали предпочтение в этой жизни. Совесть и пример боголюбивых людей будут напоминать им о нарушенном ими добром и божест­венном законе.

Но я хотел бы подчеркнуть другой аспект мучений, о которых идет речь в притче. Ведь кроме внешних теснящих со всех сторон осужденного богача ужасов, то есть огня, который жег его так, что тот верил, будто даже одна капля воды может дать ему утешение, было, од­нако, и нечто другое, также страшное, что беспрестанно его терзало. Это были злополучные страсти, весь ветхий человек со всем его осужденным законом злонравия, всецелое отталки­вание любви, мрачный покров жестокости и бездушия, больное и страстное своекорыстие, господство самолюбия — именно все то, что во время земной жизни в своем безразличии он возделывал, не употребляя никаких усилий отказаться от этого. Поэтому эти лукавые звери последовали за ним и в другой жизни, став его вечными спутниками.

Как обнаружилось, главная его обида выразилась в зависти, которая происходит от жестокосердия. Он не мог смотреть на когда-то бедного, а ныне богатейшего Лазаря в ло­не утешения и счастья. «Отче Аврааме, убери Лазаря из твоего лона, — говорил примерно так богач, — я не могу на него смотреть, это для меня еще одно мучение, более тяжелое, чем огонь, который жжет меня. Убери его и пошли сюда ко мне!» Но какое утешение получил бы он от капли воды? Глядя на это, мы понимаем ужас мучения, когда и одна капля воды почи­тается утешением, но одновременно мы видим в этом и действие зависти, мучительной стра­сти, которая не может спокойно смотреть на счастье ненавистного человека. После того как Авраам благоразумно отверг неразумное требование, страсть богача не унялась: «Раз он не может придти сюда, пошли его на землю, лишь бы мне его не видеть в успокоении!»

Но разве им владела только страсть зависти? Привычка к деспотизму и власти застав­ляют его забыть, что теперь земная роскошь миновала и что Лазарь уже больше не прежний бедняк и невольник, но сын Божий по Благодати, не нуждающийся в человеческой помощи. Как смешны эти страсти! Как смешон человек, когда он порабощен страстями! Несмиренный и эгоистичный в этом мире нераскаянный богач и там, в горьком месте своего осуждения, достойный всякой печали и плача, высказывает свои претензии как повелевающий. Поисти­не, в Аду нет ни покаяния, ни изменения. Какой плод принесет человек в этой жизни, такой и будет сопутствовать ему в вечности! Мы отмечали это много раз, и сейчас опять возвраща­емся к этой теме, которая нам действительно небезразлична. Страсти — наши безжалостные мучители в вечности: снаружи наше тело в мучительном заключении в вечных темницах ада, и внутри неистовство и едкость диких страстей, которые мы заслужили своей беспечной и невнимательной жизнью как постыдный венец!

Наш приснопамятный Старец[17] сравнивал страсти с узами, которые действительно от­нимают свободу у скованного ими человека, и говорил по этому поводу: «Остерегайтесь пле­нения от страстей, как если бы вы боялись прикоснуться к чему-либо скверному. Ибо когда мы притрагиваемся к страстям, они лишают нас свободы, и мы уподобляемся тем нечистым животным, которых в Моисеевом Законе не позволялось приносить в жертву».

Где господствует страсть, там сковывается действие Благодати. Говорю это для нас с вами, то есть для тех, кто устремлен к очищению и свободе, чтобы вы приняли просвеще­ние от Бога. Страсти не невинны и не просты, когда владеют нами. Святые Отцы, как помни­те, называют их колючими терновниками, и кто захочет вырвать их после того, как они раз­растутся, тот до крови изранит свои руки. Так говорит авва Пимен[18]. А авва Дорофей уподоб­ляет страсти при их появлении маленьким и слабым стебелькам, когда же разрастутсякрепким деревьям, так что невозможно будет их вырвать без посторонней помощи[19].

И вот, снова возвращаясь к бедному Лазарю, обратим внимание на терпение в несении своего креста, который и всякий спасающийся должен подъять, так чтобы сподобиться веч­ности и восприятия «крайних благ», которых, по слову апостола Павла, не достойны все страсти нынешнего времени, какими бы они ни были (см. Рим. 8, 17). Но разве и для нас жить по-христиански и быть христианином не означает жить подобно Лазарю? Воспомина­ние о Господней притче в таких живых красках, думаю, достаточно для того, чтобы укрепить нашу волю и наше терпение не оставлять без попечения того, что в этой временной жизни нам кажется и является для нас тягостным. Это поможет и нам унаследовать часть в уделе святых, которые, как известно, проявили гораздо большее любострадание, чем то, которое проявляем мы.

И вот живой пример из жизни преподобного отца нашего Давида Эвбейского. С каким самоотречением и смирением, в каком злострадании провел он свою жизнь! Важная черта, которую мы можем здесь заметить, это, как мы говорили и раньше, монашеская акривия — чистота хранения своей совести. Невозможно по-другому доказать правильную веру в Бога и послушание Ему, как только с помощью акривии. Противоположность акривии — ком­промисс, когда угасает осознание существа веры и вступает в действие логика. Что касается зависимости всех мыслящих существ и всего творения от Бога, Бог не попустил здесь ника­кого послабления. Поэтому на протяжении почти всей истории мы находим, что человек от­падал от Бога и был обличаем Им в случаях противления и преслушания воли Божией, и с другой стороны был хвалим и испытывал счастье в случаях подчинения и благодушного принятия своей зависимости от Него. Таким образом все иже Христовы суть, приняв тако­вое душевное расположение и, согласно заповеди, распяв плоть со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24), никогда не подвергая никакому логическому анализу Промысл Божий и тем бо­лее не проявляя никакого противостояния Богу, но став, как и их Первообраз, послушными даже до смерти (Флп. 2, 8), — все они заслужили воскресение и жизнь, которые следуют за Его смертью, как и апостол Павел говорит: Аще с Ним умрохом, то с Ним и оживем; аще отвержемся, и Той отвержется нас (2 Тим. 2, 11-12). Всякое преступление и преслушание суть признаки ветхого человека, тлеющего в похотех прелестных (Еф. 4, 22). По этой при­чине те, кто отрекся от этой ветхости, стали исповедниками акривии, точности, божествен­ного закона и доказали, что они любили Бога и всецело посвятили себя Ему.

Всякая деятельность монаха, которая не исходит из всецелого послушания, содержит в себе внутреннее разделение и противоречие, даже когда послушание совершается только


наполовину. Нечто подобное имеет в виду и святой Иоанн Лествичник, который буквально говорит: «Тайно подмешивающий к послушанию свою волю блудодействует»[20].

В житии прп. Давида рассказывается, что когда его старец, епископ Акакий, послал его по каким-то делам в дальний город, находившийся на расстоянии четырех дней пути, некий благочестивый верующий подарил ему обувь, так как он шел босиком, после чего он вернул­ся обратно. Но поскольку он взял и носил обувь без благословения своего Старца, Старец велел ему вернуть эту обувь назад тому, кто ее дал. Преподобный безропотно и с верой ис­полнил заповедь и прошел еще восемь дней пешком, не выражая протеста и недовольства.

Живущие на основе компромиссов рационалисты, мыслящие по-земному, считают по­добные вещи чрезмерными и невероятными. Но для здраво верующих это есть таинство Кре­ста и безумство проповеди (см. 1 Кор. 1, 21), которые обличают мирской суд и мудрость как безумие перед Богом и их приверженцев — как безумцев (см. 1 Кор. 3, 19). Не обуи ли Бог премудрость мира сего? — говорит апостол Павел — Где премудр? Где книжник? Где сово-просник века сего? (ср. 1 Кор. 1, 20). Человеческий разум, прилежащий после падения на злая от юности его (Быт. 8, 21), продолжает пребывать в этом болезненном состоянии, подражая нашим прародителям, которые на основании логики просили покрыть обнажение их уже причастной тлению природы. В том именно и состоит существо нашего отеческого преда­ния, чтобы сохранить абсолютный характер заповедей божественной воли, которая осущест­вляется только через безусловную веру и послушание. По этой причине и мы, продолжая отеческую линию, внимательно стараемся избегать прелести лукавого, чтобы не увлечься бесконечными отговорками логики и компромисса, знаменующих «тело смерти», ветхого человека.

И в наши дни можно встретить истинных подвижников, которые еще живы и препода­ют нам уроки строгости хранения своей совести. Однажды я посетил некоего брата, желая с ним посоветоваться, и когда я уже в самом конце был готов уйти, он попросил меня отпра­вить письмо. Когда он писал адрес на конверте, у него закончились чернила, и я одолжил ему свою ручку. Написав адрес, он говорит: «Как хорошо пишет твоя ручка!» Я ему отвечаю: «Бери ее себе, отче. У меня есть еще». «Нет, — отвечает он, — лучше ты мне купи такую же». Я обещал ему, что как только вернусь в свою каливу в Скиту, попрошу одного брата, который завтра должен поехать в мир, чтобы он купил ему ручку, тем более она была очень дешевая. Вечером в тот же день, почти в полночь, в мою дверь постучали. Открываю и вижу перед собой этого старца, который говорит: «Прошу тебя, не покупай мне ручку, которую я заказал тебе. Потому что я не спросил своего Старца!» Не сказав больше ни слова, он тотчас же быстро удалился. Тогда я попытался, в меру своего разумения, понять основную причину, заставившую этого великого монаха повести себя таким образом. И я думаю, что дело было не только в том, что он побоялся заказать ручку без благословения, но и в боязни своенравия, которое заставило его удовлетвориться чем-то, что ему понравилось. Заметьте, что расстоя­ние туда и обратно равнялось двум с половиной часам пути, и этот путь он совершал ночью.

Видите, братия мои, каким духом руководствовались наши отцы, и это было не во вре­мя оно, но почти вчера, продолжается и ныне и так будет до скончания века. Вот почему с такой настойчивостью Старцы догматически утверждают принцип отсечения своей воли — чтобы таким путем, согласно апостолу Павлу, умертвить уды наша сущия на земли (Кол. 3, 5) и совлечься тления и через Благодать облечься в нового человека по Христу, и, более того, сподобиться того, чтобы Христос вселился и жил в тех, кто Его любит, как и Он Сам об этом

сказал (2 Кор. 6, 16; Лев. 26, 12).

Мы все знаем, что наша воля есть «стена непреоборимая и камень противолежащий»[21], и, следовательно, жизнь по законам плоти. Бог же говорил жившим по плоти людям — со­временникам Ноя, еще до потопа: Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих вовек, зане суть плоть (Быт. 6, 3). И апостол Павел говорит: Аще по плоти живете, имате умрети (Рим. 8, 13), и только елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии (Рим. 8, 14), потому что закон Духа жизни во Христе Иисусе освобождает нас от всякого закона греха и смерти (см. Рим. 8, 2): именно об этом Дух свидетельствует духови нашему, яко есмы чада Божия (Рим. 8, 16).

Воля человека, когда она служит своенравию, происходит от самолюбия, которое, со­гласно Святым Отцам, есть один из трех столпов страстной природы, и он никогда не лиша­ется поддержки двух других страстей, гордости и сребролюбия. Господь наш не допустил никакого компромисса в той брани, которую Он совершил в пустыне против этих главных страстей. С тех пор Его последователи и подражатели Его жития, выразили все эти принци­пы в своих практических советах и наставлениях. Вся церковная жизнь — в ее апостольском, миссионерском, исповедническом, мученическом и преподобническом проявлении — запе­чатлена законом акривии и никогда не знала компромисса или какого бы то ни было оправ­дания греха.

Стремясь вернуть потерянное, — что достигается не человеческими знаниями и уси­лиями, но дано нам через божественное откровение как дар — мы ходим верою (2 Кор. 5, 7) и послушанием, и получаем от всеблагости Христовой то, к чему стремимся. О всецелом по­священии себя Богу очень хорошо говорит святой Евангелист Иоанн: Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12), то есть дал это тем, кто верует с полной самоотдачей в Его Имя. Через искушение, которое прячется в словах «ну и что?», «почему?» и «может быть», в нас прорастает оправдание, которое в свою очередь порождено собствен­ной волей. Отцы, оплакивая таковое падение, оставили нам следующее изречение — резуль­тат их рыданий: «Когда увидишь, что воля и оправдание сошлись вместе, оплачь того мона­ха».

Господи Иисусе Христе, Спасителю наш, избавь нас от сего гнева и оставленности и не предавай этим напастям, но дай нам проникнуться тем духом, которым руководствова­лись святые Твои и преподобные Отцы! Аминь.

 


УЧЕНИЕ О ТЕЛЕСНОМ ДЕЛАНИИ И ПОСЛУШАНИИ

Толкование одного места из Добротолюбия

Тело, закаленное огнем подвига и омытое водою слез, когда прекращает проливать пот, не делается от понесенных трудов более слабым, как будто оно трудилось сверх сил; но приняв внутрь себя тишину и мирное молчание, наполняется новой силой, новой выносли­востью, новой крепостью духа. Душа же, обогатившись таковым содействием тела и най­дя его состояние превысшим того, которое достигается телесными упражнениями, заме­няет телесные дела на духовные подвиги и, предаваясь умному деланию со вниманием, со­храняет для себя плоды с бессмертных растений в мысленном Раю (Прп. Никита Стифат, Третья сотница глав о любви и совершенстве жития, 39)[22].

Когда Благодать воздействует на душу человека, она изменяет свойства сущего. Благо­дать, входя в ум и душу, воздействует и на тело, у которого на начальной стадии духовной жизни укрепляются природные силы и умножаются возможности.

Но этот текст носит умозрительный характер, в нем говорится о совершенстве. Когда Благодать постепенно овладевает душой, тогда изменяется и сама природа тела. Во «мраке» покоя Благодать становится присущей человеку, который уже без труда и усилия пребывает в непрестанном созерцании, а тело, участвуя в этом состоянии, уже не находится в прежнем положении естественной необходимости, но живет вне природных законов, питаясь от Бла­годати. Когда ученик пригласил авву Сисоя поесть, тот ответил: «Разве мы не ели, чадо мое? Если не ели, то давай покушаем» . Благодать действовала в нем как природная пища. Здесь мы наблюдаем состояние совершенства, когда тление поглощено жизнью (см. 2 Кор. 5, 4).

Апостол Павел и многие Святые Отцы говорят о духовном теле. Это такое тело, кото­рое участвует в духовной деятельности души. Так мы должны понимать опыт апостола Пав­ла: Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти: аще в теле, не вем, ащели кроме тела, не вем, Бог весть: восхищена бывша таковаго до третияго Небесе (2 Кор. 12, 2). Это дает нам возможность понять, что тело, вот это материальное тело, движимое присущим ему Духом, само становится духовным. Не умаляясь в своем материальном составе, материя пре­восходит те условия своего бытия, в которых она пребывает заключенной. Таким путем из­меняются природные действия тела и, поскольку в нем поселяется Дух, оно истинно и реаль­но находится в духовном Раю. Вот вкратце смысл этого отрывка.

Вопрос. Как это происходит? Какими средствами, каким подвигом может человек изменить естественные действия тела?

Ответ. Основной подвиг — это всецелое умерщвление в человеке его воли. Если он достигнет такого момента, когда будет полагать всякий разум в послушание Христово, тогда Дух вводит его в покой субботы (ср. Евр. 4, 9-11).

Преобразование естественных способностей человека в духовные не может быть ре­зультатом человеческих усилий. Духовное созерцание, например, — не просто упражнение человеческого мышления; это было бы прелестью. Созерцание — дар Божий. Человек при­зван согласовать свою волю с волей Бога. Через это делание его отношение к другим стано­вится дружелюбным, смиренным, его тело очищается, а мысль восхищается к Богу. Свобод­ное соблюдение заповедей и подчинение с любовью всякого помысла воле Христовой есть основное аскетическое средство, способствующее приходу к человеку Благодати, которая, нисходя к нему, изменяет его. На начальной стадии послушание в некотором смысле прино­сит скорбь, но с прошествием времени через любовь и просвещение Духа оно изменяется и становится в человеке присущим ему свойством. Человек вдруг приходит в состояние чув­

---

2 Достопамятные Сказания, Об авве Сисое, 3.

 


ства Бога это означает нисхождение Благодати, вхождение человека в область откровения, когда его естественные способности превосходят сами себя, изменяются, и человек стано­вится освобожденным силою Христовой и говорит уже как власть имеющий (ср. Мф. 7, 29; Мк. 1, 22).

Послушание — не только душевная, но и телесная добродетель, потому что человек бывает тревожим страстными похотями, которые телесны. Даже безгрешные потребности человека (неукоризненные страсти)[23] , такие как потребность в питании, во сне, в отдыхе, мо­гут превратиться в страстные похотения, если мы не будем сохранять меру в их использова­нии. Послушание на первом этапе относится к соблюдению меры в пользовании этими по­требностями. Когда страстная похоть прорастает в человеке, она превращается в сластолю­бие, поэтому у послушания есть и свой телесный спутник — злострадание. Корень сластолюбия — самолюбие. Где появляется самолюбие и эгоизм, там произрастают все по­роки. Такова падшая человеческая природа, которая подвержена «закону тяготения» к греху. Падшая природа, будучи слепой силой, тяжестью, тянет человека вниз. Поэтому-то Отцы и боролись с похотью, довольствуясь законом необходимости. Подвиг ведет к естественному очищению тела. Удержание чувств от сластолюбия очищает тело. Без такого очищения чело­век не может молиться и тем более приблизиться к созерцанию. Прежде чем с дерзновением погружаться в молитву и отворять двери созерцания, ум должен стать хозяином себя самого. Первая ступень такого становления — подчинение чувств закону необходимости. Так пада­ют страсти, прекращается жизнь «не по природе». Тело человека и весь человек очищаются и возвращаются к естественному состоянию, приемлемому для Бога. Тогда приходит боже­ственная Благодать и влечет человека к тому, что «выше природы», к святости, к преодоле­нию не только нужды, но и необходимости. Все довольно просто.

Вопрос. Приемлемо ли все это для верующих, живущих в миру?

Ответ. Нет разницы между верующими, живущими в миру, и монахами. Единственное различие — это вопрос брака и материального имущества, то есть занятий делами самообес­печения, в чем человек нуждается, когда имеет семью и общественные обязанности. Конеч­но, все это труднее осуществить в миру, особенно в современном обществе, которое развра­тилось и в мыслях и в действиях. Но одно дело — трудно, другое дело — невозможно. Под­виг более легок для монаха, потому что он отлучен от причин греха. Это дает ему от начала некую свободу, которой, однако, может достичь и верующий в миру через соблюдение меры в пользовании необходимыми потребностями. Путь, начало и первый этап аскетического де­лания в том и заключается, чтобы человек взошел к свободе и любви и посредством этого, при содействии божественной Благодати, — к созерцанию и покою субботы, в котором осу­ществляется изменение природных свойств человеческого тела.


 

ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ СВЯЩЕННИКА

В сфере нашей христианской жизни мы часто говорим о духовности и духовных людях. Но каковы они — эти духовные люди? Дадим описать их апостолу Павлу. Это те, говорит он, которые Духом Божиим водятся (Рим. 8, 14), те, кого закон Духа жизни во Христе Иису­се свободил есть от закона греховного и смерти (ср. Рим. 8, 2). Также он добавляет: Елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии (Рим. 8, 14), которые не ктому себе живут, но Умершему за них и Воскресшему (2 Кор. 5, 15). Долг стать духовным человеком, по Бла­годати Божией, относится к каждому верующему и особенно к священникам, потому что они духовные руководители остальных людей.

В самом деле, если мы исследуем исторические повествования Священного Писания, мы убедимся, что всегда ведущая роль — духовная и административная власть — в народе Божием, да и у других народов, принадлежала духовным людям, которые либо в качестве пророков, либо в качестве судей, либо в качестве священников почитались единственными, кто способен управлять народом, открывать ему повеления Божии и вообще быть посредни­ками между Богом и людьми. Такое установление не было изобретением человеческого са­мовластия, как множество других систем власти, созданных человеческим эгоизмом, но было следствием божественного совета, чтобы Сам Бог через представляющее Его священство и священные институты мог вступать в общение и союз со Своим творением.

По причине несовершенства человеческой природы, ограниченной после падения уз­кими пределами конечного бытия с его тленностью и смертью, человек не может без откро­вения от Бога различить и познать истину, познать, откуда он и куда идет, кто его Создатель и каково его предназначение в жизни. Он потерял непосредственную связь с Благодатью Бо-жией, потерял свет истинного познания, содействие Бога, и поэтому уклонился во мрак за­блуждения, став слепым, несчастным, потерянным и осужденным. Здесь-то как раз и обрета­ет свой смысл священство, потому что священник есть именно то средство, которое благость Божия пожелала использовать для восстановления связи с падшим человеком. Через него, как через «помазанника Божия» (что означает избранный, поставленный от Господа), ослеп­шее человечество, пропавшее в лабиринте заблуждений и неведения, смогло услышать сло­ва: «Сия глаголет Господь!» Таким образом, священник представляет доброго посредника для возвращения Благодати Божией, общения с Богом, участия Бога в жизни людей, и тако­вым положение священника оставалось во все периоды дохристианской я христианской эры.

Очевидно, что значение священства и его дела велико. Поэтому Господь всегда прояв­лял о священниках Свою особую заботу и требовал от народа послушания и уважения к ним. Не прикасайтеся помазанным Моим, и во пророцех Моих не лукавнуйте (Пс. 104, 15), пове­левает Господь; и в другом месте: Князю людий твоих да не речеши зла (Деян. 23, 5). Из это­го следует вывод, что священник — самое почтенное, самое священное, самое уважаемое и вообще наиболее заслуживающее доверия лицо, через которого Бог открывает Свои советы и передает всего Себя и все свои дарования человеку и творению.

Это избрание и предпочтение Богом священника в качестве Своего избранного служи­теля не есть нечто механическое, обязывающее его к невольному и необходимому служе­нию. Поэтому и со стороны священника требуется равноценный отклик. И действительно, не будет преувеличением сказать, что человечество в свою очередь с благодарностью от­кликнулось на призыв своего Творца и на протяжении веков являло перед Ним в виде обла­дателей дара священства величайших представителей человечества, самых чистых и непо­рочных из них, которые с самоотречением и послушанием исполняли свое великое служе­ние. И до сих пор по Благодати Божией они продолжают служить этому сверхприродному божественному союзу Творца с творением, Создателя со Своими созданиями. Отличитель­ным признаком этих личностей было богопочитание, горячая ревность о воле Божией и не­утомимая энергия и желание учить, направлять и духовно укреплять народ Божий. Они были чистыми и святыми сосудами Благодати Божией, «благоприемными» и вместительными вос­приемниками божественного просвещения, которое передавали народу, ходяще беспорочно во всех путях Господних (ср. Лк. 1, 6).

Прежде чем продолжить, я хотел бы отметить, что не только особо избранные от Бога пророки и священники имели обязанность приносить жертвы и благословения и являть волю Божию, но и всякая благочестивая душа в свою очередь, когда она испытывала действие Благодати Божией, должна была понуждать себя к богопочитанию и духовному служению. Иными словами, кроме специального священного установления «помазанников Божиих», иереев, существует и всеобщее священство, которое принадлежит всему народу Божию, ко­торый Священное Писание называет царское священство (Исх. 19, 6; Откр. 1, 6; 5, 10). И правда, кем был первый праведник и первый мученик Авель, как не священник и жертва одновременно, принесший Богу непорочную и чистую жертву, за которую и сам был прине­сен в жертву и убит? Кем был праведный Енох, как не священником, чья проповедь была угодна Богу, так что он был взят живым на Небо, чтобы, согласно с одним из преданий, при­дти и свидетельствовать в последние времена великого испытания Церкви, когда вера совсем иссякнет? Но и Мельхиседек, ставший, согласно Павлу, прообразом Христа (Евр. 7, 3), кото­рый благословил Авраама и семя его, то есть других патриархов, также называется в Свя­щенном Писании священник Бога Вышняго (Быт. 14, 18). И все это было гораздо раньше, чем установление Моисеем особого священства «помазанных Божиих».

В историческом плане мы можем разделить священническое служение на три периода. Первый период начинается с первозданного Адама и первоумершего Авеля, продолжается с Сифом, Енохом, Ноем и Авраамом, которые больше других приносили жертвы Богу, и за­канчивается преемниками Авраама вплоть до Моисея. Они, и особенно Авраам, сподобились обетовании и богоявлений. Второй период есть период собственно священства по моисеево-му законодательству, который начинается с великого пророка Моисея и завершается време­нем Христа и созданием христианской Церкви. В этот период священство «помазанных Гос­подних» находилось на большей высоте, воля Божия открывалась более часто и через свя­щенников давались прямые и богодухновенные указания о религиозной и общественной жизни людей того времени. Тогда в явлении Купины Неопалимой Бог открыл человеку Са­мого Себя; позже на горе Синай, лицом к лицу беседуя с человеком, Бог открыл ему тайну творения мира, дал ему Закон и утвердил в народе особый класс священников, подробно оп­ределив и все детали обрядовой стороны богослужения, которое должны были совершать священники от лица народа. Бог придал такое значение священству, что отделил для этой цели целое колено израильского народа. То, что следует здесь подчеркнуть, это неизмен­ность воли Божией в том, чтобы Его представителями были Его «помазанники», то есть свя­щенники.

И, наконец, третий и главный период священства — это христианская эпоха. Мы назы­ваем его «главным» периодом, потому что священство дохристианского мира лишь преды-зображало и предвозвещало его. Священники Ветхого Завета были никем иным как «знака­ми» и «образами» действительного, единственного в абсолютном смысле священника Хри­ста, единого истинного Посредника между Богом и людьми (см. 1 Тим. 2, 5). Воплощенный Бог Слово был на земле по преимуществу «Помазанником Господним» (см. Лк. 4,18; Деян. 4, 26-27; 10, 38), подлинным Священником, Который, объединив в Своем Лице священнодей-ствователя и жертву, принес Самого Себя Богу Отцу как жертву за жизнь мира (см. Ин. 6, 51). Эту Жертву, единственную истинную и спасительную, предызображали многообразные жертвы дохристианского времени, которые поэтому, после принесения основной Жертвы, были упразднены, как было упразднено и само подзаконное священство Ветхого Завета.

Так Христос, став Архиереем, Своею кровию вниде единою во Святая, вечное искупле­ние обретый (Евр. 9, 12). Таков бо нам подобаше Архиерей: преподобен, незлобив, безсквернен, отлучен от грешник и выше Небес бывый (Евр. 7, 26). Таковыми должны быть и иереи Церкви, которые участвуют в архиерействе Христа.

Избрание Архиереем-Христом апостолов, получивших дар Святого Духа в день Пяти­десятницы, и назначение христианского священства их преемниками, свидетельствует о не­


изменности воли Бога руководить и освящать Свой народ через Своих священников. Поэто­му священство не просто какая-то профессия, но величайшая честь, когда-либо оказанная человеку, высшее достоинство, которое когда-либо было даровано тварным существам. Че­рез священство все смертное и ограниченное преобразуется в сущее, которое «превыше есте­ства», превосходит пределы своей природы и становится между Небом и землей, примиряя во Христе людей с Богом, тварь с ее Творцом. Какая честь или какой титул могут еще срав­ниться с божественным священническим служением после того, как священник земное воз­водит к небесному и небесное низводит на землю, служа Божию плану спасения? Через свя­щенника Бог совершает таинства, через него, будучи Неописуемым и «Недомыслимым», да­ется Своему творению, через него обновляет и освящает природу всего существующего. Отец, — говорит Священное Писание, — суд весь даде Сынови (Ин. 5, 22). Сын же эту со­вершенную власть доверил, согласно св. Иоанну Златоусту, Своим священникам, чтобы они как единственные судьи разрешали и связывали на земле то, над чем имеет власть только Небо[24].

Это краткое описание величия священнического служения зовет нас сейчас естествен­ным образом к тому, чтобы мы вместе с апостолом Петром сказали продолжателям этого святого служения: Кацем подобает быти вам во святых пребываниих и благочестиих, (2 Пет. 3, 11), да служение беспорочно будет (2 Кор. 6, 2). Есть много заповедей и завещаний нашего Спасителя, но те из них, которые непосредственно касаются совершенства жития и святости, относятся в первую очередь к священству и его установлениям. Как служители тайн Божиих, как «управители» божественной Благодати священники не могут не быть ду­ховными личностями, людьми, облеченными в Господа нашего Иисуса Христа. Все, что ка­чественным образом характеризует нашу природу со стороны ее достоинства, разумности, благонравия, справедливости, возвышенности, не должно быть чуждо священнику.

Апостол Павел, объясняя своему ученику Титу, какими качествами должен обладать священник, говорит: Подобает епископу без порока быти, якоже Божию строителю; не себе угождающу, не гневливу, не пиянице, не бийце, не скверностяжательну, но благо-любцу, целомудренну, праведну, преподобну, воздержательну... (Тит. 1, 7-8). И вообще все, что, по Благодати Божией, дано нашей природе, то есть все духовное, высокое, святое, со­вершенное и, прежде всего, само обожение по причастию к Божеству — все это составляет главное достояние священника. С принятием священной степени человек перестает быть простым человеком, который отвечает и дает отчет только за себя. Он — представитель Бога, продолжающий дело спасения мира, как то предначертал Спаситель наш Иисус Христос. Он обязан подражать во всем своему Архипастырю, Который пожертвовал жизнью за Свою па­ству.

Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет; и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой, говорит Христос (Ин. 12, 26). Также Он пове­лительно завещает: Шедше, научите вся языки (Мф. 28, 19). Христос призывает своих уче­ников сделать истину известной всем людям. По этой причине мы, и в первую очередь те из нас, кто является священником, должны стать для всех всем (см. 1 Кор. 9, 22), потому что, как говорит Апостол, эллинам же и варварам, мудрым же и неразумным должен есмь (Рим. 1, 14). По примеру Христа, «Начальника спасения» нашего, мы должны стать живым приме­ром того учения, которое мы возвещаем, показывая, что все, к чему мы призываем, дости­жимо и исполнимо. Как вера, по словам апостола Иакова, без дел мертва (см. Иак. 2, 20), так и учение бездушно, если оно не пережито тем, кто его преподает.

Кроме того, мы не проповедники и учители какой-либо человеческой теории, философ­ской или общественно-политической системы; мы глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную (1 Кор. 2, 7). Мы открываем людям Бога и таинство их спасения. Мы благовест-вуем дар Благодати Божией, прекращение смерти, воскресение нашей смертной природы, упразднение власти дьявола и вечное Царствие Божие, которое является пределом всех же­ланий, всех мыслей и всех надежд. Все это вместе составляет главную обязанность священ­ника. Для каждого священника повторяются слова Христа, сказанные Петру: Паси агнцы Моя... паси овцы Моя (Ин. 21, 15-17).

Опыт невидимой брани, знание таинств Благодати, виды и действия прелести, характе­ры людей, способы заботы в деле руководства душами — всем этим должны обладать свя­щенники, а иначе как можно научиться какому-либо искусству от незнающего в нем толк? «Всеоружие» Благодати, как его описывает апостол Павел (Еф. 6, 11-18), — неотъемлемая принадлежность священника, потому что только так сможет военачальник — то есть свя­щенник — победоносно вести войну с начальствами и властями, с миродержителями тьмы века сего (см. Еф. 6, 12). И если священник, испытав все средства, не сможет вернуть назад заблудшую и заболевшую овцу, тогда властью, которой он наделен Благодатью Божией, он должен обратиться к ней и сказать: «во имя Иисуса Христа, будь здрав», или: «выйди из пропасти, в которую ты ниспал», или: «отпущаются тебе грехи твои», или: «прозри от тьмы своего бесчувствия», или, самое важное: «восстань от смерти, в которую тебя вверг­ли многообразные согрешения». Да, братия мои, таковы обязанности священника, и вообще духовного человека, который должен судить обо всем, тогда как сам он ни от единого вос-тязуется (1 Кор. 2, 15).

Если простой верующий не сможет подняться на такую духовную высоту, то это не так помешает Церкви осуществлять ее дело, как если своего призвания не сможет выполнить священник. Потому что священник — это отец, который возрождает, светильник, который просвещает, педагог, который ведет за руку, врач, который лечит. И если он не таков, то как он сможет просветить, вылечить и направить других? Тогда, конечно, он услышит от Госпо­да: Врачу, исцелися сам (Лк. 4, 23) и страшные обличительные слова: Вскую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими? Ты же возненавидел еси наказа­ние и отвергл еси словеса Моя вспять (Пс. 49, 16-17).

Чем больше вреда от неудавшейся миссии священника, тем больше его ответствен­ность и, следовательно, его осуждение Архипастырем Христом, Который основал Церковь Своей Кровью. В связи с этим весьма знаменательные слова сказал Господь пророку Иезе-киилю: И ты, сыне человечь, во стража дах тя дому Израилеву. если ты не будеши глаго-лати еже сохранитися нечестивому от пути своего, той беззаконник во беззаконии своем умрет, а крове его от руки твоея взыщу (Иез. 33, 7-8). И в другом месте прибавляет: Сия глаголет Господь: се Аз на пастыри, и взыщу овец от рук их, и отставлю я от паствы овец Моих, и не будут пасти их пастырие (Иез. 34, 10). Пророку Иеремии Господь сказал так: Горе пастырем, иже погубляют и расточают овцы паствы Моея. Се, Аз посещу на вас по лукавству умышлений ваших (Иер. 23, 1-2). Поэтому хорошо, если мы всегда будем иметь в своем уме эти слова, чтобы беспечность и равнодушие не имели над нами власти.

Конечно, от нечувствия и беспечности служителей Церкви не расстраивается все дело Божие, потому что Господь может найти и другие способы, однако вина священника оста­нется полностью на нем. Характерным примером служат слова Мардохея, сказанные Есфи­ри, когда она не решалась помочь расстроить планы царя, ее супруга Артаксеркса, уничто­жить всех евреев в Вавилоне. Есфире, да не речеши в себе, яко ты едина спасешися во цар­ствии паче всех иудей; зане аще преслушаеши в сие время, отинуду помощь и покров будет иудеом, ты же и дом отца твоего погибнете; и кто весть, аще на сие время воцарилася еси! (Есф. 4, 13-14).

Возлюбленные мои братия, честное священство Христово, да не будет чего-либо такого с нами! Напротив, я желаю, чтобы Благодать Господа нашего сопутствовала всем вашим мыслям и действиям, чтобы вы завершили свой путь, сохранив веру, и тогда по праву Бог наградит вас венцом правды (см. 2 Тим. 4, 7-8). Не будем лениться, братия мои, совершить этот небольшой труд, небольшой в сравнении с вечностью. Будем, согласно Павлу, тщанием нелениви, духом горяще, Господеви работающе; упованием радующеся, скорби терпяще, в молитве пребывающе (Рим. 12, 11-12). И пусть нас не пугают масштабы сегодняшнего от­ступничества и апостасии в мире: Оружия бо воинства нашего не плотская, но сильна Богом на разорение твердем (2 Кор. 10, 4). Не забудем также, что болий есть иже в нас Бог, неже­ли иже в мире дьявол (ср. 1 Ин. 4, 4).

Теперь посмотрим, в чем именно состоит подвиг, к которому призваны все верующие во главе со священниками. Общеизвестен тот факт, что все мы начинаем с нехристианской жизни: все мы грешны в своем уме, в своих пожеланиях, в своих делах. Поэтому наш общий подвиг будет состоять в том, чтобы «совлечься» ветхого человека со всеми его делами и же­ланиями и облечься в нового, сотворенного по Богу, измениться, претерпеть «доброе прело-жение», умертвить тело греха, чтобы в нашем теле ожил Христос, Которого мы исповедали во святом Крещении и Который через нашу христианскую жизнь должен вообразиться в нас (ср. Гал. 4, 19).

Мы уже в возможности облеклись в образ небесного человека (1 Кор. 15, 49) вместо того земного, который жил в нас до Крещения; однако в возможности должно теперь в нас стать в действии, чтобы был положительный результат. Всеблагой Господь наш, давший нам через Крест свободу и вечную жизнь, научил нас и практическому пути, которым мы обяза­тельно должны пройти, чтобы сподобиться наследовать обетование. Его вседобродетельное житие являет меру, или критерий, то есть нерушимое правило жизни для верующих всех ве­ков. Это и есть практический подвиг, который Отцы называют «восхождением к созерцанию»[25]. Слова Луки начат Иисус творити же и учити (Деян. 1, 1) представляют лучший пример сочетания умозрения и практической жизни.

Вспомним, однако, как описывает апостол Павел земного, «ветхого человека», «тело греховное», чтобы понять, кто мы и что есть в нас, и следовательно, какой подвиг нам пред­лежит. Вемы, — говорит он, — яко закон духовен есть: аз же плотян есмь, продан под грех. Еже бо содеваю, не разумею; не еже бо хощу, сие творю, но еже ненавижду, то содело-ваю... Ныне же не ктому аз сие содеваю, но живущий во мне грех. Вем бо, яко не живет во мне, сиречь во плоти моей, доброе: еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю; не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю... (Рим. 7: 14­15, 17-19). И продолжает: Обретаю убо закон, хотящу ми творити доброе, яко мне злое при­лежит. Соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку; вижду же ин закон во удех моих, противу воюющь закону ума моего и пленяющь мя законом греховным, сущим во удех моих (Рим. 7, 21-23). И завершает таким печальным выводом: Окаянен аз человек; кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим. 7, 24).

Это описание изображает то тление, которому мы подчинились через грехопадение, а также жалкое состояние созданного «по образу и подобию» человека. Апостол Павел здесь открывает силу греха, находящегося в нас, который не только влечет, но и насилует челове­ческую волю. Такое же свидетельство мы встречаем в книге Бытия, где говорится, что чело­веческий разум прилежит на злая от юности его (Быт. 8, 21).

Этот диагноз человеческой болезни очень важен для вас, дорогие отцы священнослу­жители, потому что вы и врачи и судьи, и через вас будет проходить этот обезображенный по своему духовному состоянию больной, чтобы получить здоровье и жизнь. Необходимые условия для выздоровления от такой болезни — это, во-первых, пресечение и удаление от себя причин, которые укрепляют или привлекают грех. Во-вторых, это искреннее покая­ние, которое убеждает благость Божию, что мы изменились и окончательно возвращаемся к нашему первому исповеданию. И в-третьих, это добровольное злострадание, когда мы пре­даем самих себя на подвиги и телесные труды, чтобы прекратить действие сластолюбия, ко­торому мы подчинились через грех.

Если мы будем совершать наше покаяние и дела злострадания с усердием и ревностью, они не замедлят развить в нас страх Божий; а когда страх Божий увеличится в нас, возрастет и ревность, и кающийся не будет чувствовать утомления. Божественная ревность, в свою очередь, когда разгорится, приводит в движение все, что есть полезного и способного в на­


шей природе, и тогда человек всеми своими силами показывает Богу, что он Его и боится и любит. Если эта ревность не рассеется, но пребудет действенной а пребудет она дейст­венной, если человек сохраняет свою совесть в отношении заповедей тогда в нас родится подлинное чувство греховности, чувство, что мы огорчили Бога: отсюда начинается духов­ное болезнование. У людей крепких и строгих характером это вызывает больше радость, чем утешение, так как они чувствительнее относятся к проявлению любви Божией, чем к проявлению Его справедливости. Когда скорбь и слезы не будут рассеиваться и покидать нас, тогда начнет уменьшаться сила страстей, а наши собственные чувства будут укреплять­ся в том, чтобы противостоять им и не отступать. В соответствии с силой желания и ревно­сти верующего в его сердце начнет открываться любовь Христова.

Все это — результат божественной Благодати, когда она приходит в действие от наше­го усердия в покаянии. С этих пор очень важным становится упражнение в молитве, чтобы ум мог сохранять чувство Благодати и уберечься от рассеяния, а также чтобы чувства могли сохраниться от насилия страстей. Без молитвы ничто не может совершиться. Худший враг, который строит здесь козни, — это нерадение, называемое Отцами также беспечностью. Это противоположность любостраданию, труду, подвигу, которые, как мы видели, составляют существо покаяния. Итак, если лень прервет этот добрый подвиг, тогда все, достигнутое прежде, теряется, а возвращение в прежнее состояние становится трудным. В подвиге покая­ния, в какой бы форме он ни выражался, требуется соучастие опытного духовного врача, по­тому что дьявол, когда увидит, что человек поднимается и возвращается назад к Богу, борет­ся с ним гораздо больше, чем раньше, чтобы его разочаровать.

Цель практического подвига — призвать внутрь себя энергию Благодати Божией, так как мы сами по себе не можем ниспровергнуть закон, противоборствующий закону ума на­шего, то есть «закон греха», укоренившийся в наших членах. Без Благодати, одним словом, мы не можем совершить ничего; так вот, любострадание призывает ее, а беспечность и сла­столюбие прогоняют. Когда наши члены и чувства прекратят подчиняться греху, а ум и сердце просветятся и обратятся к послушанию Христову, тогда мы станем свободными от плена закона нетления, в свободу славы чад Божиих (Рим. 8, 21), сделаемся духовными, и как таковые будем способны услышать, подобно Петру: Паси овцы Моя и паси агнцы Моя (Ин. 21, 15-17).

Все это относится ко всем верующим, но в первую очередь к священникам и монахам. Для нас, носящих рясы, то есть называющих себя духовными, это должно стать постоянной заботой, потому что духовность — не тема добровольного выбора. Это наш главный и необ­ходимый долг, и без него мы не имеем другой разумной причины к существованию. Слова шедше, научите вся языки предполагают наличие некой духовной силы, которая нас делает способными внити в дом крепкаго, и сосуды его расхитити, то есть отнять его трофей (Мф. 12, 29). Ведь что такое грешники, как не трофей дьявола, который подчинил их своей воле? Таким образом, Господь нам заповедал похитить у дьявола эти трофеи, чтобы ввести их в Царство возлюбленного Сына Божия (см. Кол. 1, 13). Каковыми чистыми и святыми долж­ны мы быть, чтобы исполнить эту миссию! Не будем забывать, что, согласно святым Отцам, чтобы просвещать, надо прежде просветиться самому; что надо очиститься прежде — и то­гда очищать.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СЛОВА НА ПРАЗДНИКИ


«БОГ ЯВИСЯ ВО ПЛОТИ»

Возлюбленные во Христе мои братия, поистине велико и страшно таинство воплоще­ния Сына и Слова Божия, таинство неописуемое в его величии и необъяснимое в его духов­ной глубине. Бог явися во плоти (1 Тим. 3, 16).

Сегодня исполняются молитвы о нашем спасении и воссоздании всех от века пророков и праведников. Сегодня завершается смотрение исполнения времен (Еф. 1, 10) и является выкуп, разрешающий наше пленение. Слово плоть бысть и вселися в ны (Ин. 1, 14), и мы Его видехом очима нашима, и руки наша осязаша Его (1 Ин. 1, 1). Тайна сокровенная от век и от родов... иже есть Христос в нас, упование славы (ср. Кол. 1, 26-27) является ныне через божественное воплощение и распространяет обильный свет на предвечные советы Бога на­шего. Сокрытое от века и неведомое ангелам таинство теперь открывается, и два прежде раз­деленных мира, ангельский и человеческий, соединяются и приносят Богу совместное славо­словие. Древняя мимоидоша, се, быша вся нова (2 Кор. 5, 17). Поэтому наша Церковь так ра­достно и поет: «Новыми вместо ветхих, вместо тленных нетленными»[26] сделало нас снисхождение и сошествие Спасителя нашего Бога.

Сегодня Иже во образе Божии Сый... Себе умалил, зрак раба приим, в подобии челове-честем быв (Флп. 2, 6-7). Вот что об этом говорит великий светильник нашей Церкви святи­тель Иоанн Златоуст: «Человеком стал Бог, и богом человек...[27] Вышний сошел вниз по домо­строительству, нижний же возвысился по человеколюбию [Вышнего]; Бог пришел на землю, а человек взошел на Небо»[28], так что все объединилось в смешении: единым стал род Бога и человеков. Поэтому справедливо апостол Павел восклицает: Егоже (Бога) есмы и род (Деян. 17, 28).

Обратимся снова к святому апостолу Павлу, чтобы более определенно услышать боже­ственные тайны, сокрытые в советах Божиих: Егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего, раждаемого от жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновле-ние восприимем (Гал. 4, 4-5). Вот доказательство Божьего человеколюбия. «Приидите, возра­дуемся Господеви, настоящую тайну сказующе»[29]. Христос в нас, упование славы (Кол. 1, 27). В нас Христос — и никто другой. Христос в нас — и дьявол удален от нас. Христос с нами — и никто не может быть против нас. Христос рядом с нами — и мы через Него бу­дем рядом с Отцом. Христос в нас — и мы уже не принадлежим себе. Христос с нами и мы с Ним в славе Его, как Он об этом просил за нас Отца.

И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася ангелом, проповедан бысть во языцех, веровася в мире, вознесеся во славе (1 Тим. 3, 16). В приведенном нами стихе, или лучше гимне, христоносного Павла к Тимофею описы­вается все значение божественного откровения, все таинство нашей веры, весь образ любви Божией к человеку и весь смысл сотворения мира, потому что всяческая в Нем состоятся (Кол. 1, 17). Человеколюбивая забота Бога о мире, Его Промысл о спасении человека и во­обще все божественное откровение — все это содержится и является в исполнении велией благочестия тайны, воплощения Бога Слова.

Явление Христа в нашей истории и жизни, говорит один из церковных богословов, ис­толковывавших святого Максима, есть и в правду исключительное, ни с чем не сравнимое и неповторимое событие, решающее для всего существования и жизни мира и человека в на­стоящее время и в вечности. Само Слово, воплотившись и став исторической личностью, де­лается мистическим центром всех живых существ и всего творения. И еще кто-то другой го­ворит, что через явление Христа в пространстве и во времени мир и человек приобретают в Нем разумность и смысл, спасение и вечное блаженство.

Однако давайте взглянем и на событие падения человека, которое стало прямой причи­ной снисхождения Божественного Слова. Бог знал о падении человека еще прежде, чем соз­дал его, однако не лишил свободы, чтобы не умалить его свойств как разумного существа, сотворенного по образу Божию: Нераскаянна бо дарования Божия (Рим. 11, 29). Но будучи беспредельным в Своей любви и премудрости, Бог не оставил в тщете Своего вечного благо­воления даровать человеку уготованные ему блага и поэтому заранее задумал Свое «челове­колюбивое домостроительство» о спасении. Свобода человеческой личности была от начала включена в идею создания и, следовательно, грехопадение не оказалось «странным» и «не­ожиданным» для Бога. Более того, согласно св. Иоанну Дамаскину, Господь не пожелал, чтобы человеческий грех и дьявольское лукавство превзошли Его божественную благость, и поэтому позаботился о предельном проявлении Своей любви. Отсюда становится очевид­ным, что падению человека предшествовало предведение Бога и что Им было предуготовано божественное домостроительство о его спасении.

Таким образом, человеческая свобода не смогла разрушить замысла Божия, потому что оказалась странным образом заключенной в объятиях другой, широчайшей действительно­сти божественного замысла о спасении и обожении мира через воплощение Слова. Дра­кон и древний змей похитил и привел в негодность образ Божий, человека. Но воля и любовь Божия управила все это таким образом, что Сам Бог стал человеком, чтобы вернуть ставший непригодным образ к его первообразной красоте. Вот и соответствующее этому замыслу та­инство: Тот, через Кого все произошло, Бог Слово и Сын Отчий, становится Сыном Челове­ческим и, восприняв нашу природу, остается навсегда «сугуб естеством, но не ипостасию»[30].

Любовь Божия, проявленная через воплощение Бога Слова, событие не случайное и немаловажное, потому что Слово Воплощенное для нас есть средоточие жизни и смысл нашего пребывания в вечности. Согласно святым Афанасию и Максиму, Христос делается центром нашей истории, праистории и метаистории. «Господь наш Иисус Христос есть на­чало, середина и конец всех веков, прошедших и настоящих и грядущих» . Как Бог Слово, Единый от Лиц Святой Троицы, Христос принял всю человеческую природу в Свою Божест­венную Ипостась и стал началом и концом всех путей, ведущих к Богу, а через Свое обоже­ствленное человечество Он явил Себя «начатком» нового творения (см. 1 Кор. 15, 23).

Вполне ясно, что божественное домостроительство, реализованное через воплощение Слова, представляет величайшую и глубочайшую тайну, если не считать еще одной тайной творение мира. Это великое событие не может выглядеть как простое посещение Богом на­шего мира с целью вернуть человечество, неким механическим способом, на прежнее место; оно является осуществлением необъяснимых «советов» Божией мудрости и любви о падшем творении. Советы эти состоят в том, чтобы воссоздать и, так сказать, экзистенциально утвер­дить это творение, то есть людей, в качестве сынов Небесного Отца и соучастников божест­венной Жизни через их сущностное единение со Христом, Воплощенным Словом. Вот что так поразило Павла, когда он воскликнул: О, глубина богатства и премудрости и разума Божия! (Рим. 11, 33) Господь наш Иисус Христос, став Великого Совета Ангелом, сверх все­го остального, чему Он нас научил, проповедал нам об Отце. Он причислил нас к Своим со-телесникам и сонаследникам и сделал с Собой единым телом и членами, а Сам стал нашей главой. Чего нам еще не хватает? Бога зовем со дерзновением Отцом, наученные Христом. Послушаем, каким образом Он делает нас родными Себе: Иду ко Отцу Моему и Отцу ваше­му (Ин. 20, 17); и, молясь, снова говорит: Да любовь, еюже еси Мене возлюбил, в них будет и Аз в них (Ин. 17, 26). Вот какова реальность божественного родства, в котором мы стали причастницами божественного естества (2 Пет. 1, 4). Размышляя обо всех этих чудесных

---

2 Прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 22. TLG 2892/001. Рус: Творения, кн. II, с. 76.

 


благодеяниях Бога, кто-нибудь может спросить сам себя: И к сим кто доволен?[31] (2 Кор. 2,

16)

Несмотря на это, ниспослание таковых дарований Богом имеет второстепенное значе­ние в сравнении с тем фактом, что Он, еще прежде этих даров, отдал за нас Своего Едино­родного Сына. Вот как об этом говорит св. Иоанн Златоуст: «Великие дарованы блага, но они становятся гораздо многоценнее вследствие того, что дарованы через Христа, потому что к нам, рабам, Бог послал не кого-нибудь из рабов, но самого Единородного». И снова: «Но не то удивительно, что Он отдал Сына, а то, что таким именно образом, так что Возлюб­ленный был заклан... Ничто так не велико, как пролитие Богом крови за нас»[32]. Поистине, то, что Бог Своего Сына не пощаде (Рим. 8, 32), несравнимо превосходит и усыновление, и про­чие дарования.

При таких обстоятельствах не остается сомнений, что воплощение Бога Слова гораздо более великое и ценное событие, нежели творение мира, и Новый Завет, по словам великого Златоуста, есть иное творение, которое ценнее прежнего: от первого мы могли жить, от вто­рого у нас есть преимущество добродетельно жить[33]. При первом творении человек был соз­дан последним из всех живых существ; во втором творении, то есть через воссоздание чело­века во Христе, происходит обратное. «Новый» человек воссоздается и обновляется первым из всех творений, которые еще ожидают освобождения от рабства и тления. Первое творение совершилось ради Адама; второе, новое творение, совершилось во Христе ради человека, чтобы как в Том живет всяко исполнение Божества телесне[34] (Кол. 2, 9), так и мы в Нем ста­ли полноценными, достигнув в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), и обогатились во всяко исполнение Божие (Еф. 3, 19). Вот избыток Благодати и дар Божий (ср. Рим. 5, 17)!

Истолковывая, что значит этот избыток богатства Благодати, св. Иоанн Златоуст гово­рит: «Мы получили от Благодати не столько, сколько нам было нужно лишь для упразднения греха, но гораздо больше. Ведь мы и от наказания избавились, и всяческого зла совлеклись, и родились свыше, и воскресли, предав при этом погребению ветхого человека, и были иску­плены, и освятились, и к усыновлению вознеслись, и оправдание получили, и стали братьями Единородному, Его сонаследниками и сотелесными с Ним, входим в состав Его Тела и, как тело с главой, соединяемся с Ним. Все это Павел назвал преизбытком Благодати, показав, что мы не только приняли лекарство, равносильное полученной ране, но приобрели и здра­вие, и благообразие, и честь, и славу и достоинства, намного превышающие нашу природу»[35].

Но преизбыток Благодати распространяется и далее всего этого, потому что во Христе и через Христа уясняется цель всего тварного бытия, включая ангелов, поскольку и через них открывается сокровенная во Христе тайна Бога и Его многообразная премудрость; и цель эта состоит в соединении всего под главою Христом, яже на Небесех и яже на земли в Нем (ср. Еф. 1, 10). Во Христе исполняется замысел Промысла Божия о всем мире, домо­строительство Благодати Божией о всем творении, направленное на спасение, освящение и обожение всех в Богочеловеке. В самом деле, велико значение этой «тайны благочестия». Ныне стала известной началом и властем на Небесных Церковию многоразличная премуд­рость Божия[36] (Еф. 3, 10), и сделалось единым стадо ангелов и людей, объединенных в еди­ную Церковь!


При всем этом через божественное воплощение, когда во Христе человеческая природа была приведена в ипостасное единство с божественной природой[37], человек занял преимуще­ственное место в иерархии творения, что означает, что он поднялся даже выше ангелов. Ибо они суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение (Евр. 1, 14), тогда как человек, приобщившийся в Ипостаси Слова к Тому, о Ком сказано Богом От­цом Сын Мой еси Ты (Евр. 1, 5), приобретает положение бога по Благодати. Не от ангел бо когда приемлет воплотившийся Сын Божий, но от семени Авраамова (Евр. 2, 16), то есть принимает человеческую природу. Итак, Сын и Слово Божие стал не Бого-ангелом, а Бого­человеком. И сказанное Апостолом о человеке, что Бог умалил его малым чим от ангел (Евр. 2, 7) также совершено воплотившимся Богом, Который возвысил человека выше ангелов и архангелов, превыше всякого начальства и власти, и силы и господства, и всякаго имене именуемаго не точию в веце сем, но и во грядущем (Еф. 1, 21). Таким образом, во Христе че­ловек воссел одесную престола величествия на Небесех (Евр. 8, 1). Вот какова широта и долгота, и глубина, и высота (Еф. 3, 18) таинства, совершенного Господом нашим Иису­сом Христом!

Позвольте мне привести вам еще один стих блаженного Павла, потому что его слова в моих устах сладки, как мед и соты, и я вижу себя человеком, обретающим корысть многу (Пс. 118,162). Седе одесную престола величествия на высоких, толико лучший быв ангелов, елико преславнее паче их наследствова имя... Кому от ангел рече когда (Бог): седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя подножие ног Твоих? (Евр. 1: 3-4, 13) Это место относит­ся к человечеству Христа, а не к Его предвечному существованию как Бога Слова, потому что как Бог Он всегда был, есть и будет «одесную» Отца. Итак, здесь Апостол говорит о че­ловеческой природе, которую, воплотившись, воспринял Христос. Думая и вспоминая об этом, я чувствую, как стучит мое сердце, и я забываю сам себя; приходя же снова в себя, я оплакиваю подобострастных мне грешников, которые по своей гордости, непослушанию и безрассудству отвращаются от такой Благодати и такого дарования, которое превышает попытку всякого описания и постижения.

Мы рассмотрели, насколько это было возможно, любовь и дар Господа нашего Иисуса Христа, и руководителями нашими в этом были Святые Отцы. Однако кто смог бы расска­зать о глубочайшем смирении Господа? Непостижимую глубину Его смирения невозможно будет описать никогда; навеки оно останется тайной. Господь явил Свою божественную лю­бовь через Свое неописуемое снисхождение и отдание Самого Себя в жертву; но Свое высо­чайшее смирение он показал через то, каким образом Он совершил Свою жертву. Он не от­вратился от бедноты и ничтожности нашей природы. «Невместимый везде, како вместися во чрево?»[38] Ходяй на крылу ветреню (Пс. 103, 3) содержится в матерних объятиях Девы. Вмещающий в Себя всю вселенную и держащий ее в одной длани закутывается в жалкие лохмотья. Неописуемый в Своем Божестве Бог Слово, о Котором написано, что несть тварь неявленна пред Ним[39] (Евр. 4, 13), помещается в самых дешевых яслях и, вместо Херувимов и Серафимов, живет вместе со смиренным скотом, который опознал Его, согласно пророку, во обличение нашей неблагодарности. «Высоким мановением Своего всемогущества в одно мгновение потрясающий всяческая» нуждается в молоке и в том, что соответствует младен­цам. Он не превозносится поклонением волхвов; не защищается, когда Ему угрожают; бе­жит, когда Его преследуют, и уходит, как беженец, в Египет, когда Ирод искал Младенца, чтобы Его погубить (см. Мф. 2, 13-14). Во Своя прииде, и Свои Его не прияша (Ин. 1, 11). С пеленок Он вкушает человеческую неблагодарность. Но несмотря на это, Он не выставляет Своего «я», но как говорит Евангелист, бе повинуяся има, то есть Своим родителям (Лк. 2, 51).

Вседержитель Бог Слово, о Котором сказано: Всяческая Тем и о Нем создашася (Кол. 1, 16), снисходит с Неба. Он смиряется; будучи богат, становится нищим — тогда как человек, будучи по естеству и по положению глиной, превозносится и строит воздушные замки. Увы! «Человек — мера всех вещей»: этот тезис стал сегодня привычным для обывательской фило­софии и рационализма. Этим подразумевают, что человек все может, что все зависит от че­ловеческих знаний и способностей! Однако мы с вами, взирающе на Начальника веры и Со­вершителя Иисуса, иже вместо предлежащия Ему радости претерпе Крест, о срамоте не­радив (Евр. 12, 2), научимся тому, что лучший жизненный путь — это смирение Христово. Потому что Господь назвал Себя кротким и смиренным не по внешнему виду, а сердцем (см. Мф. 11, 29). Положим же это во основание всего нашего добраго подвига во Христе (ср. 1 Тим. 6, 12).

Оглядывая вкратце сказанное нами о смирении и жертве воплотившегося Бога Слова, еще раз скажем, что Он соединил разделенное, собрал рассеянное, вернул заблудившееся, «уставил есть ангельская воинства к непреложению»[40], пробудил лежащих долу, а вышних сочетал с нижними и таким образом все стали единой Церковью, единым гражданством, од­ним стадом с одним Пастырем во главе, по имени и по существу Иисусом. Ведь имя «Иисус» переводится как Спаситель: Той бо спасет люди Своя от грех их (Мф. 1, 21). Поистине, бла­жен, кто сохранит сия, и уразумеет милости Господни (ср. Пс. 106, 43).

Смиренная пещера, ясли и прочие скромные средства, которые были использованы Бо­гом Словом во время Его жительства во плоти, останутся в нашей памяти как вечные симво­лы неописуемого снисхождения Спасителя нашего Бога, направившего нас к вышнему, где наше житие есть (Флп. 3, 20). Темже убо и мы, братия мои, гордость всяку отложше и удобь обстоятельный грех[41], с усердием и терпением вступим на поприще предлежащего нам подвига, взирающе на Начальника веры и Совершителя Иисуса (Евр. 12, 1-2). Будем уве­рены в том, что живот наш сокровен есть со Христом в Бозе; егда же Христос явится, живот наш, тогда и мы с Ним явимся во славе (Кол. 3, 3-4).

Вместо заключения процитируем рождественское приветствие одного выдающегося богослова[42]: «С рождением Слова во плоти в этом мире родился весь Бог, вся истина Божия, вся правда Божия, вся любовь Божия, вся благость Божия, вся милость Божия. Поэтому все алчущие и жаждущие Бога и правды Его в своем духовном воодушевлении и неизреченной радости приветствуют все сущее и все творение христорождественским приветствием "Хри­стос родися", а со стороны тоскующей по Христу природы слышится умилительный ответ: "Воистину родися!"». Аминь.


 

«ЯВИСЯ СПАС, БЛАГОДАТЬ И ИСТИНА»

Немного дней прошло с тех пор, как мы слышали, как множество небесных воинств прославляют Бога и поют: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволе­ние!», и вот новое радостное возглашение слышится ныне на Иордане: «Явися Спас, Благо­дать и Истина!»[43]

Вчера мы приняли исходящее от Бога Отца Слово как Младенца и научились невыра­зимым и сокровенным тайнам. Мы видели, как Того, Кого немолчно воспевают на Небесах Херувимы и Серафимы, воспевали и на земле воинства Небесные. Мы видели, как Тот, Кто прежде всех веков без матери был рожден от Отца, рождается на земле без отца только от Матери Девы. Мы видели безначального Создателя веков — во времени; Невместимого — пребывающим в пространстве; Бога — ставшего человеком; Одевающегося на Небе светом яко ризою (Пс. 103, 2) — а на земле завернутого в пеленки в материнских объятиях!

Но обратимся теперь, возлюбленные, к смыслу настоящего праздника Богоявления, чтобы и здесь придя в восхищение от глубины невыразимого снисхождения Бога Слова, ра­достно воскликнуть: «Кто Бог велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса един!» Еван­гелист пишет об этом событии так: Во дни оны прииде Иоанн Креститель, проповедая в пус­тыни Иудейстей и глаголя: покайтеся, приближибося Царствие Небесное (Мф. 3, 1-2). Чающим же людем и помышляющим всем в сердцах своих о Иоанне, еда той есть Христос, отвещаваше Иоанн всем, глаголя: Я не Христос, я только послан перед Ним; аз убо водою крещаю вы... Той вы крестит Духом Святым и огнем (Лк. 3, 15-16).

При таких обстоятельствах приходит Господь наш на Иордан к Иоанну, чтобы принять от него Крещение. И вот, Тот, Кто оставил девяносто девять овец и пустился в поиски за од­ной заблудшей (см. Лк. 15, 3), стоит теперь перед проповедником покаяния; Тот, Кто не пре­зрел потерянной драхмы, обходит теперь все в поисках пропажи (см. Лк. 15, 8); Тот, Кто с клятвой свидетельствовал, что не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу бы-ти ему (Иез. 33, 11), находится ныне среди нас и совершает наше спасение; Тот, Кто приго­товил трапезу, исходит теперь на улицы и переулки, чтобы созвать к Себе всех, не желая ни­кого оставлять снаружи (см. Лк. 14, 21). Добрый Пастырь присутствует лично, чтобы найти и подъять на Свои плечи заблудшего человека. Как верный друг, Он приходит, чтобы отдать Свою жизнь в жертву за Своих друзей. Как господин дома посещает своих домашних, как врач навещает больных, так и Творец и Создатель мира приходит к Своему униженному и угнетенному творению, чтобы воссоздать его заново. Господин и Владыка спускается к тем, кто находится в узах и темнице адовой, чтобы отдать выкуп за их долги и «истребить рукописание» с их грехами (ср. Кол. 2, 14). Будучи Подателем жизни, Он идет, чтобы даро­вать всем нам жизнь и свободу.

Божественный Предтеча, увидев, что Он направляется к нему, сказал народу: Се, Агнец Божий, вземляй грехи мира... И аз видех и свидетельствовах, яко Сей есть Сын Божий (Ин. 1: 29, 34).

Сегодня мы встречаем на Иордане нашего Искупителя не как Младенца, а как совер­шенного Мужа. Сегодня мы получаем известие о Нем не от ангелов, которые воспевали Его в рождественскую ночь, и не от пастухов, которые свидетельствовали о Нем, и не от волхвов, которые Ему поклонились. Сегодня мы познаем Его не в качестве преследуемого Иродом и бегущего в Египет. Сегодня, напротив, мы видим, что Он присутствует на Иордане как со­вершенный человек, о Котором свидетельствует Отец, и свидетельство это подтверждает Святой Дух. Сегодня упраздняются любые сомнения о Боге. Таинство Святой Троицы, быв­шее со времени творения мира сокрытым во мраке и символически упоминавшееся только

---

2 Великий Прокимен, глас 7.

 


в тенях и гаданиях, ныне становится явным и утверждается в качестве правой истины о Боге. Сегодня истинный Бог, Творец и Господь всяческих, открывается чувственно воспринимае­мым образом. Отец свидетельствует с Неба: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже бла-говолих (Мф. 3, 17). На Самого Сына собственноручно указывает Предтеча: Се, Агнец Бо­жий, вземляй грехи мира (Ин. 1, 29). А Всесвятой Дух, телесным образом, яко голубь (Лк. 3, 22) снисходит и пребывает на Нем, чтобы никто не подумал, что голос с Неба относится к другому. Воистину, «Троицы явление во Иордане бысть», согласно божественному песно-творцу[44] . Пророк, предвидя явление этого великого таинства, писал: Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять (Пс. 113, 3); и другой пророк: Страно Завулоня и земле Неффа-лимля, и прочии при мори живущии, и об ону страну Иордана, Галилея языков. Людие ходя-щии во тме видеша свет велий; живущии во стране и сени смертней, свет воссияет на вы (Ис. 9, 1-2).

Сегодняшним днем прекращается и проходит тень и буква Закона и наступает период Благодати, который символизирует нашу Церковь. Иоанн Предтеча, который, по свидетель­ству Господа нашего, был «большим всех пророков» (ср. Лк. 7, 28), завершив свое пророче­ское предназначение указанием на веками ожидавшегося Спасителя и Искупителя, тотчас же, как первый апостол, начинает новый период Благодати и приступает к первому из та­инств, Крещению. Господь, желая исполнити всяку правду (Мф. 3, 15), Сам подходит к Про­поведнику покаяния и принимает Крещение, «очищений же яко Бог не требуя»[45], чтобы пре­дать погребению в водах Иорданских грехи всего мира.

Своим явлением на Иордане Господь наш свидетельствовал о наступлении полноты времен, когда Он, как новый Ной, должен был спасти в мысленном Ковчеге — то есть в Церкви — человеческую природу от всемирного потопа греховности. Обличая тайное при­сутствие в грехе дьявола, который через грех воздействует на человека, Господь одновре­менно открывает и величайшую истину веры в откровении Святой Троицы, передает нам первое и основное таинство новой Благодати, таинство Крещения, и, поднимаясь из воды, «совозвышает» и нас с Собою, да горняя мудрствуим, а не земная (ср. Кол. 3, 2).

Однако на этом Искупитель не завершил еще дела нашего спасения, но, согласно Еван­гелисту, возведен бысть Духом в пустыню искуситися от диавола, и постился там дний че-тыредесять и нощий четыредесять (Мф. 4, 1-2). Исполнив на Иордане Свой спасительный замысел и даровав нам через таинство Крещения вступление в жизнь и обручение Благодати, Господь тотчас же возводит нас ко второму этапу духовного жительства. Через веру мы по­знали Бога и свою связь с Ним; познали также причины и качества Его Промысла. За этим естественным образом должно было последовать практическое осуществление Его воли, ко­торая запечатлена в заповедях Божиих и направлена на очищение нашей испорченной при­роды от страстей и хаоса, вызванных развращением, последовавшим за нашим падением. К этому как раз подходят и слова пророка Давида: За словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4).

Христос, пожелав передать нам опыт этой практической жизни, изводит нас в пустыню. Ветхий человек со своими страстьми и похотьми, закон греховный, владеющая нашими чле­нами сила зла, которая после стольких поводов и причин отвердела в нас и превратилась в привычку, власть дьявола, которую он получил над грешниками, — все это требовало ле­чения практическим способом, которым человек по Благодати Божией мог бы освободиться от зла.

Постився дний четыредесять и нощий четыредесять. Почему так? «Снедию изведе из Рая враг Адама»[46]. Поэтому-то постом наш Искупитель начинает наше возвращение об­ратно. Откуда возникло падение, оттуда и начинается лечение. Господь приступает к этому не посредством повеления, которое соответствовало бы Его величию, но посредством Своего собственного примера, применяя первым к Себе это пригоднейшее лекарство для спасения, это действеннейшее оружие в нашем духовном противостоянии дьяволу на невидимой войне к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6, 12). И поскольку духовность нашего первоначального устроения по «образу и подо­бию» Бога была уничтожена грехопадением и место боговидных созерцаний заняли матери­альные ощущения, плененные безобразными страстями, Господь наш начинает лечение че­ловеческой природы, став на практический путь поста и воздержания.

Согласно Отцам, существует еще внутренний смысл того пути, который Господь наш избрал в качестве начала. Как в начале при сотворении человеческой природы предшество­вало создание тела, а затем души, так и сейчас мы научаемся тому, что телесные труды предшествуют духовным. Устремленность наших чувств вниз — по причине их пленения страстьми и похотьми — увлекает за собой и ум, помрачая его способность различения меж­ду добром и злом. Поэтому Господь приступает к лечению чувств через пост. Пост, будучи абсолютным правилом воздержания, отсекает похоть и ослабляет страсти, после чего осво­божденный ум возвращается к своему природному положению, в котором немедленно уст­ремляется к Богу и становится рассудительным, то есть верно судит и о своих собственных помыслах, и о лукавых помыслах, всеваемых врагом.

Таким образом, мы должны хорошо уяснить значение поста как самой основной из практических добродетелей, ведь и Христос причисляет ее к первой в нашей практической жизни. Получив это оружие поста, наша униженная природа возымела мужество и силу, и уже с дерзновением отвечает врагу: Иди за мною, сатано (Мф. 4, 10). С этим оружием за­поведь Десятословия «не пожелай»[47] исполняется без всякого труда. Через пост мы вспоми­наем и о первой данной нам в Раю заповеди «не ешь»[48] и становимся более внимательными в соблюдении всех заповедей Божиих. Через это оружие человек осознал достоинство своей свободы и может теперь веско возразить разнообразным прилогам греха: Вся ми леть суть, но не вся на пользу (1 Кор. 6, 12). Просвещенный этим средством ум обретает способность распознавать хитрости и увертки лукавого. От этого оружия дьявол узнал свое первое пора­жение, этим оружием было унижено его превозношение и власть над униженным до того времени человеком. Вот и сегодня мы видим, как Господь, воспользовавшись этим оружием, побеждает в пустыне всю силу дьявольского лукавства и всю мощь греха. Потому что три искушения, которые были Им побеждены, олицетворяют ширину и глубину всеобщего гре­ха, угнетающего и удушающего человеческую природу.

Господь наш и в пустыне, где Он положил основание духовной жизни, и позже во вре­мя Своей жизни среди людей всегда оставался главным Прообразом и живым примером осуществления практических добродетелей, так необходимых для нашего духовного возро­ждения. Он постился, молился, пребывал в бдении и нищете. Это и есть то, что на языке Святых Отцов называется «практическим деланием», которое есть «восхождение к созерца-нию»[49]. Всей Своей жизнью Он достиг обновления связанного страстьми и похотьми ветхого «перстного» человека и облачил нас в «одежду спасения», предназначив нам в конце концов облачиться и во образ Небесного человека (1 Кор. 15, 49). Он вознес нас от смерти к жизни и научил образу практического преуспеяния. Для этого не требуется образования, богатства, славы или других достоинств и способностей мира сего, но только вера в Господа Иисуса, Сына Божия, как говорит и Иоанн Предтеча: Веруяй в Сына имать живот вечный (Ин. 3, 36). И снова, как Господь наш говорит: Слушаяй словесе Моего и веруяй Пославшему Мя имать живот вечный, и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот (Ин. 5, 24).

Итак, держась той веры, которой мы были научены, постоянно вглядываясь в наш Пер­вообраз — взирающе на Начальника веры и Совершителя Иисуса (Евр. 12, 2) — и сопостав­


ляя свою собственную жизнь с Его вседобродетельным житием, будем уверены, что и нам Он дарует силу Своей Благодати, чтобы мы победили и упразднили дьявола и всякое иску­шение, и даже саму смерть. И если раньше мы жили без Христа и нами обладала смерть, то теперь мы имеем дерзновение через веру в Него, потому что Он Сам нам открыл это, ска­зав: Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин. 11, 25).

Живая истина веры, которой сегодня нас учит праздник Богоявления, — это догмат Святой Троицы. Практический же опыт, переданный нам затем Господом нашим Иисусом Христом, является святым и спасительным средством, которое возвышает и усовершает нас в новой жизни по Благодати. Богочеловек Иисус Христос, неслитно соединив в Своем Лице божественную и человеческую природы, стал полноценным человеком и в качестве такового воевал и победил ради человека все противостоящее и безбожное, все заблуждение, грех и дьявола, и возвысил человека превыше Небес, вознеся его до Самого Троического Божест­ва.

За Его примером следуют примеры жизни святых, повторяющих жизнь Христову и продолжающих Священное Предание, которое определяет и укрепляет нашу направлен­ность к единственной и абсолютной цели — к святости и обожению. Жития наших святых представляют точное воспроизведение слов Евангелиста о том, что сладчайший наш Иисус начат творити же и учити (Деян. 1, 1). Они являются доказательством схождения Его все-святой Благодати на каждого из них и на всех вместе, так как Благодать осеняла их во время их подвигов, укрепляла, просвещала и направляла.

Истину наших слов подтверждает и пример вспоминаемого сегодня святого Иоанна Крестителя, который с момента зачатия пребывал в святости и был предназначен для этой высокой миссии — служить божественному домостроительству Спасителя нашего Иисуса Христа. Как поставленный Богом проповедник и учитель покаяния, Предтеча показал необ­ходимость начальных практических добродетелей, потому что они составляют долг каждого, и научил вере, справедливости, сочувствию, а также неотделимой от добродетельной жизни непорочности. Необходимость этих святых добродетелей он запечатлел своей мученической кончиной. По этой причине он навсегда останется непоколебимым проповедником воздер­жания для тех, кто склоняется к нарушению нравственных законов и установлений. Ибо сей непорочный и равный ангелам, высший всех пророков Предтеча Господень предпочел отсе­чение главы примирению с грехом, доказав этим нерушимость воздержания и всех практиче­ских добродетелей, которые служат основанием для восхождения к совершенной жизни во Христе.

Его святыми молитвами, вкупе с молитвами Пречистой Владычицы нашей Богородицы и всех святых, сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим. Да будет так! Аминь.


 

КРЕЩЕНИЕ И ПОКАЯНИЕ

Мои повторения могут вас утомить, но я объясню вам цель, которую этим преследую, взяв в свидетели Писание, и вы, думаю, одобрите мои намерения.

Во второй книге Царств мы встречаем следующий инцидент, произошедший с проро­ком Давидом: И возвратися Давид благословити дом свой, и изыде Мелхола дщи Саулова на сретение Давиду, и благослови его и рече: Коль прославися днесь царь Израилев, иже от-крыся днесь пред очима рабынь рабов своих, якоже открывается открывшийся един от пляшущих (2 Пар. 6, 20). Мелхола была первой женой Давида. Отец ее Саул отдал ее за­муж за Давида, который тогда был его военачальником, в награду за сто краенеобрезаний иноплеменнических (1 Цар. 18, 25). И вот эта жена обратилась с такими упреками к своему мужу и царю, так как ей показалось смешным, что он играл и плясал перед ковчегом Гос­подним. И Давид ответил ей так: Пред Господем плясати буду; и благословен Бог, иже избра мя паче отца твоего и паче всего дому его, поставити мя властелина над людьми Своими над Израилем, и буду играти и плясати пред Господем; и открыюся еще такожде и буду непотребен пред очима твоима, и с рабынями, о нихже рекла еси, непрославлену быти ми (2 Цар. 6, 21-22). То есть, как мне не играть и не петь перед Господом, учитывая все Его да­рования, что Он избрал меня вместо отца твоего и всего вашего рода и поставил меня царем Своего народа! Доказательством благоволения Божия к святому воодушевлению и энтузиаз­му, которые Давид проявил по любви к Богу, явилось то, что Он определил Мелхоле остать­ся бесплодной всю оставшуюся жизнь. И у Мелхолы дщере Саули не быть детища до дне смерти ея (2 Цар. 6, 23).

Вот по какой причине, братия мои, и я, убогий, повторяю сладчайшие паче меда и сота слова и мысли, относящиеся к нашей общей цели, которой все мы хвалимся. Разве этого ма­ло, что Господь наш Иисус, средоточие нашей любви, избрал нас из миллионов таких же, как мы, людей и предоставил нам благую часть в уделе святых Своих? Он наполнил наши души благоуханием Своего божественного познания. Он наводнил наши сердца потоками Своей божественной любви. Разве этого мало, что Он утвердил наши ноги на камне Своего испове­дания и направил наши стопы по пути Своей всесвятой воли и воли Всесвятого Духа? Разве мало того, что каждому из нас навсегда дана благая часть, как блаженной Марии, сестре Ла­заря (см. Лк. 10, 42), и что единое на потребу передано и нам? Разве переживание всех этих благ, а также и блаженной надежды, не делает стоящим повторение всего этого, и не подви­гает нас на большее — поучаться в этом день и ночь? И сейчас наступившие и грядущие праздники глубоко символичны для понимания нашего монашеского предназначения. Вот что заставляет меня снова взяться за объяснение нашей цели. Таинство таинств раскрывается перед нами и с несомненностью подтверждает наши главные убеждения, заставляя нас пре­взойти границы веры и подняться до самих свершений. Мы наблюдаем, как осуществляется на земли мир, во человецех благоволение (Лк. 2, 14). Сокрытое и незримое до сего дня вопло­тившееся Божественное Слово теперь является и «пророческим гласом и рукою» открывает­ся народу. И пророк, бывший большим пророков и всех рожденных, оставив жизнь в пусты­не, появляется на Иордане и становится гласом Слова, светильником света. «Идет, — гово­рит он, — больший меня, Тот, Кто выше всех, у Которого я недостоин развязать ремень на обуви. Я крещу вас лишь водою, а Он крестит вас Духом Святым (см. Лк. 3, 16). Я человек от земли и служу тому, что на земле, и об этом говорю; Он же — с Неба, и служит Небу, и говорит о Небе. Поэтому Он превыше всего, и по естественной причине Оному подобает расти, мне же малитися (Ин. 3, 30)». Пока великий Предтеча говорил все это, является Ии­сус и согласно с планом божественного домостроительства просит крестить Его. Тогда бо­жественный Иоанн, указав рукою на Владыку, открыл народу единственного Спасителя, ска­зав знаменитые слова: Се, Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1, 29). До тех пор пока больший всех пророков божественный Иоанн Креститель проповедовал на словах о Спаси­теле мира, Он следовал Закону и служил синагоге. Но когда Креститель указал на Иисуса своей рукой перед всем народом, Он превзошел рамки Закона и вступил в область Благодати.


Он закрыл и запечатал синагогу, и открыл вход в Церковь. Он запечатал все пророчества и предсказания и положил предел всем чаяниям и ожиданиям. Веками ожидавшийся Мессия и Избавитель присутствовал рядом. Возвестивший о Его приходе и о Его величии указывает на Него лично: Се, Агнец Божий, вземляй грехи мира. Когда немного ранее народ и фарисеи спрашивали Предтечу, кто он, так как думали, что может быть он — ожидаемый пророк, Ио­анн исповеда и не отвержеся... яко несмь аз Христос (Ин. 1, 20). Той есть грядый по мне, иже предо мною бысть (Ин. 1, 27). И аз не ведех Его; но Пославый мя крестити водою, Той мне рече: на Негоже узриши Духа сходяща и пребывающа на Нем, Той есть крестяй Духом Святым (Ин. 1, 33). Поэтому он справедливо свидетельствовал: Оному подобает расти, мне же малитися (Ин. 3, 30).

Поскольку со святым Предтечей исполнились все пророческие предвозвещения о Спа­сителе мира, Иисус приступает к исполнению Своей личной миссии и превосходнейшим об­разом начинает дело Своего мироспасительного домостроительства. Ожидаемое Царствие Божие приблизилось. Единородный Сын, сый в лоне Отчем, Той исповеда (Ин. 1, 18). Яко за­кон Моисеом дан бысть, Благодать же и Истина Иисус Христом бысть (Ин. 1, 17). Учреж­дая период Благодати и Церкви, Господь начинает с первого вводного таинства, с Крещения, присоединяя и исповедание веры: Иже веру имет и крестится, спасен будет (Мк. 16, 16). Он первый принимает Крещение, «очищений же яко Бог не требуя»[50]. Он открывает народу троичность Лиц Единого Божества и делает веру достоверной и конкретной для тех, кто по­желает веровать. Он являет Отца через голос: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих (Мф. 3, 17). Являет и Духа Божия, сходяща яко голубя (Мф. 3, 16), известившего о том, к Кому относился Отеческий голос, прозвучавший с Неба. Так, Сам приняв свидетель­ство, что Он Единородный Сын и Спаситель, Он открывает триединство и единосущие Бо­жества и завершает «веры утверждение». Больше никто не останется в неведении относи­тельно того, в Кого он верует и в Чье Имя крещается.

Совершив, во-первых, таинство открытия Своего Царства, Обновитель нашей ветхой природы возводится Духом в пустыню, где принимается за практическое осуществление на­шего воссоздания и спасения. Когда в начале Бог создавал мир, Он не одним лишь повелени­ем через слово сотворил человека, как это было со всем остальным творением: Той рече, и быша, Той повеле, и создашася (Пс. 32, 9). Но Своим личным и особым вмешательством, персть взем от земли, и вдуну в лице его дыхание (Быт. 2, 7), Бог создал человека. И рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт. 1, 26). Таким же образом и сейчас воссоздавая нас и находясь в пустыне как в новом Едеме, Всесильный Бог Слово начинает обновление нашей природы. «Снедию изведе из Рая враг Адама»[51] — через пост Спаситель возвращает «неподобие» природы к состоянию устойчивого покоя. Беззаконно Адам вкушает пищу — Иисус наш постится законно. Адам отвлекает и отрывает от Бога свой ум, переключая его на ложное ощущение своей божественности, — Господь же продле­вает Свою молитву и пребывание в божественном созерцании. Через обращение к ощущени­ям Адам оказался уязвим для стрел трех главных страстей: самолюбия, гордости и своекоры­стия — и против этих же страстей, использованных Сатаной, сражается Иисус наш, обращая их в бегство и передавая нам победу и опыт. Опускаю дословное описание этого важного момента как всем вам хорошо известного.

Однако я не упущу провести параллель между нашей собственной жизнью и этим при­мером, данным нам нашим Господом Иисусом. В первую очередь напомню вам изречение Евангелиста об Иисусе, что Он начат учити же и творити (Деян. 1, 1). Я остановлюсь сна­чала на выяснении значения сказанного творити, следуя указаниям нашей практической жизни, а затем обращусь к теме созерцания и возношения. Смотрите: Иисус наш первым де­лом постился сорок дней и только потом вошел в тонкости рассуждения, потому что это следствие божественного просвещения. Только через пост и подвиг, согласно Отцам, всякий из нас может научиться различать тонкость помыслов, когда они приступают в облачении света или под видом «ягненка». Свойство просвещенного разума невозмутимость и сми­рение, происходящие от ослабления страстей. Умиротворенное сердце встречает и отражает нападение помыслов успешно и твердо. Господь наш Иисус, будучи свободен от всякого гре­ха, не подлежал и очищению от него и не нуждался в подвиге, чтобы привести в равновесие чувства и ум. Но став Начальником нашей свободы и Исцелителем природы, принял на Себя роль очищаемого, подвизающегося и нуждающегося. Причина этого состояла в том, что Он желал научить Своих сынов во всех подробностях законной брани, чтобы они могли побеж­дать и торжествовать по Его Благодати. До тех пор наша природа не знала силы и ценности этого важнейшего оружия — я говорю о посте и воздержании. Однако и враг наш дьявол ни­чему не научился из своего опыта поражения в войне, выигранной Господом. О чем же все это свидетельствует? О чем в жизни Христа говорят пустыня, уход из мира, пост, бдение, молитва, нестяжательство, девство, смирение, незлобие, и после торжества над врагом — служащие ангелы?

Здесь любой может видеть не что иное, как подробное описание нашей монашеской жизни, когда мы через уход из мира и первоначальный практический подвиг переходим к высшему созерцанию, согласно со святоотеческим изречением: «Дело — восхождение к созерцанию»[52]. Следовательно, выйдя на поприще общественного служения, Господь ут­вердил сначала основы внутренней духовной жизни, а затем обратился к проповеди народу. Это говорит о том, что несведущие судьи нашего монашеского жития не имеют под собой никакого основания; а прелестные помыслы лукавого, искушающие юных и неопытных, не могут устоять, потому что буквальное подражание жизни Господа учит нас тому, что мы приняли от Отцов. Все святоотеческое Предание, начинающее с учения об уходе из мира и достигающее описания бесстрастия и обожения, есть не что иное, как точное воспроизведе­ние вседобродетельного жития Господа, Которому с чистотой совести последовали наши Отцы, принимая от Него непосредственную помощь.

Первой ступенью нашего подвига должен быть уход из мира, который состоит в избе­гании причин и поводов, приводящих к греховности. Прилежащее на злая от юности по­мышление наше (ср. Быт. 8, 21) после падения остается больным. Это грехолюбивое на­строение, подкрепленное частыми преступлениями и падениями, присоединило ко всему еще и главное зло — привычку, которая видоизменяется в деспотические страсти. Когда Благо­дать Божия подаст душе знак и направит ее к покаянию, она посылает ей страх Божий. И ко­гда в душе начнет действовать страх Божий, он склоняет ее не повторять лукавых дел и учит печалиться о своих прежних падениях. Однако душа, не имея сил противостоять своим ста­рым привычкам и давлению страстей и дьявола вследствие причин греха, которые присутст­вуют рядом и находятся с душой в непосредственном соприкосновении, приходит к реше­нию об уходе. Вот почему уход из мира есть необходимая мера на первой стадии истинного покаяния. Но это не для всех, а имже дано бысть (Мф. 19, 11).

Вторая ступень, следующая за уходом из мира, состоит в воздержании, которое в об­щих чертах означает крест, то есть постоянное злострадание. Поскольку большинство зол и страстей, мучающих нас, имеют повод к произрастанию в злом корне самолюбия, воздер­жание приходит к нам как самое естественное начало покаяния и действенное противоядие этой болезни. По этой причине и наш Иисус начал Свой урок с поста и злострадания. Добро­вольное злострадание, в которое погружается подвижник, отбрасывает прочь всякий сласто­любивый прилог и всякую похоть, то есть все, что относится к жизни по плоти, к существо­ванию по принципам своих пожеланий, а не по нужде. В отсутствие причин, возбуждающих чувства, и ум не ослабевает под давлением страстей и дьявола. Потому что в ином случае, когда есть причины, война становится затруднительной, а победа над ними почти недости­жимой. Если взявший на себя подвиг удержится на этом месте, а страх Божий не развеется от беспечности и своеволия, божественная Благодать не замедлит удалить наши страсти и привести в порядок чувства и нестроение от злоупотреблений. Тогда ум уже с дерзновени­ем и похвальной неотступностью припадает к дверям милости и просит освобождения от прежних долгов и прощения за то, в чем он ошибался. Если и снова это гармоничное со­стояние не будет поколеблено, тогда Благодать пошлет душе скорбь, со временем вырас­тающую в плач, который является вернейшим признаком преуспеяния. Я не имею в виду по временам бывающего скорбного настроения или слез, которые легко появляются у тех, кто имеет хотя бы некоторую внимательность. Речь идет о неизменном действии скорби и плача, совершающегося в ком-либо, подобно тому, что испытывает младенец, лишенный объятий своей матери. С этого начинается приближение божественного просвещения и чув­ства пребывания в Боге. Здесь требуется большое внимание, так что нельзя пренебрегать смирением и советом. Но все это лучшим образом восполняет подлинное подчинение и по­слушание. С этих пор поддержка со стороны духовного руководителя становится почти не­заменимым подспорьем.

Если до этого момента не будет никаких остановок и ноги подвижника не будут скова­ны цепями благовидных, но ненужных забот и не свяжутся беспечностью, этим непримири­мым врагом монаха, тогда чувство Бога переходит в соответствующие для каждого характе­ра проявления. Важнейшим проявлением бывает изобилие божественной любви, которая пленяет и наполняет все трисоставное устроение человеческой души[53]. Со временем, если это доброе состояние не будет приведено в смятение — вещь, редко встречающаяся в нашем по­колении, — начинается чистая молитва и просвещение ума, или лучше, очищение ума, вво­дящее его в прозрение и предчувствие, в которых заключены дары духовного рассуждения, предвидения и созерцания. Конечно, в разговоре мы зашли далеко за пределы наших сил и способностей. Но нас оправдывают наши Отцы, чей опыт и чьи мнения мы излагаем.

Состояние, в котором присутствует ощущение Божества, сопряжено с большой опасно­стью, и очень немногие, если они есть, могут избежать сокрытых подводных рифов. Обладая чувством божественного восприятия и не имея действительного опыта, состоящего в позна­нии человеческого бессилия и убожества, подвижник может впасть в самомнение, за кото­рым следует потеря божественной Благодати. Хотя это и естественно, для беспечных такое состояние оказывается очень опасным, потому что они теряют мужество и терпение. Потеря Благодати не бывает частичной, когда по причине оставления человек испытывает некото­рую сухость и духовный голод. Она влечет усугубление искушений, страх изолированности, ослабление мужества и надежды. Еще хуже жестокость человеческого сердца, которая в та­ком случае начинает странным образом усиливаться и беспокоить подвижника. И тогда в са­мом деле аще не бы Господь Саваоф оставил нам семене, яко Содома убо были быхом, и яко Гоморру уподобилися быхом[54] (Ис. 1, 9).

Я всегда говорю вам, чтобы вы не утомлялись повторениями, к которым нас ведет по­стоянное памятование о нашем великом долге. Что же будет, если вы не постигнете вполне цели и смысла наших монашеских убеждений и действий, состоящих в «безумии Креста»? Для нас, христиан, и особенно монахов, вера и жизнь есть таинство, которое одним образом видится, а другим постигается. И если вы не усвоите главную цель, которую мы все пресле­дуем даже на уровне наших ничтожных попыток, вы не сможете верно оценивать и приме­нять то, что вам дано, и результатом этого будет ваша неудача в подвиге преображения своей личности. Мы здесь, как говорит апостол Павел, подвизаемся не яко воздух биюще (ср. 1 Кор. 3, 9), но спешим законно улучить почесть вышняго звания (Флп. 3, 14), откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Гос­подня Духа (2 Кор. 3, 18).

Пример нашего Господа побудил нас снова растолковать вам главную цель монашеско­го жития. Только когда она будет понята вами, вы сможете законно подвизатися (2 Тим. 2, 5) и удостоиться преизбытка Благодати Божией для вашего всецелого обновления.


 

СЛОВО О КРЕСТЕ ГОСПОДНЕМ

В древнем Израиле особенно почитался Ковчег Завета, который буквально был душой израильского народа. В Ветхом Завете везде заметны ностальгические чувства и любовь по отношению к нему, благоговение и почитание его. Израильтяне верили, что через него они освящались, получали защиту, узнавали волю Божию, верили, что он имеет непреобори­мую силу против врагов. Они думали, что без него они не могли бы существовать как народ и племя, что и подтвердилось во время захвата Ковчега филистимлянами при священнике Илии (1 Цар. 4, 10-18).

Однако чем был этот Ковчег, как не символом? Чем он был по сравнению с нашим Че­стным Крестом Христовым? Чем были все эти символы Закона, все эти тени и прообразы, когда и сам этот Закон не оправдывал своих служителей? Не оправдится от дел закона всяка плоть, согласно святому Павлу (Гал. 2, 16). И снова: Сень бо имый закон грядущих благ, а не самый образ вещей... никогдаже может приступающих совершити (Евр. 10, 1).

Для нас же Крест—не символ и не тень. Это средство нашего спасения; это якорь на­шей надежды; это оружие нашей победы и окончательного торжества; это всецелое пораже­ние и уничтожение наших врагов и всей противоборствующей силы; это слава нашего Иису­са, как говорит об этом евангелист Иоанн: Не у бо бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прослав-лен[55] (Ин. 7, 39). Крест, слава нашего Иисуса, составляет наше главное достояние, потому что он послужил ради нас, наследников Бога и сонаследников Сына Его. Отче, — говорит наш сладчайший Иисус, — славу, юже Мне дал еси, дах им (Ин. 17, 22). И опять: Святи их во ис­тину Твою; слово Твое истина есть (Ин. 17, 17).

Если не было бы Креста, не было бы и Воскресения[56]. Если не было бы Креста, то не был бы посрамлен дьявол и ниспровержен грех, не была бы попрана смерть и изглажено тление, не воссияли бы радость, ликование и свобода, никогда бы не вернулось к гармонии разрозненное состояние «сущих», находившихся под законом тления и смерти. Если бы не было Креста, то никогда бы не были уничтожены несчастья, происходящие от нашего осуждения, и мрачный покров горя и проклятия был бы нашим угрюмым спутником. Бо­лезнь, боль, страх, неуверенность и осуждение на смерть были бы постоянными атрибутами несчастного человечества, если бы с Голгофы нам не воссияло утешение. Если бы Духовный Змей, предсказанный пророками, то есть Господь наш Иисус Христос, не взошел на Живо­творящее Древо Креста[57], вся вселенная не смогла бы освободиться от бедственного присут­ствия демонов — мысленных змеев. Если бы Крест, Древо Жизни, как некогда было сделано Моисеем в Мерре, не был также ввергнут в мысленное море всечеловеческого сообщества[58], то многообразная горечь несчастий и смерти не превратилась бы в сладость, и жизнь на на­шей планете окончательно потеряла бы всякий смысл.

Давайте теперь обратимся к нашей практической жизни и рассмотрим ее несколько яс­нее и подробнее. Если бы не Крест, то откуда бы тогда появилась Церковь? Если бы не Крест, то откуда освящение? Откуда совершение таинств? Откуда печать дарований? От­куда источник Благодати? Откуда надежда обетования? Если бы не Крест, то откуда бы взя­лось всеоружие наше: броня, шлем, щит; и в чем тогда мы воевали бы против начал, против властей, против мироправителей века сего и против духов лукавства (ср. Еф. 6, 11-12)? Если бы не Крест, то откуда мы взяли бы мужество, надежду, противостояние врагу и победу над ним? Разве осуществилось бы тогда поражение и падение наших противников? Волнующая­ся сила греха, коварное и злобное безумие демонов, уступчивость и неустойчивость нашей природы, ужасные и коварные властители нашего рода все это было окончательно сокру­шено Крестом. Теперь любой возраст во все времена участвует в «военных действиях» про­тив духовных врагов на основе Евангелия, и среди людей распространяется благочестие и добродетель. Крестом человеку была дана амнистия и выражено сочувствие в его мучениях и унижении, которые он претерпевал от неистовства принудительного насилия страстей, пре­вративших все общество в жертвенных животных.

И дело не в порочности, присущей врагам Креста. Они отрекаются от веры и призыва­ния силы Креста; к сожалению, таковые всегда были и будут. Для них бог чрево, и слава в студе их, иже земная мудрствуют (Флп. 3, 19). А те, кто Христов, согласно Павлу, плоть распяша со страстъми и похотьми (Гал. 5, 24) силой и Благодатью Животворящего Креста, и согласно Иову, ругаютжеся трусу огненосну (ср. Иов 41, 20).

А чья сила и Благодать совершили это чудо настоящего собрания, где большинство присутствующих — молодежь? Как насильственное притяжение всеобщего гедонизма, кото­рый стал новым богом и увлек за собой всю поднебесную, не возмогло ввести в заблуждение эти чистые юношеские души? Какая тайная сила помогла отречься от влечения к наслажде­ниям, и, напротив, предаться воздержанию и добродетелям? Кто дал силу для всецелого са­моотречения и злострадания в противовес господствующим заблуждениям и всеобщему от­ступничеству? Если бы сила Креста не была нашим союзником, то кто и где бы мог услы­шать о воздержании, непорочности, смиренномудрии, кротости, сочувствии во Христе и вообще о бескорыстии и любви? Как без Креста могло бы существовать утешение в стра­дании, надежда в состоянии безнадежности, мужество в отчаянии, долготерпение в искушениях, вера, подвижничество и терпение? Все это, и даже выше этого, вступление в духовную жизнь и вся возводящая наверх лествица добродетелей и духовных дарований, бо­лее того, все доступное человеку совершенство и отеческое обетование Бога — все это стре­мительно изливается от Благодати Животворящего Креста.

По этим причинам нам всем сегодня, и вообще всем верующим во все времена до скон­чания века, подобает хвалиться Крестом Христовым.

«О Всесвятый Крест Христа нашего! Ты носил на себе Носящего всю вселенную; на тебе было совершено мироспасительное Домостроительство. Да будет через тебя изгла­жено наше собственное рукописание вины и вместо него дано оставление грехов и усынов­ление! Ты отвратил пламенное оружие обращаемое (Быт. 3, 24) и открыл вход в Едем! Ты — Древо Жизни и поклоняющихся тебе вводишь в Жизнь! Ты открывался древнему Израилю в символах, для пророков и праведных ты был предметом желания и тоски, но хотя тебя и искали как спасение и искупление, ты укрылся от них и открылся младенцам, по неопи­суемому благоволению Божию! Через тебя Единородный Сын Божий даровал всему миру спасение, через тебя, а не от дел праведников творение вернулось от смятения и волнения к первоначальной гармонии. Брошенное пророком Елисеем в Иордан дерево, которое помог­ло достать со дна упавший в воду топор, указывало на тебя, Всесвятый Крест Господень, ибо воистину через тебя Великий Пророк, предсказанный Моисеем (4 Цар. 6, 5-6), Иисус Хри­стос, извлек нас из глубины неведения. Тебя символизировал патриарх Иаков, когда, поме­няв руки, благословил детей Иосифа (Быт. 48, 13-14). Тебя символизировал двойной удар Моисея по Красному морю: ударив вертикально, он открыл путь спасения израильтянам; ударив же горизонтально, потопил войско египетское. Тебя символизировал и сам Моисей на горе: когда он поднимал руки, тогда Израиль одолевал Амалика (Исх. 7, 10-11)».

Но зачем нам обращаться к символам уже минувших времен, когда сейчас животворя­щая Благодать Креста покрывает все лицо земли? Крест и животворящая его сила везде и всегда укрепляют и направляют всякого человека. Пришло искушение изнутри? Страсть, похоть, гнев? Мы воздвизаем оружие Креста — и вконец исчезают все оружия врага. Сомне­ние, равнодушие, страх? Мы выставляем против них щит Креста — и искушавшие нас ста­новятся невидимыми. Болезнь, угроза и опасность? Мы противостоим этому призыванием и знамением Животворящего Креста — и к нам приходит утешение.


Не будет ошибкой отнести к силе и помощи Креста то сладчайшее обещание, которое дал нам Христос: Се, даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вра-жию; и ничесоже вас вредит (Лк. 10, 19), потому что и в правду знамением Креста все это мы благополучно побеждаем.

Но и в предлежащей нам брани, на нашем крестном пути, откуда мы черпаем силы и где берем помощь к достижению добродетелей? Каким образом мы берем на себя подвиг поста и воздержания от влекущих к греховной жизни причин и поводов? Откуда чистота в страшном вихре всеобщего гедонизма? Откуда вера и верность истине посреди хаоса все­общего отступничества и отречения от всех ценностей? Откуда сила в подвиге нестяжания, скромности и умения довольствоваться малым в условиях, когда своекорыстие и стремление к обогащению увлекает всех людей? Крест, который для формалистов соблазн, а для рацио­налистов безумие, есть для верующих и призванных сила Божия и Божия премудрость (ср. 1 Кор. 1, 23). Крест для подвижников союзник, для пустынников сотоварищ, для труждаю-щихся покой, для страждущих бальзам, для малодушных утешение. Лествица, виденная пат­риархом Иаковом, по которой поднимались и опускались ангелы, символизировала не что иное, как Животворящий Крест, через который и мы поднимаемся от земли на Небо, а анге­лы спускаются к нам, просвещая и укрепляя нас.

В своих многоразличных песнопениях Церковь особенно чтит и прославляет Честной Крест. Наши богоносные Отцы и гимнографы возвысили и возвеличили славу Креста за нас, потому что он есть главное средство, через которое Всеблагой Искупитель совершил наше спасение. «Аще и древо видимо есть существом, но божественною одеяно есть силою»[59]. Как поется в церковных песнопениях, «Крест — хранитель всея вселенныя, Крест — красота Церкве, Крест — царей держава, Крест — верных утверждение, Крест — ангелов слава и де­монов язва»[60].

О Всесвятый Христов Крест, спаси нас силою твоею и сокруши направленное против нас безумие врагов наших и их орудий и умири мир, избавив его от прелести и лжи! Аминь.


 

ТАИНСТВО БОЖЕСТВЕННЫХ СТРАДАНИЙ

В этой беседе мы обратимся к тому, что всегда своевременно: мы рассмотрим значение страданий Господа нашего Иисуса Христа. Однако чтобы достоинство Божественных Стра­даний могло быть прочувствовано нами более глубоко, хорошо будет, если мы начнем эту тему с краткого описания того безраздельного бедственного положения, которое овладело нашим существованием в этой юдоли изгнания. Сравнение своего положения с тем, что сде­лал для нас Спаситель посредством Своих страданий, поможет нам пробудиться от сна, удерживающего нашу совесть, потому что только спящие могут проявлять такое вызываю­щее безразличие, какое имеет современный человек.

В самом деле, что мы можем сказать о человеке, если захотим описать его исходя из опыта этой многошумной мельницы смерти, в поле действия которой он находится, не имея к тому же никакой возможности избежать ее власти над своей судьбой? Человече­ская жизнь в таком горизонте оказывается ничем иным, как только несчастьем, трагедией, постановкой страшного театрального действа. Все человеческое сообщество, заключенное, как в тюрьме, в лабиринте времени и пространства, неутомимо борется с этими пределами, пытаясь отыскать избавление от своих уз. Оно всматривается во время, пытаясь найти хотя бы какую-то спасительную надежду в будущем, но получает, напротив, мучительную безыс­ходность. Бесцельно протекает время, бессмысленно «завоевывается» пространство: и вот бесцельное и бессмысленное воюют между собой, принося всякий раз в жертву самого чело­века, который от всей этой борьбы «выигрывает» лишь усугубление собственной трагедии. Крепко связанный человек, находящийся в своем жестоком плену, сегодня безнадежно бо­рется, чтобы скинуть свои оковы: он пытается утешить себя всякий раз новыми изобрете­ниями, посредством которых мечтает достигнуть свободы, но оказывается так, что он все больше заключается в темницу, спускаясь, как по спирали, от круга к кругу все глубже и глубже, пока не остановится в точке окончательного осуждения.

Сквозь эти человеческие узы проглядывает облик немилосердного палача, смерти, ко­торая неумолимо поджидает человека и отравляет ему всю его жизнь. Все прекрасное, бла­городное, достойное, способное, что присуще человеческому бытию, будь оно природным дарованием или приобретением в жизни, разрушается и исчезает перед лицом обреченности на смерть. Какое странное гостеприимство оказывает жизнь тем, кто рождается, и каким гру­стным напутствием она прощается с теми, кто уходит! Повинным смерти оказывается живу­щий, и таким же осужденным остается уходящий. Осуждение ужасное и приводящее в тре­пет, осуждение властное и достоверное, осуждение окончательное и невозвратное, осужде­ние без всякой возможности возражения и защиты. Зачем же теперь я мечтаю о таланте, силе, мудрости, мужестве, красоте? Зачем я желаю благ цивилизации, которые будто бы де­лают приемлемой мою жизнь? Ощущение приближающегося жуткого палача отравляет жизнь, и беспрестанная подавленность и скорбь препятствуют всему существованию челове­ка, делая его борьбу за жизнь еще более мучительной. Однако сам человек отыскал этого па­лача и поместил его внутри себя и во всем, что вокруг него, включив его во все пространство своего присутствия. Неиссякаемый источник бедствий и несчастий начинает и заканчивает свое течение в человеке; именно человек носит в себе всю горечь бытия.

В конце концов, если бы даже человек имел возможность вздохнуть свободно, заклю­чив перемирие со смертью и ожидая палача в какой-либо конкретный срок, и это было бы великим для него утешением. Однако этого не происходит! Смерть, подобная всеобъемлю­щему телу, имеет члены и органы и располагается как врожденное качество в экзистенци­альном мире человека. Все виды несчастий, охватывающих и нас и все человечество, все ис­кушения, мучения, все страдания, труды, страхи, — все это не что иное, как органы и челю­сти смерти, непрестанно поедающие бедного человека, пока не препроводят его к окончательному разрушению. Когда мы спрашиваем людей, чем они занимаются, то они обычно отвечают, что работают, зарабатывают, что-нибудь изучают или занимаются еще чем-либо другим. Однако в сущности, если задуматься, люди не занимаются ничем иным, как только ведут борьбу со своим палачом, со смертью и ее органами! Именно так, друзья мои. Одно непрерывное сражение без передышек вот что отличает человеческую жизнь, потому что человек уже по необходимости присоединился к смерти: смерть стала его «те­лом». Это трагическое положение описывал апостол Павел, когда говорил: Окаянен аз чело­век; кто мя избавит от тела смерти сея (Рим. 7, 24)?

Человек без Бога, сделавший своими божествами развращенные страсти и придав мате­рии виды и образы, которые его удовлетворяют, сочинил и соответствующее себе «еванге­лие»: «Твоя смерть есть моя жизнь». И теперь относится к исполнению этой заповеди как к настоятельной необходимости! И это потому, что, как говорит апостол Павел, не искусиша имети Бога в разуме, сего ради предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная (Рим. 1, 28). Происходит согласно отеческому изречению: «Ум, удалившийся от Бога, становится ли­бо скотоподобным, либо демоноподобным»[61]. По этой причине люди вообразили свою тюрь­му царским дворцом и, более того, начали судить один другого, а затем опустились до кан­нибализма, явного или лицемерного, прикрытого или неприкрытого, и предались антропофа­гии. А разве не таково общее для всех людей евангелие? Целые народы и племена стоят перед суровым идолом взаимных обвинений, умоляя его дать им одним продолжение жизни на земле. «Твоя смерть моя жизнь», — предписывает он, делая эту заповедь законом общест­венной жизни. Обратите, братия мои, свой взор к тому, что происходит на международных симпозиумах и конференциях, посвященных «мироустройству», чем занимаются различные международные организации, и вы во всех подробностях увидите этот жуткий образ челове­чества, изгнавшего из своей среды Бога!

Итак, поскольку человек отделил себя от Бога, предавшись иллюзии самому стать бо­гом, но став, вопреки этому, неким своенравным дьяволом, по образу того, кто ввел его в за­блуждение, он унаследовал в качестве воздаяния тление и смерть. Это всечеловеческое паде­ние и осуждение на смерть было настолько трагичным, настолько чудовищным, настолько безусловным, что нужна была какая-то сила, по крайней мере аналогичная той, которая при­вела к катастрофе, чтобы можно было вернуть человека в прежнее состояние. Этот долг ну­ждался в равноценном возмещении, чтобы быть оплаченным. Разные праведники и благо­честивые люди, жившие в различные времена, понимали масштабы случившейся беды, и ка­ждый из них по-разному обращался к Тому, Кто, как они верили, мог исцелить рану и оплатить долг. Кто-то молился так: Господи, приклони небеса и сниди (Пс. 143, 5); и снова: Господи Боже сил, просвети лице Твое, и спасемся (Пс. 79, 20). Другой говорил: Снидох в землю, еяже вереи ея заклепи вечнии; и да взыдет из истления живот мой к Тебе, Господи Боже мой (Иона 2, 7). И опять: Изведи из темницы душу мою (Пс. 141, 8); и в другом месте: Приими оружие и щит, и востани в помощь мою (Пс. 34, 2).

Человеколюбивый Спаситель, вняв этому жалобному плачу и этим нескончаемым ры­даниям, которые целые века (от первозданного Адама до праведного Захарии) обращало к Нему несчастное человечество, наконец «приклонив небеса» сошел на землю, когда при­шло предопределенное исполнение времен, и упразднил наше смертное осуждение, воскре­сив мертвого человека. Было невозможно, чтобы кто-то другой обновил потерявшую через грех и смерть свой образ природу вещей, кроме только Самого Первого Творца и Создателя этой природы. Только Тот, Имже вся быша (ср. Ин. 1, 2), Тот, Который рече, и быша; повеле, и создашася (Пс. 32, 9; 148, 5), Единственный был способен и долг наш искупить и помра­ченный образ, человека, обновить.

Завистию дьяволею смерть вниде в мир (Прем. 2, 24) и пленницами своих грехов кийж-до затязается (Притч. 5, 22). Царствова смерть от Адама даже до Моисея и над несогре-шившими по подобию преступления Адамова (Рим. 5, 14). И вот образом, подобающим


и достойным божественной мудрости, Христос, Божия Сила и Божия Премудрость (1 Кор. 1, 24), неизменный Образ Отечь (2 Кор. 4, 4), Единородный Сын Божий (ср. Ин. 3, 18), Сия­ние Славы и Образ Ипостаси Его, нося всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1, 3), благоволил жить в месте нашего изгнания и совершить наше исцеление.

Так начинается практическое осуществление Божественного Домостроительства[62]. Все действия величия Божия обнаруживали силу Его божественных свойств. Своим снисхожде­нием Бог явил миру Свою божественную благость; образ, посредством которого Он появился в мире, свидетельствовал о Его премудрости, а Его действия, направленные на наше исцеле­ние, показывали Его справедливость. Несмотря на то, что образ божественного снисхожде­ния остается для нас тайной, богоносные Отцы объясняют нам некоторые из причин Его во­площения, чтобы мы могли подивиться великим делам Божиим. Так, в качестве первой при­чины божественного воплощения Господа называется Его желание спасти и более крепко сжать в Своих объятиях, в недрах Своего Божества, божественный образ, человека, которого через грех дьявол сумел привести в негодность, пытаясь изменить таким путем божествен­ные замыслы. Другая причина, которую приводит св. Исаак Сирин, состояла в желании Бога скрыть Свое Божество под материей человеческой природы, чтобы тварь могла через нее увидеть Его и приблизиться к Нему, не опалившись от приближения, как это случилось бы при непосредственном и открытом соприсутствии с людьми Божества. Другой причиной бы­ла воля Божия ввести дьявола в заблуждение тем же средством, которое использовал и тот при совращении человека, чтобы таким образом низложить власть дьявола. Как падший ан­гел использовал природу и вид змея и не явился человеку таким, каков он есть на самом де­ле — то есть демоном, — но хитростью и обманом сбил Адама с пути, так и теперь Господь и Бог наш Иисус Христос скрыл Свое Божество в человеческой природе, восприняв которую, Он ввел в заблуждение первого обманщика.

Дьявол, конечно, подозревал, что что-то здесь не так, потому что знал из Писаний, что в какое-то время на землю придет Искупитель, чтобы упразднить его власть, но он не был уверен, пришло ли уже то время. Поэтому он и проводил различные эксперименты, чтобы убедиться в той или иной возможности. Так, когда Господь наш после Своего Крещения удалился в пустыню и начал поститься и молиться, он приблизился к Нему и стал испыты­вать тремя видами известных нам искушений, чтобы понять, действительно ли это Тот, о Ко­тором говорилось, что он упразднит его власть. И мы видим, с каким благоразумием и муд­ростью Господь отвечал ему, не дав никаких сведений о Своих божественных свойствах: дьявол не должен был знать о подлинных обстоятельствах божественного Домостроительст­ва, потому что в противном случае он не осмелился бы вступить в прямую войну с Богом, чтобы не потерять и той добычи, которую он успел приобрести, и самого себя уберечь от по­зора и погибели. Он видел чудеса, совершаемые Иисусом, но одновременно видел в Нем и природные человеческие немощи, и приходил в недоумение. Господь уставал, хотел пить и есть, боялся, прятался, смирялся, говорил: Прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38; Мк. 14, 34): все это дьявол видел и сомневался, мог ли Иисус быть одновременно и Бо­гом. И вот попался на приманку.

Через божественное домостроительство, совершенное Христом, должно было быть уп­разднено двойное зло, приведшее человеческий род к катастрофе: дьявол и смерть. После того, как человек добровольно послушал дьявольского совета и стал нарушителем божест­венной заповеди, он по необходимости подчинился и смерти, и с тех пор все человечество подлежало этому наследственному осуждению. Царствова смерть от Адама даже до Мои­сея и над несогрешившими по подобию преступления Адамова (Рим. 5, 14). Грех непослуша­ния, который предшествовал самому нарушению заповеди о вкушении от древа, справедливо


подчинил всю человеческую природу смерти. И теперь должен был найтись такой человек, который не имел бы греха, чтобы ад ввел его в свое царство, и таким образом была бы спра­ведливо осуждена его ада власть как незаконная. Но откуда было взяться такому, кото­рый был бы рожден по природе человеком и был бы свободен от праотеческой болезни? Та­ким образом с человеком, не имеющим греха, должен был сосуществовать Бог, Который, бу­дучи величайшей Силой и Самой Жизнью как она есть, мог бы навсегда упразднить смерть на всем пространстве прошлого, настоящего и будущего, чтобы вся совокупность человече­ства могла получить свободу.

Такова премудрость, которая сопутствовала вочеловечению Бога Слова. Через вопло­щение от Своей Приснодевы Матери без нетления и помимо естественных законов, которым подчинялись остальные люди, Он был свободен от прародительского греха и следовательно был безгрешным. А через неслитное единение двух Его природ в одной и единой Ипостаси Божественного Слова, Он стал Богочеловеком, имеющим в Себе и божественное и человече­ское, и таким образом воссоздал бывший испорченным образ Божий, преобразив его в Ново­го Человека, Нового Адама, сотворенного по Богу (см. Еф. 4, 24). После этого Господь при­общился и к смерти, чтобы искупить наш всечеловеческий долг.

Хотя главным страданием Господа нашего является Крест, через который была побеж­дена смерть, тление и всеобщее осуждение, наши Отцы объясняют смысл и значение и дру­гих страданий Христовых. Поскольку преступление первозданных людей не было простым отказом, простым прекословием, но за ним последовало и практическое осуществление не­послушания заповеди Божией, после этого естественно было, что понадобилось врачевание и всех этих действий. Так что все действия, в которых выявилось преступление первого Адама, противоположным образом воспроизводятся Новым Адамом, Господом нашим Иису­сом, чтобы быть уврачеванными от болезни преступления. Простерла Ева руки, чтобы взять запретный плод? Простер и Иисус наш Свои руки на Кресте! Нарушил заповедь Адам и про­явил непослушание? И наш Иисус стал послушным даже до смерти (Флп. 2, 8)! От древа был взят плод? На Древе был повешен и наш Искупитель! Садом было то место, где Адам согрешил и откуда был изгнан? Садом была и Гефсимания, где Иисус наш был предан! О ра­венстве Богу и о славе мечтал Адам, когда совершал преступление? Бесчестие и оплевание принял наш Господь! Волчцы и терния наследовал в своем изгнании Адам? Терновым вен­цом увенчивается и Иисус! Приятный вкус почувствовал Адам от вкушения плода? Желчь и уксус вкушает Господь наш! Через Еву, сотворенную из ребра Адамова, пришло заблужде­ние? В ребро пронзается Иисус, чтобы излились «кровь и вода» составляющие вещества таинственного очищения человеческой природы! И вообще все действия Адама, в которых выразилось падение, врачуются Спасителем противоположными соответствующими дейст­виями с приобщением к страданиям.

Но центром и средоточием всех действий, предпринятых Богочеловеком ради нашего спасения, является Крест, на котором совершилось великое чудо, самое великое чудо, о ко­тором кто-либо слышал, сосредоточившее в себе все мировые события, положившее одно­временно начало и конец прошлому, настоящему и будущему исторической жизни народов. На Кресте рождается подлинная жизнь и история вечности, отсюда начинается единение всех сущих, живших прежде, живущих теперь и имеющих появиться на свет. Отсюда берет начало упразднение и уничтожение смерти и тления. Здесь рождается залог безопасности на все времена и века и осуществляется вступление всей твари в состояние «соучастия» в божественных дарованиях и благодеяниях, как это замыслил Господь при начале создания мира. Преступление и падение Адама воспрепятствовало благоволению Божию освятить и сделать совершенной всю тварь посредством свободной воли человека. Крестная Жертва Господа нашего и есть именно то начало, которое возвращает тварь к ее первоначальному назначению, к ее славе. Якоже о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут (1 Кор. 15, 22). Аще бо прегрешением единаго мнози умроша, множае паче Благодать Бо­жия и дар Благодатию Единаго Человека Иисуса Христа во многих преизлишествова[63] (Рим. 5, 15). Это так и есть. Ведь никто из нас не сомневается, что Воскресение Господа нашего — это, в некотором смысле, раздача всех дарований, которые мы описали выше, а корень, из которого все они произросли и принесли плод, — это Крест. Крест есть слава нашего Ии­суса, поэтому и Иоанн Богослов говорит, что до Крестной Жертвы Иисус не у бе прославлен (Ин. 7, 39). И если жатва совершена была в Воскресении, то зрелые плоды урожаю принесли Крест и Страсти Христовы.

Итак, Всесильное Слово, соединившись с нашим естеством и Своим вседобродетель-ным житием исцелив все наши немощи и страсти, всю склонность к жизни не по природе, ставшую плодом нашего разума, который прилежит на злая от юности нашей (ср. Быт. 8, 21), взошло наконец на Крест, считавшийся проклятием, и вместе с проклятием, унаследо­ванном человеческой природой, упразднило и саму смерть. Для Великого Устроителя наше­го обновления весьма естественным было пожелать всецело излечить то, что Он принял, то есть человеческую природу. После того, как Господь словом и делом показал, что добро­детель соответствует нашей природе, Он уврачевал раны, нанесенные человеку смертью, ко­торые символизировали одновременно и наши душевные недуги. Так, Он исцелил слепых, хромых, прокаженных, сухих, согбенных, расслабленных, находившихся в пленении сата­ной, то есть все, что обозначало органы смерти, а затем через Крест подступил к самой смер­ти, чтобы упразднить и ее, и таким образом, по словам апостола Павла, избавил сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе (Евр. 2, 15). Господь обратил средст­во бесчестия и страха, символ проклятия и ужаса в символ победы и торжества, в оружие си­лы и защиты для человеческой природы во все роды и века. Так что сейчас все призывающие силу и предстательство Креста попирают всю силу дьявола и смерти. Через Благодать и силу Креста побеждается сила греха, усмиряются страсти и привычки, изменяются больные нра­вы, верные просвещаются в выборе воли Божией и преуспевают в добродетелях, достигают терпения, кротости, праведности, непорочности и восходят к первому и самому большому добру — сочувствию и любви к ближнему.

Господь наш Иисус Христос, поднявшись с земли на Крест, поднял и приблизил к Себе и тех, кто уверовал в Него, и освободил их от бесполезных и полных страданий попыток из­бавиться самим из плена греха. Вися на Кресте, Он возвысился посреди Неба и Земли и рас­простер Свои объятия, так что охватил все творение и возвестил всем мир, дальним и ближ­ним, и стал Сам для всех миром, все разлученное приведя к единству и разрушив стоявшую между ними преграду, в одном Теле примирил всех с Богом посредством Своего Креста, убив вражду на нем (см. Еф. 2:14,16). Согласно апостолу Павлу, истребив еже на нас руко­писание... и то взят от среды, пригвоздив е на Кресте; совлек начала и власти, изведе в по­зор дерзновением, победив их в Себе (Кол. 2, 14-15). Недоставало только Его сошествия во Ад, чтобы и сущим в темницах духовом сошед проповеда, как сказал об этом апостол Петр (1 Пет. 3, 19). Потому что Создатель и Владыка всяческих, восшедый превыше всех Небес, Той есть и сшедый прежде в дольнейшыя страны земли, да исполнит всяческая (ср. Еф. 4, 10).

На этом месте стоило бы чуть-чуть задержаться, чтобы описать некоторые события, ко­торые не хотелось бы упускать из виду. После того как Моисей завершил свою миссию в ка­честве вождя и защитника еврейского народа и передал власть своему преемнику Иисусу Навину со всеми обетованиями и благословениями, какие давал Бог Израилю, он написал прискорбную Песнь (2-ая Библейская Песнь), в которой выразил всю свою боль и горечь, так как предвидел, что народ не подчинится и поэтому не будет удостоен благословений и обе­товании, которые были ему обещаны Богом. Подобным образом и Христос, истинный Иску­питель и единственный Спаситель мира, когда завершил путь Своего всеспасительного «умаления» и благоволил предать Себя на распятие, также предвидел, что не спасутся все люди, за которых Он пожертвовал жизнью. Именно по этой причине в тяжелейший момент Своих страданий, вися на Кресте, Он отверз иссохшие уста и сказал жажду. И хотя действи­тельно острая боль от продолжительного страдания вызвала у Него естественное чувство жажды, но восклицание жажду не было выражением телесной жажды Того, Кто в течение сорока дней поста вообще ничего не ел и не пил. Его жажда была выражением охваченного огнем любви всеблагого сердца, которое жаждало спасения всех людей. Жертва Спасителя была так велика, что ею могли бы спастись живые миры всех небесных тел, если бы они бы­ли населены. Слово жажду, сказанное Иисусом, есть одновременно острое жало обличения всякого разумного существа, всякой совести и всякого сердца, удостоившегося божественно­го познания и по нерадению предающего Его любовь. Это слово — пламенное обличение всякого безразличия, всякого непщевания, всякого предательства сей великой жертвы, кото­рая ни раньше, ни сейчас, ни в будущем не сможет быть как должно описана. Горящее любо­вью к нам сердце Спасителя выразило это чувство палящей жажды, продлившее Его всепре-чистые страдания, чтобы вызвать умиление и разбудить бесчувственных и жестокосердных людей, которые и сами не входят, и другим препятствуют (см. Мф. 23, 13).

И здесь перед нашим взором раскрывается некая тайна, повергающая в замешательст­во: мы видим, как любовь Божия во всей своей силе распространяется среди людей, присуж­дая их к бессмертию, богоподобию и усыновлению, а человеческая порочность в свою оче­редь отказывается от этого приношения. То, чего заслуживал бы любой человек, даже преда­тель и злодей, — чаши холодной воды — «не заслужил» величайший Благодетель человечества. Тот, Кто Своими сверхъестественными чудесами привел в изумление всю иу­дейскую землю, Иже пройде все окрестности благодетельствуя и исцеляя вся (ср. Деян. 10, 38), Тот, Кто делами учил миру, сочувствию и любви, когда осужденный на смерть восклик­нул жажду, вместо воды был «облагодетельствован» желчью и уксусом. Какая слепая вещь — человеческая порочность! Тут удобный повод сравнить: пусть каждый исследует самого себя и, смотря по внутренним побуждениям, постарается рассмотреть, на какой почве он стоит, — ведь история повторяется.

И вот, наконец, когда сладчайший наш Иисус, Агнец Божий, взявший грехи всего мира (Ин. 1, 29), в очередной раз испробовал неблагодарность от тех, кого Он облагодетельство­вал, и когда уже вполне совершилась Отеческая воля, тогда Он произнес Свои последние слова. Поскольку люди из Его окружения не приняли приношения Его любви, и беззаконная толпа, как говорится, «не восхоте разумети», поскольку также не оставалось никакого со­мнения в том, что их каменные сердца придут в умиление, Господь наш обратился к Своему Небесному Отцу и, так сказать, настоятельно попросил в качестве услуги простить Его рас-пинателей: Отче, остави им, не ведят бо, что творят (Лк. 23, 34). Слово, приводящее в смятение и замешательство! Кто другой мог произнести его, как только не Сам Богочело­век? Один этот голос, одна эта молитва были способны убедить всю вселенную, что Он и только Он есть Единородный Сын Божий.

И приклонив главу, предаде дух (Ин. 19, 30). Таинство таинств! Нам известно, что вся­кий умирающий человек сначала «предает дух», а потом «приклоняет главу», тогда как Ии­сус сначала приклонил Свою главу, а уже потом, когда восхотел и как благоволил, отдал Свой дух. Что это было в Его власти, а не совершилось, как у простых людей, по необходи­мости, видно также из Его слов: Аз душу Мою полагаю... область имам положити ю и об­ласть имам паки прияти ю (Ин. 10, 17-18). Святой Иоанн Дамаскин, в одном из своих по­этических произведений, говорит: «Страхом к Тебе, яко рабыня, смерть повелена приступи Владыце Живота...»[64] Сказав последнее Свое слово совершишася, Христос испустил дух и ис­полнил все домостроительство величайшей тайны предвечного совета Божия.

Всем этим Господь исполнил Свое приношение, совершенное, согласно Павлу, в немо­щи (см. 2 Кор. 13, 4), и этим приношением Он как Сын Человеческий завершил восстановле­ние и воссоздание нашей тленной природы. Святой Афанасий Великий в «Слове о Страстях Господних и о Кресте» говорит следующее: «Ибо Он сошел, чтобы приготовить нам восхож­дение, и изведал рождение, чтобы мы через Него стали друзьями Нерожденному. Он стал ради нас немощным, чтобы мы восстали в силе и воскликнули, подобно Павлу: Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп. 4, 13)... Народ срывает с Него хитон, то есть кожа­ные ризы, в которые мы все облеклись через Адама, чтобы вместо них мы могли облачиться во Христа... За нас Он страдал и о нас заботился, чтобы мы перестали страдать»[65]. Кроме то­го, Господь принял в руку трость, чтобы сокрушить ею глиняные сосуды, и, что наиболее таинственно, чтобы посредством этой трости как инструмента для письма подписать нам свободу, а нашему врагу — дьяволу и смерти — уничтожение.

Обратимся же теперь к тем благодеяниям Иисуса, которые Он совершил не в немощи, как человек, а в силе, как Бог. Когда причины, приведшие к осуществлению домостроитель­ства, миновали, то Всесильный Бог Слово, вчера пострадавший как Сын Человеческий, от­крывается ныне во всей Своей боголепной силе. Вчера слуги Пилата Его били, а сегодня молнией своего Божества Он Сам побивает царство ада и смерти. Вчера книжники, фарисеи и несчастный народ иудейский потешались над Ним — Уа, разоряяй церковь и треми деньми созидаяй, спасися Сам и сниди со Креста (Мк. 15, 29-30), — а сегодня Он торжествует и устрашает начальников тьмы и ада.

Едва Господь наш Иисус Христос сошел Своею обоженной душою во ад, за Ним по­следовали все Небесные силы. Конечно, не для подкрепления, — ибо какое подкрепление требуется Всесильному Слову Божию, Который носит всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1, 3)? — но для услужения и, даже больше, для того, чтобы Его творение могло подивиться великим советам и замыслам Бога, посредством которых Он осуществил Свое неизреченное домостроительство, чтобы возглавити всяческая, яже на Небесех и яже на земли в Нем (Еф. 1, 10), и не только на земли, но и под землею. Все Небесные силы с большим умилением пе­ли: «Свят, Свят, Свят Сущий и Бывший и Грядущий Царь Сил Небесных», и привели в смя­тение мрачные темницы адовы. А князь тьмы и все его отступнические силы, почувствовав, что пришел час их осуждения, предприняли последнюю попытку защититься.

Приведем на эту тему некоторые мысли, украшенные живыми образами, заимствован­ные нами из соответствующего Слова великого Отца нашего Епифания. Когда воинства Не­бесных Сил, предшествовавшие Господу, приблизились к вратам ада, они воскликнули к прятавшимся там властителям тьмы: Возьмите врата, князи, ваша, и внидет Царь Славы (Пс. 23, 7). И будто бы не ведая, что означает этот возглас, мрачные обитатели ада трусливо и смущенно отвечали: Кто есть Сей Царь Славы (Пс. 23, 8)? Никогда и никто еще не спус­кался до адских владений, имея такую власть. «А что если это Тот, — думали они, — Кто восхитил из наших кладовых сына вдовицы, дочь Иаира и четверодневного Лазаря? Что если это Тот, Кто изгонял наших прислужников из людей и исцелял болезни и недуги, которые мы производили в них? Ведь это мы позаботились о том, чтобы те из людей, кто служит на­шей воле, распяли Его, и Он не сопротивлялся, но всем Своим видом выражал немощь и страх и даже молился: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя оставил еси (Мф. 27, 46)? Он жаж­дал, и мы дали Ему желчь, и как вы теперь говорите Царь Славы?» И Небесные Силы повто­рили со властью: «Возьмите врата, князи, ваша, и не медлите, не спрашивайте, не сомне­вайтесь, не оправдывайтесь!» Когда же темные силы замешкали и стали друг друга спраши­вать: Кто есть Сей Царь Славы? — Небесные Силы воскликнули с дерзновением: Господь Сил, Той есть Царь Славы! (Пс. 23, 10) И при этих словах сокрушились врата, побеждены были запоры и окончательно сломлен вход в мрачные темницы адовы. Тогда страх, трепет и ужас охватили князей тьмы, которые бежали в глубочайшие пещеры и приюты адские, пря­чась от лица Славы Господней. Тогда нерушимыми узами связан был тиран, и отнята вся его власть и сила над человеком, так что больше он не властен над теми, кто верует в Господа Иисуса Христа и следует за Ним. Предвидя это, Давид говорил: Врагу оскудеша оружия в конец (Пс. 9, 7).


Когда Господь молнией Своего Божества осветил все области мрачного ада, Он напра­вился к первозданному и первому смертному человеку, нашему праотцу Адаму, который держался адом глубже всех людей. Тогда Адам встал и сказал в изумлении всем бывшим много веков рядом с ним людям: «Друзья мои и чада мои, я слышу знакомый звук шагов; это тот звук, который я слышал и в тот роковой предвечерний час, когда я скрылся в райском саду из-за своего преступления. Если это действительно Тот Самый, и Он идет сюда к нам, то приободритесь, потому что приблизилось наше избавление!» Когда Адам еще говорил эти слова, Господь предварил его Своим явлением, показавшись ему в Своем богочеловеческом образе. Тогда ударяя себя в грудь, старец Адам воскликнул: «Господь мой со всеми нами!» Иисус отвечал ему: «И со духом твоим! Воскресни, творение Мое, воскресни, образ Мой, воскресни и восстань от мертвых и тебе воссияет Бог; воскресни, восстань, идем отсюда! Твое место не в аду, но на Небе. Я сотворил тебя не для ада, но для жизни, и от тебя позаим­ствовал твою природу, став твоим потомком и сыном, чтобы подарить тебе усыновление От­ца Моего. Воскресни, восстань, идем отсюда!»

Мы верим, что так, возлюбленные, через снисхождение Бога Слова в полноте соверши­лось обновление творения и воссоздание человеческой природы, согласно с Преданием на­шей Святой Церкви. Через ипостасное единение Бога с тварью, человеком, Слово Божие пе­редало и продолжает передавать Свои боголепные милости всему творению, и особенно че­ловеку, которого Оно соделало, согласно апостолу Павлу, Своим сотелесником (см. Еф. 3, 6). Мы больше не странни и пришельцы, но сожителе святым и приснии Богу (Еф. 2, 19), также и сотелесны Ему, поскольку Он соединил нас со Своим Телом, то есть с Церковью.

Приведем по этому поводу некоторые мысли одного выдающегося церковного бого-слова[66]. После того, как Бог Слово стал плотью (Ин. 1, 14), в Теле Своем Он осуществил все домостроительство спасения мира, и таким образом Тело Его стало Церковью, в которой не­прерывно продолжается спасение мира от всех факторов, производящих смерть и тление. Это то, что подчеркивает и апостол Павел, когда говорит, что Спаситель действовал в его теле (ср. Флп. 1, 20). Через свое вочеловечение Господь вводит нас в кровное родство с Со­бой. Новый Завет, утвержденный на Крови Богочеловека Христа, не есть завет, основанный на словах, либо научении, либо на законе, либо на заповеди или каком-то другом договоре, но это завет на Крови Бога и Человека, Крови, которая есть источник и причина всех живо­творящих и чудотворных сил, осуществляющих богочеловеческое домостроительство наше­го спасения. Слова Апостола: Возглавити всяческая о Христе, яже на Небесех и яже на зем­ли в Нем (Еф. 1, 10) означают не что иное как вхождение во Христа, «охристовление» всего. Они означают подчинение всего одной главе в едином теле, Теле Христовом, Церкви, и дос­тижение таким образом божественной и вечной цели, которая есть исполнение Исполняюща-го всяческая во всех (Еф. 1, 23). Вот каково таинство Божие, Евангелие, благая весть, откры­вающая весь смысл существования неба и земли, вообще всех творений. Евангелие — это Богочеловек Христос в нас, во всей полноте Своего богочеловеческого существа, со Своим образом во всем, из чего состоит наша природа. Таинство Божие, Евангелие, состоит в том, чтобы Христос жил в нас, а не мы в себе, в том, чтобы мы стали христообразными во всем нашем существовании и чтобы Его облик отражался во всем, что мы есть. Это достигается в Церкви через божественные таинства и святые добродетели. Каждое таинство и каждая добродетель образуют в нас этот божественный облик, возрастающий в нас до тех пор, пока все эти добродетели и таинства постепенно не создадут в нас в полноте этот образ Божий. Покаяние, пост, молитва, общение, вера, любовь, кротость должны возделываться с терпени­ем в нашей жизни, доколе не вообразится Христос в нас (ср. Гал. 4, 19). Именно Христу, а не кому-либо другому, даже не нам самим, надлежит отпечатать Свой образ внутри нас. Без Христова образа в себе человек не кто иной, как только животное или демон. Подвизаясь в жизни во Христе, мы постоянно соучаствуем во всем Теле и жизни Христа и становимся, каждый в отдельности и все вместе, вторыми христами: мы участвуем во всех боголепных


дарованиях, переданных нашей природе через Святые Страдания и через Воскресение Само­го Господа Иисуса Христа. И хотя мы на земле, однако жительство наше на Небесех есть (Флп. 3, 20), и притом, что мы находимся среди людей, живот наш сокровен есть со Хри­стом в Бозе (Кол. 3, 3). Так что горняя мудрствуйте, а не земная (Кол. 3, 2)!


СВЯТЫЕ ОТЦЫ И НАШЕ РОДСТВО С НИМИ[67]

Прошло не так много дней после того, как наша Церковь праздновала великое таинство мироспасительного Домостроительства, осуществленного снисхождением Бога Слова. При­знаем, что до сих пор наши души волнуют все эти события, в которых выразилась любовь Божия к нам, и мы восхищаемся воспоминанием о дарах и благодеяниях, которыми облаго­детельствовал нас через Своего Возлюбленного Сына наш Небесный Отец.

Сегодня, однако, мы видим нечто также достойное удивления и приносящее великую пользу. Сегодня мы видим, как во всей силе и полноте подтверждается истина обетовании Господа нашего Иисуса, сбываясь на нашей собственной природе. Все что Он показал нам Своим вседобродетельным житием и чему научил в словах, творя и уча (Деян. 1, 1), с точно­стью запечатлевается в жизни празднуемых сегодня трех великих светильников Церкви. Эти доходящие до небес столпы Церкви, духовнодвижимые трубы, совершенные орудия Благо­дати, ставшие таковыми через вселение Святого Духа, возлюбившие Бога от всего сердца, обратились теперь снова к нам, то есть ко всему несчастному и немощному человечеству, и стали всем вся, согласно Павлу (1 Кор. 9, 22), чтобы непременно спасти желающих, потому что сами сделались надежными и достойными доверия руководителями для всех родов. Не будет дерзостью сказать, что если Церковь лишилась бы писаний и наставлений всех ос­тальных Отцов, достаточно было бы только писаний этих трех светильников, чтобы воспол­нить всех остальных и управить любого человека ко спасению. Ни одна сторона всего наше­го церковного Предания, от альфы и до омеги, от начала и до конца, начиная с дел и кончая созерцанием, не была для них чуждой. Все практические добродетели, все духовное восхож­дение, очищение и просвещение, в которых заключены уподобляющие Богу добродетели и божественные дарования, — все это пребывало в этих блаженных Отцах. Эти светильники внесли незаменимый вклад в глубину богословия, триадологии, христологии и эсхатологии, описали таинства Промысла Божия, а затем и законы акривии и икономии в отношении мно­гостороннего делания покаяния, изложили, каков душевный склад христианина и в чем со­стоит опыт личной жизни каждого верующего.

Господь наш Иисус Христос, Сама Истина, есть Глава Тела Церкви. Каждый верный член Церкви — это одновременно и образ истины, живущий по своим силам в божественной реальности. На историческое пути нашей Церкви встречались личности, всецело жившие в этой божественной реальности. Возлюбят от всего сердца Бога и ближнего больше самих себя, они вполне приняли Христа и получили от Него почесть пасти стадо Его овец. Их-то мы и называем Отцами Церкви. Дух Святой, Который есть жизнь и дыхание Церкви, взра­щивающий и обучающий ее чад, особенно же Отцов как по преимуществу работников и управителей в ее недрах, действует и говорит через них, потому что они оказались способ­ными воспринять в себя божественные озарения и просвещения. Слово отец этимологически объясняется как хранитель всего, тот, кто блюдет все, одновременно порождает и творит[68]. Этим свойством вполне обладают наши Отцы в их заботе о Церкви, потому что их дело, их мысль неразрывно связаны с ее искупительным делом. Поэтому ни Церковь невозможно по­мыслить без Отцов, ни Отцов без Церкви. Это значит, что Отцы — произведения Святого Духа, Его плоды, поэтому мы обязаны оказывать им доверие и послушание.

Когда мы говорим о святоотеческой традиции, мы не впадаем в филетизм, а просто подчеркиваем существо той реальности, к которой принадлежим, потому что не по своей во­ле, но от Святаго Духа просвещаемы, глаголаша святии Божии человецы (2 Пет. 1, 21). Св. Иоанн Дамаскин говорит: «Духом Святым говорили и Закон и пророки, евангелисты и апостолы, пастыри и учители»[69]. Наш Спаситель и Архипастырь Христос поместил Отцов в разные временные периоды, и они говорили в Церкви то, чему были научены Святым Ду­хом, стяжав этот дар не без подвигов и усилий, так что привнесли в развитие Предания некий опыт, некое приобретенное богатство. Увеличение этого богатства в Предании не изменило и не улучшило существующей истины, но, как говорит св. Василий Великий, просто усовер­шенствовало наше восприятие истины, никак ее не изменив, как это было бы свойственно еретикам[70]. Богоносные Отцы, будучи просвещены Духом Утешителем, «едиными устами» каждый на своем собственном наречии и для своего времени и условий, донесли до нас, как бы согласившись предварительно между собой, отголоски единой истины, и никто из них никогда не расходился коренным образом с теми, кто был до или после него, но излагал или истолковывал открытую ему истину, совершенствуя посредством добавления знания Тело Церкви. Так что когда Всесвятой Дух просвещал в тот или иной момент истории одного из Отцов для решения какой-либо серьезной проблемы, это решение применялось и подходило затем ко всем эпохам, не меняя своего существа от того, что Церковь порой приводит это решение в соответствие с каждым конкретным случаем подходящим для этого образом.

Итак, благодаря просвещению от Бога, Святые Отцы, получив дарования от Святого Духа, заслужили авторитет в православном богословии, которое является мыслью и разумом Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой.

Всегда юный призыв нашей Церкви «к Отцам, к Отцам!» становится сегодня наиболее настоятельным, потому что видимое ныне повсюду неверие и отречение не только с бого­словской точки зрения опустошило народы, но и глубоко изувечило вообще их нравствен­ную жизнь. Обращение к Отцам есть единственное избавление от беды, охватившей вселен­ную, потому что в их добродетельных житиях мы найдем все правила жизни от начальных трудов до совершенства, от простых норм поведения до состояний познания самих себя и своего предназначения. В их биографиях каждый найдет то, что подходит ему по характеру или что его больше в данный момент занимает. В житиях святых можно встретить все воз­расты, все положения, любые характеры, какие угодно обстоятельства — обо всем там напи­сано. В писаниях Отцов излагается все искусство невидимой брани, виды прелести и состоя­ния Благодати, все естественные изменения, даруемые верой, от догматов до простых форм Предания, дается полное понимание принципов акривии и икономии и всего того, что на­правляет нас к стяжанию Христова ума (1 Кор. 2, 16), которым обладали и наши Святые От­цы.

А что сказать о делании покаяния, в котором все мы так нуждаемся? Кто еще с такими подробностями и ясностью описал образ восхождения по этому пути и показал достижи­мость покаянного чувства для любого характера, возраста и положения? Они стали нашими отцами и по имени, и в жизни. Возлюбив Бога от всей души и ближнего как самого себя, ис­полнив всецело божественные заповеди и став чистыми и освященными, они обратились к миру и подъяли по закону «соучастия» наши недостатки. Как Христос наш, будучи без­грешным, пострадал и умер за наши долги, так и верные Его ученики, Отцы, достигнув соб­ственного совершенства, повернулись к нам и приобщились к нашим искушениям, по закону отношения родителей к детям.

Это весьма умилительно, но это реальность, что мы, находясь в такой греховности, об­ретаем сыновнее родство с нашими Святыми Отцами, посредниками за нас перед Небом. Здесь исполняется слово, сказанное пророком Исайей: Блажен иже имеет племя в Сионе и южики во Иерусалиме (Ис. 31, 9). Своим примером, своими молитвами и писаниями, они передали нам в наследство результаты всех своих трудов и всего опыта, так что нам остается только хвалиться и крепко держать в своих руках оставленные ими заветы. Откуда нам из­вестны богословские тонкости нашей веры? Откуда мы знаем о способах осуществления на­шего церковного Предания? Откуда мы знаем о покаянии, добродетелях, о нашем общем враге дьяволе и всей его злобе? Как мы узнаём о таинстве смерти, о смысле Промысла, о пу­тях достижения вечной жизни? Откуда мы берем мужество и дерзновение призывать их и надеяться, что они послушают нас и придут спасти от стольких искушений и опасностей? Если это не завещание, то что же это тогда? Они стали соучастниками страданий Христовых, миновали всю лютость искушений, обрушенных на них князем тьмы и его споспешниками, они, согласно Павлу, прожили в лишениях, скорбях, мучениях, в темницах и ссылках, пре­терпевая увечия, часто даже и смерть, за Церковь, которую они распространили во все роды и на все времена. И мы с вами принадлежим сегодня к современной Церкви, принадлежим вместе с бывшими раньше нас верующими к единому Телу, в котором со всеми святыми со-воздвигаемся и совозрастаем в святой храм Господень, поэтому именно к нам относится все отеческое наследие. Нам принадлежит любовь и родительская привязанность Отцов, нам принадлежит приготовленное через них Царство Христа нашего, к которому они, по Его Благодати, непрестанно нас готовят своим посредничеством.

Выше мы упомянули о нашей родственной связи с Отцами, и теперь рождается законо­мерный вопрос: как осуществить эту связь, как привести в исполнение родственное общение с ними? Что, как вы думаете, должно быть характерно для ребенка, если он имеет отца? Мне кажется, он в первую очередь будет походить на отца, будет иметь что-то в своем характере, в своем поведении, что будет свидетельствовать о его происхождении от отца, — ведь не случайно он имеет туже фамилию. Господь наш Иисус Христос часто указывал нам на Свои характерные черты и признаки и говорил, что если мы хотим, чтобы другие в нас узна­вали Его близких, мы должны и сами иметь эти черты, поэтому-то и мы взяли себе от Него «фамилию» и называемся теперь по имени своего отца-Христа христианами. Так же и Отцы наши, будучи отпечатками своего Архетипа, Его подлинными воспроизведениями, имеют то же желание: назваться и стать нашими настоящими отцами, чтобы возродить нас, преобразо­вав из без-образных в благо-образных, из зло-нравных в благо-нравных, из лукавых в добрых и вообще из грешных и осужденных в праведных и достойных спасения. Того же со своей стороны они хотят и от нас. И вот теперь, чтобы было достигнуто это усыновление, чтобы родство стало реальностью, мы должны проявить со своей стороны доверие и послушание им, обратиться к подражанию их жизни и исполнению их слов, то есть предпринимать что-то такое, через что в нас начнут высвечиваться их черты.

Итак, какой цветок каждый из нас теперь изберет из этого мысленного Рая, какой из них предпочтет и полюбит? Кто сможет обнаружить в глубине своего тоскующего душев­ного бытия некую сокрытую симпатию, которая склоняет его к тому или иному святому, и начнет с верой подражать ему и призывать его? Ах! Я уверяю вас, что результат этих усилий явится немедленно! Воздействие одной личности на другую — естественный закон; и если это верно для естественных законов, то что должно происходить в сверхъестественном при­сутствии божественной Благодати, которой наши Отцы орошены? Когда кто-то с интересом читает какого-нибудь философа или создателя достижения, которым он восхищается, то у читающего не замедлит последовать и проявление качеств автора, так что он даже будет иногда производить действия и говорить слова, напоминающие того, кому он автоматически подражает. А что, по-вашему, будет происходить с нами, когда с ревностью и самоотречени­ем мы начнем изучать наших Отцов?

Отцы наши — не мертвые существа и тени, о которых напоминает лишь то, что они ко­гда-то были в истории, они представляют живое присутствие истины, они — Тело Христово, живые и действующие члены Его. Это само присутствие Христа в святых Его, через которых Он является во все времена и во всех местах и народах; и это сопребывание с нами святых, будучи весьма утешительным, доносит до призывающих их то, чем они обладают, то есть истинную жизнь. Не поймите неправильно, что я так долго задержался на этой теме; скажу вам, что подражание святым — это одно из самых важных средств, которое с разных сторон полезно и необходимо для нас и которое легко приводит к усвоению учения нашей Церкви. Недаром божественный Павел побуждает нас к осуществлению этого закона подражания, называя происходящее в результате действие преображением: Мы же вси, — говорит он, — откровенным лицем славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господня Духа (1 Кор. 3, 18). Говоря славу Господню взирающе, он имеет в виду характер, потому что характер Господа — это слава Его. И сам Павел нас побуждает: Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1). Следовательно, подражание и преображение себя по образу, на который мы ориентируемся, необходимы, потому что это заповедь и справедливый закон, по которому мы сначала были облечены в образ земного и тленного человека, а теперь преображаемся во образ Небесного; и это уже не вопрос выбо­ра, а непременный долг. В миру награждают какого-нибудь скульптора, или художника, или писателя, если ему удастся точно воспроизвести внутренние свойства характера человека с помощью доступных ему средств. Какова же будет наша награда, если мы воспроизведем черты героя нашей Церкви! А ведь святые воистину настоящие герои, которые победили трех наших великих врагов: мир, плоть и дьявола.

Как вы думаете, каков практический смысл нашего пребывания в этом чувственном мире, в котором мы существуем? Он состоит ни в чем ином, как в деятельной вере, то есть в исполнении на деле того, во что мы веруем и что исповедуем. Наша вера, как вера учени­ков Христовых, это не просто признание бытия Божия, так как это само по себе ничего не значит, потому что даже если отречься от Него, Он все равно останется верным Себе (ср. 2 Тим. 2, 13); подлинная вера, чтобы она не считалась мертвой, есть та вера, когда кто-либо, признавая Бога за причину всего сущего, верует и всем Его словам, заповедям, в которых высказана Его святая воля, и изо всех сил подвизается, чтобы эту волю исполнить. Однако сохранение и исполнение воли Божией дается не так легко и не всегда правильно понимается нами, особенно когда мы с головой уходим в заботы о своем жизнеобеспечении. Кроме это­го, существуют еще, как я уже сказал, три великих непрестанно действующих соблазна, ко­торые, если мы даже и хотим сохранить божественную волю, противостоят нам. И наш долг распространяется, таким образом, не столько на то, чтобы планировать, как исполнить заду­манное нами, сколько на то, какой лучший способ избрать для войны и сопротивления на­шим неусыпающим врагам. Во всем этом у нас остается единственный выход: обратиться к нашим Отцам. Только они обладают полноценным познанием. В их житиях мы во всех подробностях найдем всю глубину, ширину и высоту этого делания. Их жизнь, их учение, их духовный облик — это не просто свидетельство об определенном периоде истории, об усло­виях, в которых они жили на земле; во все века до скончания мира им будут подражать те, кто этого захочет и призовет их в помощники. Все мы знаем на опыте о воздействии других на наш характер, особенно когда мы сами ждем от них соучастия, которое к нам часто и об­ращается. И если мы здесь, по слову Господа, умеем даяния блага даяти чадом нашим (Мф. 7, 11), разве не проявят к нам свою отеческую любовь и не подадут помощь Святые Отцы, которые, превзойдя тяжесть тела и завершив борьбу с грехом, непрестанно молятся о нас на Небесах? Божественные Отцы, будучи освященными и обожженными членами Христо­выми, имеют в себе всего Христа, всю Церковь, всю Благодать и все просвещение[71], так что кто подражает им и призывает на помощь, и сам имеет нечто от их свойств и черт характера, и, став таким образом участником божественного просвещения, уже не сможет увлечься ни соблазнительной ложью греха, ни дьявольским лукавством Сатаны. Не будем впадать в заблуждение, дорогие братия, потому что никто из нас сам по себе не сможет пробраться по запутанным тропинкам и извилистым путям невидимой войны без руководителя.


И еще. Поскольку ныне празднуемые великие Отцы Церкви относятся к покровителям образования, будет справедливо, если мы вкратце рассмотрим, как они сами понимали обра­зование и как применяли его к себе. К воспитанию и образованию они относили подлинное образование, исходящее от вышней премудрости, а то, которое исходит от мудрости внеш­ней, они считали листьями дерева, а не плодами. Святой Григорий Нисский называет внеш­нюю мудрость бесплодной женщиной и уподобляет ее дочери фараона, которая, не имея возможности родить, пытается через усыновление чужого ребенка приобрести материнство[72]. Светская философия может создать риторов и литераторов, но не богоносцев и христонос-цев, которых являет вышняя Благодать и премудрость. Если кто-то из вас заметил, в светской этике и так называемой культуре, которой многие похваляются, весьма существенно извра­щены понятия о нравственных ценностях. Даже в том, что касается физических законов о сотворении мира, мнений о Боге и о метафизике, светская мудрость кормит своих чад лишь утомительными мифами. Но самым трагическим следствием всех этих басней, особенно в нынешней культуре, является упразднение семейных уз и фальсификация подлинных доб­родетелей, замененных немощью тех страстей, которые светской нравственностью отнесены к добродетелям. В одном из своих сочинений св. Василий Великий извещает нас, как он смотрел на светское воспитание: «Много времени потратил я на суету и почти все юноше­ские годы потерял в суетных трудах, которые совершал, проводя время в усвоении уроков мудрости, обращенной Богом в безумие... и понял непригодность мудрости князей века сего престающих (1 Кор. 2, 6)»[73]. По этой причине во многих местах своих сочинений он подчер­кивает необходимость внимательности, с которой молодежь должна относиться к свободным теориям, излагаемым их учителями. Вот буквально что он говорит: «Не следует, раз и навсе­гда отдав этим людям, как руль на корабле, управление своим разумом, сопровождать их везде, куда они ни направятся, но, заимствуя у них все полезное, понимать, с чем не стоит считаться»[74]. Эти самые Отцы, чтобы не иметь вреда от контактов с такого типа системами и теориями, которые господствовали в тогдашнем нехристианском обществе, понуждали се­бя к большой строгости и внимательно изучали евангельское учение. Святой Григорий Нис­ский пишет о святом Василии, когда тот был еще студентом, что «в то время как он вскарм­ливался светским образованием, он при этом всегда держался и груди церковной»[75]. Также и св. Григорий Богослов свидетельствует: «Нам известны были две дороги: одна вела к на­шим священным храмам и тамошним учителям; другая — к наставникам светских наук»[76].

Образование дословно означает стяжание образа, то есть характера, соответствующего разумности и достоинству нашей природы. Какой же характер человечества сформировали философские системы князей века сего? Одно простое обращение к истории, древней и но­вейшей, вызовет у нас отвращение от той бездны, куда завели человечество безбожные фи­лософские учения! Гуманистический человек со своим лишенным Бога евангелием достиг лишь того, что, провозгласив принцип «твоя смерть есть моя жизнь», облек доисторическую антропофагию дикого человека культурной оболочкой человека интеллигентного, ученого. Однако даже здесь есть различие: если дикий человек съедал одного или самое большее двух себе подобных, то просвещенный ученый съедает сразу многих — целые общества. Все это результаты одной лишь светской человеческой мудрости, которой Отцы побуждали нас про­тивопоставить нечто другое, что и сами они осуществили с юных лет. В мирских науках не бывает одного и того же твердого положения, из которого можно было бы сделать недву­смысленный вывод, но одна теория со временем сменяется другой, причем ни одна из них не решает всечеловеческой проблемы тления и смерти и, конечно, не ведет к святости. На­против того, вечное откровение евангельской истины всегда пребывает однозначным для личности воспринимающего его человека, оно принимает и довольствует любой характер и любые внутренние качества человека, в какое бы время он ни жил, исцеляет всечеловече­ское несчастье, и все это потому, что откровение это божественно, что оно изливается из са­мосущей Жизни.

Наш великий Воспитатель и Преобразователь говорит: Аз живу, и вы живи будете (Ин. 14, 19), веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин. 11, 25). Итак все мы взираем на нашего Ии­суса. Отцы наши ведут нас к Нему. Пусть же наши школы, мастерские, дома, площади, ули­цы и особенно храмы преобразятся в одно единое Училище, Прообразом которому будет Господь наш. О чем каждый из нас думает, что желает, какие предпринимает действия? Пусть все это поставит под контроль и всякий раз думает: поступил бы так Иисус или нет? И если да, пусть продолжает начатое дело, если же нет, то пусть больше никогда не делает его. Вот где начало правильного воспитания и образования.

Призвав молитвы ныне празднуемых святых и всех преподобных Отцов наших, сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим. Да будет так! Аминь.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СЛОВА РАЗНЫЕ


БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ОБОЖЕНИЕ

На настоящем собрании мы займемся исследованием высшего человеческого идеала — богочеловеческого совершенства и того, что способствует его приобретению. Сам факт, что эта тема обсуждается в условиях нашей бесплодной и рационалистической эпохи, когда поч­ти все толкуется и рассматривается сквозь призму бедных и несчастных вкусов корысти и индивидуализма, является благословенным начинанием и выбором, сулящим большой ду­ховный успех.

Этот светоносный предел — богочеловеческое обожение, — который служит единст­венным по преимуществу предназначением человека, затмился в наши дни темными тучами гуманистической культуры, и люди вместо него взирают на «светлячков» рационализма, от чего теряют ориентиры и направление своего пути. В этой путанице и беспорядочности никакая сила, никакая теория, никакая система или достижение не смогут помочь заблудив­шемуся и уклонившемуся со своего пути человеку найти самого себя и свое главное предна­значение в жизни, если только он не вернется к познанию своего богочеловечества.

Эта высшая истина, которая с явлением Господа нашего Иисуса Христа, Воплощенного Бога Слова, стала вечным всечеловеческим достоянием, не должна оставаться неведомой ни одному из потомков Адама. Эта проповедь не придумана сейчас или в новейшие времена. Она насчитывает уже две тысячи лет, и во все предшествующие века Церковью и ее чадами были предприняты титанические усилия, чтобы эта истина одержала победу. Реки крови и пота оросили землю в продолжение непрекращающейся битвы чад Божиих против сил тьмы, стремящихся помешать осуществлению человеческого предназначения.

В наши дни, однако, князья века сего изменили тактику ведения боя, и на смену наси­лию пришло лицемерие, коварство и хитрость со всеми уловками псевдокультуры и техни­ческих познаний человека. Так, теперь вместо того, чтобы вести людей в амфитеатры и дру­гие многоразличные места мучений, требуя от них отречения от познания их божественного достоинства, дьявол вводит их в заблуждение ложными теориями, добиваясь от них неверия и неведения своего истинного предназначения. Таково, братия мои во Христе, сегодняшнее духовное падение человечества.

От всего сердца желаю, чтобы наше прекрасное и просвещенное начинание продолжи­лось в более широком горизонте и истины нашей веры стали, через это, общим сознанием не только для тех, кто деятельно участвует в религиозной жизни, но и для тех, кто вне Церк­ви, кто находится рядом с нами и далеко от нас. Желаю, чтобы наша Мать Церковь в очеред­ной раз дала ответ на всечеловеческий вопрос: что ест человек? Откуда он и куда идет? Что сегодня занимает человека, что захватывает его в плен и вводит заблуждение? Как он может избавиться от этого и куда должен направить свой путь, чтобы спастись?

Никто другой не может избавить современного человека, медленно но верно поедаемо­го «челюстями смерти», от предсмертного дыхания, кроме одного только Искупителя, Бого­человека Господа Иисуса Христа. И в этом первый почин принадлежит нашей Церкви. Ил­люзии, создаваемые различными ложными идеалами (иллюзии идеологические, духовные, биологические, технологические, экономические и общественные), есть род наркотического дурмана, которым наш злейший враг дьявол удерживает человека в состоянии бесчувствия. Беспокойная и встревоженная совесть и отчаянные вопросы современного человека, стремя­щегося найти счастье и спокойствие, должны, наконец, обрести правильный, точный и окон­чательный ответ. Но найти решение подобным вопросам может только Мать Церковь, Тело Богочеловека Христа.

Нынешняя наша тема, возможно, могла бы быть лучшим сигналом к пробуждению: «Богочеловечество». Потому что богочеловечество — это единственное, что по-настоящему ново под солнцем, это единственная истинная реальность, центр всечеловеческого упования, предел всечеловеческих поисков и достижений, вечное всеобщее счастье, утоление носталь­гии и жажды отчаявшегося современного человека и вообще всех людей всех времен. При­идите ко Мне вси труждающиеся и обременении и Аз упокою вы (Мф. 11, 28) — вот ответ, который дает Искупитель всем тем, кто искренне ищет познания этой тайны.

К познанию этой тайны нас тайноводствует только Святая Православная Церковь. Только через Церковь и в Церкви мы направляемся к подлинному богочеловечеству, которое полагает предел всем трудам и усилиям, борьбе и беспокойству, тлению и смерти и всем со­единенным с ними несчастьям, терзающим и разрушающим человеческую личность. Богоче-ловечество это искупление в своем предельном смысле, оздоровление нашей поврежден­ной природы, свобода от беззаконных страстей, святость во Христе. Сия есть воля Божия, святость ваша (1 Сол. 4, 3). Иначе говоря, богочеловечество — это обожение человека.

Когда мы говорим «обожение», мы имеем в виду возвышение человека превыше его естества и, насколько это возможно, уподобление его Богу — состояние, ставшее достижи­мым благодаря воплощению Бога Слова и освящению, проистекающему от Благодати Свято­го Духа. Обожение — центр и основание христианской сотериологии и человеческого суще­ствования. Вокруг этой цели в прошлом, настоящем и будущем концентрировалась и кон­центрируется вся православная мистическая традиция, которую с такой ревностью хранили и возделывали греческие Отцы, передав со временем свою благородную устремленность ро­жденным позже Церквам славянских стран.

Обожение не может быть описано человеческими словами. Слабый свет на то, что та­кое обожение, пролило событие преображения Господня на горе Фавор. На это же указывают и слова Спасителя: Праведницы просветятся яко солнце в Царствии Отца их (Мф. 13, 43). Знаки обожения, или некоторые его следы, носил на своем лице пророк Моисей, когда спус­тился с вершины Синая, так что израильтяне даже не могли взирать на него, если он снимал покров со своего лица. Благодать обожения явно действовала во многих Отцах нашей Церк­ви, — об этом мы можем судить по их житиям и писаниям. Достаточно вспомнить таких от­цов, как авва Памво, авва Сисой; таких, как живший в IV веке святитель Нифонт, епископ Константинопольский, как преподобный Симеон Новый Богослов, святитель Григорий Па-лама, преподобный Серафим Саровский и многие другие святые, которые по Благодати Бо-жией поднялись высоко по лествице святости.

Божественное сияние, которое изливалось от тел приявших обожение святых, — это божественное внутреннее состояние, овладевающее существом разумной природы, которое делает святым и светоносным все душевно-телесное бытие человека. Все душевные и телес­ные органы человека, освящаясь, становятся участниками нетления и благоухания святости. При этом лицо человека просвещается и сияет, «как солнце», хотя это сияние и не всегда ощутимо для посторонних: оно делается ощутимым только в тех случаях, когда Благодать Божия позволит совершиться чувственному воссиянию к утверждению верующих. Эта же Благодать освящает и их останки, их одежды и все, что они имели в своем распоряжении, как мы видим в их житиях, поэтому-то даже от «платков и опоясании» святых совершались чу­деса и исцеления (ср. Деян. 19, 12).

Другими словами, обожение — это совершающееся через божественную Благодать преображение человека, возведение его в первое достоинство существования «по образу и подобию Божию». Это совершённое силою воплощения Слова Божия благодатное усынов­ление человека Богом. Обожение — это соучастие личности в славе и блаженстве Божества, насколько вмещает человеческая природа. Это то состояние, которое описывает апостол Па­вел, когда говорит, что пожерто будет мертвенное животом (2 Кор. 5,4), когда верующий воскресает в качестве нового человека, созданнаго по Богу (Еф. 4, 24), делается подобным во всем Сыну Божию. Обожение означает бесстрастие и совершенство, духовное ведение и любовь, абсолютную неподвижность на зло и чистоту от всякой страсти. Бесстрастие, в свою очередь, есть всесовершенное отложение помыслов, движений и пожеланий ветхого человека[77] и оживление в себе свойств Нового Человека, Того, Который «с Неба», в образ Ко­торого, как в одежду, нас побуждает облечься апостол Павел. Бесстрастны, таким образом, те, кто в присутствии самих вещей и причин, возбуждающих страсти и похоти, остаются свободными от их влияния и даже от воспоминаний о них. Преподобный Максим Исповед­ник говорит, что бесстрастен тот, кто страстную часть своей души всецело обратил к Богу и уже не ведает разницы между своим и чужим, между верующим и неверующим, между мужчиной и женщиной[78]. Согласно же святому Исааку Сирину, мера сего совершенства со­стоит в полной по Богу любви ко всему творению и ненасытная жажда претерпевать страда­ния и жертвовать собой ради ближних своих[79].

Итак, обожение есть совершенство, участие человека в божественном нетлении в со­присутствии Самого Божества, как сказал об этом Христос: Я и Отец Мой приидема и оби­тель у него сотворима (Ин. 14, 23). Прекрасной метафорой, которую использовали наши Отцы, чтобы изобразить это состояние благодатного приобщения человека к божественным свойствам, служит пример раскаленного металла: пребывая в огне, он становится участни­ком всех свойств огня, однако относительно своей природы пребывает тем же, не изменяясь[80]. Таким же образом и человек преображается Благодатью и приобщается к боже­ственному состоянию, превышающему его природу, однако при этом его человеческая при­рода не изменяется, но лишь отбрасывает безобразие, привнесенное тлением и смертью. Здесь происходит духовно-этическое изменение, в православном понимании этоса[81], осуще­ствляемое посредством Благодати Божией, а не умаление или изменение природы.

Святые Отцы, улучившие обожение, то есть воспринявшие его как экзистенциальное, а не интеллектуальное познание, попытались различными способами описать и определить горизонты того блаженства, в которое они вошли и которое составляет вход в «покой» Сына Божия (ср. Евр. 4, 1-11), в блаженный покой совершенного бесстрастия и свободы от лукаво­го, состоящий в наслаждении созерцанием Бога и осиянии божественным нетварным светом.

Такая родственная близость с Богом, посредством которой мы, согласно апостолу Пет­ру, стали Божественного причастницы естества (2 Пет. 1, 4), осуществляется через приоб­щение к нетварным божественным энергиям. Так мы становимся по Благодати тем, что Бог есть по природе[82]. Это было нашей первоначальной целью при сотворении, потому что мы были созданы существами по образу и подобию своего Творца. И поскольку Бог именно та­ким пожелал создать человека, очевидно, в замыслах божественного Промысла содержалось намерение сделать человека совершенным в безграничности обожения. Исключительное со­творение человека в качестве существа, имеющего душу живую, мыслящую, бессмертную, самовластную и животворящую, то есть имеющую способность оживлять материальное те­ло, обладающую духовными возможностями, предполагало только такое увенчание этого творения. «Восхотев и сие показать, — говорит святой Григорий Богослов, — Слово-Творец создает человека — живое существо, в котором приведено в единство то и другое, то есть видимая и невидимая природы». И далее продолжает: «Творит живое существо, здесь приго­

--

ховных помыслов, относительно эмоций — отложение «движений», т.е. греховного возбуждения, относительно воли — отложение греховных пожеланий.

 


товляемое и переселяемое в иной мир, и, что составляет предел таинства, через стремление к Богу достигающее обожения»[83].

К сожалению, человек, несмотря на такое превосходство и силу, свойственные его при­роде, не достиг предназначенного ему совершенства, скованный своим грехопадением. Од­нако всеблагое домостроительство Божие через вочеловечение Бога Слова исправило после­довавшую за грехопадением катастрофу. Подлинное и ипостасное соединение двух природ, произошедшее «от высшего зачатия» Девы, в едином лице Спасителя Христа само по себе уже составляет избавление и обожение человеческой природы, согласно учению наших От­цов.

При воплощении Сына Божия таинство приобретает новое измерение, потому что, ка­ким бы ни было благодатное обожение человека, осуществляемое через законы соучастия в божественных дарованиях, все-таки человеку было невозможно достичь ипостасного един­ства с блаженным Божеством, как это стало возможным теперь, через воплощение Слова Божия. Слово Божие, неслитно соединившись по ипостаси со всецелым человеком, пребыва­ет неразлучным в Своем Божестве и человечестве, «всю имея в Себе человеческую природу, чтобы всю ее исправить, преобразив в изначальное состояние». Господь «понес нас через Свою плоть. Ведь в Нем — мы все, поскольку Он явился человеком», учит святой Кирилл Александрийский .

Апостол Павел делает в этом отношении чудесное сопоставление. Якоже единем чело­веком грех в мир вниде и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в немже вси согрешиша (Рим. 5, 12). Продолжая, Апостол подводит нас к спасению в Иисусе Христе: Якоже бо ослушанием единаго человека грешни быша мнози, сице и послушанием единаго праведни будут мнози (Рим. 5, 19). Как смерть царствовала через Адама во всех людях, так сейчас мы, которые происходим не от ветхого Адама, а от Нового Адама, Христа, будем иметь участие в Его божественной жизни. Как Адам через плоть и кровь рождает своих по­томков, так и Господь наш Иисус Христос через веру в Него и таинства Его Церкви рождает нас духовно (см. Ин. 3, 5-6).

Человеческая природа, прежде своего восприятия Словом Божиим, потерпела неудачу и не удостоилась достигнуть своего предназначения, свидетельством чему служит падение первозданных людей. Это означает, что воплощение Бога Слова, то есть восприятие Госпо­дом человеческой природы, не просто заполнение некой пустоты, исправление некой немо­щи, но воссоздание природы, «новая тварь» и дар, непостижимая тайна для всех тварных существ, как имеющих плоть, так и бесплотных, неизглаголанное и неописуемое выражение любви Божией к человеку и всему остальному творению.

«Человеком стал Бог, и богом человек... Вышний сошел вниз по домостроительству, нижний же возвысился по человеколюбию [Вышнего]; Бог пришел на землю, а человек взо­шел на Небо», так что все объединилось в смешении: единым стал род Бога и человеков, го­ворит святой Златоуст[84]. И апостол Павел имеет в виду это невыразимое таинство, когда го­ворит: Егоже (Бога) есмы и род (Деян. 17, 28). Через это богочеловеческое домостроительст­во, когда во Христе нераздельно соединились две природы, человек обретает преимущественное место во всем творении, потому что ни с одним из других творений при­рода Божества не имела ипостасного общения.

Если в Человеке Христе, то есть в Боге Слове, воспринявшем всю нашу природу, жи­вет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 9), то и мы оказываемся в Нем исполнен­ными боготворящей Благодатью и достигаем в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), становясь богами по Благодати. Таким образом, человек теперь имеет не только потен­

---

2 Св. Кирилл Александрийский, Толкование на Евангелие от Иоанна, 5, 2. Творения, Книга III, с. 157; Толкование на Евангелие от Иоанна, 10, 2. Творения, Книга III, с. 666.

 


циально расположение и волю к добру, чтобы стать совершенным, но и действенную благо­датную силу, которой Божественная Ипостась Слова снабдила нашу природу. Человеческая природа, через невыразимое единение с божественной природой в Лице Бога Слова, изгоняет тление, привнесенное в нее грехом, обновляется, воссоздается и наследует бессмертие и не­тление, внутри нее начинают сиять боголепные свойства образа Божия, и осуществляется по Благодати подобие Богу. «Он (Бог Слово) вочеловечился, чтобы мы обожились», говорит св. Афанасий Великий[85] . Христиане по Благодати Господней обоживаются, становясь по Бла­годати тем, что Бог есть по природе.

Крайняя благость Христова не только передала Благодать нашей человеческой приро­де, но научила нас способу практического осуществления и приведения в действие всех тех средств и возможностей, которые ведут нас к достижению совершенства. Правильное про­хождение этого подвига — необходимое условие христианского совершенства, потому что, как известно, наша брань не против плоти и крови, то есть не против людей, но против лука­вых демонов (см. Еф. 6, 12), которые, не останавливаясь ни перед чем, неутомимо, неусыпно и упорно ищут нашей погибели.

По этим причинам Господь наш, учтя в Своих премудрых советах все состояния чело­веческого естества, прошел Своим личным присутствием через все этапы нашей жизни, от младенческого возраста до совершенного мужа, и практически научил нас тому, что ис­полнение заповедей Божиих вполне осуществимо, дав нам тем самым живой пример жизни по Богу. В детском возрасте Он бе повинуяся родителям, Иосифу и Своей Пречистой Матери, как говорит Священное Писание (Лк. 2, 51). Во все детские и юношеские годы Он преспева-ше премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек (Лк. 2, 52). Когда же Он дос­тиг зрелого возраста, мы видим Его постящимся, бдящим, борющимся и побеждающим дья­вола, который боролся с Ним посредством трех главных искушений.

В Своей жизни Господь показал на деле все добродетели, поэтому он справедливо го­ворил фарисеям: Кто от вас обличает Мя о гресе (Ин. 8, 46)? И вот пример Господа Иисуса доказал, что на всем своем протяжении духовная жизнь, начинающая делами и кончающая созерцанием, все телесные и душевные добродетели, способствующие благодатному очище­нию, просвещению и совершенству нашей личности, все это исполнимо и возможно. Так за­граждаются любые уста, приводящие отговорки и оправдания, и весь мир становится ответ­ственным перед Богом. Поэтому-то и апостол Павел побуждает всех нас: Взирающе на На­чальника веры и Совершителя Иисуса... терпением да течем на предлежащий нам подвиг (Евр. 12, 1-2).

Видя такой живой пример, который показал нам Христос, а за Ним и все святые, кто будет бояться воздержания или кто сможет его порицать? Кто теперь сомневается в необхо­димости уединения и молитвы? Кто теперь струсит перед добродетелями умеренности и не­стяжания, даже если он находится в миру? Кто сможет отречься от любви, от кротости, от доброты к своему ближнему, когда Христос с таким миролюбием принимает лобзание предателя?

Результатом любви Божией явилось то, что наш Искупитель не довольствовался пове­лительным указанием на Свои божественные заповеди, не довольствовался харизматическим дарованием Своей божественной Благодати, но, сойдя на землю через непостижимый образ Своего божественного умаления, облекся в нашу природу, чтобы Его божественные дарова­ния были не просто харизматическими, а и наследственными, передавались по закону родст­ва. Поскольку люди имеют плоть и кровь, говорит апостол Павел, взял и Он то же самое и стал подобным нам, чтобы сделать нас чадами Божиими, наследниками Бога и сонаследни­ками Христу (см. Рим. 8, 17).

Каковы же главные средства для осуществления цели нашей жизни? Этому снова нас учит Господь. Научите вся языки, — завещает Он Своим ученикам, — учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 19-20). Здесь говорится, конечно, о научении исполнению за­поведей Божиих, потому что это неотъемлемый долг, который содержится в первой и наи­большей заповеди: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем помышлением твоим (Мф. 22, 37). Соблюдение заповедей доказательство нашей любви к Богу. Вот что говорит об этом Сам Господь: Имеяй заповеди Моя и соблюдали их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 21). Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой воз­любит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14, 23).

Святые Отцы всегда подчеркивали важность и необходимость строгого соблюдения божественных заповедей, и каждый из них, сколько имел сил, старался всю свою жизнь ис­полнять их со всем прилежанием. Подражая Господу, Который начал Свой жизненный путь с практического делания, чтобы потом перейти и к учению, Отцы, подобно Ему, предавались своим трудам не абстрактно и теоретически, но на основе практического осуществления за­поведей Божиих. Долгий опыт человеческих падений и трагедий показал, что человек легко надламывается и затем погибает, находясь среди стольких причин и поводов, делающих зло привлекательным для него. Это убедило Отцов в том, что человеку необходимо отстранение и удаление от зла, после чего — возвращение здоровья своим чувствам и своему уму.

Философски проникнув в существо заповедей, предписывающих исправление нрава, Отцы убедились, что только стяжание божественных добродетелей есть то средство, которое сокрушает противоположные пороки и одновременно врачует больные чувства и просвещает помраченный ум. Вот содержание того понятия, которое Отцы часто именовали «практиче­ским деланием». Начало премудрости страх Господень, говорит Священное Писание (Притч. 9, 10), и страхом Господним уклонится всяк от зла (Притч. 15, 27). Сперва уверовав, Отцы затем убоялись Бога; держась же страха Божия, стяжали ревность; ревность согрела их и пробудила потребность в злострадании, ради которого они, за словеса устен Господних, сохраниша пути жестоки (Пс. 16, 4). Тщательное исполнение заповедей, особенно тех, ко­торые относятся к телесному подвигу, вызвали в них в первую очередь ощущение собствен­ной греховности. Это чувство принесло скорбь и слезы; а за слезами пришла божественная милость, оставление прегрешений, очищение и просвещение. Просвещение же влечет за со­бой любовь, а она — совершенство, бесстрастие и обожение.

Согласно учению наших Отцов, мы можем разделить на три стадии путь духовной жизни человека. Первая стадия — так называемое состояние очищения, когда строгим со­блюдением заповедей Божиих, особенно тех, что относятся к практической жизни, то есть принадлежат сфере внешних чувств — поста, бдения, воздержания, послушания и др. — че­ловек очищается и избавляется от страстей и похотей. Как мы знаем, есть страсти телесные и есть страсти душевные. Вышеуказанные труды относятся к «телесным», то есть они бо­рются с телесными страстями. Если эти труды не будут иметь места в нашей духовной жиз­ни, если они не станут нашими постоянными спутниками, а будут лишь мимолетными при­зраками, мы никогда не сможем избавиться от состояния своего бытия «не по природе». Две другие стадии, следующие за первой, есть состояния просвещения и обожения.

Как существуют три стадии в подвижнической жизни, так есть и три соответствующих состояния, в которых, в зависимости от своего духовного делания, необходимо оказывается человек: это состояния «не по природе», «по природе» и «сверх природы». Состояние не по природе достойно плача: оно принадлежит тем людям, которые живут вне каких-либо нравственных законов, в жизни которых царят ненасытность, роскошь, распущенность, слу­жение собственной плоти, а также, при развитии болезни, коварство, несправедливость, зло­ба и всевозможное лукавство. Кто по Благодати Божией придет в себя и начнет противопос­тавлять этим страстям одну за другой противоположные им добродетели, тот постепенно вступает в состояние, согласное с природой.

В состоянии «по природе» чувства и ум человека приобретают подлинное здравие и уже не подчиняются закону похоти, но следуют лишь закону необходимости в использова­нии, подходя к этому с большой рассудительностью. Если человек твердо пребудет в этом положении злострадания и не станет поддаваться похоти, тогда Благодать начнет таинствен­но приводить в действие свою энергию, просвещая человеческий ум и его способность суж­дения.

Но чтобы ум принял просвещение Благодати, он обязательно должен прежде подчи­нить, как мы сказали, чувства целомудрию, а собственную волю воле Божией. Тогда и только тогда он начнет ощущать чистоту и просвещение, производимые божественной Благодатью, после чего он будет внимателен к тонким душевным страстям и добродетелям и сможет с точностью различать те прилоги, коварные ходы и увертки, с помощью которых лукавые демоны пытаются его увлечь. Ум начнет ясно ощущать и распознавать как присут­ствие Благодати, так и приближение прелести, — и тогда тот, кто приходит иногда яко лев рыкаяй (1 Пет. 5, 8), иногда же в качестве ангела светла (ср. 2 Кор. 11, 14), будет легко заме­чен издалека и узнан.

Если ум в этом состоянии просвещения пребудет как господин, он научится разумно управлять тройственным союзом души, то есть своей разумной способностью, а также эмо­циями и волей, назначая каждой способности соответствующее делание. Разуму будет соот­ветствовать духовное чтение и размышление, а также молитва, эмоциям — духовная любовь, а воле — целомудрие и воздержание. Телу же, наконец, ум предоставит лишь самое необхо­димое, согласно завещанию апостола Павла: Имеюще же пищу и одеяние, сими доволни бу­дем (1 Тим. 6, 9).

Как мы сказали выше, кроме телесных, бывают еще и душевные страсти: гордость, стяжательство, ненависть, злоба, гнев, зависть и все остальное, что рождается от них. Забо­той просвещенного ума станет здесь обдуманная война ради того, чтобы заменить все это сборище страстей противоположными добродетелями. В результате такого подвига весь че­ловек, его тело и душа, становятся храмом Божиим, божественным обиталищем. С этого мо­мента начинается состояние совершенства, когда Благодать Божия своими осияниями вос­хищает ум к созерцанию и дарует ему предвкушение божественного блаженства. Когда же ум через это восхищение достигнет океана божественного мира, тогда он исполняется и бо­жественной любовью, в которой останавливается всякое движение, и человек входит в покой Божий (ср. Евр. 4, 3), в так называемое состояние «субботы», обретая совершенство и обожение.

Обожение, действующее и возрастающее в человеке через благодатную святость уже в этой жизни, завершается в будущей жизни соединением человека-твари с Богом-Творцом, ради осуществления благоволения Божия. Хотя человек уже в этой жизни способен ощущать божественные осияния и дары, он ощущает их якоже зерцалом в гадании, так как ныне мы разумеем отчасти (1 Кор. 13, 12). Полное совершенство будет только тогда, когда осущест­вится вхождение человека во святая (Евр. 9, 12), на Небо, идеже предтеча о нас вниде Ии­сус (Евр. 6, 20), даровав не временное, а вечное избавление.

Кто хочет иметь более подробные сведения об этих состояниях духовной жизни, пусть изучает наших аскетических Отцов, и он действительно восхитится мудрости и силе, с кото­рыми они описывают все таинства нашей веры, начиная с догматов и кончая нравственными постановлениями. Триадология, христология, сотериология и эсхатология — всеми этими разделами богословия исполнены отеческие писания, и все в них завершается в Боге через Иисуса Христа.

Итак, Бог посредством Благодати Святого Духа через Иисуса Христа делает человека совершенным в той цели, к которой он был предназначен и которую потерял грехом и смер­тью. Со стороны же человека требуется соработничество, добрая воля и послушание, а также сохранение цели и смысла покаяния. По словам апостола Павла, вси согрешиша и лишены славы Божией (Рим. 3, 23), — значит покаяние подходит для всех.

Покаяние, согласно своему наименованию, означает воззвание ума в ту область, из ко­торой он вышел. По учению наших Отцов, никто не согрешает делом, если прежде не согре­


шит в мысли: так, дурное использование мыслей рождает злоупотребление вещами, поэтому «ум, удалившийся от Бога, становится либо скотоподобным, либо демоноподобным»[86].

По своей природе покаяние есть скорбное и печальное расположение духа, которое со­держит в себе раскаяние и сокрушение относительно вины в прошлом, и решение об измене­нии и исправлении в будущем. Покаяние есть некое чувство праведности Бога, при котором бич страха Божия для беспечных и любовь Божия для совершенных непрестанно воспиты­вают человеческую душу до тех пор, пока она не убедится в необходимости пресечь все, что связано с грехом. Покаяние есть искреннее, происходящее из глубины души испрашивание прощения у Бога, смиренное припадание к Его ногам. Истинное покаяние имеет тот, кто го­ворит вместе с Давидом: Быша слезы моя мне хлеб день и нощь (Пс. 41, 4) и от гласа возды­хания моего прилъпе кость моя плоти моей (Пс. 101, 6). Покаяние имеет тот, кто подражает смиренному мытарю из притчи, возвратившемуся блудному сыну, евангельской блуднице, омывшей своими слезами ноги Христовы.

Покаяние есть примирение с Богом и творение дел, противоположных тем, которыми мы Его прогневали. Покаяние есть усердное и добровольное злострадание в противополож­ность сластолюбию, которое скрывается в грехе. Покаяние — второе крещение, которое не­обходимо всем нам, потому что оно излишне только для безгрешных. Таким образом, покая­ние, начинаясь с чувства скорби и смирения, возводит нас постепенно в состояние обожения. Этим путем прошли все подобные нам люди, получившие оправдание во Христе, которые теперь пребывают в блаженном упокоении и бессмертии. Эти люди были во всем подобными нам: многие из них прежде были уловлены в сети многообразного греха. Но они не пребыли в грехе до конца: пробудившись, они сбросили свою беспечность и спасительным путем по­каяния достигли оправдания и славы на Небесах. К этому святому подвигу, на этот священ­ный путь, в эту прекрасную жизнь зовемся все мы, братия мои. Пусть никто не опаздывает!

Коль скоро обожение составляет наше главное предназначение в жизни, не будем огра­ничиваться простым удивлением, слушая об этих высоких предметах, как будто все это — нечто постороннее для нас и нашего времени, нечто, что могло иметь место только в древно­сти. Господь наш Иисус Христос, Начальник нашего спасения, вчера и днесь Тойже, и во ве­ки (Евр. 13, 8), и дарования Его непреложны (ср. Рим. 11, 29). То, что ныне требуется от каж­дого из нас, — это осознать свое высокое предназначение и привести свою жизнь в сообраз­ность с этим предназначением. К сожалению, беспечность и неверие, повсюду господствующие в нынешнее время, вызывают у людей духовное оцепенение, так что все, о чем мы говорили выше, считается недостижимым, даже более того, для многих «христиан» остается вообще неизвестным.

Несмотря на все это, Благодать Святого Духа, пока существует Церковь, обогащала и будет обогащать благочестивые и боголюбивые души подвизающихся христиан многораз­личными дарованиями: Комуждо дается явление Духа на пользу: овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, другому же вера, иному же дарование исцеле­ний, иному же пророчество, и так далее (1 Кор. 12, 7-10). Следовательно плодоношение под­визающегося христианина не пребывает сокрытым, в безвестности и тайне до самого конца, но от чистого и просвещенного состояния, которое мы описали выше, подвижник начинает пожинать плоды Духа.

Одним из самых важных дарований Духа является дарование богословия, тот дар, ко­торый особенным образом касается уважаемых членов настоящего Священного Собрания. Речь идет, конечно, не об абстрактной идеологии, но о действительном и одновременно не­выразимом познании Бога в Духе Святом. Этот дар необходим проповедникам Евангелия и особенно служителям Святого Жертвенника. Через этот Жертвенник человек неведомым образом ощущает сверхнепознаваемого Бога и все, связанное с Ним, и через опыт и «усмот­рение» познает действенно то, что раньше знал теоретически, по простой вере. Он ощутимо вкушает любовь Божию, и только поэтому и сам он может полюбить ближнего своего со­вершенной бескорыстной любовью и деятельно соучаствовать в людских опасностях и стра­даниях, принося себя в жертву за них. Имея в себе Бога, такой человек не заблуждаясь гово­рит и учит как наученный Самим Богом. Как Моисей, он восходит на Синай и принимает на телесные скрижали своего сердца божественный закон. Он также находится на горе Фа­вор, созерцая откровенным лицем славу Господа (2 Кор. 3, 18), и, как любимый ученик, при­падает не один, а много раз на грудь воплощенного Божия Слова, черпая оттуда познание божественных тайн.

Многие часто спрашивают себя, как им достичь этого совершенства в миру, в общест­ве, в котором они живут. В этом отношении будем иметь в виду следующее. Общая обязан­ность каждого человека — правильно верить в Бога и подвизаться в соблюдении заповедей Божиих, получая освящение через божественные таинства Церкви. В этом заключается спа­сение человека. Это было содержанием проповеди и Святого Предтечи, которая была обра­щена к тем, кто приходил к нему и спрашивал, что им делать, чтобы спастись. То же самое сказал и Христос богатому юноше, который спросил, что ему делать, чтобы спастись: Аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди (Мф. 19, 17). Значит, тема спасения достоверна и проста — соблюдение заповедей Божиих. Нечто другое, возможно, присутствует там, где человек желает высшего совершенства. Тогда он слышит, как Христос говорит ему: Аще хо-щеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим... и гряди вслед Мене (Мф. 19, 21). Это совершенство не обязательно для всех, да все и не смогли бы его достичь. Чтобы даровать нам спасение, Господь не будет нас спрашивать, почему мы не творили чу­деса и не имели божественных осияний и не видели тайн Божиих, но спросит, верили ли мы правильно и соблюли ли заповеди Божии. Окончательным критерием в день суда, согласно Евангелию, будет любовь к Богу. Так что, если кто хочет спастись и наследовать обетован­ные Господом блага пусть подвизается в любви к Богу и ближнему изо всех своих сил, и он не промахнется, даже если не достигнет высшего совершенства, которое доступно лишь из­бранным. Но если кто желает совершенства, обожения в его высшем смысле, пусть последу­ет соответствующему призыву Господа — отречется от самого себя и, взяв крест свой, сле­дует за Господом, куда бы Он ни пошел (см. Ин. 13, 36).


ВЕРА И ДЕЛА

Если бы кто попросил нас сказать, в чем состоит практическое благочестие христиан, то не было бы более короткого ответа, кроме этого: «вера и дела», обусловливающие догма­тическую мысль и духовно-нравственную жизнь. Это два бесконечно содержательных слова, ведь они заключают в себе все Откровение, всего Бога, все творение, всего человека и — что для нас наиболее важно — все божественное Домостроительство, через которое человек вновь обретает свое место в недрах любви Божией и в котором совершилось великое таинст­во Воплощения, именуемое вторым творением, большим первого.

Существо божественного откровения коренится в этих двух полюсах: догмат (вера) и этос[87] (дела). В нашей беседе мы сосредоточимся в основном на одном из указанных полю­сов, на том, который вводит нас в практическое благочестие, оставив рассмотрение глубоких богословских вопросов. По Благодати Божией, мы верующие: то, что нам нужно, это сущно-стно приблизиться к Богу и стать способными воспринять божественную Благодать. Благо­дать же даст нам все, что Господь обещал и что мы видим в житиях святых и тех, кто Его возлюбил и сохранил все Его заповеди. В нынешнее время нам сильно недостает этого прак­тического осуществления веры: хотя мы и веруем, однако существенных результатов веры в своей жизни не видим.

Через божественное откровение Господь привел нас к вере в Него, призвав одновре­менно и к послушанию Своей божественной воле. Таким образом Он параллельно предоста­вил нам возможность верить в Него и оказывать Ему послушание. Если эти две части будут разделены, произойдет то, о чем возвещает Писание: Вера без дел мертва есть (Иак. 2, 26). Чтобы еще более убедиться в этой истине, обратимся к словам Господа Аврааму, в которых подтверждается, что за откровением сразу же следует призыв к практическому послушанию: Явися Господь Аврааму и рече ему: Аз есмь Бог твой, благоугождай предо Мною и буди не­порочен; и положу завет Мой между Мною и между тобою; и умножу тя зело (Быт. 17, 1­2).

Здесь мы видим, что Бог нерушимым образом соединил веру в Него с послушанием Ему. Аз есмь Бог твой, сказал Он Аврааму, направив его к истинной вере; и тотчас же Он руководствует его к послушанию: Благоугождай предо Мною и буди непорочен. Если кто по­верит в Бога, Господь впоследствии уже не позволяет такому человеку искажения веры и вольности в ней: Славы Моея иному не дам, ниже добродетелей Моих истуканным (Ис. 42, 8). Аз есмь Бог твой, напоминает Господь и тут же требует послушания: благоугождай предо Мною, прибавив отчетливо: и буди непорочен. Иными словами, Бог не просто требует по­слушания, но предписывает строгость в практическом осуществлении Его воли.

И уже как следствие этого приходит обетование: И положу завет Мой... и умножу тя...

На этих примерах мы видим нерушимое единство откровения догматических истин и духовно-нравственной жизни, веры и дел, которые суть вещи неразрывные. Какое бы то ни было отречение или презрение одного из этих двух полюсов исключает благоприятный результат и ведет к полной неудаче. В самом деле, зачем нужна вера, если она одинока? Чем мне поможет вера в то, что Бог существует и Он таков, каким Его описывает откровение? Разве мы не знаем, что и бесы веруют и трепещут, как свидетельствует Писание (Иак. 2, 19)? Может быть, наша вера что-то дает Богу, а наше неверие умаляет Его достоинство? Аще не веруем, Он верен пребывает, говорит апостол Павел (2 Тим. 2, 13).

Цель нашей веры и наших дел, как было указано, состоит в достижении онтологиче­ской связанности с Богом, в приближении к Нему, в «присвоении» Его Отеческого благово­ления, которое мы потеряли через грехопадение, в обогащении божественными дарования­ми, которые заключаются не в чем ином, как в нашем воскресении и обожении. Именно это имеет в виду и Христос, когда говорит: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное; но творяй волю Отца Моего, иже есть на Небесех (Мф. 7, 21). Эти слова доказывают, что заблуждаются те, кто считает, будто достаточно только верить, чтобы спастись, потому что, как мы видели, за верой обязательно должно следовать послушание, то есть делание, за которым следует результат — обетование, ведущее нас, в зависимости от наших слабостей и потребностей, к излечению, просвещению, очищению и, наконец, к святости, которая и есть спасение.

Однако существует, одновременно, и противоположное заблуждение. Говорят, что дос­таточно добрых дел, предписываемых Богом, и что, следовательно, тому, кто делает добро, нет нужды правильно верить. Эта теория, выражающая неизлечимую болезнь западного ми­ра, вызывает в людях сильное смущение и смешение всех понятий. Однако такие и подобные им суждения и высказывания человек произносит и принимает тогда, когда он ограничен сферой собственных знаний. Но когда дело идет о том, что сверх природы, о божественном и превосходящем человеческие способности постижении, человек не имеет возможности са­мостоятельно познать истину; он принимает ее только через сверхъестественное откровение. Откровение сверхъестественного можно воспринять только через веру и затем, опираясь на предписания веры, реализовать в жизни. И вот тогда только делаются ясными и очевид­ными энергии и обетования Подателя откровений.

Рассмотрим другой аспект веры, знание которого также необходимо для духовной жиз­ни. Вера учит нас познанию тех способов, посредством которых Тот, в Кого мы верим как в нашего Бога и Отца, непостижимо для нас управляет Своим творением. Как мы знаем, этот мир не пребыл таким, каким его создал Бог, но по причине падения человека воспринял в се­бя смерть и тление. Как говорит апостол Павел, суете тварь повинуся не волею, но за пови-нувшаго ю на уповании, яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих. Вемы бо, яко вся тварь с нами совоздыхает и сболезнует даже доныне; не то-чию же, но и сами начаток Духа имуще, и мы сами в себе воздыхаем, всыновления чающе, избавления телу нашему[88] (Рим. 8, 20-23).

Таким образом, в этом мире изгнания и тления действует не только закон Создателя Бога, но имеет свою силу и закон дьявола и греха. В этом лабиринте противоположных ду­ховных состояний, в который человека ввело сосуществование двух противоположных сил, пытающихся привлечь его каждая на свою сторону, человек может найти нужный ему путь только посредством веры.

Приведем один пример. Мы верим и принимаем, что Бог всесилен, всеблаг, что Он Промыслитель и Податель дарований, исполнивший над человеком множество Своих обето­вании. И Он действительно таков — верен во всех словесех Своих (Пс. 144, 13). Однако в Своих отношениях с миром людей, кажется, что Он идет на некоторый компромисс, дейст­вует, примеряясь к человеческой немощи и, вслед за тем, изменяет Свои прежние утвержде­ния. Бессилие человека сохранить послушание воле Божией, приводит Бога к отвержению Своих обетовании и исполнению справедливости. Иными словами, Бог, не желая по Своей бесконечной благости осудить и отвергнуть человека, премудро изменяет пути Своего Про­мысла, и вместо избавления и дарования благоденствия наказывает, скрывает Свое присут­ствие и умолкает, так что иногда кажется, будто Он действует несогласно со Своими бого-лепными свойствами. В таких случаях многие верующие теряют понимание смысла проис­ходящего и начинают задаваться вопросом, который в древности задавал Гедеон, когда Ангел Господень велел ему продолжать защиту интересов Иудеи, подтверждая свое повеле­ние словами: Господь с тобою; Гедеон же отвечал: Аще есть Господь с нами, вскую обре-тоша ны вся злая сия? (Суд. 6, 12-13) Требуется много времени, чтобы постичь эти тайны спасительного промышления Божия о Своем творении, которые часто представляются на­


шим глазам противоположными тому, что мы воображали. Ключом, который нам откроет вход к пониманию этих тайн, будет вера.

Грехопадение человека потрясло основания всего существующего и внесло смятение во вселенную. Как известно, в начале был только один закон, которому и мы, и все творение были послушны. Теперь же на землю — в это место изгнания — деспотически вторгся иной закон — закон князя века сего, закон сатаны. Человеческое помышление, прилежащее при­лежно на злая от юности его (Быт. 8, 21), страсти и привычки, грех, имеющий от них силу, дьявол, вводящий в заблуждение всю вселенную, даже болезни и все природное зло, проис­ходящие от закона тления, немощная воля человека и прочее, — все это ниспровергает наше послушание Богу и поэтому препятствует исполнению его благих обетовании. Тогда мы слышим: Многи раны грешному (Пс. 31, 10), и снова: Броздами и уздою челюсти их востяг-неши, не приближающихся к Тебе (Пс. 31, 9). То есть пусть челюсти тех, кто не приближает­ся к Богу, будут стиснуты намордником и уздой, чтобы укротить их беспорядочные порывы и неукротимые устремления.

Такое противоречие нашего нынешнего положения с теми обетованиями, которые име­ет вера, с тем, что сказано в Писании: Рана не приближится телеси твоему, и: яко ангелом Своим заповестъ о тебе (Пс. 90, 10-11), и вообще с тем торжеством, которое обещано нам Богом, — все это противоречие происходит от того, что мы не можем подчиниться воле Бо-жией. Поэтому-то для нашего пробуждения и исправления Бог попускает нам претерпевать различные напасти, чтобы мы окончательно не предали своего обещания веры в Него и не разлучились с Ним. Подобные действия Бога часто выглядят непонятными для нас, но, как мы сказали, они всегда подчинены высшей цели — это таинство, которое постигается только верой.

Такому таинственному образу человеческого существования подчинился и Господь наш Иисус Христос, Который воспринял нашу природу и приобщился к непорочным стра­стям: голоду, усталости, боли и т. д., которые стали свойственны нам после нарушения чело­веком воли Божией [89]. Так что и Он, вопреки обетованиям Бога о защите и покровительстве, принял мученическую кончину на Кресте.

Вера с самого начала была событием, в котором впервые прозвучал отклик человека на откровение Бога. Именно через веру праведники Ветхого Завета приняли от Бога доброе свидетельство, как это со всеми подробностями описывает апостол Павел в Послании к Ев­реям. Откровение учит посредством веры, а человек делом осуществляет то, во что он ве­рит — и таким путем достигается обновление природы от тления, которому она подверглась вследствие отступничества. Самым живым примером, подчеркивающим необходимость единства догматического учения и духовно-нравственного делания, или иными словами, ве­ры и дел, служит нагорная беседа Спасителя нашего, которая представляет собой нечто вро­де Кодекса христианской жизни, наш Основной устав.

Верующий не исследует предмета своей веры, потому что он верует не на основании логических доказательств и сравнительных принципов. Он приходит к Богу не как меняла, не как торговец, чтобы совершить товарообмен или получить процент. Если происходит не­что подобного рода, тогда вера исчезает, потому что ее место занимает вид определенной торговой операции. Апостол Павел говорит нам, что в этой жизни мы верою ходим, а не ви­дением (2 Кор. 5, 7), то есть живем верой, не имея возможности непосредственно созерцать Господа.

Кто-то может сказать: тогда зачем нужны дела и тем более такая строгость и такое усердие при их совершении? Призвание Богом Авраама, о котором мы говорили, объясняет нам причину этого: Аз есмь Бог твой, благоугождай предо Мною и буди непорочен (Быт. 17, 1-2). Заповедь буди непорочен открывает нам, что тление, в которое мы облечены, содержит в себе порочность и нечистоту, что это тело смерти, которое оплакивал апостол Павел (Рим. 7, 24). Эту тленность и смертность упраздняет только Благодать Креста и Воскресения Гос­


подня. Однако для того, чтобы избавить человека от порочности и нечистоты, Благодати требуется содействие самого человека оно состоит в практическом послушании и посвя­щении себя Богу Отцу, от Которого в начале он отрекся. В некотором смысле это исправле­ние ошибки, допущенной преслушанием. Тот же смысл имеет и заповедь: Святы будите, яко Аз свят есмь, глаголет Господь (1 Пет. 1, 16). Таким образом, чтобы общение между на­ми и Богом стало возможным, нам следует очиститься и избавиться от ран, нанесенных гре­хом и тлением.

Выше мы указали на приобретенные в грехопадении порочные качества нашей приро­ды и на общую склонность к лукавству, которые, в некотором смысле, оказались своеобраз­ным законом тяготения для нашей воли, воздействующим в противовес ее стремлению под­няться вверх, в горняя, туда, где Христос, где наше жительство (см. Флп. 3, 20). Заповеди Божии, опираясь на которые мы должны действовать, служат «лествицей», ведущей нас на Небеса. Это лекарство, приносящее здоровье нашей больной природе.

Человек, таким образом, который внутренне не пребывает в «законе», выражающем действие божественных заповедей, оказывается в противоположном месте. Например тот, кто не послушен заповеди о правдивости, окажется во лжи; не руководствующийся справед­ливостью будет неправедным; человек, презревший целомудрие и непорочность, будет увле­чен в безнравственность и распутство и вообще не нашедший своего места в принадлеж­ности к добродетелям, которые проистекают от заповедей Божиих обретет место в противо­положных пороках. Ведь как известно, Бог не обитает в телеси повиннем греху (Прем. 1, 4). Таков же и смысл слов Господа нашего: Иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собира­ет со Мною, расточает (Мф. 12, 30). Согласно нашим Отцам, Иисус пребывает в Своих за­поведях. Это значит, что кто хранит и соблюдает заповеди, тот пребывает в Иисусе и «соби­рает» вместе с Ним. Но если человек не соблюдает заповедей, то он не пребывает с Иисусом, не «собирает» вместе с Ним, а «расточает».

Послушание Богу не рабство, как думают рационалисты и неверующие, но челове­колюбивое домостроительство Его благости в отношении падшего человека. С другой сто­роны, Бог ни в чем не испытывает недостатка, Он не имеет нужды в человеке, делание чело­века ничего не дает Богу. Подчинение человека божественным заповедям означает, что он практически противостоит закону, действующему в нем «против природы», который мог бы управлять жизнью животных или демонов, но не созданного по образу и подобию Божию существа, которое зовется человеком.

Помимо всего прочего существует и более серьезная причина, требующая послушания человека Богу. Это путь по превосхождению, ведущий к исполнению воли Божией: послу­шание являет себя как отклик на любовь Бога Отца, Который тако возлюби мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть (Ин. 3, 16), и Который первее возлюбил есть нас (1 Ин. 4, 19). Так что добровольное послушание заповедям Божиим есть ответ человека на бескорыстную любовь Бога.

Самый доступный способ, который мы можем использовать, чтобы воздать любви Бо-жией свою любовь, — это тот, о котором нам напоминает наш Иисус:

Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите (Ин. 14, 15); и снова: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз воз­люблю его и явлюся ему Сам... (Ин. 14, 21), и аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема, и обитель у него сотворима; не любяй Мя сло­вес Моих не соблюдает; и слово, еже слышасте, несть Мое, но пославшаго Мя Отца (Ин. 14, 23-24). После этих ясных установлений в практической жизни верующего уже не должно появляться никаких отговорок и оправданий.

Такое любовное расположение Бога в отношении Своих созданий, и особенно челове­ка, представляет собой наиболее волнующее для всего творения событие божественного от­кровения. Забота о созданном мире, промышление о сохранении всего сущего и, затем, «снисхождение» Бога Слова ради спасения падшего человека — все это не что иное, как не­престанное излияние Богом любви на Свое творение. В чем же еще может проявиться ответ­


ное чувство тварей к своему Творцу, как не в любви? В какую меру Он возлюбил нас, в та­кую же и мы должны возлюбить Его (ср. Мф. 7, 2).

Отсюда следует вывод, что послушание воле Божией уже не предмет свободного выбо­ра и предпочтения, но непременный долг, нарушение которого ниспровергает все дело спа­сения. Сотворение нас Богом из ничего и воссоздание через Крест и Воскресение сделало Бога нашим Господом вдвойне, так что, согласно апостолу Павлу, живущий не ктому себе живут, но Умершему за них и Воскресшему (2 Кор. 5, 15). В настоящее время под влиянием западных рационалистических течений нами нарушены эти принципы и потеряны ориенти­ры; мы направили свои усилия на корыстные и ложные цели. «Те, которые не сочли себя должниками всякой Христовой заповеди, — говорит святой Марк Подвижник, — читают за­кон Божий телесно, не разумеюще ни яже глаголют, ни о нихже утверждают (1 Тим. 1, 7); поэтому считают, что исполнят его делами»[90] .

Послушание человека Богу возвращает гармонию в их нарушенные взаимоотношения, какая была до падения, когда человек приобщался к божественной Благодати, источающейся от Бога, когда признавал Его владычество и подчинялся Ему. Но после того, как человек на­рушил заповедь, — событие, ознаменовавшее собой момент пресечения человеческой любви к любящему Богу, — он лишился Благодати Божией и одновременно всех благ и покорился смерти. «Снисхождение» Бога Слова вернуло прежнюю гармонию. Человек был снова при­нят Богом, стал через Него победителем смерти и тления, способным справиться с врагом дьяволом и выполнить свое первоначальное предназначение.

Вот что в связи с этим говорит святой Афанасий Великий. После вочеловечения Христа «люди не остаются уже грешными и мертвыми по своим страстям, но, восстав силою Слова, навсегда пребывают бессмертными и нетленными... Ибо мы не умираем уже по прежнему бытию в Адаме, но поскольку бытие наше и все телесные немощи перенесены на Слово, то восстаем от земли по разрешении клятвы за грех Тем, Кто в нас и за нас соделался клятвой... Как все мы от земли сущие умираем в Адаме, так, возродившись свыше водою и Духом, все оживотворяемся во Христе, и плоть наша есть уже как бы не земная, но отныне Самим Бо-жиим Словом соделанная причастной Слову, Которое нас ради плоть бысть (Ин. 1, 14)»[91].

И после того, как Господь спас нас через Своего Сына, Он дал нам новые заповеди, по­требовав от нас их осуществления в качестве практического выражения нашей ответной к Нему любви. Так, ответно любя любящего нас Бога, мы принимаем энергии божественной Благодати, которая для нас есть все. Ведь причиной грехопадения послужило не личностное отречение от Бога: Адам не отрекался от Бога, он отрекся от заповеди. Теперь мы храним за­поведи, чтобы жить. С другой стороны, Господь наш Иисус Христос известил нас, что свою любовь к Нему мы можем доказать только через сохранение Его заповедей: Аще заповеди Моя соблюдете, — говорит Он, — пребудете в любви Моей, якоже Аз заповеди Отца Моего соблюдох и пребываю в Его любви (Ин. 15, 10). Мы не сможем постигнуть смысла божест­венного откровения иначе, как только верой и любовью, а значит и послушанием воле Божи-ей, которая выражена в заповедях. Коротко сказать, назначение человека состоит в том, что­бы верить в Бога и любить Его, соблюдая данные Им заповеди. Как это помогло бы миру, если б стало всеобщим сознанием!

С одной стороны, воля Бога отдать за нас Своего Единородного Сына являет Его без­мерную любовь к человеку. С другой стороны, вочеловечившийся Христос Своим вседобро-детельным житием на деле учит нас образу восхождения в лоно Отца. Вот как об этом гово­рит великий светильник Церкви святой Максим Исповедник: «Человеколюбивый Бог стал человеком, чтобы человеческую природу соединить с Собой и удержать от пребывания в по­рочном состоянии, вернее сказать, от восстания против самой себя и раздора с собой, так как она не имеет никакого покоя по причине безостановочного движения вокруг каждого из сво­их побуждений»[92].

Через восприятие Словом Божиим человеческой природы мы приобрели родство с Бо­гом и наследовали всю Благодать Святого Духа. Таково окончательное совершенство нашего личностного бытия и такова сила богоподобия, ради которого мы и созданы. То же самое го­ворит и святитель Афанасий в своем Слове против ариан: «Слово стало плотью, чтобы соде-лать человека способным к принятию в себя Божества»[93]. Вот ради всего этого и требуется от нас исходящее от любви послушание Богу.

Человек, соединившись со Христом через таинства и став членом Тела Его, членом Церкви, разве не должен удерживать впредь это свое местоположение, которое ему подаре­но, оставаясь «соприродным» Христу? Как возможно, чтобы ставший по любви членом Тела Христова вновь стал рабом греха? Более того, разве в таком состоянии возможно противо­стоять греху только из-за страха? Не лучше ли по любви обращаться ко Христу, тем самым отвращаясь и от греха? Такой человек уже естественным образом должен «мудрствовать» о небесном, по слову Павла: Аще убо воскреснусте со Христом, вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя; горняя мудрствуйте, а не земная. Умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе (Кол. 3, 1-3).

Единение Бога Слова с нашей человеческой природой не оставляет никакого места для мысли и сомнения относительно того, что человеку лучше предпочесть, потому что, если он имеет веру, его, как мощным магнитом, притягивает к себе божественная любовь, направляя к строгому подражанию жизни Христа. Вследствие этого человек уже не будет рассматри­вать обетования Божии со своекорыстием, но откликнется любовью на любовь до конца воз­любившего нас Христа, Который, молясь Отцу Своему, говорил: Аз в них, и Ты во Мне; да будут совершени во едино, и да разумеет мир, яко Ты Мя послал еси и возлюбил еси их, якоже Мене возлюбил еси. Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою. (Ин. 17, 23-24).

С восприятием и обновлением нашей природы, которое совершил Христос, устрани­лись причины разделений и раздоров между людьми и было положено основание истинного единства и братства человеческого рода. Поскольку верующие по Благодати соединяются в едином теле, Теле Христовом, в Церкви, то между ними уже не может быть различия. Это единство создается любовью Бога, Который и Сам есть любовь. Послушаем, как говорит об этом евангелист Иоанн: Возлюбленнии, возлюбим друг друга, яко любы от Бога есть, и всяк любяй от Бога рожден есть и знает Бога; а не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть (1 Ин. 4, 7). Свои слова он завершает таким выводом: Возлюбленнии, аще сице возлюбил есть нас Бог, и мы должни есмы друг друга любити (1 Ин. 4, 11).

Этому пути совершенства мы научены и на деле и в слове Самим Христом. Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5, 48). Этот призыв уже не вызывает недоумения и колебаний по причине своей кажущейся чрезмерности, потому что божественное родство, которое мы наследовали через воплотившегося Бога Слова, легко нас направляет и к богоподражанию. Поэтому и апостол Павел воодушевляет нас, говоря: Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11, 1).

Ничего удивительного, если кто задастся вопросом: «Как и каким образом это может совершится — ведь мы люди и имеем немощную природу?» Ответ будет таков: все это осу­ществимо через Христа, через Его Благодать, в которую мы облеклись при своем вступлении в Церковь, исповедав веру и приняв Крещение. Поскольку мы облеклись во Христа через Крещение, мы имеем в самих себе всю Святую Троицу, потому что Лица Блаженного Боже­ства нераздельны. Таким образом, вся Благодать Святого Духа находится в сердце каждого верующего и ожидает лишь его доброго намерения, чтобы совершить самой все остальное дело. Се, даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию (Лк. 10, 19). Говоря на всю силу вражию, Господь не оставляет нам места для нерешительности и слабости.

Все жившие от века благочестивые люди, вооружаясь этой Благодатью, побеждали страсти, немощи и соблазны врага. Этой божественной Благодатью святые апостолы совер­шали свой апостольский подвиг, мученики подвиг исповедничества, пастыри Церквисвое пастырское дело, преподобные достигали святости, девственники сохраняли непороч­ность, и вообще вся человеческая природа через Христа попрала смерть и стала участницей жизни и воскресения. Облекшись в эту Благодать, апостол Павел говорил: Вся могу о укреп­ляющем мя Христе (Флп. 4, 13). Господь же наш говорил о верующих в Него, независимо от того, в какое время они будут жить: Веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит (Ин. 14, 12).

Но как во Христе все возможно, так и напротив, без Него человек не может достигнуть абсолютно ничего, как об этом напоминает и Сам Господь: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5) и: Иже несть со Мною на Мя есть; и иже не собирает со Мною, рас­точает (Мф. 12, 30). Именно по причине того, что нам необходима энергия Его Благодати, Он воодушевляет нас следующими словами: Будите во Мне, и Аз в вас. Якоже розга не мо­жет плода сотворити о себе, аще не будет на лозе, тако и вы, аще во Мне не пребудите. Аз есмь лоза, вы же рождие: иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног (Ин. 15, 4-5).

Итак, мы рассмотрели некоторые стороны божественного Откровения и попытались показать вам, что послушание воле Божией не должно считаться вопросом свободного выбо­ра, но что это — абсолютный долг каждого человека. Вот в каких словах Господь указывает практический путь осуществления этого долга: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет; иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 16, 24-25). И поскольку этим путем прошел и Сам Господь ради нашего спасения, Он требует, чтобы верующие в Него продолжили этот путь: Ниже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10, 38). Это строгое требование нашего Иисуса не лишает нас свободы и не умаляет границ Его любви, но указывает нам на бессилие нашей природы вернуть ее самой себе без Него, без помощи со стороны Его Благодати. Наша верность Его пути чудес­но иллюстрируется примером виноградника, ветви которого, если не пребудут на лозе, не выживут и не принесут плода (см. Ин. 15, 4-5).

В заключение повторим слова святителя Кирилла Иерусалимского: «Догматы без доб­рых дел не благоприятны Богу; не принимает Он и дел, совершение которых не соединено с догматами благочестия»[94].


ХРИСТИАНСТВО И ГУМАНИЗМ

Это небольшое исследование имеет целью кратко обозреть и проанализировать суще­ственные черты современной культуры, идей и устремлений современного, и особенно евро­пейского, человека, который в целом оказывает решающее влияние на все человечество. И хотя мы ввели понятие «европеец», мы все же не ограничиваемся узкими географическими пределами «состарившейся во зле Европы», но подразумеваем две культурные традиции Востока и Запада: ведь, несмотря на различные образы и формы, в которых они запечатлены в жизни народов, они принадлежат к единому пространству, где уже долго господствует дух атеистического гуманизма. Мы хотели бы привлечь внимание нашего народа к той опасно­сти, которая заключается в отдалении от наших идеалов, традиций, от нашего священного наследия, потому что чуждые нам шаткие идеи всеми доступными средствами продолжают наводнять наше общество. Однако православная вера, которую мы восприняли и которая со­ставляет наше главное достояние, — это самое большое благо под солнцем, потому и борьба за нее должна быть упорной и мужественной.

Цель дьявола заключается в том, чтобы разлучить человека с Богом, и он стремится к этому, используя бесчисленные средства обмана. Мы рассмотрим одно из таких средств — атеистический гуманизм, составляющий основание европейской культуры. В начале мы об­ратимся к материальной и духовной основе окружающего нас мира, после чего речь пойдет о достоинстве человеческой личности, об абсолютном и преходящем, о нетленном и тлен­ном, о вечном и временном. Затем мы обратимся к вопросу о творении человека «по образу и подобию Божию», о чем свидетельствует не только Священное Писание, но и естественные данные, предоставляющие нам решение драматических вопросов, которые ставятся относи­тельно существа человека. После этого мы приступим к вопросу о Воплощении Бога Слова и о совершенстве нашей природы, которое возможно только в Нем. И в конце мы остановим­ся на той истине, что Богочеловек — это все, это абсолютная мера для человека, позаимство­вав в качестве основы для своих слов некоторые прекрасные и мудрые мысли блаженного и святого старца Иустина Поповича[95].

* * *

Нет сомнения в том, что после Бога человек — самое таинственное и загадочное суще­ство. Рассматривая человеческую историю, любой легко убеждается в том, что с самого на­чала в человеке сосуществуют две противоположные силы, которые пытаются занять в нем господствующее положение: это добро и зло, жизнь и смерть, Бог и дьявол; причем, и та и другая силы действуют сообразно своим методам и средствам. В чем, однако, состоит та онтологическая данность, посредством которой человек различает не только эти состоя­ния, но и всю наличествующую реальность, которая обступает его в чувственно-воспринимаемом мире?

Как только человек начинает воспринимать окружающее, он видит и ощущает через свои чувства и имеет способность описать все материальные предметы, которые находятся вокруг него. В то время как неразумные животные воспринимают чувствами только общую протяженность вещи, не понимая ни ее сущности, ни ее свойств, человек тотчас же при сво­ем взгляде на очертания любой вещи некой таинственной силой может составить ее описа­ние во всех ее измерениях. Он может определить ее возраст, свойства, назначение, он может изменять ее, уменьшать или увеличивать, разрушить или перенести в другую среду, иными словами, он может ее подчинять и властвовать над ней. Эта онтологическая данность внутри человека есть его дух, который невозможно описать при помощи чувственных представле­ний: он не похож ни на одну материальную вещь, ни одна из них не может его вместить и объять; даже сам человек не знает его облика и качественной определенности. И хотя этот дух, в сравнении с материей, незрим, нематериален и неописуем, он все же составляет не просто самую подлинную действительность в бытии материальных вещей, но является их мерой, поскольку все тайны вещественного мира объясняются и понимаются невеществен­ным духом. И раз он и есть сама действительность, стоит подумать над тем, как велика цен­ность духа. Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? Или что даст человек измену за душу свою? — говорит Господь наш Иисус Христос (Мф. 16, 26).

Из этого следует, что человек утверждает всю свою видимую жизнь, осуществляемую в пространстве и во времени, на невидимых силах души, то есть на духе, который проявляет­ся в чувствах, в восприятии, в способности суждения, различения, высказывания и осозна­ния. Дух человека есть чудесная мастерская, в которой впечатления, передаваемые чувства­ми, неким непостижимым образом перерабатываются в мысли.

Любой серьезный наблюдатель мироустройства, с какой бы стороны он ни рассматри­вал творение — с материальной или с духовной, — почувствует присутствие некой невыра­зимой тайны во всех видимых вещах мира. Однако только разумный дух сможет правильно сориентироваться и дать толковое объяснение этой загадочной тайне мира. Опыт, который приобретает разумный человеческий дух через свою связь с чувственными и мысленными вещами, быстро приводит его к ностальгии по безграничному, вечному и абсолютному бы­тию, и он умозаключает, что основанием и целью всего сущего является реальность вечной жизни.

В своем порыве к абсолютному человеческий дух обращает все свои усилия на победу и преодоление преходящего, смертного, тленного, ограниченного и самой смерти. Если мы обратим внимание на историю человеческой жизни, которая тянется к нам из глубины веков, мы увидим, что все усилия человека, пытавшегося через религию, философию и культуру реализовать свои высшие устремления, были обращены к одной цели — к победе над тлени­ем и смертью, которые составляют единственную чуждую стихию в природе мира, препятст­вующую совершенству жизни.

Откуда же проистекает в человеческом духе эта ностальгия и этот порыв к безгранич­ному? Что подталкивает человеческую мысль озадачиваться бытием абсолютного? Если бы эти мысли были суеверием простого и невежественного люда, то они не занимали бы головы просвещенных и мудрых людей, тогда как в действительности мы видим, что они первые на­пряженно занимались подобными вопросами. И опять-таки, было бы невозможно, чтобы по­нятие о вечности и об абсолютном были навязаны человеку внешней материальной средой и даже его собственным живым телом, потому что все это, то есть материя и тело, есть вещи преходящие.

Единственное объяснение этому — в том, что стремление и тяга человека к абсолют­ному бытию, к вечности и жизни, пребывает в самом существе человеческого духа, в его природе, и является важнейшим элементом его бытия. Поэтому стремление к абсолютному бытию и бессмертию не могли быть ничем иным, как единственной и непрерывной метафи­зической жаждой, исходящей из человеческого существа. Так вот, разве законы бытия жи­вых существ не учат нас, что каждое из них ищет себе подобного и что всякое существо спо­собно передавать другому то, что имеет само? Таким образом, бессмертие и вечная жизнь дается только Тем, Кто Сам есть Самосущая Жизнь. Все это является лишь подтверждением слов Священного Писания, которое открывает нам причины творения мира и, особенно, на­шей природы. Ведь мы, будучи созданы по образу и подобию вечноживого, непреходящего, вечного и бессмертного Бога, содержим в самих себе все признаки боголепного состояния.

Итак, для созданного по образу Божию человека естественно стремиться к своему Соз­дателю как к Первообразу. На этой ностальгии по божественному онтологически утвержда­ется человек. Все, что есть и все, что имеет Бог: вечность, безграничность, бессмертие, веч­ная жизнь, блаженство, — все это постоянно притягивает человеческий дух, об этом он меч­тает и тоскует, ища пути, способы и средства, какими возможно было бы удовлетворить эту


свою жажду и тяготение. Подтверждением подлинности этого чувства служит утомление и отвращение, которое он начинает ощущать, когда отдает все свои силы какому-либо дру­гому занятию: обратите внимание, что человек, едва овладев чем-либо, к чему он долго стремился, тотчас же обращается к поиску следующего приобретения, никогда не успокаива­ясь на чем-нибудь одном. И напротив, кто познал Бога и сподобился соединиться с Ним че­рез соучастие в Его нетварных энергиях, то есть в Его святости, тот никогда уже не вдавался в поиски чего-либо иного.

Отвечая на это естественное человеческое устремление, наш Спаситель говорит: Буди­те убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5, 48). Так что онто­логическая основа человеческого существования — это богоподобие; именно в богоподобии лежит существо человека. Наше богоподобие есть нечто исходно данное, есть местоположе­ние нашей природы. Это местоположение выявляет телеологический характер нашего суще­ствования, потому что конец-цель (телос) всех устремлений, намерений и энергий человека находится в Боге. Человек сотворен богочеловеческим существом потенциально. Будучи управляем богоподобной душой, он имеет нужду в уподоблении самого себя и всего в себе Богу, чтобы стать через это богочеловеческим существом реально, то есть, соединившись неким совершенным образом с Богом, жить в бытии безграничных божественных совер­шенств. Так объясняется и так осуществляется человеческое «по образу и подобию»[96].

Но, к сожалению, человек не пребыл твердым на своем пути к богоподобию, а сошел с него. Так началась страшная катастрофа ниспадения и увязания человека в лабиринтах смерти и тления. Хотя он и был при создании наделен богоподобными силами и тягой к бо­жественному совершенству, было невозможно, чтобы он достиг совершенства сам, без при­сутствия Благодати. Ведь главной ошибкой, вызвавшей его падение, было то, что он сам вос­хотел пойти к своему совершенству, захотел войти в тайны мира и жизни лишь на основе своих собственных знаний и сил.

Это понуждает нас констатировать, что человек испытал двойное падение: восстание против Бога и восстание против самого себя. Ведь и вправду, он восстал не только против Бога, но и против своих собственных духовных и разумных сил и порывов, которые были его основными отличительными чертами.

Он вышел из горизонта безграничного, вечного, божественного бытия и заперся в клет­ке своих бедных чувств. Это самоубийственное восстание было первым злым начинанием, в котором созрела вся катастрофа человеческого падения. Таким путем человек изгнал из се­бя Бога, изгнал Его из своей совести, из своей мысли, со своего места. Человеческая природа стала обнаженной, найдя через это свою так называемую «гуманистичность», чтобы прийти затем к окончательному отказу от Бога — атеистическому гуманизму, с которого начинается и в котором завершается все, что разрушает человеческую личность.

* * *

В чем же состоит этот атеистический гуманизм? Как следует из самого слова, гуманизм есть человечность, философия и познание, опирающиеся на эту человечность. Гуманизм есть то, что душевный человек — в значении, какое придает этому слову апостол Павел, — может постичь и описать, согласно знанию и критериям человеческого разума, который не возро­дился во Христе. Это возрожденное язычество, древнее идолопоклонство, принявшее новые формы. Коротко сказать, гуманизм в своей сущности есть самовыражение ветхого человека, которого разъедает тление, человека, который не свободен от тела греха и смерти (ср. Рим. 7,

24).

И вот во имя этого автономного гуманизма человек далеко от себя прогнал Бога и ос­тался только с самим собой и для самого себя. Себя он провозгласил мерой всех вещей и, со­ответственно, высшей ценностью. Этот «догмат» гуманизма, конечно, не современное изо­бретение; оно было первым заблуждением падшего человека, после того как он отсек себя от источника божественного просвещения и жизни.

Ностальгические порывы человеческого духа к Богу использовал дьявол, повернув их обманным путем так, что человек дошел до служения дьяволу вместо Бога, будучи окружен многочисленными «системами», в основе которых — идолослужение. Когда же через во­площение Бога Слова людям представилась возможность истинного богопознания, которое разоблачало дьявольскую ложь во всех ее проявлениях, дьявол не потерял, так сказать, при­сутствия духа, но с еще большим напряжением начал непрерывную войну за то, чтобы не допустить человека заново обрести правильный путь и вернуть себе жизнь. Об этом безу­мии дьявола говорит святой Иоанн Богослов в своем Апокалипсисе: Горе живущим на земли и мори, яко сниде дьявол к вам, имея ярость великую, ведый, яко время мало есть (Откр. 12, 12).

Несмотря на то, что невозможно найти порядка в том, что само по себе беспорядочно, дьявол в своей борьбе с человеком все-таки придерживается некоторой методики. Он под­разделяет людей на три категории, в зависимости от их качеств. К первой категории он отно­сит людей одаренных и умных, в которых старается развить гордость, своенравие, эгоизм. Когда он достигает своей цели, он лишает действенности их веру, которая естественным об­разом принадлежит природе всех разумных существ. Так люди, в которых дьявол сумел воз­будить вышеназванные качества, начиная с чрезмерного доверия собственному мнению от­носительно достоверности своей логики, создают со временем различные теории и философ­ские учения, вдаются в изыскания и исследования, имея в этом немалый успех. К сожалению, все это, вместо того, чтобы привести к Богу, утверждает их в еще большем не­верии.

Ко второй категории дьявол относит людей более уравновешенных по характеру, кото­рые оказывают послушание законам веры и не принимают неверия ни под каким видом. Но у них дьявол и не стремится отнять веру, пытаясь лишь исказить в их сознании ее существо и ввести в заблуждение, чтобы таким путем отдалить их от Бога. Здесь, по словам писателя Апокалипсиса, бездна глубин сатанинских (Откр. 2, 24). Через бесчисленные ереси и заблу­


ждения, которые выдумывал и продолжает выдумывать дьявол, он ведет к погибели тех, ко­го не смог победить неверием.

В третью категорию дьявол включает людей вялых и безразличных к духовным заняти­ям, с которыми ему не составляет труда справиться, потакая их любви к наслаждениям. Их правило жизни это удовольствие, испытываемое телесными чувствами, и они живут со­гласно известному рассуждению: Да ямы и пием, утре бо умрем (1 Кор. 15, 32).

Конечно, такое на скорую руку изображенное нами деление людей на три категории, соответственно способам дьявольской борьбы, не представляет постоянного и безусловного правила. Цель сатаны состоит в разрушении человека любыми средствами, поэтому он пере­бирает все возможные способы: когда потерпит неудачу, действуя одним способом, приме­няет другой и третий, и так без конца. Он воевал даже со Христом, воевал с Его делом, вое­вал и воюет с Его Церковью. Будучи человекоубийцей, он не хочет, чтобы Бог был с челове­ком, чтобы Бог был со Своим творением. Вся его война состоит в том, чтобы попытаться как можно дальше отдалить Христа от человека.

После «зимы» гонений, когда пришла «весна» свободы для Церкви, дьявол начал еще более яростную борьбу со Христом. Найдя себе равноценное с Иудой-предателем орудие в лице Ария, он через него выискивал способ упразднить Богочеловека Христа: «Христос — не Бог, Он не имеет вечного существования, потому что было время, когда Его не было. Он не единосущен Отцу, Он просто самое совершенное творение», — так проповедовал дьявол устами Ария. Никакая другая ересь, никакая беда в таком масштабе и так долго не волновала Церковь Христову, как арианство. Эта страшная язва не перестала и после Первого Вселен­ского Собора угрожать Телу Церкви, потому что даже сегодня она живет и обнаруживается под различными «масками». Эта ересь упраздняет саму суть христианства. Ведь если Хри­стос не Бог, тогда зачем человек стремится к жизни? Все — одна только ложь. Зачем нам ра­зум, мышление, тоска, любовь, деятельность, совесть? Ничего не остается, кроме единствен­ного вывода, что мир сей есть театр теней, что он полон нечленораздельных голосов, в кото­рых — лишь одна великая ложь.

Откуда, однако же, происходит арианство? Его началом служит рационализм, абсолю­тизированный человеческий разум гуманизма, в котором все судится человеческой меркой, в котором господствует еще старая аристотелевская философия. Поэтому кто-то и назвал Аристотеля епископом ариан. И вот человек, измеряя все правилами своей человеческой фи­лософии, решил с теми же критериями приблизиться и к превосходящему ограниченность человеческой природы Богочеловеку.

Все ереси стремятся к единой цели: обестелеситъ Богочеловека. Изгнать Бога с земли, удалить Его от человека, от Своего творения. Со времени старой ереси арианства вплоть до папизма и протестантизма дьявол извлекает одну и ту же выгоду, потому что и первая и последняя ереси, в сущности, отвергают реальное присутствие Бога в творении[97] . Да это и естественно, когда все оценивается с точки зрения человека как всеобщей меры.

* * *

Несмотря на все свое отречение и отступничество от Бога, человек все-таки не утратил окончательно качеств своего богоподобия, поэтому внутри него всегда таится некая тоска по познанию, по безграничности, по вечности. Таким образом, можно сказать, что та экзи­


стенциальная тревога, которая пребывает в глубине существа всякого человека, есть, в осно­ве своей, искание Богочеловека. Явление Богочеловека Христа в мире было абсолютно ло­гичным, естественным и справедливым событием, потому что отвечало сущностному чая­нию человеческой природы — в онтологическом, душевном и историческом плане. Только Он, Богочеловек, мог удовлетворить все порывы, все устремления, всю жажду богообразной человеческой души. В Богочеловеке Христе выявляется и становится очевидным ответ на ве­личайший вопрос о человеческом предназначении, удовлетворяются все онтологические и метафизические притязания человека, поиск которого обращается теперь на то, что едино есть на потребу (Лк. 10, 42). Богочеловек Христос неким совершенным, естественным и ра­зумным образом разрешил для нас проблему Бога и проблему человека. Через совершенное единение с человеческой природой Он явил нам в Самом Себе Бога во всей Его наличной реальности и таким образом открыл нам абсолютную непотаенность истины, абсолютное благо, абсолютную правду, абсолютную любовь и мудрость, даровал вечную жизнь, напра­вив человека к святости, бессмертию и совершенству. С воплощением Бога Слова в челове­ческую природу вошли сверхсовершенная божественная мудрость и любовь, сверхсовер­шенный божественный ум, трансцендентные божественные свойства, потому что они срод­ны с существом нашей богообразной души. Именно поэтому Богочеловек, и только Он, может и должен составлять центр и меру всего в человеческом мире.

* * *

Однако вернемся к гуманизму и, главным образом, к европейскому гуманизму, в кото­ром исток и средоточие всех человеческих «гуманизмов», чтобы вкратце отметить его отно­шение к Богочеловеку и посоветовать нашей молодежи, которая легко всем восхищается, не увлекаться обманчивыми призывами псевдокультуры.

В самом деле, если бросим беглый взгляд на метафизику гуманистической культуры, мы увидим, что в ней систематически притупляется чувство бессмертия, доходя до того пре­дела, когда философы и мыслители, такие как Ницше и многие другие, провозглашают, что мы «плоть и только плоть». Так потихоньку в гуманистической Европе, увлеченной прогрес­сом, науками, исследованиями, была абсолютизирована человеческая смертность и в качест­ве догмата провозглашено, что смерть, представляющая для христиан главного врага челове­ка, ради избавления от которого Сын Божий сошел на землю, есть необходимость. Глаголю-щеся быти мудри, объюродеша, согласно апостолу Павлу (Рим. 1, 22). Сосредоточившись на человеке, гуманизм захотел возвеличить его без Бога, но вместо этого так уничижил, что низвел человека до тени, бросаемой им же самим: и это потому, что гуманизм лишил челове­ка ощущения абсолютного и безграничного, ощущения бессмертия. Культура, основанная на таких убеждениях, без труда и самым естественным образом провозгласила со временем, что человек происходит от обезьяны. И раз человек был уподоблен животным, то почему он не должен был делать то же, что и они, и в нравственной жизни?

Посмотрим на современное право, и мы увидим, что оно не запрещает грех, не запре­щает преступление, считая это естественной необходимостью и предпосылкой свободы лич­ности; поэтому жизнь общества регулируется ныне критериями, основанными на порывах страстей и похоти. Гуманистическая культура провозгласила ветхаго человека с деянъми его (Кол. 3, 9) неизбежной необходимостью. «Закон джунглей» стал необходимым следствием гуманистических идеалов. Относительность, которая возобладала в философии и этике гу­манистического человека, привела, в конце концов, к нигилизму и анархизму — сначала в качестве идеологии, а затем перейдя от слов к делу. Взгляните на запутанную историю двух мировых воин, чтобы убедиться в этом.

Итак, такая культура, которая ниспровергает все высшее и божественное и ведет к ука­занным результатам, не может исходить из иного источника, кроме того, о котором Господь сказал, что он человекоубийца бе искони и во истине не стоит, яко несть истины в нем, то есть в дьяволе (Ин. 8, 44). Дьявол, «обольщающий вселенную», имеет своей главной це­лью лишить человека его богоподобных свойств, обесчеловечить его, сделать таким же, ка­ков он сам. Гуманистический человекоцентризм есть в сущности дьяволоцентризм, потому что и тот и другой ищут одного и того же: принадлежать только самим себе. Самолюбие, эгоизм, индивидуализм — это существо всякого греха. Но именно эти черты характеризуют и дьявола: он желает всегда быть один и принадлежать самому себе, быть без Бога и далеко от Бога. Таков же, в сущности, и человек атеистического гуманизма: он индивидуалист и эгоист, он своекорыстен и самолюбив, он управляет собой сам вдали от Бога, допуская ро­ковой просчет в попытке стать «добрым» через злое, богом через дьявола, оправданным че­рез грех.

Но сколько бы ни помрачался человеческий ум, пребывая в тумане греховности, он все же сохраняет следы своих свойств, которые он имел до падения, и по этой причине не забы­вает Бога, не выдерживает и не может обходиться без Бога, хотя бы и ложного бога. В древ­ние времена он делал идолов и поклонялся им как богам. Теперь он делает то же самое, с той только разницей, что божества, которым он покланяется, поменяли свой внешний вид. Рань­ше человек обожествлял произведения своего мастерства; теперь же он обожествляет само мастерство[98]. Все технологическое производство, как в теоретическом, так и в практическом смысле, человек наименовал «Наукой». Он облек ее в различные «одежды» и провозгласил, как раньше провозглашали богинь Афину, Афродиту или Деметру, «божественной Наукой». Таким образом, сегодня в европейском пантеоне уже нет старых идолов, и их место занимает только «ее величество Наука». Однако все продолжается по-старому: составляются новые догматы, пишутся новые «евангелия»! Все, что не прошло исследование при помощи «теле­скопа» науки, объявляется несуществующим. Все то, что не вмещает гуманистический ум, не имеет действительного веса. Европейский гуманист сузился и уменьшился до таких опас­ных пределов, что не вмещает в себя ничего абсолютного, ничего бессмертного и вечного. Он знает только, как плутать по мрачным и лишенным солнечного света лабиринтам бес­плодного рационализма. Его «метафизика», чрезвычайно ограниченная и материалистиче­ская, не может иметь иного содержания, кроме того, которое ей предоставляет научная куль­тура и цивилизация: это материя, перерабатываемая самыми разнообразными способами в угоду чувствам и временному удобству. В то время как человек еще хвастается своими по­знаниями и достижениями, он, на самом деле, лишь поклоняется делам рук своих. И это идо­лопоклонство воистину худшее из всех возможных.

Этика древнего языческого мира продолжает, к сожалению, управлять всеми отноше­ниями и в современном неоязыческом мире. Взаимоистребление — назовем его лучше «ан­тропофагией» — составляло главную характерную особенность нравственности древне-языческого мира; по существу, та же особенность отличает и современную гуманистическую культуру, с разницей в том, что современная антропофагия прячется под маской культуры. Это утверждение нельзя назвать несправедливым или преувеличенным, потому что атеисти­чески-гуманистическая культура Европы провозгласила первым принципом жизни борьбу за средства к существованию и самосохранению. Эта борьба не подлежит суду совести: вся­кое препятствие устраняется силой, и слабейший становится добычей более сильного. И по­скольку «процветание» и самосохранение представляют необходимость, ради их достижения позволяется все: грех, преступления, любое дозволенное и недозволенное средство. Ведь по­нятие о грехе предполагает понятие о Боге, о душе и о бессмертии, а если их нет, то все по­зволено.

Однако, если необходимость самосохранения и благополучия является правилом жиз­ни, тогда «справедливым» становится лозунг, ставший «евангелием» современного общест­ва: «твоя смерть — моя жизнь». Разве это не закон океанов и джунглей? Больший поедает меньшего, сильный — слабого. Живым примером может послужить наша маленькая родина,


которая явилась жертвой жестокой расправы из-за экономических интересов более сильного народа[99]. Часто более сильные не колеблясь придают таковым «жертвоприношениям» рели­гиозную окраску, с большим лицемерием используя для достижения своих интересов то Евангелие, то Коран, то Талмуд.

Конечная цель, к которой стремятся творцы европейской гуманистической культу­ры, — это окончательное отдаление Бога от человека. В качестве средств для достижения своей цели они используют все виды человеческой культуры и науки: культуру ренессанса и романтизма, антропологию и позитивизм, агностицизм и рационализм, в политике — уста­навливая парламентаризм и декларируя «свободу», и в то же время прибегая к диктатуре и революциям. Самые же дерзкие не колеблются провозглашать с одобрением «смерть Бо­га»: «Бог умер!» Когда исчезает понятие об абсолютном, тогда все становится относитель­ным. Но когда все абсолютные ценности исчезнут и останутся преходящие и относительные, тогда гуманизм в своей сущности превращается в нигилизм. Раз все относительно, ничто не может иметь право считаться высшей ценностью, и когда иерархия ценностей упраздня­ется, тогда воцаряется анархия.

Следствием всего этого будет положение о том, что нигилизм и анархизм есть логиче­ский конец европейской цивилизации. Ее гуманизм развертывается в атеизм, проходит сквозь анархизм и завершается в нигилизме. Таковы губительные итоги человеческой куль­туры без Бога, в которой уничтожается личность и исчезает все высокое, бессмертное, абсо­лютное и божественное. Гуманистическая цивилизация, как чудовищный механизм, прогла­тывает людей и превращает их в вещи, инструменты, в придаток производства, совершенно перемалывая все признаки их человечности.

* * *

Мы в общих словах представили очертания гуманистической культуры, основанной на человеке как мере всего. Обратимся же теперь к противоположной культуре, основанной на духовных, евангельских и истинно христианских началах.

В этой культуре единственный центр и мера всех вещей — это Богочеловек Господь наш Иисус Христос. Почему так? Потому что Он для того и стал человеком, чтобы воскре­сить, возвысить, обожить и уподобить Себе во всем падшего человека. В Его Лице осущест­вилось самое совершенное единение Бога и человека, так что ни Бог Своим превосходством не подавил человека во Христе, ни человек не встал на место Бога, но осуществилось некое идеальное равновесие и гармония и той и другой природы. Полнота и совершенство челове­ческой личности достигаются через уподобление человека Богочеловеку Христу. «Богочело-вечество», таким образом, есть единственная забота, в которой выявляется все многосторон­нее дело православной христианской культуры. Только начиная с поиска Богочеловека мож­но отыскать идеального, непорочного и совершенного человека.

И действительно, в центре творения стоит Богочеловек: Он ось, вокруг которой дви­жутся миры, небесные и земные. Богочеловек — это мистический центр, притягивающий души, которые алчут и жаждут вечности, истины, жизни. В Нем совместно творят Бог через человека и человек через Бога. Здесь Бог действует в человеке, а человек содействует Богу. Здесь становятся ценными все человеческие способности, получающие совершенство через божественные энергии и оказываясь, таким образом, просвещенными и плодоносными. И это потому, что хотя по человеческой правде человек осужден в своем грехе, Богочеловек Хри­стос упразднил грех и спас человека. В Богочеловеке завершили свой путь все святые, среди которых упомянем и апостола Павла, который хвалился: Вся могу о укрепляющем мя Христе (Флп. 4, 13), и: Благодатиею Божиею есмь, еже есмь (1 Кор. 15, 10), то есть по Благодати Бога, а не по милости преходящего человеческого рассудка.


Богочеловеческая жизнь и ее культура имеют цель внутренне преобразить человека, воссоздать его душу и через душу само тело. Потому что тело только тогда обретает досто­инство, когда находящаяся внутри него душа становится чистой, просвещенной и святой по Благодати, после чего и тело общается и соучаствует в боголепных дарованиях, которые начинают источаться и из него. Эта цель достигается только богочеловеческими средствами, то есть божественными добродетелями. Каковы они, однако, эти божественные добродете­ли? Добродетели это Сам Иисус наш в качестве олицетворения добродетелей: Такой, Ка­ким мы Его узнали и Каким Его пережили с того самого момента, когда Он начат творити же и учити (Деян. 1, 1) на земле. Это Его слова, Его дела, Его жизнь: молитва, кротость, со­страдание, непорочность, смирение, любовь. Разве все это не воплотили в своей жизни и Его ученики святые?

Цель богочеловеческой культуры состоит в преображении не только человека, но и все­го творения. Через возделывание евангельских и христосообразных добродетелей человек приобретает власть и над самим собой и над окружающей природой, потому что природа служит человеку, а человек Богу. Когда мы видим людей, которые не могут взять себя в руки и побеждаются страстями, это означает, что у них отсутствуют эти божественные доб­родетели, и они лишены Благодати Божией. Никто сам по себе не может управлять собой и побеждать окружающее его зло, по слову Христову: Без Мене не можете творити ниче-соже (Ин. 15, 5). Живым примером можно назвать святых нашей Церкви, которые через Христа подчинили послушанию и служению Богу и самих себя и неразумную природу во­круг себя. Одним из них прислуживали дикие звери, другие не испытывали нужды в естест­венных потребностях, третьим служили сами стихии вразрез со всеми законами природы.

Жизнь во Христе с ее чудесными следствиями есть Царство Божие на земле. Его во­дворение не достигается внешним принуждением, силой или искусственными приемами, но свободной волей, через принятие Господа Иисуса Христа в свое сердце и постоянное де­лание божественных заповедей, которые оживляют освящающую Благодать Божию, нахо­дящуюся в нас после святого Крещения. По этой причине Царство Божие, согласно апостолу Павлу, — это правда и мир и радость в Духе Святом[100] (Рим. 14, 17). Заметьте, не в духе че­ловеческом, но в Духе Божием.

Самая общая и всеобъемлющая заповедь богочеловеческого православного жительст­ва — это: Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33). Все, что необходимо для поддержания тела, все, что составляет потребности здешней жизни, будет дано Богом и без нашей просьбы, потому что Он знает, в чем мы имеем нужду, и промышляет о каждом из нас. Иже убо Своего сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его, како убо не и с Ним вся нам дарствует[101] (Рим. 8, 32)? И сладчайший наш Иисус говорил об этом весьма ясно: Не пецытеся убо глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеж-демся? Всех бо сих языцы ищут: весть бо Отец ваш Небесный, яко требуете сих всех. Ищи­те же прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 3133).

Обо всем этом, составляющем не больше чем придаток жизни, слишком усердно печет­ся западная культура, расходуя всю свою энергию только и только на средства выживания, попадая им в плен и самого человека обращая в вещь, в материю, в смерть. Человек приду­мал огромное количество потребностей, исходя из своих порочных пристрастий; он изменил даже законы естественной необходимости, потому что руководствовался своими беззакон­ными похотениями, ради удовлетворения которых превратил благословенное место, предна­значенное для Царства Божия, в скотобойню и адскую муку. Богочеловек Христос открыл нам «единое на потребу»; все остальные потребности имеют второстепенное значение и час­то оказываются ненужными.


Вследствие всего вышесказанного абсолютная необходимость может состоять только в том, чтобы мы отреклись от всех других потребностей и следовали за Господом нашим Ии­сусом Христом до тех пор, пока окончательно не воссоединимся с Ним. Если этого не слу­чится, тогда, по необходимости, человек остается бесплодным и духовно обнаженным, шаг за шагом приближаясь к всецелому умерщвлению. Якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе, — говорит Господь, — тако и вы, аще во Мне не пребудете. Аз есмь лоза, вы же рождие; и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже; аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсышет; и собирают ю и во огнь влагают, и сгорает (Ин. 15, 4-6).

После всего этого, разве возможно, чтобы кто-нибудь сказал, что есть нечто общее ме­жду миром, который весь во зле лежит (1 Ин. 5,19), бог которого — дьявол, по словам апо­стола Павла (2 Кор. 4, 4), и миром, в основе которого вера в бессмертие, в вечность, в Бога? Не будем обольщаться: грех — это образ и сила дьявола, и кто согрешает, становится, есте­ственным образом, подобен дьяволу, потому что, согласно евангелисту Иоанну, творяй грех от дьявола есть, яко исперва дьявол согрешает (1 Ин. 3, 8). И напротив, рожденный от Бо­га блюдет себе, и лукавый не прикасается ему (1 Ин. 5, 18).

Христу Жизнеподателю и Богу сил Небесных Величие и славу возносим во вся веки![102]


СМЫСЛ ЦЕРКОВНЫХ ТАИНСТВ

Каждый христианин должен стремиться к правильному пониманию спасительного дела Христова и, по мере возможности, стараться практически соответствовать Христу, чтобы достичь главной цели — спасения, которое совершено в человеческой природе Воплощени­ем Бога Слова. В этом контексте мы и обратимся к рассмотрению святых таинств, которые являются главными силами, содействующими осуществлению нашей цели.

Обновление человеческой природы, совершившееся во Христе, не просто освободило человека от тления и смерти, но возвело его в то состояние, которое он имел до падения, и удостоило его быть обоженным и «приближенным» к Отцу. Человеческая природа, будучи воспринята Христом, по Благодати Святого Духа стала победительницей тления и смерти и вошла в жизнь Тела Христова, которое есть Его Церковь. Церковь как Тело Христово есть реальное «участие в обожении», совершающееся через святые таинства.

Таинства—это чувственно-воспринимаемые средства, которые передают нам божест­венную Благодать. Так происходит по домостроительству Бога, потому что человеческая природа двойственна: она состоит из материального тела и нематериальной души. Таинст­ва — это «носители» Благодати, из которой они черпают по силе, данной божественным до­мостроительством, совершившимся во Христе. Однако, чтобы прояснить себе, как это про­исходит, и убедиться, что дело здесь идет не о чем-то таком, что действует в массовом по­рядке и по необходимости, приведем некоторые соображения относительно существа совершившегося во Христе божественного домостроительства.

Христос через восприятие нашей природы обновил и обожил именно человеческую природу, а не человеческие личности. Иными словами, человеческая природа в своей сово­купности стала соучастницей божественной Благодати, потому-то теперь и личности могут по силе, даруемой этим соучастием, если отдадут предпочтение жизни во Христе, достичь совершенства и обожения. Как видим, обожение не навязывается человеку, а предлагается ему как свободный выбор, потому что Своим воплощением Христос не отнял у человека его свободы.

Человек был сотворен свободным, и по своему свободному выбору удалился от Бога; но опять же в силу своего свободного выбора и предпочтения он возвращается в состояние Благодати. Его свободное самоопределение служит для него условием вступления в жизнь Христову и соучастия в боготворящей Благодати Святого Духа, которую он черпает в таин­ствах Церкви. Нетварная и вечная Благодать, поселяясь в человеке, делает его соучастником божественных свойств, каковые суть: «безначалие», «вечность» и «бессмертие» по Благода­ти, согласно с учением святых отцов Максима Исповедника и Григория Паламы[103]. Конечно, основное различие между человеческой и божественной природами не изменяется, но соуча­стие по Благодати тварной человеческой природы в боготворящей Благодати делает человека богом во всем, «кроме тождества с Ним по сущности»[104]. Об этом же говорит и апостол Иоанн в своем Первом Послании: Не у явися, что будем: вемы, же, яко, егда явится, подобии Ему будем... (1 Ин. 3, 2).

Божественные таинства Церкви действуют посредством боготворящей Благодати и, од­новременно, духовно-нравственной жизни человека во Христе. Если эта связь нарушится, то не принесут пользы по отдельности ни таинства, ни нравственная жизнь.

Важнейших для спасения человека таинств, согласно Святым Отцам, два: таинство Крещения и таинство Божественной Евхаристии. Великий светильник Церкви святой Григо­рий Палама говорит: «Этими двумя таинствами обусловлено все наше спасение, потому что все богочеловеческое Домостроительство сосредоточивается на этих двух таинствах»[105]. По­добным образом и святитель Иоанн Златоуст, объясняя причину, по которой из ребра Иисуса истекли кровь и вода, говорит: «Не без значения и не случайно истекли эти источники, но потому, что из того и из другого составлена Церковь. Это знают и посвященные в таинст­ва: водою они возрождаются, а Кровию и Плотию питаются. Отсюда получают свое начало таинства»[106].

Останавливаясь на этих двух главных таинствах, мы ни в коем случае не принижаем других. Заметим попутно, что совершенно неправильно таинства ныне исчисляются числом семь «догматика», совершенно неизвестная Отцам Церкви, которые считали «таинством» всякое священнодействие, осуществляемое законными служителями Церкви, поскольку в каждом священнодействии происходит освящение и спасение верующих[107].

Первое главное таинство, через которое человек может вступить в Церковь и приобре­сти личное участие в спасении Христовом, есть Крещение. В Крещении человек очищается от греха и освобождается из-под власти смерти. Они оба, грех и смерть, имеют между собой причинно-следственную зависимость. Смерть вошла в мир через грех, который по этой при­чине оказался, согласно Павлу, жалом смерти (см. 1 Кор. 15, 56).

Человек не может быть свободен от смерти до тех пор, пока не будет упразднена при­чина, то есть грех. Коль скоро человек находится под властью греха, он по необходимости подчиняется и смерти. В Крещении, однако, человек умирает вместе со Христом и воскреса­ет вместе с Ним в жизнь будущего века. Таинство Крещения символизирует смерть и жизнь, погребение и воскресение. Смерть это умирание для греха, а воскресение это участие в боготворящей Благодати, которая преподается через «печать» дара Духа Святого.

Итак, Крещение освобождает человека от наследственного тления, воспринятого через грех. Отцы отмечают, что Крещение разрушает центр, в котором сосредоточена смерть, что оно является причиной обновления и возрождения. Святитель Григорий Палама подчеркива­ет, что Крещение вводит человека в жизнь «нового» века, которая превыше ума и чувствен­ного постижения, и делает его соучастником нетления и освобождает от греха. Благодать Крещения очищает и просветляет сокрытый внутри человека образ Божий и снова дает ему способность стать подобным Богу через благодатное обожение способность, потерянную человеком в грехопадении. Но если возможность воссоздать свое состояние «по образу» Бога дается человеку сразу как только он крестится, то возможность существования «по подо­бию» ему дается лишь как семя, которое он должен возрастить, восходя в духовной жизни


не только действием одной лишь Благодати, но и содействием собственной воли и жизни со­гласно Христу. Крещение, таким образом, есть новое рождение; оно «священнодействие богорождения», по выражению святого Дионисия Ареопагита[108]. И поскольку рождаемое от Духа дух есть, по слову Господа нашего (Ин. 3, 6), то и крещаемый становится духовным человеком.

Божественная Благодать, которая дается в Крещении, хотя и самодостаточна в своей полноте, все же приносит плод только через содействие воли верующего. Человек после гре­хопадения утратил эту божественную силу, которая была в нем некой «второй душой», или, лучше сказать, «душой души». Именно она дала человеку возможность стать подобием Бо-жиим и иметь сверхъестественные силы и способности. Святость, которую мы видим в жиз­ни наших Отцов, — это и есть приобретенная заново Благодать, которую человек имел до падения; поэтому мы и наблюдаем, как святые пророчествовали, творили чудеса и вообще пребывали «выше природы». Нынешнее местоположение Благодати, поселяющейся и дейст­вующей в душах верующих, есть предварение будущего совершенства, то есть обожения, в котором достигает полноты цель творения — как первого творения человека в Адаме, так и второго воссоздания его во Христе.

Освящение, подаваемое через божественные таинства, которое переживает в нынешнем своем положении человеческая природа, есть первое воскресение, воскресение души, пред­варяющее воскресение тела, потому что воскресение тела совершится в будущем, а сейчас мы ощущаем его только верой. Это имел в виду и апостол Иоанн, когда говорил: Ныне чада Божия есмы, и не у явися, что будем (1 Ин. 3, 2). Через печать Благодати Духа Святого мы уже теперь восприняли усыновление, — но в такой мере, которая не дает нам знать, чем мы будем. Когда же в будущем явится Христос, тогда, продолжает святой Иоанн, подобии Ему будем, ибо узрим Его, якоже есть (1 Ин. 3, 3).

Силой Благодати, которую апостол Павел называет «всеоружием», человек может пра­вильно судить и обличать зло и выбирать добро. Теперь он может противостоять в брани к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, как это особенно ярко изобра­жает апостол Павел (Еф. 6, 12). Эту силу Благодати он в другом месте называет — оружия воинства нашего, которые, уточняет он, не плотская, но сильна Богом на разорение твердем (2 Кор. 10, 4). Об этой силе, впрочем, говорил и Христос, когда обращался к Своим учени­кам: Се, даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию: и ничесо-же вас вредит (Лк. 10, 19).

Без Благодати, от одного только ума плоти своея (Кол. 2, 18), человек не может ни раз­личить, ни предпочесть, ни совершить добро, как он хотел бы и как того хочет Бог. И если даже он сделает что-то, что представляется ему добрым, его дело не будет настоящим доб­ром, а будет зависеть от его страстного и испорченного мнения, которое наполнено страстя­ми падшего человека.

Как мы сказали, сила божественной Благодати остается незадействованной, если этого не захочет и этому не посодействует человек. Опасность «отпасть» вследствие своей не­брежности у человека присутствует всегда, если он не вернется к соблюдению первой запо­веди «возделывать и хранить»[109]. Страх подобного «отпадения» от Благодати весьма напря­женно переживали Отцы, о чем мы можем судить по их житиям: настоящую жизнь они про­водили содевая свое спасение со страхом и трепетом (ср. Флп. 2, 12), имея полное осознание врожденных в существе «ветхого человека» нерадения и самолюбия.

Благодать освящения, которая дается в Крещении, относится не только к душевному миру человека, но ко всему его душевно-телесному существу. Крещаемый признается сыном Божиим, возрождается во имя Святой Троицы и приготовляется к будущему обожению во «всеобщем воскресении», когда будут исполнены все обетования, данные Богом человеку. Как ребенок заимствует у родителей естественную возможность становиться мужем и на­


следственную власть над всем имуществом отца, которое ему не принадлежит до тех пор, пока он не вырастет, так и Благодать Святого Крещения дает человеку «обручение Духа» и божественного усыновления уже от купели, однако полное исполнение обетования совер­шится в будущем, после воскресения мертвых. Время жизни здесь на земле должно быть для нас духовным возрастанием в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), когда действования божественной Благодати полностью сочетаются с нашим распо­ложением и волей.

Послушание и подчинение воле Божией является условием того, что живущая в чело­веке Благодать Духа пребывает действующей в его душевно-телесном существе, так что со­храняет его от заблуждения и обольщения грехом. Если человек удержит это состояние, то­гда божественная Благодать приступает к очищению его внутреннего мира: вначале очища­ется и просвещается ум, затем сердце, после чего просвещается вся душа, начинает проявляться ее духовное состояние, и она уже здесь ощущает награды будущей блаженной жизни.

Самым живым примером для верующего должна быть жизнь Христа, Который есть ис­тинный Первообраз, потому что только в Его жизни мы можем увидеть совершенную и пол­ноценную встречу тварного человека с Благодатью Бога. Богоносные Отцы настаивают, что­бы мы испытывали и проверяли степень своего духовного преуспеяния, потому что божест­венная Благодать, которую мы черпаем в таинствах, не абстрактные обещания или символы; она живое присутствие Христа, в Которого мы облеклись в Крещении: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3, 27). В Крещении мы облекаемся в Него, в божественном Причащении принимаем Его внутрь самих себя, так что и внутри и снаружи мы оказываемся христоносными и духоносными. Если же, напротив, мы станем работать двум господам, или, хуже того, покоряться лукавому, тогда Благодать оставит нас, а Христос снова скажет с печалью, что Он не имать где главы подклонити (Мф. 8, 20), пото­му что в таком случае наши внутренние «норы» будут заняты «лисицами», а «гнезда»«птицами»![110]

Вторым великим таинством является божественная Евхаристия, или Причащение. Это таинство тесно связано с Крещением: одно ведет к другому, и оба ведут человека к совер­шенству, в котором осуществляется воссоздание первоначального положения человеческой природы «по образу» своего Создателя. Божественное Причащение усовершает человека до состояния «подобия» Богу, в котором исполняется весь смысл творения.

Таинство божественного Причащения обнаруживает безграничную любовь Бога к че­ловеку. Бог, желая приблизиться к нам и передать нам Свою любовь, послал Сына Своего, Который снизошел на землю и стал подобным нам: поскольку мы имеем плоть и кровь — и Той приискренне приобщися техже[111] (Евр. 2, 14). Таким образом, теперь через вещество плоти и крови, которые Он воспринял ради нас, Он вступает в общение с нами, становясь едино тело, един дух с нами (Еф. 4,4), и мы становимся сотелесными и единокровными в Его богочеловеческом бытии. Поэтому справедливо Он уже не называет нас рабами, но друзьями (см. Ин. 15,15), и не только друзьями, но считает нас Своими братьями и сонаследниками (см. Мк. 3, 35; Рим. 8, 17), потому что Его Отец становится и нашим Отцом (см. Ин. 20, 17). Так Христос становится для нас всем: и матерью и отцом, потому что в Крещении он рожда­ет нас к новой жизни, а в Евхаристии вскармливает нас, как мать вскармливает своими сос­цами дитя. Поистине, насколько божественно и невыразимо это таинство Святой Евхари­стии!

Как мы сказали, соединение человеческой природы с божественной в Единой Ипостаси Бога Слова явилось причиной обожения человека. Теперь каждый верующий, соединяясь со Христом, становится храмом всего Божества, потому что Лица Святой Троицы нераздель­


ны. Как в Теле Христовом живет всяко исполнение Божества (Кол. 2, 9), так и в ставших сотелесными с Ним обитает Святая Троица. «Он соединяется и с самими человеческими ипостасями,, каждого из верующих смешивая с Собой через соучастие в Его святом Теле, и становится сотелесным с нами, делая нас храмом всего Божества», говорит святой Григо­рий Палама[112]. Согласно тому же святому отцу, божественная Евхаристия имеет еще и глубо­кий эсхатологический смысл, потому что приобщение к Телу и Крови Христовым служит залогом обожения человека, будущего общения и соединения его со Христом в Его Небес­ном Царствии. Обожение есть живая реальность, которая начинается в здешней жизни и за­канчивается в иной.

Эта непосредственная и личная связь всякого верующего со Христом в божественном Причащении имеет следствием и подлинное единство верующих между собой в одной общ­ности, в Его Церкви, составляющей «новую тварь», посредством которой Господь все соеди­няет под Своей Единой Главой (ср. Еф. 1, 10).

Забота и обязанность всякого верующего не заканчивается только на том, чтобы подго­товиться к соучастию в божественных таинствах, но распространяется и на то, чтобы всю свою жизнь, во всех своих делах и начинаниях, искать ответа у вошедшего в его жизнь Бога Слова. Кто принимает в себя Христа, должен знать, что делает Его господином всей своей жизни, своей совести, своей мысли, всех своих влечений и действий: только так осуществля­ется вожделенное преображение, делающее всякого человека христообразным.

Из бесчисленного, как мы сказали, числа таинств нашей Церкви, мы вкратце останови­лись на двух главных таинствах. Молюсь, чтобы божественная Благодать, действующая че­рез Христа, соделала и нас способными неосужденно участвовать в них и в проистекающем из них освящении.


 

ТАИНСТВО ПОКАЯНИЯ

Покаяние — единственное спасение от общечеловеческого несчастья. Покаяние — единственная надежда отчаявшегося человека, чьи умственные силы и боговидный образ были искажены и ввергнуты в отчуждение грехопадением. Покаяние — величайший дар и милость божественной благости и человеколюбия. Покаяние — всеблагое домостроитель­ство Божие об исцелении и восстановлении расстроенной грехом человеческой личности, главное средство возвращения душевно-телесных сил человека к их естественному состоя­нию, способ обретения заново первой красоты сотворенной «по образу и подобию» Божию человеческой природы.

Если бы нам не был дан сей великий дар покаяния, немногие из людей смогли бы по­лучить пользу от спасительного обновления нашего естества, совершенного воплощением Бога Слова. Наше помышление, которое прилежит на злая от юности нашей (ср. Быт. 8, 21), развращение, которое вызывается действующими против природы законами греха, и еще к тому же «демонское злохудожество» производят всеобщее зло и увлекают несчастного и потерянного человека делать не то, что он хочет, а то, что он ненавидит (см. Рим. 7, 18). Таким образом грех вынуждает человека непрестанно бороться. И никогда не было иного способа спастись от этого великого зла, никогда не было иного вида исцеления от этой смер­тельной болезни, кроме покаяния, которую домостроительная благость Божия подарила че­ловеку. Поэтому покаяние справедливо изображают как второй великий дар Божий человеку после первого — божественного снисхождения, явившегося в воплощении Бога Слова.

Покаяние означает воззвание ума в ту область, из которой он вышел, означает измене­ние образа мышления, переосмысление мотивов совершенных прежде греховных поступков. Главное свойство нашего бытия как тварных существ состоит в том, что мы, по необходимо­сти, зависим от нашего Создателя и Промыслителя Бога; и это подразумевает послушание Его законам и заповедям. Такая зависимость всякого сущего от источника своего существо­вания, от причины, которая привела его к бытию и которая одна только может привести его к благобытию, есть единственное естественное состояние.

Как мы знаем, положение человека как стоящего в послушании Богу было поколеблено и изменено грехопадением. Эта роковая катастрофа не только лишила человека его места и достоинства среди творений, но и разрушила его душевно-телесный строй, так что он стал противостоять, ожесточаться, противодействовать и активно пребывать в непослушании бо­жественной воле. В его членах возник новый закон, действующий «против природы», как о том говорит апостол Павел (см. Рим. 7, 23). И вот, когда по действию Благодати и по про­свещению от Бога человек вдруг приходит в себя и хочет вернуться к Богу, что естественно для него, то этот его порыв называется покаянием. Получается, что покаяние в общем значе­нии этого слова есть возвращение заблудившегося человека к Богу и подчинение Его боже­ственной воле. Ведь то, что человек отверг, было заповедью Божией, так что теперь покаяние становится деланием и исполнением Его заповедей.

Бесконечной благостью Божией дар покаяния дан не ангелам, а нашему человеческому естеству. Природу покаяния как нужды, которая есть естественное следствие грехопадения, чувствует всякая разумная душа — достаточно того, чтобы она не была окончательно раз­вращена грехом, ибо душа, пришедшая во глубину зол, ожесточается (ср. Притч. 18, 3). Вот почему мы встречаем покаяние уже у первых людей, живших еще до Закона, когда оно не было еще результатом божественного учения, но являлось естественным чувством разумной души.

Примеров истинного покаяния бесчисленное множество за все три периода истории Церкви. В первый период, до Закона, исключительным примером служит история Иова, ко­торый говорил, что если он согрешил, то не посрамихся бо народнаго множества, еже не поведати пред ними (Иов 31, 34). В период Закона особое место принадлежит Давиду, плодом искреннего покаяния которого навсегда остался знаменитый пятидесятый псалом, где он с непередаваемой остротой описывает истинный образ мыслей кающегося. Что каса­ется, наконец, периода Нового Завета, вспомним примеры благоразумного разбойника, блуд­ницы, мытаря, блудного сына и т. д.

Дар покаяния не просто формально дан человеку, но подкрепляется и поощряется Бо­гом, чтобы утвердить и спасти грешника. Так в Ветхом Завете мы видим пророческие тек­сты, призывающие Израиль к покаянию: читая эти тексты, любой может удивиться постоян­ству любви Божией, непрестанно звавшей грешников к возвращению и покаянию, любви, доходившей до того, что Бог клялся человеку, что Он не хочет его смерти, но еже обрати-тися и живу быти ему (ср. Иез. 33, 11).

Завершение и усовершение покаяния мы видим в период Благодати, во времена Христа. Проповедь покаяния, начатая святым Предтечей, который возвестил крещение покаяния во оставление грехов, достигла своей высшей силы, когда Христос поднялся на Крест, при­неся Богу умилостивительную жертву за нас, завещав человеком всем всюду покаятися (Де-ян. 17, 30). Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии тяжестью грехов, и Аз упо­кою вы (Мф. 11, 28); Не приидох призвати праведников, но грешных на покаяние (Лк. 5, 32), и: Приходящего ко Мне не изжену вон (Ин. 6, 37), проповедовал Христос. Покаяние в период Благодати не знает границ: согласно заповеди Господа нашего, данной Его первоверховному Апостолу, оставление грехов дается желающим покаяться не семь раз, но до седьмдесят крат седмерицею (Мф. 18, 22), то есть бесконечно.

По причине такой безграничной любви Божией к падшему человеку и по причине удо-боизменяемой и любящей грех природы и воли человека, наша Святая Церковь назначила покаяние необходимым и спасительным таинством. Господь, основав Свою Церковь, дал своим ученикам и преемникам дар «отпускать грехи»: Приимите Дух Свят: имже отпус­тите грехи, отпустятся им; и имже держите, держатся (Ин. 20, 22-23), и: Елика аще свя­жете на земли, будут связаны на Небесех, и елика аще разрешите на земли, будут разреше­на на Небесех (Мф. 18, 18).

На примере грешной женщины, омывшей ноги Спасителя миром (см. Лк. 7, 37-50), все­благой Господь наш показал всю Свою милость и сочувствие к кающемуся. Однако Его все-любовь проявилась еще больше в случае женщины, взятой в прелюбодеянии, когда Он ска­зал те сладостные слова, исполненные сочувствия: «И Я не осуждаю тебя» (см. Ин. 3, 11). Истинное обещание покаяния мы находим в притче о блудном сыне, который, осознав свою вину и свое несчастное состояние — «умираю с голода» — принял твердое решение вер­нуться домой и с большим смирением произнес эти удивительные слова покаяния: Отче, со-греших на Небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой (Лк. 15: 18-19, 21). Подобный образ покаяния содержится и в притче о мытаре, где всего в нескольких чертах описываются ощущение греховности и смирение искренне кающейся души. Мытарь ударял себя в грудь, — туда, где находится первая причина греха, сердце, из которого исходит все злое и доброе, что имеет человек, — и говорил в сокрушении: Боже, милостив буди мне грешному (Лк, 18, 13).

Кроме бесчисленных примеров, касающихся отдельных лиц, мы встречаем в Священ­ном Писании и примеры общего всенародного покаяния, как например, в случае ниневитян, на котором стоит немного задержаться, потому что наше общество находится сегодня в по­хожем, если не в худшем, положении. Востани и иди в Ниневию град великий, так сказал Гос­подь Ионе, и проповеждь в нем, яко взыде вопль злобы его ко Мне (Иона 1, 2). Жители Нине­вии погрузились во глубину зол, почему и не могли прийти в чувство, согласно словам про­рока: Егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит (Притч. 18, 3). Поэтому всеблагое человеколюбие Божие взяло на себя инициативу, чтобы пробудить их от греховного сна. Еще три дни, и Ниневия превратится (Иона 3, 4). Такой короткий срок, назначенный ниневитя-нам долготерпением Божиим, привел их в чувство осознания своего положения: И вероваша мужие ниневийстии Богови, и заповедаша пост, и облекошася во вретища от велика их да­же до мала их. И возвратися кийждо от пути своего лукавого и от неправды сущим в руках их (Иона 3: 5, 8).


Пост, злострадание, раскаяние, сокрушение вот покаяние во всем его объеме. Чело­век согрешает перед Богом как единая душевно-телесная сущность, поэтому и покаяние по необходимости двойственно: скорбь, печаль, смирение, раскаяние, сокрушение как дела­ние души, и пост, злострадание, подвиг, борьба или милостыня как телесное делание.

И виде Бог дела их, яко обратишася от путей своих лукавых, — обратились не фор­мально, но по существу — и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им, и не сотвори (Иона 3, 10). Так подтверждаются слова Апостола: И хвалится милость на суде (Иак. 2, 13), то есть милость Божия всегда побеждает Его решение об осуждении, И хотя Бог верен во всех словесех Своих (Пс. 144, 13), все же мы видим, что покаяние человека и Его собст­венная милость часто понуждают Его изменять Свои решения. Пророк Иона как раз этим и обосновывал свой отказ идти в Ниневию и попытку побега: О, Господи, не сия ли убо сло­веса моя, яже глаголах, еще сущу ми на земли моей? Сего ради предварих бежати в Фарсис, зане разумех, яко милостив Ты еси и щедр, долготерпелив и многомилостив, и каяйся о зло­бах человеческих (Иона 4, 2).

Еще один прекрасный пример — Манассия, царь Иудейский, который сотворил много зла, и кровь неповинную излия многу зело... во грех введе Иуду (народ иудейский), сотворити лукавое пред очима Господнима (4 Цар. 21, 16). Тогда Бог оставил его, и он был взят в плен ассирийцами и в оковах приведен в Вавилон. Перед лицом смерти (по преданию, его заперли в медном истукане, чтобы сжечь), он почувствовал тяжесть своей вины перед Богом и при­шел к покаянию. Там, говорит предание, он составил и изрек известную молитву «Господи Вседержителю, Боже отец наших», которая читается на Великом Повечерии. И егда озлоблен бысть, взыска лице Господа Бога своего, и смирися зело пред лицем Бога отец своих, и помо-лися к Нему: и послуша его, и услыша вопль его, и возврати его во Иерусалим на царство его (2 Пар. 33, 12-13).

Важно, чтобы каждый человек осознал, что грех есть не что иное, как отречение от во­ли Божией, и поэтому влечет за собой потерю животворящей Благодати Святого Духа, кото­рую мы получили в Крещении. Грех бесчестит наши «брачные одежды» и разлучает с Не­бесным Женихом, мешает осуществиться в нас «новой жизни» и, как блудного сына, удаляет от Бога и всех Его даров. Грех оставляет нас в духовном голоде и помрачает ум, который, предаваясь непрестанному заблуждению и суемудрию, становится либо скотоподобным, ли­бо демоноподобным[113]. Грех разрушает все, что существует благородного, прекрасного, ра­зумного, все, чем может быть охарактеризована человеческая личность.

Именно грех произвел смерть и тление, которым подчинился не только человек, но и все творение, которое было сотворено Богом «весьма прекрасным»: Вемы бо, яко вся тварь совоздыхает и сболезнует даже доныне (Рим. 8, 22). Именно грех закрыл врата «рая сладо­сти» и вместо него принес «волчцы и терния», боль, труд и пот, страх, ужас и неуверенность. Именно грех низверг Денницу и подчинявшиеся ему ангельские чины из их всесветлой сла­вы и превратил их в мрачных и лукавых демонов. Сотворил грех Денница, не сохранив сво­его начальства, — и катастрофа совершилась со всем его войском; совершил преступление воли Божией первозданный Адам — и увлек всю тварь в нетление.

Насколько грех великое зло, доказывает образ спасения человека. Ни ангел, ни человек не могли уничтожить последствия грехопадения, поэтому Бог Слово благоволил «умалить Себя», став человеком, чтобы воссоздать искаженный образ Божий в человеке и освободить его от владычества смерти и дьявола. Отрекаясь от сатаны и греха в Крещении, человек при­нимает спасительную Благодать Христову и вступает в «новую жизнь» Церкви.

Можно сказать, что покаяние представляет собой основу практической части сотериологии. Ведь разве хоть кто-то когда-либо смог сохранить Благодать Святого Крещения и точ­но соблюсти заповеди Божии, как обещал принимая Крещение? Конечно, никто, пусть даже жизнь его была бы равна одному только дню на земле, согласно пророку (см. Иов 14, 5). По­этому, как видите, мы, будучи грешными и страстными, живя в атмосфере греха и противле­


ния, призваны встать на путь добродетелей и святости. Предпочесть добро легко, однако его исполнение требует подвига: Дух убо бодр, плоть же немощна (Мф. 26, 41; Мк. 14, 38). Зна­чит, покаяние — единственная надежда и помощь, оставшаяся грешному человеку, чтобы он мог исполнить свое жизненное предназначение. Именно поэтому наша Святая Церковь, ис­полняя заповедь Господню, продолжает сие спасительное дело в форме таинства покаяния, или исповеди, так что в этом таинстве всякий верующий может откликнуться на свой хри­стианский долг, покаявшись в том, что он совершил по воле и по немощи. Таинство покая­ния похоже на всемирное финансовое управление, куда человечество приходит и примиряет­ся с Богом, исповедуя свой долг и даром принимая его погашение. Иными словами, когда человек приходит в чувство своей виновности перед Богом, он направляется к специально назначенному для этого служителю Церкви, которому исповедует со смирением свои согре­шения, и получает от него прощение. Здесь находит свое подтверждение псаломское слово: Рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви; и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс. 31, 5), а также слова пророка Исайи: Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Ис. 43, 26).

В апостольскую эпоху таинство покаяния и исповеди происходило публично при соб­рании верных, в присутствии епископа: Мнози же от веровавших прихождаху, исповедающе и сказующе дела своя (Деян. 19, 18). Однако впоследствии этот обычай был прекращен, и епископы стали назначать пресвитеров, у которых кающиеся исповедовались отдельно, что практикуется до сих пор: кающийся приходит к поставленному для этой цели пресвитеру, так называемому «духовнику», и со смирением исповедует дела свои, удостоверяя таким об­разом искренность своего раскаяния. Если духовник рассудит, что нет препятствий для его непосредственного разрешения от грехов, следует завершение таинства, состоящее в отпу­щении согрешений, разрешении кающегося от уз греха и возвращение его в состояние Бла­годати, из которого он ниспал.

В зависимости от обстоятельств кающемуся могут быть назначены определенные епи­тимий от духовника. Епитимий преследуют педагогическую цель и являются средствами ис­правления кающегося, а не средствами отпущения грехов. Освобождение и очищение от гре­хов имеет силу подъять лишь пролитая на Кресте кровь Христа Бога: Кровь Иисуса Христа Сына Божия очищает нас от всякого греха (1 Ин. 1, 7). В древней Церкви было установлено четыре степени епитимий, в зависимости от согрешения и глубины покаяния исповедующе­гося: а) степень «плачущих», когда кающиеся оставались вне храма во время божественной литургии; б) степень «внимающих», когда они становились во внешнем приделе вместе с ог­лашенными; в) степень «припадающих», когда они, приклонив колена, стояли в главном храме, но выходили в определенный момент литургии, после соответствующего возглашения диакона; г) и наконец, степень «восстающих», когда они стояли просто со всеми остальными верующими. Время действия епитимий продолжалось в зависимости от силы покаяния, по суждению епископа.

Вместе с исповедью, епитимиями и отпущением грехов Святая Церковь утвердила и специальные молитвы с соответствующим наставлением, которое представляло собой ма­ленькое последование после исповеди. Сегодня, однако, это последование не читается, оста­лись только молитвы, относящиеся к отпущению грехов. «Бог да простит тя через меня грешного и в сем веце и в будущем»[114] и т. д. При этом необходимо, чтобы духовник просве­тил кающегося относительно того, насколько грех — большое зло и какие бедственные по­следствия он имеет для жизни верующего. Ведь часто среди людей можно встретить доволь­но распущенное и компромиссное отношение к этому вопросу, когда думают: «Ничего страшного в этом грехе нет, скажу духовнику, почитаю канон, и все будет в порядке». Имея такое расположение, человек привыкает уступать греху и оправдывать его, что, в конце кон­цов, приводит к бесчувствию и потере покаяния.


Итак, велико таинство Покаяния, велик этот дар, потому что в нем находит свое испол­нение слово Христово: Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28). Действительно, как имже кто побежден бывает, сему и работен есть (2 Пет. 2,19), так и всяк творяй грех, раб есть греха (Ин. 8, 34). Покаяние же это подлин­ное освобождение, снятие тяжести и отдохновение. Поэтому и ваше дело, благочестивые ие­реи Бога Вышнего и духовники, имеет величайшее значение и ценность не пренебрегайте им. Будем лучше вместе учить верных, будем пробуждать их от сна греховного, будем про­сить и умолять вовремя и не вовремя во всякое время. Не станем забывать слова Божии пророку Иезекиилю: Сыне человечь, стража дах тя дому Израилеву (Иез. 3, 17). Наше об­щество переживает глубокий духовный кризис, зло проникло внутрь ограды Христовой, мы постоянно теряем тех, кто находится внутри нашего стада. Побуждение к покаянию един­ственное средство отвратить беду. И так как радость будет на Небеси о едином грешнице кающемся (Лк. 15, 7), приложим усилие увеличить число кающихся, чтобы радость переиз­быточествовала не только на Небе, но и на земле, во славу Христа Бога нашего. Аминь.


ТАИНСТВО СВЯЩЕНСТВА

Священство есть таинство, посланничество, сверхъестественное служение, небесная «повинность», «носитель» откровения и средство связи преходящего и падшего земного ми­ра с Богом. Имея людей своими служителями и само служа людям, оно, тем не менее, имеет небесное происхождение. Оно действует на земле и поэтому его облик выглядит земным и смиренным, однако результаты его восходят на небеса. Священство по своей высоте есть дело ангельское и больше подходило бы ангелам, если бы непостижимое домостроительство Божие не предназначило людям быть его служителями. Одним словом, священство есть служение Благодати, посредством которой Бог Творец через Свои нетварные энергии пере­дает Себя Своим созданиям и делает их соучастниками Своей жизни. Будучи таковым, свя­щенство не входит в число придуманных людьми профессий. Господь определил так, чтобы через священство пришло к своему окончательному завершению Его спасительное домо­строительство, чтобы возглавити всяческая о Христе, яже на Небесех и яже на земли в Нем (Еф. 1, 10).

1. Первое явление священства. Уже с появлением первозданных людей мы знаем о существовании священства, судя по наличию особых богослужебных средств, которые че­ловек использовал в служении Богу. Вместе с врожденной верой человека в существование Бога у него присутствовало и понятие о священном служении как о средстве выражения сво­его почитания Бога, в Которого он верил. Это попытался использовать в своих интересах и диавол и переориентировал эти чувства человека в веру и служение не истинному Богу, но самому себе, скрываясь под различными видами и образами и похищая через это покло­нение, которое должно принадлежать только Богу.

В период до Закона, «период предания», обязанности священного служения выполняли благочестивые лица или главы семейств и племен. Первые, кто упоминается в качестве при­несших жертву Богу, были сыны Адама Каин и Авель, когда произошло и известное брато­убийство из-за того, что Бог не одобрил недостойного приношения старшего брата и обли­чил его в таких словах: «Неужели ты не знаешь, что когда приносишь жертву Богу, ты дол­жен приносить лучшее, иначе согрешаешь?» (ср. Быт. 4, 7). Этот же признак священства, то есть приношения Богу жертвы и служения Ему, мы встречаем в жизни потомков Сифа, и особенно в лице Еноса и его продолжателей, Каинана, Малелеила и Иареда, а также в лице Еноха, который так угодил Богу, что не обреташеся, зане преложи его Бог[115] (Быт. 5, 24). О пророческом служении Еноха — что характеризует его и как священнослужителя — упо­минает, как известно, апостол Иуда в своем Послании (Иуда 14-15).

Далее, мы видим представителя священства в лице Ноя, у которого это свойство чело­веческой природы выражалось еще ярче, чему предшественников: И созда Ное жертвенник Господеви; и взя от всех скотов чистых... и вознесе во всесожжение на жертвенник. И обо-ня Господь воню благоухания. И рече Господь Бог размыслив: не приложу ктому прокляти землю за дела человеческая (Быт. 8, 20-21). Пророчество и священство как принадлежащие человеку качества также заметны у праведного и непорочного Иова. Так, Бог, обличив его друга Елифаза Феманитянина, указывает Елифазу на Иова как на посредника между Собой и им: Согрешил еси ты и оба друзие твои... Ныне же возмите седмь тельцев и седмь овнов и идите ко рабу Моему Иову, и сотворит жертву о вас; Иов же раб Мой и помолится о вас... (Иов 42, 7-8).

Затем, совершенный образец пророка и священника мы встречаем в лице Мелхиседека, современника Авраама, которого апостол Павел характеризует как прообраз и предызобра-жение Великого Архиерея Христа. Следующим упомянем Авраама, вера и благочестие кото­рого вызвали благоволение и благословение Бога; которому было дано обетование: И благо­словятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт. 22, 18). В нем, а также в его ближайших


потомках, Исааке и Иакове, священническое и пророческое служение приняло еще более конкретную форму. Им были даны яснейшие откровения о будущем явлении Закона и при-кровенные предсказания о Воплощении Бога Слова. Как Авраам, так и его потомки, во время своих полных приключениями странствований в Ханаанскую землю, основывали памятники и жертвенники и приносили жертвы Богу либо в знак благодарности за Его откровения или спасение, которое Он даровал им, либо прося Его о помощи и заступлении в своих затрудне­ниях.

Таким образом, священство всегда было единственным средством общения человека с Богом, и через него открывались божественные советы и решения. Приведем один достой­ный упоминания случай из Книги Бытия. Однажды после того, как Бог повелел принести Аврааму одну жертву, заходящу солнцу, ужас нападе на Авраама... и речено бысть ко Ав­рааму: увеси, яко преселно будет семя твое в земли не своей, и поработят я, и озлобят я, и смирят я лет четыреста... По сих же изыдут семо со имением многим (Быт. 15, 12-14). Так вот, это откровение явилось следствием того, что Авраам, услышав от Бога обетование о земле обетованной, спросил Его: Владыко Господи, по чесому уразумею, яко наследити ю имам? Тогда-то и повелел Бог принести жертвы и совершить священный обряд, а затем уже было дано и откровение.

Что и говорить, Авраам, обладая такой высочайшей верой и таким глубоким благочес­тием, не поколебался в решимости принести в жертву своего единственного сына, когда Бог испытывал его. Поэтому он и удостоился услышать от Господа во всей полноте обетование, которое ему дал Бог с клятвой и которое осуществилось в Лице Слова Божия, воплотившего­ся от семени его. Итак, что священство было установлено с самых древнейших времен, вид­но из тех мест Писания, в которых описываются образы общения человека с Богом с исполь­зованием средств — жертвоприношений и обрядов, — считавшихся необходимыми для та­кого общения.

2. Период Моисеева законодательства. Мы все знаем, какие формы и какое значение приобрело священство в следующий период, в период действия Закона Моисеева. Священст­во и пророчество, независимо от того, какое из этих двух служений предшествовало друго­му, всегда были взаимосвязаны, и поэтому случалось, что они сосуществовали одновремен­но. Бывали времена, когда пророческое служение оскудевало по причине отчуждения изра­ильтян от истинного служения Закону. Что касается священства, то оно не прерывалось никогда. Более того, оно имело для израильского народа первоочередное значение: после на­родных бедствий и несчастий люди возводили жертвенник Богу и совершали жертвоприно­шение. Тревогу об этом мы встречаем, например, в молитве Трех Отроков, живших во вре­мена вавилонского пленения: Несть во время сие князя и пророка и вождя, ниже всесо­жжения, ниже жертвы, ниже приношения, ниже кадила, ни места, еже пожрети пред Тобою и обрести милость (Дан. 3, 38-39).

В Израиле священство не ограничилось исполнением служебных и обрядовых функ­ций, но имело большое значение и в сферах национального самосознания и государственно­го управления. Вспомним Моисея, который был не только посредником между Богом и ев­рейским народом, но и вождем народа, его военачальником и законодателем — качества, ко­торыми он был наделен особо, потому что когда его родственники, принадлежавшие колену Левиину, захотели присвоить и себе такую власть, они были обличены и наказаны Богом, потому что посчитали священство простым человеческим делом. Этими людьми были те, которые собрались вокруг Дафана, Авирона и Корея. То же самое потерпел и царь Израиль­ский Иосия, когда попытался сам принести жертву вместо законно поставленного для этого иерея, за что сразу же был наказан проказой. Ревность и промышление Божие о защите свя­щенства и священнослужителей выражается в Писании словами Самого Бога: Не прикасайтеся помазанным Моим и во пророцех Моих не лукавнуйте (1 Пар. 16, 22).

Призвание Моисея при Купине Неопалимой, когда он был поставлен Богом пророком и вождем народа, является свидетельством божественного домостроительства и божествен­ной воли о том, что через священство будут осуществляться все откровения, вся связь и все


общение Бога с человеком. Преемники Моисея, сперва Иисус Навин, а затем и Судьи, были продолжателями дела Моисея по исполнению воли Божией, которая состояла в том, чтобы Израилем, как избранным народом, управлял Сам Бог посредством священнического и про­роческого чина. Доказательством служит тот факт, что Бог не одобрил желания израильтян иметь вместо судей царя, вопреки тому управлению, какое Он им назначил: И рече Господь Самуилу, яко не тебе уничижиша, но Мене уничижиша, еже не царствовати Ми над ними

(1 Пар. 8, 7).

Последним примером, который мы приведем из периода Закона в связи с божествен­ным установлением священнического служения, будет завещание Моисея израильскому на­роду, в котором Пророк просит, чтобы израильтяне ожидали и приняли грядущего в буду­щем Мессию и Избавителя, назвав и Его именем пророка: Пророка, якоже мене, восставит тебе Господь Бог твой, Того послушайте (Втор. 18, 15). Итак, мы подошли к новому перио­ду периоду Благодати, в котором в Лице Мессии мы встречаем помазание Священника и Пророка в их высшем проявлении.

3. Период Благодати. Несмотря на то, что в Законе Моисеевом институт священства получил серьезное развитие и был превознесен на большую высоту, мы, если перейдем к рассмотрению периода Благодати, то есть христианской эпохи, убедимся, что все, бывшее до христианства, представляло лишь тень, лишь прообраз истинного священства. Священст­во Закона отличается от священства Благодати так, как реальность отличается от символа, который ее изображает. Истинный смысл священства и его кафолическое служение и по-сланничество осуществилось в этом новом периоде с явлением Благодати, которую даровал Господь наш Иисус Христос как Архиерей и Пастырь. Распространив Свое архиерейство на века, Христос передал верующим в Него благодать и благословение пребывать вечно «цар­ским священством» в Его Небесном Царстве.

Спаситель наш Иисус Христос, как иерей по чину Мелхиседекову (Евр. 5, 10), едину о гресех принес жертву (Евр. 10, 12); Он вечно есть един Ходатай Бога и человеков (1 Тим. 2, 5), Архиерей грядущих благ (Евр. 9, 11), святым Служитель и скинии истинней (Евр. 8, 2).

Основав Свою Церковь, Господь наш, как видим, в первую очередь позаботился об уч­реждении через Своих апостолов института священства как главной опоры Церкви, которое с тех пор и до сего дня продолжает свое существование в лице преемников апостолов и будет существовать до скончания веков. Так, когда Господь наш вышел на общественное служе­ние, Он избрал и, как говорит Евангелист, сотвори дванадесяте, да будут с Ним, и да посы­лает их проповедати, и имети власть целити недуги и изгонити беси (Мк. 3, 14-15). Вместе с этими силами чудотворения и исцелений Он дал им силы и качества, необходимые для пас­тырства, потому что они составляют неотъемлемый элемент священнической и апостольской власти. По сих же яви Господь и инех седмьдесят (Лк. 10, 1), которым также дал Свою власть, сказав: Слушаяй вас, Мене слушает; и отметаяйся вас, Мене отметается (Лк. 10, 16). Своих учеников и апостолов Господь учил особо: Он открывал им таинства божествен­ного Домостроительства, глубочайшие смыслы Отчего благоволения, объяснял им таинство Своего Божественного снисхождения, воспитав таким образом священство, которое передал Своим ученикам как преимущественное служение божественного откровения для освящения людей. Позже, в день Воскресения, Он передал им Духа Святого и власть «вязать и решить», и послал их на дело, ради которого избрал их: Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы (Ин. 20, 21). Так Он передал им Свою власть, которая означает продление Его Божественного Во­площения и присутствия в мире.

Появление священства как таинства в период Благодати связывается с личностью «большего всех пророков» Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Этот величайший про­рок и «апостол», завершив ветхий Закон теней и символов, явил ожидаемого Мессию, от­крыл присутствие Церкви как нерушимого и вечного Царства Божия, показал путь, который через покаяние ведет к нему, и исполнил первое таинство — Крещение, которое вводит в не­го. Он завершил свою миссию, совершив таинство Крещения над Господом нашим Иисусом Христом, Который не имел нужды в очищении. Святой Предтеча действовал здесь в откро­вении тайны Святой Троицы; эта тайна основание истинной веры, и каждый, кто прини­мает крещение, должен ее исповедать. Таким образом, Предтеча показал, скажем так, догма­тическое местоположение, которое занимает священство в области божественного открове­ния и мироспасительного домостроительства. После казни святого Иоанна Крестителя свя­щенство в более официальном виде восприняли от Господа божественные апостолы, передав его впоследствии своим преемникам, епископам и пресвитерам, которые до скончания века будут продолжателями их дела.

Определяя, что такое священство, мы можем сказать так: это один из элементов суще­ства Церкви, которое дает своим законным служителям особую силу и власть совершать бо­жественные таинства, толковать божественное откровение и служить домостроительству спасения, осуществляемого в среде людей Господом нашим Иисусом Христом.

Церковь, через продолжающееся присутствие своего Основателя Господа Иисуса Хри­ста, Который есть ее Глава, и через непрерывное деиствование в ней Святого Духа, Который управляет ею и ведет ее к конечной цели, представляет собой распространение Божественно­го Воплощения. Продолжая дело Христово на земле, Церковь помогает верующим овладе­вать результатами этого дела и, хотя они еще продолжают свой подвиг как странники и при­шельцы, поддерживает их уверенность в обетованных благах, чтобы они чувствовали, по словам Апостола, что они уже не странни и пришельцы, но сожителе святым и приснии Богу (Еф. 2, 19).

«Присвоение» верующими даров Господа достигается в Церкви посредством различ­ных функций священства, которые состоят в продолжении мессианского служения Христа Спасителя, Пророка и Архиерея, которое Он передал Своим ученикам, а те — своим преем­никам. Вот каковы виды этого служения, то есть функции священства. Это проповедь Слова Божия, заключающего в себе передачу истины об открытой через Христа воле Божией, о божественных таинствах и всемудром домостроительстве Божием. Кроме того, это освя­щение верующих особыми благодатными и священными средствами, которые приводят в действие дар спасения, предназначенный человечеству через Крест и Воскресение Христа. Затем, это управление и руководство душами верующих ради достойного их соучастия в плодах Духа, чтобы они, получив просвещение и освящение, стали способны воздавать Бо­гу и ближним свою любовь. Все это и многое другое, что осуществляется ради усвоения ве­рующими спасительного дела Христова, может иметь силу только при посредстве священст­ва.

Приведем слова великого иерарха Христовой Церкви Иоанна Златоуста о достоинстве и высоком положении священства: «Священство совершается на земле, но по чиноположе­нию небесному»[116]. «Людям, имеющим своим домом землю и на ней совершающим свое жи­тельство, дозволено распоряжаться небесным и дана такая власть, которой Бог не наделил ни ангелов, ни архангелов»[117]. «Какая власть может быть больше этой? Отец суд весь даде Сыно-ви (Ин. 5, 22), а я вижу, что Сын весь этот суд вручил священникам»[118]. По этой причине в другой своей беседе Златоуст говорит: «Получивший священство есть более властный блю­ститель над землею и над совершающимся на земле, нежели носящий багряницу»[119], то есть принявший священство выше того, кто носит царскую одежду.

Из вышеприведенного видно, что священство есть нечто несравнимое ни с чем на зем­ле, потому что оно происходит от Богочеловека, Господа нашего Иисуса Христа, Который передает это Свое свойство ученикам, ставшим соучастниками в Его священстве, чтобы про­должать Его дело, как говорит об этом Господь в своей молитве к Отцу: Якоже Мене послал еси в мир, и Аз послах их в мир... И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им (Ин. 17:18, 22).


Имея все это в виду, апостол Павел пишет: И Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители к совершению святых, в дело служения, в созидание Тела Христова (Еф. 4, 11-12). Таким образом, священство это бо­жественное служение и посланничество, воплощающее всю силу, Благодать и власть Богоче­ловека Спасителя Христа для продолжения Его спасительного дела во все времена и во все роды.

Как мы знаем, Господь наш после Своего Воскресения и прежде Вознесения «вдунул» в Своих учеников Благодать Святого Духа и через это, так сказать, «рукоположил» их, дав им священническую власть для продолжения Его дела. Однако само посвящение их в свя­щенство произошло все-таки позже, в день Пятидесятницы, когда им было позволено осуще­ствлять во всем мире это спасительное дело. В книге Деяний говорится: Повеле им от Иеру­салима не отлучатися, но ждати обетования Отча... (Деян. 1, 4). После чего, Спаситель, явившись ученикам, сказал: Приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы... (Деян. 1, 8).

Сошествие Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы стало помазанием для всей Церкви, и особенно помазанием избрания и посвящения ее первых служителей, святых апостолов. Благодать, почившая на главах апостолов в виде огненных языков, есть та же са­мая Благодать, которая и сегодня сходит во время епископского возложения рук, совершая помазание рукополагаемого на дело служения. В самом деле, это изменение и «помазание», совершающееся при рукоположении, мы ясно наблюдаем в случае апостолов, которые ис-полнишася еси Духа Свята и начаша глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провеща-вати (Деян. 2, 4). Став проповедниками Евангелия для всего мира, они получили необходи­мое для этой цели пособие — дар говорения на языках, а также и другие харизмы пророче­ского и апостольского свойства. Впервые апостолы использовали свой дар, находясь в те дни перед многонациональной толпой народа, пришедшего поклониться в Иерусалим, которому они возвестили великие дела Божии на родном для каждого языке (см. Деян. 2, 7-11).

Священство, данное Господом Своим ученикам, должно продолжаться до скончания века, потому что, как мы видели, оно осуществляет необходимое служение спасительного дела Церкви. Поэтому апостолы назначили себе преемников, рукоположив для каждого го­рода и страны епископов и пресвитеров (см. Деян. 14, 23), согласно с волей Господа (см. Еф.

4, 10-12; 1 Кор. 12, 28).

Господь наш Иисус Христос, как мы сказали, есть великий и вечный Архиерей, и, бу­дучи таковым, Он обладает всей полнотой священства. Иными словами, Он — единственный Иерей в абсолютном значении этого слова. Священники, избираемые из числа людей, не имеют священства сами от себя, но участвуют в Архиерействе Христа.

Священство как таинство едино, однако с точки зрения функций, исполняемых свя­щеннослужителями, различают три основных степени: диакон, пресвитер и епископ. Епи­скоп, который обладает третьей и высшей степенью, представляет собой образ Архиерея Христа и Его апостолов и имеет на земле полноту священнической власти. Благодать архие-рейства включает в себя и две другие степени, священника и диакона, поэтому-то епископ может исполнять все обязанности пастыря и учителя. В свою очередь любой пресвитер со­вершает по силе своей степени все таинства и все священнодействия, кроме хиротонии и хи-ротесии, освящения храма, освящения святого мира (которое однако может использовать) и исповеди, право на совершение которой дается епископом особо.

Что касается диаконов, известно, что уже сами апостолы, рукоположив семь диаконов, определили и их обязанности (см. Деян. 6, 1-6). Сначала их делом было «служение трапе­зам», то есть раздача пищи и средств для поддержания, но потом они уже принимают уча­стие в «преломлении хлеба» и в других духовных делах: Стефан, например, проповедовал Слово Божие, за которое и принял мученическую смерть, а Филипп проповедовал Христа и крестил евнуха Кандакии, царицы Эфиопской. К тому же, из Посланий апостола Павла видно, что диаконы исполняли обязанности, которые вытекали из их священнической степе­ни. Это подтверждается и непосредственными преемниками апостолов, такими как, напри­мер, святой Игнатий Богоносец. Они указывали, что обязанности диакона заключают в себе помощь пресвитерам и епископам в деле совершения божественных таинств, как это, собст­венно, происходит и сегодня.

Симеон Солунский, согласно с церковной тайноводствующей традицией, так определя­ет различия между тремя степенями священства. Он говорит, что епископ это образ Бога, который в его отсутствие представляет пресвитер: и тот и другой совершают тайную Жерт­ву. Епископ есть образ Отца Светов, от Которого всякое даяние благо и всяк дар совершен (Иак. 1, 17), по этой причине он — источник света. Пресвитер представляет образ высших чинов и есть второй свет, передающий и совершающий таинства, поэтому называется со-вершительным светом. Диакон — третий чин, служащий образом ангельских служителей, которые посылаются к имеющим наследовать спасение, поэтому он называется глашатаем, служителем и приготовителем[120].

В каждой из трех степеней священства мы различаем еще определенные чины и долж­ности, которые относятся к области управления и являются почестями, а не догматическими установлениями, поэтому они не изменяют существа каждой степени. Так, в диаконскую степень входят чины архидиакона, второго диакона, третьего диакона. Степень пресвитера включает чины протопресвитера, ключаря, великого эконома, синкела, протосинкела, архи­мандрита и т. д. Наконец, епископская степень включает достоинства викарного епископа, когда он подчиняется другому епископу в епархии, митрополита, когда он не подчиняется иным епископам, а самостоятельно управляет епархией, архиепископа и патриарха. Послед­ний независим от всех других епископов, и ему подчиняются все митрополиты и епископы, которые находятся в области его патриаршей юрисдикции, составляя независимую «автоке­фальную» Церковь.

Различие между епископом и пресвитером в апостольскую эпоху было неявным, и это потому, что действительными епископами были апостолы. Когда апостолы разошлись в раз­ные страны и основали в них христианские Церкви, они везде для выполнения необходимого пастырского служения рукоположили пресвитеров, которых часто именовали епископами. Однако в буквальном значении епископами были апостолы, которые имели общую заботу о Церкви. Когда Церковь разрослась, и апостолы уже не могли везде лично присутствовать и осуществлять управление, они позаботились о том, чтобы передать свою апостольскую власть другим подходящим для этой цели лицам. Им-то они и передали Благодать архиерей-ства, назначив их своими преемниками и возведя в епископское достоинство. Таковыми сре­ди первых были Тимофей в Эфесе и Тит на Крите.

Определенные лица также, — как это видно из Посланий апостола Павла, — посыла­лись и действовали от имени апостолов, когда личное присутствие последних было в данных обстоятельствах невозможным; например, Тимофей, Епафродит, Архип и другие (см. Флп. 2, 19-30; Кол. 4, 17). Эти лица первые обладали признаками епископского достоинства и ясно отличались от пресвитеров. Достоинство чрезвычайных посланников апостолов постепенно стало постоянным свойством епископа, как это было в случае Тимофея в Эфесе и Тита на Крите. Превращение апостольского посланника в постоянного епископа области обнару­живается и раньше, в Иерусалимской Церкви, где, согласно достоверным свидетельствам, Брат Господень Иаков стал и первым епископом.

Наконец, различие между тремя степенями священства, кроме свидетельств Писания, подтверждается всем Преданием Церкви, и особенно так называемыми «мужами апостоль­скими», Игнатием Богоносцем и Поликарпом Смирнским. Позже все, что касалось священ­ства, было рассмотрено и утверждено на Вселенских Соборах, которые подробно определили всю структуру священства, так что до сего дня оно обладает строгим порядком и благообра­зием и канонически совершает дело Церкви. Таким образом, если в ранней Церкви опреде­ления были часто несколько размыты, — как видим, пресвитеры иногда назывались еписко­


пами, и апостолы время от времени называли себя «сопресвитерами» (1 Пет. 5, 1) и диакона­ми, то есть служителями (1 Кор. 3, 5; 2 Кор. 3, 6; 6, 4), — в конце концов, Церковь все раз­граничила и распределила с подобающей четкостью так, как мы наблюдаем это сегодня. Священное Писание и особенно апостол Павел часто говорит нам о величии священст­ва, о свойствах, которыми должен обладать священнослужитель, об обязанностях, которые он должен выполнять. Чтобы иметь живое представление об этом, достаточно изучить Пер­вое и Второе Послание к Тимофею, Послание к Титу апостола Павла, а также Послание апо­стола Иакова и Книгу Деяний Апостольских.

Божественное таинство священства не может быть заменено никаким другим чином и никакой другой миссией. Священство это таинство, которое Небо сводит на землю, и землю, то есть сделанную Христом богочеловеческой природу Адама, поднимает превыше Небес. Священство — это служение, которое воплощает в себе всю Благодать и власть наше­го Христа Спасителя и продолжает Его дело вплоть до Второго Пришествия.


СМЫСЛ БОЖЕСТВЕННОГО ОТКРОВЕНИЯ

Как известно, события явления Бога в человеческой истории составили то, что мы на­зываем продолжавшимся многие века божественным откровением, которое достигло своего высшего проявления в Воплощении Бога Слова. Цель божественного откровения до Христа заключалась в том, чтобы падший человек узнал, откуда он идет и куда держит путь, узнал о своем происхождении и о том, каково начало и каково конечное назначение всего, что его окружает, чтобы он имел представление о существовании и могуществе Бога, создавшего мир. Наконец, самое главное, цель ветхозаветного откровения заключалась в приготовлении человека к принятию Искупителя, о пришествии Которого было предвозвещено.

Многие века человек боролся с этими знаниями, которые постоянно искажал дьявол и его слуги, поэтому искушение все испытывать и во всем сомневаться постоянно мучило человечество. Те, кто имел здоровую веру, принимали некоторые откровения, которые время от времени посылал Бог, однако при этом они все равно не могли увидеть и даже предста­вить себе главного результата, к которому вело откровение, — исцеления испорченной чело­веческой природы, которое должно было завершиться святостью и обожением. Понятие о существе божественного откровения, подобно месту, к которому испытывается ностальги­ческое чувство, зачаровывало человечество, но, к сожалению, обещанная цель не могла осу­ществиться. Даже Закон Моисеев, который считался «кодексом» божественного откровения, был ничем не больше чем просто средство, удерживавшее человека от многобожия и идоло-служения, не больше чем закон, предписывавший более добрые отношения людей между со­бой. Ничтоже бо совершил Закон, — говорит апостол Павел, — привведение же есть луч­шему упованию (то есть ко Христу), Имже приближаемся к Богу (Евр. 7, 19). И снова: Сень бо имый Закон грядущих благ, а не самый образ вещей, никогдаже может приступающих совершити (Евр. 10, 1).

Мучение от этой борьбы и беспокойства, в котором пребывало человечество, было уп­разднено пришествием Бога Слова, когда пришла полнота времен (ср. Гал. 4, 4). В том ката­строфическом состоянии, в которое пришел человек после падения и куда увлек за собой всю остальную тварь, не могло совершиться исцеление через простое знание божественного откровения. Чтобы пресечь метастазы тления, захватившие все живое, и воссоздать в челове­ке божественный образ, который был искажен, необходимо было действенное вмешательст­во, подобное тому, которое привело все созданное из ничего в бытие, когда Бог рече, и бы-ша; повеле, и создашася (Пс. 32, 9). Положение человечества напоминало человека, который упал в пропасть, а другие, стоявшие у обрыва, советовали ему вылезти оттуда. То, что чело­вечество должно выбраться из хаоса своего падения, было единственной истиной, которую оно видело перед собой, но средства спасения не обнаруживалось нигде.

Жалобный вопль всечеловеческой боли сопровождался многочисленными мольбами: Боже, обрати ны, и просвети лице Твое, и спасемся (Пс. 79, 4), и снова: Приклони, Господи, ухо Твое, и услыши мя: яко нищ и убог есмь аз (Пс. 85, 1), и опять: Тебе оставлен есть ни­щий, сиру Ты буди помощник (Пс. 9, 35) и т.д. И вот в определенный исторический момент Творец веков «приклонил» Небеса и сошел на землю, по словам Священного Писания (ср. 2 Цар. 22, 10), чтобы воссоздать испорченный грехопадением образ Божий — человека. Все­целое подчинение человека тлению и смерти ничего не оставило от его прежнего местопо­ложения. Три основных энергии души, разум, чувства и воля, были искажены и действовали противоположно своему назначению. Силы души, такие как рассудительность, мужество, целомудрие, справедливость и т. д., последовали за плотью и вместе с ней составили «тело смертное», о котором говорит апостол Павел (Рим. 7, 24). Разум, мысли, желания, энергии и все, что составляло душевно-телесное существо человека, было разрушено и действовало в противном направлении.

Блуждая в подобном море извращенных мыслей и решений, человек на основе тех же критериев образовал и свой внешний мир, устроив в соответствии с ними свои отношения


с окружающим, людьми и вещами. Страх смерти, ощущение самодостаточности, страсть са­молюбия, ненасытное стремление к обогащению, которое взращивает это стремление, вооб­ще превратности времени и другие недостатки и бедствия все эти элементы составили «образ земного человека». Ранение это было не частичным, то есть в одном каком-то месте, для излечения которого понадобилась бы лишь перевязка; оно представляло собой всецелое гниение человека «от головы до пят». Безграничная благость Бога, Его неизмеримое челове­колюбие и неизъяснимая милость благоволила сойти в такую бедствующую среду и соделать спасение.

Таким образом, егда же прииде кончина лета [121], посла Бог Сына Своего Единородного, раждаемаго от жены..., чтобы не только спасти нас от смерти и тления, но и да всыновле-ние восприимем (Гал. 4, 4-5). Масштабы катастрофы не мог бы устранить никто, кроме Само­го Первостроителя, о Котором сказано: Вся Тем быша (Ин. 1, 3). В самом деле, Он Себе ума­лил, зрак раба приим (Флп. 2, 7), став человеком, чтобы спасти человека. Тот, Который сразу же после преслушания Адама осудил его, сказав: Земля еси и в землю отыдеши (Быт. 3, 19), должен был и Сам принять это наказание от «земного» человечества, оставив ему в наслед­ство качества «небесного человека». Если первое слово указывало на глубину нетления су­щества человека, то второе слово должно было его возвратить обратно к жизни. Человек должен был услышать: Востани, спяй, и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос (Еф. 5, 14).

Падение человека было не просто переходом из сферы жизни в царство смерти, но весь душевно-телесный мир оказался глубоко искажен. Поэтому Бог предпринял заново создание человека и пожелал Сам принять его в Свою Ипостась, чтобы передать ему от Себя истин­ную жизнь и вернуть его в боголепное первоначальное состояние. Главным элементом со­стояния человека до грехопадения было присутствие божественной Благодати, которая при­давала его природе сверхъестественные божественные свойства, что подразумевается слова­ми «по образу и подобию». Эту-то Благодать вернул человеку Господь наш, потому что целиком облачился в нашу природу (без греха, так как грех не есть природная сущность и никогда не принадлежал нашей природе), и таким образом передал этой природе по Благо­дати все Свои божественные свойства и совершенства.

Итак, восприятие Богом Словом человеческой природы вернуло человеку то, что он потерял в грехопадении: телу стали соответствовать естественные желания и движения, а душе и уму — здоровые и разумные мысли и решения, так чтобы для греха уже не остава­лось места в человеческом существе. Христос Своим личным общением и присутствием пе­редал людям все божественное откровение о прошлом, настоящем и будущем, и оградил ве­рующих от всякого заблуждения и прельщения лукавого. Своими божественными заповедя­ми Он вернул равновесие приведенной в смятение гармонии естественных установлений и законов в каждой конкретной личности и вообще во всем обществе людей. А Своим все-добродетельным житием Он доказал, что все, заповеданное Им, исполнимо.

Но то качество, которое мы находим преобладающим у нашего сладчайшего Иисуса, — это, без сомнения, Его всеобъемлющая любовь, посредством которой Он исцелил нас. Свое­корыстие, многостяжание, ложь, лицемерие, эгоизм и все, что искажало человеческий нрав, все вместе взятые чуждые нашей природе немощи, были уврачеваны бескорыстной любовью Божией, которую божественная природа Христа передала воспринятой Им человеческой природе. Так вместе с истинным Богом открывается и истинный человек, «новый», «сотво­ренный по Богу», который является как результат сочетания веры и дел, то есть откровения от Бога и жизни во Христе.

Христианская жизнь, которая есть живое отображение жизни Христовой, не ограничи­вается уже попыткой соблюдения внешних правил и предписаний, потому что это есть нечто чуждое нашей природе. Напротив, возрожденный во Христе человек непринужденно и есте­ственно соответствует своей новой во Христе ипостаси, поскольку елицы во Христа крести­стеся, во Христа облекостеся (Гал. 3, 27), Сила и привлекательность греха в качестве жизни против природы полностью упраздняются, потому что все стало, по Благодати, «новым», ра­зумным, сотворенным по Христу, естественным и даже сверхъестественным.

Человек, ставший отныне «телом Христа» и «Его членом» ипостасно участвует в свя-тости[122]. По этой причине святость, о которой мы все тоскуем, не есть что-то, чего мы не зна­ем: святость есть нечто, что мы принимаем в Крещении и что требует сохранения и соблю­дения. Темже убо ктому несте странни и пришельцы, но сожителе святым и приснии Богу (Еф. 2, 19). Поэтому мы должны последовать призыву апостола Павла: Умертвите убо уды ваша, яже на земли (Кол. 3, 5), то есть всякий плотской и своекорыстный помысел, потому что мы — чада воскресения. Христос, воистину воскресший из мертвых, и нашу человече­скую природу с Ним совоскреси и спосади на Небесных (Еф. 2, 6). И коль скоро мы «совоск-ресли» со Христом, горняя да мудрствуем, а не земная (ср. Кол. 3, 2).

Как мертвый не может принимать участие в окружающей действительности, так и умерший для греха христианин не имеет ничего общего со всем многообразием греха. Мы умерли вместе с Христом, спогребшеся Ему крещением (Кол. 2, 12); поэтому мы должны и распяться вместе со Христом, и жить уже не для самих себя, но жить для Христа так, чтобы Он жил в нас (см. Гал. 2,20). Так что если в нас живет Христос, мы не можем принимать лишь отрицательную позицию относительно греха, но должны идти дальше и к разумным делам, к деланию заповедей Божиих. Уклонися от зла, — говорит пророк Давид, — и сотво­ри благо, взыщи мира, и пожени и (Пс. 33, 15). Если этого не будет, если внутри нас не про­изойдет «охристовление», «гражданствование» во Христе (христополития)[123], «христомыс-лие», «христодействование», то это будет означать одно из двух: либо что Христос не вопло­тился действительным образом и, следовательно, не соединился с нашей природой, либо что мы невосприимчивы к энергиям Его Благодати. Однако, Слово воистину плоть бысть (Ин. 1, 14), то есть стало человеком. Это означает, что только наша злая воля повинна во всех на­ших неудачах.

Совершенный во Христе человек достигает того, что берет на свою ответственность все причины своего разлучения с Богом и с людьми. Бескорыстие, как самое характерное прояв­ление любви по Богу, требует единства и взаимопонимания, потому что начало всякого зла происходит от индивидуализма и своекорыстия, разрушающих единство и гармонию. Источ­ник всего зла и всех последствий грехопадения — дьявол, змий древний, льстяй вселенную всю (Откр. 12, 9), который человекоубийца бе искони и во истине не стоит... яко ложь есть и отец лжи (Ин. 8, 44). Если мы на опыте попытаемся узнать, что такое сатанизм, мы уви­дим, что это не что иное, как эгоизм, включающий в себя самолюбие во всем его размахе и своекорыстие во всей его широте. Коротко сказать, это неразумная и больная любовь к са­мому себе, соединенная с ненавистью и отвращением от всего, что не наше. Все остальные виды зла, вызывающие несчастья, бедствия, мучения и, наконец, саму смерть в основе своей суть лишь результаты эгоизма. Человек, находящийся вдали от божественного просвещения, не имеет силы последовать путем самопожертвования, чтобы поддержать всеобщее добро, но впадает в искушение удовлетворять лишь личные потребности, однако, не имея возмож­ности достичь этого непосредственно, прибегает к более беззаконным средствам.

Итак, воздадим славу и величие нашему сладчайшему Господу, Который Своим воче­ловечением показал нам в учении и на деле Свое единство и братство с нашей природой. Как


члены Его Тела мы должны возделывать в себе любовь, которая есть по преимуществу отли­чительная черта нашей христианской личности, поскольку мы не должны жить ради самих себя, но ради Того, Кто был распят и воскрес ради нас и Кто Сам есть Любовь.

Бескорыстная любовь не может выражаться никаким иным образом, как только в каче­стве подражания той любви, которую имел наш Христос. Болъши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13) — это то, что Он Сам первый совер­шил. Павел, показывая нам, как выражается наше участие в любви Христовой, пишет: Весте бо Благодать Господа нашего Иисуса Христа, яко вас ради обнища богат сый, да вы нище­тою Его обогатитеся (2 Кор. 8, 9). И апостол Иоанн заключает: Возлюбленнии, аще сице возлюбил есть нас Бог, и мы должни есмы друг друга любити (1 Ин. 4, 11).

Такова истинная и бескорыстная любовь, которая не ищет своих си (1 Кор. 13, 5). Толь­ко через нее мы можем исполнить заповедь Павла: Друг друга тяготы носите, и тако ис­полните закон Христов (Гал. 6, 2). То, что мы созданы по образу Божию, означает, что мы восприимчивы к богоподражанию. Воплотившийся Бог Слово показал нам на деле образ бо-гоподражания. Через подражание вседобродетельному житию Господа нашего мы приобре­таем нрав Христов, который был в нас разрушен грехом. Но для успеха в осуществлении этой цели нам нужна Благодать Божия. Одного нашего желания и решимости недостаточно; поэтому Господь подчеркивает: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5).

Наши богоносные Отцы, которые были настоящими психологами, наученными Богом, открыли нам тайны этих состояний. Они объяснили, что у человека, удалившегося от боже­ственной Благодати, сила зла находится в сердце, тогда как Благодать стоит вне. И наоборот, в человеке, который принял Благодать, она находится в его сердце, а зло оказывается снару­жи. Человек, крестившийся и принявший Благодать, становится добрым «в возможности»: ему недостает лишь стать добрым «в действии», чего он достигает посредством соблюдения заповедей Божиих, участвуя в полноте Благодати через таинства Церкви. В таком случае он может воскликнуть вместе с апостолом Павлом: Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп. 4, 13).

Господь наш Иисус Христос через Свое вочеловечение стал и теперь является нашим вечным Прообразом; Он не отказался сделать все, чтобы возвести нас на Небо и даровать нам Свое будущее Царство [124]. В Своих заповедях Он указал нам дорогу, Своей жизнью явил нам и надлежащий образ жизни, а через Свою Благодать, которая сберегается в Его Теле, в Церкви, Он дал нам возможность достичь успеха.

Теперь можно спросить самих себя. После прикосновения к такой осязаемой реально­сти, когда врази бывше, примирихомся Богу (Рим. 5, 10), после такого урока, который мы по­лучили, после «божественного обетования», которое мы усвоили и которое приносит нам в качестве дохода не материальные и временные достоинства, но жизнь и вечность, — после всего этого разве возможно, чтобы у нас оставалось время на безрассудные и пустые заня­тия? В самом деле, для чего нам посторонние заботы, кроме тех, которые связаны лишь с по­требностями ради поддержания своей жизни? Это же имел в виду и Павел, когда говорил: Вышних ищите, идеже есть Христос (Кол. 3, 1), потому что наше житие на Небесех есть (Флп. 3, 20). Но так как мы все же находимся на земле, мы должны жить, как говорит апо­стол Павел: Требующий мира сего, яко не требующе[125] (1 Кор. 7, 31), то есть жить по закону нужды, а не по закону похоти. К сожалению, в этом мы часто бываем невнимательны и нера­дивы, поэтому Господь с особой горечью как-то раз сказал, что сынове века сего, то есть те, кто далеко от Бога, часто бывают мудрейши паче сынов света в роде своем (Лк. 16, 8); они бывают более деятельными, более решительным в своих устремлениях, чем сыны света, ве­рующие христиане.

Обратим внимание на некоторые моменты жизни Христа, Которому мы призваны под­ражать. Господь наш говорил однажды о бессилии сатаны иметь над Ним какую-либо власть


или право: Грядет князь мира сего, и во Мне не имать ничесоже (Ин. 14, 30), и снова: Дер­зайте, Аз победих мир (Ин. 16, 33), и еще: Се, даю вам власть наступати на змию и на скор-пию и на всю силу вражию (Лк. 10, 19).

Нечто подобное происходит и с нами, когда мы живем во Христе. Тот, чьими рабами и подчиненными мы когда-то были, — то есть сатана — не находит больше себе места в нас, так что теперь мы можем с пророком Давидом сказать: Врагу оскудеша оружия в конец (Пс. 9, 7). Но когда мы снова начинаем проявлять страх по причине силы страстей и греха, Хри­стос укрепляет нас, говоря: Дерзайте, Аз победих мир (Ин. 16, 33), и в другом месте Господь говорит: Призови Мя в день скорби твоея и изму тя (Пс. 49, 15). И когда неутомимое безу­мие врага упорствует и ранит нас, Он напоминает нам, что нам дана власть не только проти­востоять, но и наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию (Лк. 10, 19). Как было сказано, это становится достижимо, когда мы «облекаемся» во Христа в Крещении, и к нам приходит Благодать, изгоняя всякое зло. Деспотическая сила зла, которая раньше принужда­ла человека и душила его свободу, теперь не имеет над ним власти, потому что от человека зависит послушать и последовать, или отречься.

Верующий, который «облекся» во Христа, имеет способность различать духовные ре­альности и принимать верные решения; он может противостоять врагу, прогоняя его любым способом, даже если тот пытается как-либо прикрыться. Пример нашего Господа, Который постился и подвизался в пустыне, служит нам светоносным путеводителем в плавании по бушующему морю здешней жизни. Ради нас Он совершил тот подвиг в пустыне. Поэтому и каждый из нас, укрепляемый Его Благодатью, пусть повторяет вместе с Ним: Иди за Мною, сатано; писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися и Тому Единому послужиши (Мф. 4, 10).

Так наша врожденная способность к подражанию обретает свой Прообраз — Господа, а наша деятельность имеет союзника — Его Благодать. Нашей личности, искаженной паде­нием в грех, Он оставил мир Свой, который соединяет все рассеянное: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин. 14, 27). В мучениях и непостоянстве нашего времени, в изменениях, случающихся с нами, Он обещал нам быть с нами рядом до скончания века (см. Мф. 28, 20). В нашем беспокойстве о том, что нас крайне мало по сравнению с теми, кто не последовал за Ним, Он воодушевляет нас, говоря: Не бойся, малое стадо: яко благоизволи Отец ваш дати вам Царство (Лк. 12, 32). Когда мы жалуемся на то, что нас, христиан, часто ненавидят и строят нам козни, Он утешает нас такими словами: Блажени есте, егда поносят вам и иж-денут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради (Мф. 5, 11). Также Он напоминает нам, что опасность для тела не так существенна, потому что есть бессмертная душа. Не убойтеся, — говорит Он, — от убивающих тело, души же не могущих убити (Мф. 10, 28). И наконец, Он оставил нам радостную весть, якорь надежды для всех нас: Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на Небесех (Мф. 5, 12).

Кто не возликует и не исполнится радости, когда осознает, какой дар Благодати нам ос­тавил в наследство наш Искупитель? Он не лишил нас Своего присутствия даже в этой жиз­ни: через божественные таинства, в недрах Церкви, Он делает нас участниками многочис­ленных энергий Своей Благодати.

Вся полнота божественного откровения постоянно пребывает в Церкви, которая есть Тело Господа нашего, таким образом, воля Божия для тех, кто ее ищет, всегда известна. Сам Господь укрывается в Своих божественных заповедях, которые также ясны и известны всем: Аминь, глаголю вам: приемляй, аще кого послю, мене приемлет; а приемляй Мене, приемлет Пославшаго Мя (Ин. 13, 20). Святой Максим говорит, что «принявший заповедь и совер­шивший ее таинственно имеет в себе Святую Троицу»[126]. И вправду, ведь Христос сказал: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя... И Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14: 21, 23). Итак, подтверждается истин­


ность слов святого Максима, что кто соблюдет божественные заповеди, тот будет иметь в себе таинственным образом всю Святую Троицу. Вышеприведенные слова Христа нашего открывают триадологическое видение божественного Домостроительства, потому что пре­бывание в нашем существе Бога Слова предполагает вследствие единосущия и нераздель­ности Божественных Лиц и присутствие Отца и Святого Духа.

Как мы отмечали раньше, в православном Предании догматы и духовно-нравственное делание, вера и дела, не измеряются по отдельности. Святой Кирилл Иерусалимский в Ог­лашениях пишет: «Образ богопочтения состоит из двух частей, благочестивых догматов и добрых дел: ни догматы не благоприятны Богу без добрых дел, ни дела, совершаемые по­мимо догматов благочестия, не приемлет Бог»[127]. Это то же самое, если б мы употребили та­кие словосочетания: дела безверия или бездельная вера. Божественное откровение выражает­ся посредством заповедей Божиих, и они не составляют статей закона или сухих нравствен­ных предписаний, но являются словами Бога, которые изрек воплотившийся Бог Слово, сокрытый, по этой причине, в Своих заповедях.

Таким образом, кто хочет найти Христа, Который не только высоко на Небе и не только «в недрах Отчих», но и в каждой из Его заповедей, пусть начинает с этого момента точно со­блюдать и хранить Его заповеди, и пусть он будет уверен, что доказательство Его присутст­вия не замедлит обнаружиться ощутимым образом. Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Ин. 14, 21).

Кто не хочет увидеть, почувствовать рядом с собой, внутри себя, нашего сладчайшего Иисуса? И поскольку это наше общее желание, начнем сознательно и точно исполнять пре-небрегаемый нами долг — хранение божественных заповедей. И будем уверены, что наша надежда нас не посрамит. А надежда наша заключена в словах Спасителя: Добре, рабе бла-гий и верный; о мале был еси верен, над многими тя поставлю; вниди в радость Господа твоего (Мф. 25, 21). Да будет так!

 

Больше книг на Golden-Ship.ru



[1] Эпиграмма написана традиционным для греческого стихосложения пятнадцатисложным ямбом.

[2] Ср. пер.: прп. Исаак Сирин, Слова Подвижнические, 53, с. 232.

[3] Ср.: Древний Патерик 15, 3; 15, 2.

2 Ср.: Достопамятные Сказания, Об авве Пимене, 95; 49.

3 Ср.: Древний Патерик 15, 15.

4 Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 16.

5 Достопамятные Сказания, Об авве Иоанне Колове, 20.

6 Ср.: Древний Патерик 15, 34.

7 Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 24.

8 Ср.: Древний Патерик 15, 58.

9 Ср.: Достопамятные Сказания, Об авве Кронии, 3.

10 Авва Моисей, см.: Древний Патерик 15, 42. Ср.: Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 56.

[4] Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 60.

12 Ср.: Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 61.

13 Древний Патерик 15, 74.

14 Ср.: Древний Патерик 15, 93. Ср.: Евергетинос, т. 1, Глава 45, 1, 69.

[5] Евергетинос, т. 1, Глава 44, 3, 10. См. также: Авва Исайя, Слово 3, 1 // Добротолюбие (рус. пер.), т. 1,

с. 285.

[6] Ср.: Евергетинос, т. 1, Глава 44, 2.

[7] Рус: «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христо­вых за Тело Его».

[8] Рус: «утрясенная, нагнетенная и переполненная».

[9] Рус: «утверждается весь закон и пророки», то есть все заповеди и предписания, которые содержатся в библейских книгах Закона (Пятикнижия) и Пророков.

[10] В сочинениях прп. Исаака Сирина этот текст нами не найден. Ср.: «Душа уподобляется своим заняти­ям: все, что она делает, отпечатывается на ней, и она от этого принимает на себя вид» (Василий Великий, Бесе­да 21, 7. PG 31, 537. Рус. пер.: Творения, т. 2, с. 242).

[11] Из возгласа архиерея при рукоположении в священный сан.

[12] Седален по первом стихословии субботы утра. Октоих, глас 8.

[13] Прп. Косьма жил в царствование императора Романа I (920-945). Он происходил из царской семьи, в молодые годы удалился из мира и вскоре стал игуменом Сагарского монастыря. Спустя несколько лет он тя­жело заболел. Пролежав пять месяцев, он в один из дней немного оправился от болезни и присел на своей кро­вати, поддерживаемый двумя братиями. В этот момент, устремив взор вверх, он и был удостоен видения, длившегося с третьего до девятого часа. В этом видении он сподобился увидеть места мучений, райские обите­ли, а также кончину прп. Афанасия, игумена соседнего монастыря. Подробное описание видения прп. Косьмы напечатано прп. Никодимом Святогорцем под 5 октября в составленном им сборнике Житий Святых. См.: Συναξαριστής τών Δώδεκα Μηνών, τ. Α' (Σεπτέμβριος-Οκτώβριος), σ. 288-295.

[14] Авва Исайя, Слово 16, 6 // Добротолюбие (рус. пер.), т. 1, с. 348.

[15] Ср.: Древний Патерик 16, 24.

[16] Акривия (ακρίβεια) в переводе с греч. — строгая точность, тщательность, полная исправность, добро­совестность.

[17] Старец Иосиф Исихаст (1898-1959).

[18] Ср.: Евергетинос, т. 1, Глава 28, 2 (Из Патерика), 5.

[19] Авва Дорофей, Душеполезные Поучения и Послания. Поучение 11. С. 140-141.

[20] Буквально таких слов нами в Лествице не найдено, но есть аналогичный по смыслу отрывок. Ср.: Лест-вица, 26, 58.

[21] Ср.: Достопамятные Сказания, Об авве Пимене, 54.

[22] В русском Добротолюбии (изд. свт. Феофана Затворника), перевод этой главы, как и многих других, от­сутствует. Она есть в славянском Добротолюбии (изд. прп. Паисия Величковского), см.: т. 1, с. 450-451.

[23] Непорочные, или неукоризненные, страсти (та αδιάβλητα πάθη) — все потребности, испытываемые человеком в земной жизни. См. в связи с вопросом о воспринятой Христом человеческой природе: прп. Иоанн Дамаскин, Точное изложение православной веры, 64 (О природных и непредосудительных страстях), с. 276-277.

[24] Св. Иоанн Златоуст, О священстве, 3, 5. PG 48, 643. Ср. Творения, т. 1, с. 426.

[25] Св. Григорий Богослов, Слово 4, 113. PG 35, 649; Слово 20, 12. PG 35, 1080. Рус: Творения, т. 1, с. 116;

305.

[26] Тропарь канона Недели о Фоме, песнь 3.

[27] Св. Иоанн Златоуст, Толкование на первое послание к Тимофею, Беседа 11, 1. PG 62, 555. Рус. пер.: Тво­рения, т. 11, с. 693.

[28] Ср.: св. Иоанн Златоуст, Слово на Рождество Христово. PG 56, 385. Ср. рус. пер.: Творения, т. 6, с. 692.

[29] Стихира на Господи воззвах службы Рождества Христова.

[30] Догматик, глас 8.

[31] Рус: «И кто способен к сему?»

[32] Св. Иоанн Златоуст, Толкование на Послание к Ефесянам, Беседа 1, 2-3. PG 62, 13-14. Рус. пер.: Творе­ния, т. 11, с. 10, 12.

[33] См.: Св. Иоанн Златоуст, Толкование на Послание к Ефесянам, Беседа 4, 5. PG 62, 34. Рус. пер.: Творе­ния, т. 11, с. 37.

[34] Рус.: «В Нем обитает вся полнота Божества телесно».

[35] Св. Иоанн Златоуст, Толкование на Послание к Римлянам, Беседа 10, 2. PG 60, 476-477. Рус. пер.: Тво­рения, т. 9, с. 596.

[36] Рус: «Ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на Небесах многоразличная премудрость Божия».

[37] Соединение двух природ, божественной и человеческой, в единой ипостаси воплощенного Бога Слова ни в коем случае нельзя понимать как их смешение или поглощение одной природой другой. Прп. Иоанн Дама-скин так описывает образ соединения: «Мы говорим, что соединение произошло из двух совершенных природ, божественной и человеческой, не смешением, или слиянием, или срастворением... но через сочетание, то есть ипостасно, непреложно и неслиянно, и неизменно, и нераздельно, и неразлучно, в двух природах, пребываю­щих совершенными». Точное изложение православной веры, 47 (О двух природах), с. 288-239.

[38] Богородичен седален по 2-ой кафизме службы Рождества Христова. В русских Минеях исключен из службы праздника, но есть в службе попразднства за 27 декабря (св. первомч. Стефана).

[39] Рус: «И нет твари, сокровенной от Него».

[40] Ирмос, канона Святой Троице на Воскресной Полунощнице, песнь 7, глас 2.

[41] Рус: «запинающий нас грех».

[42] Под «выдающимся богословом» старец Иосиф имеет в виду прп. Иустина Поповича. О нем см. наст,

изд., с. 26-27.

[43] Светилен праздника Крещения Господня.

[44] Прп. Косма Маюмский, Канон праздника Крещения Господня, песнь 8.

[45] Ирмос 5-ой песни канона праздника Крещения Господня.

[46] Блаженны Октоиха на воскресной Литургии, глас 1.

[47] Втор. 5,21: «Не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего».

[48] Быт. 2,17: «От древа познания добра и зла — не ешь от него».

[49] См.: св. Григорий Богослов, Слово 4, 113. PG 35, 649; Слово 20, 12. PG 35, 1080. Рус. пер.: Творения, т. 1, с. 116; 305.

[50] Ирмос 5-ой песни канона праздника Крещения Господня.

[51] Блаженны Октоиха на воскресной Литургии, глас 1.

[52] Св. Григорий Богослов, Слово 4, 113. PG 35,649; Слово 20, 12. PG 35, 1080. Рус.: Творения, т. 1, с. 116;

305.

[53] В основе трисоставного деления души лежит рассмотрение трех ее основных способностей — разум­ной, раздражительной и вожделевательной, причем последние две обозначаются как неразумные и противопос­тавляются первой, которая должна господствовать над ними. Подробное учение об этом старец Иосиф излагает в своей книге: Άσκηση. Ή Μητέρα τον Αγιασμού. (Ψυχωφελή Βατοπαιδινά 7) Ί. Μ. Βατοπαιδίου, 1998, σ. 50-52. В своем изложении Старец полностью следует св. Иоанну Дамаскину: О добродетелях и пороках (за­имствованная у св. Ефрема Сирина). PG 95, 85-97. См. также: Ватопедские Оглашения, с. 143 (Примечание).

[54] Рус: «Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре».

[55] Рус.: «Ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен».

[56] Ср.: «Если Крест призрак, то призрак и Воскресение» (св. Кирилл Иерусалимский, Поучения огласи­тельные, 13, 37. С. 200).

[57] Здесь аллюзия на слова Христа: И как Моисей вознес змею в пустыне, так должно вознесену быть Сы­ну Человеческому (Ин. 3, 14).

[58] Ср.: Моисей возопил ко Господу, и Господь показал ему дерево, и бросил его в воду, и вода сделалась сладкою (Исх. 15, 24).

[59] Стихира на Стиховне, Октоих, глас 5: вторник вечера, четверг вечера.

[60] Эксапостиларий седмичный, самогласен: среда, пятница.

[61] Ср. прп. Максим Исповедник: «Ум, сочетающийся с Богом и пребывающий в Нем через молитву и лю­бовь, становится мудрым, благим, сильным, человеколюбивым, милосердным и долготерпеливым. И просто сказать: он носит в себе почти все божественные свойства. А удаляясь от Бога и отдаваясь материальным ве­щам, он становится сластолюбивым, скотоподобным и звероподобным, воюя с людьми из-за этих вещей» (Гла­вы о любви, 2, 52. TLG 2892/008. Ср. рус.: Творения, кн. I, с. 114).

[62] «Домостроительство» (греч. οικονομία) в данном случае означает заботу Бога о спасении мира, или устроение спасения. В языке святых Отцов «домостроительство» в таком смысле напрямую связывалось с во­площением Бога Слова. Ср.: «Доселе мы говорили о богословии, теперь же начинаем говорить о домострои­тельстве, то есть о вочеловечении Сына и Слова Божия» (св. Афанасий Великий, Quaestiones aliae, 16. PG 28, 788). См. Предисловие, с. 62 и далее.

[63] Рус: «Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более Благодать Божия и дар по Благодати одного Человека. Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих».

[64] Песнь первая воскресного канона, глас 6.

[65] Св. Афанасий Великий, О Страстях и Кресте Господнем, 11; 12; 17. PG 28: 205, 216.

[66] Прп. Иустин Попович (1894-1979). См. наст. изд., с. 26-27.

[67] Слово на праздник Собора Вселенских Учителей и Святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста (30 января/12 февраля).

[68] Старец Иосиф возводит греческое πατήρ к πάντων τηρητής. Ср. св. Афанасий Великий: «Почему Отец называется Отцом? Бог называется Отцом как все оберегающий, то есть как хранитель всего» (Quaestiones aliae, 8. PG 28, 784).

[69] Прп. Иоанн Дамаскин, Точное изложение православной веры, 90. С. 314.

[70] Св. Василий Великий пишет об этом в Письме к Евстафию Севастийскому в ответ на обвинение его в привнесении новых истин в Предание: «Кроме того, в сказанном от усовершения [познания] наблюдается не­кое развитие [мысли], которое состоит не в изменении от худшего к лучшему [рассматриваемой истины], но в восполнении недостающего через добавление знания» (Письмо 323, 5. OG 32, 828. Ср. рус. пер.: Творения, т. 3, с. 266).

[71] О том, что святые, приобщающиеся к божественной жизни, принимают всего Бога, учат все Святые От­цы Православной Церкви. Ср.: «Всякая добродетель и всякое зависящее от нас подражание Богу делают пра­ведника удобным для божественного единения, Благодать же совершает само несказанное единение, ибо через нее всецелый Бог перемещается во всецелых достойных, а всецелые святые всецело перемещаются во всецело­го Бога, приняв взамен себя всецелого Бога и приобретя словно бы в награду за свое восхождение к Нему Са­мого Единого Бога...» (Св. Григорий Палама, Триады III, 1, 27. С. 290-291).

[72] См.: «Бездетная и бесплодная царская дочь, под которой, полагаю, надо подразумевать, главным обра­зом, светскую философию...» (О жизни Моисея. PG 44, 329. Ср. рус. пер.: О жизни Моисея Законодателя, Тол­кование на жизнь Моисея, 10, с. 32).

[73] Письмо 323, 2. PG 32. 824. Ср. рус. пер.: Творения, т. 3, с. 263.

[74] Беседа 22,1. PG 31, 564. Ср. рус. пер.: Творения, т. 2, с. 255.

[75] Надгробное слово св. Василию Великому. PG 46, 809.

[76] Ср.: Слово 43, 21. PG 36, 524. Рус: Творения, т. 1, с. 616.

[77] Бесстрастие как отложение греховных помыслов, движений и пожеланий соответствует тройственному душевному устроению (разум, эмоции и воля). Поэтому бесстрастие в отношении разума есть отложение гре-

[78] См.: прп. Максим Исповедник, Главы о любви, 2, 30. TLG 2892/008. Рус: Творения, кн. I, с. 111.

[79] См. об этом: св. Исаак Сирин, Слова подвижнические, 48. С. 205-208.

[80] Это сравнение встречается у многих Отцов, начиная уже со св. Григория Богослова. Наиболее ярко вы­ражено у прп. Максима Исповедника: Quaestiones et dubia, 1, 67. TLG 2892/002.

[81] Этос с греч. характер, определяющий состояние личности или явления, внутренний строй; часто упот­ребляется как ήθος τοϋ τρόπου «настрой» характера, духовное состояние. Старец Иосиф подчеркивает право­славное понимание этоса, чтобы отделить его от новоевропейского понимания нравственности, которое осно­вано на гуманистических ценностях. Об этосе см. также: Предисловие, с. 50.

[82] Таково общее убеждение Святых Отцов. Ср.: св. Ириней Лионский: «[Иисус Христос] сделался тем, что и мы, чтобы нас сделать тем, что есть Он» (Пять книг против ересей, 5, предисловие. Творения, с. 446). Ср. также прп. Максим Исповедник: «Они по усыновлению в Благодати и в меру возможности становятся тем, чем Бог является, согласно вере (нашей), по природе и по причине» (Мистагогия, 24: заключение. TLG 2892/049. Творения, кн. I, с. 181).

[83] Св. Григорий Богослов, Слово 38, 11. PG 36,321. Творения, т. 1, с. 527. То же: Слово 45,7. PG 36, 632. Творения, т. 1, с. 665.

[84] Св. Иоанн Златоуст, Толкование на первое послание к Тимофею, Беседа 11, 1. PG 62, 555; рус.: Творе­ния, т. 11, с. 693. Слово на Рождество Христово. PG 56, 385; рус: Творения, т. 6, с. 692.

[85] Св. Афанасий Великий, Слово о воплощении Бога Слова, 54. Творения, т. 1, с. 260.

[86] Прп. Максим Исповедник, Главы о любви, 2, 52. См. с. 295.

[87] О значении понятия этос см. прим. на с. 50, 336.

[88] Рус: «Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно сте­нает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усы­новления, искупления тела нашего».

[89] См. об этом: наст, изд., с. 231 (примечание).

[90] Прп. Марк Подвижник, 200 глав о духовном законе, 34 //Добротолюбие, т. 1, с. 523.

[91] Св. Афанасий Великий, На ариан слово третье, 33. PG 26, 393-396. Ср. рус. пер.: Творения, т. 2, с. 411­412.

[92] Прп. Максим Исповедник, Различные богословские и домостроительные главы, 1, 47. PG 90, 1195.

[93] Св. Афанасий Великий, На ариан слово второе, 59. PG 26, 273. Творения, т. 2, с. 339.

[94] Св. Кирилл Иерусалимский, Поучения огласительные, 4, 2. PG 33, 456. Ср. рус. пер.: с. 43.

[95] О нем см. наст, изд., с. 26-27.

[96] Прим. старца Иосифа. — Да будет нам позволено прибавить здесь следующее. О существовании Бога и вечности свидетельствуют не только находящиеся в человеке устремления, но мы могли бы сказать, что об этом говорят даже вызывающие и часто невыносимые несправедливости, которые имеют место не только в общественной жизни, но во всем творении. В самом деле, среди людей мы замечаем, что один рождается бо­гатым, а другой бедным, один — прекрасным, а другой — безобразным, один — здоровым, а другой — или больным или калекой, у одного все в жизни складывается удачно, аудругого все идет задом наперед. В природе же мы часто видим уклонения от нормального порядка и от естественных законов, стихийные бедствия, катак­лизмы, катастрофы, которые приносят несчастье целым народам. Тщетно философы-релятивисты будут пы­таться найти объяснение тому, что происходит. Однако для христианина эта потрясающая несправедливость, которую мы наблюдаем вокруг, представляет лишь доказательство того, что существует «метафизическая» справедливость, некое иное измерение и иной мир, лучший и совершеннейший, в котором действительно цар­ствует справедливость и правда. Если мы откажемся от признания существования этой правды, тогда одновре­менно с нашим отказом будет упразднен и закон разума, а также ценностное различение добра и зла. Если бы нигде не обнаруживалось разрешение такой повсеместной несправедливости, такого вызывающего неравенства и угнетения, составляющих общее правило, которое управляет обычаями человеческой жизни, тогда человек был бы существом, достойным самого горького сожаления, и его жизнь представляла бы собой настоящее про­клятие и несчастье. Эти пути всеобщего Промысла Божия таинственны и непостижимы для нас, и только те, кто живет в Духе Святом, могут проникнуть и даже вмешаться своей молитвой в эти тайны, и повлиять на ко­нечный результат. Ведь сколько святых исцеляли неизлечимые болезни, останавливали стихийные бедствия, разрешали бездождие, защищали целые народы от несчастий! Неусыпное промышление Божие о мире доказы­вается и тем, что когда во время бед и несчастий люди начинали каяться и отвращаться от своих лукавых дел, эти бедствия прекращались. Это означает, что ничего не происходит случайно и, как говорят, «по стечению обстоятельств».

Следует сказать, что невозможно, чтобы в этом мире когда-либо восторжествовала всеобщая справедли­вость в человеческих обществах, как впустую проповедуют материалистически мыслящие люди, потому что в мире существует неограниченное в своем числе количество природных «несправедливостей». Только тогда может быть упразднена всякая несправедливость и всякая неправда, когда Самим Творцом будут явлены новые небеса и новая земля, в нихже правда живет (2 Пет. 3, 13).

[97] * Прим. старца Иосифа. — Не будет преувеличением сказать, что через абсолютизацию атрибутов пап­ства Бог навсегда был «изгнан» на Небо. Нечто подобное, путем перестановки, происходит и в протестантизме, где абсолютизируется каждая личность, становясь неким уменьшенным вариантом «папы». Не будем также забывать, что для Запада Благодать Божия, то есть нетварные божественные энергии, посредством которых Бог обнаруживает Свое реальное присутствие в творении, вообще не приемлется как божественная и нетварная, но считается преходящей и сотворенной Богом. Следствие такого понимания ясно обнаруживает себя в духов­ной жизни: для западных людей Бог никогда не вступает в непосредственную связь и единство с сотворенными Им существами, но «общается» с ними путем тварного посредничества.

[98] Словом мастерство мы переводим греческое τέχνη, которое гораздо шире по значению и вбирает в себя общее понятие о художественно-техническом изготовлении, соответствующем человеческой способно­сти творить: начиная с простого ремесла, это понятие охватывает все человеческое искусство и технику.

[99] В данном случае речь идет о родине старца Иосифа о. Кипре, где в 1974 году произошел захват части острова (40 %) турецкими войсками, провозгласившими «турецкое государство Кипр».

[100] В греческом тексте — в Духе Святом, в славянском переводе — о Дусе Святе.

[101] Рус: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и все­го?»

[102] Эпиграмма написана традиционным для греческого стихосложения пятнадцатисложным ямбом.

[103] Ср. св. Григорий Палама, Триады. III, 2, 12; здесь св. Григорий ссылается на прп. Максима Исповедни­ка.

[104] Прп. Максим Исповедник, Вопросоответы к Фалассию, 22. TLG 2892/001. Рус: Творения, кн. II, с. 76.

[105] Ср.: св. Григорий Палама, Беседа на Богоявление //Беседы, часть 3, с. 202.

[106] Св. Иоанн Златоуст, Беседы на Евангелие от Иоанна, 85,3. PG 59, 463. Рус: Творения, т. 8, с. 577.

[107] Прим. старца Иосифа. — Разве не является таинством «ангельский образ» монашества? Только присут­ствуя на священнодействии монашеского пострига можно постичь и смысл таинства Крещения. В Крещении, которое совершается в младенческом возрасте, не так ощутительно переживается смысл дара «усыновления», как это называют Отцы. В то время как в чинопоследовании пострига совершается подробное исповедание Бога со стороны верующего, и особо отмечается, какие следствия имеет любовь к Богу и отречение от всякого отно­шения и содружества с врагом дьяволом, в Крещении все это упоминается лишь в кратких выражениях. Кроме того, чинопоследование пострига открывает горизонт для переживания таинства Покаяния во всем его объеме, завершая указанием на победу кающегося силою божественной Благодати и обручение божественным обетова-ниям.

Разве не «таинство» — водоосвящение, будь то малое, или великое, которое совершается Церковью? А различные молитвы, читаемые священником в соответствующих обстоятельствах, разве не являются «таин­ством»? Для чего же мы их читаем, если они не служат средством освящения в нуждах, которые с нами случа­ются? Также и простая «главопреклоненная» молитва — разве не «таинство»? Зачем же мы тогда преклоняем головы, если не верим, что через призывание священника приобщаемся к Благодати Божией? Даже простое благословение священника, когда верующие прикладываются к его руке, является «таинством». Вслушаемся в слова: «Благословение Господне и милость да приидет на вы!» Поклонение святым иконам — не что иное как «таинство». Ведь какой смысл нам поклоняться дереву и краскам? Разве мы поклоняемся иконам не для того, чтобы получить Благодать изображенного на ней святого лица? И в правду, кто сможет перечесть все чудеса, которые Благодать, действующая через святых, совершала и совершает в их святых иконах? Разве не заключа­ют в себе «таинства» честные мощи святых, без которых не совершается ни одно освящение храма? Таким об­разом, число таинств нашей Церкви безгранично.

[108] О церковной иерархии, 7 (Рассмотрение, 8) //Сочинения, с. 729.

[109] Быт. 2, 15: И взя Господь Бог человека, егоже созда, и введе его в Рай сладости, делати его и хранити.

[110] Аллюзия на слова Христа: «Лисы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8, 20; Лк. 9, 58).

[111] Рус: «... и Он также воспринял оные», то есть плоть и кровь.

[112] Триады I, 3, 38.

[113] Сравнение принадлежит прп. Максиму Исповеднику (Главы о любви, 2, 52). См. прим. на с. 295.

[114] Старец Иосиф цитирует разрешительную молитву таинства Покаяния по греческому Служебнику.

[115] Рус: «и не стало его, потому что Бог взял его», то есть по церковному преданию, живым взял на Небо.

[116] Св. Иоанн Златоуст, О священстве, 3, 4. PG 48, 642. Рус: Творения, т. 1, с. 424.

[117] Св. Иоанн Златоуст, О священстве, 3, 5. PG 48, 643. Ср. пер.: Творения, т. 1, с. 426.

[118] Там же.

[119] Слово о блаженном Вавиле, а также против Юлиана, и к язычникам, 9. PG 50, 547. Рус: Творения, т. 2,

с. 589.

[120] См.: блаж. Симеон Солунский, О священных хиротониях, 156-157, и далее. PG 155, 363-3641. Рус: Со­чинения, 207-208, и далее. Ср.: св. Дионисий Ареопагит, О церковной иерархии, 5, 7 // Сочинения, с, 680-682 (греч.), 681-683 (рус.).

[121] Рус: «исполнение времени».

[122] Говоря о спасении и обожении, св. Григорий Палама настаивает на употреблении слова «ипостасно» при характеристике человеческого соучастия в святости. Для подтверждения этого важного догматического положения приведем следующий отрывок: «Божественная и небесная жизнь богодостойно живущих в причас­тии неотделимой жизни Духа... существует вечно... и она есть свет... ипостасный, но не потому что у него соб­ственная ипостась, а потому что Дух посылает эту жизнь в ипостась иного, где она и созерцается» (Триады III, 1, 9). Старец Иосиф, отмечая, что человек ипостасно участвует в святости, говорит, таким образом, о жизни Духа, которая переносится в человеческую ипостась и соединяет человека с Богом в святости и обожении.

[123] См. примечание на с. 90, где предпринята попытка объяснить значение непереводимого греческого сло­ва политик.

[124] Ср.: св. Иоанн Златоуст, Беседа на Вознесение, 2. PG 50, 445. Рус. пер.: Творения, т. 2, с. 495.

[125] Рус: «пользующиеся миром сим, как не пользующиеся»

[126] Св. Максим Исповедник, Главы о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия, 2, 71. PG 90, 1156-1157. Рус: Творения, кн. I, с. 248.

[127] Св. Кирилл Иерусалимский, Поучения огласительные, 4, 2. PG 33, 456. Рус. пер.: с. 43.