МАКСИМ БАХТИН

СЧАСТЬЕ И БЛАЖЕНСТВО В СВЕТЕ ХРИСТИАНСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ

Издание второе, исправленное и дополненное

Москва

Издательство Московского

института духовной культуры

2006

Ред. Golden-Ship.ru 2012

ББК 86.37 + 87.216

Б 30

Работа посвящена вечной проблеме – проблеме человеческого счастья. Автор обобщает опыт религиозно-философского осмысления данной проблемы в христианской традиции и стремится высветить антропологические основания понимания счастья. Книга адресуется широкому кругу читателей.

 

ISBN 5 – 7139 – 0357 – 5

 

Бахтин М. В.

Счастье и блаженство в свете христианской антропологии. Учебное пособие. Предисловие А.М. Пронина. – М.: Издательство Московского института духовной культуры, 2005. – 82 с.

© М.В. Бахтин, 1998

© М.В. Бахтин, 2006

 

 

 

 

 


СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ВЕЧНЫЕ ОРИЕНТИРЫ СЧАСТЬЯ

ВВЕДЕНИЕ. СЧАСТЬЕ КАК АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

 

Глава I. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЭТИКИ КАК ФИЛОСОФИИ СЧАСТЬЯ

§ 1. Не было бы счастья, да несчастье помогло

§ 2. Звезды и судьбы

§ 3. Антропология и этика в системе гуманитарного знания

§ 4. Три уровня человеческого бытия

§ 5. О «законе» любви

§ 6. Антропологические основания нравственности

 

Глава II. АНТРОПОЛОГИЯ СЧАСТЬЯ В СВЕТЕ ВЕТХОГО ЗАВЕТА

§ 1. Библейская картина человека

1.1. Библейский монотеизм

1.2. Человек как образ Божий

§ 2. Счастье как онтологический идеал

§ 3. Десять заповедей

§ 4. Библейское учение о браке

4.1. Брак как онтологическое единство

4.2. Библейские основания брака

4.3. Чистота интимных отношений

4.4. Три функции брака

4.5. Основания развода

 

Глава III. ПРОБЛЕМА СЧАСТЬЯ В СВЕТЕ ХРИСТИАНСКОЙАНТРОПОЛОГИИ

§ 1. Христианская картина человека

1.1. Новозаветный монотеизм

1.2. Особенности христианской антропологии

§ 2. Христианское учение о блаженстве

§ 3. Спасение за веру и за дела как метафизические принципы

§ 4. Метафизика любви и творчество

§ 5. Антропологический смысл закона и благодати

§ 6. Антропологический смысл телесных недугов в свете библейской традиции

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

БИБЛИОГРАФИЯ

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В основу настоящего издания мною были положены материалы небольшого спецсеминара «Этические учения древности», который я проводил со студентами физико-математического факультета Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского в 1996-1998 годах. В то время оформился замысел и основные идеи книги, получившей тогда название «В поисках счастья». Занятия в рамках данного спецсеминара представляли собой удивительно теплые и плодотворные беседы за уютным круглым столом на предварительно заданную тему. Во многом благодаря этим студенческим «симпозиумам» постепенно сформировался мой первый курс лекций на данную тему, который был «обкатан» в самых различных студенческих и школьных аудиториях Пензы в 1999 году.

Существенное влияние на развитие замысла работы оказало обучение в аспирантуре кафедры философии Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена в Санкт-Петербурге (1998-2001 гг.), прежде всего общение с моим научным руководителем профессором В.И. Стрельченко, академиками А.А. Корольковым и А.П.Валицкой, профессорами А.А. Грякаловым, В.Н. Панибратовым, К.В.Султановым, О.Я. Гелихом и К.Г. Исуповым.

Атмосфера высокой академической науки, царящая на факультете философии человека этого одного из старейших университетов России, не могла не сказаться на фундаментализации исследования, в частности, на продумывании метафизических (теологических, онтологических и антропологических) оснований христианского этического учения.

Главным стимулом к очередному возвращению к этой работе стало то вдохновение, которое росло по мере увеличения числа письменных и устных отзывов, рецензий, всевозможных замечаний по поводу трех изданий эссе «В поисках счастья», вышедших в Пензе в 1998 и 1999 годах и в Санкт-Петербурге в 2000 году. Круг людей, что-либо высказавших в адрес появившегося сочинения, оказался довольно широк — от студентов и аспирантов до академиков и церковных иерархов, что укрепило убежденность в острой актуальности рассматриваемой проблемы.

Развитие темы настоящего издания стало возможным в результате озвучивания, проговаривания новых идей в ходе чтения курсов лекций по этике, антропологии, философии истории и философии образования на факультете философии человека и психолого-педагогическом факультете РГПУ им. А.И.Герцена в 2000-2002 годах, в Санкт-Петербургской государственной консерватории, а затем на кафедре социальной антропологии социологического факультета Московского государственного социального университета и факультете духовной культуры Московского гуманитарного института повышения квалификации и переподготовки кадров в 2003-2004 годах.

Завершая это небольшое предуведомление к нижеследующим страницам, мне хочется выразить искреннюю благодарность и любовь тем людям, без дружеского, товарищеского и делового участия которых настоящее издание было бы немыслимо:

Архимандриту Платону (Игумнову), магистру богословия, профессору Московской Православной Духовной Академии, автору уникального учебника “Православное нравственное богословие” — за непрестанное духовное окормление и общение.

Василию Ивановичу Стрельченко, заведующему кафедрой философии и декану-основателю факультета философии человека Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена, моему дорогому научному руководителю, давшему “путевку в философскую жизнь” и оказавшему существенное воздействие на формирование философско-антропологического мотива моей творческой деятельности.

Александру Аркадьевичу Королькову, академику РАО, заведующему кафедрой философской и психологической антропологии РГПУ им. А.И.Герцена, лауреату премии Президента России за книгу «Русская духовная философия», талантливому писателю — за непрестанную духовную поддержку и вдохновение.

Виктору Никифоровичу Панибратову, профессору кафедры философии, замечательному поэту и человеку, выражаю огромную признательность за то, что редактируя черновик будущей книги, Вы задавали высокий тон академического исследования, а также за наш творческий питерско-московский союз.

Алексею Алексеевичу Грякалову, профессору, заведующему кафедрой истории философии, — за разностороннюю поддержку моих творческих начинаний и увлекательные диспуты в рамках теоретического семинара «Проблема человека в переходные периоды».

Константину Глебовичу Исупову, профессору кафедры этики и эстетики, талантливому ученому и замечательному собеседнику — за приобщение к философской атмосфере Петербурга, за труд по редактированию рукописи настоящего издания и предоставление библиографических материалов.

Александру Михайловичу Пронину, безвременно ушедшему моему старшему товарищу и коллеге — за огромное внимание к моему творчеству, за неоценимую помощь в процессе превращения рукописи этой работы в законченное произведение.

 

ВЕЧНЫЕ ОРИЕНТИРЫ СЧАСТЬЯ

 

Верное понимание своего и всеобщего счастья... Возможно ли оно? Для одних путь к счастью усыпан розами, а для других — терниями. Для одних счастье — в соблюдении воздержаний, для других счастье — в нарушении воздержаний. Одни купаются в счастье с рождения, а для других счастье — борьба, но с переменным успехом. Одни мечтают о счастье, а другие праведными и неправедными путями добиваются заветных желаний.

Философы утверждают: «Никто не рожден для счастья, но все рождены для жизни». Романтические писатели с еще большей категоричностью утверждают, что «Человек рожден для счастья, как птица для полета». «Джентльмены удачи» доверительно поучают: «Фортуна (Богиня счастья) покровительствует достойным — дерзким, фартовым людям». Теологи ненавязчиво полагают, что счастье — это праведная и нелукавая вера в христианские добродетели и не показное соблюдение оных… — «и воздастся Вам по вере вашей...».

Есть и более хлесткие, и более яркие, и более звонкие определения добродетельного и порочного счастья, счастья личного, семейного, общественного и общечеловеческого и т.д. Для кого-то счастье — глоток воды, воздуха, свободы, здоровья... А кому-то этого мало.

С тех пор, как люди научились думать, они не перестают рассуждать о счастье, о его формах, разновидностях (религиозных, светских, половозрастных и прочих), но актуальность этих рассуждений не иссякла. Пока жив человек и человечество, они будут размышлять о счастье, искать пути к счастью и добиваться его в меру понимания и способностей. Ибо сказано: «Хочешь быть счастливым, будь им...». Человек имеет право быть счастливым, но не во вред счастью других людей.

В книге «Антропология счастья в свете христианской традиции» Максим Вячеславович Бахтин аналитически освещает библейские представления о нравственных категориях.

Причем представляемая сегодня на суд российскому читателю работа — это не сборник философских афоризмов, сентенций и концепций, но оригинальное эссе об очевидном и невероятном в трактовании счастья и смежных категорий, о противоречиях и неувядающих истинах желанного, осмысленного, неосмысленного и неожиданного счастья.

Старцы (не только восточные) задумываются: «Чем хуже мы живем, тем больше люди размышляют о счастье». То есть, у кого что болит, тот о том и говорит. Но это не совсем так, ибо нищие духом[1] вряд ли ведают об ориентирах верного, праведного счастья. Непошлое, ненаивное, неущербное счастье — достоинство духовно и нравственно здоровых людей. Счастью нужно учить и учиться неодномерно...

«Счастливые часов не наблюдают», а для несчастливых время жизни тянется утомительно долго. Познание секретов несуетного счастья — нравственный вектор автора и его книги.

Секретам и верным рецептам философского счастья посвящено новое сочинение автора. Но проницательный читатель в этой книге обнаружит и другие счастливые сведения «на пути к счастью» по ориентирам М.В.Бахтина.

А. М. Пронин,

кандидат филологических наук,

доцент кафедры мировой

и отечественной культуры

ПГПУ им. В. Г. Белинского.


ВВЕДЕНИЕ.

 

СЧАСТЬЕ КАК

АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

 

Нация есть совокупность всех своих сограждан, и общественное счастье складывается из счастья всех частных лиц.

Гельвеций

 

В корпусе философско-этической проблематики одно из виднейших мест по праву занимает проблема человеческого счастья. В реестре имен ярчайших звезд научной, философской и богословской мысли вряд ли можно обнаружить хотя бы одного мыслителя, который не высказался бы каким-либо образом на этот счет.

Действительно, со времени выделения философии, морали и религии в самостоятельные формы общественного сознания попытки осмысления феномена счастья стали неотъемлемым моментом рефлексии по поводу того, что является смыслообразующим началом человеческого бытия. Более того, довольно часто, во многих случаях тема счастья становилась даже лейтмотивом всей философской системы того или иного мыслителя.

Многие философы, учителя этики и религиозные реформаторы древности были увлечены попытками вывести своего рода «формулы» счастья, найти рецепты его изготовления, указать пути к нему, алгоритмы его достижения. К сожалению, мы очень мало знаем о том, что думали древние мыслители по поводу того, каким должен быть человек, чтобы стать счастливым, и начинаем «открывать Америку» заново. Не лучше ли обратиться к опыту прошедших веков?

Анализ большого числа сентенций великих мира сего позволяет прийти к выводу о том, что стремление к счастью генетически заложено в каждом человеке и составляет неотъемлемую часть его природы. Осуществление же этого стремления вручено человеку как дар его свободной воли.

Итальянский мыслитель эпохи Возрождения Пьетро Помпонацци (1462-1525) считал, что ...человеку естественно стремиться к счастью и избегать несчастья...

Французский философ, теолог, физик и математик Блез Паскаль (1623-1662), стоявший у самых истоков философии Нового времени, выразил свои мысли на этот счет в следующем высказывании: Все люди стремятся к счастью из этого правила нет исключений; способы у всех разные, но цель одна... Счастье побудительный мотив любых поступков любого человека, даже того, кто собирается повеситься.

Людвиг Фейербах (1804-1872), выдающийся антрополог, представитель «золотого века» немецкой философской мысли, посвятивший много сил познанию человеческой природы, утверждал, что ...где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще и что стремление к счастью это стремление стремлений. По его мнению, первая обязанность человека заключается в том, чтобы сделать счастливым самого себя. Если ты сам счастлив, говорил Фейербах, то ты сделаешь счастливыми и других. Счастливый может видеть только счастливых кругом себя.

Философское осмысление темы счастья нашло свое отражение и в русской литературе. Многие произведения русской прозы и поэзии являются своеобразными философскими сочинениями, облеченными в литературную форму. Выдающийся русский писатель В.Г.Короленко говорил, что общий закон жизни есть стремление к счастью и все более широкое его осуществление.

Таким образом, значимость в жизни того, что люди называют словом «счастье», вряд ли вообще можно ставить под сомнение, и чтобы осознать это, не обязательно быть выдающимся моралистом, философом, богословом. Само по себе стремление человека к счастью — явление более чем очевидное. Приведенные же выше высказывания относительно данного предмета понадобились нам для того, чтобы высветить антропологический корень этого стремления — само существо человеческой природы.

Следовательно, решение вопроса о счастье, понимание счастья в большинстве своем зависит от решения вопроса о человеческой природе, понимании смысла и назначения бытия человека.

Смысловые границы понятия «счастья» необычайно широки и включают в себя комплексное, системное решение целого ряда философских, религиозных, морально-этических, психологических, социально-экономических и других аспектов рассмотрения настоящей проблемы. Причем, в зависимости от избранного ракурса, так скажем, угла зрения рассмотрения этого понятия смысловое наполнение его может существенным образом видоизменяться.

Скажем, рассмотрение категории счастья в плоскости социально-экономических отношений влечет за собой анализ степени удовлетворения потребностей физического уровня бытия человека, материального достатка, степени удовлетворенности его социальным положением и т.д. Словом, здесь вступают в силу показатели так называемого качества жизни человека. Здесь уместно вспомнить Гельвеция, сказавшего:

Несчастье почти всех людей и целых народов зависит от несовершенства их законов и от слишком неравномерного распределения их богатств.[2]

Психологический аспект счастья подразумевает под собой анализ некоего психического состояния человека, которое можно охарактеризовать данным термином. Здесь скорее можно говорить о кратковременном состоянии переживания радости, необыкновенного душевного подъема, ощущения полета, влюбленности, небывалого прилива сил и т.д.

Наконец, онтологический уровень осмысления понятия счастья приводит нас к пониманию его как характеристики, выражающей длительное состояние человеческого бытия. Счастье с этой точки зрения есть переживание полноты бытия, ощущение и осознание своей причастности чему-то более высокому, нежели повседневные суетливые заботы каждого из нас.

До тех пор, пока человек намертво погружен в бесконечную череду больших и мелких хлопот нашей обыденной жизни, его сознание раздроблено на десятки и сотни всевозможных мыслей, не дающих ему возможности сконцентрироваться на размышлении о метафизическом назначении человека. Для этого, видимо, необходимо возвыситься над временным, преходящим, изменчивым и сосредоточиться на простом и вечном.

Этимологический анализ самого термина «счастье» позволяет нам в некоторой степени приблизиться к определению смыслового пространства его как философского понятия.

Во-первых, по старому, избитому завещанию-афоризму Козьмы Пруткова «зри в корень» — выделяем корень этого слова — «часть». Во-вторых, как гласит одно из традиционных правил, которым руководствуются филологи, для того, чтобы полнее определить смысловое наполнение, границы того или иного понятия, необходимо подобрать максимальное число однокоренных ему слов. Ибо как в разных родственниках различным образом проявляются те или иные черты данного рода — и чтобы составить более полное впечатление о человеке, иногда полезно с ними познакомиться — так и в родственных словах по-разному оттеняется смысл искомого понятия. В нашем случае это слова «участь», «участник», «причастность», «причастие» и т.д.

На первый взгляд смысл, скажем, слова «участь» достаточно далек от того, что мы называем счастьем, поскольку под «участью» мы привыкли понимать нечто фатальное, довлеющее над человеком извне, свыше, ограничивающее его свободу.

Потом, в русском языке слово «участь» синонимично слову «доля» метафизически — в смысле «судьба», а слово «часть» синонимично слову «доля» физически, как часть чего-то целого.

Наконец, нужно сказать, что приставка «с» в нашем языке означает соединение с чем-либо, совместное бытие, сопричастие чему-то и прочее.

Таким образом, получается, что понятие «счастье» в данном контексте можно понимать как соединение с некоей частью — а именно, со своей собственной долей, то есть осознание своей судьбы, своего места и назначения.

Как нельзя глубоко эта тема звучит в христианской антропологии. Евангельское понимание счастья подразумевает прежде всего смирение с тем, что дано человеку — и физически и метафизически. Ключевым аргументом в пользу такого понимания счастья в христианской мысли является знаменитый текст первой из девяти заповеди блаженств — «блаженны нищие духом», который традиционно истолковывается в смысле возведения добродетели смирения на первое место среди всех прочих христианских добродетелей.

Метафизический, трансцендентальный смысл счастья в согласии с христианской картиной человека заключается в учении о воскресении мертвых, чему посвящены одиннадцатый и двенадцатый члены Никео-Цареградского Символа веры, принятого на I и II Вселенских Соборах в 325 и 381 годах — «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Счастье в данном случае осмысливается как воссоединение после временного расставания — физической смерти — одной части человека с другой — тела с душой, восстановление исходной целостности человеческого бытия, вслед за чем следует вечное блаженство, пребывание в Царствии Небесном.

Наконец, в качестве необходимого условия достижения как трансцендентного счастья, а именно — вечной блаженной жизни, так и счастья земного — Православная Церковь выдвигает участие человека в одном из семи таинств, в ходе которого только и совершается одновременно реальное физическое и метафизическое единение Бога и человека — таинство евхаристиисвятого причастия. Сам термин, используемый для наименования этого величайшего таинства, говорит о том, что здесь человек становится причастником Божественной благодати, что означает насыщение его нетварной божественной энергией любви, дающей человеку жизнестроительные силы. Поэтому Православие настаивает на невозможности полноценного счастья без причастия.

 

 

Глава I

 

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ

ЭТИКИ КАК ФИЛОСОФИИ СЧАСТЬЯ

 

§ 1. Не было бы счастья, да несчастье помогло

 

Для счастья недостаточно комфорта,

покупается счастье ценой страдания.

Ф.М. Достоевский.

 

Несчастье умягчает человека.

Н.В. Гоголь.

 

Истинная нравственность выраба-

тывается лишь в школе несчастий.

Фридрих Шиллер.

 

Счастье не ищут, как золото

или выигрыш. Его создают сами,

те, у кого хватает сил, знания и любви.

Иван Ефремов

 

Талантливый русский поэт и композитор, певец свободы и справедливости Игорь Тальков (1956-1991) однажды заметил: «За счастье надобно бороться...».[3] Что же представляет из себя эта борьба? Видимо, это борьба добродетели с пороком в человеческом сердце, борьба со своим эгоизмом, достижение той детской простоты, которую христианское мировоззрение возводит в ранг одной из высших добродетелей, обладание которой сулит обретение Царствия Небесного (вспомним евангельское: «Будьте как дети, ибо их есть Царствие Небесное).

Человек так устроен, что он стремится к обеспечению своих интересов. И чаще всего бывает, что достижение какого-то своего личного интереса человек рассматривает как элемент счастья. Стремясь к достижению оного, человек часто забывает о средствах для избранной цели. Использование же этих средств порой вступает в противоречие с интересами других людей, ибо «свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». Получается, что мы часто пытаемся построить свое личное счастье за счет окружающих. Это «счастье» недолговечно, так как противоречит основному нравственному закону «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой».

Борьба за счастье — это борьба со своими пороками, недостатками, мешающими жить нам и окружающим нас. Жизнь освобождающегося от пороков человека наполняется особым смыслом — идеей нравственного совершенствования. Каждый шаг вперед на этом пути — радость маленькой победы, каждый шаг назад — боль и горечь поражения. Человек, вставший на этот путь, с одной стороны, испытывает наслаждение уже оттого, что идет по нему, а с другой стороны, чувствует бремя огромной ответственности перед Богом, ближними и самим собой. С каждым успешным шагом на этом пути у нас прибавляется уверенность в своих силах, повышается самооценка, крепнет вера и любовь. У человека появляется все больше сил и возможностей для выполнения второй важнейшей христианской заповеди: «Возлюби ближнего своего как самого себя».[4]

С другой стороны, было бы большим заблуждением понимать счастье как результат достижения конечной цели устремлений человека — самого счастья. Если человек поставил высшей целью своей жизни достижение счастья и ничего более, то вряд ли это хоть сколько-нибудь согласуется с понятием нравственного мотива поведения. Не случайно японская мудрость гласит: счастье выпадает тому, кто его не ждет.

Аналогичную мысль выражает и русская пословица:

Счастья искать от него бежать.

Убеждает в этом и французская писательница А.Л.Ж. де Сталь: Человек, посвятивший себя погоне за полным счастьем, будет несчастнейшим из людей.

О недопустимости превращения счастья в главную цель жизни говорит и замечательный русский писатель М.М. Пришвин:

Нельзя целью поставить себе счастье: невозможно на земле личное счастье как цель. Счастье дается совсем даром тому, кто ставит какую-нибудь цель и достигает ее после большого труда.

Требование же счастья себе самому, целеполагание его в качестве объекта стремления есть эгоизм, неизбежно ведущий к несчастью. Это отмечал известный моралист, родоначальник неклассической европейской философии Артур Шопенгауэр (1788-1860):

Важнейшее средство не быть несчастным

не требовать слишком большого счастья.

Близкую к этому мысль проводит и Буаст: Мы были бы гораздо счастливее, если бы поменьше заботились об этом.

Стремление к счастью и постоянное его ожидание, размышление о нем — разные вещи. Подсознательное стремление к счастью должно сочетаться с сознательным стремлением к добродетели, и только тогда оно приходит к человеку, образно выражаясь, совсем с другой стороны, нежели его ожидают. Главное не мечтать о счастье, а думать о том, как стать достойным счастья.

Поэтому, счастье есть итог длительного пути человека от порока к добродетели, результат борьбы с пороком, награда человеку за его упорный целенаправленный труд, как победа в описанной борьбе. О понимании счастья как заслуги говорил М.М. Пришвин:

Да, конечно, счастье необходимо, но какое?

Есть счастье случай, это Бог с ним.

Хотелось бы, чтобы счастье пришло, как заслуга.

Наконец, существенно важным в стремлении к счастью является различение счастья как такового и средств его достижения. Люди часто путают одно с другим и обожествляют то, что может быть лишь вспомогательными ступеньками к счастью: деньги, положение в обществе, чувственные наслаждения и т. д. Великий французский просветитель Гельвеций говорил по этому поводу следующее: «Если могущество и богатство являются средствами стать счастливыми, то не следует все же смешивать средства с самой вещью; не следует покупать ценой излишних забот, тягот и опасностей того, что можно иметь дешевле. Словом, в поисках счастья не следует забывать, что мы ищем счастье, а не чего-либо другого».[5]

Люди давно обратили внимание на диалектическую взаимосвязь счастья и несчастья. Более того, достаточно часто в арсенале мировой философской мысли встречается убежденность в том, что несчастье порой является залогом счастья, исходной точкой движения к нему. Действительно, ведь люди чаще всего начинают размышлять о счастье только тогда, когда стремятся убежать от страданий, от несчастья. Только сам, набив шишки на своем собственном лбу, человек способен осознать справедливость того, что ему говорили старшие. Только пройдя через свои собственные страдания и мучения, мы начинаем приближаться к Истине и возрастать духовно. Не зря же говорят:

Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Русские пословицы гласят также:

Натерпишься горя, научишься жить и

Кто нужды не видал, и счастья не знает.

Великий немецкий философ и поэт эпохи Просвещения Фридрих Шиллер (1759-1805) писал: «...Истинная нравственность вырабатывается лишь в школе несчастий и... постоянное счастье легко может стать роковой пучиной для добродетели».

Сенанкур утверждал, что лишь познав горе, заурядный человек может достичь душевной зрелости, еще не став стариком.

П. Баланш говорил о том, что несчастье закаляет душу и сообщает чувствам большую глубину и остроту; несчастье учит нас сострадать чужой боли.

Русский гений Николай Васильевич Гоголь (1809-1852), отмечая антропологическое и нравственное значение страданий, писал:

...Несчастье умягчает человека; природа его становится тогда более чуткой и доступной к пониманию предметов, превосходящих понятие человека, находящегося в обыкновенном и повседневном положении...

Александр Дольский чутко подметил диалектику страдания и духовности: Благословляю боль и мрак за то, что научили Богу.[6]

Конечно, мы живем в совершенно другую эпоху и поэтому, не особо задумываясь, нынешнее поколение полагает, что этические принципы, сформулированные мыслителями древности, устарели, не соответствуют духу и потребностям современной цивилизации, а значит, не достойны внимания.

Однако, дав себе труд внимательно прислушаться к советам древних мудрецов, мы увидим, что, несмотря на свою «длинную бороду», их достижения и открытия в области морали не устарели. Доказательством этому служит подтверждение древней мудрости современной наукой по всему фронту: ведь большинство медиков, физиологов, психологов в один голос говорят о том, что физическое и психическое здоровье человека, как необходимое условие обретения им счастья, зависит от образа жизни человека, то есть от соблюдения им нравственных ограничительных установок.

Что изменилось в нравственности человека (как основном показателе, по мнению Аристотеля, выделяющем его из животного мира) за тысячелетия? Стал ли человек более духовным, гуманным, то есть человечным? Ушедший навсегда драматичный двадцатый век, полный кровопролития, насилия, жестокости, всеобщего озлобления, не позволяет ответить на этот вопрос утвердительно. Предельно ясно и четко выразил суть данной проблемы Александр Дольский:

Наше время изумляет, разрывает нас на части,

мы гордимся этим веком, наша жизнь полна чудес,

но на душу населенья чести, мужества и счастья

не убавил, не прибавил удивительный прогресс.[7]

 

§ 2. Звезды и судьбы

 

За тысячи лет возникло, оформилось и кануло в лету множество самых различных религиозно-этических представлений, учений и концепций, стремившихся осмыслить феномен счастья. Все их можно классифицировать по тем или иным основаниям на большие и малые группы. Предваряя разделение учений о счастье по персоналиям, эпохам и странам, отмечу здесь, что, несмотря на кажущееся изначально пестрое их изобилие, в большинстве из них имманентно присутствуют принципы детерминизма и причинности — то есть мотив причинной обусловленности счастья теми или иными условиями.

В зависимости от того, что выступает в них истоком счастья, учения эти условно можно разделить на две группы:

1. Те, в которых причина человеческого счастья трансцендентна человеку — то есть лежит вне его сознания, воли, устремлений и даже вне его судьбы. Согласно подобным представлениям, сама судьба человека очень косвенно зависит от его свободной воли. Человек практически всецело подчинен неким неведомым ему природным силам и зависит от них. Судьба дается ему в таком случае свыше и понимается как рок, фатум, влекущий человека по реке жизни как пустую лодку по течению. Исходя из таких представлений, счастливым нужно «умудриться» родиться, то есть родиться, как говорят, под Счастливой звездой, «в рубашке».

Именно звезды, как известно, играют в подобных учениях решающую роль в судьбах людей: их месторасположение в момент рождения человека, в тот или иной момент его жизни. На основании этого и строятся всевозможные гороскопы. Эти и другие схожие с ними астрологические представления есть продукт языческой системы верований, характерной для ранних ступеней развития человеческой цивилизации, когда обожествление природы было следствием высокой зависимости человека от природных стихий.

Возрождение астрологии на рубеже XXI века, в постиндустриальную эпоху, эпоху информационного общества, с одной стороны, есть нонсенс, архаизм, а с другой — еще одно свидетельство глубокого духовного кризиса современной цивилизации, утраты фундаментальных духовных оснований человеческой жизни и судорожных попыток обнаружения таковых. Если люди снова и снова возвращаются к давно отвергнутой, неоднократно разбитой сначала христианством, а затем научным мировоззрением Нового времени системе представлений, значит, не все в порядке с современной научной картиной мира и с духовным состоянием современного общества.

Известно, что звезды издавна служили ориентиром двух видов. Во-первых — ориентиром метафизическим: в смысле предсказания судьбы; во-вторых, вектором физическим: по звездам ориентировались мореплаватели и путешественники. Известно также, что изобретение компаса позволило навсегда отказаться от методов наших далеких предков. Так существует ли нечто подобное компасу, позволяющее ориентироваться в своей настоящей и будущей жизни не по звездам?

Один из величайших русских философов и богословов XVI столетия Максим Грек (Михаил Триволис, 1470-1556), выступая против популярной в его время астрологии говорил, что занятие ею противно, во-первых, учению о промысле Божьем, а во-вторых, представлениям о свободной воле человека. Святые отцы утверждали, что ориентироваться в жизни по звездам равносильно тому, что продолжать искать дорогу по звездам после восхода Солнца. Солнце же это — Христос. Христос и есть тот компас, Который заменяет звезды.

Таким образом, описанную группу учений, довольно широко распространенную в современном обществе, условно можно назвать языческой. Здесь счастье часто понимается как лотерея или клад, внезапно открывающийся человеку непонятно по какой причине.

2. Учения второй группы видят причину счастья в самом человеке или, точнее видят причиной счастья самого человека. Категория судьбы здесь рассматривается как свободное творчество самого человека: человек есть творец своей судьбы.

Большинство великих учителей этики свидетельствуют о том, что счастье — это не лотерейный билет и его нельзя выиграть в рулетку; счастье — это не клад, который следует искать (иногда мы слышим жалобы наподобие: «я не нашел своего счастья» или «с этим человеком я не нашел счастья»). Напротив, счастье — это то, что мы сами производим; то, что в наших собственных руках, то, что зависит большей частью от нас самих. Если и нужно искать счастье, то только внутри самого себя (как говорил Пифагор), так как это награда человеку за его праведный образ жизни и мыслей, за его альтруизм и любовь к людям и миру.

§ 3. Антропология и этика в системе гуманитарного знания

 

Среди огромного моря философского знания есть прекрасные области, напрямую касающиеся проблемы счастья – антропология и этика.

Греческий термин anqropologia происходит от корней anqropoz — человек и logoz — слово, знание, учение, разум, закон и проч. Отсюда получается — учение о человеке, человековедение.

Термин «этика» происходит от греческого слова htoz, что означает «обычай», «нрав», «характер». Отсюда прилагательное «этический» переводится на русский как «нравственный».

Определений этики существует множество. Одно из них помещает этику в разряд наук: «этика это философская наука, объектом изучения которой является мораль в целом, нравственность...».[8] Другое, предложенное известным моралистом XX века Альбертом Швейцером (1875-1965), относит этику к особой области человеческой деятельности: «Этика это область деятельности человека, направленная на внутреннее совершенствование его личности».[9]

Этика рассматривает нравственную жизнь, нравственное совершенствование человека, то есть то, что может сделать человека счастливым. Поэтому этику можно назвать философией счастья, так как именно человеческое счастье есть ее первый и главный предмет, первая и главная задача.

Для того, чтобы точнее очертить место этики в системе философского и, в целом, гуманитарного знания, напомним, что цикл философских наук представляет из себя многоуровневую лестницу. В основании ее находятся три фундаментальных раздела, первым среди которых, ядром, стержнем всей философии является метафизика — область, исследующая сверхчувственные принципы бытия, мира в целом. В свою очередь метафизика делится на теологию, онтологию, космологию и антропологию (в различных классификациях структура метафизики может быть представлена по-разному). Иначе метафизику можно назвать теоретической, ядерной философией.

Антропология как раздел метафизики есть непосредственное основание этики. Ни одна этическая норма, принцип, категория не существуют независимо, самодостаточно, без опоры на антропологический фундамент. Все этические системы, как древние, так и современные, произрастают из конкретных представлений о человеке. Картина человека в той или другой философской конструкции производит из себя тот или иной этический идеал. Уподобив систему философского знания древесной кроне, мы увидим, что как ветви дерева произрастают и питаются из ствола, так и все прикладные области философии, в том числе и этика, произрастают из теоретической — из метафизики. Иными словами, в силу того, что бытие едино, и существуют лишь различные формы его проявления, изучаемые различными разделами философии, конкретные представления о мире, о месте в нем человека (метафизика), философско-антропологические воззрения неизбежно порождают соответствующее видение аксиологических (ценностных) проблем, приводят к тем или иным решениям нравственных вопросов. Более подробно об этом будет сказано ниже.

Для того, чтобы еще более точно определить предметные границы этики, сопоставим эту область знания с несколькими смежными сферами. Во-первых, уже было сказано о различии предметов этики и эстетики. Здесь можно добавить еще то, что сфера эстетики в большей степени есть процесс восприятия и осмысления художественных ценностей самого различного порядка. В данном случае нет нужды говорить о том, спорят ли о вкусах или же нет, но так или иначе, эстетические ценности во многом есть продукт «общественного вкуса» той или иной культуры, той или иной эпохи.

Что же касается сферы этики, то здесь мы сталкиваемся с особой категорией, вмещающей в себя, проявляющей в себе ту или иную систему нравственных ценностей. Это категория поступка. Именно поступок человека называется нравственным или безнравственным, именно в поступке проявляется внутренний духовный уровень личности. Поступок может быть действенным, активным и пассивным. Аксиологически (оценочно) поступок лежит в пределах именно этических категорий. Таким образом, категория поступка предполагает не только восприятие системы нравственных ценностей человеком, но и определенное деятельное, активное начало.

Во-вторых, категория поступка роднит этику с правом. Правовое сознание оценивает человеческие поступки с точки зрения соответствия их законам, созданными людьми. В то же время право и этика рассматривают поступок с принципиально различных позиций.

Право чаще всего имеет дело только с поступками как таковыми, частично — с их словесным выражением: показания понятых, свидетелей, подозреваемого в ходе следствия, свидетельство в суде и т.д. Нравственное же сознание охватывает проявления человеческого духа гораздо шире. Издавна в этической традиции утвердилась трехуровневая структура нравственной жизни человека: уровень мысли, уровень слова и уровень поступка. Если рамки правового сознания не захватывают намерений человека к совершению преступления, то сфера морали регламентирует мысленные, словесные и практические проявления духовной жизни человека в равной степени. Правовое сознание может анализировать мотив, которым руководствовался человек при совершении того или иного поступка, но анализировать его только после совершения поступка. Сам по себе мотив право мало интересует. Этика же рассматривает не только мотивацию поведения человека, но и то, откуда возникают те или иные мотивы.

Далее, нормы писаного права каждого общества официально закреплены юридически в сводах самых различных законодательных актов. Что же касается норм морали, то они зафиксированы в большей степени не в официальных государственных документах, а, во-первых, в самом общественном сознании и, во-вторых, в корпусе самых различных религиозных памятников, богословских и философских сочинений.

Вследствие этого ответственность за нарушение правовых и моральных норм обществом воспринимается по-разному. Органы правосудия и в целом государство предстают в данном случае как исключительно внешний стимул к правовому поведению гражданина. Возникающее стремление нарушить закон сдерживается осознанием грядущего наказания со стороны государства. Другое дело, что это стремление может неоднократно перевешивать осознание ответственности.

Иначе обстоит дело с нормами морали. Поскольку наказания за их нарушение обществом не предусматривается, а имеет место лишь общественное порицание, осуждение со стороны общественного мнения (а в нынешнюю эпоху уже далеко не всегда и не за все), то наиболее реальным фактором, удерживающим человека от нарушения нравственных рамок, является внутренний голос совести. То есть стимул к совершению добра и не совершению зла в данном случае лежит не где-то вовне сознания человека (как в случае с правовыми нормами), а в большей степени внутри него самого, точнее сказать, принадлежит ему самому.

Наконец, необходимо дополнить этот компаративистский подход к осмыслению феноменов права и морали указанием на их иерархическую соотнесенность. Сказав о внешнем побудительном стимуле к правовому поведению, нельзя не отметить, что никакой внешний стимул, никакие внешние преграды в виде общественного мнения и наказания со стороны государства не удержат человека от совершения преступления, если моральных преград нет у него в душе. Иными словами, правовые нормы ничего не стоят без норм нравственных. Выходит, нравственные нормы являются первичными по отношению к нормам права, а нравственное сознание шире правового и является его фундаментом.

Пифагор говорил в этой связи: не пекись о снискании великого знания: из всех знаний нравственная наука, может быть, самая нужнейшая, но ей не обучаются.[10]

О приоритете духовного образования над естественно-научным говорит и Александр Дольский:

Чтобы судьбу, как задачку решить

Мало постигнуть азы мирозданья.

Есть еще образованье души

Самое высшее образованье.[11]

Таким образом, этика есть раздел философии, изучающий нравственные принципы существования человека, то есть принципы духовной жизни, законы духовного плана бытия человека. Здесь, чтобы вывести наконец итоговое, наиболее точное определение этики, необходимо задаться вопросом: а для чего человеку быть нравственным, для чего соблюдать те или иные жесткие правила, нормы? Ведь в нашей жизни и без того довольно всевозможных ограничений! А тут добавляются еще некие этические пределы!

Ответить на все эти вопросы невозможно, если не предположить, что за объектом этического исследования — нравственным поведением — стоят более высокие нравственные категории, такие как долг, ответственность и блаженная (счастливая) жизнь человека. Ведь если разного рода моральные ограничения не приносят в конечном итоге духовного удовлетворения и счастья человеку и окружающим его людям, то каков тогда смысл их существования? Нравственные принципы существуют именно постольку, поскольку соблюдение их дарует человеку то, что составляет предмет мечтаний большинства людей — счастье.

* * *

До сих пор мы вели речь об этике как о науке, как о разделе философии. Однако здесь нельзя не вспомнить о том, что специфика и простор этического знания во многом определяется тем, что нравственные нормы, составляющие предмет осмысления этики, есть порождение особой формы общественного сознания — морали. И если как наука этика несет в себе весь научный инструментарий, то, как философия морали она пронизана духом нравственного сознания. То же самое можно сказать и в целом о философии, разделом которой является этика. Если каждая философская дисциплина в отдельности: логика, гносеология, антропология, культурология и прочие являются самостоятельными науками, то философия никогда не была и не будет наукой — она всегда представляла из себя совершенно особую, отличную от науки форму общественного сознания, совершенно особый тип мировоззрения. Такая же картина складывается в рамках правового, политического, религиозного и художественного сознания. Есть право как форма общественного сознания, а есть конкретные юридические науки. Есть религия как форма общественного сознания, а есть богословские науки и т.д.

В этой связи интересно также сопоставить этику с такими областями знания, как аскетика и нравственное богословие.

Аскетика — богословская дисциплина, имеющая объектом своего исследования внутреннюю духовную жизнь человека. В православной богословской традиции аскетика, будучи одним из разделов нравственного богословия, рассматривается как духовная основа этики. Цель аскетики состоит в том, чтобы дать Богу действовать в своей жизни посредством искоренения в душе греховных страстей: гнева, блуда, чревоугодия, сребролюбия, зависти, уныния, тщеславия, гордости и т.д.

Нравственное богословие, наряду с богословием догматическим, основным, сравнительным, пасторским, литургическим и т.д., входит в систему богословских наук и является дисциплиной, предмет исследования которой составляет учение Церкви о нравственном сознании и нравственном поведении человека.

По мнению одного из крупнейших православных богословов современности, ведущего исследователя нравственной проблематики в православии профессора Московской Духовной Академии архимандрита Платона (Игумнова), нравственное богословие занимается изучением всего того, что происходит на внутреннем горизонте человеческой личности и что ориентирует человека в осуществлении правильного выбора в области нравственных смыслов и ценностей. Нравственное богословие раскрывает в этических понятиях и терминах реальность человеческого существования и оценивает это существование с точки зрения нравственного блага и вечного назначения человека. Христианское учение о человеке, как необъятно грандиозная мировоззренческая система, содержит в качестве важнейшего компонента этику, а христианская жизнь, как неисчерпаемое по глубине и богатству бытие, представляет собой процесс становления и формирования человеческой личности, стремящейся к совершенству и святости на основе самых принципиальных и общих положений христианской этики.

Нравственное богословие это учебная дисциплина, излагающая в систематическом порядке понятия об основных категориях этики в их библейском и богословском освещении и раскрытии, это система христианской этики, или христианское учение о морали.[12]

Существенное отличие нравственного богословия от этики состоит в том, что, в сравнении с последней, его содержание, структура и принципы в определенном смысле «канонизированы» Церковью (православной, католической или протестантской), ее границы во многом определены христианской догматикой. Если та или иная этическая система (учение) построена на свободном творчестве того или иного мыслителя (или школы), то данная богословская дисциплина имеет своим основанием прежде всего Библию и корпус святоотеческой литературы (в католичестве и православии). Иными словами, если этических учений существуют сотни, то нравственное богословие — одно, только в каждой конфессии имеет те или иные отличительные особенности. Следствием этого является то, что в лоне нравственного богословия (в частности, православного), многовековые учения отцов Церкви, православных подвижников, выдающихся проповедников аккумулируются как единая стройная система, как единый свод знаний, а не растаскиваются по различным школам.

Таким образом, положение этики на стыке философии, науки, религии и морали определяет ее специфический характер, категориальный аппарат и значение ее выводов для смежных областей знания.

 

§ 4. Три уровня человеческого бытия

 

Сознание современного человека все настойчивее требует рационалистического объяснения любых феноменов бытия, включая и феномены нравственной, духовной жизни. Как подтверждение тому мы наблюдаем появление широкого круга околонаучной литературы, стремящейся обосновать необходимость нравственного поведения с точки зрения медицины, психофизиологии, высших кармических задач человека и т.п. Примером тому может служить серия брошюр С.Н. Лазарева «Диагностика кармы».

Действительно, дать перечень нравственных норм, заповедей древности большого труда не составляет. Наша задача видится в том, чтобы рассмотреть, каким образом мыслители древности обосновывали свои этические концепции, какой фундамент лежит в их основе. Трудность этой задачи состоит именно в природе самого этического знания. Поскольку объяснение есть функция науки, а этика представляет из себя область знания, пограничную с наукой, моралью, философией и религией, то использование научных методов познания в области этики далеко не всегда оправдано. Вероятно, поэтому Артур Шопенгауэр и говорил, что «проповедовать мораль легко, обосновать ее трудно».

И, тем не менее, обоснование этики, основывающееся на данных современной науки, представляется все более и более актуальным.

Весь мир устроен и существует на основании определенных строгих законов, принципов и норм. Все они настолько точные и жесткие, что изменение той или иной из них даже на одну сотую процента привело бы к гибели всю Вселенную. Это скорость и длительность движения небесных тел по своим орбитам, масса элементарных частиц, числовой коэффициент закона всемирного тяготения, структура ДНК и многие другие физические, химические, генетические и биологические константы.

Все эти фундаментальные основания существования Вселенной подобны чрезвычайно узким рамкам, выйти из которых не дано никому, кроме той силы, которая создала их. Нормы эти работали и работают абсолютно объективно, независимо от того, знаем о них мы или нет. Например, для того, чтобы понять, что падение яблока и движение небесных тел по своим орбитам — все это лишь частные случаи одного и того же закона всемирного тяготения, потребовался интеллект великого английского теолога, философа и физика Исаака Ньютона (1643-1727). Но ведь это не означает того, что этот закон не имел силы до восемнадцатого столетия. Этот закон действует на все объекты и на людей независимо от того, согласны с ним люди или нет, знают они о нем или нет.

Таким же образом обстоит дело и с другими законами, действующими на уровне всей живой и неживой природы и человека в частности. Известно, что человек — сложное создание. История философии знает самые различные учения о человеке, но общим во многих из них является то, что бытие человека можно разделить на несколько уровней: физический (телесный), психический и духовный. На каждом из этих уровней действуют свои четкие универсальные закономерности.

Мудрое и тонкое устройство работы человеческого организма проявляется уже в момент зачатия нового существа. При соединении мужской и женской клеток будущему человеку передается с необыкновенной точностью и скоростью такое количество информации, которое соответствует примерно объему 1000 книг по 500 страниц! И все это — в одной клетке ДНК!

Весь процесс развития человека — это проявление определенных невидимых или видимых универсальных количественных и качественных закономерностей. Физиологические количественные (временные) рамки сопровождают нас всю нашу жизнь: 9 месяцев внутриутробного развития; определенное время, когда ребенок учится ходить, говорить и т. д.; определенный возраст полового созревания; детородный возраст, определенное время, необходимое человеку для сна, и, наконец, временные рамки человеческой жизни. Физиологические рамки касаются также определенного состава воздуха, необходимого человеку, воды, питания, других факторов, определяющих физическое здоровье. И у нас не вызывает сомнения то, что для поддержания нашего здоровья мы должны следовать жестким рамкам: отдыхать должное количество времени, регулярно пить, есть, соблюдать режим работы и т. д. Нам кажется очевидным, что если мы заболели, значит, мы нарушили ту или иную физиологическую норму: ведь болезни, как и все в этом мире, не приходят просто так, без причины. Однако мы не всегда задумываемся над тем, что наше физическое здоровье в большей степени зависит не от физиологических норм, а от принципов психической и, в первую очередь, духовной жизни человека.

Нормы психического уровня бытия человека, принципы, по которым работает наша нервная система, определяют наше психическое здоровье не менее жестко, нежели нормы физиологические. Само психическое развитие человека есть следствие работы определенных количественных и качественных психических закономерностей. Те или иные стадии такого развития: кризисы двух, трех лет, кризис возраста полового созревания — частные проявления закономерностей второго уровня бытия человека. Нормальное функционирование нервной системы является здесь таким же залогом психического здоровья человека, как и соблюдение физиологических норм — физического здоровья. Однако отличие этого, более высокого уровня существования человека состоит в том, что он определяет физическое здоровье человека. Мы часто слышим от врачей, что почти все (или даже все) наши физические заболевания начинаются с расстройства нервной системы. Это так, но только отчасти! Сама нервная система является промежуточной инстанцией между душой и телом. Следовательно, нарушения в работе нервной системы — это лишь только следствие отклонений в духовной жизни человека. Это утверждение, конечно же, не исключает возможности расстройства психики человека вследствие воздействия на него домашней, рабочей или любой другой атмосферы.

Нервная система, психика человека закладывается еще до рождения ребенка — тогда, когда плод способен принимать сигналы из окружающего мира (на 10-12 недели жизни). В этом — одна из основных функций психики: реакция на те или иные раздражители внешнего мира, переваривание их в процессе работы сознания и превращение во внутренние психические процессы. После физической смерти сознание и вся психика разрушаются. Значит, они смертны. Иное дело — душа. Согласно большинству мыслителей как древности, так и современности, включая и христианскую традицию, она появляется практически одновременно с телом — непосредственно после зачатия. Поэтому, зародившееся существо — не просто часть материнского тела, это — уже человек! Это нужно учитывать при решении проблемы аборта. Ведь аборт — не просто искусственное прерывание беременности, это — настоящее убийство, ответственность за которое человек несет в той же мере, как если бы он убил взрослого! Согласно практически всем философским учениям, рассматриваемым в предлагаемой работе, душа не разлагается вместе с телом и рассудком, а продолжает существовать независимо от тела. Конечно, подобная метафизическая установка несколько осложняет этическое решение проблемы аборта и вообще убийства человека. Ведь получается, что раз душа бессмертна, то и убить-то ее нельзя! О каком же убийстве здесь идет речь? Однако, это затруднение лишь видимое. Кажущееся противоречие легко решается христианским учением о единстве тела, души и духа. Делая аборт, женщины лишает бессмертную душу своего ребенка шанса на спасение, который реализуется лишь в жизни физического тела.

Законы высшего, духовного уровня, духовной жизни так же жестко определяют жизнь человека, как и законы физического и психического уровня. Причем, доминирующая роль их состоит в том, что именно духовные законы определяют состояние двух других уровней. Если человек знает и выполняет нормы духовной жизни, то у него будет все в порядке и с нервной системой, и с физическим здоровьем. Если же человек нарушает высшие космические духовные законы, у него начинаются различные невзгоды в личной жизни, в психике и со здоровьем. Сложность восприятия духовных принципов состоит в том, что их действие невидимо нам: от нас чаще всего сокрыто, каким образом, через какие механизмы нарушение духовных законов приводит к отклонениям в нервной системе и физическом здоровье.

Однако и древняя мудрость, и современная наука свидетельствуют об этом в один голос. Например, выдающийся физик и математик XX столетия Л. Ландау стремился объяснить проблему счастья в свете современного научного опыта и математической строгости. Известны его попытки создания универсальной математической формулы, объясняющей взаимозависимость образа жизни человека и счастья. Ограниченность естественных наук, видимо, как раз и состоит в невозможности подчинения всего многообразия человеческого (и вообще) бытия конкретным рационально обоснованным формулам, правилам, канонам.

Такой подход есть проявление механистического понимания человека и общества, свойственного в большей степени эпохе Просвещения. Так, упоминаемый уже выше Гельвеций положил много сил на то, чтобы вычислить вероятность счастья людей. Об этом можно прочитать в его известных «Записных книжках»: в число задач, которые автор ставит перед собой, включены следующие:

- Написать сочинение под заглавием «Себялюбие». Объяснить в нем все возможные явления нравственности.

- Показать посредством необходимой связи физических явлений необходимую связь духовных явлений, которые не происходят без физических причин.

- Дать проект возможного общественного состояния. Вычислить вероятность счастья людей.[13]

Исследованию феномена человеческого счастья Гельвеций посвятил целую поэму в стихах с одноименным названием. В основание вычисления вероятности счастья философ полагает различные вкусы, науку, искусство:

Счастливый человек это тот, кто в наименьшей мере ставит свое счастье в зависимость от других людей и кто в то же время обладает разнообразными вкусами, которыми он распоряжается по своему желанию. Это человек, любящий ученье и науки.

...Науке сладостной отдайся сердцем ты:

В ней счастья ты найдешь заветные черты.

...В искусствах благостных и в радостях живых

Источник счастья нам струится благотворно.

И вкусы разные взрастивши непокорно,

Чем больше человек их в сердце заключил,

Тем больше счастья он прозрачного вкусил.[14]

В целом, заключает Гельвеций, счастье есть плод всемирного прогресса и просвещения: Один только прогресс знаний может обеспе-чить счастье общее и частное. Люди просвещенные и хорошо управля-емые будут счастливы, содействуя счастью других. Век просвещенья вновь однажды нам вернет Ушедший счастья век, не знающий забот.[15]

Судьбу частного и общественного счастья Гельвеций, согласно общей всему Просвещению традиции, вручает во власть просвещенного монарха:

Монархи!... Вы можете...

Приблизить счастья век или отбросить прочь.[16]

Ограниченность такого механистического подхода к пониманию человека преодолел родоначальник немецкой классической философии Иммануил Кант (1724-1804) сказав, что в «отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле слова предписывал бы совершать то, что делает счастливым...».[17]

 

§ 5. О «законе» любви

 

Что же представляют из себя фундаментальные духовные законы человеческой жизни? Рассмотрение антропологии счастья в свете христианской традиции убеждает нас в том, что высшим и основным правилом, регулирующим духовное измерение человеческого бытия, является Закон Любви. От того, насколько человек знает и соблюдает его, зависит практически вся его жизнь. Конечно, термин «закон» употребляется в данном контексте отнюдь не в юридическом смысле. То содержание, которое вкладывается здесь в это слово, роднит его скорее с религиозной категорией «заповедь». Однако и слово «заповедь» не вмещает всецельное понимание сущности Закона Любви; заповеди любви есть лишь проявление Закона Любви.

«Закон Любви» можно рассматривать как первейший онтологический принцип и необходимое условие существования бытия, всей Вселенной, изначально ему присущие, принцип взаимоотношений между людьми. Иными словами, принцип любви представляет из себя распространение на весь мир и человеческое общество посредством нетварной Божественной энергии Самой Божественной сущности, выраженной краткой евангельской формулой: «Бог есть Любовь».

Если же вслушаться в слово «заповедь», родственное глаголу «поведать», то есть что-то рассказать, открыть, то перед нами сразу встают образы двух субъектов: того, кто «ведает» (знает), «заповедует», то есть говорит, наставляет, предписывает что-либо, и того, к кому обращается обладатель сокровенного знания. Понятно, что наличие заповедей непременно подразумевает их автора — Бога и адресата — человека. Однако, рознясь по природе, Закон и заповеди родственны по содержанию, поскольку заповеди представляют не что иное, как раскрытие, открытие Богом основного Закона Вселенной людям.

Человек, любящий людей, в конечном итоге будет здоров и духом и телом. И напротив, человек, не живущий по принципу любви, не сможет избежать духовной смерти. Поэтому, принцип любви — это принцип жизни! Есть любовь — есть жизнь; нет любви — нет жизни! Любовь — это не только и даже не столько прекрасное и красивое чувство. Это еще и трудная работа, ведущая к умению любить людей, конкретные поступки и дела.

Издавна религиозно–этическими мыслителями в этой связи условно выделялись три элемента, три уровня человеческого бытия: мысли, слова и дела. Все они рассматривались как различные и взаимозависимые проявления единого сознания личности. Что есть у человека сегодня в мыслях — то завтра будет на языке, а послезавтра — в поступках.

Древние мудрецы говорили, что наши мышление, речь и дела в совокупности определяют наше физическое и психическое состояние, то есть здоровье. Все это позволяет рассматривать счастье как производную категорию от самостоятельной внутренней человеческой деятельности, не исключая, при этом, что на такой сложный феномен, как счастье, могут, безусловно, влиять и внешние социальные факторы. Итак, Закон Любви проявляется на трех этих уровнях: чувства (мысли), слова и дела.

В христианстве этот закон раскрывается предельно четко и конкретно: как в плоскости «горизонтальных» отношений (людей друг с другом), так и в плоскости вертикальных отношений (человека с Богом). Главный принцип и вертикальных, и горизонтальных отношений людей отражен в двух важнейших библейских заповедях:

1. Возлюби Бога своего всем сердцем своим

и всей душою своею.

2. Возлюби ближнего своего, как самого себя.

Главным проявлением Закона Любви применительно к человеческим отношениям является то, что в любой ситуации, при любых обстоятельствах, при решении тех или иных задач, находясь в тех или иных отношениях, человек призван руководствоваться именно чувством любви. Выполнение всех норм, правил, например, Десяти Заповедей без этого чувства не будет полным. Если человек делает «объективное» добро без любви, ожидая при этом того или иного результата (вознаграждения, признания, славы и т.д.), это — не правильно и не принесет ожидаемого результата. Человек, не думающий о «вознаграждении», быстрее получит его, чем тот, кто постоянно только к этому и стремится.

 

§ 6. Антропологические основания нравственности

 

Мы уже упоминали кратко в связи с определением предмета этики о том, что мораль как таковую можно рассматривать как промежуточное звено, ведущее к достижению счастья. Зададимся вопросом о том, какие, собственно, варианты антропологических установок могут являться основанием нравственного поведения.

Метафизической основой нравственных учений во многом являются представления о мире в целом, его природе, об отношении человека к миру. Более непосредственно и предметно этика черпает свои ресурсы в антропологии, учении о человеке, его природе, структуре, иерархии уровней человеческого бытия, в частности, представлениях о душе.

В данном случае мы рассматриваем мотивацию нравственного поведения именно в связи с учетом одного из принципиальных вопросов любой антропологии — вопроса о бессмертии души. Если мы признаем душу бессмертной — мы получим одно этическое учение, а если смертной — совершенно иное.

В этой связи условно можно разделить все этические учения на две большие группы — те, для которых мотив нравственного поступка трансцендентен личности (то есть лежит вне ее) и те, для которых этот мотив имманентен (то есть, присущ самой личности).

Далее, первую группу учений в свою очередь условно можно разделить на три вида:

1) признающие предсуществование и, следовательно, реинкарнацию души (индийская традиция, Орфей, Пифагор, Платон, учитель христианства Ориген (III в.), родоначальник неоплатонизма, одна из последних ярких фигур античности Плотин (205 - 270 гг.);

2) не признающие предсуществование и реинкарнацию, но исповедующие бессмертие души после смерти физического тела и воскресение, то есть воссоединение души и тела (христианство);

3) отрицающие равно как предсуществование души с ее реинкарнацией, так и загробную жизнь (иудаизм, адвентизм и др.), но в то же время строящие свои нравственные учения на основе веры в трансцендентный источник нравственного поведения — личного Бога.

Что касается учений, не признающих бессмертие души и Бога, то антропологическим основанием нравственного поведения для них является земное благополучие человека, наши отношения с окружающими и отношение людей к нам. Это, конечно, не исключает того, что фундаментальным императивом морали здесь может выступать непосредственно сам Закон Любви.

Антропологическим основанием нравственности в учениях, признающих реинкарнацию, является вера в воздаяние за праведную жизнь в последующих воплощениях в более благородных телах, а в итоге — слияние с вечностью, нирвана. Чем лучше я веду себя, тем быстрее попаду на небо. Но ничего страшного, если не получается с первых попыток, так как количество возможных инкарнаций огромно — в некоторых учениях до 777.

Для учений, признающих загробную жизнь, но отрицающих реинкарнацию, антропологическим основанием нравственного поступка является вера в вечную жизнь и в высшую справедливость, когда праведник получит воздаяние, а грешник — возмездие. Для христиан это во многом — страх Божий, страх перед Страшным Судом, после которого часть унаследуют Царство Божие, а часть будет ввержена в геенну огненную. На этом частично основывается выполнение всех заповедей и предписаний. Последний антропологический фундамент представляется более мощным, так как дает несравнимо более сильный стимул нравственного поведения: за одну жизнь надо успеть столько, сколько сторонник реинкарнации должен успеть за 777. Дается только одна попытка, и нужно использовать ее на все сто процентов. Однако истинно христианским антропологическим основанием нравственности является сочетание страха Божия и чувства любви, взывающее любить людей не ради чего-то, а просто так, за то, что они люди. Иначе говоря, внутренняя потребность творить добро во славу Божию.

Остановимся теперь подробнее на понимании проблемы счастья в свете христианской антропологии.


Глава II

 

АНТРОПОЛОГИЯ СЧАСТЬЯ

В СВЕТЕ ВЕТХОГО ЗАВЕТА

 

Блажен всякий боящийся

Господа, ходящий путями Его!

Ты будешь есть от трудов рук

твоих; блажен ты и благо тебе!

Псалом 127, 1-2.

 

§ 1. Библейская картина человека

1. 1. Библейский монотеизм

 

Не ставя перед собой задачу осветить в столь кратком очерке всю глубину и весь сокровенный смысл библейской антропологии и этики, ограничимся анализом диалектики двух важнейших мотивов, принципов, доктрин, категорий, именующихся в Библии законом и благодатью. Начиная с известного творения первого русского по происхождению митрополита, родоначальника русской философии Илариона Киевского (конец X в. – 1055 г.) «Слово о Законе и Благодати» (1051 г.) и вплоть до XX столетия (здесь можно упомянуть работу Б.П.Вышеславцева (1877-1954) «Этика преображенного Эроса. Проблемы Закона и Благодати») обозначенная тема звучит, в сущности, лейтмотивом всей отечественной традиции в философии.

На примере Священного Писания можно довольно отчетливо проследить проявление теологических и онтологических доктрин в библейской картине человека, и, в свою очередь, воздействие антропологических представлений Ветхого и Нового Заветов на формирование свода христианской этики. Мы видим, в какой степени и каким именно образом представления о Боге, космосе и человеке с необходимостью порождают конкретные этические выводы.

Главным отличием библейской метафизики является утверждение монизма. Многие школы как восточной, так и античной философской традиции являли собой онтологический и, как следствие этого, антропологический и этический дуализм. Правящие миром два равных по своему онтологическому статусу начала: Добро и Зло, Свет и Тьма, Космос и Хаос, Ян и Инь находятся в вечном противоборстве. Человек, как элемент мироздания, также подчинен закону единства и борьбы этих противоположностей, также состоит из двух антагонистических начал, в частности, тела и души. Следовательно, духовный рост, нравственное совершенствование человека рассматривается как преодоление тяжелого, темного, телесного начала.

Библейское Откровение дает принципиально иное понимание мира и человека. Основой как Ветхого, так и Нового Завета является теологический, онтологический и антропологический монизм. Теологический монизм известен под именем монотеизма (с греч. monoz — один, единственный и qeoz — Бог).

Исторически первой монотеистической религией стала религия Ветхого Завета. Отличительная его особенность — понимание Бога как Единицы.

Самым существенным моментом монотеизма является единоначалие, которое можно осознать, по крайней мере, в двух аспектах:

Во-первых, под единоначалием можно понимать то, что Бог есть единое и единственное начало мира в том смысле, что Он, и только Он один, без чьей-либо помощи, не прибегая ни к каким средствам и материалам, создает мир. Вот как повествует об этом святой апостол и евангелист Иоанн Богослов:

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.[18]

Во-вторых, в термине «единоначалие» звучит и мотив единоличного правления миром. И хотя однажды Христос и назвал сатану «князем мира сего»; всё же в метафизическом смысле именно Бог, и только Он является Верховным Господином мироздания, стратегически промышляющем о его метаисторической судьбе. Первая из десяти «моисеевых» заповедей посвящена именно этому:

Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.[19]

Другим принципиальным моментом монотеизма является понимание Бога как Личности. Язычество не знало личностного Бога и, как следствие, понимание человека, скажем, в античности, не носило личностной окраски. По мысли многих древнегреческих философов, над бесчисленными богами Эллады господствует «Необходимость» — высший мир красоты и безличного бытия. Напротив, Бог Библии — это всегда Личность, личностный Абсолют, к которому мы, по меткому замечанию выдающегося русского богослова XX века В.Н.Лосского, обращаемся на «Ты» в молитве. Православная традиция утверждает, что уже первым людям Бог дал чистое, адекватное представление о Себе Самом, однако в Ветхом Завете знание о Божественной Природе было дано человеку лишь прикровенно.

Следующая важная черта монотеизма состоит в характере онтологического соотношения Бога и тварного мира. Православная традиция утверждает, что Бог одновременно и трансцендентен и имманентен миру.

Первое отношение определяется Его сущностью, Которая запредельна миру и не доступна человеку. В данном отношении подчеркивается качественное различие двух природ: Божественной и тварной. Именно эта принципиально важная особенность христианского монотеизма отличает его от всего разнообразия дуалистических, пантеистических и прочих учений. Христианский монотеизм устанавливает строгую иерархию бытия: Бог есть Абсолютное Бытие, самобытное и самодостаточное.

Весь тварный мир, как видимый, так и невидимый, находится «рангом ниже», является бытием условным, производным, сотворенным. Более низкий онтологический статус тварного бытия определяется именно тем, что оно имеет начало в Боге — Абсолютном Бытии, порождающем тварный мир из ничего — «ex nihilo».

Второе отношение подчеркивает Божественное присутствие в мире посредством Его энергий, доступных познанию человека. Введение понятие нетварных энергией Божества позволило, возможно, православному богословию устоять от соблазна скатиться на позиции деизма, как это произошло со многими западными религиозными мыслителями. Действительно, как Бог может участвовать в дела мира и человека, если не обладает энергиями, связывающими Его с миром и позволяющими преодолеть онтологический разрыв между двумя противоположными природами: Божественной и человеческой?

Онтологический монизм, утверждающий изначальное единство бытия, а именно, Абсолютного Бытия, на корню подрывает языческие представления о субстанциальности зла — второго, темного, негативного, согласно языческим верованиям, начала мира. Зло в Библии, в отличие от восточных и античных учений, не обладает самостоятельным онтологическим статусом. Его нет как сущности, оно есть только как существование. Самостоятельной субстанцией является лишь добро и любовь — Господь Бог. Библейское учение о зле наделяет его не субстанциальной, а всего лишь экзистенциальной природой.

Что же является онтологической основой зла? Сотворенная природа мира, ангелов и человека и их свободная воля, право самостоятельного выбора между добром и злом. Поэтому зло в библейском понимании является категорией не онтологической, а этической. Господь Бог не творил зла, его избрали красивейший ангел Люцифер, а вслед за ним человек, совершив акт своей свободной воли.

 

1.2. Человек как образ Божий

 

Теолого-онтологическая доктрина Библии всецело проявляется в учении о человеке, антропологии. В сравнении с дуалистическими представлениями Востока и античности, согласно большинству из которых человек наделен той же природой, что и космос и является его слепком, библейское учение определенно говорит о том, что человек есть образ Божий. Вот как повествует об этом первая книга Ветхого Завета — Бытие:

И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию

сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.[20]

Великий систематизатор святоотеческого учения, отстоявший в тяжелые времена иконоборческой ереси иконопочитание, святой Иоанн Дамаскин (VIII в.) комментировал соответствующий текст Священного Писания следующим образом: «…Бог Своими руками творит человека и из видимой, и невидимой природы как по своему образу, так и подобию: тело образовав из земли, душу же, одаренную разумом и умом, дав ему посредством Своего вдуновения, что именно, конечно, мы и называем божественным образом; ибо выражение: «по образу» обозначает разумное и одаренное свободной волею; выражение: «по подобию» обозначает подобие чрез добродетель, насколько это возможно (для человека)».[21]

Следовательно, человек — не микрокосм, как думали греки, а «микро-Бог», говоря святоотеческим языком, то есть онтологический библейский статус человека неизмеримо выше, чем в рассмотренных выше языческих учениях. Библейское понимание человека есть антропоцентризм. Это означает то, что онтологический статус человека выше статуса космоса и всего того, что в нем содержится. Человек есть центр, смысл и цель всего мироздания. Христианство освободило, таким образом, человека от подвластности природе, поставив его духовно в центре мироздания. Христианство впервые признало бесконечную ценность человеческой души. Христианство внесло то сознание, что человеческая душа стоит больше, чем все царства мира, потому что «какая польза приобрести весь мир и потерять душу свою».

Поскольку же человек отражает в своей сотворенной природе природу и структуру Божества, в нем нет, как учили тому в Китае, Индии или Греции, противоборствующих начал в онтологическом смысле, как нет их и в Боге. Подобно тому, как Святая Троица представляет собой единство трех ипостасей — Отца, Сына и Святого Духа, человек являет собой единство трех равнозначных между собой составных частей — тела, души и духа. Если у йогов, буддистов, орфиков, Пифагора, Платона, гностиков тело рассматривалось как изначально порочный, негативный компонент, природа которого должна быть побеждена силой человеческого духа, то библейский статус физического в человеке неизмеримо выше. Тело сотворил сам Господь Бог, поэтому греховным оно быть не может. Если в древневосточных и античных антропологических учениях душа и тело представляли собой два различные начала, соединенные вместе лишь на некоторое время, а затем снова разлучаемые навечно, то, как известно, христианское учение начисто отвергает саму идею предсуществования души. Тело, душа и дух, по Библии, — не самостоятельные начала. Это — единый человек, которому первое, второе и третье дано раз и навсегда.

С другой стороны, в отличие от некоторых индийских учений, согласно которым человек в результате усиленных духовных тренировок достигает состояния нирваны, то есть сливается с Космическим Разумом, Божеством, Библия учит тому, что человек может преодолеть разрыв между своей тварной природой и природой Бога не по естеству, а по благодати. Господь Бог в Библии, поэтому, одновременно и онтологический, и этический идеал, идеал досягаемый, воссоединение с которым в христианской аскетики выражается в понятии «обожение», понимаемом как восстановление образа Божьего в человеке. Библейский этический идеал именно потому выше всех остальных, что он трансцендентен миру и человеку.

Как же тогда грех вошел в человеческую природу? Библейское Откровение дает следующий ответ на этот вопрос: грех был сознательно избран первыми людьми вследствие неповиновения воле и предостережениям Господа. Иначе говоря, грех есть результат работы человеческого сознания, человеческой души, обладающей свободной воле. Не тело, а душа может быть ориентирована либо на добро, либо на зло, либо на добродетель, либо на грех. Тело же может являться лишь инструментом греховной души и потому этически нейтрально. Поэтому в основании библейской аскетики, нравственности лежит не идея борьбы с физическим началом в человеке, а идея борьбы с грехом путем очищения души от греховных помыслов.

Появление принципиально новой этической категории — греха, каковой не было ни в восточных, ни в античных учениях, означало то, что человек, осознавая зло, сознательно творит его. Такая позиция была совершенно невозможна в этической системе Сократа, который учил тому, что «никто не делает зла по своей воле».

Дойдя до категорий греха и грехопадения, мы обнаруживаем факт обратного влияния этической сферы на антропологическую. Несмотря на то, что, как мы увидели, категории зла и греха являются не онтологическими, а этическими, то есть ни зло, ни грех как таковые не могут существовать самостоятельно, вне чьего-либо сознания, само обстоятельство избрания человеком зла, греха меняет природу этого человека. После грехопадения первых людей катастрофически упал их онтологический статус; первоначальный образ Божий был в них искажен.

Поскольку же человек самостоятельно восстановить образ Божий в силу своей слабости и греховности не в состоянии, возникает необходимость в религии (с лат. religare — восстановление связи), возобновлении исконных отношений с Творцом, в обращении к Богу как Первообразу и эталону, как к высшему пределу всякого совершенствования. Поэтому цель библейской этики онтологична, поскольку заключается в восстановление исконного онтологического статуса, данного человеку свыше — утраченного образа Божьего.


§ 2. Счастье как онтологический идеал

 

Повествование первой книги Ветхого Завета — Книги Бытия, написанной, по преданию, пророком и вождем еврейского народа Моисеем в XIII столетии до Р.Х., включает в себя историю первобытного человечества, отправным пунктом которой было пребывание его в Едемском саду, что означает «сад наслаждения». Первый, райский сад был дан человеку априорно свыше, в качестве огромного благодатного аванса: «И взял Господь Бог человека, (которого создал), и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его».[22]

Созданный как носитель образа Божьего, человек в Раю был способен к переживанию ощущения полноты бытия, непосредственной сопричастности Абсолютному Началу. Вся природа была отдана во владение человеку со всем тем, что она может произвести, и стала естественной средой обитания человека: «…и сказал им (первым людям) Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над… всею землею… Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; - вам сие будет в пищу».[23]  Иными словами, перед человечеством изначально поставлена стратегическая программа возделывания, то есть окультуривания природного бытия.

На основании этого можно предположить, что у первобытного человека были все возможности для достижения счастья, условием обретения которого соблюдение условия завета Бога с Адамом. Завет этот носил устный характер и представлял из себя заповеди послушания. Пока первые люди слушались Бога, у них была перспектива счастливой жизни. Счастье первых людей, будучи незаслуженным и не выстраданным, было утрачено быстро и легко. Человеческая жизнь изначально была поставлена в зависимость от выполнения тех или иных требований или запретов.

Первый запрет (заповедь) ограничивал познавательные устремления человека. Поскольку Господь Бог наделил человека свободной волей и вручил управление всей землей и ее обитателями, то, прежде чем владычествовать над миром, необходимо было его познать, ибо в Ветхом Завете категория власти предполагала категорию познания. Однако Бог справедливо оградил путь человеческого познания конкретными рамками, в которых оно только и может быть допустимо. Пределы эти были поставлены, видимо, для того, чтобы человек в своем врожденном рвении к познанию истины обращался только к единственному жизнеутверждающему ее источнику — к Абсолютной Истине — Господу Богу и не искал вольно или невольно иных путей. Каждому человеку свыше определяется его собственная мера знания — та мера, которую может вынести человек в силу крепости своего духа. Все, что сверх того, может раздавить человека: и заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду будешь ты есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь.[24]

В достаточно простой, доступной древним людям форме, уже был сформулирован следующий закон: ваше будущее счастье, благосостояние (или даже жизнь) будет зависеть от того, что вы делаете в настоящем, нарушаете или нет определенные нормы. Нарушив заповедь Создателя и попав под влияние сатаны, первые люди навсегда утратили «врожденное» счастье и бессмертие: …за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе... проклята земля за тебя; со скорбию будешь питаться от нее во все дни жизни твоей... В поте лица будешь есть хлеб твой…[25]

Отныне они и все их потомки, наследующие грех родителей, должны были бороться за счастье «в поте лица».

Деформация образа Божьего в человеке тем самым лишила его той первой возможности обретения счастья в Эдеме, которая была дарована первобытным людям. Это означало, что счастье теперь из вполне реальной перспективы превратилось в далекий онтологический идеал, поскольку главным условием возвращения возможности его достижения отныне стала задача восстановления образа Божьего. Вследствие этого путь всех потомков Адама и Евы к счастью теперь неизбежно лежал через трудности, испытания в силу унаследования первородного греха и искаженного образа Божьего.

Подобно тому, как электронный компьютерный вирус переносится с одного носителя на другой и как для уничтожения его необходимо внешнее вмешательство человека — антивирусная программа, так и для уничтожения первородного греха необходимо внешнее вмешательство Духа Святого. Это очищающее вмешательство происходит в момент совершения первого христианского таинства — крещения и закрепляется в таинстве миропомазания.

Факт изгнания Адама и Евы из рая как раз символизировал то, что за отступление от соблюдения данных свыше правил человек лишается райской жизни — счастья. Поэтому вся священная история Ветхого Завета являет собой вечное возвращение к утраченному счастью, стремление человека к восстановлению связи с Творцом.

Более того, история первых людей на Земле наглядно показывает нам человеческую природу: то, что человек получил даром (в данном случае — счастье в дар от Бога), он способен утратить с такой же легкостью, не осознавая ценности дара. Когда же мы утрачиваем этот дар, мы начинаем понимать необходимость его для нас и стремиться к его восстановлению. Неосознанность подаренного счастья сделала его по сути неполноценным. Первым людям не с чем было сравнить это состояние. Только познав несчастье, страдание, люди начинают осознанно стремиться к противоположному. Следовательно, стать по-настоящему счастливым человек может, только пройдя через горнила трудностей, переживаний.

Еще более суровый приговор Господь выносит потомку первой четы — братоубийце Каину: если родителям, хоть и «со скорбией», все же обещано питание от трудов их, то у Каина вовсе отбирается «сила от земли»: И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле.[26]

Тот факт, что грех, совершенный сыном Адама и Евы, несравним по своей тяжести с грехом родителей, свидетельствует о законе «прогрессирования» добра и зла. Человек (и человечество) не стоят на месте в своем духовном развитии. Неизбежны либо рост, либо падение. Здесь перед нами наглядный пример прогрессирующего роста зла, греха.

Действие упомянутого закона мы видим и дальше. По мере размножения людей на Земле их нравы стали портиться, за что Бог сократил срок человеческой жизни с 950 до 120 лет: И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.[27]

Этот эпизод подчеркивает тот факт, что наше духовное бытие, уровень нашей нравственности определяет в итоге наше здоровье и, следовательно, продолжительность жизни.

За что же Бог так строго наказал своих созданий? За то, что они стали пренебрегать Духом Святым, то есть стали ставить материальные ценности выше духовных; плоть выше духа. Представление о счастье в ветхозаветном сознании все больше и больше стало связываться с достижением материальных благ. Это привело к всеобщему развращению; сердца людей стали злыми: И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время.

Тогда Бог раскаялся в том, что сотворил человека и всех животных и решил истребить их. Примерно в 1656 году от Сотворения мира произошел Всемирный Потоп, уничтоживший все первобытное человечество за исключением семьи праведного и непорочного Ноя, приобретшего «благодать пред очами Господа».

Так уже на первых страницах Библии проявляется взгляд, согласно которому любой поступок человека неизбежно влечет за собой определенное воздаяние – строго в соответствии с характером совершенного деяния. Уже в самом начале ветхозаветной истории формируется представление о том, что любой грех будет обязательно наказан, а добродетель — вознаграждена.

В рамках темы настоящего очерка важным моментом будет факт установления зависимости между теми требованиями, которые выдвигают нормы Священного Писания Ветхого Завета и состоянием блаженства, то есть счастья, и что еще более значимо — качественными характеристиками ожидаемых благ, свидетельствующими о нравственном и мировоззренческом уровне ветхозаветного сознания.

По мысли ведущего исследователя данного вопроса, профессора архимандрита Платона (Игумнова),

«при рассмотрении вопроса воздаяния в Ветхом Завете следует обратить внимание на два принципиальных момента. Первый момент заключается в том, что представление о воздаянии соединялось с ожиданием земных благ. Ветхозаветные награды были, главным образом, вещественными, но даже тогда, когда они были духовными, например, близость к Богу, они прекращались со смертью. В царстве усопших умершие больше не могли воздавать хвалу Богу.

Второй момент заключается в том, что воздаяние за преступление или за добродетельный поступок отдельного человека относилось в Ветхом Завете к целой общности людей. Источником этой идеи служил характер семейных отношений, но более важной причиной было то, что Бог избрал Израиль и заключил с ним Завет именно как с избранным и святым народом, а не как с отдельными личностями. Поэтому Бог мог наказать народ за грех одного человека и дать благословение и награду за личную праведность другого человека. Очевидный пример всеобщего наказания история падения человека. Но есть много других подтверждений. Убийство, совершенное Каином, вызвало умножение беззаконий во всем его роде. Даже царь Давид своим прегрешением обрек своего сына, родившегося от незаконного союза, на смерть и свой царский род на беспрерывные войны и бедствия (2 Цар. 12, 7-14). Не только ближайшие потомки, но даже целый род может быть наказан за грех одного из его представителей.

Таким образом, понимание наград и наказаний в Ветхом Завете сводилось, главным образом, к благословениям в земной жизни и относилось больше к целому народу, чем к отдельной человеческой личности».[28]

Ярким подтверждением вышесказанного является содержание завета, заключенным Богом с потомком Ноя через Сима — Авраамом (XX-XIX вв. до Р.Х.), уроженцем Ура Халдейского, патриарха израильского народа. Бог пообещал ему неисчислимое потомство, то есть распространение его рода на земле в качестве награды за ту веру, которую он имел в своем сердце.

Господь отблагодарил Авраама наследниками, ставшими легендарными основателями Богоизбранного израильского народа. Среди них его сыновья Исаак и Измаил, внук Иаков (Израиль), правнук Иуда, по имени которого стали именовать представителей одного из двенадцати колен израилевых, далекий потомок царь Давид и, наконец, Мессиия — Господь Иисус Христос.

 

§ 3. Десять заповедей

 

Жизнь дается нам один раз

и надо прожить ее так, чтобы

потом не было мучительно

больно за бесцельно прожитые годы.

Николай Островский

 

Неспособность зараженного первородным грехом человека, несущего в себе искаженный образ Божий с необходимостью требовала внешнего Божественного вмешательства в дело восстановления расторгнутых Бого-человеческих отношений.

Одним из важнейших факторов такой помощи стало сверхъестественное откровение, данное Богом человеку в виде Священного Писания и Священного Предания.

Это откровение предлагает падшему человечеству своего рода костыли, опираясь на которые человек сможет осознать свое бессилие, немощь и с неизбежностью придет к потребности обращения к Божественной помощи.

Обращаясь в Своем слове к человечеству, Бог выдвинул четкие требования, соблюдение которых необходимо для достижения блаженства, счастья. Эти требования, сформулированные во второй книге Ветхого Завета — Исход известны под именем Десятисловия или Десяти Заповедях. Иногда их называют еще нравственным Законом Божьим.

Десять заповедей традиционно делятся на две части; это разделение восходит к библейскому свидетельству, согласно которому заповеди были начертаны Самим Богом на двух каменных скрижалях (дощечках). На первой из них были даны четыре заповеди, регламентирующие отношения человека с Богом. На второй скрижали были записаны остальные шесть заповедей, регулирующие человеческие межличностные отношения и давали предписания собственно этического порядка.[29]

Первая заповедь была направлена на утверждение монотеизма (единобожия) и борьбу против политеизма (многобожия).

Вторая заповедь была также направлена против языческих культов: поклонения кумирам (деревянным идолам), изображениям языческих богов. Нарушение этого установления каралось смертью:

Приносящий жертву богам, кроме одного Господа,

да будет истреблен.[30]

Впрочем, впоследствии в христианстве под «кумирами» стало пониматься все то, что уводит человека от служения Богу: деньги, слава, всевозможные увлечения и т.д.

Наиболее яростные споры, несогласие и трепет вызывает вторая часть второй заповеди, на первый взгляд, представляющая характер Бога крайне жестоким:

…Я Господь, Бог твой, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.[31] 

Конечно, в первую очередь вызывает недоумение то, почему дети должны отвечать за вину своих отцов. Однако, во-первых, мы видим огромную разницу в размере «наказания» и «милости» за различное отношение к Богу (ненависть или любовь). Во-вторых, то наказание, о котором идет здесь речь, принципиально отличается от уголовного наказания детей за вину отцов (например, в сталинскую эпоху, когда к детям «врагов народа» было особое отношение). Скорее, здесь имеется в виду наследственная преемственность детьми пороков, приобретенных болезней родителей и расплата за них своим физическим и духовным здоровьем, своим счастьем. Сколько известно, например, случаев рождения больных детей. За что они наказываются? В большинстве случаев, за ошибки, пороки (алкоголизм и др.), неграмотность (то есть вину своих родителей). Сколько проблем имеем мы, педагоги, с детьми из так называемых «неблагополучных семей»! Ведь это, в первую очередь, несчастные дети! За что они страдают? За вину своих родителей. Так что заповедь очень даже актуальна.

Третья заповедь относится к словесным ограничениям и запрещает произносить напрасно имя Бога, так как Его имя может произносить только тот, кто признает Его своим Господом (иначе господином), то есть верит в Него.

Четвертая заповедь устанавливает празднование седьмого дня недели — субботы (в соответствии с библейской традицией неделя начиналась в воскресенье), поскольку Бог создал весь мир за шесть дней, а в седьмой отдыхал. Также нужно поступать и человеку: шесть дней работать, а седьмой — отдыхать. Кроме ритуального значения, эта заповедь имеет и сугубо практический смысл: строгий распорядок жизни, чередование труда и отдыха очень благоприятно сказываются на здоровье и работоспособности человека.

Пятая заповедь гласит:

Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.[32]

Как видно, продолжительность нашей жизни здесь ставится в прямую зависимость от нашего отношения к родителям. Последнее же зависит от нашего духовно–нравственного уровня. Следовательно, то, насколько высока наша нравственность, определяет длительность нашей жизни.

Примечательно то, что в этой заповеди почтительное отношение к родителям предписывается для того, чтобы продлить земные дни человека — опять-таки культивируется земное благополучие.

Более того, родительский статус был настолько высок, что человек, поднявший руку на отца или мать, или даже оскорбил их, карался смертью: Кто ударит отца своего или свою мать,

того должно предать смерти...

Кто злословит отца своего или свою мать,

того должно предать смерти.[33]

Комментарий к шестой заповеди — «не убий» — находится в следующей главе «Исхода». Здесь мы встречаемся с известным принципом «око за око и зуб за зуб»: Кто ударит человека, так что он умрет,

да будет предан смерти.[34]

В то же время жизнь раба ценилась не так высоко, и за его убийство полагалось наказание. Закон показывает, что жизнь даже нерожденного ребенка драгоценна в глазах Бога и губить ее запрещено, поэтому закон особо охранял беременных женщин:

Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, какую наложит на него муж той женщины, и он должен заплатить оную при посредниках; А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб.[35]

Очень важно понимать последние столь известные и столь жестокие на первый взгляд строки не столько как призыв к мести, как ограничение размера мести: не жизнь за око, а именно одно око, не два и не три зуба за зуб, а именно один.

Комментарий к седьмой заповеди — «не прелюбодействуй» — поясняет, что …если кто обольстит девицу необрученную и преспит с нею, пусть даст ей вено[36]   и возьмет ее себе в жены, А если отец не согласится выдать ее за него, пусть заплатит столько серебра, сколько полагается на вено девицам.[37]

В комментарии к восьмой заповеди — «не укради» — говорилось, что укравший должен был возместить стоимость кражи в двойном, а то и в пятикратном размере. Если же платить ему было нечем, то он продавался в рабство. Пойманный на месте вор подлежал смерти.[38]

Девятая заповедь «не лжесвидетельствуй» — кроме ложного свидетельства, запрещала внимать пустому слуху, предписывалось удаляться от неправды.[39]   Может ли честность принести счастье? Не секрет, что ложь чаще всего используется в корыстных целях. Будучи честными, мы можем проиграть материально. Но в обмен на финансовое благополучие честность приносит нам чувство собственного уважения и спокойствия. Честность не показная, не демонстративная, несуетная, не фанатичная — счастье. Прожить честно день, неделю, месяц, год — счастье. Прожить честно и праведно жизнь — великое счастье. Есть ли такие люди? Есть! И не только святые... Просто ли прожить, не произнося ложных свидетельств? Сие зависит не только от нравственного императива человека, но и от социально – исторических обстоятельств, в капканах которых оказался неплохой человек. Сохранить незапачканную лжесвидетельством совесть — счастье. Девятая заповедь ориентирует на праведную жизнь, ибо в праведности — счастье на все времена.

Десятая заповедь говорит о том, человек должен иметь не только благородные дела и речь, но также и порядочные мысли: не завидовать тому, что есть у наших ближних. Некоторое «дублирование» седьмой и восьмой заповедей здесь не случайны: то, что сегодня есть в мыслях, в скором времени будет и в делах.

Итак, ветхозаветные заповеди представляют собой определенное руководство для жизни. Зная наши ограниченные возможности, а также наши потребности, Господь дает нужные указания, чтобы помочь нам вести мирную, счастливую жизнь.

Один из святых отцов V столетия Сисой Великий в отношении ветхозаветного закона говорил, что тщательное выполнение заповедей открывает человеку его немощь.

Иначе говоря, Бог, давая заповеди, подталкивает его к осознанию необходимости обращения человека к источнику всех благ.

Безусловно, эти нормы как рамки ограничивают нашу жизнь и уподобливают ее узкой колее, стесняя нашу свободу действий. Но в то же время высшая свобода и радость от нее достигаются тем, что мы встаем на этот путь сознательно, без принуждения. В этом случае выполнение заповедей перестает быть тяжким бременем и становится необходимой потребностью. Идя путем Бога, человек все снова и снова побуждаем совершать праведные поступки. А это уже само по себе наполняет истинным счастьем.

 


§ 4. Библейское учение о браке

 

4.1. Брак как онтологическое единство

Вряд ли можно найти иную сферу человеческого бытия, которая столь же значительным образом определяла бы наше счастье, как область отношений с противоположным полом. Успехи или неудачи в личной жизни, в построении семьи так или иначе сказываются на всех других фронтах нашего бытия. Поэтому, заботясь и всячески желая нам счастья, Создатель помогает нам через Священное Писание и посредством Духа Святого в непростом труде созидания своего личного благополучия.

Помощь эта особенно актуальна в современном обществе, когда вполне естественным атрибутом брака становится развод, которым заканчивается больше половины брачных союзов. Не секрет, что в большинстве случаев несчастливый исход построения семейного очага связан с тем, что потерпела крах интимная сторона супружества. Во многом это обусловлено отсутствием элементарных знаний в области физических отношений, неправильным половым воспитанием и поведением, незнанием фундаментальных законов физиологической жизни человека. В этой связи чрезвычайно поучительным представляется библейское учение о браке и его интимной стороне.

Главным основанием библейского портрета супружества является учение об онтологическом единстве мужа и жены в браке. Принципиальный источник всех христианских этических норм, касающихся жизни человека в семье, состоит в понимании брака как цельного, единого мира, где мужчина и женщина перестают существовать только как самостоятельные личности. Заключение брачного союза меняет онтологический статус человека, поднимает его, дополняет соединением со второй половиной. А поскольку согласно библейскому учению Господь изначально приготовил каждому из нас вторую половину, то вступление в брак понимается в христианстве как обретение целого, в чем, собственно, и состоит цель жизни. Следовательно, онтологический статус супруга в христианской семье — не только самостоятельная личность, но и одна из половинок целого. Об этом говорится в самом начале книги Бытия:

Потому оставит человек отца своего и мать свою,

И прилепится к жене своей; и будут одна плоть.[40]

Повторяет это и Христос: …и будут два одной плотью,

так что они уже не двое, но одна плоть.[41]

Огромное значение в формировании «одной плоти» из двух разных половинок играет одно из семи христианских таинств — таинство венчания. Самый глубинный его смысл состоит в присутствии Самого Господа в моменте соединения супругов. Освященные Святым Духом, исполненные Божественной благодати новобрачные начинают путь сращивания друг с другом, превращения друг в друга. Если плохо одной половине, другая это чувствует; измена одного отражается на состоянии другого и т. д.

 

4.2. Библейские основания брака

Первым и самым главным библейским основанием законности брака, согласно Священному Писанию, является факт установления его Самим Господом: И сказал Господь Бог: не хорошо человеку быть одному;

сотворим ему помощника, соответственного ему...

И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул,

взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию.

И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека,

жену и привел ее к человеку. И сказал человек:

вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей;

она будет называться женою: ибо взята от мужа.[42]

Факт создания Евы из ребра Адама (а не из чего-нибудь другого: скажем, голени) принципиально важен в метафизическом смысле, поскольку он устанавливает изначальное равенство полов.

Вторым основанием христианского брака, носящим уже этический оттенок, является бегство от сексуального греха — блуда. Поскольку люди обладают сексуальной потребностью, им необходимо ее реализовывать. Но как? Господь дает только один вариант — в законном браке, с законными супругой или супругом:

Во избежание блуда каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа… если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться[43] — наставляет коринфян апостол Павел.

 

4.3. Чистота интимных отношений

Итак, мы видим, что вместе с браком Бог установил и интимные отношения супругов. Согласно Библии, физическая близость не только не является греховной, но напротив, предстает как Божья воля. Более того, самая первая заповедь, данная Богом людям, непосредственно касалась этой плоскости человеческих отношений: И благословил их (мужчину и женщину) Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю[44]

В данном случае перед нами снова предстает не что иное, как своеобразное древнееврейское понимание назначение брака. Ветхозаветному сознанию, как мы это уже не раз видели выше, оно виделось преимущественно в приобретении как можно более многочисленного потомства. Это еще раз свидетельствует о том, что, поскольку израильтяне не верили в загробную жизнь и вечность души, человеческое благоденствие, счастье в их представлении ограничивалось пределами земной жизни. Поэтому обзаведение потомством виделось в качестве единственной возможности обессмертить себя на земле и являлось реализацией стремления к вечности.

Обратим внимание на то, что Божественное благословение на продолжение человеческого рода и установление законных физических отношений предшествовало грехопадению Адама и Евы, что раз и навсегда отметает всяческие домыслы о том, что грехопадение первых людей как раз и состояло в интимной близости. Брак, как видно, установлен свыше Самим Богом, и в силу этого сами по себе телесные отношения не могут быть греховными. Греховными или чистыми их делает сам человек. Критерием этого выступает Слово Божие. В «Послании к евреям» апостол Павел предписывает:

Брак у всех да будет честен и ложе непорочно;

блудников же и прелюбодеев судит Бог.[45]

Иными словами, в браке физическая близость чиста, а вне брака — порочна.

Более того, в Нагорной проповеди Иисус сказал:

Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем...

Библия предписывает также воздерживаться от блуда — любых внебрачных физических отношений:

…воля Божия есть освящение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда[46] пишет в Фессалоники апостол Павел.

В «Книге притчей Соломоновых» говорится: …блудница глубокая пропасть, и чужая жена тесный колодезь; она, как разбойник, сидит и умножает между людьми законопреступников.[47]

Господь призывает хранить чистоту интимных отношений до заключения законного брака. Мудрый царь Соломон даже «источник» (то есть физическую любовь) невесты называет запечатанным, запертым, ограничивая тем самым сферу близких отношений только рамками супружества. Запертый сад сестра моя, невеста,

заключенный колодезь, запечатанный источник.[48]

Христианская установка на ограничение добрачных интимных связей, как и все остальные этические нормы в этой сфере, основывается на той идее, что каждому из нас Бог приготовил вторую половину. Она живет где-то; мы ее еще не знаем, не встретили, но она уже есть. Поэтому блуд, все добрачные связи рассматриваются как прелюбодеяние, как измена нашей половине. Не случайно само слово «невеста» происходит от старославянского корня «весть» и означает «не весть кто», то есть девушку, физически не известную жениху.

С другой стороны, негативное отношение Библии к добрачной половой жизни проистекает из установки, выраженной позже Платоном: «Заботясь о счастье других, мы находим свое собственное». Христианский подход к этой проблеме состоит в том, что, когда мы встречаем девушку или молодого человека, мы должны помнить о том, что когда-то он (она) женится (выйдет замуж), обретет свою вторую половину. Поэтому чистота отношений здесь выступает как, во-первых, забота о благе будущей второй половины того (той), с кем мы встречаемся сейчас, а во-вторых, забота о благе своей будущей половины. Иными словами, сохранение чистоты отношений является предупреждением разрушающего чувства ревности к прошлому.

В числе частных случаев блуда Библия называет прелюбодеяние — измена супругу (супруге). Этот грех Библия считает гораздо более тяжким, поскольку это — прямое нарушение супружеской верности, предательство, преступление клятвы, которую человек давал перед Богом в церкви. Господь строго осуждает этот грех и предупреждает о его пагубных последствиях: …мед источают уста чужой жены, но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый; ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней... Держи дальше от нее путь свой, и не подходи близко к дверям дома ее, чтобы здоровья твоего не отдать другим и лет твоих мучителю; чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома. И ты будешь стонать после, когда плоть твоя и тело твое будут истощены.... Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод по площадям; путь они будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобою... И для чего тебе, сын мой, увлекаться постороннею и обнимать груди чужой? Ибо пред очами Господа пути человека, и Он измеряет все стези его. Беззаконного уловляют собственные беззакония его, и в узах греха своего он содержится. Он умирает без наставления, и от множества безумия своего теряется.[49]

Священное Писание неоднократно высказывает свое негативное отношение к гомосексуализму (содомскому греху). Жители городов Содом и Гоморра, славившиеся этим грехом, окружили дом праведника Лота, к которому пришли в гости двое мужчин и требовали их к себе:

И вызвали Лота, и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? Выведи их к нам; мы познаем их.[50]

Они были сурово наказаны Господом: эти города были истреблены:

И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сиих.[51]

Закон запрещал также сексуальные отношения с животными:

Всякий скотоложник да будет предан смерти.[52]

 

4.4. Три функции брака

Заповедь «плодитесь и размножайтесь» не является исчерпывающей в определении назначений брака. Помимо деторождения Священное Писание говорит и о других функциях супружеского союза. Так, упоминаемые уже слова Христа: «…потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» говорят о том, что основным назначением брака, по-видимому, является восстановление целостности человеческого рода. Разделенное на две восполняющие друг друга половины, человечество в браке преодолевает половую онтологическую ограниченность, реализуя тем самым высокое предназначение.

С другой стороны, как в Ветхом, так и Новом Заветах мы находим множество мест, говорящих о половых отношениях, но в большинстве случаев о детях там не говорится ни слова. А в «Книге Притчей Соломона» напрямую поются дифирамбы физической, чувственной любви.

Источник твой да будет благословен; и утешайся женою юности твоей, любезною ланию и прекрасною серною; груди ее да упоявают тебя во всякое время; любовию ее наслаждайся постоянно.[53]

Знаменитая же «Книга Песни Песней Соломона» целиком посвящена культу любовного пира.

Да лобзает он меня лобзанием уст своих!

Ибо ласки твои лучше вина...

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои, как стадо выстриженных овец, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя, как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем все щиты сильных. Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями... Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет не тебе... О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста; о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!..

О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое ворох пшеницы, обставленный лилиями... Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков; Уста твои, как отличное вино. Оно течет прямо к другу моему, услаждает уста утомленных. Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его...

О, если бы ты был брат, сосавший груди матери моей! Тогда бы я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы...[54]

Этот чудесный гимн любви прямо свидетельствует о том, физическая любовь в Библии рассматривается далеко не только как средство деторождения, а, прежде всего, как прекрасное и необходимое проявление своих чувств к любимому человеку. Иначе говоря, христианство предписывает вступать в брак, чтобы здесь, и только здесь реализовывать свою половую энергию, поскольку чистой и честной половая любовь может быть только в одном случае — если она связывает двух супругов.

В седьмой главе знаменитого Первого Послания Коринфянам апостол Павел предлагает свое (и в целом христианское) видение проблем брака и интимных отношений. Не секрет, что главным мотивом супружеской измены чаще всего является сексуальная неудовлетворенность в браке или обида на супруга или супругу. Как профилактику этого святой апостол Павел дает ряд конкретных советов, помогающих людям преодолеть препятствия, стоящие на пути семейного счастья. Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу.[55]

В этом императиве явно просматриваются три мысли:

1. Половая близость есть долг, обязанность по отношению к супругу или супруге. Священное Писание велит удовлетворять физическую потребность второй половины.

2. Однако исполнение этого долга призвано основываться на благорасположении к жене или мужу, то есть чувствах любви, нежности, преданности, восхищении и т. д.

3. Долг этот обоюдный, равный и основывается на понимании брака как онтологического единства супругов, где каждая половина перестает принадлежать только себе самой: Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена.[56]

Здесь мы снова чувствуем специфику христианского понимания брака: супруги теряют онтологический статус независимой личности и все его атрибуты: свободу, собственность и т. д. Человек утрачивает право распоряжаться даже своим телом. Тело предназначено для наслаждения супруга (супруги). Следовательно, муж или жена должны удовлетворять потребность друг друга по первой же просьбе, поскольку просьба эта сродни не просьбе денег взаймы, а просьбе вернуть долг, то есть что-то свое. Ниже будет видно, насколько важна такая покорность. Читаем дальше: Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим.[57]

В первой строке этого стиха звучит принципиально важный совет: физическое воздержание обязательно должно основываться на обоюдном согласии (симфонии) супругов. После непродолжительного перерыва интимная близость должна быть возобновлена. Апостол Павел, а через него Господь предупреждают, что дьявольское искушение невоздержанием является очень сильным, поскольку основной инстинкт человека заложен самим Богом, и, следовательно, отсутствие канала выхода страсти может сыграть очень злую шутку с человеком. Если отказ от близости не обоюдный и нарушает желание одного из супругов, то это чревато ростом обиды, злобы. Здесь Сатана тут как тут — подкарауливает и подбрасывает мысль об отмщении, об измене «на зло».

Лучшее лекарство в такой ситуации — откровенный разговор по душам. Обиженной стороне лучше всего преодолеть свою обиду и прямо спросить, в чем дело. Здесь не место закомплексованности и ложной скромности. Труднее всего смирить свою гордость, поэтому Христос и поставил на первое место заповедь «Блаженны нищие духом».[58]   Лучше всего открыто сказать своему супругу, что необходимо для удовлетворения ваших интимных потребностей. Ведь физическая удовлетворенность в браке — лучший способ защиты от измены. Известно, что близость для большинства мужчин — это физическое удовлетворение № 1. Поэтому когда у мужчины есть соблазн измены, его моральные устои должны подкрепляться таким количеством приятных воспоминаний о супружеской близости, которое бы перевесило приятные ожидания и чувство новизны, связанные с потенциальной связью на стороне.

 

4.5. Основания развода

С пониманием брака как цельного начала связано и учение о нерасторжимости супружества: Что Бог сочетал, того человек да не разлучает[59] — говорит Христос.

Замужняя женщина была привязана законом к своему мужу, и единственным законным способом освобождения от этой зависимости была смерть супруга: Если жена при живом муже выйдет за другого,

называется прелюбодейницею...[60]

Вступившим в брак не я повелеваю, а Господь:

жене не разводиться с мужем и мужу не оставлять

жены своей,[61] — говорит апостол Павел.

Моисеев Закон в ряде случаев развод все-таки допускал, однако считал это мерзостью, а отпущенную женщину — оскверненной:

Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, и она выйдет из дома его, пойдет, и выйдет за другого мужа; но и сей последний муж возненавидит ее и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, или умрет сей последний муж ее, взявший ее себе в жену: То не может первый ее муж, отпустивший ее, опять взять ее себе в жену, после того, как она осквернена; ибо сие есть мерзость пред Господом, и не порочь земли, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел.[62]

Позиция Самого Христа, исполнившего (то есть дополнившего) смысл Моисеева Закона, в отношении развода была еще более строгой. На слова фарисеев: «Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с женою» Он ответил: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами, а сначала так не было[63]  Сказано также, что если кто разводится с женою своею, пусть даст ей разводную. ...Я говорю вам, что всякий, кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать... и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.[64]

Иначе говоря, единственным основанием развода, помимо смерти Христос установил измену одного из супругов.

Что касается последней строчки, то это, пожалуй, одно из самых труднодоступных для наших современников мест Нового Завета, и вызывает она неоднозначные суждения в богословии. Одни под «разведенной» понимают лишь ту, с которой муж развелся по причине измены с ее стороны, другие — всякую разведенную женщину.

Современный молодой человек с большим трудом осознает, что измена супругу (прелюбодеяние) есть грех; гораздо сложнее осознать то, что прелюбодеянием являются даже порочные мысли определенного содержания; но что касается греховности вступления в брак с разведенным (или разведенной), то это большинству понять вообще практически невозможно. Чтобы осознать это, нужно внимательно изучить все места Священного Писания касательно брака, сопоставляя их друг с другом. Вероятно, такая строгость связана с тонкими механизмами передачи наследственной информации, пока еще недоступными современной науке.

Глава III

 

ПРОБЛЕМА СЧАСТЬЯ

В СВЕТЕ ХРИСТИАНСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ

 

Бог есть любовь.

1 Послание Иоанна, 4,8.

 

Вера без дел мертва.

Послание Иакова, 2,20.

 

Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.

Евангелие от Луки, 11,28.

 

Всякий верующий в Него получит

прощение грехов именем Его.

Книга Деяний, 10,43.

 

Великая тайна христианства состоит

в воплощении Бога в человеке и человека в Боге.

Николай Бердяев.

 

§ 1. Христианская картина человека

 

1.1. Новозаветный монотеизм

 

Теологическая доктрина христианства покоится на одном из важнейших догматов — догмате о Святой Троице. Именно и только в христианской религии Бог с полной с полной ясностью открыл Себя человеку уже как Троица, а не Единица. Вера в Святую Троицу — это тот краеугольный камень, который отличает христианство от других авраамических монотеистических религий: иудаизма и ислама.

Новозаветное понимание Бога уже как Триединого начала, безусловно, напрямую связано с Домостроительством Божиим, с Его воплощением и осуществлением Своей величайшей миссии. Бог-Сын является в мир и напрямую открывается человеку. То же можно сказать и о Святом Духе, всецело участвующем и соработничествующем Христу в деле спасения человеческого рода.

Кроме этого, осмыслению Бога как Троицы способствовало также новое понимание Бога в Новом Завете по сравнению с Ветхим Заветом. Из всех положительных свойств Божества христианство более всего высветило любовь. Именно это качество, по свидетельству апостола и евангелиста Иоанна Богослова, послужило основной причиной того, что Бог пришел в мир, стал Сыном Человеческим и, следовательно, открыл Себя уже более чем Единицу (Ин. 3,16).

Здесь можно задаться справедливым вопросом: почему же в момент сотворения человека и на протяжении всей ветхозаветной истории любовь Бога к человеку не проявлялась с такой силой, как в момент Боговоплощения; почему лишь в Новом Завете Бог есть, прежде всего, любовь по отношению к человеку?

Потому что в момент спасения любви требуется больше, чем в момент сотворения или когда-либо ещё; потому что в момент спасения требуется Жертва, и не просто Жертва, а Самопожертвование. А это возможно лишь при наличии Абсолютной Любви, высшее проявление которой — жертвенность. Во всех же остальных пунктах взаимоотношений Бога и человека, начиная от творения последнего, Жертвы со стороны Бога не требовалось. Именно поэтому для человека в момент спасения Бог «стал» прежде всего, Любовью. А это стало мощным импульсом к быстрому эволюционированию «единичного», монархианского монотеизма к монотеизму «тринитарному».

Раз Бог теперь для христианина в смысле Его отношения с человеком есть прежде всего Любовь, то догматически Он уже не может «оставаться» только Единицей. Ведь любовь должна быть на кого-то направлена. И если в момент сотворения, и тем более в момент искупления высшим объектом Божественной любви был человек, то кто был таким объектом, когда не было ни человека, ни вообще тварного бытия? Таким объектом могли быль только две другие ипостаси Божества. Необходимость существования трех самостоятельных ипостасей: Отца, Сына и Духа Святого часто понимается как проявление любви каждого Лица Божества по отношению к двум другим. Поэтому определение Бога, данное в Послании Иоанна, является первичным по отношению к пониманию Бога как Троицы и Творца. Поэтому христианский монотеизм уже не мог оставаться исповеданием Единицы.

Сотворение Богом мира, ангелов и человека также объясняется главной чертой Его характера, открытой нам через Иоанна — любовью и необходимость произливать ее на мир и человека: Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.[65]

 

1.2. Особенности христианской антропологии

 

Одним из важнейшим пунктов христианской антропологии является учение об однократности человеческого бытия. Это положение христианского богословия прямо вырастает из понимания человека как единого целого. C учением об однократности человеческого бытия неразрывно связан догмат неповторимости искупительной жертвы Христа. Н.А.Бердяев говорил в этой связи: «Исключительная историчность и динамичность христианства связана прежде всего с тем, что центральный факт христианской истории — явление Христа — есть факт однократный и неповторяемый, а неоднократность и неповторяемость есть основная особенность всего «исторического».[66]  Идея однократности, неповторимости человеческой жизни порождает представление о личностной истории, истории отношения между Богом и душой.

Человеческая жизнь — это единая и однократная история тела, души и духа от их одновременного сотворения до вхождения в Царство Небесное опять-таки вместе. В Евангелии прямо сказано о том, что жизнь дается человеку всего один раз: …Христос… однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею. И как человекам положено однажды умереть, а потом Суд, Так и Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.[67]

Не менее важным моментом христианской антропологии, отражающим одну из сторон понимания человека как Образа Божьего, является учение о свободе воли.

В христианстве человек рассматривается как творец своей собственной судьбы и истории в целом. В свободе, отмечал Н.А.Бердяев, коренится разгадка постижения и Божественной жизни как трагической судьбы, и жизни мировой, жизни человеческой, как трагической судьбы и истории. Если бы не было свободы, не было бы и истории. Свобода, по мнению выдающегося русского мыслителя, есть метафизическая первооснова истории.[68]

Основа свободной воли человека — его разум, еще одно проявление образа Божьего. Только свободный разум в состоянии сделать выбор между добром и злом. О росте свободы по мере приобщения к высшему знанию, Истине, говорится в Евангелии: Вы познаете Истину, и Истина сделает вас свободными.

Если же добровольное, то есть свободная воля эквивалентна знанию, а знание истины растет по мере приближения к Истине, то есть к Богу, то рост духовности, согласно христианской антропологии, должен способствовать повышению познавательных способностей человека и свободной воли субъекта истории.

Наконец, важным положением христианской антропологии явилась идея единства человечества. Евреи были единственным древним народом, который возводил свою историю к единому предку — Аврааму, а через него — к Адаму. Более того, это предание, столетиями передававшееся из поколения в поколение, с XIII в. до Р.Х., после освобождения из египетского плена было письменно оформлено Моисеем в первых пяти книгах Ветхого Завета. В христианстве идея национального единства трансформировалась в идею единства кровного родства всего человечества. Святой апостол Павел, проповедуя эллинам в Ареопаге, указывал на единство человечества как на одно из важнейших положений христианской веры: От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив преопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас[69]

Более того, христианство самим фактом своего существования способствовало распространению идеи единства человечества. Ведь, возникнув на Востоке, в Палестине, христианство становится по преимуществу религией Запада и тем самым объединяет мировой исторический процесс в единое целое. Неся весть о Христе всем народам, уча все народы Слову Божьему, согласно последней заповеди Христа, первые христиане несли во все концы мира Его учение, объединяя тем самым представителей разных народов.

Одним из центральных постулатов христианства является также мысль об онтологической поврежденности человеческой природы вследствие грехопадения и разобщенности всех составляющих элементов человека: тела, души и духа. Вследствие этого основная задача Мессии, Искупителя понимается как восстановление связи между человеком и Богом, утраченной Адамом и Евой вследствие грехопадения, восстановление первоначального образа Божьего в человеке. Грех — вот то, что разделяло долгие годы Творца и его творение и препятствовало восстановлению этой связи. Греховность человека не позволяла самостоятельными усилиями закрыть зияющую пропасть. Лишь только одно Божественное вмешательство могло помочь делу. Восстановить связь мог только Господь через прощение всех грехов человечества. Но прощение не могло произойти само по себе. Должен был быть кто-то, кто бы искупил грех. Этим кем-то и стал Иисус (с евр. «Йешуа» — Спаситель) Христос (с греч. «помазанник») — Сын Божий, онтологически соединивший в Себе Самом Божественную и человеческую природу.

Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения.[70]

Бог из-за огромной любви к человечеству решил пожертвовать жизнью своего единственного Сына для решения стоящей задачи. В Евангелии от Иоанна записаны удивительно трогательные слова:

Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир был спасен через Него. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Сына Божия.[71]


§ 2. Христианское учение о блаженстве

 

Несмотря на свою относительную непродолжительность — всего три года, проповедническая деятельность Христа совершила настоящий переворот в мировоззрении многих людей, в философии и, конечно же, в представлениях о человеке. Основное содержание Своего учения Он высказал в знаменитой Нагорной проповеди (Евангелие от Матфея, главы 5-7). Знаменитые заповеди блаженства, содержащиеся здесь, можно назвать христианским учением о счастье.

Но прежде чем мы взойдем с вами на гору благословений и начнем слушать вместе с учениками Иисуса Христа Его проповедь, обратим внимание на один очень важный момент, предшествовавший этому знаменитому событию и без которого невозможно будет понять смысл слов Христа. Первыми словами, сказанными им людям после принятия крещения из рук Иоанна Крестителя, в самом начале проповеднической деятельности, были: ...покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.[72]

Христианское учение о счастье есть одновременно учение о Царстве Небесном, о вечной жизни, о рае. Итак, первая ступень по лестнице на Небо, первый шаг к счастью — покаяние, раскаяние в своих грехах. Покаяние (с греч. «метанойя» — изменение сознания) — начало совершенствования, самовоспитания. Покаяние ведет к сокрушению нашего прежнего сердца и созданию нового; покаяние ведет к духовному очищению. Покаяние — это переплавка старого сердца в новое. Огонь и свет, касающиеся сердца, — Иисус Христос. Покаяние обязательно предполагает мысленное, а затем и практическое отвержение соделанного греха. Мы не в состоянии преодолеть грех до тех пор, пока не осознаем его пагубность; пока наше сердце не отвернется от него, в нашей жизни не произойдет настоящей перемены.

Очищенная душа и просветленный Христом разум постепенно вытаскивают человека из омута мирской, телесной жизни и продвигают к духовной жизни во Христе Иисусе. Так происходит второе рождение человека, рождение свыше, рождение христианина. Получивший от Бога в результате этого силу человек способен преодолевать радости, привязывающие его к этому миру, «победить мир» своей верой. Так человек обретает вечную жизнь — счастье. Апостол Иоанн говорит об этом так: Ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир;

и сия есть победа, победившая мир, вера ваша.[73]

Итак, онтологическая связь, соединение с Христом, понимаемая вслед за крупнейшим православным богословом XX столетия В.Н.Лосским как существо веры во Христа как Сына Божьего, — есть главное условие счастья на Небесах: Имеющий Сына Божия имеет жизнь;

не имеющий Сына Божия не имеет жизни.[74]

Рожденный от Духа Святого человек полностью изменяется, поэтому можно даже сказать, что прежний человек умирает, а новый рождается. Теперь все будет новое: сердце, мысли, слова, дела. Дух, вселившись в человека, являет своими плодами новые качества:

Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость,

милосердие, вера, кротость, воздержание.[75]

Девять заповедей блаженства — это не просто перечень христианских добродетелей или правил. Христовы заповеди отличаются от Моисеева Десятисловия тем, что они представляют собой конкретный путь, который проходит каждый человек, становясь христианином. Каждая последующая заповедь логически вытекает из предыдущей и служит основой для последующей, то есть является более высокой ступенью постижения Христа. Иными словами, заповеди блаженства — это лестница христианина.

С другой стороны, девять заповедей блаженства имеют структурное сходство с Ветхозаветным «Нравственным Законом Божьим» (Декалогом). Подобно ему они разделены на две группы: первые четыре, как и в Ветхом Завете, касаются отношений человека с Богом, а последние пять — отношений между людьми. Такое деление не случайно и указывает на два объекта любви: Бога и человека. Каждая из двух групп заповедей чуть позже будет предельно кратко и точно сформулирована Христом в двух известных заповедях о любви. Проповедь искренней, чистосердечной любви к Богу и людям есть, по большому счету, основное содержание христианского учения. Отвечая на вопрос:

«Учитель! какая наибольшая заповедь в законе

Иисус говорит:

возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: Сия есть первая и наибольшая заповедь;

вторая же подобная ей: …возлюби ближнего своего как самого себя.[76]

Итак, перед нами христианское учение о блаженстве, иными словами — о счастье.

 

1. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное

Заповедь на первый взгляд парадоксальная. Было бы проще понять, если бы речь шла о нищих материально: это прямо согласуется с отношением Иисуса к финансовому благосостоянию. Но здесь сказано «нищие духом», и это не случайно. Причем это то, с чего Христос начал излагать свое учение о счастье. Значит, именно с этого и начинается дорога к счастью. Даже более того, этим она и заканчивается, поскольку Иисус употребляет глагол «есть» в настоящем времени: то есть Царство Небесное уже принадлежит «нищим духом».

Прочитав все Евангелие, мы сможем понять, что под «нищетой духа» здесь подразумеваются основополагающие христианские добродетели: смирение, кротость, отсутствие гордости, покаяние. Действительно, чтобы начать движение в сторону Царства Небесного, необходимо начать исправляться, ибо от природы все люди рождаются грешными. Для этого необходимо увидеть пропасть между своим характером и характером Христа; необходимо задать себе вопросы: как я живу? Что я говорю? Как я думаю? Осознание своего греха первое условие перерождения.

Чтобы легче понять смысл этой заповеди, сравним слова «нищий» и «бедный». В русском переводе Евангелия первое из них употреблено далеко не случайно. Дело в том, что различие между ними — не количественное (нищий беднее бедного), а качественное: нищий отличается от бедного тем, что стоит «на паперти» — и это его «профессия», состояние души. Нищий — это тот, кто, в отличие от просто бедного, не стесняется своей нищеты, смирился с ней и идет с протянутой рукой к людям. Следовательно, «нищий духом» — это тот, кто признает свою духовную нищету (читай — слабость) и не стесняется просить духовной силы и ободрения у Господа.

Думаю, что такая жизненная позиция в целом себя оправдывает. Возьмем, к примеру, всем нам знакомое состояние, когда, прослушав лекцию преподавателя и не поняв что-либо, мы стесняемся это спросить и уходим не удовлетворенными. Это чувство стесняет нас физически и духовно. Более того, когда наступает пора экзамена (в данном случае аналог Страшного Суда), нам необходимо предъявить свои знания в полном объеме, то есть спросится-то с нас по полной программе. Отвечая на поставленный вопрос, нам так или иначе придется излагать прослушанную когда-то лекцию. И если в свое время мы не решились подойти и спросить преподавателя и недопоняли материал, выходит конфуз: ведь сейчас-то уж не время объясняться, что тогда мы оробели. Так вот в данном примере предстать перед преподавателем «нищим» знаниями после лекции — это значит преодолеть свое стеснение, свою гордость, боязнь показаться «недоумком». Именно этого и не следует стесняться и изображать из себя то, чего нет на самом деле. Рано или поздно это все равно откроется.

В первой заповеди Творец предписывает преодолеть скромность и спрашивать, просить и даже умолять (ср.: «просите и дано вам будет»). Это — снятие стресса! Можно дни, месяцы и даже годы ходить и мучиться каким-либо вопросом, переживая перманентный стресс. Здесь Христос выступает как величайший целитель. Он дает средство снятия такого рода стрессов. Средство это — борьба со своими комплексами. В этом смысле прорыв из клещей закомплексованности — прорыв к счастью!

В то же время это является своего рода тренировкой воли: немного ниже Христос сказал: Да будет слово ваше «да-да», «нет-нет», а что сверх того, то от лукавого…, что значит умение четко и последовательно отстаивать свою позицию; там, где нужно, сказать «да», а там, где нужно — «нет». Ведь неумение этого опять-таки приводит к стрессам вследствие ощущения «побитости».

Думаю, что в этой связи наиболее полно раскрывается также смысл следующих слов Христа: Будьте как дети... если не будете как дети,

не войдете в Царство Небесное.[77]

Ведь для ребенка как раз характерно отсутствие стеснительности, ему присуще здоровое стремление познавать мир и задавать вопросы, просить помощи, когда что-то не получается. И именно такая позиция с точки зрения Христа является наиболее адекватной, наиболее непосредственной и наиболее человеческой. Поэтому Он и призывает хранить в себе Ребенка как можно заботливее и дольше.

Второе условие — желание измениться. Здесь должно прийти осознание того, что измениться своими силами я не смогу, ибо дух мой «нищ», то есть немощен, бессилен. Значит, я нуждаюсь в ком-то, кто поможет мне. Для этого и пришел Христос в наш мир.

 

2. Блаженны плачущие, ибо они утешатся

Тоже звучит странно. Что общего может быть у слез и счастья? Задумываясь об эмоциональной окраске счастья, мы представляем все что угодно, но только не слезы. Или, может быть, это «слезы радости». Нет. Здесь идет речь о горьких слезах печали и скорби. Скорбь — это боль души по утрате кого-то близкого. Но и этого недостаточно. Здесь говорится не просто о смерти, но о такой смерти, которая последовала в результате нашей вины... Что это такое? Чья это смерть? Смерть Христа, которая была следствием грехов каждого из нас. Таким образом, плач, который здесь имеется в виду — это оплакивание своих собственных грехов, плач покаяния. Плач этот свидетельствует о том, что человек не хочет дальше жить так, как жил прежде.

Но в то же время это и плач радости, поскольку нам обещано утешение, причем не временное, а вечное. Настанет час, когда все плачущие ныне будут утешены Господом и приняты в Его семью. Час этот — Второе Пришествие Иисуса Христа на Землю. Иоанн Богослов в последней книге Нового Завета, Откровении, прекрасно говорит об этом:

И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло.[78]

 

3. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю

Эта заповедь тоже противоречит мирскому пониманию счастья. Гораздо более понятно: «Наглость — второе счастье». Наглому, напористому, самоуверенному прожить легче. Возможно, легче и добыть мирское счастье. Но в христианстве — совершенно иная система ценностей. Учение Христа потому и противоречит всей мудрости нашего мира, что Он воистину перевернул систему ценностей господствующей культуры с головы на ноги.

Кротость — производное качество от «нищеты духа». Осознав свою беспомощность, человек преодолевает свою гордость и становится нежным, внимательным, учтивым, кротким. Кротость отнюдь не означает слабости. Напротив, исследую Библию, мы находим, что кротким людям, каковыми был Авраам, Моисей, Давид, Павел и больше всех — Господь, была свойственна необыкновенная сила духа.

 

4. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся

Первые три заповеди Христа можно уподобить стартовой площадке, с которой человек начинает восхождение в Царство Небесное. Четвертая же заповедь являет собой страстный порыв начать это движение. Первые три заповеди — это самоанализ своего характера, образа жизни и выявление отсутствия праведности.

Следующая ступень — жажда приобрести эту праведность из рук Бога. На первых трех ступенях наши глаза обращены в самих себя, на четвертой — к Небу. Впуская в свое сердце Христа, мы одновременно обретаем праведность, ибо Христос есть воплощенная в человеке совершенная праведность Творца. Стоит лишь очень сильно взалкать этой праведности, и Сын Божий дарует ее нам.

Вторая группа заповедей блаженства означает претворение этой праведности в отношении с людьми.

 

5. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут

Когда мы слышим слово «милый», мы сравниваем его со словами «дорогой», «любимый»; иногда же этим термином обозначают просто внешность человека: «милое личико» и т.д. Пятая заповедь блаженства учит тому, что слово «милый» имеет прежде всего нравственное содержание.

Отдав Своего Единородного Сына в жертву человеческим грехам, Бог осуществил великую милость: он протянул руку примирения человеку. Он помиловал человечество, то есть не осуществил заслуженное наказание. Этот высочайший образец милости учит нас поступать также по отношению ко всем людям. Милость — это забота о людях, окружающих нас; милость — это проистекающая из сердца любовь. Любовь эта имеет однонаправленный вектор: из нашего сердца — в сердца окружающих. Если же эта любовь направлена только в обратную сторону: на самих себя, то никакой милости не получится. Итак, милость — это преодоление эгоизма. Поэтому эгоиста, как бы он ни выглядел, нельзя назвать милым.

 

6. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят

Можно сказать, что весь путь христианина, который мы рассматриваем — это процесс очищения сердца от греха: безверия, гордости, гнева, нетерпимости, себялюбия и т.д. Чистота сердца, пожалуй, важнейший критерий оценки нравственности человека. Ведь сердце — начало мыслей, слов и дел. Чуть позже Христос скажет об этом предельно ясно: …исходящее из уст из сердца исходит; сие оскверняет человека; ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления.[79]

 

7. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены Сынами Божьими

Эта заповедь представляет собой практическое воплощение третьей (о кротости). Только кроткий способен быть миротворцем: в семье, с друзьями, товарищами, на работе, на улице, в политике и т. д.

Весь наш мир постоянно полыхает огнем больших и малых войн, порою братоубийственных. В чем причина? Почему не имеют успеха миротворцы от политики? Потому что мир живет по иной системе ценностей, нежели предлагает Христос. Здесь блаженны не миротворцы, а «войнотворцы», особенно победители. Причины войн — в нежелании жить по заповедям Христовым. Верующий никогда первым не поднимет оружие на человека...

Библейские заповеди тем и ценны для нас, что даже спустя две тысячи лет они актуальны и могут служить руководством к действию.

Умение творить мир — важное условие счастливой жизни. Человек, находящийся в мире с Богом и со своими ближними, не может быть несчастным.

 

8. Блаженны изгнанные за правду ,ибо их есть Царство Небесное.

9. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить на Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.[80]

В последней заповеди блаженства Иисус дает то же обетование, что и в первой, говоря о Царстве Божьем в настоящем времени. Этим, вероятно, Он подчеркивает то, что в своих заповедях Он дал принципы жизни в Царстве Божьем, новые принципы, отличные от принципов нашего мира.

Если предшествующие заповеди сложны для понимания, то две последние — для исполнения. Действительно, как можно «радоваться и веселиться», когда нас никто не понимает, не принимает, отовсюду прогоняют и злословят? Можно! Если поставить Христову Правду выше мнения этого мира! История дает нам много примеров верных Правде Господа людей, пострадавших из-за этого: Авель был убит Каином, потому что принес «лучшую жертву». Над Ноем насмехались как над фанатиком и паникером. Давид был преследуем Саулом, пророка Даниила бросили в ров со львами, а Павла постоянно преследовали вне и даже внутри Церкви. Но никто из них, терпя страдания, не отказался от Божественной Правды, осознавая, что выше нее нет ничего.

В истории всегда так происходило: как только кто-нибудь говорил что-либо новое о богах, его обязательно преследовали или даже уничтожали. Так, против наивного политеизма греков выступали Ксенофан, Анаксагор и Сократ. Взамен они предлагали либо пантеизм (двое первых), либо приближение к монотеизму (Сократ). И всех их, как мы знаем, ждала незавидная участь: Ксенофан 67 лет странствовал по всей Элладе, не находя нигде ни понимания, ни сочувствия, Анаксагору заменили смертную казнь высылкой лишь благодаря вмешательству могущественного Перикла, судьба Сократа всем известна...

Так и Христос, предложив свои девять заповедей блаженства, буквально взорвал представление иудеев о характере Бога. Раньше все было просто: человек, проживший всю жизнь в соответствии с десятью ветхозаветными заповедями и, что самое главное, гордый этим, был угоден в очах Господа, и его ждало спасение. Теперь же Христос, объявив себя Сыном Божьим, говорит о другом: Бог любит и прощает абсолютно всех! Нужно только принять через веру в Иисуса Христа Его любовь и прощение. Это не понравилось книжникам и фарисеям, ревностно относившимся к своему «безукоризненно праведному» образу жизни. Не удивительно поэтому их отношение ко Христу.

 

§ 3. Спасение по вере и по делам

как онтологические принципы

 

Что же необходимо в согласии с христианством для того, чтобы «войти в Царство Небесное», обрести вечную жизнь, бессмертие? Часть ответа мы уже нашли в Евангелии от Иоанна: «верующий в Него не судится». Итак, прежде всего — вера. Именно благодаря вере в то, что Христос смыл своей кровью грехи всего человечества, благодаря вере во Христа как Спасителя человек обретает вечную жизнь, ибо тем самым ему прощаются все его грехи: Прощены вам грехи ради имени Его, 

говорит святой апостол и евангелист Иоанн Богослов.[81]

Кроме Иоанна о спасении через веру говорит самый плодовитый из апостолов, бывший гонитель христиан — Павел (около 1-65 гг.). Он утверждает, что не делами закона, а лишь только верою в Спасителя может спастись человек:

…делами закона не оправдывается пред Ним никакая плоть… мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона.[82] 

В «Послании к Галатам» Павел говорит о том, что иудеям по природе свойственно почитать закон, но познав учение Христа, они открыли для себя, что человек спасается не столько делами, сколько верою:

Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники. Однако же, узнавши, что человек оправдывается не делами закона, а только верою во Христа Иисуса, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдывается никакая плоть… Не отвергаю благодати Божией. А если законом оправдание, то Христос напрасно умер.[83]

Действительно, если бы для спасения достаточно было бы лишь только соблюдения закона, то тогда теряется весь смысл распятия Христа: ведь он умер с определенной целью — именно для того, чтобы «...всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную».

Спасение через соблюдение закона подразумевает в качестве основания собственные силы человека. Спасение через веру означает не что иное, как онтологическое соединение человека с Богом в акте веры и, вследствие этого, получение благодатной Божественной энергии вечной жизни. Поэтому, определяя здесь веру не как гносеологическую категорию, то есть феномен человеческого разума, а как онтологическую категорию, то есть реальную связь и соединение Творца и творения, мы приближаемся к осознанию возможности спасения через веру.

Впрочем, утверждение Павла, что «человек оправдывается только верою во Христа Иисуса», кажется слишком категоричным.

Да и сам он следом дополняет, что, говоря о спасении через веру, он не отрицает выполнения закона, а напротив, утверждает его: Итак мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем.[84]

В другом месте «Послания к Римлянам» Павел прямо выступает апологетом соблюдения закона: …не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут.[85]

В «Первом Послании к Коринфянам» апостол Павел также подчеркивает, что необходимым условием спасения является праведность, то есть исполнение заповедей: …неправедные Царства Божьего не наследуют… Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии (онанисты), ни мужеложники (гомосексуалисты), ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники Царства Божьего не наследуют...[86]

Что же делать всем перечисленным категориям людей? Окончательно ли закрыт им вход на Небеса? Нет! Павел продолжает:

…И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились;

но оправдались именем Иисуса Христа и Духом Бога Нашего...[87]

Апостол Иоанн в своем «Первом послании» проводит ту же мысль: несмотря на то, что человеку прощаются грехи ради имени Иисуса, для достижения спасения необходимо соблюдать все заповеди:

Кто говорит, что познал Его; но заповедей Его не соблюдает,

тот лжец, и нет в нем истины… Кто говорит, что пребывает

в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал.[88]

Итак, одной веры недостаточно, ибо, как сказал апостол Иаков, оппонент Павла в вопросе о спасении, «вера без дел мертва».[89]

Значит, важны еще дела — выполнение Закона Божьего, данного Господом через Моисея в виде Десяти Заповедей. Несмотря на то, что Евангелие есть Новый Завет, нормы Ветхого Завета здесь не отменяются. Сам Иисус подтверждает это, продолжая Нагорную проповедь: Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; Не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота и ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.[90]

Этими словами Господь закрывает дорогу в рай даже самым лучшим знатокам Библии и ревностным блюстителям Закона. Кто же тогда обретет вечную жизнь и в чем его праведность должна превзойти фарисейскую?

Книжники были людьми, все свое время проводившие в преподавании и разъяснении Закона Божьего. Этому была посвящена вся их жизнь. Фарисеи также были избранным классом (сектой). Во дни Христа их насчитывалось около 6000 человек. Их жизнь была полностью посвящена ожиданию пришествия Мессии, к которому они готовились, совершенствуя свое внешнее поведение и кичась этим. Посвященность фарисеев в соблюдение Закона Божьего вдохновила их на создание тысяч правил с целью не совершать даже видимого зла. У них было более полутора тысяч устных правил о том, как соблюдать субботу. Эти законы охватывали все стороны их жизни.

И тем не менее Христос подчеркивает, что праведности фарисеев не достаточно для спасения. Более того, читая Евангелие даже поверхностно, мы обязательно заметим, что самый яростный гнев Иисуса вызывают не блудники, прелюбодеи и разбойники, а именно книжники и фарисеи. В чем же дело? Проблема состоит в том, что праведность фарисеев смотрелась привлекательно только внешне. Их религия была показной, обрядовой, она не исходила из сердца. А если религия не смягчает сердца и не преобразовывает жизнь изнутри, она не имеет никакой ценности.

Можно даже добавить: такая религия вредна — поэтому Иисус и обрушивался на ее носителей больше, чем на грешников. Дело в том, что книжники и фарисеи считались лучшим образцом для подражания у иудеев. А значит, чем больше сторонников у вожака, тем больше с него спрос. А вдруг он ведет их не туда? Ведь сам, проходя мимо Царствия Небесного, он и остальных проводит мимо. Это Христос высказал им прямо в лицо: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.[91]

Выходит, каждый их таких «учителей» закроет дорогу на Небеса большему числу людей. Самый же отъявленный грешник закрывает дорогу в Царствие Небесное только самому себе, но не другим. Поэтому Иисус и говорит фарисеям: …Истинно говорю вам, что мытари[92]

и блудницы вперед вас идут в Царство Небесное.[93]

Итак, сам Христос не освобождал от выполнения закона. Более того, вернувшись к пятой главе «Евангелия от Матфея» — Нагорной проповеди, мы видим, что Господь не смягчает требования закона, а напротив, поднимает его планку. Он говорит: Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «пустой человек», подлежит верховному судилищу; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.[94]

Как видим, Христос к ограничениям телесного плана добавляет теперь мысленные и словесные ограничения, утверждая догадки Конфуция и Лао-цзы о том, что «наши мысли — начало наших поступков», следовательно, «у кого нет порочных мыслей, не будет и порочных поступков». Он осуждает не только убийство, но и гнев, ругань, поношение; не только физическую измену супругу, но и тайные вожделенные мысли.

Что получается? Одних праведных дел — пусть даже строгого соблюдения закона (как это делали книжники и фарисеи) — тоже недостаточно для спасения. Стремление строго, «буквально» выполнять Закон постепенно вылилось у иудеев в «законничество», «фарисейство». Заповедь же о том, что Бог есть Любовь постепенно стала забываться и вытесняться механическим, ритуальным соблюдением определенных правил (например, запрещалось работать в субботу).

Читая Евангелие от Луки, в том месте, где описывается распятие Христа, мы становимся свидетелями парадоксальной сцены, когда Иисус прощает висевшего рядом с Ним разбойника и говорит ему: «...ныне же будешь со Мною в раю».[95]   Выходит, грешник с большей вероятностью спасется, чем праведник... Это кажущееся противоречие снимается, как только мы принимаем во внимание то новое учение, которое принес Господь Иисус Христос, то, которое, собственно, и дало основание второму Завету (договору) называться Новым.

 

§ 4. Метафизика любви и творчество

 

Центральной категорией учения Христа является любовь. Христианство есть в первую очередь религия трех новых добродетелей, которые принес Иисус — веры, надежды и любви: Апостол Павел говорит, что с Пришествием Христа началась новая эра, основанная на трех добродетелях: А теперь пребывают сии три:

вера, надежда, любовь, но любовь из них больше.[96]

Вера — это вера в Бога.

Надежда — это надежда на спасение.

Любовь — это любовь к Богу и людям.

Эти новые виды добродетели — то, что отличает христианскую этику от всех остальных. Евангелие дает нам эталон настоящей любви — жертвенной, терпеливой, милосердной, бескорыстной. Сенека и Эпиктет, например, противопоставляли научным знаниям знание человеческой души. Так же святой апостол Павел всем «тайнам» противопоставляет высшую ценность — любовь: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если раздам все имение свое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.[97]

Когда Христос давал две важнейшие «заповеди любви», Он не просто ставил их рядом. Они тесно взаимосвязаны; сказать точнее — вторая вытекает из первой. Любовь к людям будет полной и сильной, когда есть любовь к Богу, ибо Бог есть единственный источник любви во Вселенной. Апостол Иоанн прекрасно подчеркнул эту зависимость:

Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь

от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога.

Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.[98]

Поскольку Бог есть любовь, а человек есть образ Божий, то любовь является главным качеством, приближающем человека к Богу; это по сути то, что и делает человека человеком. Поскольку же Бог есть Творец, и человек отражает в себе также и это качество Всевышнего, то категории любви и творчества неразрывно связаны между собой. Чтобы стать творческой личностью, нужно уметь любить.

Прежде всего, идея творчества, творческого начала, творения имманентно присуща христианской метафизике и персонифицируется в Личности Творца, сотворившего все сущее и его венец — человека. Этот первый и фундаментальный момент христианства является принципиально важным, поскольку человек, сотворенный по образу и подобию Божьему, является в какой-то степени носителем Божественного творческого начала.

Из этого метафизического тезиса следует то, что человек, имеющий в качестве своей цели, своего идеала, образца для подражания Божественную Личность Творца, стремясь и притягиваясь к Нему, культивирует в себе творческое начало. Способность к творчеству, как и все остальное в человеке, согласно христианской антропологии, является незаслуженным даром Божиим. Если человек позволяет проникнуть в себя Богу, он впускает в себя и творческое начало.

Второй тезис христианской метафизики, имеющий важное значение для наших целей, есть одно из определений Божественной Сущности: «Бог есть Любовь». Причем по значению это определение стоит даже на первом месте, поскольку Бог уже был Любовью, когда еще не был Творцом бытия. Более того, Бог есть Творец и есть Троица именно потому, что Он есть Любовь. Эта Божественная Любовь, будучи «в-себе-и-для-себя-бытием» неминуемо должна была проявиться в Творении и в Троице, став бытием, ориентированным на мир и человека.

Этот вывод христианского богословия важен в данном случае в связи с тем, что он устанавливает живую органическую связь категорий любви и творчества. Поскольку же речь идет о любви как о порождающем начале, первичном по отношению к творчеству, мы приходим к выводу о прямой зависимости творческих способностей ребенка от способности любить.

Способность же любить дают ребенку родители — своей любовью друг к другу и к своему ребенку. Рассматривая творчество как сотворение нового, ранее небывалого, мы видим, что сотворение, зачатие ребенка является полноценным творческим актом. Библия учит нас тому, что творчеству обязательно предшествует любовь: создавая человека, подобного Самому Себе, Господь Бог уже заранее безгранично любил его. Этому должен следовать и человек в своем стремлении творить себе подобное.

Рождение нового человека обязательно должно быть следствием огромной любви супругов друг к другу и к будущему ребенку; он обязательно должен быть желанным. В этом случае будущие родители закладывают благополучную базу для развития творческих задатков своего дитя.

Если же ребенок зарождается и появляется в иной ситуации, когда он не чувствует того, что его появление будет кому-то нужно, что о нем заботятся, встречи с ним ждут и его любят, какой спрос можно будет предъявлять спустя 5 – 10 лет к педагогам и воспитателям, бессильным уже кардинальным образом изменить сложившееся положение вещей. Одним словом, родители своей любовью друг к другу и своему ребенку способствуют появлению еще одного творческого человека.

 

§ 5. Антропологический смысл закона и благодати

 

На протяжении всего Евангелия мы видим антитетическое сопоставление двух онтологических принципов, двух стилей отношений людей друг к другу — закона и благодати. Христос учит тому, что только тогда, когда в сердце человека к соблюдению закона добавится благодать — он спасется. То есть именно в любви должна превзойти праведность христианина ту праведность фарисеев, которую обличает Иисус. Только тогда, когда человек чистосердечно раскаивается в своих грехах, не совершая их в дальнейшем, ему Спаситель дарует вечную жизнь. Именно поэтому он помиловал злодея, распятого вместе с Ним.

В христианской традиции благодать понимается как Божественная жизнестроительная энергия, пронизывающая тварное бытие, включая человека, приобщение к которой обеспечивает поддержание жизни. Степень приобщения человека к Божественной благодати есть одновременно мера его любви к Богу и людям, ибо Бог, излучающий благодать, есть любовь. Степень стяжания человеком благодати есть в то же время показатель его святости, поскольку святость, как категория прежде всего онтологическая, отражает причастность человека Божественной энергии. Чем большее ее в человеке, тем больше в нем любви, свободы и творческого запала.

Именно поэтому принцип благодатной жизни онтологически выше принципа жизни законнической: благодатная жизнь укоренена в Боге, в его любви и снисхождении к человеку; жизнь законническая метафизически основывается на горделивом стремлении человека выполнить установленный норматив, перешагнуть через свою слабость, доказать самому себе и Богу, что вот я — герой, и поэтому я достоин венков и лавров. Различие между законом и благодатью мы находим уже в Нагорной проповеди Христа. Разбирая «Моисеев» закон и наполняя его новым содержанием, Христос учит мириться с «...соперником... скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье...»[99]

Это означает, что примирение как проявление любви к людям, то есть благодати, должно стоять выше законничества, которое в данном случае состоит в обращении в суд.

Рассматривая далее «Моисеев» принцип отмщения: «око за око и зуб за зуб», Господь учит не противиться злому: Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую...[100]

Высшим же проявлением действия Божественной благодати есть любовь ко всем людям без исключения, принцип «всеобщей любви»: и к ближнему, и ко врагу: Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас...[101]

В Послании к Римлянам апостол Павел добавляет к этому, что истинный христианин не станет мстить за себя, а предоставит суд в справедливые руки Господа, и не злом, а добром будет воздавать на зло:

Не мстите за себя, возлюбленные... Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром.[102]

Сам Господь Иисус Христос на протяжении всей Своей проповеднической деятельности многократно являет нам примеры превосходства благодати над законничеством и фарисейством, всячески предостерегая своих учеников «беречься закваски (то есть учения) фарисейской и саддукейской[103]».[104]

Однажды проходя через поле, Иисус и его ученики стали делать то, чего не следовало делать в субботу — срывать и есть колосья. Фарисеи, увидев это, осудили их, сославшись на Закон. Христос обличает их законничество, напомнив им слова из Закона «милости хочу, но не жертвы».[105] Категория «милости», родственная любви, здесь противопоставляется понятию «жертвы», долга, или законничества.

В тот же день он исцеляет человека, что также не приветствуется книжниками: И спросили Иисуса, чтобы обвинить Его: можно ли исцелять в субботы? Он же сказал им: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы! Итак можно в субботы делать добро.[106]

«Добро» здесь выступает как проявление благодати, любви к человеку, которая, несомненно, выше соблюдения конкретных правил, за которыми терялось сострадание к человеку. Обличая законничество фарисеев, Христос постоянно напоминает, что в законе важнейшее не ритуал, а благодать: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты…[107]  и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру[108]

Итак, на протяжении всего Евангелия мы являемся свидетелями развертывания одной большой антиномии, противостояния: Иисуса и фарисеев, любви и законничества, благодати и закона, веры и дел. В конечном итоге именно этот конфликт привел Христа на Голгофу. После распятия Христа святой апостол Павел показывает это противостояние еще в одной плоскости. Мы уже упоминали о том, что, выступая апологетом спасения через веру, Павел не отрицал необходимости соблюдения Закона. Признавая вслед за Христом священность и незыблемость Закона, грань указанного конфликта он проводит теперь внутри самого Закона.

Павел условно расчленяет Закон на две плоскости: букву и дух, чем диалектически снимает противоречие между законом и благодатью. Буква закона — это то, что соблюдали фарисеи; дух — то, что принес Христос. Симпатии Павла здесь уже вполне определенны: истинным христианином он называет того, кто «внутренне таков», то есть «по духу».[109]  Во «Втором Послании к Коринфянам» он напоминает, что именно Христос «...дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа;

потому что буква убивает, а дух животворит».[110] 

Далее служение буквам закона, начертанным на двух каменных скрижалях (Десяти заповедям), он прямо называет смертоносным. В чем же дело? В том же, почему обрушивался Иисус на фарисеев, служивших «букве»: в этом случае человеческий дух, человеческое сердце остается в стороне — оно уже не сможет принять Христа, а значит, обрести вечную жизнь. Поэтому Павел и говорит, что «буква убивает, а дух животворит».

 

§ 6. Антропологический смысл телесных недугов

в свете библейской традиции

 

Существенным моментом христианской антропологии является учение о целостности человека, о внутренней взаимозависимости всех плоскостей человеческого бытия.

Христианство учит о прямой зависимости физического здоровья человека от образа его жизни. Прежде, например в Древней Греции, телесные блага полагались внешними факторами счастья, не зависящими от добродетели. Христос же говорит о том, что болезни даются нам по трем причинам: либо в наказание за грехи, либо для предупреждения более серьезных последствий, либо для прославления Бога.

Основой такого понимания заболеваний является библейский тезис о единстве тела и духа. В античном наследии мы такого не находили. Греческие философы учили о двойственной природе сущего: материи и духе. Они отделяли физический мир от духовного, физический мир, материя отождествлялась со злом, духовный мир с благом. Человек стремится освободиться от физического мира, где его дух томится, как в темнице, чтобы его святая, духовная сущность обрела свободу. Античные авторы говорили о том, что мы должны поэтому отрицательно относиться к своему телу и возвышать духовное начало. Например, сексуальное влечение — это влечение плоти и потому заслуживает негативного отношения. В Библии же тело рассматривается как положительное начало, поскольку оно сотворено Самим Богом.

В согласии с христианской антропологией, наш организм есть психофизическое единство. Если занемогло тело — значит, не все в порядке с душой. Поэтому болезнь тела, будучи следствием душевного недуга, выполняет в этом случае роль щита, предохраняя психику человека от более суровых последствий, …ибо страдающий плотию перестает грешить, чтобы остальное во плоти время жить уже не по человеческим похотям, но по воли Божией.[111]

Задача человека — лечить не следствие — больное тело, а причину — больной дух. Как лечить? Христос отвечает: …вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже.[112]

Кроме этого, заботясь о том, чтобы поскорее излечиться физически, мы можем не осознавать того блага, которое принесет нам телесный недуг.

Второй основой христианского понимания болезней является тезис «все, что ни делается — к лучшему». Временно страдая физически, мы можем избегнуть более продолжительных духовных страданий. Христиане верят, что все, происходящее с ними: печали и радости, болезни и страдания, удачи и беды — все способствует высшему благу — спасению. Больше других в это верил святой апостол Павел. Потому и писал в «Послании к Римлянам»: …знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу.[113]

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Христианская антропология имеет огромное практическое значение. Картина блаженной, счастливой жизни, нарисованная Христом и Его апостолами, обладает привлекательностью почти для сотни поколений на протяжении вот уже двадцати столетий. Христианство сформулировало предельно высокий идеал человека и постоянно ориентирует личность на достижение совершенства, олицетворенного в Самом Господе: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный».

Учение Христа дает нам в этом смысле непреходящие высокие образцы любви к людям, гуманизма, сострадания, прощения, милости, так недостающие в современном обществе.

Евангелие, в противовес Ветхому Завету, учит нас тому, что для счастья совершенно не нужны все земные блага, и заботиться нужно не о них, а о своей душе, ибо тело смертно, а душа уходит в вечность:

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют

и где воры подкопывают и крадут; Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкопывают и не крадут; Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше... Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.[114]

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? ...Всего этого ищут язычники...[115]

…жизнь человека не зависит от изобилия его имения.[116]

В то же время следует отметить, что христианское учение о человеке внутренне исполнено огромного оптимизма, поскольку говорит о том, что достижение счастья зависит от самого человека, от его нравственного уровня, и это возможно уже в земной жизни.

Как мы уже видели выше, существенным пунктом христианской антропологии является установление внутренней онтологической связи между моральным обликом человека и его здоровьем. На протяжении всего Священного Писания звучит мотив о том, что соматические и психические болезни возникают именно вследствие нарушения нравственных законов. Это открытие подтверждается современными исследованиями в области медицины и психофизиологии. Например, свердловский врач, профессор И.И. Бенедиктов в своей книге «Письма о любви» проводит мысль о том, что качество человеческой любви и физическое здоровье человека во многом зависят от соблюдения конкретных ограничительных норм (или заповедей). И напротив, утверждает он, распущенность и бесконтрольность вполне могут привести к различным заболеваниям: бесплодию, фригидности, аноргазмии и проч.[117]

Таким образом, если исходить из понимания здоровья как состояния полного физического, духовного и социального благополучия, то эффективность и целесообразность этических принципов как профилактики всевозможных психосоматических заболеваний не вызывает сомнения. Именно нравственное воспитание, социальная справедливость и активный, здоровый образ жизни помогут избежать многих болезней.

Антропологическое и этическое наследие прошлого, в том числе и нормы христианской культуры, говорит о том, что счастье и здоровье не даются людям просто так, от природы. Для этого нужно сознательное, целенаправленное усилие самого человека. Высокая духовная цель, составляющая смысл и ценность жизни, нравственное поведение, адекватная состоянию организма активная физическая и психическая нагрузка — необходимое условие здоровья и счастья.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

В поисках счастья люди живут на протяжении тысячелетий... Меняются поколения, социально–политические ориентиры, религии, научно–эстетические воззрения на мир людей, а человек и человечество по–прежнему в пути: В ПОИСКАХ СЧАСТЬЯ...

Счастье — уходящий горизонт, мираж, иллюзорная реальность, виртуальная реальность...? Нет! Счастье — реальность... избирательная. Счастье — магнит и сладкий сон, увлекающий человека и человечество на вечные поиски блаженства…

Я отдаю себе отчет в том, что не все определения и положения данной работы бесспорны. Пожалуй, многовариативность ответов на поставленные здесь вопросы является убедительным свидетельством многогранности самого предмета исследования. Ведь счастье каждый понимает по-своему. Я преднамеренно не стал заострять внимание на всевозможных определениях счастья, выработанных различными современными областями знания. Пусть уважаемый читатель после совершения этой небольшой экскурсии по безбрежному океану «хеппинистики» постарается сам для себя найти ответ на вечный вопрос — что же это такое в конце концов — счастье?...

 

 

 

 

 

 

 

 


БИБЛИОГРАФИЯ

 

1.           Абеляр Петр. История моих бедствий: Пер. с латин. – М.: Республика, 1992. – 335 с.

2.           Августин Аврелий. Исповедь: Пер. с латин. - М.: Республика, 1992. – 335 с.

3.           Августин, архим. Руководство к основному богословию. - Минск, 2001. – 384 с.

4.           Аверкий (Таушев), архиеп. Четвероевангелие. Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. - М.:ПСТБИ, 2003. – 848 с.

5.           Алипий (Кастальский – Бороздин), Исайя (Белов), архимандриты. Догматическое богословие. Курс лекций. Издание Свято – Троице – Сергиевой Лавры, 2005. – 288 с.

6.           Антоний, митр. Сурожский (Блум). Беседы о вере и церкви. М.: СП Интербук, 1991. – 320 с.

7.           Антропологический синтез: религия, философия, образование / Сост. А.А. Корольков. – СПб.: РХГИ, 2001. – 352 с.

8.           Бахтин М.В. Богословское осмысление истории. – М.: Московский институт духовной культуры, 2006. – 120 с.

9.           Бахтин М.В. В поисках счастья. Религиозно-этические учения древности. – М.: Московский институт духовной культуры, 2006. – 140 с.

10.       Бахтин М.В., Клевцов П.Б. Введение в православное богословие. – М.: Московский институт духовной культуры, 2006. – 120 с.

11.       Бернар Клервосский. О благодати и свобод воли. – Средние века. 1982. Вып. 45.

12.       Библейская энциклопедия. Под ред. Лопухина. – М., репринт 1912 г.

13.       Библейский Богословский словарь. – М.: Издательство Свято-Владимирского Братства, 1995.

14.       Библия. Ветхий и Новый Завет. – М.: Российское библейское общество, 2006. – 1376 с.

15.       Бобринский А. Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. – Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2002. – 54 с.

16.       Болотов В. В. Собрание церковно-исторических трудов. Т. 2: Лекции по истории древней церкви. Введение в церковную историю. / Под ред. А. В. Храпова, прим. А.И. Бриллиантова, А.И. Сидорова. – М.: Мартис, 2000. – XIV, 306. – c.30-48, 88-100.

17.       Бонхеффер Д. Следуя Христу. Предисловие к русскому изд. М.Моргулиса. – М., 1992. – 260 с.

18.       Бубер Мартин. Два образа веры. Пер. с нем. Под ред. П.С. Гревича, С.Я. Левит, С.В. Лезова. – М.: Республика, 1995. – 464 с. (серия «Мыслители XX века»).

19.       Булгаков С.Н., прот. Православие. Очерки учения православной церкви. - М.: Терра, 1991. - 416 с.

20.       Булгаков С.Н., прот. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. - М.: Республика, 1994. - 415 с. (Мыслители XX века).

21.       Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. – Нижний Новгород: изд. Братства во имя св. Князя Александра Невского, 2002.–392 с.

22.       Варсануфий Великий и Иоанн, препп. Руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников. – М., 2003.

23.       Василий Великий, свят. Нравственные правила. – М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003.

24.       Вениамин (Пушкарь), арх. Священная библейская история. Изд-е 3-е. – Владивосток - СПб., 2003. – 768 с.

25.       Вениамин (Федченков), митр. О вере, неверии и сомнении. – СПб., 1992.

26.       Воронов Ливерий, прот. Догматическое богословие. Курс лекций. – М., 1999.

27.       Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса / Вступ. стат., сост. и коммент. В.В.Сапова. – М.: Республика, 1994. – 368 с. (Библиотека этической мысли).

28.       Гармаев А., свящ. Этапы нравственного развития ребенка // газета «Свет Православия» - Изд. Макариев-Решемской обители, 1998. Вып. 43. – 128 с.

29.       Гельвеций. О человеке // Соч. В 2-хтт. Т. 2. Сост. и общ. ред. Х.Н. Момджана. – М.: Мысль, 1974. – 688 с. («Философское наследие»).

30.       Гельвеций. Счастье. Сост. и коммент. А.В. Серегина. Вст.ст. Х.Н.Момджана. – М.: Советская Россия, 1997. – 480 с.

31.       Грачев А., свящ. Когда болеют дети. Советы врача-священника. – М.: Даниловский благовестник, 2003. – 88 с.

32.       Григорий Нисский. О блаженствах. – М.: Изд-во святителя Игнатия Ставропольского, 1997. – 127 с.

33.       Григорий Нисский. Об устроении человека. – М., 2000.

34.       Григорий Палама. Триады в защиту священнобез-молвстующих. / Перевод, послесловие и комментарии В. Вениаминова. - М.: Канон +, 2003. – 384 с. – (История христианской мысли в памятниках).

35.       Гусейнов А.А., Апресян А. Этика. – М.: Гардарики, 2002.

36.       Давыденков О., свящ. Догматическое богословие. Курс лекций в 2-х тт. – М.: ПСТБИ, 2001. Т. 1 – 160 с. Т. 2 – 292 с.

37.       Давыденков О., иерей. Катихизис. Курс лекций. – М.: ПСТБИ, 2000. – 232 с.

38.       Давыденков О., свящ. Тайна велия сия. Бог явися во плоти. – М.: ПСТБИ, 2002. – 120 с.

39.       Догматическое богословие. Учебное пособие. Под ред. М.В.Бахтина. – М.: Московский институт духовной культуры, 2006. – 100 с.

40.       Дорофей авва, преп. Душеполезные поучения. М., 2000.

41.       Духовная жизнь. Аскетические творения святых Отцов. – М., 2000.

42.       Емельянов А., иерей. Введение в Новый Завет. – М.: ПСТБИ, 1999. – 48 с.

43.       Еротич Владета. Психологическое и религиозное бытие человека. (Серия «богословие и наука»). - М.: Библейско-богословский иститут святого апостола Андрея, 2004. – 212 с.

44.       Ершова Г.Г., Черносвитов П.Ю. Наука и религия: новый симбиоз? Моделирование картины мира: исторический, психологический, системный и информационный аспекты. - СПб.: Алетейя, 2003. – 368с.

45.       Ефрем Сирин, преп. О свободе воли человека // Творения в 8-ми тт. Т. V. М.: Изд. отдел Мос. Патриархии, 1993. – С. 24 - 33.

46.       Зарин С. Аскетизм по православно-христианскому учению. – СПб., 1907.

47.       Зеньковский В., прот. На пороге зрелости. Беседы с юношеством по вопросам пола. – Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2004 – 64 с.

48.       Зеньковский В. В. Основы христианской философии. – М.: Канон +, 1997. – 560 с. (История христианской мысли в памятниках).

49.       Зеньковский В.В., прот. Педагогика.– Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2004 – 224 с.

50.       Зеньковский В., прот. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. – М.: Школа-пресс, 1996. – 250 с.

51.       И дух прав обнови во утробе моей. Сборник святоотеческих изречений и поучений. Ч. II. – Свято-Троицкий Новоголутвин монастырь, 1992.– 306 с.

52.       Иванов В., прот. Священное Писание Ветхого Завета. Учебное пособие. Под ред. М.В. Бахтина. – М., 2004. – 110 с.

53.       Иванов Н., прот. И сказал Бог… Библейская онтология и антропология. – М., 2005. – 450 с.

54.       Игнатий (Брянчанинов), еп. Ставропольский. О Православии. – М.: Изд. Мос. Патриархии – Донской монастырь, 1991. – 24 с.

55.       Игнатий (Брянчанинов), еп. Полное собрание сочинений. М., 2001 – 2003. Том 1. Аскетические опыты. Том 2. Слово о смерти. Том 3 и 4. Аскетическая проповедь.

56.       Иерофей (Влахос), митр. Православная духовность. – Свято-Троице Сергиева Лавра, 1998. – 136 с.

57.       Иерофей (Влахос), митр. Смерть и первородный грех. О смерти младенцев (перевод с греческого). – М.: Сардоникс, 2002.

58.       Иисус Христос в документах истории. Составление, статья и комментарии Б.Г. Деревенского. Изд. 4-е, исправленное и дополненное – СПб.: Алетейя, 2001. – 574 с. (Античное христианство. Источники).

59.       Иларион, митрополит Киевский. Слово о законе и благодати. / Сост., вступ. ст., пер. В.Я. Дерягина. Реконструкция древнерусского текста Л.П. Жуковской. Коммент. В.Я. Дерягина, А.К. Светозарского. – М.: Столица, Скрипторий, 1994. – 146 с.

60.       Иларион (Алфеев), еп. Во что верят православные христиане. Катехизические беседы. - М., 2004. - 160 с.

61.       Иларион (Алфеев), еп. Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие. – Клин, 2004.

62.       Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта. – М., 2002. – 500 с.

63.       Ильин И. А. Путь духовного обновления // Путь к очевидности: Сочинения. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998. – 912 с.

64.       Иннокентий, еп. Пензенский (Смирнов). Живите достойно неба. Житие. Слова. – М., 2002. – 256 с.

65.       Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. – М.: Лодья, 2002. – 465 с. (репринт издания: СПб., 1894).

66.       Иоанн Златоуст. Бог по любви попускает бедность, болезни и скорби // Иже во святых отца нашего Иоанн, архиеп. Константинопольского Златоустаго избр. творения. Т. 1. – СТСЛ, 1993. С. 98 - 100.

67.       Иоанн Златоуст. К верующим в судьбу // Там же. С. 325 - 328.

68.       Иоанн Златоуст. О скорбях благочестивым и о Промысле Божьем // Там же. С. 431 - 434.

69.       Иоанн (Крестьянкин), архим. Толкование на девять заповедей блаженства // журнал «Санкт-Петербургские епархиальные ведомости», № 5 (стр. 58-66), 1990.

70.       Иоанн Лествичник, преп. Лествица. М.: Издание Сретенского монастыря, 2003. – 200 с.

71.       Иустин Попович, преп. Философские пропасти. - М.: Издательский совет Русской Православной Церкви, 2004. – 288 с.

72.       Кассиан (Безобразов),еп. Христос и первое христианское поколение. 4-е изд., испр. и доп. – М.: ПСТБИ, русский путь, 2003. – 576 с.

73.       Кассиан (Безобразов), еп. Водою и кровию и духом. – Париж, 2001. – 252 с.

74.       Катехизис. Конспект лекций для студентов 1 класса Московской духовной семинарии. Под ред. М.В.Бахтина. – М., 2004. – 56 с.

75.       Киприан (К. Э. Керн), архим. Антропология святителя Григория Паламы. Пред. А. И. Сидорова. – М.: Паломник, 1996. – 452 с.

76.       Киприан (Керн), архим. Евхаристия. – М.: Храм святых бессеребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке, 1999. – 300 с.

77.       Козлов М., прот. 400 вопросов и ответов о вере, Церкви и христианской жизни. – Издательтво Сретенского монастыря, 2001. – 400 с.

78.       Корольков А. А. Русская духовная философия. – СПб.: РХГИ, 1998. – 576 с.

79.       Иоанн Кронштадсткий. Христианская философия. Репринт 1902 г. – М.: Издательский отдел Московского Патриархата, 1992. - 212 с.

80.       Кураев А. Если Бог есть Любовь. – М: ПСТБИ, 1997. – 123 с.

81.       Кураев Андрей, диак. Куда идет душа? – М., 2001.

82.       Кураев А. Школьное богословие. – М., 1997.

83.       Лазарь, архим. О тайных недугах души. – М.: Мос. Подворье Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1995 – 90 с.

84.       Левшенко Б., свящ. Догматическое богословие. – М.: ПСТБИ, 2001. – 234 с.

85.       Левшенко Б., свящ. Катихизис. Курс лекций. – М.: ПСТБИ, 2000. – 324 с.

86.       Леонтьев К.Н. Славянофильство теории и славянофильство жизни // К.Леонтьев, наш современник. Сост. Б. Адрианов, Н. Мальчевский. – СПб.:Изд-во Чернышева,1993.–464 с. (Серия «Русь многоликая»,кн.1).

87.       Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии / Сост. А.А.Тахо-Годи; Общ. Ред. А.А. Тахо-Годи и И.И. Маханькова. – М.: Мысль, 1993. – 959 с.

88.       Лосский В. Н. Очерки мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. – М., 2005. – 300 с.

89.       Лосский В.Н. По образу и подобию. – М., 1995.

90.       Лосский В.Н., еп. Петр (Люилье). Толкование на Символ Веры. – Киев: Издательство храма преп. Агапита Печерского, 2000. – 60 с.

91.       Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. - М.: Политиздат, 1991. – 368 с. (Библиотека этической мысли).

92.       Лука (Войно – Ясенецкий), арх. Дух, душа, тело. – М.: Сибирская благозвонница. – Клин: Христианская жизнь, 2003. – 128 с.

93.       Льюис К.С. Любовь. Страдание. Надежда. М.: Республика,1992.–550 с.

94.       Любимов А., свящ. Крест семейной жизни. – М.: Православная педагогика, 2002. – 32 с.

95.       Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенкий. Православно-догматическое богословие. В 2-х тт. Изд-е 4-е. – Тутаев: Православное братство св. кн. Бориса и Глеба, 1999. – Т. 1 – 604 с. Т. 2 – 684 с.

96.       Максим Грек, преп. О том, что промыслом Божьим, а не звездами и кругом счастья устраивается человеческая судьба // Творения в 3-х ч. Ч. II. Догматико-полемичекские сочинения. – СТСЛ, 1996.–С.225-239.

97.       Максим Исповедник. Главы о богословии и домостроительстве воплощения Сына Божия // Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I. Богословские и аскетические трактаты. Перевод, вступ. статья и коммент. А.И.Сидорова. – М.: Мартис, 1993. С. 215-260.

98.       Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию //Там же.Т.2.С.18,27.

99.       Малиновский Н., прот. Православное догматическое богословие. Очерк православного догматического богословия. – М., 2000.

100.  Марк (Петровцы), архим. Священное Писание Нового Завета. Учебное пособие. Под ред. М.В. Бахтина. – М., 2004. – 164 с.

101.  Маркин В., свящ. Руководство к изучению Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Под ред. М.В.Бахтина. – М., 2004. – 400 с.

102.  Мейендорф Иоанн, прот. Брак в православии. – Клин: Христианская жизнь, 2000. – 96 с.

103.  Мейендорф И., прот. Введение в святоотеческое богословие. Изд-е 2-е., испр. и доп. – Клин: Христианская жизнь, 2001. – 448 с.

104.  Мейендорф И, прот. Православие и современный мир. – Минск: Лучи Софии, 1995. – 112 с.

105.  Милеант А., прот. Нагорная проповедь. – Киров, 1990.

106.  Михаил (Семенов), архим. Бессмертие души. - СПб., 1906.

107.  Найт Дж. Философия и образование. Введение в христианскую перспективу. Пер. с англ. М.В. Бахтина. – СПб.: Нива, 2004. – 320 с.

108.  Несмелов В.И. Вера и знание как гносеологические категории. – Казань, 1992 (репринт).

109.  Несмелов В.И. Наука о человеке. – М., 2000. – 900 с.

110.  Нижников С.А. Метафизика веры в русской религиозной философии. – М., 2001.

111.  Никодим Святогорец. Невидимая брань. – М.: Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. – 300 с.

112.  Николай Сербский, свят. Мысли о добре и зле. – М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.

113.  Новгородцев П.И. Существо русского православного сознания // Сочинения / Сост., вступ. ст. и прим. М. А. Колерова, Н.С.Плотникова. – М.: Раритет, 1995. – 448 с. (Библиотека духовного возрождения).

114.  Новиков Д.В. Христианская антропология // «Человек». 2000, № 5, 6; 2001, № 1. – 37 с.

115.  Новиков Д.В. Учение о личности в христианском богословии IV-VIII вв. - М., 2000.

116.  О вере и нравственности по учению Православной Церкви. Под ред. митрополита Филарета, проф. ЛДАиС, прот. В. Стойкова и прот. В.Цыпина. - М.: Издательство Московской Патриархии,1991. – 368 с.

117.  О женщина! Велика вера твоя. Антропология жены и спасительная тайна ее для мужа. - СПб.: Издательство Л.С. Яковлевой, 2000. – 328 с.

118.  О семье и воспитании. В 2-х тт. – СПб.: Общество святителя Василия Великого, 1996. Т. 1 – 512 с. Т. 2 – 512 с.

119.  Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. (Основное богословие). – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2002. – 430 с.

120.  Основы социальной концепции РПЦ. – М.: ОВЦС РПЦ, 2001. – 128 с.

121.  Основы христианской антропологии. Хрестоматия / Сост. Д.В.Новиков. – М.: ПСТБИ, 2003. – 120 с.

122.  Остроумов Стефан, прот. Жить – любви служить (очерк православ-ного нравоучения). – М., 2002. – 300 с.

123.  Ответы о. Иоанна Кронштадтского на вопросы о духовной жизни. Сост. Митр. Вениамин (Федченков). – М.: Синтагма, 1999. – 190 с.

124.  Очерк православной антропологии // Настольная книга священнослужителя. Т. 8. – М.: Издательство Московской Патриар-хии, 1988. С. 193 – 206.

125.  Петр Дамаскин, преп. Творения. – М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.

126.  Пестов Н.Е. Христианский брак. – М.: Православная педагогика, 2003 – 40 с.

127.  Петренко О. В., иерей. Уверение Фомы. Симфония веры и знания. – М.: Из­дательст­во Спа­со - Пре­об­ра­жен­ско­го Ва­ла­ам­ско­го мо­на­сты­ря, 1996. – 100 с.

128.  Платон (Игумнов), архим. Православное нравственное богословие. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. – 330 с.

129.  Покровский А.И. Библейское учение о первобытной религии. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1901.

130.  Половинкин А. И. Пробуждение России: преодоление барьера неверия и маловерия. – Волгоград: Издатель, 2000. – 248 с.: ил.

131.  Помазанский М., прот. Догматическое богословие. – Клин: Христианская жизнь, 2001. – 352 с.

132.  Православие: pro et contra. – СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 2001. – 792 с.

133.  Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. – М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000.–656 с.

134.  Православное учение о человеке. Избранные статьи. – М.: Сино-дальная Богословская Комиссия, Христианская жизнь, 2004. – 432 с.

135.  Пясковский Н.Я. Внешний и внутренний мир в христианской религии. – М., 1900.

136.  Рафаил (Карелин), архимандрит. Тайна спасения. – М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.

137.  Рудаков Александр, прот. Священная история Нового Завета. – М.: Московское подворье Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 2001.

138.  Русская религиозная антропология. Антология. Под ред. Гаврюшина Н.К. – М: Прогресс-Культура., 1997. Том 1. – 528 с., т. 2 – 480 с.

139.  Сагарда Н., проф. Вера и жизнь христианская по учению святых отцов и учителей церкви. – М., 1996.

140.  Самарин Ю.Ф. Избранные произведения. – М.: Московский философский фонд – Российская политическая энциклопедия (Росспен), 1996. – 608 с.

141.  Светлов П.Я., проф. Христианское вероучение в апологетическом изложении. – Киев, 1910.

142.  Свешников В., прот. Христианская этика. – М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 2000.

143.  Священное Писание Нового Завета. Учебное пособие для 3 класса Московской духовной семинарии. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. – 175 с.

144.  Священное Писание Нового Завета. Учебное пособие для 4 класса Московской духовной семинарии. - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. – 180 с.

145.  Серафим (Роуз), иером. Душа после смерти / пер. с англ. М., 1991.

146.  Серафим (Роуз), иером. Православное мировоззрение. Будущее России и конец мира. Православие и религия будущего // Приношение православного американца. – М.: Российское отделение Валаамского общества Америки – Калифорния:Братство преп. Германа Аляскинского,1998. – 704 с.

147.  Серафим (Роуз), иером. Человек против Бога. – М., 1995.

148.  Сергий (Страгородский), арх. Православное учение о спасении. – Казань: Типолитография Императорского университета, 1898 – М.: Издательский Отдел Московского Патриархата; Иосифо-Волоцкий монастырь; издательство «Просветитель», 1991. – 266 с.

149.  Сердце чисто созижди во мне, Боже. Сборник святоотеческих изречений и поучений. - М.: Свято-Троицкий Новоголутвин монастырь, 1992. - 306 с.

150.  Силуянова Ирина. Этика врачевания. – М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.

151.  Симеон Новый Богослов, преп. Сочинения. – М., 2004.

152.  Смысл жизни: Антология (В.В. Розанов, В.И.Несмелов, А.И. Введенский, М.А. Тареев, Е.Н.Трубецкой, С.Л.Франк) / Сост., общ. ред., предисл. и прим. Н.К. Гаврюшина. – М.: Прогресс-Культура, 1994. – 592 с. (серия «Сокровищница русской религиозно-философской мысли». Вып. II).

153.  Соколов Н., прот. Ветхий Завет. Курс лекций. В 2-х тт. – М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт, 2002. Т. 1 – 104 с. Т. 2 – 100 с.

154.  Сокровищница духовной мудрости. Выписки из творений святых отцов, составленные в соответствии с кругом Евангельских чтений. Сост. прот. М. Нейгум. – М.: Русь, 2001. – 768 с.

155.  Соловьев В.С. Смысл любви // Сочинения. // Сост., авт. вст. ст. и прим. А.В. Гулыга. - М.: Раритет, 1994. - 448 с. (Библиотека духовного возрождения).

156.  Сорокин А., прот. Введение в Священное Писание Ветхого Завета. Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб., 2003. – 300 с.

157.  Стейнбек Харолд. Смерть ради жизни. Сила прощения. – М.: Фонд «Лютеранское наследие», 1998. – 234 с.

158.  Судьба и вера. Беседы с учеными, священниками, творческой интеллигенцией. – М.: Изд. Мос. Подворья СТСЛ – «Татьянин день», 1999. – 218 с.

159.  Табрум А.Г. Религиозные верования современных ученых / Пер. с англ. М., 1912.

160.  Тайнов Э.А. Трансцендентальное. Опыт православной метафизики. – М.: Мартис-Пресс, 2002. – 216 с.

161.  Той повеле и создашася. Современные ученые о сотворении мира. – Клин: Христианская жизнь, 1999. – 192 с.

162.  Троицкий С.В. Христианская философия брака. – Клин: Христианская жизнь, 2001. – 224 с.

163.  Тупицын О. В. Верую и исповедую. Записки православного ученого. – М.: Лествица, 1997. – 192 с.

164.  Феодор, архим. (А.М. Бухарев). О духовных потребностях жизни. – М.: Столица, 1991. – 320 с.

165.  Феофан (Говоров) Затворник, еп. Вышенский. Что потребно покаяв-шемуся и вступившему на добрый путь спасения. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра – М.: «Новая книга», «Ковчег», 1998. – 112 с.

166.  Феофан (Говоров) Затворник, еп. Вышенский. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. – Л., 1991. – 200 с.

167.  Филарет (Дроздов), митр. Православный катехизис. – М.: Издательство Сретенского монастыря, 2003. – 224 с.

168.  Филарет (Дроздов), митр. Толкование на книгу Бытия. – М., 2002.

169.  Филимонов С., свящ. Православная Церковь и современная медицина. – СПб., 2000.

170.  Флоренский П., свящ. Сочинения. В 2-х тт. / Вст. ст. С.С.Хоружего, историогр. очерк игумена Андроника (Трубачева). – М., 1990. Т. 1 – Столп и утверждение истины (в 2-х частях). – 840 с. Т. 2 – У водоразделов мысли. – 448 с. (серия «Из истории отечественной философской мысли», приложение к журналу «Вопросы философии») (репринт).

171.  Флоровский Г.В., прот. Вера и культура. – М., 2002.

172.  Херасков М., прот. Руководство к последовательному чтению Пятикнижия Моисеева. Под ред. М.В.Бахтина. – М., 2006. – 300 с.

173.  Хомяков А. С. Церковь одна. – М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2001. – 253 с.

174.  Хоружий С.С. К феноменологии аскезы. – М.: Издательство гуманитарной литературы, 1998. – 352 с.

175.  Хоружий С.С. Синергия: проблемы аскетики и мистики православия. – М., 2000.

176.  Человек-храм Божий. – Тутаев: Православное братство святых благоверных князей Бориса и Глеба, 1999. – 222 с.

177.  Шестун Е., свящ. Православная педагогика. – М.: Про-пресс, 2001. – 576 с.

178.  Шестун Е., свящ., Огудина Н. Православная семья. – Самара: ЗАО «Самарский информационный концерн», 2001. – 272 с.

179.  Шмеман Александр, прот. Евхаристия. Таинство царства. – М.: Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, 2001. – 311 с.

180.  Шмеман Александр, прот. За жизнь мира. – М.: Изд-во храма святой мученицы Татианы при МГУ, 2003. – 112 с.

181.  Шмеман Александр, прот. Проповеди и беседы. - М.: Паломник, 2000. – 206 с.

182.  Шопенгауэр Артур. Избранные произведения. Сост., прим, вст. ст. И.С. Нарский. - М.: Просвещение, 1992. - 479 с.

183.  Христос Яннарас. Вера Церкви. – М., 1992.

184.  Янушкявичюс Р., Янушкявичене О. Основы нравственности. Учебное пособие для школьников и студентов. 4-е изд., испр. и доп. – М.: Про-пресс, 2002. – 456 с.

 

 



[1] Имеется в виду не в библейском смысле (прим. автора).

[2] Гельвеций. О человеке // Сочинения в 2-х тт. Т. 2. С. 382.

[3] Игорь Тальков. Монолог. – М., 1992. С.152.

[4] Евангелие от Матфея, 22, 39.

[5] Гельвеций. Соч. Т. 2. С. 420.

[6] Александр Дольский. Четыре ангела. С.32.

[7] Там же. С.35.

[8] Философская энциклопедия. Т. 5. С. 582.

[9] Альберт Швейцер. Культура и этика. – М., 1973. С. 87.

[10] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М, 1979. VIII, 33.

[11] Александр Дольский. Ленинградские акварели. Л., 1983.

[12] Архимандрит Платон (Игумнов). Православное нравственное богословие. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. С. 5

[13] Гельвеций. Записные книжки // Счастье. - М., 1987. С. 55.

[14] Гельвеций. Записные книжки // Счастье. – М., 1987. С. 145-146, 158.

[15] Там же. С.176.

[16] Там же. С. 177.

[17] Кант И. Соч. В 6-ти тт. М., 1965, т. 4, ч. 1, с. 257.

[18] Евангелие от Иоанна, 1,1-5.

[19] Исход, гл. 20, ст. 2, 3.

[20] Бытие. 1, 27.

[21] Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. – М., 2005. С. 79.

[22] Бытие, 2,15.

[23] Бытие, 1,28-29.

[24] Бытие, 2,16-17.

[25] Бытие, 3,17-19.

[26] Бытие, 4,11-12.

[27] Бытие, 6,5.

[28] Архимандрит Платон (Игумнов). Указ. соч. С. 33.

[29] Исход, 20,2-17.

[30] Исход, 22,20.

[31] Исход, 20,5, 6.

[32] Исход, 20,12.

[33] Исход, 21,15,17.

[34] Исход, 21,12.

[35] Исход, 21,22-25.

[36] выкуп невесты в виде денег или животных; в данном случае – штраф.

[37] Исход, 22,16,17.

[38] Исход, 22,1-4.

[39] Исход, 23,1,7.

[40] Бытие, 2,24.

[41] Матфея, 19,5-6.

[42] Бытие, 2,18,21-23.

[43] 1 Коринфянам, 7,2,9.

[44] Бытие, 1,28.

[45] Евреям, 13,4.

[46] 1 Фессалоникийцам, 4,3.

[47] Притчи, 23,27,28.

[48] Песнь Песней, 4,12.

[49] Притчи, 5,3-17,20-23.

[50] Бытие, 19,4,5.

[51] Бытие, 19,24,25.

[52] Исход, 22,19.

[53] Притчи, 5,18,19.

[54] Песнь Песней, 1,1; 4,1-7,10; 7,2,3,8-11; 8,1.

[55] 1 Кор., 7,3.

[56] 1 Кор., 7,4.

[57] 1 Кор., 7,5.

[58] См. «Заповеди блаженства».

[59] Матфея, 19,5,6.

[60] Римлянам, 7,2.

[61] 1 Кор., 7,10,11.

[62] Второзаконие, 24,1-4.

[63] Матфея, 19,7,8.

[64] Матфея, 5,32.

[65] 1 Послание Иоанна, 4,8.

[66] Бердяев Н.А. Смысл истории. С. 84.

[67] Евреям. 9,24-28.

[68] Бердяев Н.А. Смысл истории. С. 46.

[69] Деяния, 17,26,27.

[70] 2-е Коринфянам, 5,19.

[71] Иоанна, 3,16–18.

[72] Матфея, 4,17.

[73] 1-е Послание Иоанна, 5,3.

[74] К Галатам, 5,22, 23.

[75] 1-е Послание Иоанна, 5,12.

[76] Матфея, 5,37.

[77] От Матфея, 22,36–39.

[78] Откровение Иоанна Богослова, 21,4.

[79] От Матфея, 15,11, 18, 19.

[80] От Матфея, 5,3–12.

[81] 1-е Иоанна, 2,12.

[82] К Римлянам, 3,20,28.

[83] К Галатам, 2,16,21.

[84] К Галатам, 3,31.

[85] К Римлянам, 2,13.

[86] 1-е Коринфянам, 6,6–11.

[87] Там же, 6,12.

[88] 1-е Иоанна, 2,4,6.

[89] Иакова, 2,20.

[90] От Матфея, 5,17–20.

[91] От Матфея, 23,13.

[92] Сборщики налогов.

[93] От Матфея, 21,31.

[94] От Матфея, 5,21,22.

[95] От Луки, 23 : 43.

[96] 1-е Коринфянам, 13,13.

[97] 1-е Коринфянам, 13,2–3.

[98] 1-е Иоанна, 4,7,8.

[99] От Матфея, 5,25.

[100] Там же, 5,39.

[101] Там же, 5,43,44.

[102] К Римлянам, 12,19–21.

[103] Саддукеи – эллинизированная секта иудейских священников, отрицающих бессмертие души и воскресение мертвых.

[104] От Матфея, 16,6.

[105] Там же, 12,1–7.

[106] Там же, 12,10–12.

[107] По закону человек должен был отдать Богу десятую часть своего дохода.

[108] От Матфея, 23,23.

[109] К Римлянам, 2,29.

[110] 2-е Коринфянам, 3 : 6.

[111] 1-е Послание Петра, 4,1,2.

[112] От Иоанна, 5,14.

[113] К Римлянам, 8,28.

[114] Бог богатства.

[115] От Матфея, 6 : 20 – 25, 32.

[116] От Луки, 12 : 15.

[117] Бенедиктов И. И. Письма о любви. С. 20.