Архимандрит Андрей (Конанос)

БЕСЕДЫ

Перевод: Елизавета Терентьева, старший преподаватель ПСТГУ

Источник: http://www.pravmir.ru/



Перестаньте думать, что вы грязные и окаянные!

Ты когда-нибудь думал о том, как чувство вины может управлять нашей жизнью? До чего же легко в Церкви смутить человека, довести его до уныния, напугать! И вместо того, чтобы приблизиться к Богу, он выйдет из храма с тяжестью на душе, ощущая себя великим грешником.

Мы верим, что Бог сильно возлюбил человека; мы верим, что Иисус Христос, придя в этот мир, простил нас, и теперь всегда даёт нам возможность соединиться с Ним через Святое Причастие «во оставление грехов и жизнь вечную»; мы верим, что исповеданный Богу грех прощается навсегда. Но откуда же в таком случае берутся люди (а я вижу их с того самого дня, как начал исповедовать) с постоянным чувством вины, от которого они никак не желают освободиться? Их постоянно терзают угрызения совести. Такой человек причастится, например, в десять утра, а в десять двадцать я спрашиваю его во дворе храма:

— Ну, как ты?

— Как я, отче? Да мне всё так же плохо, как и раньше…

Этот человек только что причастился, он ещё чувствует вкус Причастия, но всем своим видом продолжает говорить, что он грешен, недостоин, непотребен, негоден. Что Бог не любит Его, потому что он такой, какой есть, и не исправляется.

Для некоторых людей всё является грехом. Когда я спросил одного человека, почему он так думает, он ответил:

— Как почему? Церковь мне это говорит! Ты мне это сказал! Ну, хорошо, даже не ты лично, а другие священники. Они говорят, что в принципе всё в этом мире — грех, кроме еды и питья. Это можно. А всё остальное, если внимательно посмотреть, можно назвать грехом.

Я спросил его:

— Ты правда так думаешь?

– Да, я так думаю. Я чувствую, что большинство из того, о чём я думаю и чего хочу, является грехом.

Когда я преподавал в школе, у меня был один ученик, который после моего рукоположения, встречая меня в коридоре, насмешливо грозил мне пальцем и говорил:

— Грех! Грех!

Я спросил его:

— Почему ты это делаешь?

— Потому что Вы теперь — батюшка, и будете постоянно говорить всем: «Это грех!»

Мне стало неприятно, и я сказал этому мальчику:

— Дитя моё, я стал священником не для того, чтобы постоянно говорить людям, что вся их жизнь — сплошной грех. Грех — это не то, что ты думаешь.

Я поговорил с этим учеником, а затем приложил ещё немало усилий для того, чтобы и другие дети это осознали — насколько я сам мог тогда это осознать и освободиться от такого рода мыслей. Потому что и сам я не сильно отличался от них — ведь благодаря кому-то я вырос с такими же страхами, угрызениями и чувством вины. Всё это не проходит быстро. Мы в этом выросли, мы это впитали.

Как Бог смотрит на наши грехи? Мне кажется, Он смотрит на них, как на ошибки первоклассника в прописях. А может, даже и дошкольника.

Многие из нас до сих пор хранят свои первые тетрадки на память — испачканные, с огромными заглавными буквами, с дырками от ластика. И никто из родителей никогда не будет ругать своего ребёнка за такое, не скажет ему: «Это никуда не годится! Ты ничего не можешь!» Наоборот, родители подумают: «Он ещё маленький. Сейчас пишет с ошибками, а когда подрастёт, уже не будет ошибаться». И я верю, что Господь смотрит на нас такими же глазами. На все наши грехи, страсти и ошибки Он смотрит с большим снисхождением и пониманием — в том числе и на то, что доставляет нам массу страданий. Особенно это относится к молодым людям. И главное здесь — покаяние на исповеди. Если ты озвучил всё на исповеди — ты сделал то, что нужно. Четыре-пять вещей — каждый сам знает про себя, что это за вещи.

И иногда священник говорит в ответ:

— Хорошо. Больше так не делай.

А мы:

— Нет, отче, я должен Вам рассказать об этом поподробнее, чтобы объяснить. Я опять и опять это делаю. Я снова подумал то, сделал это…

Постараемся узнать у святых отцов, Кто такой, в сущности, Бог. И если мы поймём, Кто Он, если приблизимся к Нему, насколько это возможно, то увидим, что Бог не может заниматься такими посредственными, заурядными вещами, на которых мы так привыкли сосредотачиваться, что иногда даже заболеваем.

Обрати внимание — я не призываю тебя перестать думать о своих грехах. Просто не преувеличивай, не акцентируй на них внимание так сильно и не думай, что всё настолько печально. То, что нам кажется трагичным, на самом деле не трагично, и наоборот: то, что мы воспринимаем как пустяковое и невинное, часто оказывается гораздо более печальным. Господь легко и спокойно беседовал с грешными женщинами, но ни одной из них не сказал при этом: «Ты хорошо поступаешь!» Как не сказал ни одной из них — «За свои грехи ты попадёшь в ад!» Однако с фарисеями Он беседовал по-другому, говоря: «Своим лицемерием и ложью ты можешь погубить душу. Осуждая других, ты можешь погибнуть от ненависти и зависти!»

Есть такие грехи, которые душат нас, но они не являются основными. Это не те грехи, на которые Бог постоянно обращает внимание, видя нашу духовную жизнь. И несмотря на это, мы, христиане, так и вырастаем — с чувством вины и угрызениями совести, которые, вместо того, чтобы способствовать нашему пробуждению в определённый момент, остаются с нами навсегда.

Что такое угрызения совести? В древнегреческом языке слово «угрызение» происходит от глагола τύπτω — бить, ударять. Например, ударять коня, чтобы он пошёл вперёд. А после того, как конь пошёл, его уже не бьют — иначе можно травмировать животное. Так же и угрызения совести призваны действовать на нас — пробуждающе. Это — напоминание. Они подталкивают нас к мысли о том, что где-то мы поступаем неправильно. Словно кто-то говорит тебе: «Здесь ты неправ. Исправляйся!» И мы стараемся. Мы стараемся измениться, мы боремся со своими грехами, падаем и снова встаём. Но при этом у нас не должно быть постоянного ощущения собственного ничтожества. Мы не должны пребывать в депрессии и унынии, думая о своих грехах.

Мне кажется, что когда человек постоянно думает о том, какой он плохой, скверный и грязный, это не помогает ему стать хорошим и чистым. Если я сам грязный, то спокойно буду прикасаться ко всему грязному. Но если я чистый, то уже не стану трогать грязь, а скажу: «Знаете, я только что умылся, переоделся, и теперь я чистый. Поэтому не предлагайте мне ничего грязного».

Думаю, что это отличный способ избавиться от греха — когда у человека появляется ощущение чистоты, когда мы перестаём постоянно перебирать и преувеличивать до изнеможения свои ошибки.

Один пожилой священник сказал мне:

— Когда читаешь старца Паисия и старца Порфирия, то очевидно: оба они — замечательные святые. Но при этом, читая старца Паисия, я как-то быстрее начинаю испытывать угрызения совести. А у старца Порфирия я вижу Господа совсем Другим.

Я спросил его:

— Каким Вы видите Его, отче?

— Я вижу много любви, много доброты и света.

Что же говорит нам старец Порфирий? Для того, чтобы из души исчезли мрак и чувство вины, нужно не думать постоянно о своих грехах, а открыть душу для света. Просто вот так — нажать выключатель и впустить в свою душу свет. Грехи не исчезают от того, что мы постоянно думаем о них с тоской и страданием. Порождая чувство вины, эта боль разрушает нас. Лучше делай то, что можешь. Начни борьбу — какая тебе по силам. Можешь подать милостыню — подай. Можешь помолиться немного — помолись. Немного попоститься — попостись.

Чего ты не можешь? «Отче, я не могу преодолеть три конкретные вещи — это, это и то. Вот эти страсти». Не думай об этих страстях. Чем больше ты о них думаешь, тем они делаются сильнее. Сколько бы ты ни говорил: «Я больше не буду!» — ты будешь это делать. Сколько бы ты ни говорил: «В ближайшие несколько дней я не буду этого делать, не буду этого говорить» — будешь. Лучше сказать по-другому: «Я сделаю всё для того, чтобы развить мои хорошие качества. Их я могу усилить, усовершенствовать. Помолюсь, и смогу это сделать». А другое, чего я не могу? Делай, что можешь, дитя моё. И что же тогда произойдёт? Внутри нас засияет свет, и тогда всё остальное понемногу утихнет и исчезнет. Я видел это у многих людей. Об этом говорил и старец Паисий. Одному юноше, которого одолевали плотские страсти, он сказал:

— Чадо, человек не состоит из одних грехов! В жизни каждого происходят тысячи вещей. И ты — это не только твои страсти. Просто в данный момент твоей жизни они у тебя есть. А всё остальное ты делаешь, как полагается?

— Нет! Меня так волнует эта проблема, я так погружён в неё, что нет никаких сил, чтобы делать что-то ещё!

— Делай всё остальное. Ходи понемногу в церковь…

— Не могу!

— Ходи раз в две недели!

— Ну хорошо, попробую. А как же мой грех?

— Перестань думать о своём грехе!

Фиксация на своих грехах нам не помогает. Но мы почему-то уверены, что Бог — Он такой: строго наказывает и давит.

Мы так много говорим о любви, а на самом деле её не чувствуем. Не знаю, ощущаешь ли ты себя внутренне свободным перед Богом? Что Бог не собирается тебя наказывать, обижать, отталкивать?.. Я постоянно вижу это в людях и пытаюсь освободить их от такого чувства, от чувства вины. Но некоторые так и не желают освобождаться.

— Отче, скажите мне что-нибудь!

— Люби Бога.

— Нет, отче! Поругайте меня!

— Зачем? Ты очень хороший человек, раз пришёл сюда и покаялся.

— Отче, но мне плохо, когда Вы меня не ругаете!

Да, но я не хочу участвовать в этом процессе. Дать тебе плётку для самобичевания и потом отправиться за это в ад? Нет.

Я же говорю тебе, что ты хороший человек, что Бог любит тебя. А ты в ответ — «Не могу, хочу, чтобы Вы меня поругали!» Тут уже нужен другой специалист, не я. Чего тебе не хватает, что ты так хочешь ругани? Почему ты этого хочешь? Потому что нам нравится ругать самих себя. Ведь занимаясь самобичеванием (а под этим я понимаю угрызения совести и постоянное чувство вины), мы фактически оправдываем самих себя. Ведь тогда мы рассуждаем так: «Бог — очень строгий. И если Он увидит, как я сокрушаюсь, Он успокоится. Он не будет меня наказывать, потому что увидит, что я сам себя наказываю».

Так мы успокаиваем себя, сами себе «создавая» угрызения совести. А Господь видит это и говорит нам: «Кто требует от вас всего этого, дети мои? Я дал вам свободу, а вы не можете наслаждаться ею! Я дал вам отпущение грехов, а вы этого не понимаете!»

В конце концов, что означают эти слова, которые мы так часто слышим — «во оставление грехов»?

Кто-то даже спросил меня:

— Как в таком случае понимать слова: «Беззаконие моё я знаю, и грех мой со мною всегда» (Пс. 50)?

Действительно, как совместить эти слова из Псалтири и то, что я пытаюсь объяснить сейчас?

Во-первых, нужно помнить о том, что пророк Давид жил по законам Ветхого Завета. А во-вторых, эти слова не означают, что мы должны снова и снова думать о своём грехе и мучиться угрызениями совести. Наоборот, мы как бы говорим Господу: «Боже мой, я постоянно помню о своём грехе, чтобы, в свою очередь, постоянно помнить и о том, сколько всего Ты мне прощаешь, сколько раз спасаешь меня и как Ты меня любишь!»

Не вспоминай грехи для того, чтобы погрузиться в отчаяние. Ведь оно не придаёт смелости и сил для борьбы и подвига. И не приводит к жизни вечной.

Как услышать волю Божию?

От привычки трудно избавиться. А мы привыкли считать, что нам все известно. И поэтому не можем вести диалог, не хотим никого слушать, понимать и чувствовать.

Если бы мы сейчас беседовали с Господом и начали задавать Ему одни и те же вопросы, касающиеся одной и той же проблемы, Он ответил бы тебе одно, мне — другое, а третьему — третье.

Как Господь разговаривал с людьми? «Лицемеры!» — говорил Он фарисеям. А Симону прокаженному: «Симон, хочу кое-что сказать тебе». С самарянкой Он говорил по-одному, с Петром — по-другому. Для Петра было достаточно одного Его взгляда, чтобы расплакаться и покаяться. А с фарисеями Он был как гром и молния: «Горе вам, книжники и фарисеи!» Господь — Один, а говорит со всеми по-разному.

Что это? Рассудительность, которой нет у нас. Почему нет? Потому что, например, у нас всегда заранее готов безошибочный ответ на любую просьбу своего ребенка. Вот ему хочется погулять допоздна, и он спрашивает разрешения. Наш ответ будет «Нет», и точка. Сколько бы ребенок ни повторял свой вопрос, мы не изменим своего решения.

А Бог так не делает.

Иногда, задавая кому-то вопрос, мы стараемся предугадать ответ. И почему-то нам кажется, что Господь — такой же, как и мы. Поэтому мы говорим себе: «Ну, Бог ответит мне то же самое, что и такой-то мне сказал».

А Бог говорит: «Ты представляешь Меня, как человека, и хочешь ограничить Меня в Моих действиях. Не делай этого. Ты не даешь Мне возможности наполнить сосуд твоей жизни светом, потому что не оставил в нем места для Меня. Ты сам — «свет»: всех просвещаешь, всем обладаешь, все знаешь…» — «Но я знаю Истину! — скажешь ты. — Я действительно все знаю!»

Хорошо. Тогда почему у тебя такая семья? Почему твои дети не хотят тебя видеть? Почему у вас нет любви и взаимопонимания, раз ты такой идеальный и счастливый? «Потому что это они виноваты, они меня не слушают!» Нет, это не так. Ты прекрасно знаешь, что твой ребенок — не плохой, и что он слушался бы тебя, если бы ты разговаривал с ним немного по-другому. Он услышал бы тебя, потому что его сердце еще не окаменело. Если бы Господь начал говорить с ним, неужели дитя не послушало бы Его? «Ну, это Господь…» Да, но и ты тоже — Господь. Ты — Господь, потому что причащаешься Его Тела и Крови. Разве не так? «Кто вкушает Мое Тело и пьет Мою Кровь, в том Я пребываю, и он — во Мне» (Ин 6:56).

Итак, может быть, стоит дать Богу возможность заговорить? — И что Он скажет? — Чтобы услышать Его слово, сначала нужно замолчать. Это своему ребенку ты отвечаешь на все заранее. А тут нужно сначала немного помолчать. Помолчать, а затем сказать: «Господи! Ты вошел в меня вчера через Святое Причастие. Прошу Тебя, дай мне те слова, которыми я могу говорить с этим упрямым, дерзким, капризным, нервным, унывающим ребенком, запутавшимся в долгах, картах, дискотеках, отношениях, мотоциклах и наркотиках… Пусть не я буду говорить с ним, а Ты, Господи!»

От привычки трудно избавиться. А мы привыкли считать, что нам все известно. И поэтому не можем вести диалог, не хотим никого слушать, понимать и чувствовать, а вместо всего этого говорим себе: «Этот человек просто не догадывается, что я гораздо умнее его!» Часто матери начинают прямо-таки соревноваться со своими детьми — кто кого перехитрит.

А Христос что говорит? «Будьте как дети» (Мф. 18:3). То есть будьте такими же простыми, бесхитростными и невинными, как дети. И знаете, в чем еще нам следует быть похожими на детей? Где-то я прочитал это и запомнил, потому что очень понравилось: когда человек молится, его ум становится как у ребенка. Именно с таким умом, с таким сердцем, с такой душой будет говорить Бог.

Рядом с такой душой находится Ангел, который всегда видит Бога. И он может говорить с нами — если мы будем, как дети. Но мы не такие, хоть и очень предсказуемы. Ведь ребенок тоже прекрасно знает, что мы скажем.

Вот почему Бог не просветляет наш ум и мы не можем достичь того, чего достиг авва Пимен. Кстати, я уверен, что потом он разыскал того монаха, который работал в поле, и сказал ему продолжать трудиться, потому что это очень хорошо — возделывать землю и раздавать ее плоды нуждающимся, это — любовь. Ну, и молиться при этом по своим силам.

У каждого человека — свой дар, свой талант. И великое искусство — суметь разглядеть талант в своем ближнем и способствовать его приумножению. Один человек как-то сказал мне: «У меня бы никогда не получилось проповедовать так, как это делаешь ты!» Я ответил ему: «Ну, а я совсем не разбираюсь в компьютерных программах. Поэтому я преклоняюсь перед твоим интеллектом!» — «И я преклоняюсь пред тобой!» — сказал он в ответ.

А что сказал Бог, услышав нас? «Благословляю вас обоих!» Почему? Потому что у каждого из нас — свой талант. Я не занимаюсь компьютерами, потому что этого таланта у меня нет. В свою очередь и мой собеседник вряд ли сможет хорошо проповедовать. Но каждый из нас нужен, каждый — необходим. Ты нужен мне, я — тебе, и все мы нужны друг другу.

Поэтому обратимся к Богу и скажем Ему: «Господи, Ты — Начало всего, от Тебя – всякое даяние доброе и всякий дар совершенный, нисходящий свыше, от Отца светов» (Иак.1:17). Разгляди талант в своем ребенке. Этому учит нас авва Пимен.

И еще кое-что. Вот, например, ты узнаешь, что твой ребенок списывал на экзамене. Он приходит домой из школы, и ты спрашиваешь его: «Зачем ты списывал?» А он в ответ: «Я не списывал!» Ты: «Разве ты не знаешь, что списывать — нехорошо?» Ребенок: «Но я не списывал!..» И так далее.

Послушай, что советует в таких случаях авва Пимен. Но сначала я скажу тебе, что обычно в таких случаях начинают говорить родители: «Как ты мог так поступить? Мне звонили из школы! Я знаю, что ты списывал! Как не стыдно врать! Ты такой маленький, а уже говоришь неправду!» В общем, разносят ребенка в пух и прах. И ведь ребенок действительно списывал и сейчас говорит неправду.

Но вот что советует здесь авва Пимен: «Если кто-то согрешил и при этом отрекся от своего дурного поступка, не обличай его, потому что в противном случае ты лишаешь его сил, необходимых ему для покаяния».

Если ребенок говорит, что не списывал, он прекрасно понимает, что его поступок — дурной, и ему самому не нравится то, что он сделал. И здесь очень важно, чтобы он не стал унывать по этому поводу. Главное, говорит авва Пимен, — чтобы душа ближнего не погрузилась в уныние. Чтобы ребенок не начал самоугрызаться и думать: «Я плохой, пропащий, позор мне!»

Подобное я встречал у некоторых своих знакомых. Сначала они грешат, а потом приходят и говорят мне: «Отче, я не делал этого, правда!» Ну и хорошо. Я знаю, что ты стараешься, борешься, что ты — хороший человек. Не нужно отталкивать от себя людей! Притворись слегка глуповатым, наивным, и ты ободришь человека, потому что этим как будто говоришь ему: «Дитя мое, я верю в тебя и надеюсь на твое исправление! Даже если ты все-таки согрешил, твой грех был случайным, разовым — в трудный час, в непростой момент жизни. Но сам ты — не такой».

Такие слова ободрят человека и дадут ему сил для искреннего покаяния. Но здесь не должно быть искусственности, наигранности (духовная жизнь — не театр). Главное, чтобы такая поддержка шла из глубины твоего сердца.

Когда ты доверяешь кому-то, ты тем самым «приобретаешь» этого человека. Видя твое доверие, он думает: «Мне доверяют. Меня любят, уважают и ценят. Я не могу разочаровать!» Если же поступать с человеком наоборот, то его можно потерять. И если он поймет, что ты уже наклеил ему ярлык, например, лжеца, то подумает: «Ну, теперь я изо всех сил постараюсь доказать тебе, что я и правда лжец! Чтобы ты хоть не напрасно обвинял меня!»

Эти советы аввы Пимена, которым уже много веков, каждый раз производят на меня глубочайшее впечатление.

Нужно убрать зонтик, который мы держим над душой

Человек держит над своей душой зонтик, и Божия Любовь снова не доходит до его сердца — из-за этого зонтика. То есть нужно сначала сложить зонтик. И тогда душа твоя превратится в ложбинку, и благодать прольется в нее благодаря твоему личному подвигу смирения.

Однажды на Афоне я пел на клиросе с одним монахом. Вдвоем мы держали книгу с текстами, и я обратил внимание на его руку, огрубевшую от тяжелых работ на послушании. У этого монаха были такие руки, которые, наверное, сколько ни мой, они не очистятся. Ведь он целыми днями работал: ухаживал за больными, трудился в саду, мыл, стирал, строил, готовил — выполнял любую работу. Под ногтями у него была грязь, но, представь себе, эта грязь показалась мне чистотой! Потому что это была не та грязь, которая вызывает чувство брезгливости, а грязь, при виде которой ты испытываешь благоговение и умиление. Это особая, смирительная грязь. Я взглянул и на свою руку — очень чистую, и во время пения сказал этому монаху:

— Отче, посмотрите, какая рука у Вас, и какая — у меня.

Он ответил мне:

— Не думай об этом. Ты живешь в Афинах, и чего ты хочешь? Быть как я? Здесь другие заботы. Ты на своем месте, и я на своем. Давай петь!

Мы стали петь, а я смотрел на его руку и думал: он попадет в рай, потому что столько всего сделал для Христа. А я ничего, ничего подобного не сделал! Веду ленивый христианский образ жизни. Потому мы и плохие христиане, что нам ничего не стоит быть ими. Мы живем легко, не трудясь, в расслаблении, и думаем, что мы христиане. Но мы не христиане.

Христианин — это мученик, жертвующий собой для Христа и готовый все отдать за Его Любовь. Если такой человек вдруг узнает, что нужен где-то, он забывает о своем комфорте, удобствах, сне, отдыхе. Его чувствительная душа моментально реагирует на такие вещи.

Например, я знаю людей, которым нельзя лишний раз говорить о том, что кто-то болен, потому что этот человек тут же скажет:

— Пойдем навестим его!

— Но какое тебе дело до этого человека? Ты его знаешь?

— Нет, не знаю. Но раз Вы его знаете, значит, это хороший человек. Пойду навещу его.

И вот он навещает парализованную девушку, а потом говорит:

— Я приду к этой девушке еще раз. Я хочу ей помочь.

Вот это — аскетический дух. Человек любит Христа, но не на словах или на экране телевизора (то, что сейчас делаю я), не в теории — а на практике.

Ты говоришь, что в тебе есть любовь к Богу. Браво! Но делаешь ли ты что-нибудь для Него? Почему ты не постишься, раз любишь Христа? Твоя любовь к Нему — теоретическая? Почему ты не трудишься во Имя Господа? Конечно, все это не должно делаться по принуждению. Потому что если кто-то велит тебе совершить какой-то поступок, а ты слушаешься этого человека через силу и противоречишь ему, то твое сопротивление показывает, что ты пока не понял смысла поступка, который предстоит сделать. Это — вопрос любви.

Поэтому ты и возражаешь: «Почему я должен поститься? Для чего мне это нужно?» Ну и ладно, придется больше не говорить с тобой на эту тему, больше мне нечего здесь сказать тебе. Желание и стремление должны идти изнутри. А если кто-то хочет насильно заставить тебя поститься, то пост превратится в мучение, тяжкое мучение. В таком посте нет смысла. Настоящий подвижник совершает свой подвиг потому, что хочет совершить его.

Демоны и страсти, которые одолевают тебя, никуда не денутся, пока ты будешь забрасывать их одним рахат-лукумом. Страсти можно уничтожить только атомной бомбой. Чтобы прогнать бесов, нужны мощные взрывы, и ты производишь такие взрывы своей жизненной борьбой и трудом. И тебе необходимо приобрести аскетический, мученический дух, если ты хочешь подвизаться.

Однажды я присутствовал на отчитке. Всего в своей жизни я был на таком молебне два или три раза, но эта отчитка оставила по себе особое впечатление.

Священник, обычно всегда читавший на этом молебне молитвы св. Василия Великого, в тот день отсутствовал. Молебен служил другой священник. И он сказал:

— Сегодня молитвы вам прочитаю я.

И люди ответили:

— Хорошо.

Поскольку каждый священник — посредник между Богом и человеком, эти молитвы обладают силой независимо от того, какой батюшка их читает. И в тот момент, когда другой священник начал читать, в одном из присутствующих заговорил бес. Демоны, конечно, могут лгать, но эта фраза имела истинный смысл. Бес проревел:

— Тот поп, который обычно читает молитвы против нас, постится и может с нами справиться. А ты, который не постился позавчера, как смеешь начинать против нас борьбу?

Cвященник стал читать молитвы.

Вообще на жизнь верующих не должны влиять подобные случаи, так как искуситель иногда может во всеуслышание заявить неправду, чтобы навлечь на человека беды и унижения. Но то, что сказал бес в этом случае, содержало истину — а именно, что пост мешает ему. Мешает бесу. И я рассказал тебе об этом в качестве примера.

Борения, труд, исповедь — все это духовные подвиги. И ты смиряешься, когда перестаешь возвеличивать себя, идешь к священнику и говоришь ему:

— Отче, ты думаешь, что я хороший, а кое-кто даже считает меня святым. И вот послушай, что я наделал! Послушай, о чем я думаю и как поступаю, я, добрый человек, с отличным «имиджем» среди соседей! Послушай, куда я пошел и как отнесся к такому-то человеку…

И таким образом ты смиряешь себя сам. Это ли не аскеза? Не труд? Не жертва Христу? Я приношу Ему в жертву мои страсти, мой эгоизм, мое хорошее представление о самом себе. И когда ты так унижаешь себя перед Богом, Бог прославляет тебя. Так исчезают бесы.

Например, приходит ко мне одна девушка и говорит:

— Я хочу замуж.

Я говорю ей:

— Помолись!

— Ну, я молюсь, но у меня нет времени на молитву.

— Раз у тебя нет времени, значит, ты не воспринимаешь всерьез ни Бога, ни свою собственную проблему. Потому что если бы твоя проблема казалась тебе серьезной, ты бы много молилась. А ты много молишься?

— Нет, не много.

— А что ты делаешь?

— В смысле, что делаю?

— Ну, что ты делаешь для того, чтобы выйти замуж? Ходишь в храм? Постишься?

— Нет.

— Читаешь акафист Пресвятой Богородице?

— Нет.

— Читаешь Священное Писание?

— Нет.

— Ну и что? Чего же ты хочешь в таком случае?

— Я хочу, чтобы Вы что-нибудь сделали.

Я помолюсь за эту девушку, но и в таком случае может произойти то, о чем я рассказывал тебе на примере с зонтиком. Я молюсь, и Бог посылает дождь на человеческую душу. Но человек держит над своей душой зонтик, и Божия Любовь снова не доходит до его сердца — из-за этого зонтика. То есть тебе нужно сначала сложить зонтик (как мы делаем это в церкви). И тогда душа твоя превратится в ложбинку, и благодать прольется в нее благодаря твоему личному подвигу смирения.

Ты не можешь быть живым, здоровым и при этом ничего не делать. Нужно осуществить свой вклад. Только дьявол поступает так — бросает тебе какое-то блестящее чудо (хотя ты ничего не делал для того, чтобы получить его), оно ослепляет тебя на мгновение, а затем исчезает. То, что дает нам искуситель, всегда пропадает. А то, что нам дарует Христос — когда мы этого заслуживаем, когда мы приготовили себя к принятию дара через подвиг и мучительную борьбу, — прилепляется к нам, пропитывает нас насквозь и никуда потом не девается, не исчезает.

Не нужно постоянно сопротивляться. Сама жизнь научит тебя не делать этого. Священник говорит тебе что-то, а ты сразу же начинаешь: «А-а, как Вы смеете вмешиваться в мою жизнь? Как смеете оказывать на меня влияние?» Ну, а как в таком случае ты хочешь изменить свою жизнь? Живи сам и оставь всех в покое. Если ты не собираешься ничего делать, то чего тогда хочешь? С Богом нужно сотрудничать. Но если у тебя не хватает смирения на то, чтобы прислушиваться к словам и ты везде впихиваешь свое «я», свою логику, свой рационализм, который уничтожает тебя, то с таким подходом к жизни — с упрямством, сопротивлением, противоречиями — в ней ничего не изменится.

Старец Паисий говорил:

— Раньше можно было делать людям замечания, и они сразу же принимали их. А сейчас невозможно разговаривать с кем-то и делать этому человеку замечание. Потому что его душа не готова немного потрудиться и постараться.

Понимаешь? Это то, о чем я говорил раньше. Здесь разгадка. Мы постоянно упрямимся: «Не портите мне имидж! Не меняйте мое представление о себе! Я хочу делать именно так, и мне это нравится!» Мы думаем, что поступаем согласно Божией воле, но чаще всего мы делаем для собственного удовольствия то, что нам нравится. То есть, прикрываясь волей Божией, живем по своей воле. Об этом нам рассказывал митрополит Месогийский Николай — на студенческом собрании в университете.

Очень давно, будучи обычным служащим священником, он как-то исповедовал одну женщину. Эта госпожа строго постилась, но при этом курила. И об этом она рассказала ему в последний момент, потому что хотела причаститься на Страстной седмице.

— Отче, забыла сказать — я курю. Но при этом пощусь без растительного масла!

— Нет, тебе нельзя причащаться.

— Что Вы такое говорите, отче?

Она требовала Причастия так, как будто имела на Него все права, и настаивала на Нем.

— Но я заслуживаю этого, почему мне нельзя? Ведь я пощусь без масла!

То есть человек постился без масла и считал себя полностью оправданным для того, чтобы приступить к Святому Причастию. Это ошибка.

Он сказал ей:

— Нет, ты должна бросить курить!

— Этого, отче, я не могу сделать. Только не это!

— Хорошо. Тогда ты должна сделать что-нибудь другое.

Эта женщина не хотела бросать курить. Она не хотела трудиться для Христа, не хотела духовно упражняться и подвизаться, понемногу уменьшая свое «я». Но что же делать в таком случае? Постоянно угождать себе?

И вот что сказал ей духовник:

— Итак, слушай. Раз ты не можешь бросить курить, то в Страстную Пятницу ты должна открыть все окна твоего дома и купить свежую вкусную телячью отбивную!

— Ой, отче, что Вы говорите? Как это?

— Ты распахнешь все окна, пожаришь отбивную, и запах от нее распространится на весь квартал. Тебя, как высоко духовного человека, это не будет волновать — ты сделаешь это за послушание духовнику, воспринимай это как приказ. А потом ты съешь эту отбивную и причастишься!

— Но я не могу! Это исключено!

Видишь, эгоист вообще ничего не может. Он вообще не в состоянии смириться. Он не может ни перестать курить, ни перестать поститься. Но прервать пост он не может не из любви к Христу — потому что, если бы эта женщина любила Христа, она бы бросила курить. Такой человек постится потому, что ему это удобно. В таком случае пост дает ощущение комфорта. Ведь невозможно, любя Христа, что-то быть способным делать, а что-то — нет. Как можно поститься без масла, но при этом продолжать курить? Но когда священник сказал женщине про отбивную, это сильно задело ее — задело ее благочестие и духовность. И она сказала:

— Нет, это исключено, это невозможно. Прошу Вас, отче, не надо! Хорошо, я попробую бросить курить.

А он ответил ей:

— Хорошо. А я тогда буду есть вареные кабачки и картошку, которые вообще не люблю. В Страстную седмицу я обычно ем сухофрукты, потому что они мне нравятся. Но ради тебя и я совершу небольшой подвиг — чтобы совершила и ты! У нас будет компромисс. Я ем то, что мне не нравится, а ты не куришь, чтобы причаститься на Пасху.

Вот что такое духовная аскеза. Ты ведешь борьбу и прикладываешь усилия. Старец Паисий говорил, что раньше духовнику было легче давать указания — люди выполняли их легко. Например, приходят к тебе посетители, а ты устал. И ты просто говоришь им:

— Я устал. Не могли бы вы уйти?

И люди уходили. Они не обижались, а просто слушались, говоря:

— Хорошо, раз тебе так хочется. Мы уйдем без обиды — ведь ты не отругал нас!

«А сейчас, — говорил старец, — если ты хочешь что-то сказать, даже если это будет человеку во благо, нужно быть очень осторожным. Сначала — вступление, и очень продуманное вступление. А в конце нужно добавить и эпилог, чтобы человек понял тебя правильно, не почувствовал себя обиженным и не рассердился».

Мы не терпим замечаний. Мы не готовы к аскетическим подвигам. В прошлом (да и сейчас иногда) монахи часто принимали на себя хулу, ругательства — для чего? Для того, чтобы подвизаться, чтобы смирять свое «я» — то есть вести аскетический образ жизни.

«Сейчас нет таких мучений, как во времена Нерона или Диоклетиана, — говорил старец. — Но и своя братия может «помучить». Один тебя обругает, другой обидит, третий отнесется презрительно — примешь ли ты все это? Вот оно — твое сегодняшнее мученичество. Это — смирение».

И при этом ты не прославишься, не станешь известным, о тебе не будут говорить люди. Вот твоя теперешняя жертва Христу. Сможешь ли ты это? Именно так поступали прежние монахи. И после этого Бог слышал их молитвы — ибо они смирились, то есть приложили усилия для того, чтобы придать своей душе определенную форму.

Если, например, у нас есть кусок мрамора, и мы хотим придать ему какую-то форму, то нужно обработать этот мрамор. Возможно, таким образом мы причиняем ему «боль» и наносим «раны», но, в конце концов, из камня выйдет прекрасное изваяние.

И из себя мы также хотим изваять прекрасное. Внутри нас живет Христос, но невозможно придать этому Образу форму, пока мы живем в привычном комфорте. Мы ничего не делаем для этого — не постимся, не молимся, не бодрствуем, не любим, не подаем милостыню, не прощаем, не относимся к чужим ошибкам со снисхождением.

И что нам делать в таком случае? Мы говорим, что мы христиане. И что с того? Сейчас ты внимательно слушаешь, но если твоя жена хоть в чем-то возразит тебе, ты впадаешь в раздражительность. Тебя раздражает любой пустяк. Ты не можешь жить в подвиге, ни с кем не ругаясь. А ведь твое мученичество — это терпение к замечаниям, клевете и даже преследованию. Это — аскеза, это — духовный рост в христианстве.

И если я скажу тебе, что ты попадешь в рай вместе с теми великими монахами, которые так подвизались, то ты, возможно, спросишь меня: «Неужели мы будем в раю с ними?» Открою тебе один подвиг, который ты можешь начать совершать прямо с этого момента, не отрываясь от прочих дел.

Если сейчас, после того как ты услышал все это, ты поймешь, что фактически ничего еще не сделал, и тем самым немного разочаруешься в самом себе — это также будет прекрасной аскезой. Так мы уподобляемся разбойнику на кресте, который не успел совершить ни одного духовного подвига (у него просто не было на это времени).

Но он смирился и тем самым достиг цели любой аскезы, смирив свою душу, приблизившись через это смирение к Богу. Он смог то, что можешь и ты, если скажешь себе: «Я ничего не делаю! Как же так?» И эта аскеза хороша — аскеза смирения. Ты смиряешь свой дух и не ощущаешь себя важной персоной, высоко духовным человеком, искусным, опытным и искушенным христианином. Ты знаешь, что ты — ничто. Смири себя! И в Писании сказано: «Я смирился, и Господь спас меня» (Пс. 114, 5).

Мы должны смиряться и подвизаться в меру своих сил, кто как может — по своим возможностям, данным от Бога. Если жена скажет тебе: «Надень куртку!», — а тебе не хочется этого делать, не говори ей: «Мне не холодно, отстань от меня!» Удержавшись от такой фразы, ты тем самым совершишь подвиг в борьбе со своим эгоизмом.

И не критиковать еду, которую жена приготовила на обед, — тоже подвиг. В этот момент ты настоящий подвижник, и именно так воспринимает тебя Бог. Но прежде всего нужно смириться, потому что смирение — самый надежный билет в Царство Божие.

Будем молиться, чтобы Христос разбудил нашу душу и дал нам желание подвига и борьбы, желание радоваться жизни. Пусть наши дни не проходят напрасно и монотонно. Вспомним — в Откровении говорится, что последние годы земной жизни будет множество мучеников. Эти годы будут очень трудны, и только люди, которые действительно будут желать Христа, смогут выдержать все страдания. Эти люди пока делают только маленькие шаги к Богу, но в последние времена у них появятся силы для большой жертвы во имя Христа. Они будут жертвовать ради Него телом и душой независимо от того, что ожидает их в дальнейшем.

И пусть Господь прикоснется к нашим сердцам и подаст нам любовь и желание совершить что-нибудь для Него — Того, Кто сделал для нас все.

Легкая жизнь затрудняет путь ко Христу

Большинство людей говорят, что, живя в комфорте, они не могут долго удерживать в себе Христа и чувствуют, что теряют Его. Иными словами, когда наша жизнь безоблачна, прекрасна и замечательна, мы перестаем ощущать Христа и забываем Его.

…Очень надеюсь, что полученные тобой печальные известия не сломили тебя.

В жизни много проблем. И, в конце концов, именно плохие новости делают нас проще и смиреннее, помогая понять, что мы живем среди множества неприятностей и печальных неожиданностей. Например, звонит мне недавно один человек и говорит: «Твой такой-то знакомый скоропостижно скончался». Или звонит другой: «Моя двоюродная сестра тяжело заболела, а она еще совсем маленькая».

Дни текут безмятежно, время идет незаметно, и вдруг в твоей жизни где-то взрывается бомба. А потом — еще одна, и уже ближе к тебе. А самое ужасное — когда бомба взрывается не поблизости, а попадает прямо в тебя.

То, что происходит с другими, в любой момент может случиться и с нами. Например, ты узнаешь о том, что кто-то болен, но неожиданно и сам серьезно заболеваешь. И теперь ты уже не можешь говорить о болезни другого человека как о какой-то посторонней проблеме, потому что болен сам и эта проблема теперь — часть твоей жизни.

В любом случае, все это — проблемы, тревоги, страдания — делают нашу душу бдительнее, и в этом смысле оживляют нас. Несмотря на то, что боль — это огорчение, она пробуждает душу. Ведь находясь в абсолютном комфорте, мы забываемся, расслабляемся и начинаем переходить допустимые границы. Когда наше приятное расслабление не сопровождается благодарностью, правильным отношением к Богу и памятью о нашей постоянной связи со Христом, то все это множество даров (и очень приятных даров), полученных от Бога, может оказаться не полезным для нас.

Конечно, все, что дает нам Христос — и боль, и радость — это Божий дар. Просто радость мы принимаем в дар намного легче. А боль — это Божий дар, в котором добро для нас сокрыто; это — дар нашей душе.

Один молодой человек три раза сдавал экзамен по английскому языку (как же сильно порой молодежь переживает из-за диплома!). Постоянная подготовка к экзамену и волнение — то есть, можно сказать, аскетические условия жизни — держали его в таком напряжении, что пробудили в нем желание обратиться за помощью к Богу и начать более внимательно относиться к себе для того, чтобы просить Бога с чистым сердцем. Этот молодой человек рассказал мне:

— Перед экзаменом я решил, что какое-то время не буду курить, чтобы я мог молиться Богу и Он скорее бы меня услышал. Кроме молитвы я решил еще совершить какой-нибудь подвиг — как-то потрудиться. И стал поститься. Но, получив диплом, в тот же самый день впал в тяжкие грехи — от большой радости расслабился и нагрешил.

То есть недостаточно принять ту радость, которую дает тебе Христос, но нужно еще и научиться правильно удерживать эту радость.

Когда радость посещает тебя, и ты при этом забываешь Христа, когда ты хватаешь Божий дар, посланный свыше, и убегаешь с ним, как собака убегает с полученной костью, ты тем самым фактически говоришь Богу: «Дай мне это и потом оставь меня в покое. Я знаю, что делать дальше. Все, я оставляю Тебя и ухожу». Что ж, в таком случае Божий дар не достиг своей цели в твоей жизни. Мы забываем Бога, когда у нас все хорошо.

А вот когда в нашу жизнь приходит страдание, тогда мы вспоминаем о Нем. И когда нам трудно, и мы очень сильно ждем чего-то, когда у нас проблемы со здоровьем, когда мы проходим через какие-то испытания (например, экзамены), — вот тогда мы начинаем бодрствовать и жить строго и аскетично, как подвижники. Такая у нас природа.

Когда я беседовал на исповеди со старшеклассниками одного лицея, они говорили мне, что в этом году грешат меньше по сравнению с предыдущими годами, поскольку волнуются из-за вступительных экзаменов в университет. То есть мысль о том, что впереди экзамены, что в жизни все не так легко и просто (а наоборот, очень даже непросто), и что этот год окажет существенное влияние на всю дальнейшую жизнь, — эта мысль поддерживает наше внутреннее состояние и стимулирует духовно.

И наоборот: когда ты расслабляешься, то, при отсутствии внимательного отношения к себе, легко начинаешь грешить. Поэтому самые благоприятные условия для любого греха — это комфорт, много еды, развлечений и безоблачное небо над головой. Когда все идет хорошо, то человек начинает раздуваться, задирать нос — многие люди признают это в моменты раскаяния. Мы часто грешим, потому что у нас и так все хорошо. А когда не все хорошо, то мысль о проблеме останавливает нас и спускает на землю. В этом случае значение слово «скорбеть» приобретает значение «испытывать беспокойство» или «находиться под тяжестью чего-либо».

Кто-нибудь спросит: «Означает ли это, что человек должен постоянно страдать?» Нет. Мы не должны испытывать муки, но мы должны всегда прославлять и благодарить Бога. Делаешь ли ты это, когда Бог дает тебе просимое? Он даст еще больше. Прославляешь ли Христа? Чувствуешь ли связь с Ним, любишь ли Его так, как Его любят маленькие дети? Если да, то хорошо. В таком случае ты достиг цели всей своей жизни — полюбить Христа.

А если ты не полюбишь Его, то увидишь — появятся новые проблемы, которые смирят тебя, потому что в своем расслаблении ты впадаешь в самообман: забываешь себя и забываешь Бога, своего Творца.

Бог создавал человека в раю не для того, чтобы потом мы мучились и задыхались под тяжестью своих проблем, не для того, чтобы наша жизнь была трудной и изнурительной. Бог создал человека для радости, Он даровал всем нам жизнь для счастья и наслаждения. Но для того, чтобы это ощущение счастья оставалось в нашей душе, нужно иметь живую связь с Богом. И утрачивая эту связь, мы уже не можем ни наслаждаться жизнью, ни исправлять своих ошибок, а постоянно впадаем в разные грехи и погибаем среди изобилия даров Божиих.

Эту ошибку мы можем исправлять тем, что принято называть аскетизмом или аскезой — когда мы заставляем свою душу бодрствовать. Это немного похоже на ситуацию со старшеклассниками, о которых шла речь ранее. Говоришь такому ученику:

— Пойдем погуляем вечером!

А он отвечает:

— Не могу, у меня завтра экзамен.

Другими словами, человек, находясь в состоянии аскезы, добровольно смиряет и ограничивает себя, лишает себя удовольствий и не позволяет своим страстям выходить наружу, а наоборот, управляет ими. Он ставит перед собой духовную цель, и это отражается на всей его жизни.

Святые нашей Церкви поняли это еще в первых веках христианства. А знаешь, когда именно? Когда начались первые гонения на христиан. Выходя из дома, люди не знали, вернутся ли они живыми. И вот ты прощаешься с женой и детьми, крестишь их и говоришь: «Бог даст, все будет хорошо, и я вернусь». Но бывало и так, что человек, выйдя из дома, шел на муки. Во времена этих жестоких гонений перед многими христианами часто вставал вопрос — со Христом они или нет. И сама мысль об этом держала людей в постоянном духовном напряжении. Они бодрствовали, но не в болезненном беспокойстве — потому что для них вера в Христа не была красивой теорией, которой они увлекались в свободное время. Их жизнь не была похожа на литературный вечер, где ведутся разговоры о Христе. Для них Христос был Тем, о Ком через какое-то время их могли спросить: «Что выбираешь — Его или жизнь?» И они отвечали: «Выбираю Христа!» — «Хорошо, наклоняй голову». Человек наклонял голову, и ее отрубали.

Другими словами, Христос настолько наполнял жизнь первых христиан, что они постоянно носили Его в своем сердце и были готовы пожертвовать для Него всем. Такими были первые христиане. Для них христианство не было философией, культурой, цивилизацией или разговорами о красоте византийской эпохи, как для нас сегодня. Христос был у них в теле, в душе, в глазах, на устах — везде. И жизненные обстоятельства только усиливали это чувство.

Но гонения закончились, и жизнь Церкви стала спокойной.

У Церкви появились права, установились взаимоотношения с государством, но после того, как напряжение спало, христиане почувствовали, что постепенно впадают в расслабленное состояние. И тогда они сказали себе: «Претерпевая гонения, мы сидели в темницах, а сейчас, когда гонений нет, мы станем объедаться, развлекаться и жить в комфорте? Но уже сейчас можно увидеть, что все это не доводит до добра и не дает нам живой связи с Богом. Мы расслабились. Что же нам делать?» И так появилась аскеза, то есть совокупность духовных подвигов, совершаемых для того, чтобы не расслабляться. Это не йога и не способ концентрации. Цель аскезы — духовное бодрствование.

Если нет гонений, то это не значит, что можно объедаться, не ходить в церковь и говорить себе: «Ничего, можно и согрешить, пойду в следующий раз!» Наоборот. Я буду вести активную борьбу, буду чем-то жертвовать для Христа и полюблю Его. Сейчас в большинстве стран нет «кровного» мученичества (когда люди проливают кровь за свою веру), но есть, как говорится, «мученичество совести».

Ты становишься мучеником своей совести, жертвуя не своим телом (потому что никому не нужно убивать тебя за Христа), а какими-то своими желаниями и удовольствиями, говоря себе: «Господи, в то время как у меня много еды, я буду поститься! Мой холодильник полон — но я не буду есть. Из всего изобилия я буду вкушать лишь маслины, помидоры и хлеб. А мясо и сыр, которые я также могу спокойно взять, не буду есть». Что это? Это аскеза. Для чего я так поступаю? Для того, чтобы держать свою душу в таком состоянии, в каком она способна принимать Божию помощь и благодать.

Состояние, в котором мы можем почувствовать Бога, — не комфорт, а смирение. Аскеза смиряет душу. И когда ты совершаешь какой-либо духовный подвиг, то наступаешь на свое «я», надавливаешь на него, разрушаешь его. Ты перестаешь угождать своему «эго», и в таком случае «эго» смиряется. А когда Бог видит смиренную душу, которая любочестно (любочестие — от греч. φιλοτιμία, любовь к чести) жертвует собой во Имя Его, то Он снисходит до такой души, входит в нее и помогает ей.

А людям, которые живут в комфорте, роскоши и излишествуют в еде и развлечениях, в принципе трудно подумать о Христе, Который живет в их сердце. Вот в чем проблема.

Христу не нужно ничего из того, что мы делаем, — потому что мы делаем это не для Него. То есть Ему не нужна моя аскеза. Другими словами, Ему все равно, ем я или не ем. Он пребывает в Своем Счастье, Своей Славе и Блаженстве. Творя любочестные дела, я делаю это для себя и стараюсь помочь себе. Все остальное делает Христос. Он спасает меня. Он распялся, пролил Свою Пресвятую Кровь, воскрес, вознесся и ниспослал нам Святого Духа — все это сделал Христос. И меня оправдают не мои дела, не мой труд, а Любовь Христова.

Однако, здесь необходимо вспомнить и еще несколько ключевых слов — любочестие, благодарность и умиление, трогающее мою душу. Душа христианина испытывает чувство умиления перед огромной Любовью Христа, которую Он даром изливает на всех людей. И человек говорит: «Господи, Тебе не нужно это от меня, но из благодарности и любви к Тебе я, желая всегда быть с Тобой, сам понуждаю себя к лишениям и аскезе. Господи, я хочу почувствовать, что Ты нужен мне. Когда я много ем, я не могу ощутить это — я сыт; а когда начинает голодать моя плоть, то и в душе своей я ощущаю голод. Когда я заставляю поститься тело, то чувствую, что пища нужна и моей душе».

Поэтому в период поста, совершая духовные подвиги, мы, по сути, помогаем своей душе взалкать Бога. Не знаю, как лучше объяснить тебе аскезу в теории, но верю, что ты реализуешь это на практике.

Ты знаешь по собственному опыту, что после того, как человек съедает сначала пиццу, а затем пару отбивных, то желудку становится так тяжело, что не хочется молиться — молитва не идет. Верно? Бывало такое? Это потому, что чрезмерное насыщение создает чувство самодостаточности: у меня есть все, что нужно, и больше мне ничего не надо.

Можно много говорить о духовном подвиге. Представим себе человеческую душу в виде небольшой ямки, которую Бог наполняет водой Своей благодати. Когда Бог посылает благодатный «дождь», человек не раскрывает над своей «ямкой» зонтик, боясь промокнуть, а складывает ладони так, чтобы в них попало как можно больше воды. Сделать это нам помогает аскеза. Это она дает душе возможность превратиться в такую ложбинку и уподобиться равнине, а не горе, которая не может удержать воду. Душе нужно смириться и стать похожей на низменность — долину, куда Бог может направить свою милость и благодать.

Духовная аскеза смиряет. Понимаешь? И очень сильно помогает. Что она собой представляет? Упражнение. Когда ты выполняешь физические упражнения, постоянно повторяя одно и то же, ты придаешь своему телу определенную форму — укрепляешь его, делаешь фигуру подтянутой. Что это значит? Ты приводишь тело в форму. То есть до этого у меня могли болеть руки, ноги, спина, но после упражнений я возвращаюсь в форму. Как это происходит? Внезапно? Нет. Через постоянные упражнения, через повторение этих упражнений. Так и душа через духовные упражнения приобретает форму и занимает нужную «позицию» перед Богом.

Ты, наверное, заметил, что, говоря об аскезе, я постоянно упоминаю Бога. Это потому, что наш аскетизм направлен на Личность. Мы делаем все это не для того, чтобы потом сказать: «Прекрасно! Я достиг определенного уровня концентрации и самоконтроля! Теперь, когда я могу так замечательно себя контролировать, я ощущаю себя на более высокой ступени». Нет. Здесь мы любим Личность — Иисуса Христа, Который видит все, что мы делаем. И мы делаем это для Него.

И если Христос прикоснется к нашей душе и одарит нас без наших духовных подвигов — потому что смысл не в том, чтобы совершить как можно больше подвигов, а в том, чтобы не потерять Христа, — то в таком случае мы должны от всего сердца поблагодарить Его. То есть если ты можешь удержать в себе Христа каким-то другим способом — делай это. Но сможешь ли ты Его удержать?

Большинство людей говорят, что, живя в комфорте, они не могут долго удерживать в себе Христа и чувствуют, что теряют Его. Иными словами, когда наша жизнь безоблачна, прекрасна и замечательна, мы перестаем ощущать Христа и забываем Его.

Потому и сказано: «Господи, в скорби мы вспомнили о Тебе» (Ис 26, 16). То есть когда наши дни безоблачны, мы забываем Тебя, Господи. Празднуя жизнь и развлекаясь, мы не вспоминаем и не говорим о Тебе. Куда девается весь наш разум, который велит нам прославлять и благодарить Бога?

Это делает аскеза. Она создает в нас ощущение внутренней скорби, внутреннего давления, которое действует на нашу душу так, что она до краев наполняется той красотой, которая в ней находится. Раскрывая в себе все лучшее, душа находит Бога и входит в соприкосновение с Ним.

Если ты встречаешь человека, который подвизается во имя Христа, который любит Христа и любочестно трудится для Него, тебя охватывает чувство благоговения перед этим человеком. На Афоне есть такие монахи. И о них говорят: «Такой-то отец — аскет». То есть все монахи по-своему хороши, но этот — аскет.

А о каком-то монахе могут даже сказать: «Этот отец не просто аскет, он — великий аскет, великий подвижник». Если же мы спросим, что такого сделал этот монах, почему его называют великим подвижником, то люди начнут перечислять: он ест только раз в день, спит не на кровати, а на полу, пьет совсем немного воды… И мы сразу же зададим следующий вопрос: «Для чего нужны такие крайности?» Разве Бог хочет этого от нас? Разве Ему нравится нас мучить?

Но это не мучение, а любовь и желание. Вспомни, как ты познакомился со своей женой и как сильно ты любил ее, когда вы были молоды. Ты так любил ее, что делал для нее невероятные вещи — только чтобы порадовать ее, доставить ей удовольствие.

Однажды ты отправился за цветами для нее на другой конец города. Это было очень далеко, и пришлось ехать на автобусе, но ты купил прекрасные цветы, которые она любила. Ты весь вспотел, пока искал эти цветы, и отдал за них много денег. Твой друг сказал тебе: «Сумасшедший!» Но ты возразил ему: «Если я люблю женщину, которую люблю, то не остановлюсь ни перед чем». И прикладывая столько усилий, чтобы порадовать любимую, разве ты отвлекался на что-то другое? Разве ты смотрел на других женщин, да и вообще — на других людей? Нет. Ты жил одной ей и делал для нее все, что мог: бегал, работал, жертвовал чем-то, беспокоился…

Я привел тебе пример с цветами, а сколько всего другого может делать человек для того, кого он любит! Когда любишь, то не рассуждаешь: «Зачем я это делаю? Нужно ли это?» Любовь иррациональна, и обычная логика здесь бессильна, но есть другая логика, которая говорит тебе: «То, что ты делаешь, — как раз самое логичное!» Мне приятно сделать своей возлюбленной подарок, который ей понравится, — даже если для этого нужно будет съездить за границу. Ради нее я готов объехать весь мир, чтобы только найти то, чего она хочет, и привезти ей, чтобы она обрадовалась. Так я смогу доказать ей, что люблю ее. И мне нравится делать все это для моей любимой.

И когда ты слышишь о духовных подвигах, духовной борьбе и тому подобных вещах, представляй себе двух влюбленных. Жертвуя собой друг для друга, они не чувствуют усталости. Наоборот: в то время, как они стараются, трудятся, расходуют себя — одновременно с этим они испытывают наслаждение, потому что им приятно так поступать. Так и мы трудимся духовно — потому что любим Христа. Или, по крайней мере, хотим полюбить Его.

Приведу тебе еще один пример. Молодой человек хочет быть с этой девушкой, но она еще не сказала ему: «Да». И тогда он, желая получить ее руку и сердце, говорит себе: «Я совершу для нее такое, что заставит ее полюбить меня!»

Итак, в первом случае речь шла о взаимном чувстве: молодой человек любит девушку, и она также любит его. А во втором случае молодой человек хочет вызвать к себе интерес девушки и завоевать ее сердце, чтобы она посмотрела на него и оценила. Он говорит: «Я сделаю все возможное, и она, может быть, скажет: «Как он старается! Разве нельзя не полюбить такого человека? Он такой хороший».

Так и мы ведем себя по отношению к Христу. Или хотим Его полюбить, или уже любим Его и совершаем во Имя Его невероятные поступки (старец Паисий называл это духовными безумствами), которые абсолютно логичны для Бога, но непонятны для обычных людей. Поэтому нам и говорят: «Ты сумасшедший!»

Да, я сумасшедший. Но я бого-сумасшедший, сумасшедший для Бога и во Имя Бога. «Ты верующий, но как можно не есть? Ты в порядке? В какое время мы живем? Сейчас что, оккупация?» — спрашивают многие. Но христианина настолько насыщает мысль о радости и сладости святого Причастия, что он с готовностью отвергает наслаждение вкусной пищей.

Стоит мне подумать о тех благах, которые готовит мне Господь, и о той красоте, которая ждет меня со Христом, как я уже не ощущаю своей жертвы. Ничто меня не волнует. И мы не страдаем, а становимся счастливее тех, кто не постится, — как те три отрока, чьи лица начали сиять во время поста, потому что они любили Бога. И ключ к разгадке всей тайны — это любовь. Любовь, любочестие, благодарность и живая связь с Богом.

Когда ты совершаешь аскетические подвиги по принуждению, то это очень мучительно. Они угнетают тебя, тебе не хочется трудиться, твоя душа противится подвигу, и ты начинаешь роптать. А когда трудишься по любви, то даже не ощущаешь тяжести своего подвига. Все твои аскетические усилия даже не утомляют тебя — они приносят одну радость. Поэтому ты или любишь Христа и совершаешь для него различные подвиги, или хочешь Его полюбить, и таким образом являешь Ему это.

Ты спрашиваешь Христа:

— Господи, Ты любишь меня?

— Да, Я люблю тебя, дитя мое. Очень люблю.

— А как я узнаю, что Ты любишь меня? Докажи мне это! Покажи! Любовь — это не только слова.

И Христос говорит:

— Ты прав. Любовь — это не слова. И потому Я не говорил много о любви, а явил Любовь.

И при этих словах Господь поднимает Свои руки, говоря тебе:

— Посмотри!

И в это момент ты замечаешь две раны на Его руках — раны любви к тебе. Ты видишь Его прободенное ребро, Его пробитые гвоздями руки и ноги и Святую Главу в терновом венце. И Он говорит тебе:

— Видишь? Вот Моя Любовь к тебе. Я возлюбил тебя и пошел на Голгофу, как на праздник, потому что до боли любил и тебя, и всех людей. И страдая, Я знал, что делаю все это из любви к тебе, и ни о чем не жалел, восходя на Крест. А сейчас Я спрошу тебя: «Симоне Ионин, любишь ли ты Меня?» (Ин. 21:15).

— Конечно, я люблю Тебя.

Да, любовь — это не слова, а дела. И это не теория, а опытное переживание. Что ты готов сделать из любви к Христу? Вот ключ ко всему. Если ты любишь Его, то что бы ты для Него сделал? Если ты действительно любишь Бога, то в твоей жизни обязательно будут происходить события, которые помогут тебе на деле доказать свою любовь к Нему.

Мне становится стыдно, когда я думаю о том, как много святые делали для Бога — чего стоила их вера, как они устремлялись ко Христу всем сердцем. Ведь они вообще не говорили об этом, не развивали никаких теорий, не участвовали в передачах на подобные темы, а являли любовь к Богу своими делами. Им отрубали головы, выкалывали глаза, их бичевали, сжигали в огне и негашеной извести, топили в реке — они испытывали страшные муки. Читая жития мучеников, невозможно удержаться и не воскликнуть: «Боже мой!»

Но если мы с тобой попадем в рай, то окажемся рядом с ними. И эти святые скажут нам: «Идите сюда, к нам, садитесь рядом с нами!» И нам станет так неловко от того, что мы можем пойти и сесть рядом, не сделав в жизни ничего особенного.

То есть ты, может быть, и сделал, а я — нет. И вот я буду смотреть на Иоанна Предтечу, который принес такую великую жертву во Имя Христа, и кем буду ощущать себя рядом с ним? Изнеженным, избалованным, ухоженным христианином, в чистенькой, аккуратно выглаженной рясе — этаким безупречным совершенством…

Чего мне стоила вся моя вера? И если ничего не стоила, то я хотя бы должен поблагодарить Бога за все это и сказать Ему: «Боже мой, я восхваляю Тебя. Мне не пришлось делать ничего великого для Тебя, потому что Ты всегда Сам заботился обо всем в моей жизни, но я прославляю и благодарю Тебя!» Хвала Богу и смирение компенсируют аскетические подвиги. А если у тебя нет смирения, и ты не можешь прославлять Бога, то в таком случае тебе нужно сделать что-то для привлечения Любви Божией, то есть самому создать себе такие аскетические условия, чтобы в твоей душе ожила Божия благодать.

Редкий христианин признает, что бывает неправ

Порой нам кажется, что мы точно знаем, что нужно другому человеку, уверенно оцениваем его поступки и советуем, как поступать. При этом мы находим евангельские цитаты, ссылаемся на святых отцов, приводим в пример личный опыт. Но всегда ли мы бываем правы?

Верь. Вера — великое дело. Она есть живое доверие к Богу, Его силе и Премудрому Промыслу о нас, Его Любви к нам — ко мне, к тебе. Господь любит тебя очень сильно.

Я говорю тебе это, хоть и недостоин произносить такие слова. Если бы кто-нибудь другой сказал тебе об этом, наверное, звучало бы более убедительно. Потому что эту великую Истину не должны произносить грешные уста. Хотя даже и в таком случае Истина не перестает быть Истиной.

Бог любит тебя очень сильно. Он думает о тебе днем и ночью. Он знает все твои желания, вопросы, сокровенные мысли, знает все о твоих страданиях и муках. Почувствуй себя в руках Божиих. Он заботится о тебе.

Ничего случайного не происходит в твоей жизни, все — к добру. Бог всегда доводит дело до конца, и ты поймешь это, еще даже не дойдя до этого конца. Поймешь в процессе. Мудрый план реализуется в твоей жизни шаг за шагом, приводя тебя к вере, мудрости, святости и красоте, делая твою душу зрелой, сильной и одновременно мягкой.

Многое из того, что с тобой случается, является ответом на твои молитвы. Например, ты ведь стремишься к святости? Хорошо, а как стать святым человеком? Просто так? Нет. И Господь дает нам уроки святости, как бы спрашивая: «Хочешь стать святым? Тогда потерпи».

Потерпи коллегу, который завтра будет посмеиваться над тобой на работе. Потерпи уборщицу в доме, которая позавчера наговорила тебе массу безумных вещей. Потерпи и прости соседку, которую раздражает отсутствие нормальной звукоизоляции в доме и потому она постоянно говорит тебе: «Тише, тише! Я больше не могу вас слушать!» (хотя время — одиннадцать утра, и ты имеешь право разговаривать как угодно).

Чего только ни приходится выслушивать! Но Господь говорит нам: «Да, это урок. Урок святости, урок прощения, взаимопонимания и сострадания». Даже если раздражается кто-то другой, не ты, то все равно возникает вопрос: а как ты относишься к человеку, который раздражается?

Допустим, он действительно неправ. А Господь говорит тебе: «Я хочу научить тебя еще кое-чему — терпеть и хорошо относиться к тем, кто неправ и имеет нелегкий характер. А ты покажи свое доброе сердце, не будь таким, как они».

Да, этот человек — сложный, но ведь и ты сложный, и вот начинаются крики, ссоры и нервные срывы. А ты прости ближнего! Помолись! Помолись о всех людях — о себе, о своих детях, жене или муже, помолись обо мне! И я помолюсь о тебе и обо всех.

Нет человека, который не получал бы в этой жизни оплеух. Все в какой-то момент испытывают страдание и боль. Не существует абсолютно счастливых семей, абсолютно счастливой жизни. Я не знаю человека, у которого в жизни все было бы розового цвета.

Все мы проходим через различные испытания. Вопрос в том, можем ли мы говорить об этих испытаниях, обсуждать их, смотреть проблеме «в глаза», не прячась от нее. Можем ли мы признать свой страх, неуверенность, одиночество, беспомощность? Да, мне плохо! Меня бросили, предали, я боюсь будущего!

Это нужно произносить вслух в молитве к Богу. Об этом нужно рассказывать своему духовному отцу, который руководит твоей духовной жизнью, ведя при этом и свою личную борьбу. Так следует идти вперед.

Итак, нет человека, который не проходит через какое-либо испытание — маленькое или большое. Во всяком случае, я так думаю. И говорю тебе это не для того, чтобы ты расслабился и преисполнился иллюзий (хотя некоторая расслабленность тоже полезна — делать что-то не под давлением, а расслабленно и спокойно). Просто такова жизнь.

Приведу пример. Один молодой человек пришел ко мне и сказал: «Раньше я выкуривал по три пачки сигарет в день, а сейчас — всего по три сигареты. Мне трудно, но я стараюсь бросить курить, с Божией помощью». И я сказал ему: «Молодец! Продолжай в том же духе!» — «Что же мне делать?» — «Продолжать! Продолжай выкуривать по три сигареты в день!»

А кто-то услышал мои слова и сказал: «Что ты такое говоришь? Ему надо совсем перестать курить!» И я ответил: «Раньше он выкуривал по три пачки в день. Хочешь — пойди, посоветуй ему теперь вообще не курить».

И этот человек действительно поговорил с ним, после чего тот обиделся, они поссорились и теперь не разговаривают друг с другом. И я спросил его: «Ну и чего ты добился? Думаешь, я сам не мог запретить ему курить?

Но ведь главное — это борьба за душу человека. Главное — не лишить человека желания бороться, не лишить его ревности по Богу. Знаешь, сколько сигарет в одной пачке? Лично я не знаю. Наверное, много. А тебя так опечалили эти три сигареты — хотя в трех пачках их, наверное, сотня!»

Но потом мое решение все же показалось мне слишком мягким, и я решил посмотреть, что в таких случаях говорили святые, как они относились к подобным ситуациям. Патерик всегда утешает меня и дает мне почву для размышлений — в первую очередь, о себе самом и своем пастырском служении.

Здесь я люблю обращаться к авве Пимену (что, кстати, в переводе означает «пастырь»), потому что он был настоящим пастырем добрым для людей.

Итак, один монах пришел к нему за советом. Авва спросил его:

— Чем ты занимаешься? Что делаешь?

— Я работаю у себя на поле, мне это нравится. Сажаю, выращиваю, а собрав урожай, раздаю его нищим как милостыню.

— Молодец! Хорошо делаешь. Продолжай, — сказал ему авва Пимен, который духовным зрением видел сердце этого монаха (как и множество других вещей).

Но его слова услышал другой монах и сказал авве:

— Отче, как тебе не стыдно! Ты Бога не боишься? Монах пришел к тебе за советом, а ты ему: «Молодец, что работаешь на своем поле!» Это не совет! Наоборот, так ты уводишь брата с верного пути!

Авва Пимен всегда замолкал в разговоре с подобными людьми. Вот и теперь его ответом на эти слова было молчание. А через несколько дней он позвал к себе того монаха, у которого было свое поле. Тут же был и второй монах, сделавший до этого авве замечание. И вот на его глазах авва Пимен говорит первому монаху:

— Послушай, отче! Ты сказал мне несколько дней тому назад, что работаешь у себя на поле?

— Да, отче.

— Отче, я дал тебе неправильный совет. Понимаешь, я думал, что ты говоришь мне о своем брате, который в миру, — что это у него поля. А ты — монах, тебе не следует иметь собственное поле и возделывать его. Надо заниматься духовным трудом, а то, что делаешь ты, не годится для монаха. Понял ли ты меня? Очень прошу тебя, не занимайся этим больше!

И после этого тихо спросил второго монаха:

— Отче, все хорошо? Я поправил его? Ты доволен?

— Конечно! — ответил тот. — Сейчас ты дал ему правильный совет. А то, что ты ему до этого говорил о каких-то полях… Но теперь ты сказал, что следует. Он — инок, и ему непозволительно заниматься подобными вещами.

— Тогда послушай, что ответит на это наш брат, — сказал авва Пимен и спросил первого монаха:

— Ну что, отче, как думаешь? Перестанешь работать на поле, да?

И бедный монах ответил:

— Послушай, отче! Прости меня, но я не могу делать ничего другого. Эту работу я выполняю хорошо, она мне нравится, я не могу ее бросить! И не могу послушаться твоего совета. Прости, но я буду и дальше работать на поле, но теперь не знаю, когда снова приду к тебе. Мне нехорошо.

И ушел — в печали, разочаровании. Ему словно обрезали крылья.

А второй монах, считавший себя до этого великим аскетом и суперправославным, сказал:

— Отче, прости меня! Я ошибся, когда сказал тебе, что надо было дать другой совет этому брату. Прости меня!

Авва Пимен ответил ему:

— Брат, то, о чем ты сказал мне тогда, я и сам могу сделать — проповедовать, поучать, cтроить из себя великого учителя, осекая каждого со словами: «Прекрати это делать, так нельзя!» Я знаю, что работа в поле — не главное дело для монаха. Но с этим братом я разговаривал на его языке, исходя из его мыслей и помыслов. Я «подстроился» под него, подталкивая его к дальнейшему подвигу. Это была моя цель. И еще. Да, этот монах трудится исключительно на поле, но помнишь, что он сказал тогда? «Весь свой урожай я раздаю бедным, как милостыню». Эту его любовь к ближнему я и поставил во главу угла. А чего мы добились сейчас? Я обидел его (хоть и сказал ему все это исключительно для твоего успокоения), и он ушел в огорчении. При этом он все равно не перестанет работать на поле, но мы, в свою очередь, отняли у него радость и спокойствие, которые были с ним во время его трудов. Мы смутили его — без причины.

Вот как бывает, когда мы даем человеку совет без рассудительности, без любви и просветления от Бога. Без дерзновения от Бога. Потому что для того, чтобы дать совет, требуется дерзновение.

Авву Пимена не интересовало, что о нем подумают другие, когда он похвалил монаха, благословив его продолжать работу на полях. Он понимал, что молитва по сто часов — не для него, он так не сможет. Да, он посвятил свою жизнь Господу, но ведь можно показывать свою любовь к Нему и с помощью других своих трудов, не только молитвы. Работа в поле приносила бόльшую пользу его душе.

Вот в чем искусство любого Пимена — пастыря. Ведь и ты пастырь. Потому что у тебя есть дети, ученики, слушатели. Каждый, кто руководит людьми — учит, помогает, организует, поддерживает, — является пастырем.

И авва Пимен говорит: «Мне ли не знать, что такое строгая духовная жизнь? Мне ли не знать, что такое акривия (от греч. ἀκρίβεια — «точный смысл, строгая точность, тщательность»)? Думаешь, я сам не мог наложить запрет для этого монаха?»

Так же было и со мной. Разве я не мог тогда сказать молодому человеку, что курение вредно для здоровья, что это — грех? Конечно, мог. Но я знал, что после этого у меня с ним пропадет контакт. Этими словами я разочарую, «срежу» его, и таким образом потеряю одну человеческую душу, что гораздо хуже, чем курение.

Чего недостает всем нам? Рассудительности, открытости, способности признать свои ошибки. Очень редко можно встретить христианина, который годами ведет духовную жизнь и при этом признает, что бывает неправ.

Мы привыкаем мыслить по одному и тому же шаблону и «застываем» в своих мыслях, подобно готовому глиняному сосуду. Глина застывает и уже не меняется. Так и наш ум. Все, я так решил, я так считаю. Может, у тебя и получается менять ход своих мыслей, но в шестьдесят лет это очень трудно сделать, особенно если речь идет о духовной жизни.

А что говорит Бог? «Моя Воля — бескрайний океан. Или море. А иногда это море превращается в ручей, или в пар, который затем становится облаками, из которых льет дождь, образуя бурные потоки и реки. Моя Воля не есть неподвижный камень. Постоянна только Божественная Любовь.

Но как Она воплощается в жизни человека? Здесь не один путь, не один ответ». Поэтому одному Господь говорит: «Следуй за Мной!», другому — «Возвратись в дом свой», а третьему — «Иди и расскажи всем о чудесах, которые Бог сотворил для тебя!» Одного Бог посылает в монастырь, другого — на проповедь, третьего — создавать семью. Не существует одного пути, одного ответа. На один и тот же вопрос я даю тебе один ответ, а ты мне — другой. Общего ответа на все вопросы не существует.

Вот почему в Церкви никто никого не копирует. Но мы можем сравнивать, потому что у нас есть ряд критериев. Что же это за критерии? Духовная жизнь, молитва, любовь, умиление, смирение, истина. Мы берем все это и «замешиваем» в своем сердце, которое уникально. Так появляется личный результат каждого человека.

Как церковные люди становятся фальшивыми

Архимандрит Андрей (Конанос) — об опасности для церковных людей стать фальшивыми и о том, почему нельзя надолго останавливаться на «детском» этапе воцерковления.

Большинство из нас приходит в Церковь, чтобы узнать Бога. Однако бывает так, что спустя совсем непродолжительное время мы становимся какими-то фальшивыми, словно начинаем украшать собой витрину магазина. У нас такой вид, будто мы всё знаем и можем решать любые проблемы. Мы обо всём судим, даем советы, обо всём у нас свое мнение. Грозя пальцем, мы делаем людям замечания. Но при этом сами мы совершенно не похожи на те идеалы, о которых рассуждаем. Нас волнуют абсолютно другие вещи.

Поэтому, если не хочешь, чтобы и с тобой произошло такое, говори о Боге своей жизнью. Говори о том, что знаешь, и не скрывай настоящего себя. Ты — обычный человек, со своими страстями, ошибками и немощами. Как и все люди, ты хочешь любви, дружеского общения и прочих радостей.

Очень часто, придя в Церковь, человек начинает думать, что воцерковление само по себе изменило всю его природу. Но, скажу тебе, в отношении собственного «я» никаких изменений здесь не происходит. Характер не может измениться только потому, что человек пришел в конкретное место — даже если это место свято.

А вот кое-что другое может произойти. Мы продолжаем носить в себе свои страсти, которые начинают трансформироваться. Например, человек перестает драться на футбольных матчах или посещать ночные клубы, перестает употреблять наркотики, но страсть, которая побуждала его делать всё это, никуда не уходит — потому что со страстями невозможно распрощаться так быстро.

Страсть — это не рубашка, которую можно снять, кинуть в стирку и забыть о ней. Мы соединены со своими страстями. Поэтому часто происходит следующее: «светская» страсть трансформируется в «христианскую». Вот почему иногда человек, который раньше был фанатичным болельщиком, дрался, громил после матча витрины, а теперь воцерковился, остается яростным фанатиком — но только теперь в Церкви.

Это тот самый случай, когда люди говорят о своих близких, ставших церковными людьми: «Он ходит в церковь, но совсем не меняется! Треплет нам нервы, как и раньше!»

Что же не изменилось? Основные, главные черты характера остались прежними. Они не могут преобразиться сами по себе — просто потому, что человек пришел в Церковь и стал христианином.

Поэтому важно помнить о том, что гнев и раздражение остаются при нас. И хотя теперь мы гневаемся уже якобы по «духовным» причинам, но гневная страсть — по-прежнему с нами.

И если мы будем искренни, то согласимся с замечательными словами Паисия Святогорца. Когда однажды старец плыл на корабле из Дафни в Уранополис, кто-то узнал его и сказал ему:

— Геронда, идите сюда, чтобы вам не сидеть с мирянами!

А старец ответил:

— Но, чадо, разве мы потеряем что-то рядом с ними? Разве мы настолько лучше их? У нас есть какая-то особенная добродетель, которую мы должны оберегать? Разве мы не такие же, как они? То, что живет в нас, живет и в них. Просто наши пороки, страсти, проблемы проявляются по-другому. Мы начинаем ругаться, например, из-за устава — правильно ли отслужили службу…

Однажды я видел, как двое монахов поругались из-за того, какой поднос выбрать для мытья овощей. Да, они не дрались и не произносили ругательств, как на футбольном стадионе, но их прежние страсти остались при них.

Если мы поймем это, то, в первую очередь, полюбим себя. А затем станем снисходительнее к другим. У нас появится больше человеколюбия, смирения. И если мы признаем себя такими, какие мы есть, если примиримся со своим «я», если узнаем и полюбим себя, то и своих детей начнем любить гораздо больше, потому что у нас появится к ним гораздо больше снисхождения. Ведь какой мой ребенок, такой и я! Вот, мы ругаемся на детей, если они, как нам кажется, уходят с пути истинного, а на самом деле мы сами сбились с этого пути. Все мы от него уклонились, все мы — беглецы, у всех нас что-то не получается. Просто мы стараемся это замаскировать — потому и не видно.

Человек, живя в Церкви и общаясь с другими церковными людьми, очень скоро начинает понимать, что многие из них остались такими же, какими были и до Церкви. Один молодой человек рассказывал мне, что, придя в Церковь, он надеялся увидеть здесь сплошной идеал. Этот молодой человек работал в банке. И оказалось, что как в банке были ссоры, споры, осуждение, интриги, всё то же самое было и в этом приходском храме.

А одна женщина, которая живет за границей и является активной прихожанкой тамошней церкви, часто пишет мне, что готова рвать на себе волосы, потому что не может больше выдержать. «Я потеряю веру!» — написала она однажды. Почему это так? Потому что все мы — люди, люди со своими проблемами и слабостями. И как только мы признаем это, наш характер улучшится. Примирившись с собой, признав себя, мы сможем сказать своему ближнему: «Какой ты, такой и я. Я люблю тебя. Прости меня, и я тебя прощаю».

А ложь по отношению к самим себе, лицемерие и фарисейство только усложняют нашу жизнь.

Признав истину о самих себе, мы полюбим других людей, станем снисходительнее и человечнее. А став человечнее, приобретем и божественность. Смирившись, приземлившись, мы взлетим, потому что для того, чтобы взлететь, нужно сначала твердо ступить на землю. Стань человеком для того, чтобы превратиться в богочеловека! Будь простым, смиренным и естественным.

Господь для того и сделал апостолов (а затем и священников) своими преемниками среди людей, чтобы мы, находясь рядом с ними, не боялись, чтобы видели — они такие же, как мы, и они понимают все наши трудности, потому что проходят через то же самое. Что делаю я, делаешь и ты.

Мне очень понравились слова одного моего знакомого, который предпочитает исповедаться у женатых священников. Он сказал, что неженатые батюшки живут словно на другой планете и иногда говорят с тобой так, что ничего не понять. Не буду скрывать — я согласен с его словами. Очень часто семейный священник обладает спокойным, уравновешенным характером, потому что ему приходится… менять памперсы. Когда покупаешь памперсы и используешь их по назначению, невозможно при этом витать в облаках. Наоборот, человек приземляется, становится человечнее, искреннее, и не притворяется. Он уже не красуется на витрине святости, а несет собой благодать, простоту, смирение православного духа.

И говоря об опасности для церковных людей стать фальшивыми, кажущимися «витринными» манекенами, я вспоминаю одну китайскую пословицу: «Нужно научить ребенка ловить рыбу, а не есть ее».

Когда человек ловит рыбу, он уверенно стоит на земле. У него — свои крючки, удочки, приманка. Он сам выбирает место для рыбалки, разрабатывает свои способы и приемы и таким образом вступает в свои собственные отношения с морем. И на каком бы берегу он ни оказался, ему всегда удастся поймать (а затем и съесть) хотя бы одну рыбку, потому что он знает, как это делается, это — его талант, его любимое занятие. Но если человек привык получать еду только в готовом виде, от других людей, — тогда нет, он не сможет подкрепиться рыбой.

Это — распространенная ловушка, в которую мы часто попадаем, делаясь всё более зависимыми. «Иди сюда, — говорим мы друг другу, — я накормлю тебя, угощу рыбкой». То же самое иногда происходит и в Церкви. Но разве мы не должны расти сами, чтобы приблизиться к Богу? Разве не должны сами стремиться к тому, чтобы наша душа расцвела? Крепко стоять на собственных ногах?

Человек, помогающий нам приблизиться к Богу, — это мост. Но ведь нельзя вечно стоять на мосту — мост не может быть целью в жизни. Ты идешь, и я держу тебя за руку, чтобы ты не споткнулся, не потерял равновесие и не упал. Но сколько это может продолжаться? Как долго я должен держать тебя за руку, чтобы ты мог идти? Твоя главная задача — научиться ходить самостоятельно. Ты сможешь. И когда у тебя получится, ты обрадуешься этому. И после этого я не забуду тебя, потому что тогда ты полюбишь меня еще сильнее. Ты увидишь, что наши отношения — это не взаимозависимость, когда люди «поглощают» друг друга в собственном эгоизме, заставляя привязываться к себе. Просто с моей помощью ты нашел Бога.

Но если я указываю тебе на Него, а ты фокусируешься исключительно на моем пальце, то начинаешь думать: «Какой у батюшки красивый палец! Как прекрасно он указывает мне на Бога!» Да, но если ты не пойдешь в ту сторону, куда указывает палец, то в результате полюбишь и табличку с надписью «Рай». А ведь мы должны дойти до Рая. Самостоятельно.

Люди же часто ждут от духовного отца готовых решений и четких указаний к действию. А такие отношения — инфантильны. Это детская психология. На определенном этапе это можно понять — но этот этап необходимо пройти как отрезок своего духовного пути. Нельзя же оставаться детьми вечно. До каких пор ребенок может спрашивать учителя: «А правда, что дважды два — четыре?» Не в шестом же классе задавать такие вопросы! Подумай и ответь сам, ты можешь!

И эта сила, эта уверенность — не эгоизм. Это то, что имеет в виду апостол Павел, говоря: «Всё могу во укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил. 4:13). Если мы так и не почувствуем это всемогущество, которое несет в себе Божественная благодать, живущая в нас, то так и будем постоянно спрашивать: «Как мне здесь поступить? А там? Чего Бог хочет от меня?» Так невозможно услышать голос Бога.

Господь говорит: «Входящий дверью есть Пастырь овцам… И овцы слушаются голоса Его, и Он зовет овец Своих по имени» (Ин. 10:2–3). Если мы знаем и слышим Его голос, то знаем и друг друга. Любим друг друга. У нас появляется личная связь со Христом и друг с другом. Ты и Господь. Господь и ты. И в какой-то момент ты говоришь: «Я и Бог». И растворяешься в Нём, чувствуя, как с Его благословения и благодаря Его любви ты становишься с Ним одним Целым по благодати.

Всё это — шаги на пути духовного роста. И пока мы не достигли результата, нам всё время хочется слышать указания, что делать. Мы еще не научились сами стучаться к Богу и просить Его: «Господи, говори, я слушаю Тебя! Обратись ко мне, дай моей душе услышать Тебя!»

Дело в том, что многие из нас выросли болезненно зависимыми от своих родителей. «Я поступаю так, потому что так велит Церковь!» Нет, ты поступаешь так, потому что родители заставляли тебя это делать. Таким образом твои достижения не являются твоей заслугой. И на самом деле ты ничего не усвоил, не впустил в свое сердце. Всё происходило автоматически.

Такие люди научились только формальному общению с Богом. Они сами не понимают, почему поступают так или иначе, говоря: «Меня так учили. Мне так говорили». Разве этого хочет от нас Господь? Просто повторение, имитация, лишенные какой-либо жизненной силы и свежести? Разве это — любовь? Помню, одна женщина рассказывала мне, как она радовалась, когда ее ребенок был маленьким. Она делала с ним всё, что хотела: водила в церковь, отправляла на исповедь, на духовные беседы и в паломнические поездки, мальчик помогал в алтаре… Я спросил ее:

— А теперь?

— Теперь ничего этого нет, он всё бросил!

Я сказал ей:

— Тогда твой ребенок делал всё это, потому что ты этого хотела. Но ты не смогла вложить в его маленькое сердце любовь к Богу. Вместо этого ты всё время предлагала сыну готовые решения и не давала ему возможности самостоятельно думать, рисковать и ошибаться.

Когда человек учится ловить рыбу, ему приходится ошибаться. Он теряет приманку, время, переворачивает ведро с уловом, но всё это — опыт. А эта женщина хотела вырастить ребенка в парнике, в оранжерее, и думала, что ее дитя будет идеальным и совершенным. Но любой ребенок вырастает, и теперь это уже не ребенок, а взрослый мужчина или взрослая женщина. Он или она теперь живет в Лондоне и в воскресенье утром вместо церкви предпочитает пить кофе с друзьями. Потому что в детстве, посещая храм, эти люди ничему там не научились. Они ходили в церковь, потому что родители заставляли их это делать. И теперь оказывается, что всё было напрасно.

Поэтому нам следует стремиться выйти на собственный духовный путь, а не заботиться исключительно о внешнем, видимом благочестии.

Это похоже на то, как родители дают своим детям экипировку для похода или учат какому-либо ремеслу. Вот тебе рюкзак или инструменты, я научу тебя, как обращаться со всем этим — и всё, могу спокойно уйти. Мой ребенок, или мой друг, мой близкий человек может пройти по мне, как по мосту, — на ту сторону. При этом мост может развалиться, рухнуть, — а ты знай себе, смотри на конечную цель, на тот берег — на Бога. Его любовь, Его объятия никто не может у тебя отнять.

Вот почему человек, стремящийся к духовному совершенству, а не к показному благочестию, «витрине», никогда не падает и не сокрушается. Но если ты не научился смотреть на себя и окружающих реалистично, если ты привык возводить кого-то в абсолют, то малейшая трудность сломает тебя, и ты упадешь.

Не злись на себя и не прячься от себя

Перестань роптать! Перестань быть недовольной, перестань жаловаться, переживать и вести себя так, как будто перед тобой кто-то виноват. Знаешь, сколько людей страдает прямо сейчас, в этот момент? Сколько больных мучительно умирают в больницах… Это страшно.

Недавно мне позвонил один человек и сказал: «Завтра утром я еду в больницу — там будут делать операцию моей дочери».  Ты когда-нибудь сидела в больнице в ожидании новостей о состоянии близкого человека? Мимо проходят врачи, сестры, а ты сидишь и сходишь с ума от тревоги…

А сейчас ты говоришь мне, что у тебя проблема.

Прошу тебя, давай будем серьезнее, ведь часто мы бываем просто неблагодарны. Скажи хотя бы раз «Спасибо!».

Когда я был маленьким, то прочел в одной книге такую фразу: «Я горевал, что у меня нет денег на ботинки, пока не увидел человека без ног». И тогда я стал думать над этими словами. Человек хотел купить себе обувь, но у него не было денег, и он переживал. И вот он увидел человека, у которого не было ног. И, наверное, сказал себе: «Неблагодарный! У тебя не получилось купить себе ботинки, и ты возроптал. Но вот у этого человека нет ног. А ты здоров, и ноги у тебя есть!»

Я не говорю сейчас о том, что ты — просто мученица в своем терпении  (хотя так оно и есть). Я говорю тебе сейчас о том, что у тебя все хорошо. Ты хорошо спишь, тебе не надо принимать лекарства, у тебя нет тех серьезных проблем, которые есть у других. И все равно тебе кажется, что кто-то (или что-то) перед тобой виноват.

Тебе нужно понять, что жизнь состоит из проблем. Они никуда не исчезают. Если ты думаешь, что твоя проблема исчезнет, то да, ты права, она действительно исчезнет, но на ее месте появится другая проблема.

Проблемы не заканчиваются. Такова жизнь. Жизнь — это боль, труд, тревоги и скорби. Пойми это, хорошенько вбей себе в голову и скажи: «Я научусь жить со своими проблемами, как с друзьями. И если я преодолею сегодняшнюю трудность, то через месяц, или три месяца, или через год придет новая трудность, и я снова буду учиться таким словам, как  «терпение», «смирение», «духовная зрелость», «мудрость». К моему уму прибавится мудрость, потому что мы становимся мудрее именно через страдания». Пойми это.

Нет такого человека, который бы жил на нашей планете и при этом никогда не плакал, не чувствовал боли, не терпел бы неудач. А ты смотришь и завидуешь — постоянно смотришь на других и завидуешь им. И тебе всегда кажется, что с тобой поступают несправедливо, что ты вечно прозябаешь на задворках жизни… Но ты не права. Кто, по-твоему, счастлив?

Одна женщина сказала мне:

— Должно быть, Вы очень счастливый человек, раз так хорошо говорите о счастье!

Прекрасно думать, что у других все хорошо. Но на самом деле у каждого — своя боль. Ты, например, беспокоишься о своих маленьких детях. Да и все мы переживаем из-за чего-то, это неоспоримый факт. И что же нам делать? Ничего. Научиться жить со всем этим, благодаря Бога и каждый миг радуясь Его дарам.

Я говорю это всем, кто сегодня страдает и кому трудно. Мы все страдаем. И тебе скажу: у того, кому ты завидуешь, тоже есть своя боль. Один человек сказал мне: «Я завидую этой девушке, потому что мне кажется, что она очень счастлива!» Я ответил: «Не могу рассказывать тебе о ее жизни и о жизни других людей, потому что это — их личное дело. Но знай, что все эти люди также очень страдают. У них — свои проблемы. Их проблемы — не такие, как у тебя. Может быть, они не больны раком, не бедны так, как беден ты, у них нет той беды, что посетила тебя. Но у них другие проблемы». — «Ну да, но что все это в сравнении с моими проблемами?»

И это правда. Каждый считает, что его проблема — самая большая. Но Бог говорит тебе: «Я прихожу в твою жизнь не для того, чтобы избавить тебя от трудностей, а для того, чтобы изменить твое отношение к ним».

И тогда ты по-другому начнешь воспринимать свои проблемы — более оптимистично, более смиренно, терпеливо, мужественно. Прогони от себя уныние, которое говорит тебе, что тебе всегда будет так трудно. Дитя мое, проблема исчезнет, не преувеличивай. Ты настолько преувеличиваешь свои трудности, что, думая о них постоянно, испытываешь ужас и впадаешь в панику. А это неправильно.

Конечно, бывает, что человек просто так устроен. Это уже определенный тип личности, определенный характер. Некоторые люди, даже когда ты предлагаешь им решение проблемы, не могут его принять и успокоиться. Нет! Они все равно будут хныкать и роптать. Ты даешь им совет, они сначала немного улыбнутся, а потом говорят: «Нет, не могу, я таким родился». Эй, но ведь я сказал тебе, что если ты посмотришь на свою проблему вот с этой стороны, то она решится. Нет, мысленно эти люди уже снова там, в своей привычной тревоге.

Человек сам себя душит угрызениями совести и тревожным чувством вины. Ведь иногда мы испытываем тревогу даже из-за того, что в данный момент счастливы. То есть если ты счастлив, с тобой обязательно должно произойти что-то плохое. Я не могу быть счастлив! Через несколько дней что-то случится! Ты не можешь просто наслаждаться и радоваться. А посмотри на все хорошее в твоей жизни так, как заповедал нам Христос. Посмотри с оптимизмом, с надеждой и скажи: «Спасибо!».

Удивительно, что те, кто действительно сильно страдает (например, один мой знакомый, который сейчас проходит курс химиотерапии), никогда не жалуются. Один раз я спросил у этого человека:

— Ты вообще когда-нибудь возмущаешься? Обвиняешь Бога в чем-то?

Я спросил это для того, чтобы дать ему повод выплеснуть свою боль, высказать свою обиду, если она есть. Потому что некоторым людям кажется, что Бог обидел их, и поэтому им хочется высказать Ему это, обвинить Его, похулить. Мне захотелось вывести это желание наружу, и потому я сам спросил своего знакомого:

— Наверняка ты спорил с Богом? Наверняка возмущался? Наверняка говорил: «Что же Ты за Бог, если так поступаешь со мной?»

А он ответил:

— Я что, должен ругаться с Богом? В чем Он здесь виноват? Разве мне одному плохо?

Я сказал ему:

— Конечно, не одному тебе плохо, но, видишь ли, не у каждого в двадцать четыре года рак.

— Да, — ответил он, — в этом нет человеческой логики, но есть другая логика, которую я и сам не могу постичь.

Этот человек не роптал и не выплескивал наружу какие-то обиды. И это удивительно, что есть такие прекрасные люди.

И тебе я тоже удивляюсь. Ты совсем не возмущаешься из-за тяжелого характера своего мужа. А ведь правда тут целиком на твоей стороне. И потрясающе, что в этом вопросе ты не требуешь справедливости. Не требуешь, чтобы я указал тебе на твои права. Здесь ты проявляешь невероятное терпение и не таишь в себе никакой обиды.

Но давай я посоветую тебе кое-что. Возможно, я и ошибусь — тогда возрази мне.

Если тебя охватит скорбь и тебе захочется вступить с Богом в спор — сделай это! Пожалуйся Ему, выскажи свои обиды, но начни разговор с Ним, установи с Ним связь.

— Но если я заговорю с Ним так, значит, в это время я не буду молиться! Я буду только высказывать обиды! Буду говорить Ему лишь о своих страданиях, буду только возмущаться, жалуясь и высказывая массу недоумений!

— А я думаю, что все это как раз очень хорошо для молитвы.

— Да какая же это молитва! Это, скорее, препирательство.

— Препирайся! И я беру на себя смелость советовать тебе это, опираясь на слова самого пророка Давида, и не только его, но и множества других святых. Св. Силуан Афонский говорил Богу: «Ты неумолим!» Ты знаешь, что означают эти слова по отношению к Богу? «Бог, Ты не жалеешь меня, Ты жесток и немилосерден». Может быть, тебе даже слышать это возмутительно — хорошо, не говори так. Ты хорошая христианка. Но неужели ты лучше св. Силуана, который говорил это? Лучше пророка Давида, который противоречил Богу? Почитай Псалтирь! Каждый день читай по одному псалму или по одной кафизме (это несколько псалмов, которые читаются каждый день). Почитай, чтобы увидеть, как пророк Давид разговаривает с Богом. Он и огорчается, и жалуется, и препирается с Ним: «Боже мой, для чего Ты оставил меня (Пс. 21)? Для чего отверг? (Пс. 42)? Доколе не защищаешь меня (Пс.6)? На мне утвердилось Твое проклятие (Пс.87). Одного я просил у Господа, и этого буду искать (Пс. 26).

Скажи это Богу. Установи связь с Ним. Говори с Ним, выплескивая всю горечь, потому что иначе ты держишь ее в себе, и она сжигает тебя. Ты копишь все обиды внутри, а потом они «выстреливают», и ты взрываешься и страдаешь.

Твоя вина в том, что ты не разговариваешь об этом. Не делишься переживаниями. У тебя нет человека, которому можно было бы довериться и говорить все, что хочется. Выпускай свою боль, не держи все в себе. Это не грех — озвучить свою какую-то мысль или помысел, высказать горечь и обиду. И все это можно сказать или Богу, или своему брату (как по плоти, так и по духу), сестре, другу… И не значит, что тогда мы будем слишком погружаться в свои обиды. Как говорил мне один монах: «Не то чтобы это сильно влияло на меня, но когда оно появляется, я должен сказать об этом». Скажи об этом и ты!

Один человек, который исповедуется у меня годами, как-то сказал мне:

— Отче, иногда мне приходит в голову сказать тебе, что ты говоришь глупости, но затем я понимаю, что наверняка это я дурак. Однако вот такие мысли приходят мне на ум. Представь себе, до чего я дошел, чтобы так думать про тебя!

Я ответил:

– Мне это нравится!

— Что тебе нравится?!

— Мне нравится, что ты можешь говорить мне об этом.

А другой человек как-то спросил меня:

— Отче, что, по-твоему, было самым хорошим в моей сегодняшней исповеди?

И я ответил:

— Когда ты говорил о том, что перед этим тебе было трудно озвучить. Какие-то мысли, помыслы, все те глупости, которые приходили тебе в голову — любые и странные. Ну, и то, о чем ты думаешь в данный момент. Выскажи это, потому что оно все копится, копится, и в какой-то момент ты просто лопнешь и заболеешь — и душевно, и телесно.

Ты знаешь, как стресс, чувство вины, какие-то внутренние конфликты отражаются на нашем организме. Люди, которые не умеют открывать свое сердце, просто тонут под тяжестью этого груза. И, в конце концов, это отражается и на здоровье. От стресса и напряжения появляются различные болезни — например, язва или даже рак. Часто дело здесь даже не в каком-то нарушении режима, а, скорее, в душевном «распорядке». Мы нагружаем себя всем этим, везем этот воз, а как хорошо говорит Господь: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас» (Мф. 11:28). Если ты будешь держать все внутри, ты не выдержишь и сойдешь с ума. Сними с себя это бремя, освободись.

Мы постоянно чувствуем, как сами давим на себя изнутри. В нас много чего сокрыто, но при этом мы не можем это озвучить, не можем открыть свою душу. А если бы мы это делали, наши проблемы бы решались.

Ты говоришь о своей проблеме вслух и сам себя слышишь. Ты делишься — с другом или с духовником (если этот вопрос требует исповеди). А рассказав обо всем священнику, ты почувствуешь избавление от этого всего через благодать Таинства. Ведь оно подтверждает, что Господь на Голгофе простил тебя. Христос смотрит на все происходящее с любовью, снисхождением, милосердием. Он не ругает тебя и не наказывает. И это потрясающе — то, что Он не наказывает.

На Афоне мне рассказывали, что в монастыре святого Павла жил один монах, который был настолько искренен в своих помыслах, что говорил обо всем вслух — обо всех своих тревогах и проблемах. Ничего не держал в себе. И однажды он сказал игумену: «Геронда, в меня вошел помысел плюнуть в тебя. Естественно, я этого не сделаю, но вот, говорю тебе о том, что иногда приходит мне в голову».

А ты все держишь в себе. Ты никогда не говорила о том, что копится у тебя внутри, даже на исповеди. Разве это внутреннее давление, этот обман, лицемерие и видимое приличие — лучше? Когда ты показываешь себя такой, какой на самом деле не являешься. «Но это так ужасно, так мерзко и скверно!» Но ведь, дитя мое, ты же не являешься тем, что думаешь. Это лишь мысли. И если ты проговоришь их вслух, знаешь, как потом тебе станет хорошо?

Не знаешь. Потому что ты скажешь вслух о действительно страшных вещах — о чувстве мести, о зависти, ненависти, ревности, злобе.

А жизнь твоя после этого станет настоящей, светлой. Ты выпустишь из себя все то, что у тебя внутри, во мраке подсознания, глубоко в душе. Проговорив это, ты очистишься, и тебе станет легче.

Один ребенок сказал мне:

— Однажды мама и папа обидели меня так сильно, что я подумал: если они умрут, я обрадуюсь!

Понятно, что ребенок не обрадовался бы в таком случае. Это был помысел, который возник в его голове в тот момент. Он появился из-за желания отомстить родителям, из-за усталости и напряжения. Ребенок не мог выразить свои чувства словами. Поэтому они оформились вот в такую мысль о родителях. И это не было истинным желанием мальчика, потому что если с его матерью действительно что-то случится, он сойдет с ума от горя. Но в тот момент ребенок дошел до такого состояния, что подумал именно так.

А если все оставлять внутри, то потом начинаешь обвинять себя и говорить: «Что же я подумал о своей маме! Как мне не стыдно! Я — ужасный сын!» А если потом с мамой действительно что-то произойдет, то ты скажешь: «Это я виноват, потому что подумал тогда об этом! Вот, я подумал, и это произошло».

Возникает порочный круг. И с чего все начинается? С нежелания проговорить все то, что другой человек озвучивает с легкостью, раскрывая свою душу, свое сердце, не изображая при этом из себя кого-то другого, кем он не является.

Разумеется, не надо делиться всем этим с кем попало. Потому что люди могут встать на уши от услышанного, могут начать сходить с ума и кричать: «О-о-о-о!!!» И если слышишь такую реакцию, — всё! Ничего им больше не говори. Ты будешь рассказывать обо всем только тому, кому доверяешь, — например, своему духовнику, которого ты выбрал. А если еще не выбрал, выбери. Чтобы всегда помнить: у меня есть духовник, которого я сам выбрал и которому я доверяю, и с которым могу поделиться даже самыми странными и ужасными мыслями».

Однажды, много лет назад, мы посетили Метеоры. В то время мы занимались миссионерской деятельностью,  и потому были самыми образцовыми ребятами на свете. И один игумен тогда сказал нам:

— У всех вас есть серьезная проблема, которую вы должны преодолеть. Эта трудность — больше тех трудностей, которые испытывают грешники в аду. Она огромна.

— Что же это за проблема?

— Ваша проблема в том, что вы очень хорошие. И потому вам будет очень трудно видеть в себе плохое и говорить об этом. Вы настолько уверены в своем совершенстве, вы так благочестиво выглядите, что создали ложное представление о самих себе и считаете себя идеальными. Такой идеальный христианин не сможет сказать на исповеди: «Отче, я, весь из себя такой совершенный,  в действительности не являюсь тем, кем должен быть. На самом деле я такой и сякой, подумал это, сказал то, сделал это, сделал то…» Вы подумаете: «Как же я могу сказать все это? Я ведь образец, все считают меня святым и совершенным!»

В этом наша фальшь. В этом наша ложь и лицемерие. И именно поэтому Господь не гневается ни на что другое так сильно, как на лицемерие. Это страшно. И мне надоело мое лицемерие. Все мы действительно большие лицемеры, и очень фальшивые. Христос говорит: «Если кто без греха, пусть первым бросит камень!» (Ин 8:7) А ты — без греха?

То есть получается, Господи, мне нужно признать, что я грешен? «Если ты скажешь Мне об этом, Я буду любить тебя еще больше». А если я скажу Тебе, что я безгрешный, разве Ты не будешь любить меня больше? «Нет, не буду. Потому что в таком случае ты не безгрешный. Ты лжец». Насколько в таком случае лучше грешник, который однако  искренен, смиренен, открыт, прозрачен, который говорит: «Да, я такой. Я чувствую свою слабость и свое зло». А вдруг при этих словах другой человек оттолкнет меня — так, что я упаду и окажусь в еще большей грязи?

Да, а разве так не бывает? Ты ведь поступал так с людьми. Человек приходит к тебе, открывает свою душу, а ты демонстративно ужасаешься тому, что услышал, хотя, если ты честен перед самим собой, то вынужден признать, что думаешь то же самое, и даже хуже.

Кого я из себя изображаю, когда так оскорбляюсь и в ужасе говорю другому человеку: «Не могу поверить в то, что ты так думаешь и так поступаешь! Горе тебе!»

Поэтому ты и не найдешь такого священника, такого духовника, к которому ты бы пришел на исповедь, а он бы при этом показал тебе, насколько он поражен и шокирован твоими словами. Безразличия ты также здесь не встретишь. Священник никогда не скажет тебе: «Дитя мое, не мешай мне, делай что хочешь!» Но и ужасаться он не будет. Я же не ужасаюсь, когда что-то земное произрастает из земли; или когда вижу, как глиняная посуда изготавливается из глины. «Но я не земля!» — скажешь ты. Действительно, ты не земля, у тебя есть душа. Ты обладаешь нетленным. И ты борешься. Прикладываешь усилия, каешься в своих грехах и раскрываешь свою душу.

Вот об этом и говорил нам игумен в Метеорах. «Сейчас ваша проблема — раскрыть душу на исповеди: разговаривать с духовником свободно и искренне каяться. Вам трудно делать это, потому что вы «хорошие ребята».

Это все равно, что школьный учитель придет на исповедь и скажет духовнику: «Отче, я курю. А на уроке я говорил детям, что курить нельзя». А потом придет еще раз и скажет: «Отче, на уроке я рассказывал о том, что у нас не должно быть страстей, зависимости от чего-либо. А придя домой, не выдержал и выкурил три сигареты подряд, потому что не выдержал». Ну вот как рассказать такое…

И вот одна из причин, по которым человек постоянно недоволен.

Он не может спокойно сесть и поговорить о том, что у него внутри, о том, что его беспокоит. И, в свою очередь, одна из причин, по которой мы отказываемся так поступать, в том, что нам страшно от самих себя и мы не в состоянии признать, какие мы  на самом деле. Тебе кажется, что невозможно рассказать о себе всю правду — о своих чувствах, желаниях, мыслях и делах. Например, как сказать на исповеди: «Я узнала, что мою подругу уволили с работы, и от этого мне стало хорошо»?  Тебе нелегко признаться в этом, но ведь так оно и было, тебе действительно было приятно узнать об этом.

Или ты узнаешь о том, что кто-то из твоих знакомых развелся, и говоришь про себя: «Да, жаль, но, честно говоря, он заслужил это, потому что однажды посмеялся надо мной. И вот сейчас я полностью удовлетворена. Мне хорошо от этого, и никто об этом не знает». Это так. И вот такие состояния ты накапливаешь в себе и, следовательно, живешь во лжи. А потом начинаются комплексы, болезни, психические расстройства, лекарства…

Мне очень нравится точка зрения Константина Ганотиса, который говорит, что психологи работают с чувством вины. Ты идешь к психологу и говоришь о том, что тебя беспокоит, в чем ты себя чувствуешь виноватым. А Церковь, говорит Ганотис, забирает у человека его вину, его грех, что, конечно, правильно и естественно.

Но часто ли мы встречаем это на практике? Может ли человек действительно «отдать» всю свою вину Церкви, или же он встречает противоречие, осуждение?

И следующий вопрос относится и к родителям, и к учителям, и к священникам. Но в первую очередь я говорю о себе. Когда человек приходит ко мне и рассказывает о каком-то своем проступке, помогаю ли я этому человеку избавиться от чувства вины? Вот, я священник, ты — преподаватель, кто-то занимает еще какую-то должность… И вот к нам приходит человек и раскрывает перед тобой свою душу. Принимаешь ли ты его таким, какой он есть? Сможешь ли успокоить его, или он уйдет от тебя в еще более подавленном состоянии? У тебя получится сделать так, чтобы человек после исповеди сказал себе: «Ну как же хорошо, что я все рассказал ему и он не стал на меня ругаться! Батюшка не дал мне почувствовать себя полным ничтожеством!»

Спроси себя сам: мы, верующие, разве свободны от самоугрызений? От того, что порождает в нас внутреннее недовольство, чувство неудовлетворенности и заставляет жаловаться на жизнь? Одно цепляется за другое, как петельки. И надо поймать нужный конец нити, чтобы распустить все изделие.

Недовольство жизнью появляется, когда человек не удовлетворен, когда он позволил своему внутреннему миру испачкаться настолько, что запутался полностью. И очень трудно распутать этот «узор», потому что думаешь: «Если я начну распутываться при других, надо мной будут смеяться; меня оттолкнут, прогонят, у меня не будет друзей».

Да, это действительно трагедия. Ведь рядом со Христом мы вроде как должны освобождаться от греха. То есть становиться свободнее и спокойнее. Да, мы грешники. Но — спокойные грешники. Спокойные потому, что наша душа открыта и прозрачна. «Отче, я согрешил, я украл. И я не горжусь, а каюсь. Прости, Господи». А мы, глубоко подавленные своими чувствами, держим все страхи и проблемы внутри. Как в таком случае человек может покаяться на исповеди?

Скажу тебе и еще кое-что.

Иногда мы проявляем чрезмерную нетерпимость к грехам других. «Не могу этого слышать! Это невыносимо!» И т. д. Как будто грех, о котором мы узнали,  —  невероятное зло и самое страшное преступление на свете. Ну, спасибо большое. Знаешь, к чему приводит такая наша реакция? Человек настолько пугается, что начинает думать: «Пресвятая Дева! Сохрани меня от этого греха. А если я все-таки совершу его, то сохрани меня от необходимости рассказывать о нем. Я не выдержу!»

Будем честны перед собой. Разве не все мы — грешники? Грешники всех стран, соединяйтесь! Встанем на колени перед Голгофой, не глядя друг на друга, потому что, если ты посмотришь на того, кто рядом, — кто знает, что ты увидишь… Ведь твой ближний — такой же, как и ты. Идеальных нет. Все мы — и хорошие, и грешные; и страстные, и чистые. И каждый носит все это в себе. Думаешь, ты в грязи, а другой — совершенство?

Один человек рассказал мне: «Когда я поехал на Афон, то увидел там множество людей святой жизни. И я знал, что по сравнению с ними я — ничтожество, грешник, плохой человек, совершающий только плохие поступки».

Когда я учился в университете, то на лекциях по педагогике нам говорили, что с детьми нужно вести себя так, будто ты никогда не ошибаешься. Почему? Потому что, объясняли нам, в противном случае ты перестанешь быть для детей образцом.

Хорошо, но разве это не фальшь? Да и я — тот, кого ты считаешь за образец — периодически падаю, а затем каюсь. А это разве не может быть образцом? Образцом покаяния.

А если внутри тебя прочно сидит убеждение «другие люди никогда так не делают- никогда так не думают-не испытывают таких чувств», то это значит, что ты сделал свое воображение фальшивым. И думаешь, что вот оно — настоящее христианство. А ведь на земле никогда не было более искреннего, более открытого, честного и земного человека, чем Христос. Настолько приземленно Он вел себя. До такой степени приземленно, что однажды сел и, пачкая Свои руки в грязи, стал чертить буквы на земле. Пока все вокруг смотрели на грешную женщину, Его руки трогали землю. И Христос будто говорил: «Вот, я спокойно касаюсь грязной земли, а рядом со мной находится  другая земля — женщина, которую вы готовы смешать с грязью! Вы, притворяющиеся передо Мной безгрешными, вы думаете, что Я завидую вашей праведности и не замечаю всей этой лжи? Зачем лгать?»

Потому и нет перемен в твоей семье, потому и у ребенка такие проблемы, потому и твоя жизнь все усложняется. Ты хочешь казаться другим человеком — не тем, кто ты есть на самом деле. Внешне ты такая, а на самом деле — совсем другая. А это — хаос.

Лично мне очень нравятся такие люди, с которыми я могу быть самим собой. Конечно, это не означает, что в таком случае нам не надо бороться со своими страстями и пороками, вовсе нет! Но постоянно быть фальшивым невозможно.

Однажды, когда мы ехали на машине, водитель включил радио. Передавали какую-то современную музыку. Но через некоторое время водитель выключил радио и сказал мне:

– Отче, если бы сейчас в машине вместо тебя был бы кто-нибудь другой, я бы не включил эту музыку. А сейчас я рад, что только что был самим собой. Я — это я, и пусть я иногда слушаю такую вот музыку, но это я. А если бы на твоем месте сидел какой-нибудь другой уважаемый человек, я бы не сделал этого.

Я ответил ему:

— Наверное, этот другой человек просто вдохновлял бы тебя на молитву, создавая особую духовную атмосферу. А я вызываю желание светских развлечений.

– Нет, дело не в этом. Я бы не молился. Я бы ехал и боялся включить музыку, то есть боялся бы быть самим собой. И в таком случае я был бы уже кем-то другим.

— Не могу сказать тебе за всех остальных людей, — ответил я ему, —   но лично мне в любом случае нравится, что ты не боишься быть собой. И мне понравилось, что ты выключил радио, когда в песне стали звучать глупые и бессмысленные слова.

А вот что пишет отец Епифаний Теодоропулос: «Я люблю, когда людям уютно рядом со мной».

Иными словами, когда люди, которые рядом, могут быть самими собой в моем присутствии. Однако это совсем не значит, что, когда нам уютно, мы можем быть грубыми. Или лживыми.

Мы постоянно обманываем себя, когда выражаем недовольство по поводу одного, а на самом деле хотим сказать совсем другое. Понимаешь? Например, муж кричит на жену, потому что ему не понравилось приготовленное ею блюдо, но ведь проблема не в еде. Непонимание — в чем-то другом. Еда — это только повод — то, что на поверхности. А что легче увидеть, за то легче и зацепиться. Или, например, спорите вы с мужем по поводу денег. Но сами деньги тут ни при чем. Дело в чем-то другом, что вам стыдно обсуждать друг с другом. Вы не можете открыться друг другу, рассказать о том, чего каждому из вас недостает, чего бы вы хотели, что вы чувствуете, почему вам больно.

Загляни в себя и спроси: «Что со мной? Чего я хочу на самом деле?» Точно так же помогай и ближнему видеть и признавать ошибки, но не бей его после того, как он расскажет тебе о них.

В этом — величие и красота нашей связи с Богом.

А если посмотреть на то, как мы, люди, обычно воспринимаем Бога, то получается, что Он — очень добрый, но одновременно и очень злой. Но этот бог, которого мы себе представляем, не имеет ничего общего с Истинным Богом.

Но ты берешь и отождествляешь свое представление о Боге (т. е. свою фантазию) с Реальностью, которая выше любой фантазии. Потому ты и говоришь: «Бог вот такой, я себе Его представляю именно таким». Да, ты представляешь себе Его таким, но Он — не такой. И Бог никогда не сердится на тебя.

Я говорю тебе все это потому, что ты написала мне это письмо. В нем ты говорила о  чувстве вины, которое полностью захватывает тебя в самый неожиданный момент и душит тебя.

Нет, дитя мое! Дыши! Освободись! Будь собой, стань такой, какая ты есть, и перестань жаловаться на жизнь. Сделай это!

Один человек (теперь он замечательный митрополит), когда был молодым, пришел к своему духовнику и сказал:

— Я больше не могу!

Вот как хорошо он сделал — просто пришел и сам признал это.

— Больше не могу!

— Чего не можешь?

— Не могу больше так жить! У меня страшное искушение.

– И чего же тебе хочется?

— Я хочу согрешить!

Он думал, что духовник скажет: «Нет, не надо!». А священник посмотрел на него и сказал — очень просто и спокойно:

— Ну, тогда согреши!

– Что-о-о? — переспросил молодой монах.

— Ну а чего тебе хочется? Быть хорошим через силу? Разве ты не свободен?

— Но Вы берете на себя смелость…

— А что поделать? Ведь тебе не нравится, что я заставляю тебя быть хорошим.

И в то же самое время, когда духовник сказал: «Ну, тогда согреши!», эта мысль моментально вылетела из головы его чада.

Давление, которое мы оказываем на самих себя, очень коварно. Оно вызывает в нас злобу, напряжение, тревогу, ропот… Не дави на себя. Один человек говорил, что если не делать этого, то можно даже стать священником. И в любом случае — жить очень и очень хорошо.

Нужно примириться с самим собой, стать себе другом, полюбить себя и смиренно признать, что ты — это ты. Как сказал Господь: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» (Мф 22:39). Что значит «как самого себя»? То есть, как ты любишь себя, так люби и своего брата. Ведь существует и хорошая любовь к самому себе.

Например, если я прилягу днем на полчаса, это будет моя забота, моя любовь к самому себе. И она мне во благо. Ведь если я не отдохну немного, у меня потом не будет сил, я буду похож на развалину и не смогу ничего делать — ни молиться, ни читать. Так что благая любовь к себе существует.

Люби себя. Не страшись своего «я». Разговаривай со своим духовником, проси его уделять тебе время и отвечать на беспокоящие тебя вопросы — и личные, и касающиеся твоей семьи, и связанные с прошлой жизнью, и любые другие.

Все мы люди. И человек способен ожидать от себя чего угодно. Можно подняться в небеса, а можно и вываляться в грязи. Я не хочу сказать, что валяться в грязи — это хорошо, но так действительно происходит иногда в нашем восприятии. Читайте Лествицу св. Иоанна Лествичника, читайте святых отцов, читайте Добротолюбие, и вы увидите, какими искренними были все эти люди, говоря о себе: «Да, я такой, я так чувствую и не прячусь от себя!» И после этого они утешались и исцелялись. Они менялись. Их душа успокаивалась, освобождаясь от тяжкого бремени.

И я понял, что после того, как человек увидит себя, примет себя таким, какой он есть, и явит себя Богу, а также честным, правдивым, хорошим и святым людям, — он увидит обращенную к себе любовь.

И раньше других Бог обнимет тебя и скажет: «Глупенький, Я столько времени знаю тебя и столько времени продолжаю дарить тебе жизнь! Ведь если бы Я хотел наказать тебя, Я бы наказал тебя в тот самый момент, когда ты совершил этот грех. Неужели ты не понял, когда Я оставил тебя в живых после этого, что Я люблю тебя? Ты дышишь — значит, Я люблю тебя. Твое сердце бьется — значит, Я люблю тебя. Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Сколько раз еще повторять?» Вот как скажет Господь.

Будем молиться, чтобы и ты слышала в себе эти слова. Чтобы в тот момент, когда тебе станет тревожно и страшно, ты бы услышала, как Господь говорит: «Я люблю тебя!»

Иди вперед. Думай, но не злись на себя. Разгляди свою душу. И не живи обманчивыми представлениями о Боге и о себе.

Ваши добрые дела смущают людей? Продолжайте!

Ты не знаешь мотивов поведения других людей. То, что ты постоянно искушаешься, — твоя проблема. Прекрати искушаться! Не хочешь прекращать? Продолжай! И в твоем сердце никогда не будет покоя. Ведь кто-то всегда будет виноват перед тобой, тебя всегда будет что-то огорчать, и ты всегда будешь роптать!

Не вступай в спор с теми, кого раздражают разговоры о Боге. Пусть лучше эти люди искушаются, смущаются, но не озлобляются.

С одной стороны, Господь говорит нам не вводить никого в соблазн (Мф. 18:7; Лк 17.:1–2). А с другой стороны, Сам Он являлся соблазном для многих. Когда? Например, когда входил в дома грешников и ел с ними. Как же так?

Господь говорит: «Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят; лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих» (Лк. 17: 1–2).

Горе нам, если мы становимся соблазном для другого человека, и особенно — если это человек с чистым сердцем, ребенок или взрослый с душой ребенка. И Господь показывает нам всю тяжесть этого греха, говоря: «Лучше утонуть, чем ввести кого-то в соблазн». Этими словами Он хочет показать, насколько серьезен грех соблазна — когда мы становимся искушением для другого человека и тем самым препятствуем его духовному развитию.

Но бывает так, что кто-то говорит нам: «Как ты можешь так поступать? Я в шоке от того, что вижу! Не ожидал от тебя. Ты заставляешь меня нервничать, ты смущаешь меня».

Искушая человека своими плохими поступками, мы вводим его в соблазн, и так поступать нельзя.

А если кто-то смущается от того, что я хожу в церковь? Что же, мне не ходить в церковь из-за этого? Да пусть искушается, сколько хочет. Что тут поделаешь? Как говорится в Откровении, «Святой да освящается еще» (Откр. 22:11). И тот, кто в таком случае соблазняется, пусть соблазняется еще, — говорю я.

Есть люди, которых все раздражает и все искушает. Господь был другом для многих грешников, и кого-то это искушало. Скажу честно: если бы я жил в то время и был уважаемым человеком, то и меня бы смутила дружба Христа с плохими людьми. А ты бы не соблазнился? Не сейчас, когда ты все понимаешь и знаешь правильные ответы, а тогда.

Ответь сейчас на мой вопрос не правильно, а правдиво. Что бы ты подумал, если бы увидел, как Господь ходит в гости к грешникам, вместо того, чтобы прийти в твой богатый, благоустроенный дом? Как бы ты поступил? Ты, ходящий в церковь и побывавший на Афоне, — был ли ты когда-нибудь в доме грешного, блудного, скандального человека, общался ли с ним? И разве не подумал бы ты тогда: «Ну-у, я ожидал от Христа другого, а вот что вижу».

А Господь говорит в ответ: «Дитя Мое, Я пришел, чтобы спасти душу другого человека. Твоя проблема — в тебе самом. Твое раздражение, твои подозрения и фантазии преувеличивают все вокруг, и из-за своего эгоизма ты пропускаешь увиденное исключительно через собственные мысли. Из-за этих мыслей тебя смущает все, что Я делаю. Ем — и ты называешь Меня чревоугодником. Не ем — и ты говоришь, что Я притворяюсь подвижником («Что это еще такое? Почему Он не ест?») В итоге Я просто не знаю, что с вами делать. С одной стороны, вы называете Меня князем бесовским и одержимым, с другой — другом мытарей и грешников, обжорой и пьяницей. Как Мне вести Себя с вами?»

И Господь выбрал, как вести Себя с людьми. Он выбрал любовь.

Он словно говорил людям: «Я люблю, и делаю, что хочу. Я люблю и совершаю чудеса в субботу». Люди смущались. Ну и пусть. Что Господь мог поделать с этим? Вот, Он сидит и разговаривает с женщиной-самарянкой о том, Кто такой Бог, о ее душе, ее прошлом, ее жизни, и тем самым приводит женщину к Богопознанию. О таких вещах с женщинами разговаривать не принято, и апостолы, придя к колодцу, недоумевают и немного смущаются тем, что Господь говорит с самарянкой. А ты как бы поступил в таком случае? Стоял бы с ними и осуждал. Осуждал Кого? Бога. «Что Он делает? Почему Он так поступил? Как Он мог? Меня это очень смущает …»

А Господь говорит в ответ: «Дитя Мое, у тебя проблема. А Я не могу здесь помочь тебе, потому что не могу не спасать душу другого человека только потому, что у тебя проблема. То есть Я могу помочь и тебе тоже — Я могу решить эту твою проблему, чтобы ты не искушался. Ведь если Я даже перестану помогать другим людям, ты все равно не выздоровеешь, потому что проблема — внутри тебя. Нужно избавить тебя от нее. И тогда ты начнешь относиться ко всему гораздо проще и не будешь смущаться».

Допустим, ты видишь, что кто-то ест мясо в среду. Не позволяй себе искушаться — может быть, у человека на это есть причина, а ты не знаешь о ней. Или ты видишь, как какой-то священник говорит и делает что-то странное. Ты не знаешь, почему он так делает, почему так говорит.

Ты не знаешь мотивов поведения других людей. То, что ты постоянно искушаешься, — твоя проблема. Прекрати искушаться! Не хочешь прекращать? Продолжай! И в твоем сердце никогда не будет покоя. Ведь кто-то всегда будет виноват перед тобой, тебя всегда будет что-то огорчать, и ты всегда будешь роптать!

Это не мои слова. Это показывает нам Сам Господь — Своей жизнью. Он совершает чудеса в субботу, зная, что это раздражает фарисеев. И не только Господь — Его святые также совершают иногда поступки, которые многих смущают. И люди говорят праведнику: «Что это ты делаешь? А еще святой!» — «Во-первых, я не могу назвать себя святым, — отвечает им праведник. — Я не просил, чтобы вы называли меня так, и не считаю, что это правда. А во-вторых, я живу перед Лицом Господа, а не перед твоим лицом. Я живу для Бога».

И святой встает, читает главу из Патерика, а затем идет в дом, где собираются грешные женщины. А люди, видя это, начинают сходить с ума и говорить: «Что ему там понадобилось?» И тайком следуют за святым. Но, догнав его, они видят, что он пришел к этим грешницам не для блуда, а для того, чтобы, преклонив колена, со слезами помолиться о них и дать им денег со словами: «Вместо того, чтобы согрешить сегодня, возьми эти деньги, а я помолюсь за тебя. Я хочу от тебя одного — чтобы ты не грешила. С утра до вечера я зарабатывал эти деньги плетением корзин и, собрав достаточно, пришел к тебе. Вот, я отдаю тебе свой заработок и прошу тебя: не греши хотя бы в эту ночь».

А женщина говорит ему в ответ: «Как же так? Разве я не искушаю, не соблазняю тебя?» — «Нет, — отвечает ей святой. — Потому что я стар и сед и я много постился, и смотрю на тебя другими глазами. То, что ты делаешь, не волнует меня. Я вижу грех, который пленил тебя, и потому не испытываю смущения от твоих действий».

И эта женщина смотрит на подвижника, как он молится, воздевая руки к небу, как из его глаз текут слезы, и после молитвы видит, что его лицо сияет. В вертепе разврата открывается Бог. Это удивительно. А за стенами этого притона, в мире людей чистых и праведных, рождаются сплетни, осуждение — и так, и по телефону, и по телевизору.

Святой, пребывая с грешниками, остается чистым и смиренным. А те, кто в это время не общается с грешными людьми, впадают в осуждение и начинают тонуть в болоте греха.

А Бог смотрит на все это сверху и что делает? Благословляет одного и недоумевает о других. И говорит: «Эх, вы! Такие хорошие люди — поститесь, молитесь, исповедуетесь, читаете, посещаете духовные беседы, ездите в паломничества, бываете на горе Афон… И в то же время продолжаете осуждать, искушаться, раздражаться из-за мелочей. Вы еще не выросли духовно, не окрепли, вы еще не стоите на своих ногах, еще не любите Меня, а смотрите на других Моих чад, вместо того, чтобы смотреть на Меня. Дитя мое, Я пришел в твою жизнь для того, чтобы у тебя была связь со Мной, а не чтобы ты смотрел по сторонам».

Боль — это Божье прикосновение к нашему сердцу

У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты — Бог».

Если люди причиняют нам страдание — это Божьи люди. Ведь боль — это знак, которым отмечает нас Бог. Боль — это Божие прикосновение к нашему сердцу. Поэтому и существуют страдания.

Человек может не ходить в церковь и не исповедаться, но его первый диалог с Богом уже состоялся — через страдание. Эта боль — повод прийти к Богу.

Нет такого человека, у которого нет скорбей, который живет без боли. Поэтому не переживай за тех, кто пока не в Церкви. Не волнуйся — они придут. Нам о себе нужно беспокоиться. Действительно ли мы — церковные люди?

«Ну, Вы-то, конечно, церковный человек, — скажет мне кто-нибудь. — Вы же священник. Если Вы не церковный, то тогда кто?» Да, внешне я церковный человек, но внутри? Являемся ли мы с тобой в своей душе церковными людьми? Да, мы ходим в храм, скромно одеваемся, соблюдаем посты, читаем молитвы, знаем службу, кладем поклоны перед иконами и т. д. Хорошо, что мы делаем все это, но наша внутренняя жизнь также должна быть богоугодной.

Одна женщина сказала мне: «Отче, помолитесь, мои дети — нецерковные. Сын женился и не ходит в церковь!» — «Не волнуйся, — ответил я, — придет и его час, только ты не знаешь, когда. Его час наступит тогда, когда этого захочет Бог, а не ты».

Ты желаешь святой жизни всем людям; а кто-то, может быть, хочет, чтобы все попали в рай. И это совсем не плохо, это богоугодно. Но Господь говорит нам:

«У Меня — Свой ритм, Свое время, Свои способы, Свой план. И Я жду».

Так и этой матери следует научиться ждать. Придет время, и ее дитя обратится к Богу. «Правда? — спрашивает она. — Как это может быть?» Не волнуйся. Думаешь, жизнь не приготовила ему оплеуху? Но эта пощечина не будет наказанием. Это будет повод — какое-то событие, какое-то происшествие, разочарование…

Думаешь, твой сын не разочаруется в людях? Придет время — и ему причинят боль, огорчение, страдание, он почувствует себя покинутым… Какой-нибудь человек совершенно неожиданно скажет ему что-то ужасное, а люди, которым он до этого помогал, начнут презирать его.

И когда в этот момент ему понадобится помощь и поддержка, думаешь, он не найдет Бога? К кому еще он сможет обратиться со своей болью, своей тревогой, как не к Богу? Не ко мне, не к тебе. Мы — люди. Мы не спасаем других людей, мы сами нуждаемся в спасении от Бога.

Поэтому не волнуйся ни о ком, а молись о всех и в своих молитвах доверяйся Божественному Плану. Говори: «Господи, я вверяю все Твоей Божественной Любви. Я скорблю об этом мире, о людях, о своем ребенке — сыне, дочери…» Ты — человек. Как же можно не скорбеть, если у кого-то что-то плохо?

Твой сын ударился в буддизм. А кто-то увлекся восточными религиями. Или магией, или сатанизмом, или какой-то ересью. И мы скорбим. Мы не можем здесь оставаться равнодушными, бесчувственными. По словам апостола Павла, мы плачем и скорбим (2Кор. 1:6–7), но не как те, у кого нет надежды.

У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты — Бог».

Скажу тебе и еще кое-что. Старец Паисий называл благой тревогой то, что испытывает человек, когда начинает тревожиться о своем спасении и о спасении других людей. Но если беспокоиться об этом больше, чем нужно, то это уже будет не благая, а чрезмерная тревога. Мы доходим до предела и начинаем впадать в отчаяние, панику, меланхолию, состояние безнадежности. Это уже нехорошо. Это — не скорбь по Богу.

Разумеется, святые любили людей и плакали о них. Когда они видели человеческие грехи, человеческую жестокость, то их душа начинала скорбеть, и они говорили: «Господи, неужели столько людей получат осуждение на вечные муки? Неужели стольких людей Ты отправишь в ад?»

Святые скорбели, плакали, страдали. Но в конечном итоге они всё доверяли Богу. Потому что в противном случае, если человек, к примеру, не в состоянии  спокойно доверить Господу своего ребенка, а продолжает тревожиться и беспокоиться, знаешь, что получается? Фактически мы начинаем критиковать и осуждать Бога.

Ты возразишь мне: «Что Вы такое говорите, как я могу осуждать Господа? Я люблю Его!» — «Любишь?» — «Да!» Да, но когда в твою жизнь приходит отчаяние и тебя охватывает тревога о родных и близких, ты перестаешь доверять Богу и словно говоришь Ему: «Господи, Ты не умеешь управлять миром! Давай я скажу Тебе, как следует поступить! Ты не знаешь, а я знаю. Итак, сделай за месяц моего ребенка таким, каким я хочу его видеть. Пусть он начнет ходить в церковь, исповедоваться, слушаться священника. Господи, сделай его таким, как мне хочется! Ты не знаешь, что делать, — давай, я подскажу Тебе!».

Не кажутся ли тебе мои слова странными? Не кажется ли тебе, что сказанное мной звучит не очень хорошо? «Разве можно говорить Богу такое?» — спросишь ты. Однако ты говоришь Ему именно это.

Негодуя, ты фактически критикуешь Бога, говоря Ему: «Ты плохой властитель мира. Ты неправильно управляешь нашей жизнью и Вселенной». Мы начинаем судить Бога и думать о Нем так, как будто Он ничего не может. Разве это не грех? Не богохульство? А ведь именно это поселяется в нашей душе, когда в нас нет спокойствия и доверия к Богу.

Внутреннее спокойствие — это лучшая проповедь. Хочешь стать миссионером — прежде всего, успокойся. Лучший пример, который ты можешь показать, — это быть спокойным в своих действиях. Тихим, мирным и спокойным.

Даже если мир вокруг рушится, даже если все летит вверх тормашками — ты смотришь на все это и говоришь про себя: «Господи, а где-то во всем этом — Ты. Где-то рядом — Ты». Разумеется, мы видим все, что происходит вокруг, но…

Я понял это, когда смотрел по телевизору репортаж о землетрясении в Китае, когда погибли сотни людей, в том числе, и дети. В какой-то момент я отвернулся от экрана, потому что видеть это было слишком тяжело, но вдруг мне в голову пришла мысль: «Есть ли Бог посреди этого землетрясения?» Да, есть. «Но где же Ты, Боже мой? Где ты — в этом дыму, в этой пыли, среди детских трупов?»

Бог был там. И я сказал себе: «Что я хочу сейчас сделать? Чего хочет мой эгоизм?» Он хочет вылезти наружу и сказать Богу: «Что Ты делаешь?»

— «А ты что сейчас  делаешь? — ответит мне Бог. — Ты молишься? Сидишь, переключаешь каналы, смотришь, что происходит на Евровидении… Разве не это ты делаешь сейчас? А что еще ты сделал? Я — сделал. Я пришел на землю, Я распялся. Я наблюдаю за тем, как живут люди, Я наблюдаю за тобой. Я помогаю тебе, укрепляю тебя. И Я хочу, чтобы ты последовал за Мной. Я говорил с тобой о многом. И говорил тебе, что если ты не послушаешь Меня, то сама природа восстанет против тебя. Души, покинувшие сейчас эти безжизненные тела, сейчас пребывают в блаженстве. Они в раю. А чего хочешь ты, когда критикуешь Меня? Кого ты осуждаешь? Бога?»

Вот что пришло мне в голову в тот момент.

Если в своей жизни ты научишься всецело доверять Богу, то поймешь, что Бог не приемлет критики. И что Он не зол. Это мы осуждаем Его. Это мы, осудив, предали Его на распятие, на крест! Но Бог — не Та Личность, Которую мы можем судить и осуждать.

Он — Тот, Кому мы должны доверять и поклоняться. Тот, перед Кем мы должны оставить свою убогую логику и ничтожный ум, настолько ограниченный, что из нашей памяти исчезает все подряд.

И Бог, видя нашу забывчивость, говорит нам:

«Ты, тот, кто не помнит, что ел вчера, теперь хочешь судить Бога, правящего миром? Я-то помню все. И могу прямо сейчас перечислить ошибки людей за всю историю человечества — в том числе, и твои ошибки. Я знаю о твоих ошибках и о твоей боли. Я знаю все».

Итак, настоящая проповедь — это та, которая исходит из уст спокойного миссионера. Настоящий проповедник может даже не знать, что такое миссия, но он осуществляет ее другим способом — своей повседневной жизнью: молчанием, самыми простыми словами, обычным приветствием с улыбкой. Всем.

Это прекрасно — быть Христовым миссионером, не имея при этом официального звания «миссионер». При этом, служение некоторых проповедников особенно благословенно — тех, кто отправляется в далекие страны (например, в Африку). Другие остаются дома. Но можно быть миссионером, даже если ты прикован к постели.

Вот ты говоришь, что не можешь воспитывать своих детей. А разве это — не миссия? Я, прочитав твое письмо, считаю, что да. При этом, ты даже не подозреваешь, что твое служение — священно.

Потому что, делая свое дело в семье, ты тем самым говоришь всем людям: «Смысл жизни — не в том, чтобы внешне все было в порядке, или чтобы бегать по разным делам, или чтобы быть здоровым; смысл жизни — в том, чтобы понять свое предназначение, познать цель, которую ставит перед тобой Творец.

Смысл жизни — в прославлении Бога и в отражении Божией Радости и Славы. Если этого не делать, то все остальное теряет смысл».

Итак, ты тоже миссионер. Ты несешь миссионерское служение, проявляя терпение по отношению к своему мужу и своему ребенку, переживая при этом какие-то трудности. Разве это не проповедь? Ведь все твои родственники смотрят на тебя и говорят: «Как она выдерживает! У нее такой раздражительный муж, как она выносит его? Видели, что было вчера? Он ударил ее! А она терпит». И все соседи (может быть, гораздо менее терпеливые) знают об этом.

А сейчас, когда я говорю это, о твоем тайном и молчаливом страдании узнает весь мир.

Часто Господь называет вещи совсем другими именами — не такими, какими называем их мы. И твое поведение — это миссия.

Поэтому Исаак Сирин говорит о том, что бόльшей ценностью перед Богом обладает не тот, кто воскрешает мертвых и обращает в христианство целые города, а тот, кто молча стоит в своем углу и воскрешает свое умершее «я».

Это — великая проповедь, великое дело.

Если много тревог и стрессов…

Старец Софроний (Сахаров) говорил, что после того, как он узнал Бога, у него появилось другое зрение и другой слух: «Другие, не такие, как прежде, зрение и слух — то есть я продолжал слышать то же, что и раньше, но по-другому. Видел то, что видел, но иным, божественным образом. Я смотрел на жизнь как бы с божественной точки зрения, и меня уже ничто не пугало».

Бог хочет, чтобы мы смотрели на свою жизнь так, как смотрит на нее Он. Его не охватывает беспокойство, паника, страх. Ведь Господь — это воплощение Своего Царства, Царства Божия. Он — то Царство Истины, которого мы ждем. Он — рай, а в раю не может быть никаких проблем. И потому нет такой проблемы, которая бы «устояла» перед Богом.

Поэтому, когда мы начинаем молиться по-настоящему, когда перестаем жить в материальном мире, когда меняем свою жизнь и устремляемся к Богу — проблемы перестают существовать, и все наши страхи исчезают.

Один человек заболел раком. Увидев результаты своих анализов, он стал молиться, и молился очень долго. Это было не так, как молимся мы с тобой — по пять минут. Он целиком посвятил себя молитве, чтобы встретиться с Богом. И вот когда он увидел Господа (то есть почувствовал Его), он забыл, о чем хотел Его попросить. Его страх исчез, он забыл о своей болезни, он даже забыл, о чем хотел помолиться. И тогда человек понял, что перед Лицом Бога нет таких проблем, из-за которых стоит переживать. Это понимание приходит к нам тогда, когда Господь постоянно находится в нашем сердце. Поэтому Он и говорит нам: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф 26:41). То есть постоянно бодрствуйте и молитесь, и тогда все, что может смутить вас, исчезнет, и для вас не будет существовать никаких проблем.

Иногда в храме, построенном на большой высоте, в пасмурную погоду можно наблюдать такую картину. Снаружи — облачно, а церковь залита солнечным светом. Как так может быть? Просто облака опускаются очень низко, а купол храма находится высоко. И вот солнце светит на купол, и лучи проникают таким образом в храм.

То же самое может произойти и с нами. Если нам удастся подняться вверх, над тучами нашей земной жизни, полной тревог, и коснуться Бога, то мы почувствуем, что в наше сердце врываются лучи яркого света и теперь уже ничто из того, что нас тревожило когда-то, больше не вызывает беспокойства. Мы будем воспринимать трудности совсем по-другому — гораздо более спокойно. Это будет похоже на легкое головокружение или даже опьянение — но опьянение трезвое. Такое опьянение даст нам Церковь — но не до такой степени, что мы потеряем рассудок или быстроту ума. Нет, мы просто будем способны выдержать любой удар в этой жизни и преодолеть любую боль.

Один наркоман пришел как-то рано утром к старцу Паисию и сказал ему:

— Отче, я пришел так рано, потому что пока моя голова соображает, я могу поговорить с тобой. А потом я приму дозу и уже не могу общаться.

И старец замечательно поговорил с ним. Он глубоко заглянул в его душу — провел там прямо-таки анатомическое исследование, можно сказать — сделал компьютерную томографию сердца. Он говорил этому человеку о Боге, стараясь передать ему любовь Христову.

После этого наркоман сказал старцу:

— Ох, отче, опять со мной одно и то же! Я пришел к тебе, не успев принять дозу, а ухожу, как будто уже принял ее! Странно — ты дал мне почувствовать себя в раю, как бывает, когда я приму наркотик. Ты словно опоил меня!

Старец ответил:

— Неужели ты не видишь никакой разницы? Разве это одно и то же? Разве наркотик, который ты принимаешь, дает тебе почувствовать в душе то, что дал тебе почувствовать я?

Наркоман сказал в ответ:

— Нет, здесь большая разница. Ты, отче, опьянил меня своими словами, но при этом я не потерял рассудок. Я могу после этого общаться, я знаю, кто я, чего хочу, в чем нуждаюсь. Я чувствую, что живу. А после наркотика чувство приятного опьянения проходит очень быстро. Очень скоро я возвращаюсь в реальность и начинаю испытывать такую боль в голове, как будто бьюсь ею о железную стену. Болит голова, болит душа — вся моя жизнь становится сплошной болью. Вот в чем отличие.

В своих трудах Карл Маркс называет религию наркотиком, опиумом для народа.

А Церковь в ответ на это говорит: религия — это лекарство для народа. Вера для души — то же, что лекарство для тела, с одной лишь разницей: это лекарство принимается безболезненно. То, что Маркс называет опиумом, — не наркотик. Вера помогает душе выдержать страдания, причиняемые жизнью.

Но в то же самое время это лекарство поддерживает жизненные силы души, не дает ей заснуть, приближает ее к Богу. Мы словно пребываем в сладком сне, наполненном счастьем, радостью, верой. Верующий человек будто живет в другом мире, но в то же самое время он находится здесь — здесь и сейчас, полностью осознавая, что происходит. А наркоман не понимает, что с ним происходит. Он не может нормально общаться, не может спокойно жить, ему трудно создать семью, родить и вырастить детей.

Церковь не спаивает. Она как бы опьяняет. «Я опьянен, — говорит святой Исаак Сирин, — опьянен Божественной любовью, благодаря которой могу посмотреть на все с другой стороны».

Вот если подойти к пьяному и сказать ему: «У тебя дом горит!» Что он ответит? Да ничего.

Так же и мы чувствуем себя в Церкви. Мы называем это трезвым опьянением — опьянением, связанным с постоянным бодрствованием, или трезвением. Вроде бы это совершенно противоположные понятия — не могу же я быть одновременно и пьяным, и трезвым. Да, так может быть только в Церкви. В то время как за стенами Церкви — лишь забытье, болезненное и гибельное забытье, которое приводит к смерти. А Церковь опьяняет. Но это не опьянение в общепринятом понимании. Это опьянение от счастья, благодаря которому мы начинаем совсем по-другому смотреть на жизнь. И это не теория. Это реальность.

Одна студентка пришла к старцу Паисию и начала рассказывать ему о своих «ужасных» проблемах. Что же это были за проблемы? Ей предстоял серьезный экзамен по английскому языку, и она так нервничала, что вынуждена была принимать успокоительные таблетки. Она не могла спать, не могла сосредоточиться, у нее началось сердцебиение, стали выпадать волосы… Старец сказал ей:

— Я одновременно завидую тебе и жалею тебя! Сейчас поясню и то, и другое, а ты выбери, что тебе больше нравится. Мне жаль тебя, потому что ничтожная проблема заставляет тебя так волноваться. Ты портишь свои чудесные молодые годы, потому что заболеваешь, мучаясь страхом из-за экзамена. Неужели это следует считать настоящей проблемой?

Давай я отведу тебя к какому-нибудь наркоману, или к раковому больному, к умирающему человеку, в реанимацию — чтобы ты увидела, что такое настоящие проблемы. То, с чем столкнулась сейчас ты, или то, с чем живут эти люди? И ты сразу поймешь, что твоя проблема, которая вызывает у тебя такой страх, совсем не так велика, как кажется. Вот почему мне жаль тебя. Тебе кажется важным то, что на самом деле не является таким уж важным. Принимая незначительное за значимое, ты все сильно преувеличиваешь и от этого начинаешь болеть. Мне жаль тебя, потому что ты тонешь в стакане воды. А ведь ты умная девушка, учишься в университете!

— Да, отче, но Вы еще сказали, что завидуете мне…

— Да, я даже завидую тебе, потому что вся твоя проблема сводится к одному этому экзамену, в то время как у других людей проблем гораздо больше. Если бы у всех были такие проблемы, как у тебя!

В жизни столько всего происходит, что ты должна благодарить Бога, если твой стресс вызван одним лишь экзаменом. Это не проблема. Если ты поймешь это, то перестанешь преувеличивать значение диплома о высшем образовании (и не только его). И успокоишься. Диплом не должен быть преградой к твоему счастью, он не должен заставлять тебя испытывать грусть, тревогу. Ты не должна заболевать от мыслей о том, удастся ли тебе сдать экзамен, закрыть сессию… Да, чтобы сдать этот экзамен, нужно сделать невозможное. И я не призываю тебя сдаваться — нет, нужно сделать все, что в твоих силах, как будто все зависит только от тебя. Но при этом нужно помнить о том, что на самом деле все зависит от Бога. То есть в сердце своем ты надеешься только на Бога, а ум и руки работают так, как будто все зависит от тебя.

При этом проблема не проникает глубоко в твое сердце. Там тебя не интересует ничего, кроме Бога. И тогда, полюбив Бога, ты скажешь: «Господи, в первую очередь я хочу быть с Тобой! Забери у меня все мои страхи и помоги мне! Господи, Ты будь единственной тревогой моей жизни! Стань моей главной мыслью! А все остальные навязчивые идеи забери из моей головы и прилепи меня к Себе. И если уж я не могу жить без волнений, то пусть у меня будет только одна тревога — Ты, Господи, Твое Царство, Твой Рай, а также моя душа, моя связь с Богом, любовь к ближнему и Церкви.

Если моей главной тревогой станет Христос, то все остальное не будет меня беспокоить. Меня перестанет интересовать земное. И именно тогда, когда это произойдет, я начну делать земные дела без страха и беспокойства. И добьюсь успеха. И уже не буду беспокоиться — получится у меня или не получится. Человек, живущий в такой гармонии с самим собой, независимый от обстоятельств, — всегда самый успешный человек на свете, потому что окружен благодатью.

Итак, Господи, стань нашей главной тревогой. И когда это произойдет, то мы увидим, что Ты — не тревога, а наслаждение. А уразумев это наслаждение, мы поймем, что все то, что тревожило нас в этом мире, — это одна большая ложь. И тогда наша душа успокоится — раз и навсегда.

И если мы все-таки продолжаем чего-то бояться, попросим Господа сделать еще один шаг в нашем сердце. Так, потихоньку, приобщаясь к Церкви, приближаясь к Христу, мы перестанем тревожиться. Попросим Господа дать нам Свою любовь и прогнать из нашего сердца любой страх, любое беспокойство, тревогу о настоящем, прошлом или будущем. И будем действовать в этой жизни без страха и с горячей любовью ко Христу!

В чем причина стрессов и страхов?

А как было бы хорошо, если бы нам удавалось создавать вокруг себя атмосферу спокойствия! Не тревожиться самим и не вызывать чувство тревоги у других людей. Увидев спокойного человека, стараться понять его внутренний мир, а не заражать его своими страхами.

На каждого из нас у Бога есть план — и прекрасный план. Поверь в это, доверься Ему, и ты сам это увидишь. Господь заберет у тебя весь твой страх, всю твою тревогу. Исчезнет беспокойство, этот холод в животе, который бывает у школьника, идущего в школу, не выучив урок.

Именно такое чувство появляется у нас тогда, когда нам не хватает веры, любви, понимания того, что наши ближние любят нас, и что помимо этого есть еще святые, которые молятся за нас, и есть Бог, Который защищает нас. А когда Господь отворачивается от человека, он становится холодным, его душа леденеет. И вот ему уже не на кого опереться, некуда пойти. Отсюда и появляется чувство страха.

И если мы хотим, чтобы наши дети не знали страха, нам нужно научиться передавать им ощущение спокойствия, тишины и защищенности. Другой человек, находясь рядом с нами, должен иметь возможность дышать, быть самим собой, а не нервно думать про себя: «Как он отреагирует на мои слова? Как мне сказать ему об этом? А если он поймет меня неправильно? Если рассердится? Что будет?»

Такие мысли и формируют чувство страха. Наше эго вызывает у детей боязнь говорить с нами. Они замыкаются в себе и не могут сказать о том, что чувствуют на самом деле, потому что боятся сказать об этом. Ведь ребенок помнит, что однажды он уже сказал правду, но за этим последовали побои, унижения, угрозы.

Наше присутствие не должно вызывать чувство страха у других людей. Мы должны источать спокойствие. Это очень ценно — для всех.

Необходимо уважать другого человека, его личность, возможности и потенциал. Не нужно ограничивать его какими-то рамками и ставить перед ним цели, которые он обязан достичь. Наоборот, его нужно уважать — даже если речь идет, например, о еде.  Бывает, что еда превращается для ребенка в сплошной стресс, потому что родители кричат: «Попробуй только не съешь это!» Но он не может есть в таком состоянии! Эта пища будет для него отравой.

Когда человеку постоянно кажется, что он должен достичь какого-то идеала (к которому его подгоняет кто-то другой), это вызывает стресс. И человек не выдерживает — он начинает волноваться, переживать и бояться. А нужно, чтобы он, наоборот, чувствовал себя комфортно, спокойно — пусть ест, сколько хочет! Почему некоторые дети с аппетитом едят в компании сверстников, а дома — наоборот? Потому, что дома их запугивают той атмосферой, которая создается вокруг.

А как было бы хорошо, если бы нам удавалось создавать вокруг себя атмосферу спокойствия! Не тревожиться самим и не вызывать чувство тревоги у других людей. Увидев спокойного человека, стараться понять его внутренний мир, а не заражать его своими страхами.

А ведь именно это ученики Христа попытались сделать на Галилейском озере — когда поднялся шторм и лодка начала тонуть, а Господь в это время спал. Лодка наполняется водой, ученики со страхом думают, что вот-вот утонут, а Господь все спит. Как же так, Господи? Какой может быть сон? Как Ты можешь спать? Лодка вот-вот пойдет ко дну! Погибаем, тонем!

Учеников охватил страх.

Конечно, они тонули не в стакане воды — все-таки Галилейское озеро большое. Но Господь чувствовал Себя в это время так же, как чувствовал Себя Младенцем на руках у Пресвятой Богородицы, когда Она держала Его, а Он спокойно спал. Ведь это озеро принадлежало Ему. И ветер принадлежал Ему. Волны? Он их создал. Он был у Себя дома. Вся земля — это Его постель, Его трон. Вот Он и спал спокойно.

Господь ничего не боялся в этом мире. Поэтому Он в одиночестве уходил на молитву в пустыню и постился там сорок дней, один поднимался на Елеонскую гору… Все это было Его домом. Он не испытывал чувства страха потому, что имел в Себе любовь. Вместо того, чтобы бояться этого мира, Он любил его — ведь Он Сам его создал.

Поэтому Он спокойно спит в лодке. Ученики же в это время в страхе вычерпывают воду, а когда понимают, что не могут больше, то будят Его. И что же они делают? Вместо того, чтобы попытаться получить у Господа часть Его спокойствия, они собираются передать Ему свой страх, свою панику. То есть делают все наоборот (как и мы). Что же они говорят Господу? «Господи, спаси нас, погибаем!» (Мф 8:25). Иными словами: «Господи, что же Ты спишь, неужели Тебе нет дела до того, что мы тонем? Проснись же наконец! Вникни в нашу проблему, начни паниковать вместе с нами! Бойся вместе с нами! Мы не можем видеть Тебя в таком спокойствии! Почему Ты не боишься?» — «Почему не боюсь? Потому что Я — Бог».

Бог бесстрастен. Он не страдает от тех проблем, которые причиняют страдания человеку. На языке Церкви «бесстрастный» — это не тот, кто ничем не интересуется, не тот, кто относится к жизни с полным безразличием (как мы иногда говорим — «Он с таким равнодушием прошел мимо меня» — придавая слову «равнодушие» негативный смысл). Вовсе нет. Просто Бог пребывает над всеми земными трудностями.

Наши проблемы вызывают у Него не смущение, не страх, а сострадание. То есть Бог любит нас, но не разделяет с нами наш страх. У Него нет этого чувства, потому что Он живет совсем в другой атмосфере — в мире, наполненном Божественной тишиной. Поэтому Христос и был спокоен — как бывает спокойным море на закате, когда мы смотрим на тихую воду под лучами заходящего солнца. Так же спокойно было и на сердце у Нашего Господа. И что же Он сделал тогда? Вместо того, чтобы начать паниковать вместе со Своими учениками, Он передал им свое спокойствие.

Господь простер над волнами руки, и направил покой, наполнявший все Его Существо, в сторону моря, ветра и учеников. И сделалась великая тишина (Мф 8:26). Тогда Господь сказал ученикам: «Что вы так боязливы, маловерные?» (Мф 8:26) У вас нет веры. Вот в чем дело. Волны здесь не при чем. Потому что сегодня — буря, завтра — деньги, послезавтра — какая-то болезнь, потом еще что-нибудь… Всегда будут возникать проблемы. Дело не в них. Необходимо очистить свою душу от того, каквоспринимаются эти проблемы. И тогда откроется секрет спокойствия. Он — в доверии к Богу.

Итак, Господь даровал ученикам Свой мир, Свою тишину, и они успокоились, как успокоились и ветер, и волны. Произошло, таким образом, двойное чудо: ведь, по законам природы, волны не могли исчезнуть так сразу, а тут море затихло в один миг. Но еще большее спокойствие поселилось в сердцах у учеников — ведь их волнение до этого было даже сильнее бури. Господь избавил их от этого смущения и тревоги. Как? Он просто простер к ним свои руки.

И вот ключ к спокойствию: нужно раскрыть объятия навстречу Богу, устремиться к Нему — и тогда произойдет эта встреча, эта передача Божественного мира, тишины и спокойствия. И все наши страхи исчезнут.

Господь никогда не испытывал страха или смущения. И никогда не волновал Своих учеников. Даже в самые трудные моменты Своей (и их) земной жизни, совсем незадолго до ужасных страданий, Распятия, Он делится с ними своим спокойствием. На Тайной Вечере Господь обращается к ученикам со словами: «Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания» (Лк 22:15). Я иду на смерть, — говорит таким образом Христос, —  и хочу вкусить вместе с вами пищу, чтобы мы почувствовали любовь друг друга. И хочу подарить вам Святое Причастие, чтобы передать Свою тишину. Я дарю вам спокойствие, которое никогда не сможет дать окружающий мир. Я забираю у вас чувство страха и даю вам иные чувства, иной опыт. Я даю вам Себя.

Именно Господь — наше спокойствие. Он оставил нам Себя, чтобы мы имели в себе Его мир и тишину. Он даровал нам Свою любовь и благодать, послав Духа Святого. Следовательно, в каждом из нас живут «предпосылки» для спокойствия и тишины.

Об этом говорит нам и святой Никодим Святогорец. Подумать только — Господь шел на Крест, как на праздничное торжество, веселый пир. То есть Его душа была наполнена таким оптимизмом, таким внутренним спокойствием, что в ней уже не оставалось места для паники, смущения и страха. А теперь давайте представим себя в тюрьме. Вот нам объявляют смертный приговор и говорят, что казнь — завтра. Неужели нам не будет плохо в эти последние мгновения? Неужели мы не впадем в уныние и разочарование, неужели не будем волноваться? Наша душа начнет слабеть и увядать. А душа Христа в тот момент не просто не ослабела, а наоборот — расцвела в любви еще очевиднее, чем прежде. Ведь именно в последние часы Своей земной жизни Господь произнес Свои самые прекрасные слова.

Перед смертью Он ни о чем не тревожился — как не тревожился и тогда, когда Его гнали, когда угрожали, когда книжники и фарисеи пытались поймать Его на слове, когда хотели предать смерти. Господь никогда не испытывал смущения или беспокойства, никогда не думал: «Что же со Мной будет?» Нет. Он жил настоящим моментом — здесь и сейчас.

Не думай о том, что будет. Когда это произойдет, тогда и испытаем боль. А сейчас мы живем тем моментом, который есть сейчас. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. ДНЕСЬ — сегодня. Молясь так, мы не должны волноваться о завтрашнем дне.

Если у тебя есть дети, и ты кладешь деньги на их счет в банке, если у тебя какие-то сбережения, если ты строишь дом или покупаешь квартиру — это не плохо. Но это не должно сопровождаться суетой, страхом, беспокойством. И тогда все будет хорошо. Делай то, что ты делаешь, но по-другому. Замени кое-какие детальки в своей душе, начни добиваться цели по-другому, осознай по-другому то, что ты делаешь. Начни относиться к этому по-другому.

Бог не хочет, чтобы мы меняли ритм своей жизни. Он не хочет, чтобы мы меняли свое дело, свою работу. Бог хочет, чтобы мы изменили отношение к своей жизни. Чтобы мы посмотрели на нее так, как ее видит Он. Но для того, чтобы увидеть свою жизнь и окружающий мир глазами Бога, нужно посмотреть на себя со стороны.

Один молодой человек как-то сказал мне:

– Иногда, делая что-то, я начинаю смотреть на себя со стороны. Как будто я — это другой человек, который наблюдает за моей жизнью. Или как будто я снимаю себя на видеокамеру, а потом смотрю на свою жизнь глазами зрителя. И знаете, что мне кажется? Мне кажется, что я сумасшедший. Я смотрю на то, как бегаю туда-сюда, как беспокоюсь, напрягаюсь, как бешено колотится мое сердце. Мне становится страшно, и я спрашиваю себя: «Со мной все хорошо? Почему я живу так?»

Я ответил ему:

— В какой-то степени это помогает тебе прийти в себя, но само по себе не является исцелением. Успокойся! Иди медленнее, веди себя тише, говори спокойнее и не передавай свое волнение тому, с кем разговариваешь.

Церковь говорит нам смотреть на свою жизнь глазами Христа. Иметь ум Христов — значит наблюдать и осмыслять окружающий мир не бездуховно, а с помощью Божественного Духа, и воспринимать свою жизнь таким образом. Смотреть на все так, как устроил Господь. Представим себе, что мы живем во времена Христа. У нас много дел, мы носимся по Назарету, по всей Галилее — по земле, где ходит Господь. Мы пока не верим в Него — мы просто знаем, что Он здесь. И вот, в такой спешке, суете мы в один прекрасный день наталкиваемся на Него и на Его учеников. И, посмотрев Ему в глаза, мы вдруг понимаем, что никогда еще не видели подобного взгляда. Почему? Потому что в них — спокойствие вод Галилейского озера, или даже бездонного океана.

Это такое спокойствие, такая тишина, которые могут существовать только в горнем мире. И когда мы смотрим в эти глаза, все наши проблемы отступают. Мы хотим сказать Ему о них, но оказывается, что и говорить не о чем. Потому что благодаря одному лишь взгляду в глаза Христа все вокруг замирает, и мы успокаиваемся.

Я думаю, что если мы во время молитвы призовем Христа и почувствуем Его в своем сердце, то автоматически окажется, что все наши страхи — это одна большая ложь, обман, ничто. Что ты хочешь сказать Мне? — спросит Бог. — Ты боишься? Чего? Что за проблемы мучают тебя? Посмотри на Меня, Бога! Выйди хоть ненадолго из атмосферы земного притяжения и посмотри на свою жизнь в Моем направлении. А после этого вновь погляди на землю — и ты увидишь, что после этого ты совсем по-другому воспринимаешь все вокруг: свою жизнь, болезни, деньги, еду, детей — на все это ты теперь смотришь совершенно другими глазами.

Проверка на смирение — обиды и нападки

Порой мы сами себе кажемся смиренными, но на поверку это оказывается не так. Как обрести настоящее смирение и по каким признакам его определить?

Смиренный человек не стремится завоевать первенство. Святые не старались быть лучше всех. А вы знаете, что были среди них такие, которые специально отрезали себе один или несколько пальцев на руке, только чтобы не становиться епископом?

Другие люди наоборот изо всех сил стремились к епископству, а эти святые, обладая великим смирением, не хотели этого. И когда их собирались возвести в сан силой, они говорили: «Хорошо! Сейчас я кое-что сделаю, и вы не сможете меня заставить!»

Потому что для принятия священного (в том числе и епископского) сана необходимо, чтобы все конечности были без увечий. Где сегодня найти такое смирение? Все изменилось…

Смиренный человек говорит простым языком — как говорил Сам Господь наш Иисус Христос. Почему сейчас мы так часто обращаемся к поучениям старцев? Вот, недавно вышла книга с беседами старца Паисия — так ее раскупили за один месяц. Почему эти книги столь быстро исчезают с прилавков? Потому что старец говорит простым, смиренным языком, и таким образом его слова проникают в наше сердце.

А мудреные речи зачастую являются отражением нашего эгоизма — правда, не всегда. Ученый, образованный человек может говорить сложным научным языком, но при этом быть смиренным — ведь смирение живет в сердце, а не в словах.

Таким человеком был архимандрит Софроний (Сахаров). Его беседы написаны высоким стилем, их нелегко читать, но они полны смирения. С одной стороны это, несомненно, богословские, научные высказывания, а с другой стороны, в них видно смирение автора. И когда начинаешь вчитываться, понимаешь это.

А если почитать Достоевского или других авторов, на чью долю выпало множество жизненных испытаний, то можно увидеть, что эти произведения полны человеколюбия и сострадания к людям. Достоевский берет грешного человека и превращает его в героя — не из-за его греха, а из-за той боли, которую переживает человек на пути от содеянного греха к покаянию.

Если мы считаем своего ближнего во всем лучше нас, то это также признак смирения. Например, сейчас кто-нибудь скажет: «Среди нас тут сидит смиренный и святой человек!» И если никто при этом не подумает, что данные слова относятся к нему, то это хороший знак. «Кто же это? Наверняка не я! Это кто-то другой!»…

Некоторые люди приходят на исповедь и говорят: «Отче, я — большой эгоист, у меня много гордости, я хуже всех». Они говорят это и верят в то, что говорят. Но узнать, смиренен ли человек по-настоящему, можно только по его реакции на нападки и обиды от окружающих. Вот где видно истинное смирение!

А если в церкви, на исповеди, называть себя эгоисткой и недостойной грешницей, а придя домой, закатывать скандал в ответ на малейшее замечание супруга, то о чем это говорит? Ты же всего пять минут назад говорила священнику, что своими грехами заслуживаешь адских мук! Как же ты можешь искренне считать себя великой грешницей и при этом взрываться от самого незначительного комментария в свой адрес? Значит, на самом деле ты не верила в то, что говорила на исповеди.

Как-то в одной обители (не в Афинах) я встретил монаха, который до своего прихода в монастырь был агрономом. Он старательно подметал монастырский двор, не поднимая при этом ни пылинки.

Но игумен, проходя мимо, прямо при мне (а я был тогда ребенком) сказал ему — на мой взгляд, совершенно несправедливо:

— Как тебе не стыдно! Ты запылил весь монастырь! Подметай внимательнее!

Я уже собрался вступиться за монаха и сказать игумену: «Отче, что вы говорите? Он не поднимает пыли!» Но в это время монах поклонился, поцеловал у игумена руку и сказал:

— Простите, отче! Я буду стараться подметать аккуратнее.

Итак, он поклонился, поцеловал руку (а ему было около сорока лет, совсем не детский возраст) и сказал: «Простите!», хотя и без того подметал как нельзя лучше. Такой поступок являет истинное смирение, смирение на деле. Человеку сказали обидные слова, и он смиренно принял обиду.

Авва Дорофей вспоминал: «И я как-то, в одном монастыре, видел смиренного человека, который никому не возражал. Все его ругали, а он хранил молчание. Я подумал тогда: «Он будет великим святым!» Но когда я узнал, в чем причина этого молчания, то разочаровался. Почему? Я спросил его: «Отче, как можешь ты не гневаться и переносить все с таким смирением?» Знаете, что мне ответил этот человек? «Вот еще! Буду я обращать на них внимание! Пусть говорят, что хотят!» И я подумал: «Жаль. Значит, в тебе живет не смирение, а презрение».

Презрение не есть смирение. Когда нам говорят что-то неприятное, а мы думаем про себя: «Меня это не волнует!», — это не смирение. Это — эгоизм, и эгоизм даже в большей степени, чем если бы мы ответили на обидные слова.

Архимандрит Ефрем Филофейский рассказывал, что пока он жил со своим духовником, старцем Иосифом Исихастом, тот за все десять лет и десяти раз не назвал его по имени. Как же обращался духовник к своему ученику?

Об этом написано в самом начале книги: «Он говорил мне: «Эй, поди сюда, лентяй! Эй, сюда, негодник! Эй, иди сюда, бездельник!» И я никогда не чувствовал неприязни по отношению к нему, не обвинял его и не раздражался, а любил его как святого, и моя душа получила от всего этого огромную пользу, очистившись от эгоизма и слабости».

Старец Порфирий также рассказывал: «В то время я был совсем юным, а старцы (на Афоне — прим. авт.) обращались со мной очень сурово. Но я считал их всех святыми людьми и со смирением любил их». И старец Порфирий стал тем, кем он стал. Мы все хотим подняться высоко другими путями, но никаких других путей нет.

Святой Иоанн Лествичник говорит кое-что очень интересное: «Если хочешь стать смиренным, ищи способы: ищи нужные слова, мысли, молитвы — ищи, отдаляя в это время корабль души своей от бурных вод гордыни». Иными словами, необходимо найти какие-то средства — молитвы, слова и пр., то есть нужно что-то сделать для того, чтобы обрести смирение.

Как-то я был на Афоне, и спрашивал там монахов о смирении. Мне хотелось узнать, что они про это скажут. И в скиту святой Анны я обратился к одному своему знакомому — подвижнику:

— Отче, расскажите мне о смирении — ведь вы прошли этот путь. Что сделало Вас смиренным?

– Что тут можно сказать? Я не смиренный. Просто человек проходит через множество вещей и смиряется. Эти вещи — очень странные, иногда просто удивительно странные.

– Можете привести какой-нибудь пример?

И монах рассказал:

– Однажды я нечаянно разбил термометр. Он выскользнул у меня из рук, и я его уронил. Мой духовник увидел это и сказал мне: «Возьми веревку, повесь этот термометр себе на шею и ходи так четыре дня. И всем, кто со смехом будет спрашивать тебя, что это, отвечай: «Я разбил термометр».

– И вы сделали так?

– Сделал.

А этот человек в свое время блестяще окончил университет — с красным дипломом. И вот он принял такую епитимью и выдержал ее полностью. Зато теперь, разговаривая с ним, видишь такую благодать, такое умиление на его лице, что хочется спросить: «Как вы стали таким?» А он стал таким под «ударами» смирения.

И еще он рассказал:

— Однажды на Афон приехал очень красивый юноша. Он хотел стать монахом, но при этом много внимания уделял своей внешности. И что же сделал наш духовник? Он взял сажу со дна кастрюли, в которой мы готовили пищу на костре, и сказал ему: «Ну-ка, подойди сюда, красавчик! Больно ты симпатичный!» И вымазал лицо юноши сажей, со словами: «Не умывайся, пока я не скажу тебе! Будешь ходить так!» И юноша смирился. А мне духовник рассказал, что когда он сам в юности пришел на Афон, у него были прекрасные длинные волосы, и он очень о них заботился. А его старец сразу же, как только он пришел, взял ножницы и отрезал эту красоту. Будущий монах покорился, но его самолюбие сильно пострадало при этом, и в храме он прятался, чтобы его никто не видел. Но старец сказал ему: «Не стой там! Иди сюда!» И поставил его у подсвечника так, чтобы каждый, кто входил в храм, видел его. Это было настоящее мучение, но оно принесло огромную пользу. Так люди смиряются и исправляются.

А попробуйте сказать ребенку, только что вернувшемуся из школы, когда он уже переоделся и сел за стол: «Ой, у нас закончился хлеб! Одевайся скорей и сходи в магазин!» Ему очень трудно будет выполнить Вашу просьбу. Большинство детей в таком случае говорят: «Почему ты всегда просишь меня, а не братьев? Я у вас как прислуга!» Так, к сожалению, эгоизм проявляется в нас еще с детских лет.

Но если мы перестанем быть эгоистами, то успокоимся, и все наши проблемы исчезнут.

Нас не будут волновать никакие житейские трудности, потому что самая большая наша проблема — это гордыня. И если мы победим ее, то успокоимся.

И помните: смиряясь, мы будем страдать. Но когда смиримся, то увидим Бога и успокоимся. В противном случае в нашей душе никогда не будет мира, и мы постоянно будем обвинять кого-то в своих проблемах.

Об этом очень хорошо говорит святой Никодим Святогорец в эпилоге к «Новому мартирологу»: святые победили свои страсти, они смирились, покаялись и обрели покой. Только так и можно успокоиться. Поэтому смиренный человек всегда спокоен, что бы ни случилось. Он знает, что его место — внизу, и ниже спускаться некуда. Поэтому он не боится, что кто-то сбросит его вниз, ведь он сам отправил себя туда, смирившись.

И если вы услышите о ком-то, что он за короткое время достиг духовных высот, знайте, что для этого ему пришлось пройти через большие страдания, которые он принял смиренно и без ропота. В этом весь секрет.

На пути к смирению очень полезно вспоминать о своих старых грехах. Не все были христианами с детства. Некоторые люди приходят ко мне и говорят:

— Отче, знали бы вы, как я жил! И как Бог спас меня! Я работал водителем такси, и чего только не делал! Обманывал, грешил…

Это не исповедь. Люди просто приходят и рассказывают, как Бог спас их от их прошлого. Это очень помогает смириться. «Если бы Бог покинул меня, я бы погиб!» А другие смотрят на Распятие, на страдания Христа, на Его терновый венец и думают: «Если Господь так пострадал, как я могу быть эгоистом?» И эти мысли также смирительны.

Кто-то смиряется, вспоминая о своих повседневных грехах. А если ничего из перечисленного не действует, то появляются средства, которые действуют всегда и на всех. Что же это за средства? Искушения и болезни. Когда болеешь, волей-неволей смиряешься. Рак смирит и самого гордого упрямца. Нет человека, который был бы болен раком или какой-то другой мучительной болезнью, и не смирился бы при этом. Потому что когда плоть страдает, душа очищается, и эгоизм исчезает.

Я знал очень жестких людей, которые не давали никому слова сказать. Но когда они заболевали и оказывались прикованными к постели, то говорили своим детям: «Большое спасибо тебе, дитя мое, за то, что принес мне попить!» А раньше от них только и слышно было: «Принеси это! Принеси то! Иди туда! Иди сюда!» Вот так смиряет болезнь — человек становится кротким, как овечка.

Часто Бог ограждает нас от таких страданий. Но иногда, для нашего спасения, Он допускает страданию коснуться нас, говоря: «Если этого человека оставить так, он никогда не излечится от своего эгоизма. Придется ему пострадать».

Смирение — это неисчерпаемая глубина, как Неисчерпаем Бог, Который обладает наивысшим смирением. Но если мы ощутили это неземное благоухание — аромат смирения, а затем нас кто-то похвалил и мы возгордились, то не надо обольщаться: святые отцы в таком случае говорят, что мы просто находимся в прелести, и истинного смирения в нас нет.

Вот, меня похвалили, и я начинаю гордиться, как гордятся некоторые успешные, образованные люди, ожидая, кто что про них скажет… А желание, чтобы о тебе говорили, означает, что нет смирения, ведь смиренный человек, наоборот, не хочет, чтобы о нем говорили. Ведь перед Богом мы все одинаковы.

Когда в человеке нет смирения, то даже его добрые дела никому не нужны

Порой мы сами себе кажемся смиренными, но на поверку это оказывается не так. Как обрести настоящее смирение и по каким признакам его определить?

Когда в человеке нет смирения, то даже его добрые дела никому не нужны. И это страшно! С тобой могут здороваться на приходе, потому что ты пожертвовал крупную сумму денег; люди говорят тебе: «Молодец!», — потому что ты удачно провел какое-нибудь мероприятие; тебя хвалят за то, что у тебя все хорошо — прекрасная семья, много детей и т. д. Но Бога интересуют мотивы наших добрых дел.

Он смотрит на то, почему мы совершаем тот или иной поступок, и со смирением ли мы его совершаем. Потому что в противном случае все это нам не принесет пользы. К сожалению.

Здесь важна и обратная сторона. Если у человека есть смирение, то в таком случае, даже при всех своих грехах и слабостях, он симпатичен Богу. Бог любит его и дает ему прощение. Таким образом, имея смирение, мы привлекаем к себе милосердие Божие.

По этой причине один святой, на вопрос, кого бы ему хотелось увидеть больше — добродетельного эгоиста или смиренного грешника, — ответил: «Смиренного грешника».

Некоторые люди курят, или имеют какие-то другие слабости — душевные или телесные; у них не получается бороться со своими страстями, но при этом они обладают смирением и оплакивают свои грехи, не гордясь собой.

И я верю (да и Церковь говорит то же самое), что Господь любит таких людей. Он человеколюбив по отношению к ним. И не потому, что одобряет их грехи, а потому, что Его трогают их смирение и покаяние. Вспомним: фарисеи внешне были совершенны, но у них не было смирения, и они потеряли все.

В этом весь секрет. Ни пост сам по себе не может помочь нам, ни деревянный одр, ни ночные бдения. Только смирение: «Я смирился, и Господь спас меня» (Пс. 114:5).

Не хочется говорить об этом, но надо принять такой неоспоримый факт. Иногда и мы, церковные люди — строгие к самим себе, духовные, постящиеся — не смиряемся. То есть наше сердце не становится мягче. Думали ли вы когда-нибудь о том, что иногда мы совершаем все эти духовные подвиги из обычного эгоизма? И поэтому не становимся такими, какими хочет видеть нас Бог.

Доказательство тому очень простое. Люди, которые находятся рядом с нами — дети, соседи, друзья, — не видят нашего смирения, не чувствуют его. Почему? Все очень просто. Наш дух не в состоянии смириться.

Человек идет в храм, долго молится, затем исповедует свои грехи, а вернувшись из церкви, начинает осуждать, обсуждать и комментировать. И ведь как приятно искать и находить чужие ошибки! Но как же служба, как же храм, откуда мы вернулись? Значит, посещение церкви не прибавило нам смирения?

А вместо этого мы смотрим на ошибки других. Например, я пощусь без растительного масла. И люди, которые в состоянии делать то же самое, должны так поступать, потому что этому учит Церковь.

Но этого недостаточно. Нужно, чтобы и наша душа изливала елей милосердия на тех, кто не постится. А мы судим и осуждаем. Нам нравится узнавать о ссорах, скандалах, мы любим говорить об этом и сплетничать. Это что, смирение? Это эгоизм.

Однажды я слушал интервью с Константиносом Ганотисом (греческий футболист — прим. перевод.), и в конце беседы кто-то спросил его:

— Можете прокомментировать скандальную историю с таким-то человеком?

А Ганотис задал этому слушателю встречный вопрос, который целиком изменил ход разговора:

– Сколько времени вы молились об этом человеке?

Слушатель не понял, и сказал:

– Но я спрашиваю вас о скандале!

— Я понял ваш вопрос. Так вот, сколько слез вы смиренно пролили о том, кого хотите сейчас обсудить? Сколько поклонов положили? Сколько раз прочитали за него канон ко Пресвятой Богородице?

И этот слушатель не знал, что ответить. А ведь именно так Церковь учит нас относиться к проступкам других людей — со смирением. Не быть эгоистами по отношению к ближним — какими бы они ни были. Ведь мы несем ответственность только за свои поступки. А если эгоистично судить других, то придет час, когда Бог отвернется от нас и мы впадем в точно такие же грехи.

Если женщина с осуждением сплетничает о замужестве соседской девушки (и выбор неудачный, и свадьба не такая, и т. д., и т. п.), то наступит время, и в ее семье произойдет то же самое. Может быть, это случится через пять лет, может, — через десять, но она на собственном печальном опыте вспомнит о том, как осуждала других. Поэтому будем смиренно относиться к своим ближним, никого не осуждая.

Бесы не могут подражать этой добродетели. Они не могут даже слышать этого слова — смирение. И мы, когда упорствуем в своей гордости, не желая смириться, черпаем «вдохновение» у злых духов.

Может быть, вы обращали внимание на то, как изображаются ангелы рядом с Распятием? Они закрывают свои лики в благоговейном страхе. Святые отцы говорят, что до того момента, как Христос был распят, ангелы могли свободно выбирать между добром и злом.

Конечно, они при этом не грешили, не делали никакого зла, но теоретически — могли согрешить. А когда они увидели Распятого Христа — в момент Его наивысшего смирения, — то, содрогаясь от ужаса, поражались, как может Тот, Кто есть Господь Славы, так унизиться, чтобы потерять все. Разве Бог может потерять все? А Он потерял — Свое учение, Своих учеников, Свою жизнь. Все рухнуло. Господь умер, и теперь само Имя Его будет предано забвению.

Но когда ангелы увидели последовавшее за Распятием Воскресение, то они окончательно уверовали, что путь к настоящей славе лежит через смирение. А слова лукавого змея, сказанные когда-то людям в Раю, — о том, что обожение и слава человека подразумевают бунт и восстание против Бога, — откровенная ложь.

Поэтому святые отцы и говорят, что с момента Распятия и Воскресения ангелы уже непреклонны, постоянны в своей святости. Ведь теперь они твердо знают, что только рядом со Христом можно обрести настоящее счастье и блаженство. И, оставаясь по-прежнему свободными в своем выборе, они никогда не сделают его в пользу зла — потому что всегда помнят о том, что открылось им в момент Распятия и Воскресения.

Смирению хорошо учит то, что мы c вами делаем в настоящий момент: сидим все вместе и слушаем друг друга. Святой Иоанн Лествичник говорит, что когда конь скачет один, с громким ржанием, развевающейся гривой, то ему кажется, что он — самый лучший и быстрый скакун на свете. Но когда его запускают в табун и он оказывается среди других лошадей, то, сравнявшись с ними, он начинает понимать, что остальные кони ничуть не хуже его — они так же быстро скачут и так же красивы.

Так и мы. Когда человек один, ему кажется, что он очень хороший. Сидя дома, мы считаем себя настоящими христианами. Но придя в церковь и молясь все вместе, мы смотрим друг на друга и видим, как кто-то смиренно погружается в молитву, кто-то стремится поговорить со священником, кто-то с благоговением и смирением приступает к Святой Чаше. И тогда мы понимаем, что есть христиане и получше нас.

«Не будем оставлять собрания своего» (Евр. 10:25). Апостол Павел сказал так потому, что совместная молитва учит смирению. Мы смотрим на то, как молятся другие, и, смиряясь, исправляемся. А святой Исаак Сирин даже так говорил монахам-затворникам, подвизавшимся в пустыне: «Время от времени нужно выходить из своей кельи и общаться с другими подвижниками, потому что так можно увидеть, чего ты достиг».

В одиночестве мы кажемся себе очень хорошими, духовными людьми. Но, сравнив себя с другими, мы видим, удалось ли нам достичь чего-то на самом деле. И после этого можно вновь двигаться вперед.

Многие женщины (а иногда и мужчины) часто говорят на исповеди: «Когда я дома одна, то все прекрасно: я не сержусь, не раздражаюсь, мне хочется молиться. Но когда приходят дети, или муж возвращается с работы, cо мной начинает твориться что-то непонятное. Я становлюсь как одержимая». Нет, ты не в этот момент становишься одержимой. Ты была ею и раньше, просто в такие минуты все выходит наружу. И это должно помочь тебе понять свои немощи и страсти.

Одно дело — молиться у себя дома, а другое — придти в храм и, увидев соседа, которого терпеть не можешь, не притворяться, будто не замечаешь его, а поздороваться с ним, сказать ему «Здравствуй!», сделать первый шаг. Так, через дружеское приветствие, мы начинаем смиряться и исправляться.

Мне приходилось видеть, как ученые, образованные люди, которые сами могли поучать других гораздо лучше какого-то там проповедника, приходили на духовные беседы — потому что хотели смирить свой дух. Они были готовы превратиться в учеников и узнавать что-то новое от человека, который знал гораздо меньше их, потому что их целью был не диплом, а смирение.

И мы все собрались здесь не для того, чтобы услышать что-то новое. Мы знаем практически все. Но сегодня утром Бог видел, как мы встали и сказали себе: «Господи, я пойду на эту беседу и постараюсь вынести оттуда что-нибудь для себя. Может быть, из пятидесяти мыслей я возьму только одну, но эта мысль укрепит меня». И такое намерение помогает гораздо больше, чем то, что мы слышим на этих беседах.

Первый признак того, что человек становится смиренным, — это когда он перестает гордиться своими врожденными талантами и способностями. Следующий этап — когда он не гордится своими достижениями в духовной жизни. И наконец, последний — когда он не гордится вообще ничем, а только любит Бога. Любя Господа, мы прославляем Его, и тогда в сердце не остается места для похвалы самому себе, своим собственным талантам.

Например, когда красивый человек не говорит и не думает о своей красоте, это признак смиренного отношения к собственной внешности. То же самое, когда человек обладает прекрасным голосом, или владеет ораторским искусством, или является хорошим писателем — т. е. имеет талант от Бога, и при этом говорит: «Раз эта моя способность — врожденная, значит, она не принадлежит мне, а является даром Божиим. Это Бог подарил мне такой талант, он — не мой. А раз этот дар — от Бога, то им нельзя гордиться».

Ну, а когда человек гордится своей красотой, то хочется спросить его: «А в чем здесь твоя заслуга? Разве ты сам сделал свои глаза, свое лицо и тело красивыми? Нет, ты здесь ничего не делал. Тебя создал таким Бог».

Итак, первый шаг на пути к смирению, — это перестать гордиться тем, что дал нам Господь.

 

Смиренный человек не порицает, не осуждает других и не стремится занять первое место. Наоборот, он хочет быть в последнем ряду, старается встать позади всех в очереди к Чаше, и в храме стоит в самом конце, чтобы на него не смотрели. Ему не нравится быть на виду у всех.

А есть матери, которые никогда не позволяют себе съесть самый вкусный кусочек. Они всегда оставляют его детям. И это тоже смирение. Человек смиряется таким образом. Если любишь, то смиряешься и радуешься, что ешь не ты, а твой ребенок. Вот что такое смирение материнства. И такому смирению нам следует научиться во всех сферах жизни.

Секрет смирения

В отличие от детей, которые все время говорят о себе, взрослые люди умеют выглядеть смиренно благодаря усвоенным манерам. Но всё это бывает часто лишь внешним, сердце же наше занято собственным эго. Как добиться того, чтобы наши слова о смирении не были пустым звуком, — об этом размышления архимандрита Андрея (Конаноса).

Маленькие дети более спонтанны. Они говорят то, что чувствуют. И в начальной школе они всегда пишут: «Я, я… Я, мама и папа поехали отдыхать. У меня машинка!» А учительница исправляет их сочинения красной ручкой: «Не пиши постоянно «я, я…»

С другой стороны, мамы и папы, будучи уверены в том, что их ребенок — самый лучший, часто говорят: «Мой сын (или дочь) — лучше всех!» Они считают, что их дитя способнее всех и в классе, и в спортзале, а уж если ребенок занимается музыкой, то они непременно скажут: «Учительница по фортепиано отметила, что моя дочь — лучше всех! Это видно!»

Все родители так говорят. Они внушают своему ребенку с детских лет, что он — самый лучший, потому что, если не быть лучшим, то ведь легко можно стать и худшим! Так культивируется наш эгоизм.

Когда писатель Никос Казандакис приехал на гору Афон, он встретился там с одним подвижником — отцом Макарием (Спилеотом), который жил в пещере. В конце разговора отец Макарий сказал ему:

— Очнись, пока не поздно! Твой эгоизм огромен, твое «я» съест тебя!

Казандакис сказал ему в ответ:

— Не вини эго, отче! Эго отделило человека от животного.

А подвижник ответил:

— Ты ошибаешься. Эго отделило человека от Бога. Когда человек жил в раю, он был смиренным и был вместе с Богом. Бог любил его, и человек ощущал свое единство с Господом. Но как только человек сказал слово «Я!», он отделился от Бога и убежал от Него. Убежал из рая, убежал от самого себя, убежал от всех.

Только в одном случае мы можем (и должны) вспоминать о своем «я» — когда обвиняем себя. Тогда мы можем сказать: «Да, я виноват. Это я согрешил, я ошибся, я сделал это по собственному желанию!» В таком случае — да, но, к сожалению, это тот самый случай, когда мы не говорим «я».

Есть даже такой журнал — «Эго». И там психоаналитики пишут, что когда человек собирается на какое-нибудь мероприятие или вечеринку, то во время сборов (выбора парфюма и т. д.) в его душе ясно обозначается это слово — «я». Как я выгляжу, какое я произведу впечатление, что обо мне скажут, как оценят мой внешний вид, мою одежду, мой парфюм… Эго постоянно проявляется в современных развлечениях. Человек постоянно думает о своем «я», потому что поместил его в центр своей жизни.

Но таким образом мы сильно отдаляемся от Истины! Господь учит нас, что даже если человек выполняет все Его заповеди, он все равно должен говорить о себе как о непотребном рабе Божием. А мы часто начинаем считать себя великими и важными персонами в самом начале духовного пути, когда еще ничего не сделано.

Смирение — это не грусть, не тоска. Некоторые именно так понимают смирение — что это какая-то депрессия, когда человек чувствует себя слабым, обиженным, больным интровертом. Это не так. Смирение — это пребывание в Истине, в правде. Оно означает, что человек знает, кто он, знает свое место в этом мире, сознает свою немощь и благодарит Бога за все те благодеяния, которые Он оказывает ему, несмотря на его слабости. Смирение означает жизнь в истине, а не в том обмане, который создает вокруг нас современная жизнь.

Я слушал запись, на которой старец Иаков (Цаликис) читает заклинательные молитвы над одной женщиной, и там ясно слышался голос злого духа. Разумеется, таких вещей лучше не слушать, но это случилось, и вот что бес говорил старцу:

— Раз ты святой, почему ты не говоришь об этом? Скажи, что ты святой! Раз ты сам это знаешь и тебе удалось победить меня, скажи!

И было слышно, как старец Иаков смиренно и твердо ответил:

– Ты лжешь! Я прах и пепел, и покланяюсь Отцу, и Сыну, и Святому Духу — Троице Единосущней и Нераздельней!

Слышали бы вы, как кричал и вопил бес! И я подумал о том, что мы и так знаем: самая главная цель у диавола — сделать нас эгоистами. Он очень хочет, чтобы мы стали эгоистами и начали считать себя важными персонами — в то время как Господь хочет, чтобы мы были смиренными и являли это смирение своей жизнью.

Смирение — это когда человек принимает бесчестие с радостью, нахлынувшие скорби и трудности — с распростертыми объятиями, с мыслью о том, что таким образом душа излечивается от грехов и болезней. Когда приходят трудности, и мы вынуждены смириться, нужно помнить об этом — что Бог очищает нашу душу от прошлых или настоящих грехов, или предохраняет от того, что может случиться в будущем.

Одна женщина сделала аборт и поисповедалась в этом грехе. Но исповеди в таком случае недостаточно. Недостаточно рассказать о грехе. Нужно смириться и покаяться в содеянном.

Смирение — это действие, а не слова. Слова сладки на вкус. Душа может растрогаться и умилиться от слов, слова дарят ощущение сладости. А дело смирения на вкус очень горькое и едкое. Вот так: слушать о смирении — сладко, а выполнять — горько. И отец Георгий (Карслидис), известный духовник в Северной Греции, сказал этой женщине, которая сделала аборт (а она была очень красивой, богатой аристократкой):

— Вот что тебе надо сделать. Ты оденешься в лохмотья, никому не будешь говорить, кто ты, и отправишься в такое-то село. И целую неделю ты будешь просить там милостыню, никому не рассказывая о своем прошлом и настоящем. Даже имени своего не будешь называть. Это унижение поможет твоей душе смириться по-настоящему и очиститься от того зла, которое ты причинила другой душе, твоему ребенку, умершему, не успев появиться на свет.

Женщина все исполнила и после этого почувствовала то, чего не чувствовала во время исповеди, — облегчение. И исцелилась от греха.

Когда мы только встаем на путь смирения, то первое искушение, которое приходит к нам, — это тщеславие. Как только захочешь быть смиренным, в голове сразу начинают появляться тщеславные мысли. А что такое тщеславие? Это когда человек сделает доброе дело, и втайне начинает гордиться этим. Например, я пощусь, и тут мне приходит помысел, и я начинаю думать: «Молодец! Раз пощусь, то я не такой, как остальные! Я другой, я лучше!»

Или, например, можно скромно одеваться (что само по себе хорошо), но появляются тщеславные мысли на этот счет, и вслед за ними приходит высокомерие и самодовольство. И человек начинает думать: «Видишь, что творится вокруг? Мир погибает, все одеваются вызывающе, а ты — не такой. Молодец!» Это «Молодец!», которое мы произносим про себя после каждого доброго дела, и есть тщеславие. Это искушение, с которым мы будем сталкиваться всегда при совершении хорошего поступка, потому что каждый раз в нас что-то раздувается изнутри, и появляются мысли: «Молодец! Я сделал это втайне!» Но слово «Молодец!» сказано, и таким образом мы уже возгордились. Меньше всего это похоже на смирение.

Смирение подразумевает желание научиться. Когда у человека есть смирение, он не говорит: «Я все знаю!». Он задает вопросы — своему супругу, супруге или даже своему ребенку. В свое время это произвело впечатление на святого Иоанна Лествичника, когда в одном монастыре он увидел седовласых старцев, задающих вопросы священнику, который их исповедовал (а священнику было сорок лет). Это были старцы, монахи, закаленные в молитве и духовной брани, и они смиренно задавали вопросы человеку моложе себя.

И в наши дни такое бывает. На Афоне есть игумены, которые моложе многих монахов в монастыре. И такой игумен, несмотря на сан, идет к старшим и спрашивает у них совета, чтобы смириться, а не действовать по своему усмотрению. Это полезно для души.

Не будем говорить: «Я все знаю! Не указывай мне, что делать!» Ведь такое отношение передается всем членам семьи, всем окружающим.

Однако бывают случаи, когда христианин имеет право возмутиться относительно случившегося и таким образом продемонстрировать «эгоизм» без вреда для души. Что же это за случаи? Когда необходимо встать на защиту православной веры, мы не только можем, но и должны быть категоричными, строгими. И это будет не эгоизм, а исповедание веры. Когда святому Агафону предъявляли ложные обвинения, клеветали на него, он принимал все. А его называли грешником, лжецом, эгоистом… Но когда его обозвали еретиком, он ответил:

— Послушайте! Насчет всего того, что вы говорили мне до этого, у меня есть надежда исправиться. Но если я соглашусь с тем, что я еретик, то потеряю надежду на спасение! Если я еретик, то не могу спастись. Поэтому я не соглашаюсь с вашими словами.

Святые отцы так объясняют поведение Господа в иерусалимском Храме. Взяв бич и выгоняя продающих и покупающих, Он в тот момент не испытывал чувства гнева. Он ни на кого не злился и полностью контролировал Свое поведение и действия. Он перевернул скамейки, рассыпал деньги, но когда оказался перед клетками с голубями, которые предназначались для жертвоприношения, сказал: «Возьмите это отсюда!» (Ин. 2:16)

То есть если бы Христос потерял над Собой контроль, Он опрокинул бы и клетки с птицами. А так как голуби были ни в чем не виноваты, Он не причинил им вреда. Об этом говорят толкователи Евангелия. Следовательно, Господь не был в нервном состоянии. Он совершил все это не из эгоизма, а из любви — истинной любви к Закону Божиему, желая защитить Храм. И христианину, желающему стать смиренным, нельзя гневаться, нельзя спорить.

Один послушник старца Паисия (Святогорца) рассказывал:

— В каких бы грехах мы ни исповедовались отцу Паисию, он принимал нашу исповедь с большим смирением, любовью, человеколюбием, и говорил нам: «Ну вот, и ты — человек. Ничего, исправимся!» И никогда не ругался. Только в одном случае он огорчался очень сильно — когда мы начинали гордо спорить, выказывая тем самым свой эгоизм. Только тогда он говорил: «Сейчас, дитя мое, я не могу тебе помочь». Когда мы вели себя так, его душа страдала. Потому что в нашем поведении был эгоизм. Грех — свойство человека, а эгоизм — свойство диавола.

Смиренный человек легко исправляет свои ошибки. И ему легко помочь. Не знаю, задавали ли вы себе этот вопрос — почему исповедь нас не меняет. К сожалению, я вижу это по себе, да и по другим людям. Мы идем на исповедь, но после нее не особо исправляемся — по крайней мере, настолько, чтобы можно было сказать: «За последние пять лет я сильно изменился».

Почему же мы не меняемся? Потому что у нас нет смирения. Мы не даем другим людям сформировать наш характер. Например, человеку говорят: «С этого дня ты должен поститься!» И здесь необходимо смирение, чтобы ответить: «Да, я буду поститься, не буду есть мясо». А человек вместо этого говорит: «Постойте-ка, вы мне указываете, должен я поститься или нет? А еще — во сколько я должен вставать, чтобы идти в церковь, делать то или другое?..» Эгоист не позволяет никому управлять собой, но тем не менее им управляют — его собственные страсти. А получить руководство и воспитание из рук Церкви он не может.

В одном из псалмов говорится, что «во смирении нашем вспомнил нас Господь…, и избавил нас от врагов наших» (Пс. 135:23–24). А святые отцы дополняют: Он избавил нас так и от страстей, нечистот и немощей. Когда Бог видит смиренного человека, Он избавляет его от всякого искушения. Смиренные люди не пытаются постичь Божественную Истину, а просто живут в Ней. У них простые мысли — они думают, как дети. А у человека, который путано выражает свои мысли, путано рассуждает, душа смиряется, как правило, с трудом.

Некоторые люди, приходя к старцу, начинают задавать ему странные вопросы. А ведь вопросы свидетельствуют о духовном развитии человека. И вот, например, когда к старцу Порфирию приходили смиренные люди, они задавали ему вопросы о спасении. А другие, чья душа была наполнена эгоизмом, спрашивали, покупать ли мотоцикл, выйдет ли дочь в ближайшее время замуж и т. д. Кто-то даже просил старца помолиться о выигрыше в лотерею. То есть люди спрашивали о том, что не было существенно для их спасения.

Вместо того, чтобы заглянуть в себя, эгоист смотрит на других. А еще он внимательно рассчитывает, когда придет Антихрист, какие у него будут цифры, и т. д., и т. п. — вместо того, чтобы следить за собственной душой. А о чем в древности люди спрашивали старцев? В Патерике часто рассказывается, как какой-нибудь человек приходит к старцу и говорит ему:

— Отче, скажи, как можно спастись! Скажи, что нужно сделать, чтобы спастись, полюбить Христа, победить свои немощи и страсти!

Эти вопросы мы должны задавать и себе, и своему духовнику, и святым людям (если появляется такая возможность). Эти вопросы не содержат простого любопытства, под которым скрывается эгоистическое желание заниматься чем угодно, но только не собой. То, о чем я говорю сейчас, не абстрактно.

Когда ученики спросили Христа: «Господи, неужели мало спасающихся?» (Лк.13:23), Он не ответил прямо на этот вопрос, а сказал: «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата» (Лк.13:24). Помните? То есть у Него спросили одно, а Он ответил другое. Спросили, сколько людей спасется, а Он ответил: «Старайтесь подвизаться — вот что вас касается. А сколько людей спасется — это вас не касается». Таким образом Господь возвращает нас на землю, к смирению.

То же самое Он сказал и апостолу Петру. После Воскресения Господь сказал ему: «Иди за Мною» (Ин. 21:19). А он начал спрашивать Христа о св. Иоанне Богослове, что будет с ним («Господи! А он что?») (Ин. 21:21). Что ответил Господь? «Что тебе до того? Ты иди за Мною» (Ин. 21:22). То есть то, что будет с Иоанном, его жизненный путь, — это Мое и его дело. А ты смотри на себя. Помогая себе, ты поможешь и другим.

И это не эгоизм. Это та единственная ответственность, которую мы несем за развитие собственной души, чтобы обратить ее к покаянию и смирению. Как говорит святой Иоанн Лествичник, Господь не осудит нас за то, что мы не были богословами; или что не совершали чудес; или что не были проповедниками, обратившими к Богу целые племена и народы. Господь осудит нас за то, что в нас не было смирения, не было покаяния и сокрушения о своей душе.

Если тебя обидели, бросили, предали…

Будем молиться, чтобы Господь избавил тебя от твоей депрессии. Она подкрадывается к твоей душе, и ты начинаешь себя плохо чувствовать, падать духом. Ты сама рассказала мне об этом — поэтому я и понимаю твое состояние.

Прочитав твое письмо, я увидел, что творится у тебя на душе — с твоих собственных слов. Да снизойдет на тебя благодать! Но и ты сама сделай, что можешь, — помолись, помолись о хорошем!

Молитва — это движение, которое мы делаем для того, чтобы выбраться из болота. Это наша попытка увидеть свою душу в Божественном свете, где нет места мраку, так часто окружающему нас. В молитве душа «отряхивается» от этого мрака и говорит ему: «Нет!» Молясь, мы ощущаем себя детьми Божиими, детьми Великого Отца, Просвещающего всех, детьми Всещедрого Спаса, в руках Которого — ключи от радости и счастья. Вот почему мы не должны мириться с унынием и депрессией.

В чем причина депрессии? Если речь идет не о медицинском диагнозе (когда, в первую очередь, необходим прием лекарственных препаратов), то наша печаль развивается из душевной неудовлетворенности в результате какой-то обиды — например, предательства.

Мы начинаем желать того, что по каким-то причинам не произошло. И нам кажется, что получи мы это, наше состояние бы улучшилось. «У меня депрессия, — говорит молодая девушка, — потому что мой любимый бросил меня. Он ушел, он предал, он обидел меня…» Мы думаем, что лишились чего-то, и что если бы оно вернулось к нам, депрессии бы не было.

Но ведь можно сказать и по-другому! «А почему бы мне не получить это обратно? Не то, что ушло от меня, а те чувства, которые оно во мне вызывало!» Вот, молодой человек бросил девушку. Он глубоко ранил, он предал ее, и вот у нее начинается депрессия.

А что ты чувствовала, когда вы были вместе? — спрошу я тебя. — Ты ощущала полноту, твоя душа была переполнена счастьем, твое сердце радовалось, хотелось жить, бороться… Жизнь имела смысл, ты смотрела по сторонам и радовалась всему вокруг. Твой любимый вызывал в тебе прекрасные чувства и ощущения. И вот сейчас он ушел от тебя, и вместе с ним тебя покинуло и твое замечательное внутреннее состояние.

И я хочу предложить тебе кое-что — просто как идею. Не хочешь ли ты попробовать вернуть это ощущение? Ощущение полноты, благодати, блаженства, счастья и радости — то, что было у тебя раньше? Даже если человек, вызывавший эти чувства, сейчас не с тобой? Возможно, он был всего лишь поводом для того, чтобы радость, всегда живущая в тебе, выплеснулась тогда наружу! А сейчас этот человек, этот «повод для радости», ушел. Но ведь ты наверняка сможешь найти новый повод для того, чтобы опять ощутить эту радость!

Потому что счастье живет внутри нас. И счастливой тебя сделал не этот человек, который является простым смертным. Обычный человек — материальное тело, совокупность клеток и молекул — не может сделать счастливым другого человека. Что же делает нас счастливыми? То, что живет внутри нас. А люди и события являются лишь поводом для того, чтобы это внутреннее состояние вышло наружу.

Попробуй ощутить это с помощью молитвы. Она поможет тебе почувствовать счастье как оно есть — без воздействия внешних «раздражителей». Она дает ощущение полноты, радости, счастья, любви и смысла жизни. Молитва помогает нам вернуться к жизни. Она питает душу как вода, источник для которой — в мире ином. Посмотри на святых, подвижников! Они сияют от счастья. Даже если нет возможности видеть их лично — об этом свидетельствуют их жития, святоотеческие книги… Люди приходили к ним и видели, что их лица всегда радостны…

Один молодой человек, недавно вернувшийся из Нью-Йорка, рассказывал мне:

— Отче, как я счастлив, что побывал в Нью-Йорке! Я был на Манхэттене — это невероятно! Какие масштабы! Как все это впечатляет!

Он был счастлив, потому что увидел столько всего в Нью-Йорке. А кто-то посетил Диснейленд, кто-то побывал во Флориде, или еще где-то, — и все эти путешествия стали поводом для радости. Людей наполняли положительные эмоции — благодаря другим людям, красивым зданиям, покупкам, вкусной еде, всему тому, что в принципе не стоит осуждать.

Я просто хочу сказать, что ту радость, которую испытывает обычный человек, посетив Манхэттен с его магазинами и веселой ночной жизнью, подвижник ощущает без всего этого. И его чувство даже более насыщенно, потому что длится гораздо дольше. Ведь после замечательного путешествия мы садимся в самолет и говорим себе: «Все. Пора домой». И испытываем уныние, потому что приятные эмоции покидают нас. А подвижник умеет найти в своей душе такую щелочку, из которой снова и снова появляется радость, счастье.

И для этого ему совсем необязательно увидеть небоскреб или подняться на Эйфелеву башню. Ему не нужно куда-то ездить, путешествовать. Он счастлив благодаря другому. И это другое должны найти в себе и мы — ведь оно живет в нас. Источник радости — в нашем сердце, ведь там Христос, а именно Он является Источником радости.

А мы сами убиваем Христа в своей душе, не давая Ему показать нам все то прекрасное, что Он может дать. И если мы не научимся оживлять Христа в своем сердце, то будем постоянно мучиться и так и не найдем разгадки. И будем жить в постоянном ожидании новых путешествий или отношений, в надежде стать счастливее хотя бы ненадолго.

И пока это новое продолжается, нам хорошо. Но когда заканчивается, мы начинаем сходить с ума. И даже когда оно еще не закончилось, нам не может быть по-настоящему хорошо, ведь мы боимся это потерять, то есть к нашей радости примешивается чувство тревоги. Например, ты счастлив, что рядом любимый человек, но при этом ты боишься его потерять, и потому думаешь:

— Да, сегодня нам очень хорошо, но сколько это будет продолжаться? А если завтра он бросит меня, если предаст? А если он заболеет и умрет? Если уедет?

Эта неуверенность не дает нам радоваться по-настоящему. А увидев, как радуются другие люди, мы начинаем им завидовать. И думаем:

— Вот у меня нет любимого человека, а у него есть! Почему?

И начинаем сравнивать, завидовать, злиться, потому что боимся потерять свое счастье. «Будет ли у меня это?» Мы рассуждаем так, потому что чувство радости, которое мы испытываем в данный момент, получает подпитку извне. Наше счастье существует лишь благодаря этой подпитке.

Поэтому я и говорю: попытайся найти секрет счастья в самой себе. Когда любимый был рядом, ты говорила: «Он смотрит мне в глаза, и я оживаю».

Значит, тебе было знакомо чувство воскресения. Отлично! А нельзя ли ощутить его без любимого человека? Когда он не смотрит в твои глаза? Погляди в зеркало и скажи:

— Господи, спасибо Тебе! За то, что я — человек. За то, что моя душа и жизнь прекрасны. За то, что я неповторима и уникальна на этой планете!

Ведь на земле нет второй такой, как ты! Ты уникальна. Уникален каждый, мы все уникальны. И вспомнив хотя бы об одном этом, ты непременно подумаешь:

— Мне совсем не нужно, чтобы кто-то постоянно говорил о том, какая я красивая и как я много значу для него. Ведь сначала я чувствую свою значимость, свою ценность, а потом, если этот человек исчезает из моей жизни, я схожу с ума.

Нет, когда у тебя есть любимые люди, это прекрасно! Я совсем не имею в виду, чтобы их не было. И не преуменьшаю значение той боли после расставания, которая довела тебя до депрессии. Но не следует зависеть от другого человека до такой степени, чтобы, потеряв его, терять и рассудок. Будь рядом с любимым, радуйся, наслаждайся, но помни, что если тебе придется его потерять, у тебя всегда есть секрет, благодаря которому ты вновь обретешь ту радость, которую испытывала, находясь рядом с любимым.

То есть в любой момент ты можешь сказать:

— Я рада, что мы вместе. Я счастлива с тобой, ты даешь мне очень многое, но знай, что и без тебя я не пропаду. И без тебя я справлюсь. Внутри меня есть кнопка, нажав на которую, я оживляю в себе надежду, чувство собственного достоинства, любовь к Богу. И мне хорошо. Ты больше не любишь меня? Уходишь? Ты предал меня? Ну, а Бог меня любит, и мне хорошо, и я молюсь, и надеюсь, и думаю о прекрасном будущем. Не все потеряно. Я справлюсь.

Сейчас тебе трудно это сказать, потому что ты испытываешь сильную боль. Ведь когда наше сердце отрывается от другого человека, оно кровоточит. Похожее ощущение возникает, когда человека выгоняют с работы, потому что в таком случае речь идет не только о материальном ущербе — мы теряем чувство собственной значимости. Меня увольняют, и я говорю себе:

— Все, я больше ничего не стою. Я бесполезен.

То есть как, ничего не стоишь? Разве твоя ценность зависит от рабочего места? Нет, ты всегда представляешь собой ценность. Но из-за того, что ты всем сердцем прилепился к своей работе и полностью отождествил себя с ней, ты говоришь:

— Работа для меня — все! Я — это моя работа.

Но ты — не твоя работа. И Бог дал тебе возможность понять это. Он будто сказал тебе: «Дай-ка Я заберу у тебя твою работу ненадолго. Чтобы ты наконец разглядел и другие свои таланты. Ты думал, что черпаешь силы исключительно оттуда, но Я хочу показать тебе: ты недооцениваешь самого себя. И сейчас твоя значимость еще выше, дитя Мое!»

Поэтому я и говорю о святых подвижниках, у которых практически ничего нет. А если у них забрать и то, что есть, они скажут:

— Забирай! Я не привязан к этой вещи до такой степени, чтобы она была для меня источником великой радости. Вот, у меня в келье лежит красивая ручка, которой я пишу. Возьми ее!

Может быть, ты читала о том, как один подвижник погнался за ворами — но не для того, чтобы их поймать, а чтобы отдать им то, что они не успели украсть. Он бежал и кричал им вслед:

— Дети мои, вы кое-что забыли! Возьмите!

А воры перепугались и говорили друг другу:

— В первый раз видим такое! Другой на его месте сразу бы вызвал полицию, а этот бежит за нами, чтобы дать еще вещей! Почему?

Потому что подвижник умел быть счастливым и без этих вещей.

Понимаю, это очень трудно. Поэтому я и не призываю тебя справиться со своей депрессией и унынием за один-два дня. Здесь нужно время — месяцы, а может, и годы.

Необходимо усвоить уроки, которые преподает нам Господь — через удары, наносимые жизнью, через разлуки, расставания. Это как отдирать пластырь — сначала мы заклеиваем им рану, а когда приходит время отклеивать, это бывает очень трудно сделать. Ведь пластырь крепко прилип к коже, и твои действия причиняют сильную боль. Но сделать это необходимо.

Больше книг на Golden-Ship.ru