Матвей Васильевич Барсов
О ВОСКРЕСЕНИИ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА
Источник текста: Барсов М. В. Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Четвероевангелия. Издательство «Лепта Книга», 2006 год, тираж 3500 экз.
Преобразование fb2, epub: Golden-Ship.ru 2016
Почему Господь Иисус Христос не явился всем иудеям по Воскресении
Кому прежде всех явился Господь Иисус Христос по воскресении?
Как убеждались первые ученики Господа в истине воскресения Его?
Уроки Амвросия, еп. Медиоланского, из евангельского повествования о женах-мироносицах
О явлении Иисуса Христа ученикам в первый день по воскресении
Толкование св. Исидора Пелусиота на 26 стих 24-й гл. Евангелия от Луки
Таинственное изъяснение евангельского сказания о чудесной ловле рыб
Матвей Васильевич Барсов († 28.02.1896) — русский духовный писатель. Родился в Новгородской губернии в семье сельского священника. Богословское образование получил в Новгородской ДС и СПбДА. С 1866 г. преподаватель словесности и латинского языка в Симбирской ДС. Там же в разные годы преподавал немецкий язык, логику, гражданскую историю и Священное Писание. С 1884 г. инспектор семинарии, в 1889, 1890 и 1892 гг. ректор. В 1867-1874 гг. с небольшим перерывом преподавал словесность в симбирской Мариинской женской гимназии.
Автор нескольких печатных трудов, в основном небольших статей и заметок, опубликованных в Симбирских епархиальных и губернских ведомостях. Не потеряли своей ценности до наших дней принадлежащие ему «Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Четвероевангелия, с библиографическим указателем» (Симбирск, 1890. 2 т.) и «Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний святых Апостолов и Апокалипсиса, с библиографическим указателем» (Там же. 1894). Эти большие компилятивные труды представляют собой собрания святоотеческих толкований, проповедей русских иерархов и работ богословов XIX в. и являются своего рода гомилетическими и экзегетическими хрестоматиями по Новому Завету. Каждый раздел сборников содержит перечень важнейших богословских сочинений, что делает работу Матвея Васильевича ценным библиографическим справочником. В этом качестве они и сегодня служат пособием для изучающих Священное Писание. В отличие от других авторов подобных изданий Барсов приводит собранный им материал полностью, не нарушая контекста.
1) О времени Воскресения Господа Иисуса Христа.
Многие находятся в небольшом недоумении касательно времени воскресения Господа; ибо хотя евангелисты не противоречат друг другу, однако, казалось бы, различно говорят о сем. Именно: по евангелисту Луке — зело рано (24:1), по евангелисту Марку — зело заутра (16:2), по евангелисту Матфею — в вечер субботний (28:1), по евангелисту Иоанну — во едину от суббот, еще сущей тме (20:1) жены пришли ко гробу. Итак, как примирить сие, чтобы не допустить, что евангелисты говорят о различных временах? Прежде всего должно обратить внимание на то, что написано: в вечер же субботний свитающи во едину от суббот, прииде Мариа Магдалина и другая Мариа видети гроб. И се трус бысть велий (Мф. 28:1–2). Значит, Господь воскрес не в день субботний, так как в субботу жены умолчаша по заповеди (Лк. 23:56), но после субботнего дня, следовательно, ночью; ибо жены, пришедшие заутра, хотя пришли зело рано, но узнают, что Господь уже воскрес.
Итак, должно так расположить время, чтобы Воскресение приходилось утром в день воскресный, первый после субботы, а не в субботу; ибо иначе как бы исполнились три дня? Значит, Господь воскрес не при наступлении вечера, а после полуночи. И действительно, в греческом тексте стоит — поздно (по нашему переводу: в вечер (Мф. 28:1) — выражение, означающее и час при захождении солнца, и употребляемое для выражения вообще промедления, если, например, сказать: вещь сия доставлена мне поздно, то есть не в надлежащую пору; или: он поздно пришел, то есть пришел после назначенного времени, и хотя бы пришел утром в следующий день, все, однако, поздно, потому что прошло назначенное время. Поздно означает также и глубокую полночь, если, например, сказать: он поздно встал для ночной работы, то есть встал не в вечернее время, а в глубокую полночь. Далее, и архиереи, собравшеся со старцы, подтверждают, что воскресение случилось ночью, говоря стражам: Рцыте, яко ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим (Мф. 28:13); они думали подтвердить обман свой временем, в которое, по словам стражей, сие случилось. Наконец, святой Иоанн говорит, что Мария Магдалина пришла к нему и к Петру заутра, еще сущей тме (20:1), и вместе представляет ее неведущею о совершившемся воскресении; а если бы оно совершилось при наступлении вечера, то тотчас же могло сделаться известным.
2) Как согласить, что у евангелиста Иоанна апостолы в первое явление приняли Духа Святого (20:22), а у евангелиста Луки им повелевается сидеть во граде Иерусалимсте, дондеже облекутся силою свыше?
Духа Святого воскресший Господь или вдохнул только одиннадцати апостолам как более совершенным, а остальным обещает сообщить после или одним и тем же и там вдохнул, и здесь обещал. Противоречия здесь нет; поелику разделения дарований суть: овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума о том же Дусе: другому же вера тем же Духом, иному же дарования исцелений о том же Дусе: другому же действия сил, иному же пророчество, другому же рассуждения духовом, иному же роди языков, другому же сказания языков (1 Кор. 12:8-10). Итак, одно действие вдохнул там, другое обещает здесь. Ибо там дана была благодать — отпущать грехи, и потому-то вдыхается Христом, чтобы ты верил, что это — Дух Христа, и верил, что Дух от Бога; ибо один Бог отпущает грехи: а Лука описывает сообщение дара языков. Посему там читаем; Приимите Дух Свят: имже отпустите грехи, отпустятся им (Ин. 20:22–23); а в Деяниях Апостольских говорится так: И исполнишася вси Духа Свята, и начаша глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провещавати (11:4).
3) Почему святой Лука упоминает о видении женами двух мужей (24:4); Марк — одного юноши, седяща в десных, одеяна в одежду белу (16:5), Матфей — одного ангела (28:2), а Иоанн — двух ангелов, единого у главы и единого у ногу (20:12)?
Различие видений означает множество служебных ангелов, по обетованию Самого Господа: Узрите Ангелы, восходящия и нисходящия над Сына Человеческого (Ин. 1:51).
4) Почему у святого Матфея и Марка Господь велит сказать ученикам: Варяю вы в Галилеи: тамо Мене видите (Мф. 26:32; 28:7; Мк. 16:7), а по евангелистам Луке и Иоанну, Он явился им еще в горнице в Иерусалиме?
Он являлся часто — и более пятисот братиям, и Петру, и Иакову, как свидетельствует о сем святой апостол (1 Кор. 15:5–8); и Лука в Деяниях Апостольских говорит, что Он пред учениками постави Себе жива по страдании Своем, во мнозех истинных знамениих являлся им и глаголя яже о Царствии Божии (1:3). Мне кажется, приличнее всего допустить, что Господь повелел ученикам идти в Галилею видеть Его; но поелику они страха ради заперлись в горнице, то Он прежде явился им здесь и, ободрив их, велел одиннадцати ученикам идти в Галилею.
Кто внимательно стал бы сравнивать известия четырех евангелистов об этом событии во всех подробностях, тот может встретиться с некоторыми разностями и даже противоречиями в их рассказе, которые, казалось бы, трудно примирить.
Так, святой Матфей (ст. 28) рассказывает о двух женах, Марии Магдалине и другой Марии, матери Иакова, что они, пришедши рано ко гробу, нашли его пустым и получили от ангела весть о воскресении Иисуса Христа вместе с поручением ученикам, чтобы они спешили в Галилею, где и увидят Воскресшего. То же повторяет этим двум женам Сам Иисус Христос, явившийся им на обратном пути. И одиннадцать учеников спешат в Галилею, видят там Господа на горе и получают Его последние повеления. Кроме этого одного явления ученикам, у евангелиста Матфея ни о каком другом не говорится; даже кажется, будто другого явления прежде этого и быть не могло, так как некоторые из учеников, увидев Воскресшего, усомнились (ст. 17).
Евангелист Марк (16:1) начинает рассказ, подобно евангелисту Матфею, только к двум Мариям присоединяет еще Саломию; три жены видят ангела, сидящего во гробе, и после услышанной от него вести бегут с таким страхом, что не смеют никому ничего сообщить. Только Марии Магдалине, по рассказу евангелиста Марка, явился Иисус, и она одна видела Его — о других же женах не говорится. Но к этому у евангелиста Марка присоединяется явление Иисуса Христа двум ученикам на дороге, когда они шли в Эммаус, о чем святой Матфей не упоминает, и затем явление Господа одиннадцати возлежавшим, вероятно, на пасхальной вечери. Хотя сказанное Воскресшим в этом случае (Мк. 16:15 и др.) согласно с тою речью, какую евангелист Матфей влагает в Его уста, когда говорит о явлении ученикам на горе в Галилее, однако евангелист Марк ни одним словом не дает заметить, что они произнесены в Галилее, хотя и упоминает о повелении ангела ученикам идти туда. Скорее кажется, будто как явление это, так и все следовавшее за ним по рассказу евангелиста Марка, совершилось в самый первый вечер по воскресении, и притом в Иерусалиме.
Подобное же впечатление производит повествование евангелиста Луки (ст. 24). По его рассказу, ко гробу пришли Мария Магдалина, Иоанна, Мария Иаковлева и другие с ними, стало быть, по крайней мере, пять жен пришли ко гробу, нашли его пустым, видели стоящих в нем двух ангелов, принесли полученную от них весть ученикам и тем возбудили Петра спешить ко гробу. Что одна или многие жены видели Самого Воскресшего — об этом он ничего не говорит. Напротив, он рассказывает потом об учениках, шедших в Еммаус, и о явлении им Господа, упоминает мимоходом, что и Симон видел Господа (ст. 34), присоединяя к этому историю явления Воскресшего одиннадцати вечером того же дня, и ведет рассказ, подобно евангелисту Марку, до конца непрерывно, так что кажется, будто Иисус Христос в тот же вечер и вознесся на небо, выведши, впрочем, учеников из Иерусалима и доведши до Вифании (ст. 50).
Повествование евангелиста Иоанна резко отличается от известия других евангелистов. По его рассказу, только Мария Магдалина еще до рассвета пришла ко гробу, и, нашедши камень отваленным, в величайшем смятении спешит к Петру и Иоанну со страшною вестью: взяли Господа из гроба. Оба апостола пришли, посмотрели гроб и возвратились. Мария же, пришедшая снова и о ставшаяся после них у гроба, видела двух ангелов во гробе и Самого Иисуса, Которого она сначала приняла за садовника и принесла весть собравшимся ученикам. Вечером в тот же день им явился Иисус чрез затворенные двери, с приветствием мира, удостоверил их в Своем Воскресении и сообщил Духа Святого. Только Фома не присутствовал при этом. Потому Господь спустя восемь дней является в другой раз, чтобы уверить и этого ученика, и затем в третий раз является нескольким собравшимся вместе апостолам в Галилее, при море Тивериадском (Ин. 21:14).
О явлениях Иисуса Христа по воскресении упоминает, наконец, апостол Павел, по словам которого, Воскресший явился Кифе, то есть Петру, потом двенадцати, затем более нежели пятистам братьев вместе, о чем не упоминает ни один евангелист, потом Иакову, брату Господню, о чем также умалчивают евангелисты, а также всем апостолам, и наконец, ему самому (1 Кор. 15:4–9).
Таким образом, в известиях евангелистов относительно воскресения Христова замечаются разности, и даже, казалось бы, некоторые противоречия. Противоречие наиболее заметно в том, что евангелист Матфей не говорит ни о каком другом явлении Воскресшего ученикам, кроме явления в Галилее, а рассказ евангелиста Луки, напротив, казалось бы, совершенно исключает это явление. Быть в Галилее по воскресении прежде учеников Иисус Христос обещал им уже в ночь пред Его страданиями (Мф. 26:32); по воскресении ангел подтверждает Его обещание, равно как повторяет его и Сам Иисус Христос, когда является женам (Мф. 28:7-10). Но как скоро Он повелевает ученикам идти в Галилею, кажется, будто они ничего не должны ожидать в Иерусалиме, а по рассказу евангелиста Луки (24:49) выходит, напротив, будто Он решительно запрещает им отлучаться из Иерусалима: «Оставайтесь в Иерусалиме, пока облечетесь силою свыше», — говорит Он им как будто уже вечером в день воскресения.
Как примирить это противоречие? Некоторые пытаются примирить это противоречие тем, что под горою Галилейскою, о которой говорит евангелист Матфей, разумеют северную вершину Масличной горы. Но такое объяснение натянуто и произвольно, и притом в таком случае не остается места для явления при море Тивериадском. Поищем другого объяснения.
Прежде всего свидетельство апостола Павла приводит к убеждению, что явления воскресшего Господа не могли совершиться все в течение одного дня, так что если по рассказу евангелиста Марка и Луки и кажется, будто они совершились в первый день, то не больше, как кажется так. Это подтверждает и сам евангелист Лука. В книге Деяний (1:3), им же написанной, мы читаем, что Воскресший в течение сорока дней неоднократно являлся ученикам и что повеление не отлучаться из Иерусалима Он дал им при Своей разлуке (ст. 11), равно как и апостольские полномочия, а так как это повеление своего Господа они получили только в день вознесения Его на небо, то до этого дня они уже могли возвратиться от моря Тивериадского и с Галилейской горы.
Таким образом, евангелист Лука чрез это более точное указание времени означенного события дает нам ключ к правильному пониманию сего евангельского известия. Именно он, равно как и евангелист Марк, и в своем известии о воскресении Христовом ряд явлений Воскресшего и, главное, содержание Его речей соединил для краткости в одно. Это соответствует чудесному характеру тех дней, когда время и часы исчезали для учеников. Все откровения Воскресшего ученикам, это неоднократное появление и исчезновение Его было одною сплошною разлукою, так что каждое из них казалось как бы последним. Но если непрерывный ход событий, как изложен он в Евангелии, представить совершающимся в разные времена и в разных местах, то повеление оставаться в Иерусалиме, данное ученикам позже, нисколько не противоречит пришествию их в Галилею, совершившемуся гораздо раньше.
Точно так же и в повествовании евангелиста Матфея, если иметь в виду особенность его Евангелия, явление Иисуса Христа по воскресении в Галилее не исключает явления в Иерусалиме. Евангелист Матфей раскрывает в своем Евангелии основные истины в крупных чертах. О полноте в подробностях он не заботится, равным образом хронологическая точность в передаче подробностей имела для него второстепенное значение. Что Иисус Христос есть семя Авраама, сын Давида, обещанный царь Мессия — вот вообще предмет всего его Евангелия. Один он сообщает опущенный другими евангелистами, но значительный факт, что власти плотского Израиля в Иерусалиме старались уничтожить весть о воскресении чрез подкуп стражей. Этой козни врагов он противопоставляет явление Воскресшего в Галилее одиннадцати ученикам, которых Он поставил главами нового общества. Явление Иисуса Христа на горе, когда Он говорит самым торжественным образом о власти, Ему данной, и Своим посланникам для устроения Своего царства дает повеления, полномочия и обетования, — это явление, составляя противовес иудейской басне, преимущественно пред другими представлялось ему достойным заключением его Евангелия. Что явление это было единственное, — этого евангелист Матфей нигде не говорит; скорее, замечая, что одиннадцать пошли в Галилею, куда повелел им Иисус (28:16), дает этим заметить, что прежде явления в Галилее Иисус являлся уже ученикам, хотя не рассказывает, когда и где было это явление.
С высокознаменательным явлением Воскресшего на горе в Галилее, вероятно, тождественно явление Его более чем пятистам братьев, из коих многие были еще в живых, когда апостол Павел, упоминающий об этом явлении, писал свое послание (1 Кор. 15:6). По крайней мере легче понять, что евангелист Матфей, оставаясь верным характеру своего рассказа, не счел нужным упоминать о большом числе верующих, ограничившись только главами общества, чем то, что явление пятистам братьев могло быть обойдено всеми евангелистами. Притом и гора была удобным местом для такого большого собрания, и в Галилее, где Господь имел наибольше последователей, скорее всего могло найтись такое большое число последователей, тогда как в Иерусалиме в день Пятидесятницы собралось только 120 учеников (Деян. 1:15). Наконец, так как евангелист Матфей замечает, что некоторые из присутствовавших на горе в Галилее при виде Воскресшего еще усомнились (28:17), то это скорее возможно при большом стечении учеников, из которых многие еще не видели Его, чем при собрании только одиннадцати, которым Он являлся уже не раз.
Таким образом, главное различие и кажущееся противоречие между евангельскими известиями, относящимися к событиям воскресения Христова, примиряется без натяжки. Притом, всматриваясь внимательнее в евангельские повествования, нельзя не заметить, что настроение, в каком находились ученики Иисуса Христа в первый день воскресения Его, далеко не благоприятствовало высоковажному собранию их в Галилее. Из евангельского рассказа мы видим, что они не высказывали твердой готовности следовать повелению идти в Галилею. Когда жены принесли им ангельскую весть о воскресении Учителя — это показалось им баснею (Лк. 24:11). Когда Мария Магдалина сказала, что сама видела Господа, они не поверили (Мк.16:11). Когда два ученика, возвратившиеся из Еммауса, принесли радостную весть о встрече с Воскресшим одиннадцати — последние хотя отвечали: «Воистину воскрес Господь и явился Симону», но вера их была еще слаба, не проникла в их сердца и не перешла в уверенность, и они усомнились и испугались, когда Он предстал пред ними, принимая Его за привидение (Лк. 24:34, 37, 41), так что евангелист Марк справедливо мог сказать, что и двум эммаусским они не поверили (16:13). Только тогда, когда Господь рассеял их неверие и уверил их всеми признаками телесности Своей, они уверовали и обрадовались; то же самое Он должен был сделать для одного Фомы спустя восемь дней (Ин. 20:20, 26). Так сильно было недоверие и сомнение. Каким же образом апостолы, с таким трудом поверившие воскресению при виде Воскресшего собственными глазами, могли бы по одному заочному повелению идти в Галилею, если бы прежде этого в Иерусалиме не было побеждено их неверие и они собственными глазами не удостоверились в Его воскресении?
Попытаемся теперь установить порядок событий, насколько это возможно. После субботы, когда настал первый день недели (так говорится у евангелиста Матфея 28:1), две Марии с Саломиею (Мк. 16:1), Иоанною и другими (Лк. 24:10) вышли, чтобы идти ко гробу. Рано еще до рассвета (в утренние сумерки) оставили они город (Лк. 24:1). Землетрясение навело на них страх (Мф. 28:2) и вместе навело на мысль, что что-то случилось необыкновенное. Мария Магдалина, наиболее возбужденная, поспешила вперед и пришла ко гробу, когда еще темно было (Ин. 20:1), увидела камень отваленным и, полная страха, убежала назад; и прибежавши к ученикам, она, от лица многих, хотя о других женах у Иоанна не упоминается, говорит: взяли Господа, и мы не знаем, где положили Его (ст. 2).
В то время, как она собиралась уходить, вероятно, пришли остальные жены, когда только что солнце взошло (Мк. 16:2). Они вошли во гроб и видят ангела (Мф. 28:5; Мк. 16:5) или двух (Лк. 24:4, 23), одного уже вне гроба (Мф.), и внутри двух или одного, сидящего (Мк.) или стоящего (Лк.) — это меняется, смотря по вестнице. Ангелы возвещают им, чтобы они не искали Живого между мертвыми.
После этого жены возвращаются, полные радости и страха. Они сначала не смели никому ничего сказать из опасения, что их рассказ примут за басню, как это и случилось.
Между тем апостол Петр, по известию Луки, один (24:12), а по известию Иоанна (20:3), Петр и другой ученик, которого, впрочем, Петр опередил, идут ко гробу; по известию Иоанна, после вести, принесенной Магдалиною, так как он упоминает о ней одной как первой вестнице, а по известию Луки — по возвращении всех жен, так как и другие, вероятно, возвратились вслед за Магдалиною, прежде чем ученики могли уйти.
После того как два ученика оставили гроб, Мария Магдалина, пришедшая, вероятно, опять вслед за ними, остается у гроба, видит там ангела и затем Самого Господа (Ин. 20:14; Мк. 16:9). Очень может быть, что к этому времени подоспела и другая Мария, согласно известию Матфея (28:9-10), по которому Иисус явился двум Мариям, если только евангелист не соединил разновременные явления в одно, так как Воскресший явился и всем женам вместе, когда они возвращались уже назад.
Во всяком случае, кажется, два ученика, шедшие в Эммаус, оставили Иерусалим, прежде чем какая-нибудь из жен видела Самого Воскресшего, или, по крайней мере, не зная еще ничего о таком явлении (Лк. 24:23). На пути Господь, пришедши к ним, прежде чем они Его узнали, зажег их сердца объяснением Писания (Лк. 24:32). В то время, когда они спешили назад в Иерусалим, Воскресший явился и Симону Петру (Лк. 24:35; 1 Кор. 15:5), потом собравшимся апостолам (Мк. 16:14; Лк. 24:36,43; Ин. 20:19–23; 1 Кор. 15:5), и чрез восемь дней — в другой раз, когда и Фома был с ними (Ин. 20:24 и далее); в третий раз Он явился семи ученикам при море Тивериадском (Ин. 21); затем явился одиннадцати апостолам и, вероятно, в это же время более пятистам братьев на горе в Галилее (Мф. 28:16 и далее; Мк. 16:15–18; 1 Кор. 15:6). Тем временем еще Иаков особо удостоился видеть Господа (1 Кор. 15:7). Наконец, Он явился в последний раз всем апостолам и, выведши их из Иерусалима до Вифании, пред их глазами вознесся на небо (1 Кор. 15:7; Мк. 16:19; Лк. 24:44 и далее; Деян. 1). По вознесении на небо явился одному апостолу Павлу.
Так возникла и утвердилась в мире весть о воскресении Иисуса Христа, о которой апостол Павел говорит: «Я ли, или они (то есть другие апостолы), мы так проповедуем и так вы уверовали» (1 Кор. 15:11). Свидетельство апостола Павла о воскресении, таким образом, заключает в себе свидетельство двенадцати и даже более пятисот братьев. Свидетельство апостола Павла имеет особенную важность как свидетельство человека, в котором явление воскресшего Господа произвело столь решительный и чудесный переворот в образе мыслей и жизни; человека, который истинность своего убеждения доказал целою жизнью, одушевленною пламенною любовью ко Христу, полною борьбы и самопожертвования; человека, который, обладая Богодухновенною ясностью ума, умел отличать от состояний экстаза, о которых он лишь изредка и неохотно говорил и в которых он слышал неизреченные глаголы (2 Кор. 12:4), действительное событие, когда он в Дамаске видел Господа, о котором он часто говорил в своей проповеди как о событии, с которого началось его обращение ко Христу и его призвание к апостольству в среде язычников (Гал. 1:16–17; 1 Кор. 9:5; 15:3, 8). Как известно, уже в его время в Коринфском обществе были люди, отрицавшие воскресение Христово и воскресение вообще. Это давало апостолу повод к могущественному свидетельству истины, которое не только тогда низлагало заблуждение, но и для последующего времени остается как бы скалою, пред которою со стыдом останавливаются пенящиеся волны того же лжемудрствования.
Правда, есть нечто в высшей степени поражающее в пасхальном евангельском повествовании: Умерший снова стоит живой пред Своими учениками, с телом, которое имеет свойства действительного тела и в то же время свойства совершенно иные, противоположные — с телом из плоти и костей, которое видимо и осязаемо, как прежде, которое сохраняет раны, вкушает пищу и которое, однако, проходит чрез затворенные двери, делается невидимым и, наконец, возносится на небо. Это кажется нам совершенным противоречием законам бытия и законам нашей мысли; логически такое тело немыслимо. Но так и должно быть, когда высшие силы действуют в этом мире, когда преображенная жизнь является среди непреображенной. И мы должны некогда достигнуть подобия прославленному телу Христа Спасителя (Флп. 3:21; 1 Кор. 15:49); так как и мы носим в нашем естественном, или — как называет апостол — душевном теле зародыш духовной жизни, подобно семени, заключающему в себе начало высшего развития (1 Кор. 15:44, 37).
Духовное тело не есть чистый дух, так точно, как наше теперешнее тело не состоит только из души, но как настоящее тело, в своем временном непродолжительном бытии, служит душе орудием, так духу, когда он в царстве славы достигнет полного развития силы и господства, будет дано соответствующее орудие, то есть телесная форма, чуждая слабостей материи, в которой ничто не будет представлять духу препятствия в его свободнейшем движении.
Это и видим мы в Иисусе Христе, первенце из мертвых. Мы не можем себе представить этого в настоящем состоянии. Но мы понимаем это как завершение дела искупления, без которого последнее было бы сводом, которому недоставало бы заключительного камня. Мы понимаем это, как действие всемогущей силы Божией, которою Он действует во Христе (Еф. 1:19–20).
Да, воскресение Распятого есть корень, основание Евангелия. Если Христос не воскрес, говорит апостол Павел, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор. 15:14). Если бы не было воскресения Христова, тогда не было бы и искупления. Что такое искупление? Это выкуп от греха и смерти; выкуп, чрез который исполнена всякая правда и в силу которого мы получаем право на вечную жизнь. За грехи наши Господь предан и воскрес для нашего оправдания (Рим. 4:24), и мы, оправдавшись верою, имеем мир с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией (Рим. 5:1–2). Без воскресения Христова все это рушится, и мы пребывали бы еще во грехах и смерти.
И вшедше во гроб, видеша юношу седяща в десных, одеяна в одежду белу, и ужасошася (Мк. 16:5). И виде два Ангела в белых ризах седяща, единаго у главы и единаго у ногу, идеже бе лежало тело Иисусово (Ин. 20:12). При ближайшем сравнении четырех Евангелий открывается, что евангелисты Марк и Лука вестников, виденных во гробе воскресшего Спасителя, называют юношами, между тем как евангелисты Матфей и Иоанн называют их ангелами. Нужно, конечно, согласиться, что небесные духи, чтобы быть видимыми человеку, должны были принять какой-либо человеческий вид. И поелику они нередко являлись в человеческом виде, то поэтому в таких случаях и говорится о них, как о людях, что, конечно, относилось ко временному их явлению; в другой же раз они являлись как ангелы, и потому там и говорится о них, как об ангелах, каковым названием обозначалось собственное их существо (Быт. 18:2; 19:1; 32:24).
Совершенно согласно с этим поступают и евангелисты в названии небесных вестников и посетителей гроба Иисуса Христа. Два евангелиста называют их юношами, потому что видели их в человеческом виде, а другие два называют прямо ангелами, выражая этим собственное их существо и то, чем они были в действительности. Может ли в этом представляться что-нибудь странное или противоречащее?
Другое мнимое противоречие касается числа ангелов: евангелисты Матфей и Марк говорят об одном, евангелисты же Лука и Иоанн, напротив, упоминают о двух.
Но это противоречие, при ближайшем рассмотрении, оказывается больше воображаемым, чем действительным. Нужно сначала заметить, что оба евангелиста, упоминающие об одном только ангеле, ничего не говорят такого, что исключало бы возможность присутствия там другого ангела; они, собственно, упоминают только о говорившем ангеле, что во всяком случае допускает возможность присутствия и другого ангела, своим молчанием показавшего свое согласие с тем, что говорил первый. При этом нужно взять также во внимание, что Мария не один раз приходила ко гробу, и в первый раз она видела одного, а в другой раз двух ангелов (Ин. 20:1-12), что очень легко объясняется также и из того обстоятельства, что когда она в первый раз пришла ко гробу, то была еще полутьма, светало, так что очень легко могло произойти, что она заметила одного ангела вместо двух, чему немало способствовал и ее страх при виде ангела.
Подобные мнимые разногласия в Евангелиях при беспристрастном рассмотрении их служат скорее доказательствами Божественного происхождения Евангелий и ничего не говорят против их подлинности. Если бы тут был подлог, то постарались бы о полнейшем согласии в самых мелочах для устранения всякого подозрения в обмане. При написании же священных книг писатели их не только не совещались один с другим, а нередко не знали даже друг о друге. Каждый писал по внушению Святого Духа, а вместе и по собственному убеждению, что написанное им была Божественная истина. Имея же в виду, что книги Священного Писания написаны различными лицами в разные времена и в различных местах, тем более мы должны удивляться, что все они вполне согласны между собою и составляют гармоническое целое. Это могло произойти только оттого, что один и тот же Дух Святой руководил всеми библейскими писателями. Вследствие этого и бывает очень часто, что под мнимыми противоречиями сокрыто самое точное согласие и что изречения Священного Писания, казалось бы, подрывающие авторитет его, в действительности служат самыми сильными, прямыми или косвенными, доказательствами его Божественности, убеждающими неверующих, обильно награждающими прилежных исследователей его и укрепляющими в вере верующих. Самый же факт, что ангелы оставались в пустом гробе Спасителя, служит доказательством Его воскресения, равно как и действительности нашего искупления.
В святую и великую неделю Пасхи празднуем живоносное Воскресение Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа. Этот праздник называется Пасхою (еврейское слово значит прехождение). В этот день Бог вначале привел мир из небытия в бытие; в этот день Он провел израильтян из египетской неволи чрез Чермное море; в этот же день Господь, сшедши с небес, вселился в девственную утробу, а теперь, исторгнув из адских темниц человеческое естество, возвел его на небо и возвратил ему древнее достояние нетления. Поэтому мы с необычайною радостью светло празднуем Воскресение Христово и в знак прекращения вражды и примирения с Богом и с ангелами приветствуем лобзанием друг друга.
Воскресение же Христово было так: когда ангел отвалил камень от гроба и произошло землетрясение, воины, бывшие у гроба на страже, разбежались от ужаса. Тогда же пришли ко гробу и жены. Первее всех воскресение Христово дано было познать Божией Матери, сидевшей с Магдалиною у гроба. Евангелист же говорит, что первой явлено было Воскресение Марии Магдалине для того, чтобы весть о воскресении Христовом не была заподозрена, если бы она передана была от Матери Божией. Воскресение возвестил женам ангел. Сказав апостолам Петру и Иоанну радостную весть о Воскресении Господнем, Мария Магдалина с другою Мариею первые удостоились явления воскресшего Господа. Так и надо было, чтобы тот пол, который впервые слышал: «В болезнех родиши чада твоя», — прежде другого услышал и радостную весть. Затем ко гробу пришли Иоанн и Петр. А Мария Магдалина с другими женами приходит в третий раз ко гробу и опять слышит от двух ангелов весть о воскресении Христовом и, возвращаясь от гроба, встречает Христа и слышит от Него повеление возвестить братии о том, что она видела и слышала. Впрочем, прихождение жен ко гробу было неоднократно, и об этом говорят различно, а с ними была и Богородица, Которую Евангелие в сем случае называет Мариею Иосиевою.
Нельзя определить, в каком именно часу последовало воскресение Христово; об этом говорят различно. А как считается воскресение Христово тридневным, — узнай: вечер четверга и день пятка — вот сутки, по еврейскому счету. Ночь пятка и день субботний — другие сутки. Субботняя ночь и день недельный — третьи сутки. Здесь начало дня приписывается за целый день. Считают еще и так: в третий час пятка распят был Христос, от шестого до девятого часа была тьма, — вот день и ночь. После затмения солнца день и ночь пятка, — это другие сутки. Впрочем, если Спаситель, обещав восстать из гроба в третий день, и скорейше соделал благодейство, — и тако благодать и слава Ему во веки веков. Аминь.
Господь Иисус Христос склонил Свою голову на кресте и испустил дух; это не то значит, что смерть возобладала над Ним, но что Господь Сам восхотел отдать на смерть Свою жизнь как выкуп за жизнь мира. Христос, по словам апостола, умерщвлен был по плоти, но ожил духом, которым и взошел на небо, то есть в рай, чтобы ввести в него разбойника, и проповедал искупление находившимся в темнице духам (1 Пет. 3:18–19); пречистое тело Его в это время почивало в субботу от совершенного Им дела искупления, как почил Бог в седьмой день от дела творения. В воскресение же утром с первым лучом солнца дух Его снова соединился с почивавшим во гробе Своим телом, которое чрез это соединение тотчас преобразилось для небесного жилища, пробудилось к новой жизни, и Господь восстал, как первенец искупленного рода человеческого, в правде и Чистоте вечно живущего пред Богом. Так Господь восстал от гроба и смерти, несмотря на стражу, камень и печать. Камень уже был отвален ангелом для мироносиц, чтобы они с апостолами могли убедиться, что во гробе уже не было Спасителя, и приготовились к явлению им Воскресшего. Господь воистину воскрес! Стражи были свидетелями обстоятельств, сопровождавших воскресение; они видели ангела, который отвалил камень от гроба, испытали землетрясение и засвидетельствовали обо всем этом пред первосвященниками. Жены мироносицы и все апостолы видели Его воскресшего телесно; неверующий Фома влагал свои персты в язвы от гвоздей и свои руки в ребра Его, а один раз Воскресший явился больше чем пятистам братий. Может ли быть какое-нибудь событие более засвидетельствовано, чем это? Радуйся, христианин! Господь воистину воскрес. Дело искупления совершено, как Он сказал на кресте, предавая Свою душу в руки Своего Отца. Но кто этому мог бы поверить, если бы Он не воскрес, не восстал из гроба в новом, преображенном, прославленном теле! Теперь же Он стоит пред нашим взором в блестящем сиянии восходящего утреннего солнца, принятый Отцом в Свою славу, за кровавый труд Свой увенчанный вечным сиянием Первосвященник и Искупитель душ и телес наших. Пусть ученые пишут толстые книги для доказательства бессмертия души. Но самое лучшее и самое краткое доказательство ее бессмертия состоит в том, что она сама себя являет живою. Но вот здесь больше. Здесь душа и тело являются в живом соединении как совершенно новый, прославленный человек. Что пользы также в том, когда доказывают нам бессмертие нашей души, которое и без того уже написано на ней неизгладимыми буквами, если у нас нет при этом уверенности, что жизнь наша должна быть святою жизнью? Эту непоколебимую уверенность дает нам только вера в смерть и воскресение Христово. «Я есмь Воскресение и жизнь, — говорит Сам Господь, — верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всяк, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веруешь ли сему?» Веришь ли ты сему, добрый христианин?
Несмотря на то, что воскресение Христово засвидетельствовано евангелистами и предполагается всеми остальными новозаветными писателями; несмотря на то, что и апостол Павел, писатель с ясною логическою мыслью, положительно говорит о воскресении и, исходя из исторического факта, считает его основанием нашей веры, несмотря на все это, есть еще люди, недоверчиво покачивающие головою при упоминании об этом факте и выдающие за новейшую мудрость те возражения против воскресения, которые высказывал еще Цельс во втором веке. Мы тотчас услышим их.
Так как нельзя отрицать свидетельств о воскресении таких лиц, как Мария, Петр, Иаков, вообще апостолы, пятьсот братий, видевших Воскресшего, и, наконец, Павел, то неверующие прибегли к другим средствам. Воскресение Христово они стараются объяснять предположением мнимой смерти Спасителя. В прохладной пещере Иисус, говорят, отдохнул и успокоился от страданий. Пробудившись после тридцатишестичасового отдохновения, Он, несмотря на ослабление сил (слишком крепкая требуется вера, чтобы поверить этому!), оттолкнул запечатанный тяжелый камень и потом прободенными ногами в продолжение двух часов шел с учениками в Эммаус… Достаточно уже одного этого, чтобы видеть всю несостоятельность этой гипотезы; да она довольно скоро и оставлена. Сами ученые критики отнеслись с пренебрежением и насмешкой к этому «единственному в то время научно состоятельному мнению». Так обыкновенно бывает с подобными мнениями: одно за другим они появляются и исчезают; основание же нашей веры стоит неподвижно.
Нужно поэтому было взяться за другое средство для отвержения чуда воскресения; и вот явилось новое мнение: упоминаемые в Евангелии свидетели воскресения, конечно, видели Воскресшего, но видели Его внутренним образом, вследствие своего духовного возбуждения, иначе, это было виде́ние. В таком случае христианская Церковь была бы основана на болезненном возбуждении нескольких сотен человек, и начало ее низводилось бы в темную область болезненно возбужденной душевной жизни. Но кто же не видит здесь противоречия тому, что несомненно известно о первенствующей христианской Церкви? Как предположить, чтобы пораженные страданием и смертью своего Учителя свидетели вследствие виде́ния почти чрез 48 часов внезапно могли поверить и убедиться, что «воистину восста Господь», как говорили они? После смерти Господа ученики пришли в уныние и рассеялись; но вот они внезапно являются героями, оставляют места, где скрывались, и твердо проповедуют о Воскресшем — объяснимо ли это без действительного воскресения? Да и мыслимое ли дело, чтобы 500 братий все находились под влиянием видения? Неужели между пятьюстами не нашлось ни одного с трезвым, ясным умом и здоровыми чувствами? Как объяснить, наконец, виде́нием воздушного существа обращение апостола Павла, который из дышавшего яростью гонителя сделался смиренным верующим почитателем Христовым?
Затруднительное положение отрицателей чуда воскресения еще больше увеличивается, если ближе рассмотреть евангельское повествование о воскресении Господа. Что делать с пустым гробом? Где же тело, когда гроб был пуст? Если ученики украли его, то они знают, где оно погребено, и в таком случае их поведение, их речи могут быть объяснены только наглою ложью и лицемерием, что совершенно несовместимо с прежним их характером.
Как дальше быть с поведением Фомы, который мог убедиться только осязательным доказательством? Как случилось затем, что ученики не условились по крайней мере единогласно обо всем рассказывать? Отчего они равнодушны к точному указанию, кто первый видел Господа, где и как часто Он являлся им? Или, может быть, тело украли иудеи? Отчего же они ничего не говорили о теле ученикам, когда те проповедовали о воскресении?
Но, возразит иной, все еще не убеждающийся в истинности воскресения Христова, неужели воскресение Христово имеет значение для нашей веры и жизни? Несомненно одно, что только под условием веры, что Христос живет, мы имеем право на пасхальные радости. Что, однако, значит это только: Христос живет? Выражение «Христос живет» тогда только имеет значение, если я признаю, что Он не был удержан узами смерти, как обыкновенный человек, но разорвал их и воскрес. Если Иисус действительно был истинный Бог, от вечности от Отца рожденный, а также и истинный человек, от Девы Марии во времени рожденный, во всем нам подобный, исключая греха; если Его Бог послал в мир принести миру жизнь, то Он не мог оставаться во гробе; узы смерти не могли удержать Его, Начальника жизни. Поэтому воскресение представляется нам действием Божественной необходимости. К тому же результату приходим мы, когда принимаем в рассмотрение совершенное Им дело. Дело Его было дело искупления и примирения. Без воскресения это дело было бы не окончено, человечество не имело бы полного убеждения в том, что Он исполнил то, что обещал. Крестная смерть Его могла бы возбуждать в нас слезы страдания, но не сделала бы ничего доброго. Но когда Бог воскресил Его из мертвых, то этим Он как бы объявил: принимаю жертву, которую Ты принес за мир: Ты еси Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих.
Вера в Воскресение Христово имеет, наконец, еще практическое значение. Немаловажное утешение для меня, если я знаю, что не все покончится, когда усталое мое тело отойдет на покой, но что и в мрачной гробовой могиле я должен ожидать и для себя утра воскресения, когда и на мне исполнятся слова Сказавшего: «Я живу, и вы живы будете!» Священное предчувствие, заключенное в глубине каждой человеческой души, становится для меня несомненным убеждением, когда Спаситель мой очевидным фактом показал, что врата гроба ведут к жизни. Во имя Его в мрачный час смерти я могу воскликнуть: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? Благодарение Богу, даровавшему мне победу Господом Иисусом Христом».
Оно служит 1) доказательством Божества Иисуса Христа, 2) началом нашего воскресения.
Утверждение веры в воскресение Христово есть дело великой важности для христианства и для христианина.
Главная сила христианства состоит в том, чтобы признать Господа Иисуса Спасителем мира, согрешившего против Бога и Богом осужденного на смерть. А чтобы с полною надеждою признать в Нем сие могущественное качество, для сего нужно совершенное удостоверение, что Он есть Единородный Сын Божий и истинный Бог; потому что хорошо сказано, хотя и не хорошими людьми сказано: Кто может оставлять грехи, токмо един Бог? (Лк. 5:21). Только милосердие Бога Сына может представить достойное удовлетворение оскорбленному величеству и правосудию Бога Отца; только Бог может возвратить жизнь осужденным на смерть от Бога.
Но сильнейшее удостоверение в Божественности Иисуса Христа заключается в Его воскресении. Сию мысль подал Он Сам. Когда иудеи, удивленные необычайною властию, которую показал Он, изгоняя из храма продающих и купующих, спросили Его: Кое знамение являеши нам, яко сия твориши? то есть каким чудом докажешь, что Бог дал тебе власть над храмом Своим? Тогда Он, преимущественно пред другими чудесами Своими, указал на чудо Своего воскресения. И рече им: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин. 2:18–19), то есть в третий день воскресну. В самом деле, чудеса, которые творил Господь Иисус во время земной Своей жизни над другими, даже и самое дивное из них, воскрешение мертвых, творили и пророки, хотя не с таким полномочием, как Он. Так Илия молился: Господи Боже Мой, да возвратится убо душа отрочища сего вонь (3 Цар. 17:21); но Иисус повелевал: Лазаре, гряди вон (Ин. 11:43) из гроба. Однако сего различия иные могли не приметить, и потому могли познать Иисуса как Пророка и Посланника Божия и еще не познать в Нем Единородного Сына Божия. Но никогда не было и не можно представить возможным того, чтобы человек воскресил сам себя; и потому самовоскресением Господа Иисуса дано совершеннейшее удостоверение в том, что Он есть истинный Бог, владычествующий жизнью и смертью, и Божественный Спаситель, имеющий могущество воскресить всех человеков, умерщвленных прегрешениями.
Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть (1 Кор. 15:20). То есть воскресение Христово есть начало воскресения всех умерших человеков, — воскресения уже не в жизнь временную, как было воскресение Лазаря и других прежде его, но в вечную. До воскресения Христова ходили между людьми темные и нетвердые мнения о бессмертии души человеческой; но о воскресении души с телом всего менее думали даже те, которые более других усиливались мыслить. Не светел был и взор избранного народа на сей предмета. Когда Христос Спаситель, обличая саддукеев, в наименовании Бога Авраамова, Исаакова и Иаковлева открыл мысль о воскресении мертвых; тогда не только саддукеи, но и лучше их мыслящие поражены были новостью сего открытия: слышавше народи, дивляхуся о учении Его (Мф. 22:32–33). А чем менее знали будущую жизнь, тем, конечно, менее имели побуждения приготовляться к ней. Христос Спаситель чрез Свое учение на место шатких мнений о бессмертии поставил твердую истину воскресения и чрез Свое воскресение соделал сию истину даже опытною. Он учил: Грядет час, в оньже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божья, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин. 5:28–29). Дополняет апостол: Да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2 Кор. 5:10).
Собрашася архиерее и фарисее к Пилату, глаголюще: Господи, помянухом, яко льстец он рече еще сый жив: по триех днех востану. Повели убо утвердити гроб до третияго дне, да не како пришедше ученицы Его нощию украдут Его и рекут людем: воста от мертвых: и будет последняя лесть горша первыя (Мф. 27:62–64).
Когда читаем или слышим сии богохульные слова иудейского синедриона, они производят скорбное чувство в душе христианина; но когда рассмотрим с надлежащею подробностью лукавый замысел архиереев и фарисеев, найдем, что грубая ложь этих людей наилучшим образом доказывает истину воскресения Христова, что все предприятия синедриона — беречь во гробе как можно крепче пречистое тело Искупителя, казалось бы, весьма искусно придуманные, придуманы и выполнены как бы нарочно для того, чтобы со всею историческою ясностью утвердить достоверность события, которое члены синедриона хотели затмить и представить ложным.
1. Из всех слов и деяний, совершенных Господом Иисусом, архиереи и фарисеи, кажется, тверже всего помнят предсказание Его о Своем воскресении и повторяют оное с необыкновенною ясностью: Рече еще сый жив: по триех днех востану. Это показывает, что враги боялись Иисуса Христа и по смерти Его и с каким-то предчувствием говорили о страшных для них последствиях воскресения Господня. И будет, говорили, последняя лесть горша первыя. Ученики Господни, пораженные скорбью, имели нужду в ангелах, чтобы вспомнить глаголы о воскресении (Лк. 24:8), а враги не могли забыть сего нежеланного им пророчества!
2. Архиереи и фарисеи предполагают, что ученики Господа могут похитить ночью тело Его: Да не како пришедше ученицы Его нощию украдут Его. Только страх и крайнее замешательство могли выдумать такое предположение. Кража мертвых тел возможна сделалась в новейшие времена, а в древние времена «кто виде, кто слыша мертва украдена когда?» Она была неслыханное дело у народов языческих, невозможное у евреев. Как это ученый синедрион, знавший, сколько глав, стихов и букв в каждой библейской книге, мог забыть свой отечественный, весьма ясный и строжайший закон в рассуждении мертвых — закон, ежедневно исполнявшийся в глазах самого синедриона? Как не пришло ему на мысль, что по этому закону не только похищение, но одно прикосновение к мертвому телу почиталось нечистотою до семи дней; что прикасавшийся по необходимости должен был очиститься очистительною жертвенною водою и что неочистившийся подвергался смерти (Числ. 19:11–22)? Как же при таком законе, строго исполняемом от всего народа, предполагать кражу мертвого тела? С другой стороны, разве ученым фарисеям, которые красили гробы пророков, не было известно из обычаев народных глубокое уважение всего народа к своим покойникам, глубокое усердие к достойному их погребению? Подумали бы ученики, любившие Господа, нанести бесславие пречистому телу Его, погребенному честно, в гробе знатного человека, князя Иудейского? Что ж такое делал синедрион, составляя предположение о краже, несообразной с их законами отеческими и с современными обычаями народными?
3. Рцыте, подучали архиереи и книжники римских воинов, извещавших о воскресении Господа, рцыте, яко ученицы Его нощии пришедш украдоша Его, нам спящим (Мф. 28:13). Но как сказать и кого можно обмануть этою ложью? Если воины, сторожившие гроб, спали (а они должны были, по свойству предполагаемой лжи, спать весьма глубоким сном), то, само собою разумеется, не могли ни видеть, ни знать, украдено ли и кем украдено стрегомое ими тело или как иначе не стало его во гробе? Если они не могли противиться одолевавшей их сонливости (что, впрочем, отнюдь не естественно, римскому ли воину заснуть на вверенном ему посту?) — то из предосторожности необходимо должны были ложиться у самого входа в пещеру и заслонить его своими телами крепче камня Иосифова. Как же между воинами, по самому роду жизни своей всегда чуткими, мог кто-либо пройти, ни одного из них не разбудив? И кто бы осмелился пройти? Евреи вообще не отличались великою отвагою; тем менее простодушные ученики Спасителя, которые, по смерти Его, крепко запирались в домах своих страха ради Иудейского. Им ли было помышлять о краже тела Учителева? И на что оно им теперь, когда они почитали все надежды свои угасшими? Почему сам синедрион, распустивши нелепую молву, ни одного ученика не призвал к допросу, не произвел никакого следствия? Разве архиереи опустили бы этот случай без внимания, если бы сами не видели всей нелепости в своей лжи? Обратимся еще к некоторым обстоятельствам.
4. Евангелист замечает, что камень гроба Господня был велий (Мф. 27:6). Он по необходимости долженствовал быть велик, чтобы совершенно закрывать вход в пещеру; вход также по необходимости был велик, иначе сквозь него нельзя было пронести почившее тело Господне и пройти по крайней мере двум погребальщикам. Сверх сего, по устройству древних гробниц иудейских камень не просто приваливался ко входу в каменную пещеру, а плотно вдвигался в устье пещеры и составлял с ее краями почти одну сплошную стену. Как же было вынуть такой камень, не сделав великого шума? А сделав шум, как не разбудить стражи? Да и с шумом невозможно было вынуть в темноте ночной.
5. Плащаница, убрус (вероятно, немалой цены) и другие перевязи, которые обыкновенно употреблялись при погребении и которыми обвито было пречистое тело Господа, все осталось во гробе, расположенное порядком. Зачем было оставлять сии принадлежности, если бы тело Искупителя захотели похитить? Для чего брать нагое, а не обвитое тело мертвого? Достало ли бы времени освобождать почившего от полотенцев и перевязей, прилипших к Его телу с мастию, и потом свивать их опять без всякой цели в темноте, тогда как нужно было всемерно поспешать?
6. Благообразный Иосиф положил пречистое тело Господа в гробе новом, в немже николиже никтоже положена бе (Ин. 19:41). Это обстоятельство избавило синедрион от дальнейшей лжи. Если бы гроб, то есть высеченная в каменной скале пещера для положения мертвых тел, не был нов, если бы в нем прежде положения тела Господня почивали мертвецы с давних времен, иудеи не пропустили бы случая сковать две лжи: во-первых, «если и воскрес, то воскрес кто-нибудь другой, а не Иисус, Которого мы распяли». Во-вторых, «если и Он воскрес, то не собственною силою, а от прикосновения к какому-нибудь почивающему в пещере праведнику, о чудодейной силе коего мы доселе не ведали». Для толпы легкомысленной такая ложь была бы тем вероятнее, что ученые фарисеи могли подкрепить ее примерами из своей истории (4 Цар. 13:20–22).
7. Синедрион запечатал своею печатью камень гроба Господня. Церковное предание постоянно уверяет, что при воскресении Спасителя камень был отвален, а печать не тронута. Надобно думать, что синедрион знал о целости и нерушимости своей печати. Быть не может, чтобы кто-нибудь из членов, хотя из простого любопытства, не пошел и не освидетельствовал правительственной печати. Зачем было и прикладывать ее, если оставить без всякого внимания? Видели — и молчали. Как печать могла остаться неприкосновенною? Одним чудом. Чтобы, выдвигая камень, не нарушить печати, надобно предположить, что или каменный край входа раздался, или камень размягчился, как воск, в той стороне, которою он выдвигался из отверстия пещеры. То и другое невозможно без чуда.
Злоба часто ослепляет человека до такой степени, что он может не верить тому, что подлинно знает и в чем действительно уверен. Есть люди, которые спокойно могут говорить истине: «Так что ж? Хоть знаю, да не верю».
Весть о воскресении Спасителя, принесенная в Иерусалим стражами гроба Христова и святыми мироносицами, произвела там два противоположные явления. Ближайшие собеседники Христовы и постоянные свидетели Его чудес — те, которые не раз слышали от Него, что Сын Человеческий предан будет архиереем и книжником, и осудят Его на смерть и предадят Его языком на поругание и биение и пропятие, и в третий день воскреснет (Мф. 20:18–19), словом, ученики Христовы усомнились в истине рассказа жен мироносиц и нашли Его как бы не заслуживающим веры: Явишася пред ними, яко лжа глаголы их, и не вероваху им (Лк. 24:11). Совсем не так поступили члены синедриона, предавшие на смерть Иисуса Христа. Весть о воскресении Его как громом поразила их! Как ни хотелось бы им сомневаться и не веровать, но и то и другое было теперь неуместно: неопровержимые доводы воскресения Распятого ими стояли теперь пред ними, как живая улика всякому сомнению, в лице не опомнившихся еще от страха стражей гроба Христова — людей, как хорошо было известно синедриону, вовсе посторонних Распятому и еще недавно издевавшихся над Ним в претории Пилатовой, как над жалким самозванцем. Итак, что оставалось делать синедриону, как не преклониться только, хотя и против воли, пред очевидностью события? И мы не преувеличим, если скажем, что в эту минуту, среди тайных совещаний своих, члены его (по крайней мере некоторые) так же мало сомневались в истине события, как и ближайшие свидетели его — стражи гроба Христова. Только вера тех и других была не та благодатная вера, которая животворит душу, просвещает ум и радует сердце, но та вера демонов, которая верует и трепещет (Иак. 2:19).
В самом деле, вместо того чтобы благоразумно и осторожно обследовать столь важное известие, каково воскресение Распятого, синедрион, от смущения и страха не зная, в чем найти для себя точку опоры, хватается за первую представившуюся ему клевету, не замечая от торопливости и страха, как груба и неловка ткань этой клеветы и как она не только не закроет света истины, но обнаружит вместе и недальновидность и бесстыдство виновников своих: Собравшеся со старцы, совет сотвориша, сребреники довольны даша воином, глаголюще: рцыте, яко ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим… Они же приемши сребреники, сотвориша, якоже научены быша (Мф. 28:12,13,15). Но…
1) Слыхано ли когда, чтобы не один, или два, но несколько воинов, поставленных на посту, вверенном их военной чести и за целость которого они отвечают собственною жизнью (Деян. 12:19), как будто сговорясь нарочно, предались сну все разом, вдруг? Подобного поступка, конечно, нельзя встретить в военных летописях ни одного народа, тем менее — в летописях римского народа, известного строгостью своей военной дисциплины.
2) Предположим, впрочем, что все воины, бывшие на страже гроба Христова, разом предались сну. Но для того чтобы проникнуть в гробовую пещеру, вынести и унести из нее тело, надлежало быть в заговоре не одному или двум, но нескольким человекам, потому что им надлежало прежде всего не только отвалить, но и подвинуть, по крайней мере, на некоторое расстояние камень велий зело, надобно было, кроме того, все это сделать во время ночи, и следовательно, впотьмах и ощупью — сделать притом без малейшего шума и, так сказать, притаив дыхание, чтобы не пробудить стражи. Можно ли же поверить, чтобы вся эта работа, сколько сложная, столько же и неудобная от тесноты места, не пробудила ни одного из стражей, спавших, без сомнения, у самого доступа к гробовой пещере? Событие, до такой степени лишенное вероятия, требует, по словам блаженного Августина, ручательства более надежного, чем спавшая стража.
3) Тот же блаженный отец справедливо замечает, что если стража спала, то как могла знать, что унесено тело и кто унес его; если же не спала, то как допустила кражу?
4) И кто, в самом деле, мог решиться на подобный поступок? Без сомнения, одни ученики Распятого. Но они не могли иметь решительно никакого побуждения к сему. В самом деле, ученики или ожидали воскресения Господа согласно Его предсказанию, или не ожидали. Если первое, то их, постоянных свидетелей Его чудес, должна была уже совершенно успокаивать та мысль, что Он, отверзавший столько раз очи слепым и слух глухим, исцелявший одним словом недужных и расслабленных, воскрешавший мертвых, силен разрешить оковы и собственной смерти и осуществить предреченное Им воскресение Свое. В сем случае они не могли иметь никакого побуждения решиться на такое предприятие, которое столько же было опасно, сколько и преступно.
Если ж не ожидали, то не видится никакого побуждения для них, никакой выгоды, никакой надежды, которая могла бы склонить их к похищению тела своего Учителя с тою только целью, чтобы сочинить вследствие этого басню о Его воскресении. Со стороны мира им угрожало в таком случае всё: ненависть, презрение, все роды наказаний, назначаемых правосудием человеческим для обманщиков, для гробовых татей и дерзких нарушителей печати правительства. Со стороны Божеского правосудия они еще более должны были страшиться кары небесной за обман и нечестие, с которым усиливались бы выдавать за Бога такого человека, Который (если не воскрес) не мог победить смерти, которой был предан. Прибавим к сему, что состояние духа учеников во все время Голгофских событий делает вовсе невероятною какую бы то ни было с их стороны попытку к похищению тела своего Учителя, стрегомого в гробе, как им было известно, римскою стражей. Как люди, убитые горем и одержимые сильнейшим страхом, они пугаются всего, даже и голоса женщины, боятся показаться среди людей, прячутся по отдаленным концам города, сидят и трепещут в запертой горнице страха ради Иудейского. В этом ли состоянии духа составлять смелые планы с определенною целью и отваживаться на дерзкие предприятия?.. Сильная горесть, как и сильный страх, убивает, как известно, бодрость духа и останавливает деятельность его.
5) Скажем, наконец, что и сам синедрион никогда не думал считать и не считал апостолов похитителями тела Христова. Об этом свидетельствует вся история первоначальной их проповеди. Когда иудеи заключают в темницу и велят бить Петра, Иоанна и других апостолов, когда предают смерти обоих Иаковов и святого Симеона, то обвиняют ли их в том, что они похитили тело своего Учителя и потом разгласили лживую весть о Его воскресении? Нет! Они только обвиняют их в том, что они проповедуют о Человеке Сем (Деян. 5:28) вопреки строгому их запрещению. Между тем для придания хоть тени правды клевете, еще недавно распущенной синедрионом, как важно было бы уличить апостолов, по крайней мере для виду, в похищении тела их Учителя!
Так видимо и очевидно сбылись в сем случае над синедрионом слова пророка: Солга неправда себе… ров изры и ископа и падет в яму, юже содела (Пс. 7:16; 26:12).
Но тогда как синедрион трепетал и клеветал, как приняли весть о воскресении апостолы? Они… не поверили женам, благовестившим им это радостное событие; впрочем, неверие их отнюдь не происходило от упорства или от какого-либо сердечного ожесточения, но оттого, что они сильно желали увериться в том, чего так жаждала душа их. Внезапный переход от глубокой печали к сильнейшей радости не совершается в человеке вообще без некоторого разъединения мысли и чувства: тогда как сердце истаивает от предчувствия радости и всею силою емлется за предмет ее, холодный рассудок неумолимо составляет свои соображения и останавливает порывы сердца. То же случилось и с апостолами. Сердца их горели (Лк. 24:32); между тем рассудок требовал своих прав, произносил свой приговор: Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя и вложу перста моего в язвы гвоздинныя и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры (Ин. 20:25). Это была с их стороны невольная дань слабости природы человеческой; Бог же, обращающий и самые страсти и слабости наши к мудрым целям Своим, благоволил обратить и это неверие апостолов к большему утверждению истины воскресения. Ибо, если бы апостолы, получив от мироносиц весть о воскресении Христовом, тотчас поверили ей без удостоверения, если бы не оказали при сем никакого колебания и сомнения, то чего впоследствии не могло бы выдумать неверие насчет их легковерия, какой клеветы не взвело бы оно на их простоту и доверчивость! Но продолжительное сомнение апостолов, их неверие даже собственным чувствам при виде воскресшего Господа, смыкают теперь уста неверию и обезоруживают всякое сомнение. В самом деле, Иисус Христос является Марии Магдалине и прочим женам, бывшим у гроба, которые преемственно, один за другим свидетельствуют пред апостолами об истине воскресения и которых свидетельство не могло не быть искренно; но эти глаголы радости принимаются ими хотя и с участием, но и с недоверчивостью. Петр течет ко гробу, рассматривает погребальные пелены и только дивится бывшему. Господь является потом среди собрания апостолов, но при этом сомнение их не исчезает: они мнят дух видети (Лк. 24:37), Он приглашает их осязать Себя; недоверие все еще продолжается (ст. 41) и только тогда исчезает совершенно и уступает место невозмутимой радости, когда Господь для полного удостоверения их вкушает пред ними пищу. Так медленно и осторожно убеждались апостолы в истине воскресения! Зато прочна и несокрушима, как адамант, была вера их впоследствии! Она-то вдохновляла их пред лицом царей и владык земных; она-то при виде угроз и мучений влагала в уста их доблестные речи: Не можем, яже видехом и слышахом, не глагалати (Деян. 4:20)! Понятно после сего и то, почему вера эта должна была, так сказать, воспитаться видениями и откровениями. Ей надлежало быть верою самовидцев и непосредственных слуг воплощенного Слова — слуг, которые пройдут по всем концам вселенной и повсюду, куда угодно будет Святому Духу повесть их, скажут с уверенностью к людям: Сего Иисуса воскреси Бог, Емуже мы есмы свидетели… преднареченные от Бога, иже с Ним ядохом и пихом по воскресении Его от мертвых (Деян. 2:32; 10:41). Это свидетельство оснует церкви, сокрушит идолов, разрушит капища, обратит иудеев, уловит язычников; на нем целые племена и народы — все человечество оснует свое благоденствие. Вот почему вера апостолов должна была опираться на видение! Вот почему и Сам Спаситель, дабы устранить из умов их всякую тень сомнения и более и более убедить их в подлинности Своего воскресения, умножал и разнообразил Свои явления апостолам в продолжение целых 40 дней, которые оставался на земле по воскресении!
Многие спрашивают и говорят: почему Господь по воскресении не явился тотчас всем иудеям? Вопрос тщетный и суетный. Если бы Своим явлением Он мог обратить всех к вере, то не преминул бы явиться всем. Но Он никак не преклонил бы иудеев к вере, если бы явился им по воскресении: сему Он научает нас чрез Лазаря. Ибо когда Христос воскресил сего четверодневного мертвеца, смердящего и тлевшего, когда по гласу Его сей мертвец, обвитый погребальными пеленами, встал пред лицом всех, то и тогда не только не обратил их к вере, но еще раздражил против Себя. Пришедшие туда совещались убить и самого Лазаря за то, что он был предметом чуда Христова (Ин. 12:10). Итак, если они за то, что Господь другого воскресил из мертвых, не уверовали в Него, то каким неистовством воспылали бы против Него, если бы Он явил им Себя Самого, воскресшего собственною силою? Хотя они ничего не могли бы Ему сделать, однако с большим неистовством устремились бы к нечестию. Посему, желая избавить их от напрасного неистовства, Он скрывался от них. Притом они подверглись бы и более жестокому наказанию, если бы Он явился им после Своих страданий. Потому-то, щадя их, хотя Сам и скрывался от очей их, но в то же время (для обращения их) и открывался в знамениях и чудесах. Так, слышать Петра, говорящего: Во имя Иисуса Христа востани и ходи (Деян. 3:6), не менее значило, как и видеть Христа воскресшего. И что первое служило весьма сильным доказательством воскресения (Христова) и, удобнее располагало к вере, нежели последнее, то есть что сердца человеческие скорее могли быть утверждены в вере видением чудес, совершенных во имя Его, нежели явлением Его Самого по воскресении, это явствует из следующего: Христос воскрес и явился Своим ученикам; нашелся, однако, и между ними один неверующий — Фома, называемый Дидим. Для уверения своего он требовал вложить персты свои в язвы гвоздинные, осязать ребра Христовы. Если же ученик оный, который три года жил со Христом, участвовал в трапезе Господней, был свидетелем величайших Его знамений и чудес, слушал Его беседы и уже видел Его воскресшим, и при всем том не прежде поверил, как когда узрел самые язвы от гвоздей и копия, то скажи мне, как уверовал бы в Него весь мир потому только, что все видели Его в то время воскресшим? Кто дерзнет утверждать сие? Но не сей только, а и другие укажем примеры на то, что чудеса гораздо более имели силы убеждения, нежели явление воскресшего пред очами других. Вот — когда народ услышал Петра, говорящего хромому: Во имя Иисуса Христа востани и ходи, — вдруг пять тысяч мужей обратились к вере во Христа (Деян. 4:4); а ученик, видевший Самого Воскресшего, оставался в неверии. Видишь ли, как это чудо гораздо скорее возбудило веру в воскресение? Одно явление Христа воскресшего не вывело из неверия даже ближайшего ученика Его; а свидетели чуда, сотворенного Петром, из врагов Христовых сделались верующими. Столько-то последнее доказательство (чудо) было важнее и очевиднее первого (явления) и больше имело силы расположить и преклонить людей к вере в воскресение! Но что я говорю о Фоме? Если хочешь знать, что и прочие ученики, увидев Господа по воскресении, не вдруг поверили, выслушай разумно. Только не осуждай их, возлюбленный. Если Христос их не осудил, то и ты не осуждай; ибо ученики видели необыкновенное и чудное видение Самого Первородного воскресшим из мертвых, а столь великие чудеса сначала обыкновенно поражают ужасом, доколе, спустя несколько времени в сердцах верующих не водворится спокойствие. Это самое и случилось тогда с учениками. Ибо после того как Христос, воскресший из мертвых, приветствовал их словами: «Мир вам», они, как сказано, убоявшеся и пристрашни бывше, мняху дух видети. И рече им Иисус: что смущени есте? Потом показа им руце и нозе; еще же им неверующим от радости и чудящимся, рече им: имате ли что снедно зде? (Лк. 24:37–40). Вот каким способом желал Он уверить учеников Своих в воскресении! Если, говорит, не убеждают вас прободенные копием ребра Мои, не убеждают и прочие язвы, то пусть убедит трапеза… Итак, когда ты слышишь, что Он пред ними (учениками) постави Себе жива, денми четыредесятми являлся им, с ними же и ядый (Деян. 1:3–4), то причиною сего ядения признавай не то, чтобы Он Сам имел нужду в пище, но то, что Он желал уврачевать немощь учеников; а отсюда ясно разумей, что знамения и чудеса самих апостолов служили самым непререкаемым доказательством Христова воскресения.
По евангельским сказаниям, первое явление Господа по воскресении было Марии Магдалине. Евангелист Марк прямо говорит: Воскрес Иисус заутра в первую субботу, явися прежде Марии Магдалини, из неяже изгна седмь бесов. От же шедши возвести с Ним бывшим, плачущимся и рыдающим (Мк. 16:9-10). Со свидетельством Марка согласуются повествования о явлениях воскресшего Господа, читаемые нами в Евангелиях Иоанна (20:11–18) и Матфея (28:9-10).
Но Святая Церковь хранит благочестивое предание о другом явлении воскресшего Господа, бывшем раньше явления Его Мари и Магдалине. По ее верованию, прежде всех по воскресении из гроба Господь явился Пресвятой Богоматери, и Ей же прежде других сообщена была ангелом радостная весть о восстании Сына Ее из гроба. Она ближе всех из земнородных была к Господу Иисусу Христу, и сердце Ее более других было поражено невыразимою сердечною скорбью, когда Она видела на кресте Спасителя мира, по Своему человечеству Ею рожденного и воспитанного и связанного с Нею самыми тесными кровными узами. По предречению праведного Симеона, во дни страданий Господних оружие пронзило Ее душу, и раны Ее сердца были гораздо тяжелее тех кровавых ран, какие наносит меч или стрела. Господь видел со креста страдания Своей Матери, и в нежной сыновней заботливости о Ней в предсмертные минуты поручил Ее попечениям Своего возлюбленного ученика. Можно ли предположить, чтобы этот необыкновенный Сын необыкновенной Матери забыл о Ней, когда открылся и настал день Его славы и когда Он с торжеством явился на земле победителем смерти и ада? Можно ли думать, чтобы Ему угодно было продлить минуты страданий Той, от Которой Он принял плоть Свою, которая Им жила и дышала и в Которой Он находил утешение и отраду в дни земной жизни Своей?
В Иерусалиме, в храме Воскресения, до сих пор указывают место явления воскресшего Спасителя Пресвятой Богоматери, недалеко от кувуклии, или бывшего гроба Господня. На этом месте стоит католический придел явления Спасителя Богоматери. Предание, освященное веками, конечно, имеет в основании своем несомненные факты. Святая Церковь в своих пасхальных песнопениях очень часто возвращается к этому событию и то воспоминает ангельское приветствие Богоматери, то указывает на явление Ей Самого Воскресшего. В этих песнях есть прямое указание на то, что именно Богоматери, а не кому-либо другому повелено было ангелу сообщить первую радостную весть о воскресении. Со второго дня Святой Пасхи к пасхальному канону, поемому в первый день, присоединяется другой канон в честь Богородицы, творение Феофана и Иосифа, и этот канон есть не что иное, как воспроизведение и подробное раскрытие того радостного приветствия, с каким обратился к Богоматери ангел во утрие дня воскресения Христова. Всем известен припев девятой песни пасхального канона: Ангел вопияше благодатней: чистая Дево, радуйся, и паки реку: радуйся: Твой Сын воскресе тридневен от гроба. Несколько раз повторяется это приветствие с разными добавлениями в пасхальном Богородичном каноне, к сожалению, не так у нас известном. Например: Воскресшаго видевши Сына Твоего и Бога, радуйся со Апостолы, Богоблагодатная чистая, и еже радуйся, первее, яко всех радости вина, восприяла еси, Богомати всенепорочная (канон Богородице, 2 ст. 1 песн.). Бога, Егоже родила еси плотию из мертвых, яхоже рече, воставша видевши, чистая, ликуй (канон Богородице, 2 ст. 2 песн.), Егоже родила еси Христа, прекрасна из мертвых возсиявша, чистая, зрящи, добрая и непорочная в женах и красная, днесь во спасение всех, со Апостолы радующися. Того прославляй (канон Богородице, 2 ст. 4 песн.).
Отчего же нет упоминания о явлении Спасителя Богоматери и об ангельском благовестии Ей о воскресении Ее Сына в сказаниях евангелистов? Но в Евангелиях не изображены очень многие из деяний Господа Иисуса Христа и из обстоятельств Его земной жизни. Евангелисты не имели в виду представить подробную запись всех слов, сказанных Господом, всех дел, Им совершенных, и всех случаев, какими ознаменовано было Его пребывание на земле. Из многого, совершенного Иисусом Христом, они передали потомству на память то, что наиболее могло внушить веру в Божественное посланничество Господа и что показывало Его вышечеловеческую силу и вышечеловеческое достоинство. Евангелист Иоанн два раза указывает на то, что в Евангелиях далеко не все записано, что видели и слышали от Господа Иисуса Христа люди, бывшие свидетелями Его дел и чудес и воспринимавшие сердцем слова благодати, текшие из уст Его. Суть же и ина многа, говорит он в заключение своего Евангелия, яже сотвори Иисус, яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Ин. 21:25). Многа и ина знамения сотвори Иисус пред ученики Своими (читаем мы в другом месте Евангелия от Иоанна), яже не суть писана в книгах сих. Сия же писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий, и да верующе, живот имате во имя Его (Ин. 20:30–31). Оба эти замечания евангелиста Иоанна сделаны в тех главах его Евангелия, где он рассказывает о явлениях Господа Иисуса Христа по воскресении, одно после рассказа о явлении Иисуса Христа ученикам в комнате, при затворенных дверях в вечер дня воскресения, и потом в восьмой день по воскресении, для уверения апостола Фомы в истине Своего воскресения, и другое после описания явления Его ученикам на море Тивериадском и Его беседы с Симоном Петром. Включение этих замечаний в историю явлений Господа Иисуса Христа по воскресении дает нам право заключать, что именно здесь, по отношению к явлениям воскресшего Господа, не все записано апостолами, что было известно, а многое хранилось в живом устном предании. В частности, о Божией Матери в Евангелии говорится очень мало, и даже упоминается о Ней очень редко. После того как Она послужила тайне воплощения Единородного Сына Божия, Она как бы совершенно скрывается из вида и пребывает в неизвестности. Ее имя мы встречаем в Евангелии, когда евангелисты описывают обстоятельства, относящиеся к рождеству Господа Иисуса Христа. Затем упоминается о Ней (причем Она не называется по имени), когда Господь Иисус, будучи двенадцатилетним Отроком, был с родителями в Иерусалиме на празднике Пасхи и не пошел с ними в обратный путь, и когда родители, не видя Его в толпе возвращавшихся богомольцев, должны были вернуться в Иерусалим и после долгих поисков нашли Его в церкви сидящим посреди учителей (Лк. 11:43–51). Еще упоминается о Ней, когда Господь Иисус Христос совершил первое чудо на браке в Кане Галилейской, где Он был вместе с Материю (Ин. 11:1–5). Наконец, евангелист Иоанн указывает Ее в числе стоящих у креста Христова, когда Господь поручил Ее на хранение этому Своему возлюбленному ученику (Ин. 19:25–27). И только. Между тем, живя постоянно со Своим единственным Сыном, окруженная Его вниманием, вся посвященная Своим материнским заботам и чтимая всеми, видевшими в Ее Сыне необыкновенного чудотворца, Она могла бы дать материал для многих страниц священной истории.
Но, видно, Ей Самой неугодно было, чтобы разглашали о Ней и выставляли напоказ тайну Ее жизни. Смирение было одним из главных и отличительных Ее качеств. Господь, по Ее собственным словам, призрел на смирение Рабы Своея (Лк. 1:48), когда избрал Ее послужить искуплению рода человеческого чрез восприятие от Нее пречистой плоти, — и этому смирению Она не изменила во все годы Своей жизни, как во дни скорби, так и во дни славы Своего Сына и Господа. Ей желательна и приятна была тихая, скромная, сосредоточенная жизнь, далекая от всякого общественного шума, и больно, тяжело чувствовалось на Ее сердце, когда кто-либо нарушал сокровенную тишину, в какой любила пребывать Она. Апостолы с благоговением относились к этому необычайному смирению величайшей из матерей, свято берегли Ее желания и не хотели говорить о Ней, когда Она более всего любила молчание.
Радость светлого воскресения Христа Спасителя не вдруг овладевала сердцами последователей и учеников Его; не все и не в одно время равно убедились в Его воскресении и одинаково возрадовались. Так, апостол Фома до восеми дней не был удостоен лицезрения воскресшего Господа, а иные, и увидя Его, на первый раз усомнились (Мф. 28:17). И впоследствии, во времена апостольские были и такие верующие, которых ублажает святой апостол Петр за то, что они, не видевши Иисуса Христа, любят Его и на Негоже ныне зряще, веруют в Него и радуются радостью неизглаголанною и прославленною (1 Пет. 1:8). Но были и такие в обществе самых христиан, которые сомневались в возможности воскресения мертвых, а тем самым отвергали и действительность Христова воскресения. Таких христиан укорял в свое время апостол Павел: Како глаголют нецыи в вас, яко воскресение мертвых несть? И аще воскресение мертвых несть, то ни Христос воста (1 Кор. 15:12–13). Опыты прошедшего и настоящего убеждают, что недуги сомнения и маловерия, даже болезни совершенного неверия в Иисуса Христа или спасительное Его воскресение могут всегда рождаться и находить место между христианами.
Недуги сомнения и неверия в истину о воскресении Христовом при первом благовестии о нем в обществе апостолов врачевались и уничтожались Самим Господом различно, у одних такими средствами, у других иными. Посмотрим, нельзя ли в благовестии о явлении воскресшего Господа верующим, сомневающимся и коснеющим в сомнении ученикам Своим, указать уроки вразумления для веры, сомнении, маловерия и неверия нашего времени.
Воскресший рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине (Мк. 16:9). Мария очень рано, когда было еще темно (Ин. 20:1), пришла ко гробу Спасителя и, не нашедши в нем тела Господня, горько плакала, стоя вне гроба. В скорби и слезах, а может быть, еще и от темноты, она приняла явившегося ей Господа за вертоградаря; но на зов Его: Марие! — вдруг обратилась к Нему с радостным восклицанием: Учитель! — и пала к стопам Его (Ин. 20:17). Спустя несколько минут подошли и другие жены-мироносицы; но они там не видели Господа, а получили уверение в воскресении Его от ангелов. Возвращаясь домой от гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить о том, что слышали от ангелов, ученикам Его. Когда же шли они возвестить ученикам Его, воскресший Господь встретил их и сказал: Радуйтесь. Они поклонились Ему. Тогда говорит им Иисус: не бойтесь: пойдите, возвестите братиям Моим (Мф. 28:8-10). Таким образом, жены-мироносицы, пришедшие очень рано ко гробу помазать тело Господне, первые удостоились собственными очами видеть воскресшего Господа Иисуса и собственными руками осязать прославленные стопы Его. Не очевидно ли отсюда для всякого, что святая любовь, любовь живая и деятельная, сильнее всего влечет сердце к Богу и скорее всего соединяет с Возлюбленным? Не ясно ли для всякого, что простота веры прежде всяких умствований и изысканий открывает живого Бога, беседует с Ним в чистоте сердца и невозмутимо радуется обретению Его? Святые жены не могли бы первые встретить воскресшего Господа, если бы любовь не возбудила их очень рано на служение Почившему. Так воскресши, всегда живый и повсюду сущий, Господь Иисус открывает Себя и доселе сердцам, искренно любящим Его и в простоте верующим Ему.
Но в той же первый день воскресения, повествует Святое Евангелие, Господь в ином образе явился двум из учеников Своих. Они шли в селение Эммаус и разговаривали между собою о всех событиях последних дней. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, в то время и Сам Иисус приблизясь пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Господь спросил их: О чем вы это рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Ученики рассказывают неведомому спутнику об Иисусе Христе Назарянине, какой Он был великий пророк, сильный делом и словом, как архиереи осудили его и предали на смерть; мы же, говорят они, надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля: но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Тогда Господь сказал им: О несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное о Нем во всем Писании (Мк. 16:12; Лк. 24:13–17). Как сильны были Его доводы из Священного Писания, как от света слова Божия мало-помалу рассеивался мрак всех их сомнений и недоразумений и вместо тяжкого уныния возгорелись в сердце радость и надежда, — это выразили сами ученики, узнавши Господа после за трапезою. Они сказали друг другу: Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? (Лк. 24:32 и 35). Вот иной путь к живому Богу, путь медленный и нелегкий, путь сомнений и расследований, религиозных изысканий и разумного убеждения! Недоверчивый разум не всегда соглашался на общую веру простосердечных христиан, что Господь Иисус, распятый на кресте, умерший и погребенный, воскрес в третий день по Писанию. Но если это разум, искренно ищущий верного пути к истине и спасению, то Господь не оставит его блуждать во мраке мучительных сомнений: Он Сам в лице друга или доброго наставника, или даже в образе случайно встретившегося незнакомца, сблизится с ним духовно, примет живейшее участие в его душевном положении и научит, где искать Того, Который есть верный путь и истина и живот. Он покажет, что вера в воскресшего Спасителя мира основана на свидетельстве не одних жен-мироносиц, но более, нежели пятисот самовидцев и служителей Слова, запечатлевших кровию свое благовестие; что с первого дня по воскресении до наших времен и до конца мира эта святая вера исповедуется не только одними простодушными и неучеными людьми, но твердыми в своих убеждениях людьми учеными, и даже такими, которые были прежде жестокими гонителями ее, что основанием нашей веры мы имамы известнейшее пророческое слово: и ему внимаем якоже светилу в темнем месте (2 Пет. 1:19). Это пророческое и евангельское слово — живое и действенное слово Божие, и острейше паче всякаго меча обоюдуостра, проходящее до разделения души и духа, разрешит всякие недоумения в душе, рассеет всякий мрак сомнений и заблуждений и озарит сердце светоносною истиною светлого воскресения Христа Спасителя.
В тот же первый день, то есть в день воскресения Господа, вечером, когда двери дома, где собрались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус и стал посреди и говорит им: мир вам! Ученики обрадовались, увидя Господа… (Ин. 20:19–20). Кто может изобразить радость убитых горем и страхом учеников, когда они внезапно, сверх всякого ожидания, узрели в кругу себя воскресшего и прославленного своего Господа, Учителя, Благодетеля, свою надежду и жизнь! Они сами не могли опомниться от прилива внезапной Радости; когда же они от радости еще не верили и дивились, Господь Иисус сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на Руки Мои и на ноги Мои; это — Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня… Есть ли у вас здесь какая пища? Они же дали Ему часть печеней рыбы и сотового меда. И взяв, ел перед ними… (Лк. 24:39–45). Иисус же сказал им вторично: мир вам! Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав то, дунул и говорит им: приимите Духа Святаго (Ин. 20:21, 22). Тогда отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24:45); даровал им власть отпускать грехи; показал, какие знамения последуют уверовавшим в Него: Именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не вредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16:17–18). Многое и другое сотворил Иисус пред учениками Своими для убеждения и наставления их (Ин. 21:25). Вот самое осязательное явление воскресшего Господа Иисуса — явление, не оставляющее ни малейшего сомнения в воскресении Господнем и для тех, которые не хотели скоро верить благовестию других. Не довольно того, что Господь явился в кругу многих учеников Своих, показал им Свои руки и ноги, вкусил пищи пред ними, беседовал с ними, Он еще оставил им вечные знамения Своего воскресения и явления им: даровал им Духа Святого, разумение Писаний, дар языков, чудотворений и прочее. Могли ли после этого святые апостолы не свидетельствовать пред целым светом, что Господь Иисус хотя и умерщвлен был плотию, как истинный человек, но ожил вместе с плотию Духом (1 Пет. 3:18), как вечно живое Слово Божие, еже бе исперва, еже слышахом, еже видехом очима нашима, еже узрехом и руки наша осязаша (1 Ин. 1:1)!
Было ли когда в последующие времена и бывает ли теперь такое очевидное явление воскресшего Господа Иисуса? Для великих целей — для спасения народов, для обращения великих мужей, для укрепления великих мучеников, Господь видимо открывал Себя и тем свидетельствовал о Себе, что Он всегда жив, всегда один и тот же: вчера и днесь тойже и во веки! Но и всякой искренно верующей душе Своих братий Господь Иисус по бесконечной любви и благости Своей являет Себя так же ощутительно, хотя и невидимо, также чудодейственно и живо, хотя духов ной таинственно! Когда гонимая злобою врагов Христовых любовь ко Христу заключится в храмине верующего сердца со всеми своими надеждами и желаниями и почувствует томление одиночества, горесть беззащитного уединения, жажду утешения от Господа, тогда дверем заключенным неожиданно приходит Он — Любовь и Надежда — и подает мир скорбящей душе! Тогда верующая душа видит Его очами веры, она встречает Его святою надеждою, она касается Его благоговейною любовию. И что это — Сам Он, Царь и Бог ее, а не мысль только об Нем, не воображаемый призрак, она узнает по свойству бесценных даров Его, даров, каковых не может дать ей целый мир. Мир Свой даю тебе! — говорит Царь душе. — Не так, как мир дает, Я даю тебе! (ср. Ин. 14:27). И душа чувствует, что сей Богодарованный мир превосходит всяк ум, — всякое представление. Тогда увидит она ясно, что все Священные Писания непререкаемо свидетельствуют о Сыне Божием, что глаголы Его Самого дух суть и живот суть, что она восприяла силу творить чудеса: она не говорит на новых языках, когда это не бывает нужно, но зато родным языком громко возвещает величия Божия; не исцеляет недужных возложением рук, но воскрешает мертвых душою, закоренелых грешников одним благодатным словом своим! «Вот самые великие чудеса! Вот дивные знамения!» — восклицает святой Иоанн Златоуст (в Беседе 32 на Мф.).
Были и еще свидетели воскресения Христова, невольные, но несомненные; это воины, распявшие Его и хранившие гроб Его. Но сребреники довольны, то есть сребролюбие и человекоугодие, изменили истину свидетельства их в ложь, в ту ложь, будто ученики Его, пришедши ночью, украли Его, когда мы спали! И пронеслось слово сие между иудеями до сего дня (Мф. 28: 12–15). Истина продана ими.
Повторяется ли это с религиозными убеждениями в мире христианском? Бывает: из выгод и земных расчетов переменить веру или религиозные убеждения значит сделать то же, что сделали воины. Но чаще всего это бывает на суде, где за сребреники продают истину и говорят не то, что видели.
Мария, пришедши рано ко гробу и видя его отверстым, неутешно плачет, думая, что тело Господа кем-либо взято; видит двух ангелов при гробе; потом, обратясь назад, видит Самого Иисуса Христа, принимает Его за вертоградаря и спрашивает: не он ли взял тело Господа? Тогда глагола ей Иисус: Марие! Она же обращшися глагола ему: Раввуни, еже глаголется, учителю. Глагола ей Иисус: не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему: иди же ко братии Моей и рцы им: восхожду к Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20:11–17; Мк. 16:9).
Слышав при гробе благовестие ангела, они идут с радостною вестью к апостолам. Егда же идясте возвестити учеником Его, и се, Иисус срете я, глаголя: радуйтеся! Оне же приступльше, ястеся за нозе Его и поклонистеся Ему. Тогда глагола им Иисус: не бойтеся: идите, возвестите братии Моей, да идут в Галилею, и ту Мя видят (Мф. 28:1-10; Мк. 16:1; Лк. 24:10).
В первый же день по воскресении Клеопа и другой ученик, шедши из Иерусалима в селение Эммаус, беседовали о том, что они слышали от мироносиц. На пути присоединяется к ним Сам Господь, вступает с ними в разговор и изъясняет пророчества о воскресении Мессии; но они не узнают Воскресшего. Наконец, упрашивают Его зайти с ними в селение для отдохновения. И бысть яко возлеже с нима, и приим хлеб благослови, и преломив даяше има. Онема же отверзостеся очи, и познаста Его: и Той невидимь бысть има (Лк. 24:13–31).
Ученики, сподобившиеся видеть Воскресшего в Эммаусе, тот же час возвращаются в Иерусалим к апостолам. И обретоста совокупленных единонадесяте, и иже бяху с ними, глаголющих, яко воистину воста Господь, и явися Симону (Лк. 24:33–34).
Сущу позде в день той, — дверем затворенным, идеже бяху ученицы Его собрани, страха ради Иудейска, прииде Иисус и ста посреде и глагола им: мир вам! И сие рек, показа им руце и нозе и ребра Своя. При сем Господь в Своем дуновении преподал им Святого Духа и власть пастырскую (Ин. 20:19–23).
Апостол Фома, по некоторому случаю не бывший с прочими апостолами в час явления им Господа, не хотел верить Его воскресению, пока сам не увидит и не осяжет ран Распятого и Воскресшего. И по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его, и Фома с ними. Прииде Иисус дверем затворенным, и ста посреде их и рече: мир вам! Потом глагола Фоме: принеси перст твой семо и виждь руце Мои, и принеси руку твою и вложи в ребра Моя, и не буди неверен, но верен. Фома в восторге восклицает к Нему: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20: 26–29).
Когда ученики сии, пришедшие в Галилею по повелению Господа, в одну ночь занимались здесь ловлею рыб, поутру увидели на берегу озера Самого Иисуса Христа; сначала не узнали Его, а узнали уже тогда, как Он даровал им чудесную ловитву рыб. После сего Господь благоволил предложить им обед и беседовал с ними. Се уже третие явися Иисус учеником Своим, востав от мертвых. В сие время, по троекратном вопросе к Петру: Любиши ли Мя? — Спаситель троекратно повелевал ему пасти овец Своих и предрек мученическую смерть его (Ин. 21:1-22).
Единии же надесяте ученицы идоша в Галилею, в гору, аможе повеле им Иисус. И видевше Его, поклонишася Ему: овии же усумнешася. Господь, приступив к ним, объявил власть Свою на небеси и на земли, а им преподал власть проповедания и священнодействия, обещав Свое благодатное присутствие с Церковию до скончания века (Мф. 28:16–20).
Здесь же, вероятно, в Галилее, Господь явился однажды великому собранию верующих, как свидетельствует апостол Павел: Посем же явися боле пятисот братиям единою, от нихже множайшии пребывают доселе, нецыи же и почиша (1 Кор. 15:6).
Неизвестно, где и когда было еще особенное явление апостолу Иакову; как свидетельствует тот же апостол Павел: Потом же явися Иакову (1 Кор. 15:7).
В последний раз Господь, многократно являвшийся апостолам в продолжение сорока дней и беседовавший с ними о Царствии Божий, изводит их из Иерусалима до Вифании; обещает им крещение Святым Духом и силу свыше для свидетельствования о Нем — до последних земли. Потом, воздвиг руце Свои, благослови их. И бысть, егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо, и облак подъят Его от очию их.
Святые жены, пришедшие ко гробу с ароматами, да помажут Иисуса (Мк. 16:1), увидели там ангела, ибо евангелист говорит так: И вшедше во гроб, видеша юношу седяща в десных… он же глагола им: Иисуса ищете Назарянина распятаго: воста, несть зде… но идите, рцыте учеником Его, яко варяет вы в Галилеи: тамо Его видите (Мк. 16:5–7). А что этот юноша был ангел, о том засвидетельствовал другой евангелист: Ангел бо Господень сшед с небесе, приступль, отвали камень от двери гроба, и седяше на нем (Мф. 28:2). Мария же Магдалина, пламеннее других любившая Иисуса и не отходившая от гроба, прежде всех у самого гроба удостоилась увидеть воскресшего Господа и пред самыми апостолами быть благовестницею несказанной радости о воскресении Его. Мариа же стояше у гроба плачущи, — замечает евангелист Иоанн, — и виде Иисуса; и далее: прииде же Мариа Магдалина поведающи учеником, яко виде Господа (20:11, 14, 18). Этот урок прежде всего научает нас Тому, что ищущие Господа должны искать Его — каждый с ароматами добрых дел своих, составляющих пред Ним воню благоухания, коими благоугождается Господь.
Далее, эти благочестивые жены искали во гробе телесе Иисусова, да помажут. Чего же и мы с вами ищем в Церкви Божией, как не Иисуса, то есть Спасителя? Но если желаете обрести Его, поспешайте, подобно оным женам, зело рано, и, возсиявшу солнцу, ищите, да обрящете: дела тьмы да не омрачают вас; ибо омраченные ими не видят света и не разумеют Христа.
Внемлите еще слышанному вами: Мария Магдалина обрела Того, Кого искала, потому что не отходила от гроба: Мариа же стояше у гроба плачущи, — обрела по своему неотступному, слезному, пламеневшему любовию терпению; претерпевый бо до конца, по словам Спасителя, той спасен будет (Мф. 10:22). Посему не только надлежит от дел греховных удаляться, нисколько не приобщаясь пагубной язве оных, но и в добрых подвигах христианских постоянно пребывать, подвизаясь на сем душеспасительном поприще до конца жизни, если хотим узреть Господа славы и внити с Ним в Царство славы.
Из первой части жития Марии Магдалины ничего не известно нам, кроме того, что она была подвержена тяжкому и страшному недугу, в котором обыкновенные врачи тем менее умеют подавать помощь, чем менее понимают его начало. И если бы кто, как некогда апостолы о слепорожденном, спросил о ней: сия ли согреши, или родители ея, да тако страждет, — не знаем, можно ли было бы, подобно как о том, сказать и о ней: ни сия согреши, ни родители ея, но да явятся дела Божия на ней. Но, как бы то ни было, за грехи ли, или не за грехи подверглась она страданиям, мы не колеблясь можем утверждать, что сие допущено было Провидением Божиим для того, чтобы над нею совершилось спасительное дело Божие. Если бы она не подверглась страданиям и не испытала беспомощности в них, то, вероятно, жила бы в родной стране Магдальской в неведении о чудесах Иисуса Христа и о учении Его; или слух о них приняла бы только с любопытством, с удивлением, с недоверием и не возвысилась бы до живой веры и до крепкой, яко смерть, любви ко Спасителю. Но страждущая и беспомощная в страдании не могла быть равнодушна к слуху о Чудотворце, исцеляющем всяк недуг и всяку язю в людех (Мф. 9:35); она поспешила найти Его, сделалась самовидицею чудес Его, уверовала в Божественную силу Его; по вере получила исцеление и из порабощения силе тьмы перешла в свободу света; таким образом, недорогою ценою временного бедствия купила вечно блаженную жизнь.
Наказание, со смиренною покорностью судьбе Божией понесенное в первой части жития, во второй части принесло мирный плод правды.
Когда Христос Спаситель освободил ее от мучительства темных сил и исцелил от тяжкого недуга, тогда в душе ее к силе веры присоединилась сила благодарности и любви к Избавителю, чтобы дать жизни ее новое сильное направление. Обновленную Христом жизнь Мария совершенно посвятила на служение Христу.
Когда Он прохождаше сквозе грады и веси, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, тогда за Ним, после апостолов, следовали многие жены, яже служаху Ему от имений своих, и в числе их первую именует святой евангелист Лука Марию Магдалину (Лк. 8:1–3). Посему должно полагать, что или она первая вступила в сие служение и подала пример другим, или преимуществовала пред прочими усердием и деятельностью в сем служении.
В грозные часы страданий и смерти Христа Спасителя, когда почти все апостолы, после обещания умереть с Ним, побеждены были страхом и скрылись, Магдалина любовию победила страх: она стояла при кресте Иисуса; она была при Его погребении.
Наипаче же, как молния в ночи, просияла крепкая, как смерть, любовь Магдалины в том подвиге, который дал ей вместе с некоторыми другими женами наименование мироносицы. И здесь два евангелиста поставляют ее первою между ними; а святой Иоанн одну только ее именует: во едину от суббот Мариа Магдалина прииде, еще сущей тме, на гроб Иисусов с благоуханным миром (Ин. 20:1). Это значит, что предприятие принадлежало ей, а другие следовали ее предводительству. Рассмотрите сие предприятие. Господь Иисус умер на кресте и погребен. Близкие к Нему в опасности, потому что враги Его и воскрешенного Им Лазаря решились убить, и на апостолов готовы были наложить руки, если бы не воспрепятствовало и в самом страдании владычественное слово: Оставите сих ити (Ин. 18:8). В высшей степени вероятно, что предречение Иисуса о Его воскресении известно было Магдалине, если не непосредственно, то чрез апостолов; но, видно, и сей луч света угас в уме ее среди мрачных событий. Ибо в чаянии воскресения не нашла бы она нужным помазывать миром тело Иисуса, как обыкновенного мертвого, и не произнесла бы сих, отнюдь не воскресных слов: Взяша Господа от гроба, и не вем, где положиша Его (Ин. 20:13). Итак, угрожаемая опасностью, не подкрепляемая надеждою, как дерзнула Магдалина идти, еще сущей тме, на гроб Иисуса? На пути представилось мыслям ее непреодолимое препятствие. Она вспомнила, чтобы гроб Иисуса закрыт таким тяжелым камнем, которого не в силах отвалить ни она, ни спутницы ее. Как же и непреодолимое препятствие не остановило ее? Какая всепревозмогающая сила одушевляла и влекла ее? Сила любви и благодарности к Божественному Спасителю, сила святого сострадания к Святому, безвинно пострадавшему.
И какая за высокий подвиг высокая награда? Магдалина первая узрела Господа воскресшего, сделалась Христовым апостолом для самих апостолов, ибо она первая возвестила им воскресение Христово.
В жизни святой Марии Магдалины есть необыкновенно светлая черта. В утро воскресения Христова она сподобилась видеть Господа воскресшего первая из учеников и учениц Его и первая сделалась проповедницею для них Воскресения Его, по непосредственному Его повелению. Воскрес Иисус заутра в первую субботу, явися прежде Марии Магдалини. — Иди ко братии Моей, и рцы им: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему и Богу Моему и Богу вашему (Мк. 16:9; Ин. 20:17). В сие время Мария в высшей степени достойна была данного ей впоследствии времени Церковию наименования равноапостольной. Апостолы проповедали воскресение Христово миру, были апостолами для мира — Магдалина проповедала воскресение Христово апостолам, была апостолом для апостолов.
Как же достигла Мария первенства в видении Господа воскресшего и в проповедании воскресения Его?
Ее преимущественно возвышенная и деятельная любовь ко Христу Спасителю доставила ей преимущество первой узреть Его по воскресении Его и быть провозвестницею воскресения Его другим.
В самом деле, какая сила действовала в том, что, когда страх от врагов Христовых самих апостолов почти всех заставил скрыться, тогда Мария Магдалина, препобеждая немощь своего пола, презирая опасность, предстояла распятому Господу до кончины Его, сопровождала пренесение тела Его от креста ко гробу, присутствовала при совершении погребения Его, потом в первые часы после субботнего дня, еще сущей тме (Ин. 20:1), поспешила на гроб, не обретши же тела Его и возвестив о том апостолу Петру и Иоанну, вновь устремилась ко гробу Господа и, не уразумев еще Воскресения Его, со слезами искала бездыханного тела Его? Какая сила могла все это произвести, если не крепкая, яко смерть, любы (Песн. 8:6)? Ее крепкий подвиг на смертном поприще Господнем и награжден праведно ускоренным живоносным лицезрением Господа воскресшего.
Любознательные могут заметить, что апостолы Петр и Иоанн так же, как и Мария, возлюбившие Господа крепкою любовию, были у гроба Его в одно время с нею, почему же не всем троим, а по удалении двоих, одной Марии Он явился? Что на сие скажем? Не дано нам испытывать всякую тайну душ верующих и Божией благодати, действующей в них очистительно, испытательно, уготовительно и, наконец, совершительно. Однако, если будем внимательны, можем и в Петре и Иоанне усмотреть действие, в различных степенях, того же закона любви, которым определился жребий Марии. Можно думать, что любовь Петра была в сие время, хотя не в изнеможении, но в некоем невольном затмении тяжким сознанием трикратного отречения от Христа. Любовь Иоанна, которая только на минуту не была крепкою, яко смерть, во время бегства от Христа из Гефсиманского сада, но вскоре воспрянула и неуклонно влекла его вослед за страждущим Спасителем, не была стеснена в душе его и свободнее, нежели Петра, вела его ко гробу Господню: другий ученик тече скорее Петра (Ин. 20:4). Сим различным состоянием любви соответствовали различные последствия. Петр вниде во гроб Господень, но еще не нашел в нем света воскресения и вынес из него только удивление: отъиде в себе, дивяся бывшему (Лк. 24:12). Иоанн также вошел во гроб и обрел хотя невидимый, но действительный внутренний свет веры в воскресение Христово. Вниде и другий ученик, и виде и верова (Ин. 20:8). Для Петра же нужно было, чтобы слово Марии, яко виде Господа воскресшего, светлое сколько по своему предмету, столько же по решительной достоверности, разогнало мглу души его и приготовило его незатменным светом веры и любви принять свет Божественного явления. И действительно, после сего в тот же день воскресший Господь явися Симону (Лк. 24:34).
Таким образом, все примеры, теперь рассмотренные, свидетельствуют об одной общей истине: что по мере деятельной любви ко Христу человек делается способным к благодатному с Ним общению, к созерцанию Его внутреннему, а при благопотребности — и к принятию особенных Его явлений и откровений.
Рассмотрим при помощи Самого Господа, что значат сии слова Его. Когда восшел Он ко Отцу? По свидетельству Деяний апостольских, в четыредесятый день по воскресении Своем, день, который мы еще будем праздновать во имя Его; тогда восшел ко Отцу; тогда ученики, осязавшие Его руками, проводили Его очами, тогда раздался глас ангельский: Мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом, видесте Его идуща на небо (Деян. 1:2). Если же тогда восшел Он ко Отцу, то что сказать нам, братия? Как Мария, не могшая прикоснуться к Нему, стоящему на земле, могла прикоснуться к седящему на небе? Если здесь не могла, то не тем ли паче там? Что же значат слова сии: Не прикасайся Мне, не у бо взыдох ко Отцу Моему?
Ужели скажет какой-либо неразумный, что до восшествия ко Отцу мужи могли касаться Его, а жены не могли, как только по восшествии ко Отцу? Такая мысль нелепа, такое мнение превратно. Что же значат слова сии: Не прикасайся Мне, не у бо взыдох ко Отцу Моему? Ты, видя Меня, почитаешь только человеком, а еще не знаешь равенства Моего со Отцом; не прикасайся ко Мне, как к простому человеку, не принимай Меня такою верою, но уразумей во Мне Слово, равное Отцу. Взойду ко Отцу — и тогда прикасайся. Для тебя взойду Я тогда, когда ты уразумеешь Меня как равного Отцу. Доколе же почитаешь Меня меньшим, Я еще не взошел для тебя.
Да слышит убо Церковь, которой образ имела Мария, да слышит, что слышала Мария. Все мы да прикасаемся, когда веруем. Уже Он восшел ко Отцу, седит одесную Отца. Сие исповедует ныне вся Церковь, веруя во восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца. Сие слышат крещаемые и сему веруют еще прежде крещения. Когда они веруют, Мария прикасается Христу. Это разумение неясно, но спасительно: оно заключено для неверующих, а для толкующего верою отверсто. Сам убо Господь Иисус Христос и там, и с нами есть; и со Отцом, и в нас; и от Него не отступает, и нас не оставляет, и научает нас молиться как Наставник, и внимает молитве нашей вместе со Отцом как Сын.
Изречение сие имеет сокровенный смысл и заключает в себе таинство. Жена прибегла к Господу и спешила коснуться Его; это, однако, воспрещается ей по той причине, что, как говорит Господь, Я не восшел еще ко Отцу Моему. Каким образом следует из сего то, чтобы любящие Его (Господа) не прикасались к Нему? Между многими и различными причинами пришествия Спасителя была особенно та, которую Сам Он объясняет в словах Своих: Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф. 9:13). Посему прежде страдания и воскресения Своего Он обращался и с праведными, и с неправедными, так что и всякий мытарь и грешник мог свободно приступать к Нему; так поступал Он для того, да всех освятит и приведет к познанию истины. Прежде креста и воскресения Своего позволял всем, даже грешникам прикасаться к Нему и получать от Него благословение; но когда уже совершилось искупление, после креста и воскресения Своего не тотчас позволяет сие каждому, преподавая нам то правило, которое и закон Моисеев означал в жертве агнца, о коей как образе Христа пишется: Всяк необрезанный да не яст от нее (Исх. 12:48). Необрезанным же называет всякого нечистого; а таково по естеству есть человечество. Почему не необрезанным, но чистым и обрезанным духовно людям надлежит прикасаться к святейшему Телу Господа. Обрезание же сердца совершается Духом, по словам Павла, и его нельзя иметь человеку, если Дух Святой не вселится в нем верою и крещением. Ибо хотя Христос воскрес от мертвых, но Дух Святой еще не был послан Им от Отца к людям, а послан уже тогда, когда восшел Он (Иисус Христос) к Отцу; потому и говорит: Уне есть вам, да Аз иду: аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам; аще ли же иду, послю Его к вам (Ин. 16:7). Итак, поелику Он не послал еще Духа, то и возбранял Марии прикасаться к Себе и говорил: Не убо взыдох ко Отцу Моему, то есть еще Отец не послал к вам чрез Меня Святого Духа Отсюда Церковь приняла правило, по которому мы возбраняем оглашенным участвовать в святой трапезе, хотя они уже познали истину и исповедали веру, возбраняем как еще не исполненным Святого Духа, Который обитает только в совершенных крещением. Но когда примут крещение, коим вселяется в них Дух Святой, тогда уже не возбраняется им прикасаться к спасительному Телу Христову. Потому и служители таинства вопиют к приступающим к таинственному благословению: Святая святым! — означая тем то, что одни освященные Духом и имеют право причащаться святого.
Для чего Христос сказал Марии Магдалине: Не прикасайся Мне? Некоторые говорят, что она просила дара Духа Святого, слышав Его, говорившего ученикам: Аще иду ко Отцу, умолю Его, и иного Утешителя даст вам (Ин. 14:16; 16:7). Но как она слышала это, не быв (в то время) с учениками? Притом как она могла просить сего, когда Христос еще не отходил ко Отцу? Что же это значит? Мне кажется, что она и теперь хотела обращаться с Ним по-прежнему, и от радости не представляла себе в Нем ничего особенного, хотя Он и стал по плоти гораздо совершеннейшим. Посему, удаляя от нее такую мысль и внушая ей беседовать с Собою с большим страхом (ибо и с учениками по воскресении Он обращался не так, как прежде), возвышает ее понятие, дабы она обращалась с Ним с большим благоговением. Если бы Он сказал: не приступай ко Мне, как прежде; Я теперь уже не в таком состоянии и не буду уже обращаться с вами по-прежнему, — то это было бы жестко и величаво. Но когда сказал: Не прикасайся Мне, не у бо взыдох ко Отцу, — это значило то же, а было не так жестко. Словами не у взыдох показывает, что Он стремится и спешит туда; когда же Он имел отойти и не жить более с людьми, то на Него уже не должно было смотреть так, как прежде. А что этот именно смысл слов, видно из следующего: Иди же ко братии Моей и рцы им; восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему и Богу Моему и Богу вашему. Впрочем, Он исполнил сие не тотчас, а спустя сорок дней. Для чего же Он говорит так? Дабы возвысить мысль Марии и уверить, что Он отходит на небо. А говорит: Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему, — в отношении к воплощению, так как и восхождение относится к плоти. Но неужели Бог в ином смысле Отец Его и в ином смысле наш? Конечно, так. Ибо если Бог в ином смысле есть Бог праведников, а в ином прочих людей, то тем более в ином — Сына, а в ином наш. А дабы из слов Его рцы братии не заключил кто о каком-либо равенстве Его с учениками, показывает различие: Сам Он сядет на престоле Отца, а они будут предстоять. Итак, хотя по естеству плоти Он сделался братом нашим, но честию далеко и несказанно отличен от нас.
В самый день воскресения Христова, пред вечером, два ученика Христовых, Клеопа, наименованный в Евангелии, и другой, по преданию, Лука, писатель Евангелия (умолчавший о своем имени по смирению), идут из Иерусалима в недальнее селение Эммаус, не знаем, по какой надобности, но, конечно, не без надобности, в такой день, в который оставаться в Иерусалиме было весьма любопытно, хотя не для всех безопасно. Идут и разговаривают. О чем? О надобности ли, для которой идут? Или о разных предметах, случайно попадающих на ум и на язык? Нет. Их разговор не легкомысленный, не празднословный. Та беседоваста к себе о всех сих приключшихся. Они беседовали между собою о страданиях Иисуса Христа, о Его распятии, о Его погребении, наконец, о Его воскресении, которому любящее Христа сердце их желало бы верить, но которому нераскрытое разумение их боялось еще верить. Сомнение не удалило их от Христа, к Которому влекла их любовь, и страх врагов Его не воспрепятствовал им исповедать Его как чаемого Спасителя, нечаянному неизвестному спутнику: Надеяхомся, яко Сей есть хотяй избавити Израиля (Лк. 24:21).
Лука и Клеопа за добрую о Христе, хотя и несовершенную в вере и разумении беседу на пути получили чудную награду. Бысть, беседующима има и совопрошающемася, и Сам Иисус приближився, идяше с нима. Сперва показался Он им неизвестным путешественником и не дал им узнать Себя, без сомнения, по предусмотрению, что внезапность открытого чудесного явления поразила бы их душевные и телесные силы и сделала бы их неспособными принять наставление, которое Он намерен был преподать им. От собственного их разговора Он заимствовал случай изложить и истолковать им предречения и предзнаменования Священных Писаний о Его страдании, смерти и воскресении и, таким образом, прекратил их недоумения и утвердил колебавшуюся веру их. И в то же время тайным действием Своей Божественной силы Он возжег в сердцах их святой огонь благодатного утешения. Наконец, когда, собеседуя, дошел с ними до Эммауса и до места привитания их, и когда они не хотели расстаться с таким собеседником, Он вошел с ними в дом, возлег с ними за трапезу, и как уже приготовленным к общению открыто чудесному, благословляя и преломляя хлеб, даровал им совершенную радость узнать Его и увидеть в свете воскресения Его. Сие осияние было мгновенно, и Он тотчас перестал быть видим, потому что уже совершилось действие, благопотребное и благотворное для тех, которые от них услышат о бывшем видении.
Благонамеренные путешественники, получившие столь счастливый исход путешествия в Эммаус, сделали еще прекрасное дело, не довольствуясь своим счастием одни, но поспешив разделить оное со другими учениками Христовыми, которых вера в начале сего дня также боролась с недоумениями. Немедленно возвратились они в Иерусалим, вошли в собрание апостолов и сообщили им свое чудесное удостоверение в Воскресении Христовом. Апостолы же сообщили им взаимно такое же свое удостоверение после нескольких свидетельств мироносиц, довершенное тем, что воскресший Господь явился апостолу Петру. Смотрите, как и апостолы проводили великий, не вдруг разгаданный ими, день. Двери собрания их были заперты страха ради Иудейского, но не страх собрал их; страх рассеял бы их по разным для каждого более надежным тайным местам, а не повел бы в одно место, всем им известное и посему не довольно скрытое и от других. Это была, по всей вероятности, та сионская горница, в которой Господь совершил с ними тайную вечерю пред Своими страданиями. Какая же сила собрала их в одно место, и притом не вполне безопасное? Конечно, еще не умершая вера и особенно живая, сильная любовь к распятому Господу, которая в общении с любящими Его искала облегчения скорби и подкрепления веры. И по укреплении сей веры сия не отпадающая любовь учеников Христовых так же награждена в Иерусалиме, как и в Эммаусе. Сам Иисус ста посреде и глагола им: мир вам.
Если подобаше пострадати Христу (Лк. 24:26), то почему наказаны распявшие?
Поелику писал ты: если подобаше пострадати Христу, то почему наказаны распявшие? Ответствую на сие. Сказанное: подобаше пострадати указует на вольное избрание страдания и на Божественное домостроительство, но не подает мысли об извинительности действовавших, потому что злонамеренность нечестивых не была в согласии с Божественным изволением. Она старалась даже разрушить то, что домостроительствовал Бог. Почему в злодеях действовало нечестие, а Богом совершено премудрое домостроительство и освобождение людей; лукавство распинателей обращено в благодеяние человеческому роду, и плоть ехидны употреблена на приготовление врачебного пособия.
Ст. 14. Евангелист Марк повествует, что Господь прежде вознесения Своего на небо укорял учеников за неверие и жестокосердие, чтобы глубже напечатлеть на их сердцах последние Свои слова; ибо после упрека Он сказал им: Шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари.
Ст. 15. Евангелие проповедуется всей твари, когда оно проповедуется человеку, потому что чрез сие научается тот, для кого все на земли сотворено и кто со всеми тварями имеет сходство. Под именем всей твари можно разуметь также и язычников, ибо прежде апостолам было сказано: На путь язык не идите (Мф. 10:5), а теперь велено проповедовать всей твари, то есть апостольская проповедь тогда должна была нам послужить в пользу, когда во свидетельство осуждения своего отвергли ее гордые иудеи.
Ст. 16. Иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет. В истине веры должен удостоверять нас образ жизни нашей, и мы тогда только можем назваться истинно верующими, когда на деле исполняем данное при крещении обещание отречься сатаны, и всех дел его, и всего служения его; а посему каждый из вас да обратит тщательное внимание на самого себя; и ежели кто после крещения сохранил все обещания, тот есть истинно верующий, а ежели кто не соблюл своего обещания, обратился на дела беззаконные и сердцем своим устремился к удовольствиям мира, тот должен оплакивать свои согрешения. Ибо премилосердый Господь приемлет в число верующих и того, кто обращается от пути заблуждения к истине; Он, принимая всех истинно кающихся, заглаждает Своим милосердием всякое беззаконие наше.
Ст. 17–18. Знамения же веровавшим сия последуют: именем Моим бесы ижденут: языки возглаголют новы: змия возмут: аще и что смертно испиют, не вредит им: на недужныя руки возложат, и здравы будут. Ежели вы, братие любезные, не творите тех знамений, кои были необходимы при начале Церкви Христовой, то по сему одному не исключайте себя из числа верующих. Чудеса нужны были только для распространения веры, подобно как и мы, насаждая дерева, дотоле только поливаем их водою, пока они укоренятся; а когда они вырастут и пустят глубоко корни свои в землю, то перестаем их поливать. Посему апостол Павел говорит: Тем же языцы в знамение суть не верующим, но неверным (1 Кор. 14:22). Впрочем, и мы обладаем этими знамениями и чудесами, только в духовном смысле; ибо Святая Церковь не престает и ныне духовным образом то же делать, что делали апостолы видимым образом. Так, когда священники при заклинании нечистых духов возлагают руки на верующих, то они благодатию Христовою, подобно апостолам, изгоняют бесов; равным образом, когда верующий, оставляя мирские разговоры, беседует о духовном, говорит о таинствах Церкви, воспевает хвалебные песни во славу Творца, то что иное он делает, как не новыми языки глаголет? Кто благими своими советами искореняет в сердце брата своего злобу, тот змия вземлет, кто, слыша худые советы, не следует им, тот хотя и смертное испивает, но оно не вредит ему, кто всеми мерами содействует еще не утвержденному в благочестивой жизни ближнему своему и примером своей добродетельной жизни утверждает его в благочестии, тот как бы на недужные возлагает руки, да здрави будут. Польза, какая происходит от таких духовных чудес, так же важна; и эти чудеса еще спасительнее, потому что врачуют не тела, а души.
И по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его, и Фома с ними: прииде Иисус дверем затворенным и ста посреде их, и рече: мир вам. Потом глагола Фоме: принеси перст твой семо и виждь руце мои: и принеси руку твою, и вложи в ребра Моя: и не буди неверен, но верен (Ин. 20:26–27).
Паки чудесно при заключенных дверях является ученикам; и теперь, в присутствии Фомы, так же, как в его отсутствие, становится посреди храмины, чтобы уврачевать маловерие ученика, и обычное произносит слово, подая им благо мира. Приметь здесь, что евангелист не просто поведал происшествие, но с намерением прибавил: по днех осмих, и то, что собраны были все в одном месте. Сей осьмой день не другой может быть, как воскресный; ибо во едину от суббот, то есть в день воскресный Господь явился прочим, а потом, со включением в счет сего дня, в день осьмый собранные ученики вместе с Фомою опять подобно видят Господа. Справедливо убо в осьмый день бывают собрания в церквах, где, при дверях затворенных, видимо и вместе невидимо является Христос всем, — невидимо как Бог, а видимо в теле, ибо предлагает нам для осязания Плоть Свою, да твердо веруем тому, что Он истинно воздвиг Свой храм. А что общение таинственного благословения есть некоторое исповедание воскресения Христова, это доказывается словами Самого Христа. Разделяя преломленный хлеб, Он говорил: Сие есть тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов: сие творите в Мое воспоминание. Следовательно, причастие таинства точно есть некое исповедание и воспоминание того, что для нас и за нас Господь умер и воскрес, и исполняет нас за то Божественным благословением. Убоимся же неверности, осязав Христа, но явимся твердыми и постоянными, чуждыми всякого сомнения.
При сем внимательные пусть припомнят Магдалину, которой возбранено было прикасаться Христу: Не прикасайся Мне, сказано ей, не убо взыдох ко Отцу. Не так Фоме: ему позволяется и осязать ребра, и язвы от гвоздей испытать перстом. Почему так? Первой не позволено касаться, как еще не освященной благодатию Духа, потому что до вознесения Господня на небо не нисходил на всех Дух, а Фоме позволялось, так как он вместе с другими апостолами получил Духа. Ибо хотя он отсутствовал, но и на него простерлась щедрота Дающего.
Еще достойным рассуждения мне кажется следующее: Фома осязал бок Спасителя, внимательно испытал рану от воинского копья, тщательно осмотрел гвоздинные язвы. Как же, скажут, в теле нетленном являлись знаки разрушения? Ибо язвы на руках и ногах и прободение железа суть знаки повреждения тела, а тело Христово, преобразованное в нетление, долженствовало отложить вместе с повреждением и все, что относится к повреждению. Ужели хромой и в другой жизни будет хромать? Или кривые с одним оком воскреснут? И как освободимся посему от тления, когда происходящие от него болезни останутся в телах наших? На этот вопрос мы скажем следующее: после воскресения не будет в людях никаких остатков повреждения, никаких признаков, предшествующих ему или за ним следующих, но посеянное в немощи восстанет в силе, как говорит Павел, и посеянное не в честь восстанет в славе (1 Кор. 15:43). Что же другое значит восстать в силе и славе, как не то, что всякая немощь, всякое бесчестие повреждения будут удалены, и род человеческий возвратится к истинному нетлению? Но как Фома требовал того для своей уверенности, то Господь наш Иисус Христос, чтобы не подать нам никакого повода к маловерию, так и является, как Фома требовал. Сие для того, дабы мы правильно разумели таинство воскресения, то есть веровали бы, что воскресло не другое тело, а то самое, которое умерло на кресте.
И отвеща Фома и рече Ему: Господь мой и Бог мой (Ин. 20:28). Так скор и ревностен был к исповеданию, кто прежде казался медлительным! Когда Господь показал язвы от гвоздей и самый бок Свой, дух Фомы тотчас, освободясь от всякого недоумения, утверждается. Но скажет кто-либо: почему столь подробными знаками ум учеников приводится к вере? Не достаточно ли было познания Христа — видеть возраст тела и черты лица Его? Но это было бы еще сомнительно. Ибо могли они подумать, что некий дух принял образ Спасителя, и к этой мысли легко привело бы их самое прохождение чрез заключенные двери, потому что земное тело по своей природе требует соразмерного себе входа. Итак, необходимо было, чтобы Господь наш Иисус Христос обнажил бок Свой и раны и показал кровавые знаки плоти, дабы утвердить учеников. Когда же удален всякий повод к сомнению, Фома справедливо воскликнул: Господь мой и Бог мой! Ибо кто Господь всех по естеству, Тот, по необходимости, есть Бог истинный, и обратно: кто Бог по естеству, Тот необходимо и господствует над всеми. То и другое говорится с членом (то есть такою частицею на греческом, которая означает определенность, особенность), дабы всякий понял, что Он называется Господом и Богом не по подобию ангелов, а в собственном смысле. Фома называет Его собственно как Сына Бога истинного Самим Господом и Богом; а что еще более, Сам Спаситель, слыша сие от ученика, не порицает того, не отвергает, а похваляет то и приемлет, даже повелевает прочим так проповедовать: Шедше, говорит, научите вся языки (Мф. 28:19). Слышав сие, Фома вместе с другими, что иное мог говорить, как не то, чему веровал сам? Из чего видно, что и от нас желает Господь такого же исповедания, какое произнес Фома. Ибо Он по естеству Господь и Бог и после того, как принял человечество. Примечай также и то, что ученик, осязавший руки и ноги и ребра, исповедал Его, не разделяя Еммануила на двух сынов. Ибо един Господь Иисус Христос, по Писанию.
Глагола ему Иисус: яко видев Мя веровал еси: блажени не видевшии и веровавше. Слова Спасителя исполнены великого провидения и величайшую приносят нам пользу. Для большого уверения показав ученикам Свой прободенный бок и язвы от гвоздей, приняв и пищу, хотя не имел в том нужды, дабы не оставить никакого повода к неверию, Он печется и о нас. Ибо знал, что будут такие, кои не станут признавать воскресения мертвых и скажут: и мы желаем видеть и осязать так же, как Фома, присвояя себе это право по подражанию ученику Спасителя. Сие-то падение предотвращает Христос, когда говорит: Блажени не видевшии и веровавше. И справедливо: ибо для видящего нет никакого повода к сомнению; но кто верует тому, чего не видит, а слышит о том от учителей, тот отлично почитает того, в кого верует. Блаженны убо все, кои веровали посредством проповеди апостолов очевидных свидетелей и служителей Слова. Им должны мы веровать, если желаем получить жизнь вечную и жить и в селениях небесных.
а) в неверовании свидетельству соучеников о явлении им Господа. Глаголаше (апостолам): не иму веры, аще не увижду и аз Владыки (стих. веч.) Аще не узрю, не верую словесем вашим (седал.);
б) в неверовании самому воскресению.
Не верова Твоему воскресению и видевшим Тя вопияше: аще не вложу перста в ребра Его и гвоздей язвы, не верую, яко востал есть (Стихир., хвал.);
а) сильное желание узреть Господа.
Вожделевый Твое радостное видение, прежде не вероваше Фома (Кан., п. 8);
б) желание совершенной уверенности для себя и для всех.
Не всуе усумневся Фома о востании Твоем, не низложися, но несумнительное тщашеся показати сие, Христе, всем языком (п. 7). Не вероваше реченным ему, от неверия в веру извествуя (ст. веч.);
а) благодатное явление Самого Воскресшего.
Неверующему ученику руце показал еси и пречистое ребро: он же веровав вопияше Тебе: Господь мой и Бог мой, слава Тебе! (стих. вечер.) Веровав Фома зрением руку и ребр Твоих, Господа и Бога Тя исповеда (там же);
б) в особенности живоносная сила язв Господних.
Со страхом руку Фома в ребра Твоя живоносная, Христе, вложив, трепетен ощути действо, Спасе, сугубое, двема естествами, в Тебе соединяемыми неслиянно, и верою взываше глаголя: Ты еси Господь… (п. 7.) Ощущая рукою Твое сугубое существо, со страхом вопияше верно, верою влеком: Господь мой и Бог мой, слава Тебе! (стих. на Лит.).
а) явление вместо неверия твердой веры.
Вложив Фома руку в огненная ребра Иисуса Христа Бога, не опалися осязанием: души бо зловерство преложи на благоверие (стихов. утр.);
б) высокое исповедание и ревность возвещать всем истину.
Ребро Твое Божественное радуяся Фома осязав, Господа и Зиждителя Тя прослави (сред. стих. вечер.). Возопи, егда виде Тя, Всесильне: Ты еси Бог мой и Господь… кланяюся Твоей державе и мирови возвещаю страшное Твое и всесильное востание (Понед. веч. стих.). О, преславнаго чудесе! Иоанн на перси возлеже, Фома же ребра осязати сподобися. Но ов убо отонуду страшно Богословия глубокое извлече смотрение: ов же сподобися тайно научити нас: представляет бо показание ясно востания Его (стих.).
а) большее утверждение веры в Воскресшего.
О, доброе неверие Фомино! верных сердца в познание приведе (стих. веч.). О, преславнаго чудесе! неверие веру известную роди (стиховн.). Неверною верою облагодетельствовавый нас Фома близнец, решит убо мрачное неведение всех концев, верным неверствием (п. 7). Радуешися испытаем: темже, Человеколюбче, на сие повелеваеши Фоме, простирая неверующему ребра, мирови уверяя Твое, Христе, тридневное востание (п. 4);
б) открытие высоких истин богословия.
Богатство почерп от сокровища некрадомого Божественного, копием прободенна Твоего ребра, премудрости и разума исполняет мир близнец (п. 4). Твое сокровище, утаенное нам, отверзе Фома: богословив бо языком Богоносным, пойте Господа, глаголаше, и превозносите Его во вся веки (п. 8).
Кроме тех, которые не видят и не веруют (людей в состоянии младенческом), есть три рода людей по отношению к христианству: одни видят и не веруют, другие видят и веруют, третьи не видят и веруют. По слову Спасителя, блаженнее всех невидевшии и веровавшии. Следовательно, не столь блаженны те, которые видя веровали, а окаянны те, которые и видят, и не веруют.
Апостолы, к которым относится замечание Спасителя, были из числа видевших и веровавших. Те, которые после приняли веру от апостолов, суть невидевшие. Итак, ужели они блаженнее апостолов? Так! По вере они блаженнее; и если бы кто из них мог столько же и с такою же ревностью потрудиться для Христа, как апостолы, то такой получил бы и высшую награду по всему. Сами апостолы усвояли другим христианам высокое блаженство именно потому, что они, веровавшие, были невидевшие. Егоже не видевше, говорит апостол Петр, любите, и на Негоже ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною (1 Пет. 1:8).
Кто же те, которые и видят и не веруют? Фарисеи и книжники, упорно противившиеся евангельской истине, были точно такие: И видеша, говорит Господь, и возненавидеша Мене и Отца Моего (Ин. 16:24). Но возможно ли это? Как возможно смотреть на солнце и не чувствовать ни света, ни теплоты его? Люцифер еще более видел и знал Бога; но и он мог возненавидеть Его. Вот что производит самолюбие и гордость! Не близки ли к такому погибельному состоянию и те из называющих себя христианами, которые и при свете Евангелия, и при свете разума, часто просвещенного, образованного, не хотят веровать тому, чему верят души простые? Несчастные, они думают посредством неверия возвысить себя пред другими! А на самом деле как это много унижает их!
Вверзите мрежу одесную страну корабля, и обрящете. Ввергоша же, и ктому не можаху привлещи ея от множества рыб (Ин. 21:6). Здесь Господь означает, какова будет Церковь в конце века, так же как при другой ловле (Лк. 5) означал, какова Церковь ныне. Первое чудо сотворил Он в начале Своей проповеди, а это после Своего воскресения, показуя тем, что первая ловля рыб означает добрых и злых, каких ныне имеет Церковь, а эта — только добрых, каких будет иметь вечно, когда в конце сего века исполнится воскресение мертвых. Там Христос, когда повелевал ловлю рыб, не стоял на берегу, как здесь, а взошел на один корабль, который принадлежал Симону, просил его (Симона) отступить мало от земли и, сидя на корабле, учил народ; когда же престал говорить, сказал Симону: Поступи во глубину, и вверзите мрежи ваша в ловитву. Притом все пойманные рыбы там были в кораблях, а здесь мрежа извлечена на землю. Сими и другими, какие можно здесь найти, признаками изображена Церковь — в первом случае какова она в настоящем веке, а в другом — какова в конце века, потому первое чудо совершено прежде, а второе после воскресения Господня; там Христос изобразил нас званых, а здесь воскресших. Там сети опускаются не по одну правую сторону, чтобы не означили одних добрых, ни по одну левую, чтобы не означили одних злых, а безразлично: Вверзите, говорит, мрежи ваша в ловитву, дабы мы разумели вообще — и добрых и злых; но здесь говорит: Вверзите мрежу одесную страну корабля, дабы означить тех, кои стоят одесную, то есть добрых. Там сеть для означения расколов проторгалась; а здесь, так как по воскресении в совершенном мире святых никаких расколов не будет, прилично было сказать евангелисту: И толико сущим, не проторжеся мрежа, так как бы он имел в виду первое проторжение, и, по сравнению с тем злом, одобрял нам сие благо. Там поймано такое множество рыб, что наполненные ими два корабля погружались, то есть склонялись к погружению: они хотя не погрузились, но бедствовали. Подобно сему, не оттого ли происходят в Церкви толикия бедствия, нами оплакиваемые, что нельзя воспрепятствовать такому множеству людей, кои со своими нравами, совершенно удаленными от пути святых, входят к нам, угрожая потоплением (церковному) благочинию? Но здесь ввергли сеть по правую сторону, и ктому не можаху привлещи ея от множества рыб. Что значит — ктому не можаху привлещи ея, как не то, что принадлежащие к воскресению живота, то есть, к десной стране, и внутрь мрежи христианского имени скончавающиеся, явятся только на берегу, то есть в конце века — по Воскресении? По сей причине не могли привлечь сети, чтобы преложить в корабль пойманных рыб, подобно тому как поступили с теми рыбами, коими проторжена мрежа и корабли были отягчены. Церковь имеет оных десных, по скончании сей жизни, во сне мира, как бы сокрытых во глубине — дотоле, пока мрежа, коею влечется, достигнет брега.
По явлении Своим ученикам на берегу Галилейского моря Господь предложил им обед, который Сам приготовил для них. По окончании этой счастливой трапезы Он обращается к Симону Петру с вопросом: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?» Здесь невольно обращает на себя внимание выражение «Симон Ионин», которое было употреблено три раза. Господь называет апостола прежним его именем: Симоном Иониным, между тем Сам же ему дал новое имя Петра и при этом обещание: «на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». Конечно, это имеет свое основание. Называя апостола Симоном, Господь хочет напомнить ему, что он еще не камень, но человек и сын человека, и побудить его еще раз подумать о самом себе, еще раз посмотреть на свою человеческую слабость, прежде нежели он совершенно последует за Господом. Чрез отречение свое Симон Петр показал себя недостойным нового имени. Ветхий человек брал еще над ним верх, влиял еще на его мысль и дело, потому и должен он был назваться своим старым именем. Преосвященный Игнатий так объясняет выражение Господне «Симон Ионин»: «Господь как бы говорит Петру: Симон Ионин, Симон Ионин! Я наименовал тебя некогда Петром, каменем, и ты не был, как должно, тверд, оттого именно, что, получив свое имя по благодати Моей, ты мог быть действительно с ним тогда только, когда бы пребыл во благодати сей, но ты положился на собственные силы природы своей, и от того стал опять не Петром, каменем, а тем, чем был ты по рождению, обыкновенным слабым человеком. Не говорил ли Я пред самым разлучением с тобою, когда шли все мы в вертоград Гефсиманскнй, что якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на (виноградной) лозе: тако и вы, аще во Мне не пребудете (Ин. 15:1-27)? Не ясно ли говорил Я вам тогда, указывая на виноград, мимо которого шли мы, что без Мене не можете творити ничесоже, что аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсшет?
Для сего-то и дал Я вам пред тем и оставил навсегда, под видом крови гроздовой, собственную Мою Кровь. Пребудешь ли, Петр, по крайней мере далее, во Мне, чтобы и Мне быть в тебе едино с тобою?
Господь спрашивает Петра три раза: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?» Эти три вопроса — напоминания о троекратном отречении Петра. Господь как бы говорил: ты три раза отрекся от Меня; теперь очисти свою вину троекратным признанием, что любишь Меня больше, чем кто бы то ни было.
В первый раз Господь спрашивает Петра: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня (ἀγαπᾷς Με) больше нежели они (πλεῖον τούτων, то есть прочие апостолы)? Очевидно, такое сравнение приводит на память Петру его заносчивость, когда он некогда высказал с такою уверенностью среди братьев: «Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь». Здесь заключалось утверждение: «Я люблю Тебя больше, чем все прочие, я не способен соблазниться о Тебе». И при всем том он отрекся от Него, и отрекся с клятвою и божбою. Но Петр не прежний уже. Он не утверждает сравнения в вопросе Иисуса; он не полагается теперь на свою силу и свое суждение; он не говорит: да, Господи, я люблю Тебя больше, нежели все мои соученики; он не говорит: я знаю, что люблю Тебя. Теперь мы видим гордость его сокрушенною, горячность его укрощенною: он уже не смеет больше возвышать себя над другими. Те покаянные слезы, которые он пролил в ту тяжкую ночь, сделали его глаза ясными и светлыми. Теперь он совершенно покоряется своему Учителю и Господу, ссылается на суждение Самого Сердцеведца, — со смирением отвечает «Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя (φιλῶ Σε)», но «больше, нежели они», — оставляет без ответа, не сравнивает своей любви к Господу с любовию прочих учеников, исповедует свою любовь безотносительно к любви соучеников, чего не сделал бы за несколько недель до этого. Притом вместо глагола ἀγαπᾷν, употребленного в вопросе Господа и означающего совершенную, глубокую, вечную любовь, Петр употребляет глагол φιλεῖν, выражающий просто личную привязанность, дружескую преданность. Нужно при этом заметить, что в вопросе Господа не заключается того, будто Он не знал о состоянии внутренней жизни апостола, будто Ему неизвестна была степень любви, которую питал к Нему Петр.
Господь спрашивает Петра во второй раз: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?» — но не употребляет уже «больше, нежели они» — уже без высказанного прежде упрека, видя из первого ответа глубокое смирение Петра, по которому он не дерзает сравнивать свою любовь к Господу с любовию прочих учеников. Петр не понимал цели, с какою повторен был вопрос, и повторил ответ в тех же самых выражениях.
Господь обращается к Петру в третий раз с вопросом: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня (φνλεῖς Με)?» Тяжело пали эти слова на сердце апостола, и, как замечает евангелист, «Петр опечалился». Больно ему стало, что Господь тот же вопрос повторяет в третий раз, как будто Он сомневается в сердечном расположении его к Нему, в его φιλεῖν, как замечает Мейер. Но со стыдом и печалью чувствует он, что его Божественный Друг имеет право и причину спрашивать его трижды: он вспомнил свой грех, когда трижды отрекся от Него, несмотря на свою прежнюю самонадеянность, на настойчивое уверение, что не оставит своего Учителя, хотя бы довелось ему за Него и в темницу, и на смерть идти. Со стыдом и печалью чувствует он, как в роковую ночь он показал себя в борьбе с искушением не твердым, как камень, человеком, не Петром, но слабым Симоном. При этом могла озаботить и опечалить его мысль, не провидит ли его Господь нового искушения, не менее, как прежнее, опасного для его любви? Не предвещает ли ему Он нового отречения от Него? Когда спрошен был Петр в третий раз, то смутился, говорит св. Иоанн Златоуст, убоявшись, чтобы опять не случилось того же, что было прежде; потому что и тогда он говорил с уверенностью, но последствия опровергли его. Но вместе с тем Петр сознает, что он верно и искренно любит Господа, верит в эту любовь к Нему, и потому с особенною силою и как бы с усилием исповедует эту свою любовь к Нему, ссылаясь на Его всеведение: «Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, как тяжко и глубоко я пал; но также Ты знаешь, что я люблю Тебя». Как в третий раз он с клятвою и божбою отрекся от Христа, так в третий раз с особенною силою исповедует свою любовь к Нему.
Господь отвечает Симону Петру на исповедание его любви непосредственно вслед за каждым ответом его на Свой вопрос: «Паси агнцев Моих, паси овец Моих». И этими словами Господь торжественно восстановляет падшего ученика в чине апостольства. «Примечательны обстоятельства этой беседы Господа с Петром, — говорит епископ Михаил. — С одной стороны, чудная ловитва рыбы, напоминающая ту, после которой Петр призван был к апостольскому служению (Лк. 5:5 и дал.), с другой — разведенный огонь, напоминающий тот, около которого он отрекся от Господа во дворе Каиафы. Трижды Петр отрекся, трижды спрашивает Господь Петра о любви к Себе, трижды слышит его исповедание, трижды поручает ему пасти овец духовного стада. Все это показывает, что эта беседа Господа с Петром имеет прямое отношение к отречению Петра от Господа, и можно полагать, что она имеет целью торжественное восстановление падшего Петра в чине апостольства. «Троекратным вопрошением и исповеданием врачует троекратное отречение и словами исправляет падение, бывшее на словах» (блж. Феофилакт).
«Паси агнцев Моих, паси овец Моих» — этими словами Господь показывает Петру, что цель его будущего апостольского служения не ловитва только человеков, но что он должен быть также верным пастырем приобретенных чрез это его служение членов духовного Царства Его. Теперь настало время вызвать в памяти его слова Спасителя: «Ты, некогда обратившись, утверди братьев твоих» (Лк. 22:32). Поэтому — неоднократное, настоятельное требование Воскресшего: «Паси агнцев Моих, паси овец Моих». Мало того, хочет Господь сказать Петру, что ты евангельскою проповедью обращаешь к вере в Меня людей, что они составляют собственность Мою, что они веруют во имя Мое и делаются членами Моего Царства, кроме этого, ты должен со всею верностью вести, руководить, питать и укреплять этих юных, нежных, слабых членов Моего Царства, иметь о них заботливый уход, как о новорожденных агнцах, и действовать до того, чтобы они всегда принадлежали Мне, пребывали в общении со Мною и были достойными членами Моего Царства. Мало того, что ты собираешь Мне стадо, ты должен также оберегать и стеречь это стадо и пасти его со всяким тщанием, как пасет пастух своих овец. К этому Я торжественно призываю тебя, это апостольство, эта пастырская должность — отныне твое призвание… Ясно, что в настоящем случае Господь повторил Петру то, что Он прежде сказал ему: «Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16:18). Теперь же Господь вручил Петру «дело созидания Тела Своего», Церкви (Еф. 4:12). Там сказано: создам; здесь питай, паси. Там обещано, предназначено; здесь предпоручено. И ученик не забыл, что ему в этот час повелел его Господь и Учитель. Он верно пас агнцев и овец своего Спасителя. Даже пред своею смертью он заботился о том, чтобы и другие пастыри были послушны этому повелению и поручению их Пастыреначальника и совершали это дело. Поэтому в своем первом послании он увещает пастырей: «Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно (и Богоугодно), не для гнусной корысти, но из усердия; и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду; и когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядающий венец славы» (5:2–4).
Но апостольская деятельность Петра, пастырство его требуют любви к Пастыреначальнику как необходимого условия для успешного и плодотворного прохождения сего служения. И Господь требует этой любви от Петра.
Показав цель, благословение и условие апостольской деятельности Петра, Господь открывает ему и конец ее: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь». Как бы так говорит Господь Петру: «До сих пор ты, Петр, был своенравным и самовольным, сам опоясывался и ходил, куда хотел. С юношеским восторгом ты хотел построить кущи на горе Моего Преображения, потому что тебе нравилось это. С юношескою самонадеянностью и самоуверенностью ты хотел идти на смерть за Меня. Недавно с юношескою быстротою ты опоясался одеждою и бросился с лодки в море, чтобы поспешить ко Мне, не дожидаясь Моего зова. Вообще до сих пор ты располагал сам собою самостоятельно, свободно во всех случаях твоей жизни. Но придет время, в старости твоей этого уже не будет с тобою: ты должен дойти и дойдешь до того, когда другие возьмут насильно, обнажат и опояшут тебя, а ты потянешь руки твои и принужден будешь идти нежелательным для твоей естественной воли и плоти, при всей бодрости духа и любви, тяжким путем насильственного исхода». Конечно, Петр понял символическую форму речи своего Господа, представил себе мысленно трудный путь последующей апостольской деятельности и полный образ крестной смерти, как конец этой деятельности. Что на это указал Господь, показывает нам евангелист Иоанн, который ясно прибавляет в объяснение иносказательной речи Иисуса: «Сказал же сие, давая разуметь[1], какою смертью Петр прославит Бога». Иоанн не говорит об исполнении на Петре пророческого слова Христова, конечно, потому, что вся Церковь того времени знала о мученической кончине Петра, распятого в Риме на кресте в царствование Нерона.
Высказав пророчество о мученичестве Симона Петра, Господь обращается в Своему ученику с требованием: «Иди за Мною». Просто, ясно и определенно это требование, которым повторяется только то, что до сих пор не раз уже Господь требовал от него и на что не раз уже с полным усердием он решался. Еще после первой чудесной ловли на озере Геннисаретском, когда ученики получили сильнейшее впечатление от Божественного могущества и величия Спасителя, они и особенно Петр оказались готовыми оставить все и последовать за Ним. К этому же последованию Он снова приглашает помилованного апостола; и последний прежде уже с большою радостью присоединился к Господу и в обращении и общении с Ним нашел высочайшее счастие своей жизни, в союзе с Ним чувствовал себя блаженным, испытав невыразимую любовь и величие Иисуса. Потому мало стоило ему труда по Его зову пожертвовать всем, оставить все и последовать за Ним. Но нынешнее последование было выше, чем простое присоединение к Воскресшему, чем простое внешнее общение с Ним. Без сомнения, оно прежде всего состояло в том, что Он сопровождал прославленного Спасителя, пока Он пребывал еще на земле в кругу учеников; но мы знаем, как скоро Он лишил их Своего видимого присутствия, чтобы возвратиться к Отцу, от Которого Он исшел и явился в мир, дабы снять с нас проклятие греха. Посему последование, к которому Он призывал Петра, должны мы понимать преимущественно как внутреннее, которое проявлялось бы у ученика в неотступном стремлении уподобляться своему Божественному Наставнику и Господу в мысли, желании и действии.
Слова Господа «Иди за Мною» стоят здесь в тесной связи с предыдущим. Эта связь указывает нам, очевидно, на последование Петра за Господом в страдании и мученической смерти. Воскресший только что открыл Своему ученику, «какою смертью Он прославит Бога», открыл ему будущую судьбу его жизни и непосредственно за этим говорит ему: «Иди за Мною». Ясно отсюда, что жизнь Петра будет подобна жизни Самого Господа, что она пройдет путем борьбы, страдания и мученической смерти. Этим путем шел Спаситель, и этим же путем пойдет за Ним и ученик. Что у него не будет недостатка в мужестве, терпении и смелости, об этом частью уже позаботился Господь посредством опытов, которые имел случай сделать Петр в Его обществе, частью позаботился еще позднее чрез послание Святого Духа, Который должен быть ему, равно и всем прочим ученикам, могущественнейшим Утешителем и Помощником на свидетельском пути, проложить который они были призваны. История показывает нам также, с какою преданностью, с какою самоотверженною любовью, с какою смелою верою, с каким постоянным мужеством следовал Петр за воскресшим Господом в страдании и смерти, как он терпелив был в страдании, к которому он был призван (1 Пет. 2:20–21), и как он оставался непоколебимым даже в виду смерти, которою он должен был прославить Господа.
Апостол Петр услышал и принял это требование, тотчас же готов был идти за своим Господом и Учителем, как и куда бы Он ни повел его. Он был уже не Симон, а Петр, сердце его стало твердо, как скала; он готов на смерть, чтобы только повиноваться голосу, который сказал ему: «Иди за Мною». Господь пошел из Галилеи, Петр шел за Ним, всецело исполненный мысли о своей мученической смерти. Оглянувшись назад, он увидел Иоанна, всегдашнего своего товарища и любимого Иисусом ученика, который тихо следовал за ними. Указывая на него, он спросил: «Господи! А он что?»
Почему Петр предлагает своему Господу и Учителю такой вопрос? Этот вопрос можно решать различно, как и делается это толкователями. Можно сказать, что это было излишнее и необдуманное любопытство, побудившее Петра к этому вопросу. Не довольно ему было знать, к чему он призван, какая определена была ему судьба, он хотел бы также получить достоверное известие о будущей судьбе жизни и своего соученика, тяжелее или легче будет Иоанну в жизни, чем ему. Это, конечно, излишнее любопытство. Можно далее сказать, что, может быть, в основании вопроса Петра заключалась не совсем-то чистая мысль: это было движение зависти. Он только что узнал, что ему предстоит тяжелый и трудный путь в служении Господу, что он окончит свою жизнь в борьбе и страдании, что этот путь, может быть, будет наказанием за грех отречения, которому он подпал. Между тем Иоанну ничего подобного не было возвещено, и отсюда он заключал, что на долю этого ученика падет легкий и приятный жребий, что, следовательно, он некоторым образом предпочтен ему. Поэтому он желал бы знать, тяжелее или легче, чем ему, будет Иоанну в его апостольской деятельности и жизни. Может быть, в том вопросе Петра к Господу относительно Иоанна сказалась у него минутная гордость, высокомерие. К нему только Господь обратился: «Иди за Мною», а к Иоанну такое определенное требование не относилось. Как легко могла возникнуть в сердце склонного к тщеславию и надменности ученика мысль: ты избранный; тебя, тебя преимущественно хочет привлечь к себе Господь; ты будешь Его доверенным преимущественно пред всеми другими. В этом случае вопрос его: «Господи! А он что?» был бы как бы требованием к Господу отослать назад Иоанна, запретить ему идти вместе с ними. Можно дать, наконец, и еще одно объяснение вопросу Петра, которое можно вывести из приложения слов об ученике, шедшем вслед: «Петр же, обратясь, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонясь к груди Его, сказал: Господи, кто предаст Тебя?» Почему Иоанн делает еще это приложение, которое, казалось бы, вовсе не относится сюда? Почему он упоминает о том вопросе на вечери: «Господи! Кто предаст Тебя?» Ответ: потому что этот вопрос сделан был тогда по желанно и знаку Петра. Петр и Иоанн были искренние и верные друзья; во всем Евангелии и в Деяниях Апостольских обнаруживается их взаимная любовь. Здесь мы можем также искать основания для вопроса Петра: он очень любил Иоанна, и сердечная дружба, сострадательная любовь к своему соученику внушила Петру тот вопрос. Ему стало жаль, что этот ученик не получил от Иисуса никакого слова, никакого обещания. Он охотно желал бы доставить и ему такое слово и такое обещание. Ему, Петру, высказана вся судьба до конца, и столь решительно и столь ясно, а о любимом его друге ничего. Посему естественно, что при виде Иоанна он желал бы соединить с полною уже известностью собственной участи, считавшейся, может быть, им величайшею милостию Божией для себя и величайшей славой своей, соединить известность участи и его друга, и как Иоанн на вечери спрашивал за Петра: «Господи! Кто предаст Тебя?» так и Петр взамен этого, может быть, по знаку также Иоанна, когда первый взглянул назад, спросил за него: «Господи! А он что?» Поелику Христос предсказал Петру величие, вручил ему вселенную, предвозвестил мученичество и засвидетельствовал, что его любовь больше любви других учеников; то Петр, желая иметь общником и Иоанна, говорит: Сей же что? Не пойдет ли и он одним с нами путем? Как прежде, не дерзая сам спросить Господа, поручил это Иоанну, так теперь, платя ему тем же и думая, что он хотел бы спросить о себе, но не смеет, сам берет на себя предложить о нем вопрос.
Как бы мы ни рассматривали дело, выводим ли вопрос Петра из любопытства, или из движения зависти, или из гордости, или, наконец, из любви к Иоанну, во всяком случае не можем не признать, что Петр, предлагая тот вопрос Господу, не имел на это права; что вопрос его был бесполезен и бесцелен. К чему он заботился об Иоанне, когда ему уяснилось назначение его! Он должен был следовать за Иисусом и это только иметь в виду; он не должен был смотреть ни направо, ни налево, но только думать о Господе и в своем следовании за Ним ничему не позволять останавливать себя. На это указал ему Господь в Своем ответе на его вопрос: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною». Этими словами Господь как бы так хочет наставить Петра: «Я иду из Галилеи; ты идешь за Мною; и ты заботишься о друге нашем Иоанне, что он остается. Какое тебе дело до судьбы других Моих учеников? Помни свою и никогда не теряй ее из виду; не думай ни о чем ином, как о том, что ты идешь за Мною и непоколебимо пребываешь в общении со Мною; заботься только об одном — всегда быть послушным Мне и следовать за Мною, ты по Мне гряди. А об Иоанне предоставь заботу Мне, поелику и он, как ты, Мой ученик. Я его люблю и не забуду. Путь его в Моей власти и предопределен Мною. Я поведу его в жизни его, может быть, и не таким путем, как тебя. Иоанн, может быть, пребудет, пока Я приду: коротко ли, долго ли это продолжится, это тебя не касается. По духу евангельской покорности судьбам, никогда в жизни не следует тебе входить в то, что скрыто в судьбах и тебя не касается. Ты по Мне гряди по пути страданий и смерти Моей». Св. Иоанн Златоуст говорит: «Христос говорит Петру: тебе поручено дело; заботься о нем, совершай его, терпи и подвизайся. Что тебе, если Я хочу, чтобы Иоанн здесь пребывал? Ты смотри за своим делом и о нем заботься». Таким образом, Своими словами Господь показывает Петру, что он не имеет права и цели спрашивать о судьбе Иоанна. Эти несколько темные слова Господа ввели первоначальную Церковь в недоразумение, что Иоанн не должен умереть до второго пришествия. Христа, и служили с самого начала предметом различных сказаний и толкований. Мы ограничимся показанием простейшего их смысла. Если именно обращенное к Петру требование Господа «Иди за Мною» относилось к особенному назначению ученика следовать за Спасителем путем борьбы и страданий, который должен кончиться крестом, мученическою его смертью на кресте, то слова Господа «Я хочу, чтобы Иоанн пребыл», очевидно, означают противное и относятся к тихому и спокойному образу жизни этого ученика. Ему не было определено идти в жизни таким трудным путем, как Петру. Деятельность его в служении Спасителю меньше будет полна борьбы и опасности, и он прославит Бога не мученическою смертью, но в спокойном терпении будет ждать той минуты, когда, Господь придет отозвать его к Себе от земных трудов его посредством обыкновенной естественной, не мученической кончины. Что Иоанн не умрет, на это нет ни малейшего указания в словах Господа, как и сам евангелист говорит: «Иисус не сказал ему, что не умрет». Они показывают только, что в противоположность трудной, богатой испытаниями жизни Петра, Иоанн будет идти в жизни спокойным, тихим путем. Пылкий, огненный, решительный и нередко надменный Петр должен проходить терновый путь, должен получить венец славы в жестокой борьбе среди бедствий и страданий. Напротив, Иоанн хотя и вступает в тесные врата и узкий путь (Мф. 7:14), но его жизнь останется пощаженною тяжкою борьбою и сильными потрясениями; тише и спокойнее, чем у Петра и Павла, протечет его жизнь, пока он не перейдет в вечность посредством тихой и спокойной смерти.
Единиинадесяте ученицы идоша в Галилею: и видевше Его, поклонишася Ему, ови же усомнешася (Мф. 28:16–17). Это, мне кажется, было то последнее явление Иисуса Христа в Галилее, когда Он послал их с повелением крестить. Если же некоторые усомнились, то и в сем случае подивись их любви к истине, что они не скрывали своих погрешностей даже в последние дни с ними случившихся. Итак, что Он сказал, явившись им? Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Опять говорит с ними по-человечески, поелику они не прияли еще Духа Святого, Который бы соделал их возвышеннее. Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам. Здесь Он говорит об учении и заповедях, но ничего не упоминает об иудеях, молчит о прежних происшествиях, не укоряет Петра за его отвержение и никого из прочих за бегство, а только повелевает возвестить по всей вселенной учение, которое им вручил вместе с заповедию о крещении. Но поелику им заповедал дело великое, то, одобряя их сердца, сказал: Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Не видишь ли опять силы Его? И не видишь ли притом, с каким снисхождением Он говорит это? Не с ними только будет находиться, говорит Он, но и со всеми теми, которые после них будут веровать. Ибо апостолы не могли пребыть до скончания века, но Он говорит ко всем верным, как бы к одному телу. Не говорите Мне, сказал Он, о препятствиях со стороны обстоятельств: Я с вами, Я разрушающий все препятствия. Это и в Ветхом Завете говорил Он часто пророкам: Иеремии, когда тот указывал на юность свою; Моисею и Иезекиилю отказывающимся Он говорил: Я с вами. То же самое и в сем случае говорит ученикам Своим. Теперь посмотри, какое различие между теми и другими. Те часто отказывались, будучи посылаемы к одному народу: сии, посылаемые во всю вселенную, ничего подобного не говорили. О скончании же века Он напоминает им для того, чтобы более привлечь их и чтобы они не на настоящие скорби только смотрели, но и на будущие бесконечные блага. Скорби, говорит Он, которым вы подвергнетесь, оканчиваются с сею жизнью, поелику окончится и самый век; блага же, которые вы получите, вечны, как Я вам и прежде часто говорил. Таким образом, укрепив и ободрив их дух и сим напоминанием о последнем дне, Он послал их в мир.
Господь наш Иисус Христос по воскресении Своем из мертвых многократно являлся Своим ближайшим ученикам и другим верующим в Него в продолжении четыредесяти дней до Своего вознесения на небо. Первые Его явления имели целию дать полное удостоверение в том, что Он действительно воскрес из мертвых. В других последующих явлениях Он глаголал яже о Царствии Божии (Деян. 1:3), преподавал высшие познания истин и таинств веры и устроял Свою Церковь. Евангелист Матфей в конце своего Евангелия описал одно из сих явлений, имеющее особенную знаменательность, как можно усмотреть, между прочим, из того, что в других явлениях Господь открывал Себя одному или многим, без предварения, как внезапный посетитель или спутник, а о сем явлении предварил учеников Своих и назначил для него место: Да идут в Галилею, и ту Мя видят (Мф. 28:10).
Евангелист не определяет времени сего явления, но, без сомнения, оно последовало уже тогда, когда предшествовавшими явлениями по крайней мере в ближайших учениках Его достаточно была утверждена и освобождена от сомнений вера в совершившееся воскресение Господа.
Хотя евангелист только на одиннадцать апостолов указывает как на очевидцев сего явления Господа; однако вероятно, что в сем участвовали и многие другие. Вероятно, к сему клонилось и раннее о сем явлении предварение и назначение места в Галилее, где Христос Спаситель много проповедовал прежде страдания Своего и где тогда много было уверовавших в Него; и, конечно, из сих-то овии усумнешася, не были приготовлены видением предшествовавших явлений Воскресшего, как приготовлены были апостолы.
Господь Иисус начал Свою евангельскую проповедь возвещением, что приближися Царство Небесное (Мф. 4:17), и при конце Своего земного поприща уже самою короткою мерою определял сию близость: Не имам ясти, не имам пити, дондеже Царствие Божие приидет (Лк. 22:16, 18). Но ученики Его еще не довольно понимали Царствие Небесное; они еще не освободились от иудейской мысли о земном царстве Мессии. С Воскресением Господа настало время, поелику открылась удобность, дать им ясное, опытное понятие о Царствии Небесном, показать им оное в самом действии. Для сего воскресший Господь является собранным по предварительному повелению Его в Галилею ученикам и провозглашает Свое воцарение в том Царстве, которого приближение предсказывал: приступль Иисус, рече им, глаголя: дадеся Ми всяка власть па небеси и на земли. Теперь видите: Царь предвозвещенного царства есть воскресший Христос; Его Царство есть Небесное, потому что Его воскресшая жизнь очевидно есть уже не земная, а небесная и пренебесная, и такова же Его деятельность, но царство Его не ограничивается небом, а простирается и на всю землю, для того в особенности, чтобы верующих в Него человеков из земной, несовершенной, смертной жизни, посредством благодатного возрождения возводить в жизнь небесную, совершенную, в блаженство Царства Небесного.
Но слово Господа воскресшего, разрешая вопрос, что такое Царство Небесное, которого приближение Он предсказывал, в то же время порождает другой вопрос: каким образом не прежде чем по воскресении дана Ему всякая власть на небеси и на земли, когда Он имел сию власть от вечности, яко Единородный Сын Божий, Которым создана быша всяческая, яже на небеси и яже на земли (Кол. 1:16), и Который носит всяческая глаголом силы Своея? (Евр. 1:3).
Для разрешения сего вопроса надлежит различить состояние Сына Божия до Его воплощения от состояния Его по воплощении, состояние Его как Бога и состояние Его как Богочеловека. По первому состоянию, как Бог, Он имеет всегдашнюю неограниченную власть над всем, что Им создано и провидением Его хранимо и управляемо. Во втором состоянии Он, вступая в земную жизнь, Себе умалил, зрак раба приим (Флп. 11:7); и тогда слава Божества Его была сокрыта; Его человечество только еще готовилось к прославлению. Принеся Себя, по человечеству, за повинное пред Богом наше всеродное человечество, в очистительную жертву правосудию Бога Отца, Он приобрел в Воскресении Своем прославление Своему человечеству и вместе надежду прославления нашему всеродному человечеству. Туда, где от века пребывал Он и пребывает как Бог, теперь восшел как Богочеловек, превыше всех небес, и, как воспевает Церковь, Ангели дивятся, человека зряще превыше себе (Стихира на вознесение Господне).
До крестной смерти и Воскресения Христа Спасителя для человека, грехом и осуждением греха изринутого из рая, рай и небо заключены были вечным правосудием, и не видно было власти, их отверзающей, врата ада за нисходящими в него грешниками были заключены, и не видно было власти, их отверзающей. Воскресший Христос есть святый и истинный, имеяй ключ Давидов, — крест, отверзаяй, и никтоже затворит (Откр. 3:7). Ему дадеся власть отверзать ад и изводить древле осужденных, отверзать небо и вводить помилованных.
Власть, которая дадеся воскресшему Христу Богочеловеку на земли, есть та же, действующая здесь начинательно, которая действует совершительно на небеси. Здесь Он вводит верующих из Царства поврежденной природы в Царство благодати, чадам ветхого Адама дает область чадом Божиим быти (Ин. 1:12): там из Царства благодати возводит их в Царство славы.
Наконец, в провозглашении царской власти воскресшего Христа да не будет оставлено без особенного внимания открываемое пространство сей власти: всяка власть на небеси и на земли. В каких разнообразных видах является всяка власть Его на небеси, это недоступно нашему созерцанию. Помыслим о ближайшей к нам всякой власти Его на земли. Если Он имеет всякую власть, то нет здесь никакой власти и силы, которая не была бы подчинена Его власти. Простирая власть благодати на каждую душу верующую и на все царство веры, на созданную Им Церковь, Он также простирает власть Своей премудрости, благости и правды и на видимую жизнь человека, личную и общественную, и на все царство природы. Подвластно Его премудрости и благости животворно солнце светит, ветер дышит, облака дождят, вода орошает и поит, земля износит благопотребные человеку прозябения. Под властию Его премудрости и благости рождается человек, возникает семейство, возрастает, укрепляется и цветет народ, созидается, утверждается и возвышается царство. Под властию оскорбленной благости и правды Его солнце опаляет, воздух дышит тлетворно, облак пускает смертоносные стрелы молний, вода потопляет, земля отказывает человеку в дарах своих. Под властию оскорбленной благости и правды Его невнимательный к сей власти человек лишается света и блуждает, семейство расстраивается, народ смущается, царство колеблется. Кроткую для кротких, а для шатающихся языков, для людей, поучающихся тщетным, для расторгающих узы Божественного закона — грозную власть дал Отец Небесный Единородному Сыну Своему, Царю Христу, Своим предопределением: Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое; упасеши я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я (Пс. 2:1; 3:8–9).
По-славянски назнаменуя (σημαίνων). Может быть, со словом сим сделал Господь самым делом знак (σημείον) распростертия рук в крест Божественными Своими руками и тем поставил в виду Петра собственный Свой образ в распятии.