С. А. Жебелев

ЕВАНГЕЛИЯ КАНОНИЧЕСКИЕ И АПОКРИФИЧЕСКИЕ

Пётроград

1919

 

Издательство «Огни»

Ред. Golden-Ship.ru 2011

 

СОДЕРЖАНИЕ

I. Вступительные замечания

1) Общая характеристика евангелия 2) Задача Очерка 3) Точки зрения при изучении евангелия, историческая точка зрения, Штраус Ренан Ревилль, Историко-литературная точка зрения 4) Евангелие и эллинизм, эллинистический язык 5) Группировка евангелий 6) Ново-заветный канон 7) Автор­ство евангелистов 8) Источники первых трех еван­гелий, традиция устная и письменная 9) Свидетель­ство Папия 10) Термин „евангелие"

II. Синоптические евангелия

1) Синоптические евангелия 2) Евангелие от Марка, его композиция, его отличия от первого и третьего евангелий, его основа, время и язык 3) Первое евангелие, свидетельство о нем Папия, источники и состав первого евангелия, его общий характер и цель, ветхо-заветные пророчества в нем, его особенности, группировка поучений в нем 4) Третье евангелие, ею автор, третье евангелие и .Деяния апостолов", полнота третьего евангелия, его источники, его время и стиль 5) Синоптическая проблема, попытки ее раз­решения, почему попытки4эти неудачны? процесс обра­зования синоптических евангелий, разрешима ли сино­птическая проблема

III. Четвертое евангелие

1) Автор четвертого евангелия, характерные отличия четвертого евангелия 2) Его происхождение, его язык 3) План четвертого евангелия 4) Уче­ние о Логосе в четвертом евангелии 5) Ком­позиция четвертого евангелия и его отличия от осталь­ных 6) Хронология четвертого евангелия, его историко-литературное значение

IV Апокрифические евангелия

1) Ранне-христианская апокрифическая литера­тура 2) Логии Христа, логии из Оксиринха

3) Евангелие из Оксиринха 4) Евангелие от Петра 5) Евангелие от евреев 6) Евангелие
евинонитов, евангелие от двенадцати, евангелие от египтян 7) Евангелия гностические 8) Еванге­лия „Детства Христа", прото-евангелие Иакова, еванге­лие Фомы 9) „Деяния Пилата", евашелие Никодима, „Сошествие Христа в ад" 10) Характерис­тика апокрифических евангелий

V. Заключительные замечания

1) Содержание и форма канонических евангелий 2) Евангелия, иудейство и эллинство, евангелия и эллинизм 3) „Слова" и „Дела" Христа, легендарные мотивы в евангелиях, их сближение с эллинскими легендами, эллинистические параллели в евангелиях 4) Эллинская и христианская литература 5) К какому литературному жанру евангелия относятся

 

 

 

Предлагаемый вниманию читателя „Общий Очерк" возник из курса общедоступных лекций, читанных мною в Первом Петроградском уни­верситете в летнем семестре 1918 г

В числе слушателей курса был безвременно скончавшийся 23 минувшего октября академик Яков Иванович Смирнов

Светлой памяти моего незабвенного друга посвящаю эту небольшую книгу

С. Жебелев

Ноябрь 1918

I. Вступительные замечания

1 Евангелие Кто может назвать книгу, культурному человечеству более знакомую, более близкую, более дорогую? Кто из грамотных людей не раскрывал этой книги, не читал ее, если не от первой до последней страницы, то хотя бы в отрывках? Кому из неграмотных людей не приходилось слу­шать чтение отрывков из этой книги другими? Книга всем и каж­дому хорошо известная и вместе с тем, книга полная таинствен­ности, книга, возбуждавшая и возбуждающая, при ближайшем и более тесном соприкосновении с нею, ряд недоуменных во­просов, неразрешимых загадок, непримиримых противоречий

Последнее обстоятельство может показаться странным И вот почему вряд ли какой-либо другой книге посвящено было и посвящается по сие время столько исследований, сколько насчитывает их евангелие Вокруг него и в связи с ним создалась такая литература, которая, будучи собрана вместе, составила бы большую библиотеку Если бы кто пожелал про­читать все то, что написано об евангелии, он должен был бы всецело отдаться этому чтению и все таки, вряд ли бы он успел, даже если бы судьба послала ему долгий век, спра­виться с этой задачей А человека, пожелавшего внимательно изучить евангельскую литературу, хотя бы в лице ее наибо­лее крупных и авторитетных представителей, постигло бы сна­чала недоумение, а потом отчаяние* он убедился бы, что по многим вопросам, иногда вопросам первостепенной важности, связанным с евангелием, в литературе, ему посвященной, царит в мнениях, ученых-исследователей глубокое разногласие То, что, казалось бы, одним ученым обстоятельно раз'яснено и неопровержимо доказано, другой ученый разбивает и опро­вергает при помощи столь же основательной аргументации, с какою первый пытался доказать истинность защищаемых им положений Когда знакомишься с простым обзором тех мнений, которые были высказаны в ученой литературе об евангелии, начинает казаться, будто попал в какой-то лаби­ринт огкуда нет и не может быть выхода отдельные нити учены\ и мнимоученых домыслов, основательных и шатких предположений, блестящих и беспочвенных фантазий — все это переплетается в один клубок, все это нагромождается друг на друга

Евангелие — удивительная книга' Попробуйте читать его сплошь, страницу за страницей, и вы убедитесь, что нет книги более простой, понятной, легко усвояемой' Но стоит начать внимательно и вдумчиво читать евангелие, обратиться к изучению его—и сколько затруднений встретится на каждом шагу, сколько возникнет недоуменных вопросов и по поводу всей книги, в ее совокупности, и по поводу ее отдельных частей, глав, сграниц и даже строк

Огчего же все это происходит? Чем все это обгоняется? Прежде всего, тем, чю евангелие, несмотря на свои неболь­шие размеры, слишком богато содержанием Далее, тем, что, по своему содержанию, евангелие касается одного из важней­ших моментов в истории человеческой культуры Наконец, тем, что наши сведения об евангелии слишком скудны, слиш­ком отрывочны, особенно те сведения, которые восходят ко времени, близкому к возникновению евангелия, иными сло­вами, у нас слишком мало надежных источников об еванге­лии А это ведет к тому, что зачастую, чтобы не сказать постоянно, приходится в самом евангелии искать ответы на различные вопросы, по поводу и в связи с ним возникающие Так как само евангелие, по присущим ему свойствам, далеко не всегда в состоянии дать ответы на эти вопросы, полу­чается своего рода заколдованный круг, в лучшем случае— уравнение со многими неизвестными

2 Стоит ли пытаться решать это уравнение[1]? Стоит ли к массе книг, существующих об евангелии, прибавлять новую? Вопросы вполне резонные, и, чтобы не возникло, с самого же начала, недоумений между читателем книги и ее автором, последний должен дать на них посильные ответы Они сво­дятся к установлению следующих положений а) Продолжитель­ное, упорное, внимательное изучение евангелия многими уче­ными—а среди них были и бывают выдающиеся умы—должно было, разумеется, принести и принесло плоды если далеко не на все, то на некоторые вопросы, относящиеся к еванге­лию, наука дает теперь вполне точные и определенные ответы По многим другим вопросам ученые, повидимому, приблизи­лись к наиболее правдоподобному их разрешению В такой сложной и ответственной проблеме, как вопрос об евангелии, полезно постоянно помнить о различии между истинным, правдоподобным и вероятным, и там, где это нужно, подчер­кивать это различие со всею решительностью, предпочитая, по ходу дела, откровенно сказать не знаем, не можем ре­шить, нежели строить такие предположения, обосновать кото­рые либо не представляется возможным, либо не хватает сил б) За последнюю четверть века интерес к евангелию про­являлся в ученой западно-европейской литературе чрезвычай­ный, причем поставлены были на очередь многие вопросы «вязанные с евангелием, совершенно заново, намечены были новые пути в деле его изучения Русские ученые, п бого­словы и историки, осгались, пока что, в стороне от этого дви­жения, несмотря на то, что наше общество за последние годы горячо интересовалось и интересуется религиозными вопросами А так как обсуждение этих вопросов неизбежно всегда вос­ходит и будет восходить к евангелию, как первооснове и первоисточнику христианства и христианского вероучения, то автору настоящего „общего очерка" и казалось небесполезным познакомить читателя, познакомить бесхитростно и беспритя­зательно, с теми результатами в деле изучения евангелия, которые могут быть признаны более или менее прочно уста­новленными, отметить, какие стороны евангельской проблемы все еще остаются нерешенными, указать, отчасти хотя бы, на те новые пути в деле изучения евангелия, которые, за по­следнее время, в ученой литературе обозначились

3 Однако, и ограничив свою задачу, автор не мог, да и не смел коснуться евангельской проблемы во всей ее совокупности Проблемаэта охватывает область слишком широкую,сложную иразно-образную Евангелие изучали и изучают, преимущественно, с четырех основных точек зрения Другими словами, к достав­ляемому евангелием материалу ученые подходили и подходят с четырех, хотя и различных, но тесно друг с другом сопри­касающихся, сторон богословско-философской, историко-крити­ческой, литературно-исторической и формально-филологической

Успешнее всего шла работа формально-филологическая Самый текст евангелия может считаться теперь установлен­ным прочно и надежно на основании сохранившегося до нас рукописного предания В связи с этою формально-филологи­ческою работою на прочную почву встало и реально-филоло­гическое изучение евангельского текста, его эксегеза, толко вание евангельских „реалий"

Богословская литература, посвященная евангелию, как книге боговдохновенной, огромная Так как автор „очерка" не богослов и вопросами, относящимися к богословию, не зани­мался, то с его стороны было бы дерзостью входить в разбор евангельского богословия К тому же, при обсуждении его, неминуемо приходится сталкиваться с конфессионализмом, а уже одно это лишает возможности выдержать строго об'ективную позицию

Историк пользовался и пользуется евангелием, как главным и основным источником для изображения жизни и деятель­ности основателя христианства Задача эта сопряжена с не­преодолимыми затруднениями Известно, что достоинство вся­кой биографии зависит от количества и качества источников, легших в ее основание Вопрос об источниках евангелия, как придется еще указывать ниже, поставлен очень остро и окон­чательного разрешения не получил Позволительно вообще спро­сить в состоянии ли мы сказать что - либо вполне определенное о жизни Христа, если оставаться на почве строго научного исследования? Пока не будет доказано, что евангелие должно считаться историческим источником для воссоздания реальной, фактической биографии Христа, самое большое, что мы можем извлечь из евангелия, сводится к тому, что мы, на основании евангельских показаний, получаем представление, как думала о Христе первоначальная христианская община, во что она верила

Рассматривая евангелие, нельзя упускать из виду, что оно не только боговдохновенная книга, не только историче­ский источник, но что оно прежде всего памятник литературы Можно утверждать даже большее историко-литературная оценка евангелия должна предшествовать оценке его и с спе­циально богословской и с исключительно исторической точек 'зрения Господствовавшее раньше стремление изолировать не только евангелие, но и вообще памятники ранне-христианской литературы, поставить их вне связи с современной им, или близко предшествовавшей им однородной литературой, вряд ли могло содействовать установлению правильного взгляда на евангелие, как памятник литературы Теперь замечается дру­гая тенденция не отрывать евангелия от окружающей его литературной среды, но сблизить его с нею И такая поста­новка дела должна быть признана и правильной и целесо­образной В самом деле изолировать ранне-христианские па­мятники, в том числе и евангелие, из предшествовавшей им и современной им литературы значило бы встать, при их оценке, на фальшивую точку зрения, рассматривать их с спе­цифическими целями, отказаться от сравнительного метода их изучения, и тем самым не повысить, а понизить их зна­чение в общей истории человеческой культуры Всякое про­изведение мыс та человеческой лучше всего постигается из сравнения его с подобными ему, или близкими к нему дру­гими произведениями И те исследователи памятников ранне христианской литературы, которые боятся, как греха смерг-ного, искать к ним параллелей и аналогий в языческой ли­тературе, им предшествовавшей и им современной, вряд ли стоят на правильном пути Разумеется, всякое сравнительное изучение литературных памятников должно быть производимо с большою осмотрительностью, без каких-либо предвзятых стремлений и намерений, без привлечения аналогий сомни­тельных, параллелей неубедительных Но с тем бблыним осно­ванием историк литературы должен отмечать то, что, действи­тельно, аналогично, чго, на самом деле, параллельно Рабо­тать в духе указываемого метода следует, однако, не торопясь, и правильнее начать работу с установления мелких, но строго фактических дегалей, чтобы, по мере накопления материала переходить от него к более или менее широким обобщениям, при непременном условии, чтобы вся работа производилась в рамках исторической перспективы И лишь когда такая ра­бота над евангелием, как историко-литературным памятником, будег произведена, мы будем в состоянии правильно оценить его и как исторический источник и воспользоваться показа­ниями евангелия для воссоздания как биографии Христа, так и основ христианского вероучения Изучение евангелия слиш ком долго находилось в исключительном обладании богословов Они сделали для изучения евангелия очень много, и заслуги их в этом отношении неоспоримы, но все же большинство богословских работ, посвященных евангелию, всегда страдали и страдают одним важным, хотя и неизбежным, по существу дела, недостатком они односторонни и, в силу этого, неисторичны

А это, в свою очередь, повело к тому, что две самые за­мечательные и блестящие попытки воссоздать, на основании евангельских сообщений, биографию Христа вряд ли могу г быть признаны удачными Если Давид Штраус в своей „Жизни Иисуса" (сочинение появилось в 183^б/с г) *) зашел сжшком далеко в применении критики евангельских показаний, если у него история Христа превратилась в миф о Христе, то у Эрнеста Ренана (его „Жизнь Иисуса" появилась в 1856 г) [2]) „роковой разлад между верой и наукой нашел себе разреше­ние в области, одинаково чуждой обоим"—в области эсте­тики, и исторический Иисус превратился у Ренана в Иисуса легендарного, а история Христа заменилась романом, правда, очень красивым и изящным, но все же романом На более правильный и определенный путь научное исследование жизни Иисуса встало тогда, когда эту жизнь стали рассматривать на фоне культуры окружающего его мира, когда начали ближе при­сматриваться п к иудейской и к эллинской, точнее эллино рим­ской среде, из которой этот мир состоял Книга Альбера Ре-вилля „Иисус Назарянин" (появилась в 1897 г) [3]), построен­ная по иному методу, чем сочинения Штрауса и Ренана, представляет несомненный прогресс, но и она страдает су­щественным недостатком Окружая Христа исключительно иу­дейской обстановкой, Ревилль слишком поспешно устраняет обстановку эллино-римскую А последняя, как это выясняется все более и более, играла, да и не могла не играть, очень видную роль в ту эпоху, когда протекала жизнь Хряста и создавалось его учение

Так как евангелие является нашим главным, чтобы не сказать единственным, источником для воссоздания биографии Христа, то, понятно, по какому пути должно направляться и изучение его, как памятника историко литературного Мы должны не только внимательно рассмотреть евангелие, как таковое, с историко литературной точки зрения, не только тщательно взвесить те скудные показания, какие у нас имеются об евангелии, но и близко присмотреться к тому, в каком от­ношении стой г евангелие к современным ему и предшество­вавшим ему памятникам литературы, зависит ли оно от них и, если да, то какова степень этой зависимости

Конечно, для правильного разумения и надлежащей оценки евангельских показаний одного исключительно литературного исследования недостаточно оно только „поставит" вопрос, но не „разрешит" его Последнее слово должно остаться за исто­рией религий, она использует, для своих надобностей, резуль­таты историко-литературного исследования, коль скоро последнее будет произведено на строго об'ективных началах

Евангелие написано на древне-греческом языке И этот виешний об'ективный признак определенно указывает, к ка­кому отделу истории мировой литературы евангелие должно быть относимо Этот отдел—история древне-греческой литера­туры, точнее сказать, тот период в истории древне-греческой лигературы, который носит название периода эллинистиче­ского

4 Терминами „эллинизм", „эллинистический" обозначается определенный период греческой истории, особый этап развития греческой культуры Он начинается со времени образования мировой державы Александра Великого, следовательно с конца IV в до Р Хр, хотя подготовлялся он всем предыдущим развитием греческой культуры Существенное отличие эллини­стического периода от предшествующего ему периода, эллин­ского, заключается в том, что эллинская культура, бывшая

до того культурою местного, теперь становится культурою •общемировою, что ей начинают подчиняться также и негре­ческие народы, оказывающие, в свою очередь, с этих пор свое влияние на культуру эллинскую В результате этих взаимных воздействий и создается эллинистическая культура В ее основе заложены элементы культуры эллинской, но к этим элементам присоединяются элементы культуры тех восточных стран, которые вошли в состав монархии Александра Великого и из которых самыми важными и могучими были царства египет­ское и сирийское, точнее передне-азиатское Когда монархия Александра вошла в состав римского государства, последнее также восприняло элементы эллинистической культуры, удер­жав, однако, при этом и свои собственные национальные черты

Конечно, процесс образования эллинистической культуры шел постепенно, развивался в отдельных странах неравно­мерно и не повсеместно носил одинаковый характер Гово­рить обо всем этом подробно на страницах настоящего „очерка" не представляется возможным Но необходимо помнить, что 'евангелие является продуктом также этой эллинистической культуры и представляет собою памятник общей эллинисти­ческой литературы, на фоне которой оной должно быть рас­сматриваемо

К этому обязывают причины характера не только внутрен­него, но и внешнего язык, на котором написано евангелие, язык эллинистический, или, как он обыкновенно называется, koine, язык „общий", „общепринятый" Правильнее, однако же, было бы именовать этот язык просто эллинистическим, а еще правильнее было бы называть его не языком, а диалектом, наречием, входящим в общий состав -языка греческого Рас­пространение эллинистического языка восходит к концу IV в до Р Хр, основою его является аттицизм с значительной примесью ионизма Эллинистический язык принимал различную «краску в различных местностях, в зависимости от этнического состава их населения, он не мог вполне вытеснить местных диалектов, но сильно сгладил их особенности

Иудеи, жившие в Палестине, и иудеи рассеяния узнали, на первых порах, эллинистический язык из обиходного разго­вора, по ежедневным сношениям ради торговых и практиче­ских интересов, от более многочисленной части населения, го­ворившей по гречески, но менее культивированной Разумеется, и усвоив эллинистический язык, иудеи, в течение долгого вре мени, продолжали мыслить на еврейский лад Так как дух и строй еврейского языка существенно отличается от греческого, то и в воспринятый иудеями эллинистический язык они вно­сили много евраизмов, придавали ему заметную евраистическую окраску С тех пор, как на этот евраистическо-эллинистический язык были переведены книги Ветхого завета („перевод LXX тол­ковников"), он стал языком литературным На этом-то евра-исгическо-эллинистическом языке написано и евангелие

В языке евангелия нашли отражение три элемента элли­нистический, евраистический и христианский, последний—по­стольку, поскольку в языке евангелия отразились христианские идеи Исследователи евангельского языка, однако, справедливо отмечают, что христианский элемент в апостольских посланиях оказывается более значительным и отчетливым, более чистым и специально христианским, чем это наблюдается в евангелии, где он несколько окутан иудейским покровом

5 Говоря об евангелии, мы имели до сих пор в виду исключительно так называемое четвероевангелие, т е, хорошо всем знакомые евангелия ог Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна Эти четыре евангелия составляют, как известно, часть Нового завета Но, кроме этих четырех евангелий, существует много других произведений, которым также усвояется название евангелий, но которые не нашли себе места в Но­вом завете Эти евангелия принято называть „апокрифиче­скими", в отличие от четырех ново-заветных евангелий, которые называют „каноническими" Последнее название объясняется тем, что эти четыре евангелия приняты церковью в ново-за­ветный канон Таким образом, „апокрифические евангелия" означают то же, что евангелия неканонические, или в ново заветный канон непринятые

До поры до временя мы будем иметь в виду только кано­нические евангелия

6 Прежде чем приступить к их обзору, необходимо кос­нуться вопроса об образовании ново-заветного канона вопрос этот имеет значение для уяснения истории евангелий

Слово „канон" (капбп), на языке раннего христианства,, означавшее вообще всякую норму, всякое правило, начиная с IY в получило специальное значение —в смысле списка ново-заветных книг, принятых церковью

Из свидетельств писателей, из сохранившихся перечней канонических книг, наконец, на основании наиболее древних as сохранившихся рукописей Нового завета, можно установить следующие факты а) сочинения, ненаходящпеся ныне в Но­вом завете, значились в нем в свое время наряду с сочине­ниями, признаваемыми теперь каноническими, б) некоторые ново-заветные книги были включены в канон уже после того, как он, в существенных чертах, был завершон

Первоначальное христианство признавало священными и боговдохновенными писаниями книги Ветхого завета, для про поведи же и распространения нового учения пользовалось устного его передачею По мере того, как христианство рас­пространялось все шире и шире, охватывало все большие и большие области, а сами христиане стали все больше и больше отдаляться от тех фактов, или известий о них, на которых основывалась устная традиция, сама собою должна была явиться потребность зафиксировать такие сочинения, которые, с одной стороны, обеспечивали бы устную традицию от оши­бок, искажений и даже фальсификации, а с другой — могли бы, способствовать распространению христианского учения в тех кругах, куда устное проповедничество не могло дойти G этой целью возникли а) апостольские послания, б) повествования о „словах" и „делах" Христа, которые читались при богослужении Из этих-то сочинений, по всей вероятности, предназначенных прежде всего, для церковного употребления, и должно былс возникнуть постепенно собрание ново-заветных книг Разу­меется, к употреблению при богослужении допускались только такие книги, которые были отнесены к числу священных А таковыми в различных местах признавались далеко не одни и те же сочинения Вот почему отдельные книги ново-завет­ного канона испытали различную судьбу Ранее всего об­щее признание встретила значительная часть посланий апо­стола Павла Затем сюда отнесены были евангелия и „Деяния апостолов" Зато такие ново-заветные книги, как, например, послание к евреям, Апокалипсис и другие были приняты в канон сравнительно поздно и далеко не во всех христиан­ских общинах В общем можно принять, что начало созданию канона было положено во второй половине II в (его основные составные части были „канонизированы", быть может, уже в конце I в), окончательное же завершение его произошло лишь в IV—V вв — и это в восточной половине империи, а в западной еще позднее

История образования ново-заветного канона поучительна и для канонических евангелий Она показывает, что прошло довольно значигельное время, пока евангелия были признаны каноническими До того времени устная традиция могла про­должать разрабатывать повествования о жизни и учении Христа Каноническим евангелиям могли предшествовать и другого рода попытки закрепить в письменной форме тради цию о Христе Наконец, наряду с каноническими евангелиями, в некоторых случаях, могли пользоваться авторитетом и еван­гелия, признанные потом апокрифическими По общепринятому мнению, ново-заветный канон, в окончагельном виде, составился из соединения таких священных книг, которые признавались и читались в значительных христианских церквах и которые счи­тались согласными с общим направлением тогдашней христи­анской мысли Конечно, в то время и речи не могло возник­нуть о критически-научном отношении к сочинениям, вошед­шим в канон, отношении, которое основывалось бы на иссле­довании вопроса о происхождении и истории возникновения этих сочинений

7 Общепризнано, что канонические евангелия не совре­менны тем событиям, о которых они повествуют, а возникли поколением позже их Предание приписывает канонические евангелия определенным авторам, из которых двое, Матфей и Иоанн, были очевидцами жизни Христа, двое других, Марк и Лука, были близки к апостолам Петру и Павлу

Как мы должны относиться к этому преданию об авторстве евангелистов? Древности было чуждо понятие об авторском праве, и древний писатель терял право на свое произведение с момента его появления в свет Так как никаких материаль­ных выгод автор от своего произведения не имел, то ему оставалось заботиться только о том, чтобы его произведение нашло себе возможно более широкое распространение

Это обусловило любопытное явление, проследить которое можно на протяжение всей древности чтобы обеспечить про изведению популярность, чтобы придать ему авторитетность, его иногда связывали—сам ли автор, или его друзья, или его ученики, или вообще лица, заинтересованные в создании успеха произведению, — с тем или иным „громким именем" A prion нет оснований сомневаться, или отрицать, что четыре упомянутых евангелиста оставили записи о жизни и деятель­ности Христа Но были ли эти записи, если они действительно существовали, именно теми евангелиями, какие значатся в ново-заветном каноне? Ряд соображений говорит против этого а) язык, на котором написаны евангелия, греческий Между тем и Христос и апостолы говорили на арамейском языке, принадлежащем к группе семитических, точнее на том говоре этого языка, который называется палестинским Если даже допустить, что евангелисты умели писать, и писать литера­турно по-гречески, все же непонятно, почему они предпочли изложить свои произведения не по-арамейски, а по гречески Но можно и вообще сомневаться в том, что все апостолы знали по-гречески О двух из них, Петре и Иоанне, в „Дея­ниях" (4, 13, ср 5) говорится, что они, в противоположность иерусалимским начальствующим лицам, священникам и книж­никам, „люди неученые и простые" б) В рукописях еванге­лия озаглавливаются так kata Mathaion, kata Markon, kata Lukan, kata Ioan6n Греческий предлог kata, которому по ла­тыни соответствует secundum, переведен по-славянски и по-русски от Этот перевод не совсем вразумителен, лучше было бы перевести греческое kata по или согласно Вели понимать это буквально, то можно притти лишь к такому выводу в самом рукописном предании евангелий, по крайней мере, в том виде, в каком они вошли в ново - заветный канон, не было определенной уверенности в том, что их авторами были Матфей, Марк, Лука и Иоанн, наоборот, сказывалось как бы желание подчеркнуть то, что ново-заветное четверо евангелие составлено по сочиненп'м Матфея, Марка, Луки и Иоанна Правда, те, кто желает отстоять, во что бы то ни стало, авторство четырех евангелистов в применении к сохра­нившимся до нас евангелиями, замечают, что предлог kata упо­требляется также и в том смысте, когда то или ияое произведение^ сочинено данным лицом Таким образом, стоя на вполне об' ективной почве, мы не могли бы, на основании установившихся за евангеяиями заглавий, решить вопрос о принадлежности евангелий названным четырем лицам Впрочем, к вопросу об авторах каждого из четырех евангелий нам придется еще вер­нуться впоследствии

8 Если сличить все четыре евангелия по их содержанию, то можно притти к таким заключениям а) между первыми тремя евангелиями, взятыми в их целом виде, и четвертым, 'евангелием от Иоанна, замечается весьма существенная раз­ница, б) отличаясь от четвертого евангелия, евангелия от Матфея, Марка, Луки представляют, в значительной своей •части, однородное целое, сравнивая же некоторые отделы трех первых евангелий между собою, убеждаешься, что эти отделы чрезвычайно сходны Это ведет к предположению, что для составления этих отделов авторы трех первых евангелий должны были пользоваться одинаковыми источниками О другой сто­роны, в повествовании трех первых евангелистов обнаружи­ваются и большие несходства Это заставляет признать, что три первых евангелиста составляли свои произведения неза-зисимо один от другого

Сходство в изложении некоторых отделов трех первых евангелий свидетельствует, как только что сказано, о том, что источники для этих отделов у всех трех евангелистов были или одни и те же, или очень близкие между собою Что же это были за источники? К какому времени они относятся? Какова их ценность?

Дать вполне определенные ответы на эти вопросы мы не можем, но ответы косвенные напрашиваются сами собою Сво­дятся они к следующим положениям, в правильности которых нет оснований сомневаться а) первые апостолы и вообще распространители христианского учения передавали устно своим слушателям рассказы о „делах" и „словах" Христа Созда­валась, таким образом, на первых же порах распространения христианства, устная традиция В пользу ее существо­вания можно было бы сослаться на показания апостола Павла в его первом послании к коринфянам В Ш, 23—25 апостол говорит „Я воспринял от Господа, что и передал (paredoka) вам, что Господь Иисус в ту ночь, когда он был предаваем, ззял хлеб и, возблагодарив, разломил его п сказал Это—мое тело за вас, это совершайте в мое воспоминание" и прочее В IV, 3—8 апостол Павел, говоря о явлениях Христа после-воскресения, начинает рассказ словами ,Д передал вам прежде-всего то, что я воспринял" и прочее Термин paredoka, я передал, дважды употребленный апостолом Павлом, указы­вает на то, что написанное им для потребностей данного мо­мента раньше передавалось только устно Но если бы даже у нас и не было этих свидетельств в пользу существования устной традиции о „делах" и „словах" Христа, мы должны были бы допустить ее по соображениям общего характера письменной традиции всегда предшествует устная, учение Христа, судя по всему, что мы о нем знаем, прекрасно под­ходит к такому способу передачи, устная же традиция вполне согласовалась с иудейскими обычаями, так как в раввинских школах обучение долгое время велось только уство б) По мере распространения христианства должна была явиться по­требность, в силу условий, о которых говорено было выше, закрепить эту устную традицию в письменной форме и тем положить начало традиции письменной

9 Ко времени составления евангелия от Луки обе эти традиции существовали параллельно одна другой Это с оче­видностью следует из начальных слов третьего евангелия, где автор его об'ясняет некоему Феофилу причины, побудившие его написать свое произведение „Так как многие предприняли составление првествований об имевших место среди нас собы­тиях, как передали нам то бывшие изначала очевидцами и" служителями Слова, то и я решил, исследовав все с самого начала, по порядку описать тебе, досточтимый Феофил, чтобы ты уразумел твердое основание того учения, в котором был наставлен"

Это сообщение приводит к следующим заключениям а) в ту пору, когда третий евангелист решил написать свое евангелие, было уже сделано несколько попыток составить письменное повествование об евангельских событиях б) Этим попыткам предшествовала устная традиция, обязанная своим возникновением тем лицам, которые были очевидцами пове­ствуемых событий в) Из заключительных слов предисловия сле­дует, что в рассказах этих лип, были пропуски и что рассказы должны были бы быть составлены с большею тщательностью и последовательностью

Другое свидетельство, относящееся к более позднему вре­мени, еще красноречивее доказывает, что устная традиция продолжала существовать долгое время после того, как по­явилась традиция письменная

В „Церковной истории" Евсевия (первая чегвераь IV в), упоминается Папий, бывший епископом в маадазийском го­роде Иераполе в первой половине II в Папий написал сочи­нение под заглавием „Толкование изречений Господних" Из отрывков этого сочинения, сохраненных Евсевием, видно, как поступали окружавшие Пашш лица и он сам для того, чтобы закрепить, в удовлетворительном, по его мнению, виде, под­линное учение Христа Оказывается, во время Папия, когда в церковном обиходе прибегали уже к евангельским писа­ниям, были и приверженцы старинного устного предания, отдававшие ему предпочтение пред письменным Обращаясь к неизвестному лицу, которое должно прочитать его сочинение, Паппй говорит (Евсевий, Церк нет III, 39, 3 4) „Я не за­медлю согласовать для тебя с толкованиями н все то, что я, в свое время, достоверно узнал п отлично запомнил от стар­цев, так как ручаюсь за его правдивость Ибо я не испыты­вал, подобно большинству, удовольствия от тех, которые го­ворят много, но восхищался теми, которые учат истине, не радовали меня и те, кто держит в памяти чужие заповеди, но радовали те, кто передает заповеди, данные верным от Господа и исходящие от самой истины Но если мне попадался кто-либо из тех, кто (в качестве ученика) последовал за старцами, я исследовал учение старцев, чти сказал Андрей, что сказал Петр, или Филипп, или Фома, пли Иаков, пли Иоанн, или Матфей, или кто-либо другой, из учеников Го­сподних, затем, что говорит Аристион и пресвитер Иоанн, уче­ники Господа Ибо я полагал, что получу пользу не столько из книг, сколько от живого, постоянно остающегося в памяти слова"

Из свидетельства Папия следует, что в его время, наряду с письменной традицией, книгами о жизни и деятельности Христа, существовала устная о ней традиция, шедшая по трем направлениям а) традиция, восходящая к апостолам, очевидцам событий евангельской жизни, но во время Папия ужо умершим, б) традиция, относящаяся к ближе неизвестным нам Аристиону п пресвитеру Иоанну, которые, однако, судя по тому значению, какое Папий придает их свидетельствам были, очевидно, членами первоначальной христианской общины, и в) традиция, примыкающая к лицам, сообщавшим Папию то, что они слышали от апостолов с одной стороны, от Аристиона и пресвитера Иоанна—с другой С своей стороны, Папий ста рался проверять точность доходивших до него таким сложным путем сообщений

Под теми „книгами", о которых упоминает Папий, мы, естественно, должны разуметь, прежде всего, наши четыре евангелия Мы в праве сделать такой вывод тем более, что, как увидим ниже, о первом, втором и четвертом евангелиях у того же Папия сохранились любопытные указания Само сочинение Папия „Толкование изречений Господних" посвя­щено было, вероятно, толкованию, между прочим, и тех „из* речении", которые стоят в указанных евангелиях Замеча­тельно, что после Папия всякие упоминания об авторах че­тырех евангелий исчезают Об'яснять это приходится тем, что, с тех пор как над всем христианством стала господство­вать церковная догматика, считалось возможным передавать об евангелистах лишь то, чему учила церковь

Евсевий, сохранивший отрывки из сочинения Папия, очень невысокого мнения об его авторе Он называет его челове­ком „весьма ограниченного ума", умевшим рассказывать лишь басни Но этот презрительный отзыв Евсевия об'ясняется тем, что Папий был приверженцем так называемого милленаризма, т е учения о тысячелетнем, после второго прише­ствия Христа, существовании мира Учение это пользовалось широким распространением в древне-христианских кругах, но бо времена Евсевия милленаризм уже отжил свой век и вы­зывал себе отпор Вот почему приверженность Папия к милле^с наризму и восстановила Евсевия против горячего последова­теля этого учения

Мы можем отнестись к Папию спокойнее и снисходитель­нее, чем это сделал Евсевий Его показание совпадает, в об­щем, с теми данными, которые заключаются в предисловии евангелия от Луки, и это служит подтверждением того, что Папий в своем показании не был „сочинителем" Оба сви­детельства, и третьего евангелия и Папия, определенно гово­рят о том, что и канонические евангелия и другие возникли вследствие осознанной древне-христианской общины потребно­сти закрепить в письменной форме устное предание о жизни и деятельности Христа, предохранить это предание от могу­щих попасть в него, быть может и бессознательных искаже­ний, и тем самым поттвердить его достоверность Но, повто­ряем, из свидетельства Папия следует, что устная традиция о Христе еще долго продолжала существовать на-ряду с теми книгами, которые должны были заменить его Это продолжи­тельное существование устной традиции о жизни и деятель­ности Христа заслуживает быть отмеченным теперь же, так как отчасти благодаря этой традиции получался тот материал, который лег в основу евангелий апокрифических

10 Остается сказать несколько слов о самом термине „евангелие" Слово это заимствовано древне-христианской литературой из языческой терминологии Основное значение греческого euangelion, награда за хорошее известие, множе­ственное число euangelia, жертвоприношение за получение хорошего известия Отсюда развилось более общее значение термина „евангелие", добрая, благая весть В таком значе­нии термин этот употреблен в одной надписи, от которой до нас дошло четыре одинаковых экземпляра из четырех мало-азийских городов Надпись представляет декрет римского правителя, обращенный к союзу этих городов Декрет повелевает праздновать на будущее время день рожде­ния императора Августа как день нового года и сравнять бывшие в употреблении до тех пор местные мало азий-ские календари с римским календарем К этому декрету примыкает декрет мало-азийских городов, в котором послед­ние постановляют поступить согласно распоряжению римского правителя Этот второй декрет, датированный 9 г до Р -Хр, начинается тем, что в нем выражается благодарность тому „предусмотрению", которое всем руководит в нашей жизни, за его величайшее деяние,—послание в мир Августа Далее читается в надписи „Нам и тем, что после нас, он (Август) был послан как спаситель, чтобы положить конец войне, чтобы все упорядочить он не только превзошел благодетелей, бывших до него, но и впоследствии никем не будет превзой­ден День рождения этого бога был для всего мира началом благовестий (euangeli6n), исходивших от него" С этим выра­жением официального языческого документа невольно хо­чется сопоставить слова ангела пастухам о рождении Христа (Лк 2, 10) „Я [благовествую (euangelizomai) вам радость великую, которая будет для всего народа, именно что ро­дился для вас сегодня Спаситель, который есть Христос Господь, в городе Давида", или начальные слова евангелия от Марка „Начало благовестил об Иисусе Христе"

Термин „евангелия" в применении к специальному лите­ратурному жанру, повествованиям о жизни и деятельности Христа, начинает входить в обиход вряд ли ранее средины II в Пострадавший за веру Христову в 60-х гг этого века Иустин мученик упоминает о составленных апостолами „вос­поминаниях, которые именуются евангелиями'' Быть может, впрочем, последние слова самому Иустину мученику и не принадлежат, а добавлены впоследствии, когда термин „евангелия" установился прочно в том смысле, в каком мы употребляем его теперь Как бы то ни было, упомянутый _/ выше Папий, пользовавшийся уже евангелиями, называет их просто „книгами" (biblia), и относительно второго евангелия замечает, что Марк описал „изречонное и совершенное Госпо­дом", это близко подходит к „воспоминаниям", о которых говорит Иустин мученик

II Синоптические евангелия.

1 Сохранившееся четвероевангелие является первым бо­лее или менее обработанным, в литературном отношении, произведением, посвященным повествованию о жизни, деятель­ности и учении Христа Составные части четвероевангелия, т е наши евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна воз­никли не одновременно Это—один из самых прочных резуль­татов, достигнутых евангельскою наукою

Другим столь же прочным результатом нужно признать тот, что три первых евангелия существенно отличаются от четвертого

Наконец, третьим столь же очевидным результатом является тот, что в трех первых евангелиях повествование идет при­близительно о тех же самых событиях, в одной и той же по-» следовательности Правда, повествуя об одних и тех же собы­тиях, три первых евангелия не ставят их в связь с одинако­выми обстоятельствами Там, где они совпадают, совпадения эти носят не общий характер, а зачастую состоят в дослов­ном повторении деталей Так, авторы первого и второго еван­гелий ограничиваются в своем повествовании почти только деятельностью Христа в Галилее В первом и третьем еван­гелиях беседы и речи Христа, по существу, одни и те же, внепшея форма повествования, группировка материала—одно­родны Особенно отдельные изречения Христа приводятся в одинаковом виде у всех трех, чаще у двух, евангелистов

Однако, при наличности многих совпадений в первых трех евангелиях, должно отметить, что в них обнаруживается и не мало отличий, даже в местах сходных, причем эти отличия принимают иногда характер противоречий Наряду с расска­зами, имеющимися во всех трех евангелиях, есть рассказы, встречающиеся только в одном, или в двух евангелиях из трех Если большая часть рассказов второго евангелия встречается и в первом и третьем, то во втором евангелии приводится лишь незначительная часть тех изречений Христа, которые читаются в первом и третьем евангелиях Наконец, связь рассказов, комбинация изречений весьма различны во всех трех еванге­лиях Различен и словарь их если половина слов второго евангелия повторяется в первом и треть в третьем, то лишь четвертая часть слов, имеющихся в третьем евангелии, повто­ряется в первом

Все же основное сходство содержания трех первых еван­гелий настолько очевидно и несомненно, что совершенно пра­вильно за ними укрепилось название евангелий синоптиче­ских (от греч synopsis, совместное обозрение) единство их основного плана и параллелизм многих отдельных частей часто дают возможность следить одновременно за этим трой­ным рассказом Этим не исключается, впрочем, наличность сложных отношений между „синоптиками", отношений иногда очень запутанных и не получивших удовлетворительного раз­решения по сие время К рассмотрению так называемой синоптической проблемы удобнее будет, однако, обратиться после того, как мы познакомимся с каждым из синоптических евангелий в отдельности

2 Хотя в ново-заветном каноне на первом месте стоит евангелие от Матфея, мы начнем наш обзор со второго еван­гелия, евангелия от Марка оно и появилось ранее двух других синоптических евангелий и значительно короче их.

По преданию, автор второго евангелия был иерусалимский уроженец Иоанн, прозванный Марком Он, согласно „Деяниям апостолов" сопровождал ап Павла и Варнаву в их первом проповедническом путешествии

В „Церковной истории" Евсевия (III, 39, 15) приводится о Марке такое свидетельство знакомого уже нам епископа Палия „Марк, бывший истолкователем Петра, тщательно за­писал все то, что он запомнил, однако (он не изложин) в последовательном порядке „слова" и „дела" Господни Обго­няется это тем, что он не слушан Господа и не сопутствовал ему, он как я сказал, позже (сопутствовал) Петру Последний учил, сообразуясь с потребностями (слушателей) и не приводил в связь изречений Господних Таким образом, Марк ни в чем не прегрешил, записав так, как он припомнил Об одном только Марк заботился не упустить ничего из того, что он услышал, и не извратить услышанного"

В другом месте „Церковной истории" (VI, 14, 5—7) Евсе-вий приводит свидетельство Климента Александрийского (ок 150—215/6) „Когда Петр возвестил всенародно в Риме слово (Божие) и духом (Божиим) изрек блатовествование, присут­ствовавшие при этом, — а таковых было много—призвали Марка, с давних пор сопутствовавшего Петру и помнившего его беседы, и поручили ему записать сказанное Петром Сделав это, Марк вручил им, по их просьбе, свое евангелие Петр, прочитав его внимательно, не положил запрета, но и не рекомендовал (пользоваться им)"

Из этих свидетельств видно а) Марк не слушал самого Христа, но воспроизвел в своем евангелии то, что он слышал о нем от Петра, „истолкователем" (hermeiientes) которого "он был б) Этимоб'ясвяется, с одной стороны, точность сообщений Марка, восходящих к одному из самых близких и верных учеников Христа, с другой стороны, самый способ проповед­ничества Петра об ясняет дефекты в расположении материала во втором евангелии в) Последнее составлено в Риме

Правильность этих заключений зависит от того, насколько можно доверять показаниям Папия и Климента Что касается утверждения Папия, что Марк был „истолкователем" или „пе­реводчиком" Петра, то оно стоит в противоречии с более поз­дней церковной традицией, согласно которой ап Петр владел греческим языком так же хорошо, как и ап Павел, а следо­вательно в услугах Марка, как „переводчика", не нуждался Показание Климента о том, что евангелие от Марка было на­писано в Риме, противоречит другим свидетельствам, по ко торым оно составлено было в Египте

Общая композиция второго евангелия отличается простотою ж ясностью За коротким вступлением (1,1—13), где говорится об Иоанне* Крестителе, крещении Христа и искушении его в пустыне, следуют две главные части В первой (1, 14—10, 52) повествуется о деятельности Христа в Галилее, других местах Палестины ж прилегающего к ней финикийского побережья, во второй (11, 1—15, 47) рассказывается о входе в Иеруса­лим, конфликте Христа с иудейскими властями, его страданиях, смерти и погребении К этим двум главным частям должно было примыкать заключение о воскресении Христа н, быть может, о явлениях его по воскресении Более ранние и лучшие рукописи сохранили лишь начало этого заключения (16,1—8), оканчивающееся словами „И, вышедши (из сада, где нахо­дилась гробница Христа, жены-мироносицы), побежали от гробницы, так как их об'ял трепет и изумление п (вопреки повелению, данному им ангелом, которого они увидета сидя­щим у гроба), они никому ни о чем не сказали ибо они боялись" Сохранившееся в более поздних рукописях продолжение рас­сказа (16, 9—20) о явлениях Христа но воскресении и воз­несении его, не только, по содержанию своему, не примыкает к словам „ибо они боялись", (2,) но и по своему стилю и фразео­логии не совпадает с предыдущим повествованием вюрого евангелия Это „дополнительное заключение", скомбинирован­ное на основании соответствующих рассказов в первом и третьем евангелиях, несомненно, к первоначальному тексту вто­рого евангелия не принадлежит и добавлено было впоследствии,—когда и кем, неизвестно Явно компилятивный харак­тер „дополнительного заключения" препятствует признать в нем отрывок из какого-то самостоятельного повествования и приписывать его упоминаемому в „Церковной истории" Евсевия Аристиону, товарищу пресвитера Иоанна В некоторых руко­писях имеется еще другое заключение ко второму евангелию* „Они (жены-мироносицы) кратко известили все (данные им) поручения Петру и его товарищам После того и сам Иисус. послал от востока и до запада чрез них священвую и не­тленную проповедь спасения" Это заключение явно позднего происхождения п о полным основанием отвергнуто церковью

По сравнению с двумя другими синоптическими еванге­лиями евангелие от Марка значительно короче Автор его совершенно умолчач о рождении Христа и об его жизни в течеепе тою периода, который предшествует появлению его в Галилее в качестве проповедника слова Божия Для автора второго евангелия евангельская история не восходит ко времени ранее крещения Христа в Иордане Ляшь с того момента, как во время этого крещения прозвучал голос с неба ,Ты — сын мой возлюбленный" излагается земная жизнь Христа, как сына Божия, причем в изложении этой жизни автором опущены не­которые, правда, незначительные детали, имеющиеся в первом и третьем евангелиях Из рассказов о чудесах Христа в евангелии от Марка нет только одного чуда, приводимого другими синопти­ками исцеление сына сотника в Капернауме (Мф 8, 5—13. Лк 7, 1—10) Зато лишь во втором евангелии приводится чудо исцеления слепого в Вифсаиде (Мк 9, 22—26) Из притч, приводимых в евангелиях от Матфея и Луки, опущены в еван гелии от Марка притчи о закваске (Мф 13, 33 Лк 13,. 20—21), о рабах (Мф 24, 42—51 Лк 12, 37—48), о десяти девах (Мф 25, 1—13 Лк 12, 35—36), о порученных день­гах (Мф 25, 14—30 Лк 19, 11—27), о брачном пире (Мф. 22, 1—14 Лк 14, 7—24) Зато в евангелии от Марка при­водится притча о семени (4, 26—29), отсутствующая у других синоптиков Но самый характерный пропуск во втором евангелии это—отсутствие в нем нагорной проповеди, свиде­тельства Христа об Иоанне Крестителе (Мф 11, 2—19, 7, 18—35), предсказаний Христа о судьбе Иерусалима (Мф 23, 37—39 Лк 13, 34—35) Вообще второе евангелие не содер­жит в себе тех длинных поучительных речей, какие находятся особенно в первом, но также и в третьем евангелиях Тем не менее, дидактический элемент в нем представлен значительно, и более четверти всей книги наполнено словами и поучениями Христа В общем, автор предпочитает давать быстрые по­вествования о фактах из жизни Христа и кратко излагать его поучения Он склонен также подчеркивать все то, что выста­вляет на первый план сверхестественную силу Христа, и иной раз представ тает эту силу в виде какой-то магической силы, присущей самой личности Христа и действующей само­стоятельно, помимо его воли Таков, например, рассказ об исцелении кровоточивой жены В первом евангелии чудо это излагается кратко (Мф 9, 20—22) „И вот, женщина, исте­кавшая кровью в течение 12 лет, подошедпш (к Иисусу) сзади, прикоснулась к краю его плаща Ибо она говорила про себя если я только прикоснусь к плащу его, то буду спасена Иисус, обернувшись и увидев ее, сказал Мужайся, дочь! Вера твоя спасла тебя И спасена была женщина от того часа"

То же чудо в евангелии от Марка (5, 25—35) излагается гораздо подробнее „Женщина, страдавшая 12 лет кровотече­нием, много раз обращавшаяся ко многим врачам и истратив­шая на это все свои средства, и, не получив никакой пользы, но пришедши еще в худшее состояние, услышав рассказы об Иисусе и подойдя к нему в толпе, сзади, прикоснулась к плащу его Ибо она говорила (про себя) если я прикоснусь хотя бы к одеждам его, буду спасена И тотчас иссякнув псточаик крови ее, и она ощутила в теле, что исцеляется от язвы И тотчас Ии.сус, уразумев в себе силу, исшедшую от него, повернувшись к точпе сказал кто прикоснулся к моим одеждам И сказали ему ученики его Ты видишь, что толпа теснит тебя, и говоришь кто прикоснулся ко мне А Иисус смотрел вокруг, чтобы увидеть ту, которая сделала это Женщина же в страхе и трепете, и зная, что с нею было, пришла, упала пред ним и сказала ему всю правду Он же ска­зал ей „Дочь, вера твоя спасла тебя, иди с миром и будь здорова от язвы твоей" (рассказ о том же чуде в евангелии от Луки (8, 43—48) излагается по Марку) Иногда чудо со­вершается в момент произнесения Иисусом определенного слова, получающего от того какую то таинственную силу Прокаженный говорит Христу „Если хочешь, можешь меня очистить" Иисус говорит ему „Хочу, очистись И тотчас проказа сошла с него" (Мк 1, 42) Расслабленному Христов говорит „Тебе говорю, встань, возьми одр твой и иди домой И встал и тотчас, взяв одр, вышел в присутствии всех" Укрощение бури следует за словами, обращенными к морю „Умолкни, перестань" (Мк 4, 39)

Автор второго евангелия, в отличие от Матфея и Луки, далек от того, чтобы проводить в своем повествовании какие либо предвзятые мысли догматического или полемического характера Он занят исключительно только своим повествованием, свобод­ным от какой-либо тенденциозности, или пристрастности .

Расположение материала во втором евангелии несколько схематическое Даваемые в нем топографические и хроноло­гические указания иногда страдают неопределенностью Быть может, это об'ясняется тем, что евангелие от Марка предста­вляет собой первую попытку дать общее изложение евангель­ской истории

И все же, если это и была первая попытка в указанном направлении, она, несомненно, не является первою записью, содержащею воспоминания о „словах" и „делах" Христа Этой попытке должны были предшествовать другие попытки, более ранние, сделать тоже самое К такому заключению пришел лучший из исследователей второго евангетая, Вейс В сравнении с этим результатом едва ли имеют значение те сообра­жения, которые высказывались исследователями о том, каковы были эти более ранние попытки должны ли мы предпола­гать существование первоначального евангелия от Марка на арамейском наречии (мнение Велльгаузена), или что автор вто­рого евангелия пользовался, наряду с устной традицией о Хри­сте, восходящей к ап Петру, каким-то письменвым источни­ком (мнение Вейса), или что в имеющемся у нас евангелии нужно различать отдельные слои, работу различных редак торов, и извлекать из них так наз прото-Марка, т е перво основу второго евангелия (мнение Вендлинга)

Время составления его не может быть определено с точ­ностью, вероятно, оно написано после кончины ап Петра (6 4/5), незадолго до разрушения Иерусалима в 70 г

Язык, которым написано евангелие, живой, подчас кар­тинный и наглядный, хотя и вульгарный, обильно к тому же уснащенный латинизмами Из особенностей, свойственных языку второго евангелия, исследователи отмечают, между про­чим, следующие частое употребление причастных форм, су­ществительных уменьшительных, тавтологий

3 Самое раннее упоминание об евангелии от Матфея нахо­дится у неоднократно упоминавшегося нами Папия (Евсевий, Церк ист III, 39, 16), по свидетельству которого „Матфей составил на еврейском наречии изречения (Христа) перево­дил же их (на греческий язык) всякий, как умел" Из этого свидетельства видно, что во время Папия под именем Матфея, написавшего первоначально свое сочинение по-еврейски, т е, точнее по-арамейски, были в обращении различные переводы на греческий язык этого сочинения, которые Папию предста­влялись не очень надежными

С свидетельством Папия должно сопоставить показание самого Евсевия (Церк ист III, 24, 6) Матфей сначала про-поведывал евреям, когда же он собрался отправиться на проповедь к другим народам, он оставил евреям на еврейском языке свое евангелие в письменном виде, как восполнение своей проповеди

Свидетельство Папия о Матфее следует в передаче Евсе-вия непосредственно за приведенным нами выше свидетель­ством того же Папия о Марке Сопоставляя оба эти свиде­тельства, невольно приходишь к заключению, что второе из них как бы противополагается первому Выходит так, что Марк ^написал свое евангелие по-гречески, Матфей —по-еврейски, в евангелии Марка заключалось повествование о „словах" и „делах" Христа, евангелие же Матфея предста­вляло собою только собрание изречений (logia) Христа Та­ким образом, характер сочинения Марка был смешанный, характер сочинения Матфея —исключительно дидактический

Если принимать показание Папия буквально, без всяких оговорок, то, конечно, нет возможности отожествлять с до­шедшим до нас первым евангелием Папиево евангелие Мат­фея первое евангелие далеко не представляет собою одно только собрание изречений Христа в нем также уделено много места рассказам о жизни и деятельности Христа, причем эта жизнь и деятельность обрисованы гораздо подробнее и обстоя­тельнее, чем это сделано во втором евангелии Но нужно при­смотреться ближе к свидетельствам Папия, чтобы дать им надлежащую оценку, и тогда станет ясно, что суждение Па­пия о первом и втором евангелиях имеет в виду оправдать то предпочтение, с каким он относился к устной традиции по сравнению с традицией письменной Не нужно> забы­вать, что сам Папий трудился над истолкованием „Изре­чений Господних" Казалось бы, что было проще для Папия, как не обратиться к собранию этих изречений, составлен­ному таким компетентным свидетелем о жизни Христа, как Матфей, один из двенадцати апостолов Но на это Папий возражает так собрание Матфея было написано на еврейском языке, переводилось же оно на греческий язык многими переводчиками, причем каждый из них переводил как умел, т е на свой лад, а люди, не знающие по-еврейски, не в состоя­нии высказать своего мнения о достоинстве каждого из этих пе­реводов Поэтому правильнее придерживаться устного предания

Если так понимать свидетельство Папия, то ничего не­вероятного, несоответствующего действительности в нем усмо­треть нельзя Матфей составил сборник изречений Христа по-арамейски, так как арамейский язык пользовался малым рас­пространением, этот первоначальный сборник пришлось, по мере того как стало распространяться христианство, перевести на модный тогда язык, греческий Что таких переводов было несколько, в этом также ничего удивительного нет Евеевий в своем показании не разобрал дела как следует, или, что вероятнее, просто-на-просто слишком сократил свое показание Как бы то ни было, наше евангелие от Матфея не могло быть переводом с еврейского оригинала не только потому, что оно не является, как сказано выше, собранием одних лишь изре­чений, но, главным образом, потому, что автор его часто вос­производит дословно написанное по-гречески второе евангелие и, таким образом, зависит от него Разумеется, было бы ри­скованно утверждать, что автор первого евангелия знаком был с нашим вторым евангелием, но что в его распоряжении был так наз прото - Марк, т е, тот источник когорый лег в основу второго евангелия, это a prion приемлемо

Этот источник, наряду с другими, нам бтаже неизвест­ными, дал автору первого евангелия материал для его по­вествовательной части, материалом для „слов" Христа могло послужить собрание изречений, составленное Матфеем, в од­ном из переводов этого собрания Мнение отцов церкви, долгое время державшееся, будто первое евангелие уже первоначально написано было по-гречески, не выдерживает критики Оно не могло принадлежать свидетелю-очевидцу тех событии, о которых повествует, так как автор его, несомненно, поль­зовался различными литературными источниками Оно не могло быть и сплошным переводом с еврейского, или арамей­ского Мнение отцов церкви опирается, вероятно, на смутное воспоминание о том, о чем говорит Папий, а именно, что наиболее интересною составною частью первого евангелия было собрание изречений Христа, составленное первоначально на том языке, на каком говорили в Палестине Поэтому-то за первым евангелием и укоренилось название евангелия от Матфея

Автор его не был простым компилятором, напротив, он обладал известного рода литературным вкусом и придал сво­ему произведеиию характерные особенности, резко отличающие первое евангелие ог остальных двух синоптиков Пользуясь различными источниками, автор стремился комбинировать их так, чтобы придать своему повествованию характер последова­тельной, связной истории, и все его произведение, от начала до конца, носнт отпечаток его личной редакторской работы Это наблюдение можно подтвердить не только путем рассмотрения общей композиции первого евангелия, строго выдержанной, но и характерными особенностями стиля, первому евангелию лишь свойственными Приведу, хотя бы, один—два примера В первом евангелии 32 раза встречается выражение „Царствие небесное", в других евангелиях, в подобных случаях, упо­требляется выражение „Царствие Божие" Выражение „Отец в небесах" или „небесный" попадается 22 раза у Матфея и только один раз у Марка (2, 11, 25) Любит амор первого евангелия причастные обороты для перехода от одного предмета к другому (ср 27, 27—30 Тогда воины игемона, взявши Иисуса, — собрали , и, совлекши, — надела — и_г сплетши,—возложили—и, припав на колени,—стали бить—и, плюнувши,—взялп)

Магериал, изложенный в первом евангелии, в общем, сов­падает с тем материалом, которым пользуются авторы вто­рого и, в особенносги, третьего евангелий В евангелии ог Матфея не нашло себе места лишь повествование о пребывании Христа в Капернаумской синагоге (ср Мк 1, 21—28 Лк 4, 31—37), где он исцелил в субботу бесноватого, и о лепте вдовицы (ср Мк 12, 41—44 Лк 21, 1—4) Зато только в первом евангелии находятся рассказы о детстве Христа (2, 1—23), об исцелении немого бесноватого (9, 32—34) и двух слепых (9, 27—31), притчи о пшенице и плевелах (13, 24—30), о сокровище и жемчугах (13, 44—46), о неводе (13, 47—50), о лукавом рабе (18, 23—35), о виноградарях (20, 1—16), о двух сыновьях (21, 28—31) В описании исто­рии страданий и крестной смерти Христа автором первого евангелия вставлен рассказ о том, как, по просьбе первосвя­щенников и фарисеев пред Пилатом, поставлена была стража при гробе Господнем (27, 62—66) То, что указанные пове­ствования нашли себе место исключительно в первом еван* гелии, с несомненностью показывает, или что автор его рас­полагал такими источниками, каких не знали ни Марк, ни Лука, или что он с какою-то определенною целью включил в свое повествование такие рассказы, которые два других синоп­тика сочли возможным выключить из своих произведений

Определенная цель, руководившая автором первого еван­гелия при его составлении, несомненно, чувствуется из всего духа повествования Цель эта, в общем, может быть форму­лирована так автор желает доказать своим читателям, что Христос есть обещанный Мессия, что он—друг и благодетель всего иудейского народа, что этот народ провозгласил бы его своим спасителем, если бы этому не помешали интриги его политических и религиозных вождей Желая примирить веру в Христа, как в Мессию, с фактом непризнания его большинством иудейского народа, автор первого еванге­лия все возражения иудеев, направленные против Христа-Мессии, опровергает ссылками на ветхо-заветные пророчества, приводимые им в сопровождении стереотипной фразы „И все это совершилось для того, чтобы сбылось предреченное" и пр. (ср 1, 22—23 2, 15 17 4, 14 21, 4 5 21, 31) Обилие притч, приводимых в первом евангелии, об'ясняется тем же „Я (говорит Христос) потому говорю им в притчах, что они, видя, не видят и, слушая, не слышать и не разумеют И сбывается на них пророчество Исаиино, гласящее" и пр (13, 13—15) „Все это говорил Иисус народу в притчах, и, по­мимо притч, ничего не говорил им, чтобы сбылось сказанное пророком (Псал 78, 2), гласящим Открою в притчах уста мои, изложу сокровенное от создания мира" (13, 34 35) При этом нужно заметить, что ссылки автора на пророков иногда отличаются произволом и неточностью в 1, 22—23 исполнение пророчества оправдывается только неточным пе­реводом LXX толковников, в 2, 15 и 13, 35 автор основывается на собственном неточном переводе еврейского текста, в 27, 9— 10 автор искажает действительный смысл" приводимого текста и руководствуется лишь неопределенною аналогией)

Исследователи первого евангелия обращают внимание на тот факт, что автор его постоянно стремится преувеличить число тех несчастных людей, которые возбуждали сострадание Христа Национальный характер оказываемых ими благодеяний постоянно подчеркивается стереотипной фразой „И он исце­лил их всех он исцелял все болезни и все страдания в народе" В этом отношении замечательно, что в первом евангелии стоит слово все там, где в параллельных текс­тах других синоптиков стоит лишь слово много (ср 4, 23—24 и др) И эти массовые, если можно так выразиться, исцеления делаются опять-таки во исполнение ветхо-заветных пророчеств (ср 8, 17 12, 17—21)

Итак, автор первого евангелия—иудей, хорошо знавший Ветхий завет, преимущественно в переводе LXX толковников Он знаком с топографией Палестины, с иудейскими обычаями и учреждениями Наряду с проявляемым им интересом к иу-дейско-христианской общине, знающей по-гречески, он горячо интересуется и христианской общиной вообще, нарождающеюся церковью Царство Божие не есть исключительное достояние иудеев В нем будут участвовать и язычники, если они пра­ведны, ибо „евангелие Царствия проповедано будет по всей вселенной, во свидетельство всем народам" (24, 14), самое же Царствие Божие „дастся народу, творящему плоды его" (21, 43) Апостолы должны научить „все народы" (28, 19) Спра­ведливо указывается, что иудейско-христианская тенденция первого евангелия, в принципе, является либеральною и кос мополитическою, что автор евангелия обращается, главным образом,, к тому иудейскому христианству, которое удалялось постепенно от первоначальной националистической узости Наиболее видным представителем этого христианства, согласно древнейший преданиям, был апостол Петр Вот почему автор пер­вого евангелия подчеркивает первенствующее значение этого апостола (16, 17-19)

Особенностью первого евангелия, по сравнении со вто­рым и третьим, является ю, что его автор сообщает, в на­чале своего произведения, родословную Христа, восходящую до Авраама (в евангелии от Луки также приводится родо­словная Христа, но она существенно отличается от Матфеевой), излагает историю его рождения и детства, сообщает некоторые детали в рассказе о смерти Христа и об его явлениях по воскресении Но еще более характерную особенность первое евангелие представляет в том отношении, что в нем очень значительное место уделено изречениям и поучениям Христа, об'единенным в виде связных речей, вставленных в повество­вательные части Иногда эти поучения сгруппированы без перерыва, как, например, в Нагорной проповеди (5, 1—7, 29), в ряде притч о Царствии небесном (13, 24—52), в про­клятиях по адресу книжников и фарисеев (23, 2—39) Иногда эти группы прерываются вставками (ср гл 11 и 12 или 18, 2—19 и 20) Из всех этих связных и прерываю­щихся групп можно было бы составить одно целое и охарак-теризировать его как учение Иисуса о Царствии Божием или небесном В евангелии от Марка мы не находим этих групп изречений, производящих в первом евангелии впечат­ление связной речи В евангелии от Луки встречаются, в этом отношении, элементы, то очень сходные, то отличные по своей форме, но они разбросаны на общем фоне исторического по вествования

Исследователи насчитывают семь дидактических групп в евангелии от Матфея, концентрирующихся вокруг вопроса о Царствии небесном, и отмечают, что иудейские писатели приписывали этому числу семь особое, таинственное, значение[4]) Каждая из этих семи групп поучений носит характер речи по поводу того или иного события, о котором говорится в гове-ствовательнон части В конце каждой группы неизиенно по­вторяется фраза „И когда окончил Иисус эти речи", и за­тем снова повторяется историческое повествование А послед­няя группа закапчивается словами „И когда окончил Иисус все эти речи" (26, 1)

Разумеется, в том источнике, которым пользовался автор первого евангелия, такой группировки поучений не было, и они не представляли собою речей Это доказывается тем, что в евангелии от Луки единство этих речей нарушено и их отрывки приурочены к другим поводам и обстоятельствам Таким образом, в этой группировке поучений Христа мы, несомненно, должны усматривать индивидуальную работу автора первого евангелия, задавшегося целью привести поучения Христа ка­сательно Царствия Вожия в известный логический порядок Это привело к тому, что в одной и той же группе поучений встречаются поучения, относящиеся к началу деятельности Христа, наряду с другими, относящимися к концу ее

Если выделить собрание поучений в первом евангелии, то останутся в нем две составные части различного харак­тера а) повествовательная часть, представляющая большое сходство с таковою же во втором евангелии и расположенная в почти одинаковом с ним порядке, б) рассказы (в том числе о рождении и детстве Христа), или подробности (главным образом, касающиеся истории страданий и воскресения) с претензиями на историю, но, на самом деле, носящие, как мы увидим ниже, все признаки легенды

Время составления первого евангелия точно определено быть не может, вероятно, оно написано вскоре после разру­шения Иерусалима в 70 г, на что, повидимому, имеются намеки в самом евангелии (ср 22, 7 23, 38)

Евангелие написано ясным и точным языком, в некоторых случаях принимающим монотонно-торжественный характер

4 По общераспространенному преданию, третье евангелие наБисано тем же Лукою, что и „Деяния апостолов", причем этот Лука был, яко бы, спутником и сотрудником апостола Павла, по профессии врачом (Кол 4, 14) По словам Евсевия (Церк ист Ш, 4, 6), Лука был природный грек и происхо­дил из Антиохии Что автор третьего евангелия и „Деяний"— одно и то же лицо, это—факт твердо установленный, выво­димый на основании такого об'ективного признака, как то­жество языка и стиля обоих произведений Но еще большой вопрос, был ли этот Лука, действительно, спутником и учени­ком апостола Павла Решение агого вопроса зависит а) от того, как относиться к тем местам в „Деяниях", где автор говорит о себе в первом лице множ числа (немцы кратко называют эти отделы Wirstucke), и б) от оценки, с историче­ской точки зрения, „Деяний" вообще Дляоб'яенения^пзкске" мояшо было бы указать две возможности а) рассказчик этих эпизодов тожествен с автором „Деяний", б) последний ис­пользовал бывший в его распоряжении отчет лица, принимавшего участие в „Деяниях", но оставил при этом без изменения его „мы" Если принять первую возможность, то нужно допустить, что спутник апостола Павла и есть автор „Деяний", и тогда нет оснований сомневаться в правильности установившейся традиции, по которой спутником этим был Лука Такой взгляд, за последнее время, нашел главного за­щитника в лице известного немецкого ученого Гарнака, ко­торый опирается, преимущественно, на том наблюдении, что все „Деяния", включая и „Wirstucke", в стилистическом отно­шении, представляют собою единство

С другой стороны, мояшо указать и на те большие со­мнения, которые возникают, если допустить, что „Деяния" составлены спутником ап Павла В „Деяниях" масса исто­рических неточностей и ошибок, совершенно необ'яснииых при предположении, что автором сочинения был спутник ап Павла Между „Деяниями" и посланиями ап Павла замечаются не­разрешимые противоречия так в обоих произведениях отно­шение Павла к вудеям и иудео-христианам—различное Гар-нак, правда, об'ясняет кеточности и ошибки в „Деявиях" тем, что их автор „рассказчик беззаботный, небрежно пере­дающий детали", что он „без критики относится к своим источникам" и „к своим личным переживаниям", что это— человек „колоссального легковерия", поверхностный богослов, как грек любитель „сочинять басни" Если такая характери­стика Луки справедлива хотя бы отчасти, то какую цену мо­гут иметь его показания и в евангелии и в „Деяниях", осо­бенно если принять в рассчет, что он жил много времени спустя после описываемых им событий и пользовался для своего повествования источниками неточными, неполными, противоречивыми? Гарнак старается также доказать, что осо­бенно резких противоречий между „Деяниями" и посланиями ап Павла нет, что сам Павел был непоследователен в своих отношениях к иудейству, но тут доводы Гарнака вряд ли убедительвы В результате приходится скорее принять, что Лука автор евангелия и „Деяний" не мог быть учеником an Павла Все указывает на то, что он жил значительно позже ап Павла, когда некоторые события, описываемые им, стали обволакиваться легендой, а о других событиях нельзя было уже получать точных сведений Автором евангелия и „Дея­ний" был другой Лука, не спутник ап Павла Или одно­именность обоих лиц внесла бессознательную путаницу в пре­дание, или в нем сознательно авторство приписано было Луке, спутнику ап Павла, чтобы придать обоим произведениям большую авторитетность Как бы то ни было, из вступления к евангелию и „Деяниям" ясно следует, что оба эти произ­ведения были изданы в свет не анонимно

„Предисловия" к третьему евангелию нам приходилось уже касаться выше Напомним, что автор его, по его собствен­ным словам, придавал особое значение полноте и соблюдению хронологической последовательности в евангельском рассказе. И то и другое стремление автор оправдал на деле, поскольку с этою задачею он мог справиться.

В отношении полноты третье евангелие превосходит не только второе, но и первое Так только в евангелии от Луки излагается повествование о благовещении и рождении Иоанна Предтечи (1, 5—25) и Христа (1, 26—38), о посещении Ма­рией Елисаветы (1, 39—56), о рождении Иоанна Предтечи (1, 57—80), об обрезании и сретении Христа (2, 21—39), об отрочестве Христа (2, 40—52), об отправлении на пропо­ведь 70 апостолов (10, 1—22), о жонах-последовательвица Христа (8, 1—3), о Марфе и Марии (10, 38—42), о Закхее (19, 1—10), о явлении Христа ученикам в Еммаусе (24, 13—35), о вознесении Христа на небо (24, 50—53) Из рассказов о чудесах Христа только в третьем евангелии на­шли себе место исцеление десяти прокажевных (17,11—19), искривленной женщины (13, 10—17), страдающего водо­боязнью (14, 1—6), воскрешение сына Наиаской вдовы (7, 11—17), из притч —притчи о неправедном домоправителе (16, 1—15), о богаче и бедняке Лазаре (16, 19—31), о блуд­ном сыне (15, 11—32), о мытаре и фарисее (18, 9—14), о милосердном самаряиине (10, 29—37), о безбожном судье (18, 1—8) В сравнении с этими дополнениями к первому и второму евангелиям можно отметить лишь немного таких рассказов, которые имеются в них, но которых нет в еванге­лии от Луки Это—рассказ о хождении Христа по водам (Мф 14, 22—36 Мк 6, 45—56), о жене хананеянке (Мф 15, 21—31 Мк 7, 24—37), о чудесном насыщении 4000 (Мф 15, 32—39 Мк 8, 1—10), а также беседы Христа об мовении рук (Мф 15, 1—20 Мк 7, 1—23), о разводе (Мф 19, 1—12 Мк 10, 1—12), беседа с сыновьями Зеве-деевыми (Мф 20, 28 Мк 10, 35—45) С большою обстоя­тельностью повествует автор третьего евангелия об обстоя­тельствах, непосредственно предшествующих входу Христа в Иерусалим (9, 51 —18, 14) Несомневно, в распоряжении автора были, помимо тех источников, которыми пользовались Матфей и Марк, еще другие источники Но из рассказов, построенных на основании этих источников, с очевидностью следует, что те чудеса, притчи, поучительные речи и пр, о которых в этих источниках повествовалось, излагались без приурочения всего этого материала к определенному месту и времени, но передавались или без всякой связи, или были сгруппированы только по содержанию

Стремление к хронологической точности, к соблюдению последовательности в изложении событий сказывается у автора третьего евангелия, главным образом, в его попытках связать евангельскую историю с общим ходом истории того времени (ср 1, 5 2, 1 3, 1), а также во многих отдельных хронологических указаниях (ср, напр, 1, 26 2, 21 42 3, 23) Обсуждение вопроса о том, насколько попытки эти удачны, не входит в нашу задачу евангельская хронология—предмет очень запутанный, окончательного решения не получивший Так как автор третьего евангелия, в предисловии к нему, заявляет, что он составил свое произведение после проверки существовавших ранее источников, то, конечно, в нем обна­руживается знакомство с теми из них, которые легли в основу первых двух евангелий Но эти источники не при­няты были Лукою в полном их составе Так, изречения Христа в третьем евангелии далеко не так систематизированы, как это мы видим в первом евангелии, многие изречения лишь слабо связаны с внешними обстоятельствами, а иногда, по смыслу, отличаются от того, что мы читаем в первом еван­гелии (ср, напр Лк 6, 20—26 и Мф 5, 3—12) В распреде­лении рассказа о деятельности Христа Лука, очевидно, следовал тому источнику, которым пользовался и Марк Этот парал­лелизм повествований Марка и Луки можно констатировать неоднократно (ср напр, Мк 2, 13—20 23—28 п Лк 5, 27—39 6, 1-5, Мк 10, 13—15 и Лк 18,15-17, Мк 11, 27—33 и Лк 20, 1-8)

О какой-либо тенденции в третьем евангелии вряд ли есть основание говорить Правда, прежде считали еван­гелие от Луки „Павловским", старались отыскать в нем, преимущественно, мысли, выраженные в посланиях ап Павла Доказательства „Павловского" направления усматри­вают обыкновенно в том эпизоде третьего евангелия, где говорится о призвании 70 апостолов, хотя, надо заметить, сам Павел к числу этих 70 не принадлежит Но если даже допустить, что автор третьего евангелия был знаком с пропо­ведью ап Павла (но не с его посланиями), все же нужно признать, что у него нашли свое отражение вообще христиан­ские мысли в более сильной степени, чем специально мысли ап Павла Особенно замечательны в этом отношении сужде­ния Луки о богатстве, как таковом, независимо от того упо­требления, которое из него делается (ср 6, 20—25 и Мф 5, 3—12, а также притчи о неправедпом управителе, о богаче и Лазаре) Лука подчеркивает любовь Христа к беднякам, блудницам, вообще грешникам они дороже ему, чем гордецы, хотя бы и справедливо кичащиеся своею добродетелью (притчи о блудном сыне, о мытаре и фарисее и пр)

Время составления третьего евангелия точно не может быть определено, как и время составления двух первых еван­гелий Гарнак, раньше относивший его к 78—93 гг, теперь скло­нен датировать его до разрушения Иерусалима в 70 г

Стиль евангелия всего ближе соприкасается со стилем эллинистической прозы В словаре Луки много таких, чисто греческих, выражений, которые не встречаются у других еван­гелистов Во многих случаях он заменяет вульгаризмы Марка. литературными оборотами, или смягчает их Впрочем, не во всех часгях евангелия язык одинаков Скорее можно думать, что Лука оставлял стиль тех источников, которыми он поль­зовался, в неизмененном виде Оттого в стиле Луки изы­сканная корректность и литературность оборотов уживаются наряду с грубыми евраизмами Из отличительных особенно­стей стиля нужно отметить, между прочим, особое пристра­стие автора к употреблению неопределенного наклонения Как бы то ни было, прав блаж Иероним, называющий Луку „среди всех евангелистов самым образованным в греческой речи", прав и один из современных исследователей античной художественной прозы, считающий построение периода во вступлении к третьему евангелию образцовым

5 Близкое сходство в содержании трех первых евангелий, с одной стороны, встречающиеся в них разнообразные отли­чия—с другой, с давних пор занимали и продолжают зани­мать ученых В древней и средне-вековой церкви вопрос ре­шался легко и просто евангельские тексты брались так, как они есть, если в них бросалась в глаза несогласованность, ее пытались устранить путем искусственного толкования, произвольных соображений Обыкновенно встречающиеся в параллельных повествованиях отличия об'яснялись индиви­дуальностью авторов евангелий, а потому и не считались противоречиями Так продолжалось дело до XVIII в, когда во­просы, связанные с синоптическими евангелиями, стали раз­рабатываться научно, когда поставлена была на очередь так наз синоптическая проблема Она не разрешена окончательно и по сие время, да и вряд ли когда-либо полу­чит полное, удовлетворяющее всех и каждого, разрешение Все же по многим вопросам, относящимся к синоптической проблеме, удалось притти к более или менее положительным результатам, касающимся, однако, не столько общей поста­новки дела, сколько тех или иных частностей Наметились и те главные пути исследования проблемы, идя по которым можно было бы приблизиться к ее разрешению Ясно обрисо­валось и то, что, за отсутствием фактических данных, осно­вывающихся на показаниях источников, не может быть и речи о чем-либо прочно установленном, что, вследствие этого, при­ходится иметь дело с гипотезами, большая и меньшая прием­лемость которых зачастую зависит от личных стремлений и вкусов каждого

Таких гипотез, или теорий касательно синоптической про­блемы можно отметить, в качестве главных и основных, три. В немецкой науке, где синоптическая проблема разрабатыва­лась особенно интенсивно, они получили такие наименования Traditionshypothese, Quellenhypothese, Benutzimgshypothese

а) Теория предания Авторы синоптических евангелий черпали свой материал из устного предания независимо друг от друга Однородность повествования синоптических еванге­лий об'ясняется тем, что в школах, где обучались те люди, которые стали потом сотрудниками апостолов, неоднократно повторялись одни и те же рассказы о Христе, последние и получили, благодаря этому, устойчивость, стали типичными Встречающиеся же у синоптиков различия об'ясняются тем, что существовало несколько параллельных типов рассказа, с другой стороны, упомянутые различия могут зависеть и от индивидуальных свойств каждого из авторов евангелий

б) Теория источников Авторы евангелий работали неза­висимо один от другого, но они зависели от бывших в их распоряжении письменных источников Так, одни усматри­вали в наших евангелиях от Матфея, Марка и Луки лишь раз­личные переводы евангелия прото-Матфея, написанного по-ара­мейски, другие об'ясняли особенности, свойственные каждому
из трех евангелий, тем, что авторы их пользовались не ка­ким-либо одним протоевангелием, но целым рядом небольших
рассказов, зафиксированных на письме

в) Наиболее распространенная в настоящее время теория использования имеет различные видоизменения Общею чер­
тою ее является та предпосылка, что синоптики стоят в зави­ симости друг от друга

Предлагались еще более сложные попытки решения сино птической проблемы В основу их положено было то пред­положение, что наши три евангелия первоначально существо­вали в более простой и древней форме, что наши Матфей, Марк и Лука основываются на предполагаемых „первона­чальных" или „исходных" Матфее, Марке и Луке (Ur-Mat-tlians, Ur-Mailms, Ur-Lukas) Эти более древние и простые евангелия служили источниками для других евангелий, или сами возникли при помощи использования ими других евангелий

И сказанного достаточно, чтобы убедиться в том, какую трудную задачу поставил бы себе всякий, кто пожелал бы так или иначе примирить пли согласовать эти теории, в сущ­ности взаимно исключающие одна другую Но еще большую растерянность, граничащую с безнадежностью, испытал бы всякий, кто погрузился бы в разбор мнений, высказанных корифеями богословской науки о синоптической проблеме— настолько эти мнения разнообразны, как разнообразны и те способы доказательств, при помощи которых каждый ученый старается обосновать свое мнение Приведем несколько при­меров, останавливаясь лишь на самых крупных представите­лях богословской науки

Фр Хр Баур и тюбингенская богословская школа усма­тривали в первом евангелии самостоятельное произведение, составленное без помощи каких-либо более древних памятни­ков Второй евангелист эксцерпировал первого и третьего евангелистов и внес кое-какие добавления от себя Встре­чающиеся в отдельных евангелиях особенности об'ясняются догматическими тенденциями их авторов

Пользующаяся в настоящее время большим признанием ги­потеза,'обоснованная Гольтцманом и носящая название Zwei-quellentheone, теория двух источников, покоится на такой основной мысли первое и третье евангелия зависят от двух источников—от Марка (или прото-Марка) и особого источ­ника, обозначенного Гольтцманом Q (начальная буква слова Quelle) Этот Q можно восстановить, в главных чертах, при помощи сравнения материала, общего Матфею и Луке, но не нашедшего себе места у Марка Такова гипотеза в общем ее виде На второстепенные же вопросы, в связи с нею возникающие, даются ответы самые разнообразные Что представляет собою Q? Каковы его свойства, размеры, происхождение? Гарнак усма­тривает в Q собрание изречений (logia), Вейс — сборник целой группы изречений и повествований Таким образом, по Вейсу, размеры Q значительно более, чем это представ­ляется Гарнаку, это положение Вейс старается подкрепить указанием на то, что в Q находились многие рассказы, нашедшие себе место у Марка и Матфея Так как рас­сказы, взятые из Q, помещены у Матфея и Луки в одном и том же последовательном порядке, то, по мнению Вейса, представляется возможным установить, в главных частях, композицию Q

По мнению Велльгаузена, Q представляет сборник сведений, имеющих второстепенное значение, подвергшихся, к тому же, сильному влиянию со стороны предания, восходящего к перво­начальной христианской общине Гарнак, наоборот, усматри­вает в Q самый ценный и надежный источник сведений для евангельской истории и относит возникновение Q еще к апо­стольским временам

В каких отношениях стоят между собою Q и древнейшее, то есть, второе евангелие? И тут ответы, взаимно исключаю­щие друг друга по Велльгаузену Q зависит от Марка, по Вейсу—Марк зависит от Q, по Гарнаку—Марк и Q незави­симы друг от друга

Откуда проистекает то, что стоит только у Матфея и Луки? По мнению Гарнака, Лука помимо Марка и Q, пользовался третьим источником, именно иерусалимскими, или вообще иудейскими преданиями По соображепиям Вейса, третий источник, которым пользовался Лука, в общем, сходен с Мар­ком, многое из того, что стоит у Матфея, происходит из Q

Можно было бы чуть ли не до безконечности продолжать знакомство с теми комбинациями, какие составлены были и продолжают составляться вокруг вопросов, связанных с синоптической проблемой Но и приведенных примеров, ду­мается, за-глаза достаточно, чтобы притти к убеждению, что, в сущносчи, проблема эта, с строго-научной точки зрения, оказывается проблемой безнадежной, своего рода заколдован ным кругом, неопределенным уравнением со многими неиз­вестными Мы были бы неправы, если бы стали обвинять ученых, берущихся за решение этого уравнения, без надежды на то, что оно будет решено Напротив, мы должны быть признательны им за то, что они стремятся найти выход из заколдованного круга, они не могут найти его по причинам, не от них зависящим

А причины эти сводятся к следующему а) изследование синоптической проблемы стоит в тесной связи с исследова­нием п установлением самаго текста синоптических евангелий Текст этот дошел до нас не в очень-то надежном предании В течение долгого времени он подвергался изменениям, кото­рые делались преимущественно с целью сгладить встречаю­щиеся в евангелиях противоречия Часто бывает, что для тех или иных мест, имеющих решающее значевие, мы как раз не обладаем вполне надежным текстом б) Нет возможности точно установить, что именно евангелисты добавили лично от себя, основываясь на устном предании, или на выработавшихся верованиях христианской общины, и какие изменения они внесли в бывшие в их распоряжении источники, руковод­ствуясь при этом отчасти богословской догматикой, отчасти литературными соображениями

Если, повторяем, мы не рискнем обвинять ученых в том, что они не решили того, чего и решить, пожалуй, нельзя, то самый метод решения синоптической проблемы нам представляется методом, далеким от совершенства Огром­ное большинство немецких богословов, задающих тон науке, повиины в том, что, приступая к решению синоптической проблемы, они придавали и придают преимущественное значение тем или иным отдельным признакам, встречаю­щийся у отдельных синоптиков, иными словами, критикуя синоптическое предание, ученые становятся на путь критики" слишком детамированной, подчас микроскопической Еще хуже то, что иногда в своих комбинациях ученые исходят из заранее составленных ими предпосылок Чтобы не заслу­жить упрека в голословных обвинениях, остановимся на не­которых примерах По мнению Вернле, Марк служил источ­ником для Матфея и Луки, за первенство Марка свидетель­ствует то, что у него нет рассказов о рождении и детстве Христа, ибо, если бы Марк прочитал их у Матфея и Луки, он не преминул бы ими воспользоваться Argumentum ex si-lentio—опасный аргумент¹ Велльгаузен построил свои выводы, главным образом, на соображениях, вытекающих из рассмо­трения языка синоптических евангелий Это, конечно, признак юб'ективный и потому наиболее бесспорный Велльгаузен ис­ходит из того правильного, вероятно, соображения, что устная евангельская традиция была арамейской, что мы в наших «вангелиях имеем перевод ее В них встречаются семитизмы, причем в древнейших евангельских текстах оаи более заметны, чем в позднейших Евенгелие от Марка более „семитично", чем евангелия от Матфея и Луки Отсюда Велльгаузен де­лает такие выводы личная работа второго евангелиста со­стояла лишь в том, чтобы привести в порядок материал, данный арамейским письменным преданием, снабдить его введением и комментарием Первый и третий евангелисты поль­зовались тем Марком, который дошел и до нас, но в то же время они знали и его арамейский подлинник, этим и об'-ясняются некоторые варианты в первом и третьем евангелиях Те места, которые имеются у Матфея и Луки, но кото­рых нет у Марка, заимствованы ими из Q Евангелие от Марка появилось, однако, ранее, чем создан был Q, так как в последнем в более сильной степени, чем у Марка, отрази­лись влияния более поздней церкви Нельзя допустить, чтобы Q существовал до Марка, иначе евангелист не мог бы не исполь­зовать его Снова мы имеем дело с aagumentum ex silentio

Греческая языческая литература открывается „Илиадой" и „Одиссеей", произведениями, вызвавшими нерешенный и по сие время „Гомеровский вопрос" Греческая христианская ли­тература открывается синоптическими евангелиями, выдвинув пшмй, нерешенную до сих пор синоптическую, проблему Со­впадение столь же удивительное, сколь и трогательное'

Итак, до поры до времени, приходится довольствоваться лишь предположительным решением синоптической проблемы, самый же процесс образования синоптических евангелий пред­ставлять себе в таком виде В первоначальную эпоху раз­вития христианства, несомненно, существовала устная тради­ция о жизни и деятельности Христа, о его „словах" и „делах" Эта устная традиция, в неизмененном или измененном виде, должна была послужить, прежде всего, источником евангель­ского повествования, чт5 сказалось на его составе Он не представляет связной картины, но состоит как бы из ряда отдельных мелких картин Оттого евангельское повествование, особенно во втором, то есть, древнейшем евангелии, отрывочно, в нем нет закругленности В этом легко убедиться всякому, кто будет читать евангелие страницу за страницей, как обык­новенную книгу

Как перешла устная традиция в зафиксированную на письме форму" Вероятно, но только вероятно, первоначально были записаны отдельные изречения Хрпста, то, что апосгол. Павел (I Кор 7, 25) называет „повелениями" Господними Эти изречения, как восходящие непосредственно к Христу, имели особое значение для христианской общины К тому же они, по своей краткости, точности и ясности, легче всего под­давались записи

К интересу, какой представляли изречения Христа, скоро присоединился интерес к событиям его жизни, что повело к дальнейшему расширению устного предания Все те „слова", которые считались исходящими от него, стали группироваться в одно „слово", самое важное, давшее толчок для всего дальнейшего развития Это „слово"—оно было последним и решительным словом Христа, сказанным им в ответ на во­прос, заданный ему на суде первосвященником „Христос ли ты, сын благословенного?"—звучало „Да, я'" (Мк 14, 62), т е, Христос есть обещанный Мессия

Это был главный догмат первоначального христианства Скоро к догматическому интересу, представляемому личностью и учением Христа, присоединился интерес исторический, а последний должен был сосредоточиваться, главным образом, на истории страданий Христа, как искупительной жертвы за мир, и на истории его воскресения, являющегося залогом будущей жизни Поэтому история страданий и, отчасти, во­скресения Христа представляет наиболее подробно разрабо­танный отдел евангельского повествования, по сравнению с которым остальные отделы носят характер скорее эпизо­дический

Конечно, было бы более, чем неосторожно поручиться в том, что процесс образования евангелий шел таким, а не иным образом Решение этого вопроса—будем надеется, что оно когда-нибудь последует—принадлежит будущему Может быть, ключ к решению будет дан какою-нибудь новою на­ходкою—мы так были избалованы этими находками за по­следнюю четверть века Это—дело счастливого случая А пока этот случай придет, нужно стараться еще более усовершен ствовать метод исследования имеющегося материала Те „микро­филологические" анализы, которые произведены были, главным образом, немецким ученым над синоптическими евангелиями принесли, разумеется, большую пользу и их следует продол­жать и углублять Но наряду с ними полезно было бы, быть может, повести исследование на более широкой основе, поль­зуясь, в особенности, испытанными, и с успехом, средствами сравнительного метода Пора вывести синоптические еванге­лия из того „блестящего одиночества", в каком они долгое время обретались' Пора, вместе с тем, перестать строить и увлекательные гипотезы и тем самым не распутывать, а за­путывать „Гордиев узел" синоптической проблемы!

III. Четвертое евангелие.

1 Ренан высоко ставил четвертое евангелие, как источник для воссоздания биографии Христа, усматривал в нем доку мент одинаковой исторической ценности с синоптиками, хо тел установить на нем „основу своего повествования" В на­стоящее время вряд ли найдется исследователь, который риск­нул бы поставить четвертое евангелие, как исторический источник, на одну доску с первыми тремя Если в этом отношени оно уступает последним, то, как памятник историко-литературный, оно значительно превосходит пх, в евангель­ской же литературе вообщ^п, как канонической, пк и апокри­фической, четвертое евангелие занимает coiepmenno особое, исключительное место

По данным, заключающимся в прибавленной впоследствии заключительной главе (21, 20—24), автором четвертого еван гелия был возлюбленный ученвк Христа, т е Иоанн, сын Зеведея „Этот ученик свидетельствует об этом и написал это и мы знаем, что свидетельство его истинно" Тот, кто напи­сан слова „мы знаем", ясное дело, отличает себя от автора евангелия Иоанна же, как любимого ученика Христа, имеют в виду и другие места четвертого евангелия, где его легко признать, хотя он и не назван по имени (ср 19, 26 20, 2—10 13, 23—25 18, 5) Ап Иоанну четвертое евангелие было приписано, по крайней мере, с конца II в , и церковного традицией) Однако, эта традиция вызывает сильные сомнения

По свидетельству Папия, сыновья Зеведея, Иоанн, автор четвертого евангелия, и Иаков убиты были иудеями Это со­бытие, по указанию „Деяний", называющих, правда, в дан­ном случае одного только Иакова, должно быть относимо к 43 или 44 г Переданный Папием факт одновременной смерти обоих сыновей Зеведея подкрепляется одним местом в еван­гелии от Марка (10, 35 ел), правда, там не говорится опре­деленно об этом факте, но, лишь предположив его, можно дать удовлетворительное толкование указанному сообщению второго евангелия Таким образом, свидетельство Папия не должно вызывать каких-либо сомнений в его достоверности А отсюда вытекают важные результаты Папий, следовательно, ничего не знал о продолжительной жизни Иоанна, об его изгнании на Патмос, о его жизви и смерти в Вфесе Так как ап Иоанн скончался в 43 или 44 г, то Папий и создание четвертого евангелия должен был помещать до этого года, оно не могло, следовательно, возникнуть в ту, сравнительно, позд­нюю эпоху, к которой относит его церковная традиция

Тем не менее последняя поступила вполне правильно, при­знав четвертое евангелие самым поздним из всех канониче­ских Из содержания евангелия ясно видно, что а) оно не могло быть составлено очевидцем жизни Христа, б) в нем, сравнительно с синоптическими евангелиями, находятся суще ственные отличия не только в сообщениях, касающихся изре­чений и учения Христа, но и в данных, относящихся к его жизни и крестным страданиям, в) автор евангелия, несомненно, знаком с синоптиками, но совершенно не зависит от них Изречения Христа перерабатываются автором свободно, и он пользуется ими для развития и обоснования определенных религиозно-богословских идей Так, повидимому, в беседе с Никодимом беседующим лицом является даже не Христос, а сам евангелист, говорящий устами Христа На вопрос Нико-дима, как может произойти „рождение от духа", Иисус отве­чает „Ты учитель Израиля и этого не знаешь аминь, аминь, говорю тебе, что мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, и вы не принимаете нашего свиде­тельства" (3, 10—11)

Вообще четвертое евангелие еще в меньшей степени, чем синоптические, может быть названо сочинением историческим В нем явно просвечивает назидательный характер, и его главной целью является доказать, что Христос—Мессия, сын Божий, что только вера в него дает жизнь вечную Рассказы о чудесах также отличаются от аналогичных рассказов у си­ноптиков Они излагаются не an unci fur sich, а служат одним из способов создать определенное представление о личности Христа

Трудно, повторяем, допустить, что ученик Христа со­ставил четвертое евангелие, столь отличающееся от синопти­ков, если даже поверить преданию, по которому Иоанн до эпохи Траяна жил в Ефесе и, таким образом, должно было пройти несколько десятилетий между деятельностью Христа и написанием евангелия Разшчие его и синоптиков касается не одних только деталей, память о которых, с течением вре-менп, могла затушеваться Разница здесь более существенная и касается общего понимания личности Христа и главных со­бытий его жизни Например, синоптики ничего не говорят о воскрешении Лазаря, по Иоанну же (11, 45 ел) событие это имело решающее значение в судьбе Христа Когда многие из иудеев, видевших чудо, совершенное Иисусом, уверовали в него, другие из них донесли о чуде фарисеям Последние с первосвященниками собрали синедрион и рассуждали на нем так дела этого нельзя оставить без внимания, не то после­дует вмешательство римлян Поэтому от того дня синедрион и порешил погубить Христа У синоптиков главным местом дея­тельности Христа является Галилея, у Иоанна—Иерусалим

Самое любопытное изменение, внесенное четвертым еван­гелием в синоптическое предание, касается одной детали хро­нологии страстей Хрисговых, точнее, времени Тайной вечери По синоптикам (Мф 27, 17 — 20 Мк Н, 12 — 18 Лк 22, 7—16) это была пасхальная вечеря, всегда устраиваемая иудеями 14-го Низана В четвертом евангелии нет указаний на пасхальный характер Тайной вечери, напротив, ясно гово­рится, что день распятия Христа был тот самый, когда при­готовляли пасху, т е традиционного агнца, которого следовало закласть в течение этого дня и вечером с'есть (13, 1—2. 18, 28 19, 31 42) Таким образом, по четвертому евангелию выходит, что Христос умер на кресте в тот день, когда он, по показанию синоптиков, вечером вкушал пасху, т е не 15-го, а 14-го Низана.

Но все это касается деталей Существенное же и принци­пиальное отличие четвертого евангелия от остальных заклю­чается в понимании самой личности Христа Если Христос синоптиков, будучи освобожден от того ореола, которым он окружен благодаря легенде, является личностью вполне реаль­ною и полною конкретной жизни, то Христос четвертого еван­гелия преображается и идеализируется настолько, что невочьно возникает вопрос что это? историческая чичность, или мета­физическое отображение ее, которому, с помощью произволь­ных приемов, придается яипгь кажущаяся реальность?

Обыкновенно автором четвертого евангелия считают того пресвитера Иоанна, о котором упоминает Папий (Евсевий, Церк ист HI, 39, 4) Некоторые ученые идут дальше и этому пресвитеру Иоанну приписывают второе и третье Иоанновы послания, где автор не называет себя пресвитером, а также „Апокалипсис", в котором упоминается о существовании в эпоху Домициана какого-то Иоанна, уроженца Малой Азии Однако, против свидетельства Папия можно привести и воз­ражения Главным из них будет то, что Папий и пресвитера Иоанна называет также учеником Христа Против же ото­жествления Иоанна, автора евангелия, и Иоанна, автора „Апо­калипсиса" говорит различие у обоих не только в образе их мышиения, но и в способе их выражения Впрочем, если даже согласиться с тем, что автором произведений, об'единенных именем Иоанна, был Иоанн пресвитер, толку получается мало: мы знаем лишь его имя, но о нем самом нам ничего не­известно

2 Из самого евангелия нельзя ничего извлечь о той обстановке, среди которой оно возникло Детальные ука­зания об Иерусалиме, о палестинских делах вообще могут свидетельствовать в пользу того, что автор евангелия происхо­дил из Палестины точки соприкосновения автора евангелия с „Песнью песней", гностическое происхождение которой не­сомненно, указывают на знакомство автора с гностицизмом и эллинистической мистикой Борьба автора с неверием иудеев указывает на такое время, когда это неверие грозило большою опасностью учению Христа, как его понимало евангелие При всем том нужно констатировать еще один бесспорны! факт: это—наблюдающееся на всем протяжении 'евангелия тоже­ство в содержаний и изложении Это сходство бросается в "- глаза очевиднее, чем все встречающиеся в евангелии проти­воречия, повторения, шероховатости Последние, несомненно, нарушают связь целого, давали и дают повод утверждать, будто в составлении евангелия участвовало не одно лицо, а несколько

Однородностью языка и „богословия" четвертого евангелия об'ясняются попытки ученых, особенно за последнее время, провести различие между первоосновою евангелия, его пере работками, его интерполяциями (вставными местами) По мне­нию одних (Велльгаузен, Шварц), противоречия, встречаю­щиеся в четвертом евангелии, об'ясняются тем, что оно под­верг юзь переработке несколько раз, причем первоосновою евангетия признается его повествовательная часть, речи — более поздним добавлением Другие (Вендт), наоборот, счи­тают древнейшею частью евангелия речи, причем последние они готовы приписать именно Иоанну, сыну Зеведел Таким образом, и в отношении четвертого евангелия замечаеася такая же разноголосица, какую мы указывали в отношении синоп­тиков Достоверно можно сказать одно вряд ли четвертое евангелие возникло в том виде, в каком оно дошло до нас, за один прием, в нем чувствуется первооснова подвергшаяся многократной переработке, причем и эта первооснова воспри­няла в себя кое-что из того материала, который существовал до ее появления Впрочем, все эти вопросы имеют большое значение для использования четвертого евангелия в качестве исторического источника, а не для оценки его с историко-ли­тературной точки зрения Как памятник историко-литературный, оно, сколько бы наслоений мы в нем ни насчитывали, пред ставляет большое единство, и в этом отношении является для нас незаменимым свидетелем о своеобразном понимании лич­ности и деятельности Христа Четвертое евангелие проникнуто, от начала до конца, внутренним благочестием Мистика пер­воначального христианства пашла в этом евангелии наиболее возвышенное и горячее выражение Хорошо говорит Велльга-узен о четвергом евангелия это—предание не о земном Иисусе, это — вера в жпвого небесного Иисуса

И по языку евангелие от Иоанна резко отличается от си­ноптических В нем как в повествовательных частях, так и в приводимых речах замечается более слабая и отдаленная близость к семитизму Языку Иоанна свойственна своего рода моаогонная торжественность, сказывающаяся в многочислен­ных повторениях, в частом применении бессоюзия, в необыч­ной расстановке слов (сказуемое в начале предложения), в расчленении фраз на строфы Евангелие пестрит такими сло­вами, как „свет", „тьма", „жизнь", „истина", „мир", „сви­детельствую", „верю", „последний день" и пр , оно богато простыми, кратко выраженными сентенциями

3 Взгляды ученых на общий план и композицию четвертого евангелия отличаются безнадежною противоречивостью Одни считают евангелие лишенным какого бы то ни было общего плана и об'ясняют это тем, что его автор, взявшись за переработку синоптиков, не мог справиться со своею задачею Другие—и таковых большинство —наоборот, находяг в четвертом евангелии глубоко продуманный план Правда, нужво согласиться с тем, что в выборе и группировке повествовательных частей автор евангелия не следовал исто­рической точке зрения Тем не менее, в евангелии ясно раз личаются две главных части а) та, где автор рядом подо­бранных „знамений" и служащих для раз'яснения этих „знамений" речей апологетически - полемического характера старается доказать превосходство Христа над его врагами, б) та часть, где автор рисует притягательную силу личности Христа Некоторые ученые находят возможным различать в евангелии три части а) гл 1 —7, б) гл 7—12, в) гл 13—21 Но на сколько бы частей ни делить четвертое еваагелие, можно утверждать одно оно построено не по тому плану, по которому построены евангелия синоптические Если последние содержат в себе, главным образом, повествовапия о „делах" и „словах" Христа, то в евангелии от Иоанна ясно просврчи-ваег намерение автора обосновать определенную философскую идею, связанную с личностью и деятельностью Христа В чем эта идея заключается, видно из знаменитого пролога (1, 1—18),из первых слов эюго пролога в начале бе слово-Логос (en aiche en ho logos)

4 В философском понимании термин Логос означал первоначально „рассуждение" и в об'ективном смысле (слово о каком-либо предмете), и в суб'ективном (способносгь рассуж­дения вообще) В книге покойного князя С Н Трубецкого (Учение о Логосе, М 1900) прослежена история Логоса в философии Мы не будем следить за этой историей на всем ее протяжении, а остановимся лишь на том ее моменте, когда учение о Логосе вошло в философию религии Эта философия развилась, главным образом, в Александрии, где ее главным представителем, в начале нашей эры, был еврей Филон, с философией которого сближают и из нее выводят „богословие" четвертого евангелия большинство исследователей В своей философской системе Филон пытался соединить результаты греческого умозрения с законом Моисея и откровением Ветхого завета и для этого воспользовался понятием Логоса Есть единое, сверхразумное Божество, познаваемое путем экстаза, ему противополагается вечная, не имеющая ни формы ни вида материя, которая не может вступить с Божеством в какое-либо соотношение Мироздание, промысел Божий, откро­вение Божества предполагают ряд посредствующих деятелей, начал и сил Все эти силы (dynameis) совмещается в Логосе, которой является посредником между Богом и миром Таким образом, у Филона Логос есть а) сила и разум самого Божества, б) идея мира, в) творческая энергия, г) посредник откровения Филон называет Логос ^первосвященником", „единородным сыном Божиим", или „вторым богом" в отличие от первого, нерожденного Божества и от „третьего бога"— сотворенного мира, в котором он воплощается Таково, в самых общих чертах, учение Филона о Логосе Как универ­сальный творческий разум, Логос представляется Филону высшим понятием философии и, вместе с тем, ключом к пониманию ветхо заветного откровения В этом отношении учение Филона, несомненно, пмело большое влияние и на христианскую мысль

Но учение о Логосе в четвертом евангелии глубоко отли­чается от Филонова о нем учения В то время как содержанием Логоса у философов является совокупность всего познаваемого, идеальная сущность и основание мира, евангельский Логос есть откровение существа Божия, предвечный образ Божий В евангелии говорится, что Слово было от начала у Бога и к Богу, „и Бог бе Слово" Таким образом, если в философском смысле Логос есть от начала космическая потенция, пред­метом и содержанием шорой является мир, то в религиозном смысле учение о Логосе есть результат веры в откровение, в Бога, сказывающегося в словах Христовых, веры в личность Христа, как в самое слово Божие, т е, полное воплощение и раскрытие Бога в человеке

Свое учение о Логосе автор четвертого евангелия изложил, или, лучше сказать, систематизировал в знаменитом прологе к евангелию (1, 1—18) „В начале был Логос, и Логос устремлялся к Богу, и Логос бъи бог", т е обладал боже­ственною сущностью, хотя она и ниже того источника, из которого проистекает „Логос в начале устремлялся к Богу Все чрез него начало быть (т е получало начало своето бытия), и без него ничто не начало быть, чтб начало быть" Все обязано своим развитием действию Логоса, помимо хао­тической бесформенной материи „В нем (Логосе) была жизнь, и жизнь была свет людей И свет во тьме светит, и тьма его не об'яла" Иными словами Логос, проникая чрез во­площение в темный мир, знает, что ему предстоит столкно­вение с тою силою, которая будет противодействовать его влиянию „Был (родился) человек, посланный от Бога, имя ему Иоанн он пришел для свидетельства (чтобы свидетель­ствовать) о свете, дабы все уверовали чрез его (посредство) Он не был свет, но (был послан), чтобы свидетельствовать о свете" На первый взгляд, эти слова могут показаться ненужным отступлением Но для автора они очень важны оп желает как бы предупредить, что простые посланники Божий не должны стоять на одной ступени с Логосом они обладают только частью той истины, которою лишь один Логос обладает в полной мере „(Это) был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир В мире был (Логос), и мир чрез [него начал быть, и мир его не познал К своим (тек иудейскому народу) пришел, и свои его не восприняли А тем, которые его приняли, он дал власть стать детьми Божиими, именно тем, которые верят во имя его, которые не от крови (т е племени), ни от хотения плоти (плотского вожделения), ни ог хотениямужа, но от Бога родились". Человечество двой­ственно одни люди, по своей природе, родственны божественному Логосу и соединяются с ним, другие, также по своей природе, противодействуют ему и отвергают его „И Логос стал плотью п обитал (собств разбил шатер) среди нас, и мы увидели славу его, славу как единородного (сына) от отца (его), полного благодати и истины" Далее автор опять возвращается к Иоанну Предтече „Иоанн свидетельствует о нем и восклицает эго—roi, о ком я сказал идущий за мною оказался впереди меня, потому что он был прежде меня Ибо от полноты его мы все получили, именно благодать на благодать, потому что закон дан был Моисеем, благодать же и истина начали быть чрез Иисуса Христа"

Таков этот знаменитый пролог, служащий как бы исход­ным пунктом для всего последующего за ним евангельского рассказа Нужно заметить, что в дальнейшем автор уже не возвращается к основным положениям, высказанным в прологе, а преследует одну цель убедить нас в том, что лицо, жившее под именем Иисуса Христа, было именно Логосом

5 Дня доказательства этого авторз четвертого евангелия не было надобности излагать события из жизни Христа, предшествующей его выступлению на проповедь Поэтому в евангелии нет рассказов о чудесном зачатии Христа, о его рождении, о его детстве 0 крещении Христа также не рассказывается, как это делают синоптики, но о нем все же есть намек в повествовании об Иоанне Крестителя, следующем за прологом (1,19—34) „И свидехельствовал Иоанн, говоря я видел духа, сходящего с неба, в виде голубя, и пребы­вающего на нем и я не знал его, но пославший меня кре­стить водою, сказал мне если ты увидишь того, на которого сходит дух и пребывает на нем, тот и крестит духом святым" (1, 32-33)

В рассказе о призвании апостолов (1, 35—51) нужно отметить одну деталь, отличающую четвертое евангелие от остальных В последних Христос лишь в конце своей деятель­ности получает и принимает наименование Мессии и даже тогда запрещает ученикам своим распространяться об этом (Мф 16,13-20 Мк 8, 27—30 Лк 9, 18-21) В четвертом евангелии Христос с самого начала признается учениками за ожидаемого Мессию и не противится этому (1, 41)

Рассказав о призвании апостолов, как будущих проповедни­ков Христова учения, автор сразу же переходит к изложению первого чуда, совершенного Христом на браке в Кане Гали­лейской (2, 1—11) Этим чудом (о нем повествуется только в четвертом евангелии) Христос „положил начало знамениям своим и явил славу свою"

Следует рассказ об очищении храма (2, 13—22) Это событие упоминается и синоптиками (Мф 21,12—13 Мк 11, 15—17 Лк 45, 46), но упоминается кратко и относится не к началу, а к концу деятельности Иисуса Для автора четвертого евангелия важно было упомянуть об этом событии в начале своего произведения, потому что это давало ему случай, на первых же порах отметить, лучше сказать, намекнуть, ча важнейший факт в жизни Хрисга, его воскресение разрушьте храм этот и в три дня я воздвигну его (2, 19)

Длинная беседа Христа с Никодимом приводится только в четвертом евангелии (3,1—21) В ней, опять-таки, содержится первое указание на другое важное событие в жизни Христа, его крестные страдания и смерть, посредством которой спа­сется мир „И как вознес Моисей змея в пустыне, так должно быть вознесену и сыну человеческому, чтобы всякий, верую­щий в него, имел жизнь вечную" (3, 14—15)

После короткого отступления об Иоанне Предтече (3,22—36) длинная беседа Христа с самарянкой (4, 1—42), имеющая целью доказать, что Бог есть дух

Следуют рассказы о чудесах исцеление сына царедворца в Капернауме (4, 43—54)—важное значение веры в слово Божие, исцеление расслабленного (5, 1—16)—введение к длинной христологической речи (5, 17—47) на тему, выра­женную словами „Слушающий Слово мое и верующий в пославшего меня имеет жизнь вечную" (5, 24), чудесное насыщение народа пятью хлебами (6, 11—13)—введение к речи о хлебе жизни (6, 32—59)

Рассказ о пребывании Иисуса на празднике Кущей (7, 1—8, 59) нужен евангелисту для доказательства того поло­жения, что учение Христово—учение божественное Исцеление слепорожденного (9, 1—34) служит вступлением к речи о Пастыре добром (9, 35—10, 21)

Наконец, важнейшее из чудес-воскрешение Лазаря (10, 40—11, 44)—своего рода прелюдия к последовавшей затем катастрофе Эта катастрофа, равно как и обстоятельства во­скресения Христова, явления его ученикам, излагаются еван­гелистом очень обстоятельно Однако, и в этой последней части четвертого евангелия центр тяжести, несомненно, лежит в прощальной речи Христа, обращенной к ученикам (13, 31— 17, 26)

Строго говоря почти все четвертое евангелие состоит из речей Христа, в которых излагается его учение так, как по­нимал его автор Рассказы о чудесах служат как бы моти­вировкой этих речей При этом в группировке чудес можно наблюдать своего рода градацию—от меньшего к большему превращение воды в вино, исцеление болящего, исцеление паралитика, исцеление слепорожденного, воскрешение мертвого И эта градация, несомненно, преднамеренная, изобличает в авторе тонкого писателя-психолога

История страстей Христовых изложена евангелистом в соответствии с основною мыслью и тенденцией его произве­дения Та слабость человеческой природы, которая проявляется минутами в Христе, в изображении синоптиков, во время его страданий, несовместима с совершенством воплощенного Логоса Поэтому в четвертом евангелии нет рассказа о Гефсиманской ночи Вместо него имеется рассказ, составленный в противоположном духе, как Христос, придя в последний раз в Иерусалим, где, как он знает, его постигнет смерть, говорит самому себе „Теперь душа моя пришла в смятение и не сказать ли мне Отец, спаси меня от этого часа" Но он тут же прибавляет „Впрочем, именно для этого часа я и пришел" На Голгофу Христос несет свой крест один, без помощи Симона Киринейского (ср Мф 27, 32 Мк 15, 21 Лк 23, 26) Логос не нуждается в посторонней помощи Подвергаясь ругательствам и оскорблениям со стороны люден, сынов тьмы, Христос-Логос остается спокойным и вполне владеет собою Даже реальная черта ощущаемой распятым жажды, по словам евангелия, находит себе об'ясневие в его желании „Чтобы исполнилось писание" (19, 28) Когда вы­пил Иисус уксуса, он сказал „Исполнилось" (писание), и, склонив голову, испустил дух свой

Чудеса Христа, приводимые в евангелии, проникнуты про­зрачным символизмом Логос придает инертной массе живительную силу (Кана) Логос—свет миру, он возвращает свет тем, кто его лишен (слепорожденный) Логос дает способ­ность идти по пути духа тем, кто своею слабостью осужден на бездействие (паралитик) Логос есть жизнь, и потому он возвращает жизнь умершим (Лазарь) К этому же разряду „символических" чудес относятся и те два чуда, которые рас­сказаны как в четвертом евангелии, так и в синоптических умножение хлебов (6, 4—13) и хождение по водам 6, 16—21) Логос—хлеб жизни, раздаваемый в неограниченном количестве духовному человечеству Логос стоит выше физической природы, выше обычного порядка вещей Чудеса, в глазах автора еван­гелия, имеют и утилитарное значение, служа для укрепления веры „Если не увидите знамений и чудес, не поверите" (4, 48) В описании воскресения Лазаря Христос говорит, обращаясь к отцу своему „Я знал, что ты всегда меня слушаешь Но я сказал ради окружающей толпы, чтобы они поверили, что ты меня послал" (11, 42) Однако чудеса и знамения нужны только для маловерных Фома говорит Господу „Господь мой и Бог мой", а Христос на это замечает „Ты уверовал, потому что уви­дел меня, блаженны невидевшие и уверовавшие" (20, 29) „Много и иных знамений сотворил Иисус пред учениками своими, которые не описаны в этой книге Это же написано с тою целью, чтобы вы верили, что Иисус есть Христос, сын Божий, и, чтобы веря (в это), вы имели жизнь во имя его" (20, 30—31) Этими словами кончалось четвертое евангелие Последняя глава его, несомненно,—позднейшее добавление

6 Можно ли определить, хотя бы приблизительно, время появления четвертого евангелия? Иустин мученик, последо­ватель учения о Логосе в применении к личности Христа, знаег его историю только в версии, даваемой синоптиками По мнению Ревилля, быстрое распространение четвертого евангелия нужно об'яснять тем, что оно появилось в такое время, когда начали обрисовываться религиозные тенденции, вполне развившиеся во второй половине II в, тенденции, во многих отношениях предвосхищенные четвертым евангелием Ревилль относит возникновение четвертого евангелия к 130— 140 гг, скорее к концу этого периода, чем к его началу Этим, по мнению Ревилля, и об'ясняется отсутствие упоми­нания о четвертом евангелии у Иустина мученика и Папия „Евангелие стало распространяться, сравнительно, очень быстро, потому что оно отвечало различным, уже весьма по­пулярным тенденциям Вскоре оно стало евангелием по пре­имуществу, евангелием Духа Знаменитые тексты о покло­нении в духе п истине (9, 23—24), о взаимной любви, как отличительном признаке истинно-верующих (13, 35), о совер­шившемся уже осуществлении вечной жизни в душе тех, кто мыслью и жизнью прилепился к вечной истине (5, 24), о том несказанном мире, которого не может дать мир, но ко­торый дает Христос сердцам, отверстым для божественного воздействия (14, 27) и мн др навсегда сохранят за собою первое место среди вдохновенных толкований христианского идеала"

Как памятник историко-литературный, четвертое* евангелие должно быть поставлено выше евангелий синоптических Ком­позиция, лишь отчасти намеченная в последних, проведена в нем ясно и определенно Основная идея четвертого евангелия выражена вполне отчетливо Если в трех первых евангелиях личности их авторов почти что остаются в тени, то в четвер том евангелии мы имеем дело с ярко выраженною физионо­мией) автора, с самого начала ясно стремящегося к опреде­ленно поставленной им цели Уже было указано, что центром тяжести евангелия от Иоанна являются заключающиеся в нем речи Христа Приводятся речи Христа и у синоптиков, и они иногда очень красноречивы, убедительны и ярки Но стиль этих речей ясно выдает те источники, которыми поль­зовались синоптики и заметно отличается от стиля повество­вательных частей, им лично принадлежащих Не то в четвертом евангелии в нем стиль и повествований и речей совершенно одинаков, и трудно бывает иногда провести резкую границу, где кончается речь Христа и где евангелист говорит уже от себя

Что представляют собою авторы синоптических евангелий? Как их назвать? Летописцами? Историками? Мемуаристами? Все будет зависить от того, с какой точки зрения мы будем оценивать их произведения Мы всего охотнее назвали бы их „рапсодами" в прозе Греческий термин „рапсод" значит, соб ственно, „сшиватель песен" И авторы синоптических евангелий были, в сущности, такими „сшивателями" рассказов о „словах" и „делах" Христа, передававшими в письменной форме свои источники, и устные и письменные, в том, преимущественно, виде, в каком они их находили Собственно литературная сто­рона произведения их интересовала мало, а потому и новее ibo-вания их носит печать чего-то бесхитростного, безыскусствен­ного, чтб придает этим повествованиям чарующую прелесть, а читателю доставляет художественное наслаждение

Не таковым является, в нашем представлении, автор чет­вертого евангелия Как нужно его назвать, не знаем Фило­софом'? Ритором? Богословом, как его окреотило предание'? Но он, во всяком случае, не „рапсод" Он—истолкователь и, до известной степени, систематизатор учения Христова, как это учение запечатлелось в его уме и в сердце Четвертое евангелие не есть произведение литературы безыскусственной И, если, по своему содержанию, евангелие от Иоанна имеет в виду „Слово Божие", ю, по своей форме, оно является произведением „слова" человеческого, т е памятником худо­жественно-литературным

Вместе с тем, четвертое евавгелие показывает, с какою свободою мог быть трактован евангельский материал Его автор сознательно создал нечто всецело противоположное тому, чтб было создано синоптиками Для своего произведения он выработал совершенно новый план, вложил в него новое со­держание, проводил новую идею, создал „свой" стиль

Четвертое евангелие, принятое уже во II в в ново-завет-пый канон и освященное, благодаря этому, апостольским авто­ритетом, очевидно, произвело сильное впечатление Несмотря на яркое отличие его от евангелий синоптических, оно по­ставлено было церковью наряду с последними, более того, оно казалось многим, и в древнее и в новое время, самым достоверным источником наших сведений о Христе Теперь вряд ли кто будет защищать это Но уже одно то, что пред­ставлялась возможность защищать это положение, ясно пока­зывает, как велика была опасность даже в эшку первоначаль­ного христианства если не исказить, то затушевать следы древ­ней, более истинной, традиции о „словах" и „делах" Христа

Если бы четвертое евангелие не было приписано церковью любимому ученику Христа, освятившему его своим авто­ритетом, кто знает, попало ли бы оно в разряд евангелий канонических?

IV. Апокрифические евангелия.

1 Было указано выше, что произведения ранне-христиан­ской литераторы, об'единенные в ново-заветном каноне, со­ставляют лишь незначительную часть ее состава, что границы между каноническою и непринятою в канон литературою дол­гое время оставались шаткими Многое из этой неканониче­ской, т е апокрифической, литературы утрачено бесследно и известно только по заглавиям тех или иных ее произведений, благодаря упоминаниям о них у христианских писателей От некоторых памятников апокрифической литературы дошли бо лее или менее пространные отрывки, сохраненные теми же писателями И лишь незначительная часть апокрифической литературы сохранилась в целом виде в рукописном преда нии Все же сохранившихся памятников достаточно, чтобы составить себе определенное представление о составе, характере и отличительных свойствах древне-христианской апокрифической литературы

Прежде всего мы видим, что она разрабатывалась в тех же формах, что и литература каноническая Мы имеем апо­крифические и евангелия, и деяния апостольские, и послания апостольские, и апокалипсисы Одни из этих произведений возникли самостоятельно, наряду с памятниками каноническими^ другие тесно примыкают к последним, подражают им, служат их дополнением На создание апокрифов, наряду с сочинениями, вошедшими в канон, оказали большое влияние как канониче­ские, так и апокрифические писания Ветхого завета Наконец, и светская литература должна была оказать свое воздействие на появление апокрифов и служила в иных случаях образцом для них

Апокрифическая литература стала появляться, вероятно, одновременно с канонической и продолжала развиваться вплогь до сравнительно уже поздней эпохи античного мира Отзвуки ее перешли даже в средневековье Впрочем, время возникно­вения большинства апокрифов не поддается точному опреде­лению, и хронологические колебания тут естественны более, чем где-либо Равным образом далеко не всегда возможно решить, обязан ли свовм возникновением апокриф цер­кви исгинной, или же он возник в кругах еретических Еще менее стоим мы на твердой почве в деле усвоения апо­крифов определенным авторам Вообще должно отмети гь, что исследование древне-христианской апокрифической литературы сопряжено с неменьшими затруднениями, чем это мы должны бычи констатировать для литературы канонической Как тут, так и там многие вопросы далеко еще не получили своего разрешения, некоторые из проблем только-только намечены, другие ждут очереди, чтобы быть намеченными За последнее время наши сведепия об апокрифах постоянно обогащаются, благояаря новым надркам в этой области, происходящим, главным образом, из Ешпта

В своем очерке мы будем говорить лишь об апокрифиче сих евангелиях, и то далеко не о всех, а только о главней­ших и представляющих, в том или ином отношении, наиболь­ший интерес

2 Исюрия образования ново заветного канона показывает, что прошло значи1ельное время, пока четыре евангелия, при­нятые в канон, были признаны церковью каноническими За­долго еще до создания канона устная традиция стала и при-умио кивать и пршкрашать евангельскую историю Возможно, чю до появления канонических евангелий предпринимались попытки зафиксировав в письменном виде эту устную тради­цию и что, наряду с евангелиями, принятыми впоследствии в канон, пользовались, в течение долгого времени, авторитетом другие евангелия, в канон не попавшие При таком положении вещей, казалось бы, можно было ожидать, чго это побочное предание евангельской истории сохранит подливные и досто­верные черты ее, не нашедшие себе месга в евангелиях ка ионических Но тут приходится испытывать, до известной сте­пени, разочарование, и разочарование не призрачное, а дей­ствительное

Мы уже указывали на то, что, при закреплении устной традиции о Христе в письменной форме, в первую очередь, быть может, закреплены были изречения Христа, так назы­ваемые л о г и и (logia) Восходя непосредственно к Христу, как слова, им сказанные, логии, естесгвенно, могли и должны были пользоваться наибольшим авторитетом в глазах первоначальных христиан, а потому и прежде всрго привлечь к себе внимание со стороны лиц, заинтересованных в распространении и укре­плении нового учения К тому же, вследствие своей краткости, логии легче и удобнее всего поддавались записи И что же мы видам? Из довольно обширного собрания известных теперь логиев очень мало найдется таких, в подлинности происхо­ждения которых у нас не могло бы возникнуть никаких со­мнений Что касается остальных, то одни из них представ­ляют либо видоизмененные либо расширенные изречения, взятые из канонических евангелий, и относятся еще к тому времени, когда «текст последних не был твердо установлен Другие, оказывается, принадлежат вовсе не Христу, а лишь приписаны ему передавшим их автором с целью, конечно, придать логиям большую авторитетность[5])

 

Наибольшею известностью пользуются логии, найденные в Оксиринхе (в верхнем Египте) в 90 х гг прошлого века на папирусе, написанном между 150—300 гг Их всего восемь, причем некоторые из них дошли в очень поврежденном виде Один из логиев воспроизводит дословно Лк 6, 42 Другой логий гласит „Говорит Иисус' Если вы не отречетесь о г мира, не обрящете царствия Божия, и если вы не будете соблюдать субботу, не увидите отца" Отдельные выражения логия со­ставлены на основании Лк 12, 31 Мф 6, 33 Ио 14, 9 Третий логий „Говорит Иисус Я вошел в среду мира и во плоти зрим был для них и нашел всех пьяными и никого не нашел среди них жаждующим и страждет душа моя из-за сынов человеческих, что они слепы в сердце своем и не видят" В этом логии усматривают влияние египетских пред­ставлений, развившихся в эпоху синкретизма, и сравнивают с ним такое языческое изречение „О народы, о земнородные люди, вы погибли в пьянстве, во сне и в неведении Бога поститесь, перестаньте пьянствовать, восхищенные сном безрас­судным" Наиболее интересен следующий логий „Говорит Иисус Где будут двое, там они не будут без бога, и где бу­дет один сам с собою, я с ним Подними камень, и там най дешь меня, рассеки дерево, и я там" Можно понимать логий в буквальном смысле—тогда мы имеем дело с ясно выражен ным пантеизмом Но можно понимать логий и аллегорически если кто отречется от мира, он не останется один—Иисус бу дет с ним присутствовать так же, как он присутствует во всех предметах—камне, дереве Какое толкование предпочти­тельнее, сказать трудно, тем более, что логий дошел в сильно пострадавшем виде и многое в нем пришлось восстановлять Любопытен следующий логий „Говорит Иисус не бывает при­нят пророк в огечестве своем, да и врач не лечит знающих его" Первая половина логия известна из Мф 13, 57 Мк 6,4. Лк 4, 24 Происхождение второй части логия нетрудно по­нять, если обратиться к тексту Мк в указанном месте „И сказал им Иисус" Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и среди родственников своих и в доме своем И не мог (Иисус) проявить там никакой силы, только не многих недужных, возложив руки, исцелил" Еще пример „Говорит Иисус Город, построенный на вершине высокой горы и укрепленный, не может ни упасть, ни быть сокрытым" Ср Мф 5, 14 „не может быть сокрытым город, стоящий па горе"

Главные выводы из Оксиринхских логиев напрашиваются сами собой а) мы имеем пред собою оригинальное собрание изречений Христовых, а не извлечение, сделанное из истории жизни Христа, аналогичной синоптическим евангелиям, б) ни­чего еретического в логиях нет, в) они не зависят от канони­ческих евангелий

Позже в том же Оксирннехе найдено быто еще шесть логиев, на папирусе III в, снабженных следующею вводною фразою, к сожалению, сильно попорченною „Таковы слова которые произнес Иисус, когда он жил и Фоме и им сказал Вся­кий, кто будет слушать эти слова, не вкусит смерти" Эти слова служат как бы отзвуком Ио 8, 52 (ср Мф 16, 28 Мк 9, 1 Лк 9, 27) Из следующих затем логиев приведем один, восстановление которого не возбуждает сомнении „Го­ворит Иисус Все, что не находится пред взором твоим и что сокрыто ог тебя, будет открыто, ибо нет ничего сокрытого, что не стало бы явным, и погребенного, чтб не было бы воскре­шено" Ср для первой части логия Мф 10, 26 Лк 12, 2 Мк 4, 22

Я В том же Оксаринхе, где были найдены логии Иисуса, открыт был, в 1905 г, на лисге пергаментной рукописи IV—Y в отрывок апокрифического евангелия, представляю­щий значительный интерес по тем новым штрихам, кото­рые в нем заключаются [6]) Первые строки сохранившегося текста содержат конец речи Хрисга, где он предостерегав г учеников своих следовать по пути „злодеев" Речь эга произносится очевидно, в Иерусалиме По окончании ее, Хри­стос, в сопровождении учеников, вступает в притвор Иеруса­лимского храма Вот перевод дальнейшей част отрывка „И подойдя, как-ю фарисейский первосвященник, по имени Леви, вступил с ним в беседу п сказал Спасвиелю Кто позволит тебе вступить в этот притвор и взирать на эти священные сосудп, тебе, не совершившему омовения, и ученикам твоим, иеумывшим ног своих ? Оскверненвый вступил ты в святи­лище, а оно —место чистое, п в него никто не входит, не совершив омовения и не переменив одежды, и никто не дер­зает взирать на эш священные сосуды И тотчас Спаситель, остановившись с учениками своими, ответил А ты, пребываю­щий здесь, в святилище, чист 2 Отвечает ему он Я чист, ибо я совершил омовение в бассейне Давидовом п, спустившись по одной лестнице, поднялся по другой, и белые чистые одежды надел и тогда (голько) пришел и посмотрел на эти священные сосуды Спаситель обегал ему Горе, слепцы иезрящие' Ты омылся в тех водах текучих, в которые бросаются псы и свиньи ночью и днем, и ты, омывшись, омыл свой внешний кожный покров, юг покров, который и блудницы и флейтистки нама­зывают благовониями и мою г и омывают и прекращают, чтобы возбудить похогь в людях, внутри же они полны скор­пионов и всякой неправды Я же и ученики мои, которые, по словам твоим, не погрузились в воду, погрузились в воды жизни вечной, сошедшие от бога с неба"

Основная мысль приводимых слов Христа соответствует, в существенных чертах, словам его, передаваемым в канониче­ских евангелиях (Мк 7, 8 Лк 11, 39 Мф, 23, 25), но обста­новка, среди которой разыгрывается вся сцена в оксиринх-ском евангелии, иная по сравнению с синопшческими Ученые огиосяг окспринхский отрывок ко II в Действительно, ему чужда свонсгвенная более поздним апокрифическим евангелиям фальшивая риторика, да и никаких следов еретических учений в нем нет В некоторых пунктах отрывок напоминает евангелие от евреев, о котором речь б) дет ниже

Возможно, что оксиринхский фрагмент происходит из ка­кого-то до сих пор нам неизвестного апокрифического еван­гелия, содержание которого, вероятно, воспроизводило предания, распространенные в Египте во время, ближайше следовавшее за апостольскою эпохою

4 Еще более значительная и интересная находка была сделана в 1892 г в Ахииме (в верхнем Египте), где, в мо­гиле одного монаха, оказались лшны пергаментной рукописи VIII в, содержащие отрывок евангелия от Петра[7]) Об этом евангелии упоминается в послании антиохийского епископа Серапиона, приводимом Евсевием (Церк ист VI, 12, 3—6) Серапион отмечает докетический характер евангелия[8])

Найденный отрывок начинается с изложения истории стра­стей Христовых, обрывается отрывок на разсказе о явлениях Христа после воскресения Приведем эюг отрывок в переводе с указанием в скобках параллельных мест из канонических евангелий „ (И Пилат умыл рукст, ср Мф 27, 24), из иудеев же никто не умыл рук, ни Ирод и никто из судей его (Иисуса) И так как они не пожелали умыть рук, Пилат встал (с своего места) И тогда приказывает Ирод царь схва­тить Господа и говорит им (иудеям) как я приказал поступить с ним, так и поступиге. Стоял там Иосиф, друг Пилата и Господа, и зная, что они намереваются распять его, пришел к Пилату и просил (дать) тело Господа для погребения И Пилат, послав к Ироду, просил (дать) тело его Ирод сказал: Брат Пилат, если бы и никто не просил об этом, мы похоро­нили бы его, ибо уже суббота светает А в законе (Второзак 21, 23) написано Солнце да не зайдет над убиенным И он (Ирод) передал его народу за день до опресноков, празд­ника их (иудеев)

Они же, прияв Господа, подталкивали его, когда бежали вместе с ним, и говорили при этом Повлечем Сына Вожия, получив власть над ним И они облекли его в порфиру и по­садили его на судейское кресло, говоря Праведно суди, царь Израинев И один из них, принеся терновый венец, возложил его на голову Господа, а другие, стоящие там, плевали на лицо его, некоторые били его по щекам, иные ударяли его тростью, были и такие, которые бичевали его, приговаривая Вот какою почестью почтем мы Сына Божия (ср Мк, 14,65 15, 17 Ио 19, 1) И привели двух злодеев и по средине между ними распяли Господа Он же молчал, как бы не испы­тывая никакого страдания И когда они воздвигли крест, напи­сали на нем Се Царь Израилев' И, положив одежды его пред ним, разделили их между собою и метали жребий из-за них Один из упомянутых выше злодеев поносил их, говоря Мы так страдаем за совершенные нами злодеяния, а он, став спасителем людей, в чем провинился пред вами? И разгне­вавшись на него (злодея), приказали не перебивать голеней его, чтобы в муках умер он (ср Ио 19, 18 Лк 23, 32) Был полдень, и тьма об'яла всю Иудею И стали они прихо­дить в смущение и страх, как бы не зашло солнце, пока опт еще жив Ибо написано у них Солнце да не зайдет над убиен­ным И один из них сказал Дайте ему пить желчи с уксу­сом И, сделав эту смесь, напоили его ею И исполнили они все и довершили над главою своею прегрешения свои Многие ходили кругом со светильниками и, думая, что (наступила) ночь, дали отдых себе[9]) И Господь воскликнул и сказал: Сила моя, сила моя, оставила ты меня И, сказав это, почил (ср Лк 23, 44 Мф 27, 34 46 48 Мк 15, 34) И в тог час разорвалась завеса храма Иерусалимского надвое И тогда извлекли они гвозди из рук Господа и положили его на земле И земля вся сотряслась, и страх был велий Тогда засияло солнце и, оказалось, час был девятый Возрадовались иудеи и дали Иосифу тело его, чтобы он похоронил его, так как он видел, сколько добра сотворил он Прияв Господа, он омыл его и облек его в плащаницу и положил его в своем склепе, который назывался садом Иоеифовьш (ср Мф, 27, 51 Ио 19, 41) Тогда иудеи, старцы и священники, поняв, какое зло-они себе сотворили, били себя (в грудь) и говорили Горе пре­грешениям нашим Приблизился суд и конец Иерусалима Я же (автор евангелия) со своими друзьями был в горе и, имея рану в душе, мы скрывались Ибо они искали нас как каких-то злодеев, и еще потому, что мы хотели, будто-бы, поджечь храм При всем том, однако, мы соблюдали пост и пребывали в печали и слезах день и ночь до субботы (ср Лк 23, 48)

Собрались вместе книжники, фарисеи и старцы Услышав,, что весь народъ бурлит и бьет себя в грудь со словами Если при смерти его произошли такие величайшие знаменья, по­смотрите, как он праведен, убоялись, пришли к Пилату и, просили его говоря Дай нам воинов, чтобы охранять гробницу его в течение трех дней, дабы ученики его, пришедпш, не украли его и чтобы народ не подумал, что он воскрес из мертвых, и тогда народ плохо поступит с нами Пилат дал ш сотника Петрония с воинами, чтобы охранять гробницу его И вместе с ними пришли старцы и книжники к гробнице И^ прикатив большой камень вместе с сотником и воинами, все находившиеся там положили его (камень) у дверей гробницы и приложили семь печатей и, разбпвъ там шатер, сторожила (гробницу) Рано утром, так как наступила суббота, пришла толпа народа из Иерусалима и его окрестностей, чтобы посмотреть на запечатанную гробницу (ср Мф 27, 62 28, 2 Лк 23, 47)

В ночь на воскресенье, в то время, как воины по-двое стояли на страже, был глас велий на небе, и они увидели, что разверзлись небеса, и два мужа, озаренные ярким све­том, сошли оттуда и приблизились к гробнице Камень же, приваленный к двери, упал и откатился в сторону, гробница раскрылась и двое юношей вошли в нее Воины, стоявшие на страже, увидев это, разбудили сотника и старцев (ибо и последние также охраняли гробницу) и, пока они рассказы­вали о виденном, снова они видят, как из гробницы вышло трое мужей, что двое из них поддерживаюг третьего, что крест следует за ними, что у двоих из мужей головы дости­гают неба, а у ведомого же ими голова проходит сквозь небеса И голос слышали с неба, гласящий Возвестил ли ты усопшим? И послышался ответ с креста Да Итак те (стоявшие на страже), после размышления, решили пойти и сообщить обо всем Пи­лату И, пока они размышляли, снова разверзлись небеса, и один человек сошел с них и вошел в гробницу Увидев это, сошик и бывшие с ним поспешили еще ночью к Пилату, оставив гробницу, которую они охраняли, и рассказали ему обо всем, что видели, с большим страхом и'говорили Во-истину, он был сын Божий Пилат же, в ответ им, сказал Я чист от крови сына Божия Это вы так решили Затем все при­ступили к нему (Пилату) и побуждали его дать приказ сот­нику и воинам никому не говорить о виденном (ср Мф 27, 54) Лучше, говорили они, быть повинными в великом прегре-шенпи пред Богом, чем попасть в руки народа иудейского и быть побитыми камнями Пилат повелел сотнику и воинам ни­чего не говорить (о виденном)

Рано утром в воскресенье Мария Магдалина, ученица Го-иода, страха ради пред иудеями, пылавшими гневом, не со­вершила на гробнице Господа того, что обыкновенно совер­шают женщины по дорогим им усопшим, поэтому, захватив с собою подруг, они пришли к гробнице, где он был погребен Они боялись, как бы не увидели их иудеи и говорили Если мы в тот день, когда он был распят, не могли плакать и бить себя в грудь, то сделаем это теперь, по крайней мере, у его гробницы Но кто отвалит нам камень от двери гробницы, чтобы, войдя туда, мы сели около него и совершили, что по­лагается? Ведь камень-то большой, да и боимся мы, как бы нас кто не увидел И если мы не будем в состоянии (войти в гробницу), то хотя у двери (ее) положим то, что несем в память его, и поплачем, и будем бить себя в грудь, пока не вернемся к себе домой (ср Мк 16, 1—8) И, подойдя, они нашли гробницу открытою Приблизившись, они нагнулись и видят там юношу, сидящего по средине гробницы, прекрас­ного, одетого в яркую одежду, и он сказал им Чего вы при­шли? Кого ищете? Не того ли распятого? Он воскрес и ушел Если не верите, нагнитесь и посмотрите на то место, где он ле­жал, что его там нет Ибо он воскрес и ушел туда, откуда был послан Тогда женщины в страхе убежали (ср Ио 20,11)

Был последний день опресноков, и многие возвращались по домам, так как праздник окончился Мы же, двенадцать учеников Господа, плакали и горевали И каждый из нас, горюя о происшедшем, вернулся к себе домой (ср Мк -16,10 Лк 24, 13)

Я же, Симон Петр, и Андрей, брат мой, взяв наши сети, пошли к морю И был с нами Леви, сын Алфея, которого Господь"

Что ахмвмский отрывок принадлежит к евангелию от Петра, ясно видно из заключительной фразы Но, и помимо того, ярко выраженный докетический характер евангелия подтвер­ждает упомянутое выше свидетельство Серапиона Нельзя сомневаться в том, что автор евангелия знал канонические еван­гелия Под вопросом остается, однако, представляют ли все откло­нения от последних, все то оригинальное, что находится в еван­гелии от Петра, определенную тенденцию и нужно ли об'яснять, последнюю догматическими и апологетическими стремлениями автра? Мнения ученых на этот счет расходятся Одни счи­тают евангелие от Петра тенденциозным, другие, в том числе и Гарнак, усматривают в нем следы особого предания, использованного автором Кто прав, трудно решить Все же некогорой тенденциозности евангелия, пожалуй, нельзя отри­цать Наряду с ярко выраженными в нем докетическими воз­зрениями, ясно проглядывает и стремление автора смягчить вину Пилата по отношению к Христу и взвалить всю вину за его смерть на иудейский народ

Время составления евангелия относят к первой половине, правильнее было бы сказать, к средине II в Оно получило перво­начальное распространение в Сирии и возникло, вероятно, в тех христианских кругах, которые стояли в стороне от Иерусалима В противном случае трудно было бы об'яснить— для того времени, когда возникло евангелие—те изменения, которые внесены в него по сравнению с евангелиями канони­ческими

В литературном отношении евангелие от Петра мало чем югличается от евангелий синоптических Отдельные места еван гелия написаны яркими красками, дают наглядные картины Но все это далеко от той преувеличенности, какая наблю­дается в более поздних памятниках евангельской апокрифиче­ской литературы

5 К тому же времени, что и евангелие от Петра, относится 'евангелие евреев или от евреев Начиная с блаженного Иеронима, оно, в течение долгого времени, отожествлялось с ара­мейскою переработкою евангелия от Матфея, которое называется иногда евангелием назареев Теперь это мнение оставлено, еван­гелие назареев признается свободной переработкой греческого евангелия от Матфея по-арамейски, на которую оказали также влияние третье п четвертое евангелия Что касается евангелия от «вреев, то оно написано было на греческом языке и, как по форме, так и по содержанию, существенно отличалось от канонических евангелий Ближе всего оно стояло все же ж евангелию от Матфея, отличаясь oi него тем, что в нем опущено было родословие Христа и повествование о его рождении К разряду апокрифических евангелий евангелие от евреев отнесено было лишь впоследствии, первоначально же христианские писатели пользовались им как подлинным источ­ником для воссоздания евангельской истории Особенно распро­странено было евангелие среди иудейско-христианских общин в Палестине и Сирии

Евангелие от евреев дошло до нас только в отрывках[10]) Приведем некоторые из них „Вот мать Господа и братья его говорили ему Иоанн Креститель крестит во отпущение грехов, пойдем и примем от него крещение И сказал им В чем я согрешил, чтобы мне итти креститься от него, если •только сказанное мною не есть неведение" (ср Мф 3, 13) „И было, когда Господь выходил из воды, сошел источник духа святого п почил на нем и сказал ему Сын мой, среди всех пророков я ожидал тебя, чтобы ты пришел и чтобы я почил в тебе Ибо ты—покой мой, ты—сын мой перворожден­ный, царствующий вовеки" (ср Мф 3, 16 ел) „Хлеб наш на завтра, т е будущий, дай нам днесь" (ср Мф 6, 11) „Если согрешил брат твой словом и дал тебе удовлетворение, ■семь раз в день прими его Сказал ему Симон, ученик его Семь раз в день? Отвечал Господь ему и сказал А я тебе говорю, до семидесяти семи раз, ибо и среди пророков, после того, как они получили помазание от духа святого, оказалось греховное слово" (ср Мф 18, 21—22). „Сказал ему другой богач Учитель, какое доброе дело совершая, я буду жив? Сказал ему Человече, поступай по закону и пророкам От­вечал ему Поступал Сказал ему Ступай, продай все, чем ты владеешь, раздай нищим, приходи и следуй за мной Богач стал почесывать себе голову и не понравилось ему это И сказал ему Господь Как же ты говоришь, что поступал по закону и пророкам? Ведь написано в законе возлюби ближ­него твоего, как самого себя А вот многие братья твои, сыны Авраамовы, покрыты навозом, умирают от голода, дом же твой наполнен многим добром, и ничего из него не попадает на долю их И, обратившись, сказал Симону Симон, сын Иоаннов, легче верблюду пройти сквозь иготьное ушко, чем богатому в царство небесное" (ср Мф 19, 16 ел) „Принес-хлеб и благословил и дал Иакову праведному и сказал ему Врат мой, ешь хлеб твой, ибо пробудился от сна сын челове­ческий" (ср Мф 27, 62) „Не перестанет искать, пока не найдет, а, найдя, изумится, а, изумившись, воцарится, а, во­царившись, успокоится"

5 Некоторыми учеными с евангелием от евреев отожествгаетса так наз евангелиее евионитов, гностической секты иудео-христиан Не входя в обсуждение этого сложного и не решевного по сие время вопроса, приведем несколько отрывков из евангелия евионитов Начало евангелия „Выло во дни Ирода, царя иудейского, пришел Иоанн, креща крещением покаяния во Иордане реке Говорили, что он происходил из рода Аарона священника и был сыном Захарии и Блисаветы" (ср Мф 3," 1 ел) „И крестил Иоанн и вышли к нему фарисеи и кре­стились и весь Иерусалим И носил Иоанн одежду из вер­блюжьего волоса и кожаный пояс вокруг чресл своих И пища его была дикий мед, похожий вкусом на манну, испеченную на масле" (ср Мф. 3, 7 ci) „Когда народ получил креще­ние, пришел и Иисус и крестился от Иоанна И когда он выходил из воды, разверзлись небеса, и он увидел духа свя­того в виде сходящего и входящего в него голубя И глас был с неба Ты—сын мой возлюбленный, в тебе мое благо­воление И снова Я днесь родил тебя И тотчас осветил все месю свет велий Увидев это, Иоанн говорит ему Кто ты, Господи? И снова голос с неба к нему Это сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение И тогда Иоанн, j пав пред ним, сказал Прошу тебя, Господи, ты крести меня Он же запретил ему, говоря Оставь, ибо так надлежит ис­полниться всему" (ср Мф 3, 13 ел) „И придя в Капернаум, вошел в дом Симона, прозванного Петром, и, раскрыв уста свои, сказал Проходя вдоль Тивериадского озера, избрал я Иоанна и Иакова, сыновей Зеведеевых, и Симона и Андрея и Фаддея и Симона Зилота и Иуду Искариота, и тебя, Мат­фей, сидящего у мытницы, я призвал, и ты последовал за мною Итак, я хочу, чтобы вы были двенадцатью апостолами во свидетельство Израилево" (ср Мф 4, 12 ел 9, 9 ел) „Я пришел уничтожить жертвоприношения, и, если вы не перестанете приносить жертв, не прекратится гнев на вас" (ср Мф 5, 17 9, 13 12, 7)

Некоторые ученые склонны отожествлять с евангелием евионптов так наз евангелие от двенадцати (апо­столов) Так ли это, или нет — снова вопрос нерешенный Нельзя быть уверенным и в том, относится ли к этому еван­гелию следующий отрывок, происходящий из Египта „Архи­стратиг говорит Деве (Марии), вот Елисавета, родственница твоя, и та зачала, и шестой месяц беременна На шестом месяце (это—Фоф) мать зачала Иоанна Нужно было, чтобы архистратиг провозвестил Иоанна, который предшествует явлению Господа"

К тому же времени, что и все рассмотренные выше еван­гелия, относится евангелие от египтян Заглавие еван­гелия указывает, что оно пользовалось распространением, преимущественно, в Египте, где, быть может, и возникло, не­сомненно, в еретических кругах От евангелия сохранились ничтожные, но любопытные отрывки, проникнутые тенденцией строгого аскетизма Приводится беседа Христа с Саломеей Саломея спрашивает „Доколе люди умирать будут?" Христос огвечает „Пока женщины будут рожать" Саломея „Следо­вательно, я правильно посгупила, что не рожала?" Христос: „Ешь всякое растение, горечь же имеющее не ешь" На во­прос Саломеи, когда наступит ее царство, Христос дает ответ „Когда вы попрете покров стыда и когда два будут единым и когда мужское (начало) будет вместе с женским, (так что) не будет ни мужского ни женского" Другой отрывок, недавно найденный на папирусе II—Ш в в Оксиринхе в сильно по­врежденном виде, относится, предположительно, также к еван­гелию от египтян „(Не заботьтесь) с утра до вечера, ни с вечера до утра, ни о вашей пище, что вам есть, ни о вашей одежде, во что одеться Вы гораздо лучше лплий, которые растут и не рабогают на себя, имея одно одеяние Почему сомневаетесь вы? Кто из вас может прибавить хотя бы один локоть к своему росту? (Бог, который может это сделать), даст вам одежду вашу Говорят ему ученики его Когда ты явишься нам п когда мы тебя увидим? Говорит (им Господь) Когда вы раз­денетесь и не будете иметь стыда" (т е когда вы будете так же невинны, как и первые люди в раю) Ученые указы­вают на зависимость приведенного отрывка от евангелия от Мат­фея (ср 6, 25—33), но нужно отметить, что отдельные части, или, лучше сказать, отдельные выражения, заимствованные из первого евангелия, либо самим автором, либо писцом были спутаны

7 В особую группу апокрифических евангелий должны быть отнесены евангелия гностические Их цирку­лировало в обращении большое количество, что и понятно, если принять во внимание то значение и распространение, какое имел в древне христианской жизни гностицизм, стре­мившийся, как известно, установить догматы христианства на основе рационалистических доводов, заимствованных из области греческой и восточной религий К сожалению, гностическая евангельская литература почти что совершенно пропала Со­хранились или только заглавия гностических евангелий, или, в лучшем случае, незначительные отрывки их Вот несколько образцов Отрывок из евангелия Филиппа „Господь открыл мне, что должно говорить душе, когда она восходит на небо, и как она должна отвечать каждой из высших сил: Я познала себя и собрала себя из повсюду (рассеянной материи) и я не .произвела детей архонту, но я вырвала корви его и собрала рассеянные члены И я знаю тебя, кто ты Ибо я принадлежу к высшим И таким образом (душа) освобождается Но если окажется, что она произвела сына, она удерживается ввизу (на земле), пока не будет в состоянии восприять собственных детей и обратить их в себя" Отрывки из евангелия Матфея „Если сосед избранного согрешит, грешпт избранный Ибо если бы он так себя вел, как того требует Логос, то и сосед при своей жизни имел бы такой стыд, что не согрешил бы" •Отрывок из евангелия Евы „Я стоял на высокой горе и уви­дел высокого человека и другого, увечного, и я услышал го­лос, как бы громовой, п приблизился, чтобы его послушать, 11 он заговорил со мною и сказал Я—ты и ты—я, и, где-ты будешь, там буду я, ибо повсюду я рассеян И если захочешь, «оберешь меня, собирая же меня, соберешь себя"

Более значительные отрывки гностических евангелий дошли до нас в коптском изводе На лицевой стороне папируса, хранящегося в Страссбурге, IY — Y в, помещена молитва Христа, напоминающая молитву у Ио 17 „Дай мне, отец, твою силу, чтобы они (ученики) со мною вынесли свет Я получил диадему царства, которое еегь царство того, кто Я стал царем чрез тебя, отец, ты мне все подчинишь Кто уни­чтожит последнего врага? Христос Кто уничтожит жало смерти? Бдинорожденный Кому принадлежит власть? Сыну Чрез кого все произошло? Чрез перворожденного" На оборотной сто­роне папируса беседа Христа с учениками „Когда Иисус окончил похвалу отцу своему, он обратился к нам и сказал Приблизился час, когда я буду взят от вас Дух бодр, плоть же немощна Останьтесь и бодрствуйте со мною Он отвечал и «сказал нам Не бойтесь гибели тела, но бойтесь скорее (гибели) духа Подумайте о том, что я говорил вам если они меня преследовали, то и вас будут преследовать Радуйтесь, что я превозмог мир" Отрывок из другого евангелия, найден ный в Ахмиме, на папирусе IV—V в, содержит беседу Христа с учениками, составленную на основании евангельского рас­сказа (Жены мироносицы идут ко гробу помазать тело Иису­сово Гроб оказывается пустым Жены в смущении плачут Господь является им и говорит) „Чего вы плачете, переставьте плакать Я —тот, кого вы ищете Пусть одна из вас идет к братии и скажет Идите, Господь воскрес из мертвых Марфа пошла и сказала нам об этом Мы сказали ей Что ты, жен­щина, можешь сделать с нами? Тог, кто умер, погребен, и невозможно, чтобы он был жив Мы не верили ей, что Спа­ситель воскрес из мертвых Тогда Марфа пошла к Господу и сказала ему Никто из них мне не поверил, что ты жив Он сказал Пусть другая из вас пойдет к ним и повторит им Мария пошла, и мы ей не поверили Она вернулась к Господу и сказала ему об этом Тогда сказал Господь Марии и другим сестрам Пойдем к ним И он пошел и застал нас в доме и окликнул нас Мы же думали, что это призрак, и не верили, что это Господь Тогда он сказа! нам Подойдите, также и ты, Петр, трижды отрекшийся or меня, теперь отрекаешься? Мы приступили к нему, так как сомневались в сердце, что его, быть может, и не было (среди нас) Тогда он сказат нам Почему вы все еще сомневаетесь и не верите? Я тот, ко­торый говорил вам о моей плоги, моей смерти и моем воскре­сении, чтобы вы знали, что это—я Петр, вложи персты твои в раны от гвоздей на моих руках и ты, Фома, вложи персты твои в раны от копья в моем боку, ты же, Андрей, коснись моих ног, и тогда ты увидишь, что Мы ответили ему Мы во-истину узнали, что И мы упали навзничь и сознали грех наш, что не поверили" Непосредственно вслед за словами Христа о своем воплощении, он говорит „Помните о моей смерти Когда будет Пасха, один из вас ввергнут будет в темницу ради имени моего, и он будет в печали и тревоге, что вы празднуете Пасху, а он в темнице Ибо он будет печалиться, что не празднует Пасху с вами Я же пошлю ему силу мою в образе архангела Гавриила, и отверзутся врата темницы Он выйдет из нее и пойдет к вам и проведет ночную стражу с вамп, так как он останется с вами, пока не пропоет петух Но если вы вспомните меня и сотворите вечерю любви, то его снова ввергнут в темницу и он не выйдет из нее и не будет проповедывать о том, что я воз­вестил вам"

Отрывки из каких-то других гностических евангелий дошли до нас, также на коптском языке, в одной рукописи V в, хранящейся в Берлине Один пз отрывков приписывается еван­гелию Марии Спаситель ведет беседу с учениками о сущно сти материи и о природе человека Прощаясь, он дает им повеление возвестить евавгелие царствия Божия Опечален­ные апостолы говорят „Как можем мы пойти к язычникам ж проповедывать евангелие о царстве сына человеческого? Если они его не приняли, как примут они нас? Тогда встала Мария, поцеловала их всех и сказала братьям своим Не плачьте, не печальтесь и не сомневайтесь, ибо его благодать будет пребывать со всеми вами п будег охранять вас Будем лучше прославлять его величие, что он создал и сотворил нас людьми" Петр требует от Марии откровения Она рас сказывает ему о сне, посланном ей Господом в нем Господь говорил, между прочим, о прохождении гностической души чрез семь планет Апостолы не верят этому Мария, обращаясь к Петру, говорит „Брат мой, Петр, о чем думаешь ты? Не­ужели ты полагаешь, что я сочинила все это и налгала на Господа?" Матфей, засыпаясь .за Марпю, замечает „Если Спаситель удостоил ее, кто ты, чтобы опровергать ее? Спа­ситель хорошо знает ее Поэтому он и возлюбил ее более, чем нас Мы должны устыдиться, позвать совершенного чело­века и убедить самих себя делать то, что он повелел нам, и проповедывать евангелие, пока мы не имеем никакого иного-ни закона, ни постановления, а лишь то, о котором поведал нам Спаситель" [11])

Как ни скудны отрывки гностических евангелий, все же, на основании их, равно как и свидетельств отцов церкви, можно подметить некоторые общие черты, свойственные этим евангелиям Прежде всего, бросается в глаза совершенно про­извольное отношение к преданию, переданному каноническими евангелиями, а затем и самое повествование служит только рамкою для проведения п установления гностических догма­тов Таким образом, тенденциозность гностических евангелий -не может подлежать сомнению Наконец, еще любопытная черта эти евангелия носят апокалиптический характер, и их, не без основания, называют иногда евангелиями-апокалипси­сами Беседы Христа с учениками обыкновенно происходят после его воскресения, так как только тогда, по воззрениям гностиков, Христос и мог открыть космологические тайны Ясное дело, простота и естественность евангельского рассказа должна была совершенно утратиться в гностических еванге­лиях

8 До сих пор пришлось иметь дело с отрывками апокри­фических евангелий Теперь мы обратимся к ознакомлению с такими апокрифическими евангелиями, которые дошли до нас в целом виде Они могут быть выделены в две особые группы Одна из них обнимает евангелия „Детства: Христа",, другая слывет под именем .Деявий Пилата" [12])

Стремление представить историю рождения и детства Христа, приукрасить эту историю чудесными штрихами, заметно уже; в первом и третьем канонических евангелиях Это же стремле­ние повело, в дальнейшем своем развитии,к созданию и еван­гелий детства Христа Лишь в ничтожной степени осно­вою этих евангелий служит устная традиция, сильно приукра­шенная легендами и сказаниями Большею частью авторы еван­гелий детства Христа строят свое повествование на свободном фантазировании, вносят в него романические прикрасы, поль­зуются сказочными мотивами

Главными из евангелий детства Христа являются евангелие Иакова и евангелие Фомы

Протоевангелие Иакова, или, как оно называется в рукописях, „История Иакова о рождении Марии", повест­вует о годах детства Марии и Иисуса до избиения младен­цев в Вифлееме В том виде, в каком евангелие дошло до нас, оно носит несомненные следы переработки, в особенности в тех отделах, где повествуется о Захарии и Иоанне Крести­теле Эти отделы являются, повидимому, более поздними доба­влениями Да и все евангелие, вообще, наполнено баснями Его главная цель — доказать целомудренность Девы Марии Здесь мы имеем древнейшую легенду о Богоматери, легенду, оказавшую огромное влияние на развитие позднейшей лите­ратуры о Деве Марии, на распространение ее культа, нашед­шую отражение и в памятниках искусства Содержание еванге­лия сводится к следующему Иоаким и Анна скорбят о своем бесплодии Благодаря своей набожности и молитвам, они получаюг от ангела откровение, что у них родитея дочь Мария Еще до ее рождения родители посвящают ее на служение Богу и, когда ей было три года, приводят ее в храм (Введение во храм) Мария растет в храме, где ее питают ангелы Когда ей исполнилось двенадцать лет, священники стали раздумывать, чтб с нею делать Ангел по­велел трубными звуками собрать всех вдовцов израильских, каждый из которых должен был явиться с жезлом Чрез эти жезлы Бог и об'явит свою волю Из жезла Иосифа вылетел голубь, севший к нему на голову Иосиф, таким образом, бьп предназначен в супруги или, вернее, в хранители Марии Про­живая в доме Иосифа, Мария занимается шитьем пурпурной завесы для храма В это время Захария получает от ангела огкровение, что у него вскоре родится сын А затем и Марпя узнает от ангела о предстоящем у нее рождении сына Все это, равно как и рассказ о встрече Марии с Елисаветой,— распространенный пересказ по третьему евангелию, с доба­влением, что Мария, заметив признаки своей беременности, возвратилась в дом свой и скрывалась от людей Бывший в то время в отсутствии Иосиф, по возвращении домой, узнав о ее беременносги, упрекает себя в том, что плохо сберег ее Но к нему является ангел и об'ясняет все дето (по евангелию от Матфея) На него, однако, сделан донос первосвященнику, и Иосиф с Марией вызываются на суд, где их подвергают испытанию „водою ревности", которое они с честью выдерживаюг

Затем рассказывается о рождении Христа в Вифлееме Рассказ этот, в общем, построен по евангелию ог Луки Ио­сиф с Марией и сыновьями его ог первого брака едет на пере­пись. По дороге Мария чувствует приближение родов, и пут­ники находят пристанище в пещере Иоспф, оставив там Ма­рию под наблюдением своих сыновей, отправляется в Вифлеем за повивальной бабкой Далее приводим отрывок из евангелия „И вот (вижу я—рассказ ведег сам Иосиф) спускается с горы женщина и говорит мне Человек, куда идешь? и я сказан Ищу повивальную бабку И она (нветила мне Ты из Израиля⁰ и сказал я ей Да Она же сказала А кто же роженица в пещере? и сказал я Нареченная мне И сказала мне Она не жена твоя? и сказал ей Мариам воспитывалась в храме Господнем, п я получил ее по жребию в жены, и она мне не жена, но она зачала отдуха святого И сказала ему бабка Это правда? и сказал ей Иосиф Пойди и посмо"-трп' И пошла бабка с ним И осгановились они у пещеры

И, вот, блестящее облако осветило пещеру И сказала бабка Возвеличена душа моя днесь, ибо глаза мои видели чудо ведь родилось спасение Израилю И тотчас облако рассеялось, и появился свет велий в пещере, так что глаза наши не могли его выноеигь И спустя немного рассеялся свет, и видно было дитя, которое пришло и взяло грудь матери своей Марии И воскликнула бабка Великий для меня день днесь, ибо я увидела новое видение эго И вышла бабка из пещеры п встретилась с нею Саломея И сказала ей Саломея, Сало­мея, я могу рассказать тебе о новом виденпи дева родила И сказала Саломея Жив Господь Бог мой, пока я не вложу перст мой и не исследую природу ея, не поверю я, что ро­дила дева" Саломея наказана за свое неверие—у нее заго­рается рука, но когда она раскаивается, явившийся ангел дает ей совет взять на руки новорожденного Саломея делает эго, и ее рука исцеляется Далее описывается поклонение волхвов, страх Ирода, избиение младенцев — все это лишь распространенное повторение рассказа первого евангелия Чго касается Елисавегы, матери Иоанна Крестителя, который до­рогой подвергается опасности то она бежит с ним, не знает куда укрыться Молит гору скрыть ее с ребенком Гора рас­ступается и мать с сыном находят в ней прибежище Ирод спрашивает Захарию, куда он спрятал сына, и когда тот отвечает незнанием, приказывает убить Захарию j самого жертвенника, причем кровь Захарии окаменевает Заключи­тельная глава евангелия гласит „Я, Иосиф написавший исто­рию эту в Иерусалиме, когда, по смерти Ирода началось вол­нение, удалился в пустыню, пока не прекратилось волнение в Иерусалиме, прославляя Владыку Бога, давшего мне дар и мудрость написать эту историю''

Как памятник литературный, протоевангелие Иакова огли чается большою естественностью и наглядностью, указываю­щими на то, что оно появилось еще в сравнительно раннюю эпоху Обыкновенно его помещают во вторую половину II в

Распространенность евангелия доказывается тем, что оно было переведено на сирийский язык, чго существует его ефиопская версия, а также армянская, коптская, арабская и славянская переработки

От протоевангелия Иакова стоят в несомненной зависи­мости а) очень распространенное в средние века евангелие псевдо-Матфея, или книга о происхождении блаженной Марии и детстве Спасителя, на латинском языке, в этом евангелии мы находим бблыпую часть легенд, известных уже из прото-евангелия Иакова, но уснащенных еще новыми сказками Так здесь, между прочим, упоминается о поклонении вола и осла маленькому Христу, лежащему в их яслях Бегство в Египет обставлено массою легендарных деталей На путе­шественников бросаются огромные змеи, которых укрощает Христос, львы и леопарды служат путешественникам провод­никами, младенец Иисус устраивает так, что караван в один день проходит тридцатидневный путь, в одном из городов, куда прибыли путники, они заходят в храм, где стояло 355 идо­лов, которые в этот момент попадали на землю и разбились и пр пр, б) евангелие о рождении Марии, на латинском языке, в) история плотника Иосифа, тоже, г) арабское еван­гелие детства Христа, вероятно, сирийского происхождения,. в котором целый ряд поразительных чудес, одно из них, между прочим, рассказывает о том, как один юноша, превращенный колдовством в мула, получил снова человеческий образ, после того как Иисус сел к нему на спину

В pendant к евангелиям детства, уже в IV—V вв, воз­никли апокрифические сказания об успении и вознесении на небо Девы Марии, дошедшие до нас в различных переработ­ках и целом ряде версий

Евангелие Фомы, называемое в рукописях „Сказа­нием Фомы, израильского философа, о детстве Христа", пред­ставляет быть может, обработку гностического евангелия,, также приписываемаго некоему Фоме Следы гностического происхождения в евангелии Фомы но могут подлежать сомне­нию Содержание евангелия составляют рассказы о чудесах,,. совершонных Христом в промежуток между 5 и 12 годами его жизни Все эти чудесные истории представляют, конечно, плод изобретательности автора и имеют целью доказать, что уже и в детские годы Христос был всемогущ Автора не сму­щает то, что своим всемогуществом Христос пользуется иногда для удовлетворения своих капризов, даже мстительности Что касается характера самих чудес, то они являются, большею частью, неумелым подражанием тем чудесам, о которых рас­сказывается в канонических евангелиях Интересна та обста­новка, тот фон, на котором разыгрываются чудеса Тут мы видим наблюдательность автора, сказывающуюся в том, с ка­кою живостью описывает он жизнь и забавы сельских ребят, обучение их в школе Сочинение проникнуто, вообще, списан­ными с натуры народными элементами И с ними согласуется стиль автора, несколько вульгарного характера Время воз­никновения евангелия Фомы относят также ко второй поло­вине II в

Ради образца приведем несколько отрывков из этого еванге­лия (отцы церкви не решились, впрочем, дать произведению это название, а назвали его просто сказанием) „Этот ребенок, Иисус, имея пять лет от роду, играл на берегу реки, собрал воду в ямки, сделал ее тотчас чистою и одним словом своим по­велел (этому быть) И, сделав мягкую глину, вылепил из нее 12 воробьев Была же суббота, когда он это совершил Было много других детей, которые играли вместе с ним Какой-то иудей, увидев, чтб сделал Иисус во время игры в субботу, тотчас по­шел и рассказал об этом его отцу, Иосифу Вот твой ребенок у реки, смешал глину, вылепил 12 пгичек и осквернил субботу Иосиф, придя туда, закричал да него, говоря Зачем ты делаешь в субботу то, чего нельзя делать? Иисус же, за­хлопав в ладоши, крикнул воробьям Летите' И воробьи с кри­ком улетели Иудеи, увидев это, пришли в изумление и рас сказали своим начальникам о том, что сделал Иисус Сын книжника Анны стоявший там вместе с Иосифом, взяв ивовый прут, вылил ту воду, которую собрал Иисус Увидев это, Иисус вознегодовал и сказал ему Бессовестный, нечестивый безумец, чем обидели тебя ямки и вода? Вот теперь и ты высохнешь, как дерево и не принесешь ни листьев, ни корня, ни плода И тогчас мальчик тот высох а Иисус вернулся в дом Иосифа Родители мальчика подняли его, оплакивая его юность при­вели его к Иосифу и упрекали его Вот твой ребенок что де­лает" .

Когда Иисус подрос нужно было подумать об его учении Один иудейский учитель, по имени Закхей, просит Иосифа отдать к нему Иисуса для обучения грамоте Закхей учит его азбуке Но Иисус предлагает Закхею, прежде всего, об'яснить смысл линий, соединение которых образует первую букв^, алеф Учитель становится втупик и отказывается обучать Иисуса „Однако, Иосиф, видя ум мальчика и то, что он растет, не желая чтобы он был неграмотным, отдал его другому учителю Сказал учитель Иосифу Я сначала научу его по-гречески, потом по-еврейски Ибо учитель знал опытность мальчика и побаивался его Все же, написав алфавит, он за­нимался с ним несколько часов, но Иисус ничего не отве­чал ему Сказал ему Иисус Если ты, в самом деле, учитель и если хорошо знаешь грамоту, раз'ясни мне значение альфы, а я раз'ясню тебе значение беты Учитель, обидевшись, уда­рил Иисуса по голове Мальчик проклял его, и тотчас он испустил дух и упал на землю навзничь Мальчик вернулся в дом Иосифа Иосиф опечалился и наказал матери Иисуса не отпускать его за двери, потому что умирают те, которые сердят его Спустя некоторое время другой учитель, истинный друг Иосифа, сказал ему Приведи ко мне мальчика в школу, авось, я сумею, подлаживаясь к нему, научить его грамоте И сказал Иосиф Если ты так храбр, брат, возьми его с со­бою И учитель взял его с собою со страхом и большими колебаниями, мальчик же с удовольствием отправился с ним И, придя смело в школу, он нашел там книгу, лежащую на аналогии, и, взяв ее, не стал читать то, чтб было написано в ней, но, отверзши у и а, стал говорить от духа святого и учил закону окрест стоящих Собравшаяся большая толпа окружала, слушая его, и удивлялась прелести учения его и той подготовленности, с какою он говорил, именно, что будучи ребенком, он так вещает Иосиф, услышав об этом, убоялся и побежал в школу, решив, что и этот учитель неопытен Учитель сказал Иосифу Знай, брат, я взял мальчика, как ученика, он же исполнен великой благодати и мудрости, прошу тебя, брат, возьми его к себе домой Услышав это, мальчик ютчас рассмеялся и сказал Так как ты правильно сказал и правильно засвидетельствовал, то, ради тебя, пусть будет исце­лен тот (первый учитель) пораженный И тотчас исцелен был другой учитель Иосиф же взял мальчика и вернулся с ним домой" Спустя некоторое время „скончался один ребе­нок, и горько плакала мать его Иисус, услышав, что (там, где умер ребенок) большая печаль и смятение, быстро побежал туда И, найдя мертвого ребенка, прикоснулся к груди его п сказал Тебе говорю, дитя, не умирай, но живи и будь с матерью твоею И тотчас ребенок, открыв глаза, засмеялся Сказал Иисус женщине Возьми его, дай ему молока и вспоминай меня Окружающая толпа, увидев это, пришла в изумление л сказала Во-истину мальчик этот был или Бог или ангел Божий, потому что всякое слово его осуществляется на деле И вышел Иисус оттуда, играя с другими детьми" „Когда Иисусу было 12 лет, отправились родители его, по обычаю, в Иерусалим, на праздник Пасхи, с другими спутниками По окончании Пасхи возвращались они домой Во время этого возвращения вернулся мальчик Иисус в Иерусалим, родители же его думали, что он срер спутников их После того как они совершили дневной путь, они стали искать Иисуса среди своих родственников Не найдя его, они опечалились и снова вернулись в город, ища его И на третий день нашли его в храме сидящим среди учителей, слушающим их и задающим им вопросы Все внимали и дивились, как это, будучи маль­чиком, он отвечает старейшинам и учителям народа, раз'ясняя закон и притчи пророков Мать Иисуса, подойдя к нему, ска­зала К чему ты сделал это, дитя? вот мы в горе искали тебя И сказал им Иисус Зачем вы меня ищете? разве вы не знаете, что мне должно быть в доме отца моего? Книж­ники же и фарисеи сказали Ты мать этого мальчика? Она отвечала Да И сказали ей Блаженна ты между женами, так как благословил Бог плод чрева твоего таковой славы, таковой доблести и мудрости мы никогда не видели и никогда о ней не слыхали Иисус, встав, последовал за матерью своею и был в повиновении у родителей своих Мать его сохраняла про себя все бывшее Иисус же преуспевал в мудрости, возму­жалости и благодати Ему слава во веки веков, аминь" (ср Лк 2, 41-52)

Имеется несколько редакций евангелия Фомы а) подроб ное изложение на греческом языке, дошедшее до нас, однако, лишь в поздних рукописях и носящее явные следы перера­ботки, б) более сокращенный рассказ, также на греческом языке, в) сирийская версия, дошедшая в рукописи VI в и представляющая сокращение подробного изложения, г) с ним близко совпадает версия на латинском языке, д) свободная переработка, на латинском языке, так назыв евангелие псевдо-Матфея

9 Своеобразное место среди апокрифических евангелий занимают те из них, которые, так или иначе, связаны с име­нем Пилата

Чтобы отпарировать подозрения со стороны язычников, чтобы обезопасить себя от нападок государственной, римской, власти, наконец, чтобы содействовать распространению нового учения, христиане, в течение II в, вынуждены были заняться выяснением вопроса о своем правовом положении в государстве Для этой цели предстояло установить, по крайней мере, то, как отно силась к христианству, в момент его зарождения, власть пре­держащая, бывшая в то время в Палестине Евангельское „Воздадите Божие Богови, Кесарево —Кесареви" определенно указывает, что первоначальное христианство вовсе не мечтало о реальной оппозиции светской власти, что, напротив, оно го­тово было вполне признавать эту вчасть, исполнять ее закон ные требования С нерасположением и подозрением к себе со стороны как римских властей, так и языческого общества вообще, первоначальное христианство старалось бороться исклю­чительно мерами моральнаго воздействия И ранне-христиан-<ская апологетическая литература служит лучшим тому дока­зательством Христиане не нападают, ови лишь защищаются от взводимых на них обвинений, защищая, вместе с тем, и истинность исповедуемого ими учения Главвые доводы для такой защиты христиане могли извлечь уже из канонических книг Новаго завета, в частноти из канонических евангелий, этих книг „любви и мира" по преимуществу

В связи с общим характером апологетической литературы II в возникли и такого рода произведения, отнесенные потом к разряду апокрифических, в которых ясно проглядывает стремление доказать, что главный официальный виновник смерти Христа, Пилат, действительно, был „неповинен в крови праведника сего" Личность Пилата привлекает к себе всеобщее внимание, как свидетеля последних дней жизни Христа, как человека, изрекшего над ним смертный приговор Почему он так поступил? Что побудило его „пролить кровь неповинную"? Как могло бы торжествовать христианство, если бы удалось доказать, что Пилат, хотя бы в душе, скрыто, стоял на сто­роне Христа, что он отдал его на казнь, руководствуясь не личным нерасположением к Христу, что его симпатии лежали на стороне Христа! Христианская литература с жадностью ухва­тилась за эту идею, старалась развить и обосновать ее Стремление „обелить" Пилата замечается уже в канонических евангелиях В апокрифическом евангелии от Петра с Пилата снимается почти всякая вина по отношению к Христу

Возможно, что это стремление смягчить вину Пилата на­ходило свое выражение не только попутно, в связи с расска­зами, касающимися евангельской истории вообще Оно могло проявляться и самостоятельно И для этого можно было вос­пользоваться двумя средствами а) или пред'явить подлинные акты, касающиеся процесса Христа, б) или представить до­несения Пилата рпмскому императору по поводу заключи­тельной стадии этого процесса

И о том и о другом мы находим указания, восходящия уже ко II в 1устин мученик неоднократно упоминает об „актах", деяниях, случавшихся при Понтии Пилате, из этих „актов", по словам 1устина, можно было убедиться, насколько правильно судпл Пилат о личности и деятельности Христа Трудно решпгь, видел ли 1устин эти „акты" сам, или он только слышал о них, или он просто допускал возможность их существования Сохранившиеся до нас „Акты Пилата" относятся, как мы увидим ниже, уже к началу V в, но, воз­можно, они основываются на более древних источниках, точно выделить которые, однако, было бы бесплодною задачею

Тертуллиан, расцвет литературной деятельности котораго падает на начало III в, ссылается на донесение Пилата Ти берию Огкликом эгого донесения служит сохранившееся по-гречески п по-латыни письмо Пилата к императору Клавдию Письмо это, конечно, апокрифично, в нем имеются вставки, происходящие из более позднего времени Но, в целом виде, письмо производит впечатление „старины", и нет суще­ственных препятствий относить его появление к слишком уже позднему времени Вот что говорится в этом письме „Недавно случилось нечто, обнаруженное мною лично иудеи, из нена висти, наказали самих себя и своих погомков жестоким осу­ждением Дело в следующем их отцы имели обещание, заключавшееся в том, что бог пошлет им с неба своего святого, который по заслугам назван будет их царем Бог обещал по­слать его на землю чрез посредство девы И вот он-то и явился в 1удею во время моего там управления 1удеи видели, как он слепых делал зрячими, прокаженных чистыми, как он врачевал расслабленных, изгонял из людей демонов, воскре­шал даже мертвых, повелевал ветрами, шествовал сухими но­гами по волнам морским и совершил много других чудесных знамений И так как весь народ иудейский называл его сы­ном Вожиим, то возненавидели его иудейские первосвященники, схватили его и предали мне Измышляя ложь на ложь, они сказали, что он волшебник и поступает против их закона Я же, полагая, что это верно, подверг его бичеванию и пре­дал его им йа их усмотрение А они распяли его и, когда он был погребен, приставили к нему стражу Он же, в то время, как мои солдаты несли стражу, на третий день воскрес Ни­зость иудеев дошла до такой степени, что они подкупили моих солдат, приказав им говорить так Скажите, что ученики его похитили тело его Но солдаты, хотя и получили деньги, не могли молчать, они засвидетельствовали, что он воскрес, что они видели это, что иудеи их подкупили Я доношу тебе обо всем этом, чтобы не распространилась какая-либо иная ложь и чтобы ты не подумал, что следует верить лживым иудеям"

Письмо это, построенное на данных канонических еванге­лий, главным образом, евангелия от Матфея, носит, несом­ненно, тенденциозный характер Латинская редакция этого письма попала в так наз евангелие Никодима

Евангелие Никодима состоит из двух частей Первая часть носит заглавие „Воспоминание о Господе нашем Иисусе Христе и о деяниях его, имевших место при Понтии Пилате", или „Повествование о страданиях Господа нашего Иисуса Христа и о святом его воскресении, составленное иудеем Ананией, переведенное с еврейского на греческий топархом римским Никодимом" Эта часть составлена каким-то иудеохристианином для своих единоверцев Автор хорошо знаком с иудейскими учреждениями и во многих пунктах примыкает к данным канонических евангелий, но включает, наряду с этим, в свой разеказ, и черты совершенно фантастические, как по­казывает, например, следующий рассказ „Когда Иисус вошел (к игемону) и знаменосцы держали знамена, согнулись вер­хушки их и поклонились Иисусу Иудеи, увидев, как согну­лись знамена и поклонились Иисусу, громко стали кричать на знаменосцев Пилат говорит тогда иудеям Не удивляетесь ли вы тому, как склонились знамена и поклонились Иисусу? Отвечают иудеи Пилату Мы видели, как знаменосцы скло­нили знамена н поклонились Иисусу Игемон, призвав знаме­носцев, говорит им Зачем вы это сделали? Они отвечают Пи­лату Мы—греки, иеродулы, как могли поклониться ему? Когда мы держали знамена, верхушки сами собою склонились и по­клонились ему Говорит Пилат начальникам синагоги и стар­цам народным Выберите сильных и крепких людей, пусть они держат знамена, посмотрим, склонятся ли знамена сами собою Старейшины иудейские выбрали 12 сильных и крепких мужей, заставили их держать знамена и поставили пред трибу­налом игемона Говорит Пилат курсору Выведи его (Иисуса) из претория и снова приведи его сюда каким хочешь спосо­бом Иисус и курсор вышли из претория Пилат, призвав прежних знаменосцев, говорит им Я поклялся здравием Ке­саря если знамена, при виде Иисуса, согнутся, отрублю вам головы И приказал игемон войти Иисусу вторично И, когда он вошел, снова склонились знамена и поклонились Иисусу" Начинается евангелие с допроса чинимого Пилатом Христу „Архиереи и книжники, сотворивши совет, пришли к Пилату и обвиняли Иисуса во многих делах, говоря так Мы знаем, что он сын плотника Иосифа и родился от Марии, а он на­зывает себя сыном Божиим и царем Сверх того он нарушает субботу и хочет ниспровергнуть наш отцовский закон Спра­шивает Пилат Что же он делает и что желает ниспровергнуть?

Отвечают иудеи Мы имеем закон, чтобы в субботу не враче­вать никого А он вылечил в субботу хромых, кривых, сухих, слепых, расслабленных, немых, бесноватых от дурных дел Говорит им Пилаг Каких дурных дел? Говорят ему иудеи Он—шарлатан, изгоняет демонов именем Веельзевула, пове­лителя демонов, и все покоряется ему Говорит им Пилат Нельзя изгонять демонов именем духа нечистого, можно их изгонять только именем бога Асклепия" „И снова вошел Пилат в преторий, окликнул Иисуса и сказал ему Ты—царь иудейский^ Отвечал Иисус Пилату От себя ты это говоришь, или иные сказали тебе это обо мне? Говорит Пилат Иисусу Разве я—иудей? Народ твой и первосвященники предали мне тебя Что ты сделал? Отвечал Иисус Царство мое не от мира сего Если бы царство мое было от мира сего, слуги мои ста­рались бы, чтобы я не был предан иудеям Ныне же царство мое не отсюда Спросил его Пилат Итак, ты—царь? Отве­чал ему Иисус Ты говоришь, что я—царь Я родился и при­шел для того, чтобы всякий, слушающий истину, слушал го­лос мой Говорит ему Пилаг Что есть истина? Говорит ему Иисус Истина с неба Говорит Пилат Следовательно, на земле нет истины? Говорит Иисус Пилату Ты видишь, как говоря­щих истину предают на суд люди, имеющие власть на земле"

На суде выступают свидетели за и против Иисуса „Некто Никодим, иудей, став пред игемоном, говорит Прошу тебя, дозволь мне сказать несколько слов Говорит Пилат Скажи' Говорит Никодим Я сказал старейшинам, священникам, леви­там и всему народу иудейскому в синагоге Чего вы ищете от этого человека? Этот человек творит много чудесных зна­мений, каких никто не сотворил и не сотворит Отпустите его и не замышляйте против него ничего дурного Если от Бога исходят творимые им знамения, они будут прочными, если от людей—погибнут Ибо и Моисей, посланный Богом в Египет, сотворил много знамений, которые повелел ему Бог сотворить пред Фараоном, царем египетским И были там служители Фараона, Иаммес и Иамбрес Они согворили немало знаме­ний, которые творил и Моисей, и египтяне считали их богами И так как сотворенные ими знамения были не от Бога, погибли и они и уверовавшие в них А теперь отпусти этого человека, ибо он недостоин смерти Говорят Никодиму иудеи Ты был его учеником, потому и защищаешь его Говорит им Никодим Что же и игемон был его учеником и защищает его? Разве не Кесарь поставил его на его должность? Иудеи гневались и скрежетали зубами на Никодима Говорит им Пилат Чего вы скрежещете зубами, услышав правду? Говорят иудеи Ни­кодиму Вместе с правдой раздели и участь его' Говорит Ни­кодим Аминь, аминь, и разделю как вы сказали" Из числа свидетелей выступает Вероника „Я истекала кровью и при­коснулась к краю одежды его, и кровь, истекавшая у меня в течение 12 лет, остановилась Говорят иудеи У нас есть закон, по которому женщина не должна высгупать свидетель­ницей"

Вторая часть евангелия Никодима, иначе называемая „Сошествие Христа в ад", составлена также иудео-христиа-нином, хорошо знакомым с мессианскими чаяниями иудеев, но усвоившим себе также и гностические воззрения В „Со­шествии" рассказывается о том, что произошло в аду, когда Христос сошел туда, чтобы освободить томившиеся там души от ига сатаны и смерти Рассказ совершенно фантастический Вот какими речами разражаются побежденные сатана и ад „Я побежден, горе мне' Но кто же это, имеющий такую власть и силу? И кто пришел сюда, непричастный греху, невзрачный на вид и много могущий, низкий и высокий, раб и господин, воин и царь, имеющий власть над живыми и мертвыми? Ко кресту был пригвожден и в могиле погребен, а ныне стал свободен и сокрушил всю силу нашу Не Иисус ли ты, о котором гово рил архистратиг сатана, что ты чрез крест и смерть насле­дуешь весь мир? Тогда царь славы, схватив архистратига сатану за голову, передал его ангелам и сказал В оковы закуйте его руки, ноги, шею и уста Затем, передав его аду, сказал Прими его и бережно охраняй до второго моего при­шествия И ад, приняв сатану, говорит ему Веельзевул, наслед ник огня и наказания, враг с-вятых, зачем ты устроил так, чтобы распятый царь славы пришел сюда и обнажил нас? Повернись и посмотри ни одного мертвеца не осталось у меня, все то, что ты приобрел древом познания, ты потерял из-за древа крестного И радость твоя обратилась в горе Желая умертвить царя славы, ты умертвил самого себя Ведь, раз я получил тебя, чтобы крепко держать, ты на опыте узнаешь, сколько бед я тебе -причиню 0 архидиавол, начало смерти, корень греха, завершение всякого зла, какое зло ты нашел в Иисусе и учинил гибель его? Как посмел ты такое зло совершить? Как решил ты привести в эту тьму такого человека, из-за которого ты потерял всех от века умерших?"

К памятникам, связанным с именем Пилата, примыкает ряд других, еще более поздних произведений, заключающих в себе, в одинаковой мере, обилие романических и фантастических черт

10 Обширная литература апокрифических евангелий, за­свидетельствованная нам памятниками, сохранившимися в це­лом виде и в отрывках, а также в ссылках на них у отцов церкви, тянется на протяжении П—Y вв., переходя отчасти в средневековье Время появление их было эпохою борьбы хри­стианства за свое существование и упрочение, время его по­беды, время возникновения всякого рода еретических учений и церковных соблазнов

Поводы к составлению апокрифических евангелий могли быть самые разнообразные Отчасти они преследуют ту же цель, что и евангелия канонические, и на основе устного пре­дания, а также и при посредстве письменных источников, ста­вят своею задачею изобразить жизнь, „слова" и „дела" Христа Отчасти апокрифические евангелия имеют в виду дать более подробные сведения о таких моментах в жизни Христа, о которых в канонических евангеииях мало рассказывается, либо совсем не повествуется Такими моментами являются, по преимуществу, детство и отрочество Христа, события, по­следовавшие за его воскресением (вспомним, что, по древней традиции, время это исчислялось в 40 дней, по традиции ере­тической в 18 месяцев и даже в 12 лет) Некоторые апокри­фические евангелия ставят задачею как бы подкрепить исто­ричность евангельского повествования более подробными сообщениями Наконец, значительная часть апокрифических евангелий преследует определенную тенденцию—оправдать и укрепить те или иные богословские и религиозные воззрения Эта тенденциозная точка зрения повела, прежде всего, к воз­никновению гностических евангелий Нельзя, в конце кон­цов, не отметить, что, помимо только что указанных поводов, появление апокрифических евангелий может найти себй об'яс-нение и в чисто личных мотивах, руководивших их авторами и заключающихся в удовлетворении авторского самолюбия Чтобы придать своему произведению больший авторитет, чтобы содействовать более широкому его распространению, авторы апокрифических евангелий выпускали их в свет под покровом седой старины, выдавали их за произведения апостолов, или лиц, стоявших вообще близко к Христу Материал могла до­ставлять, помимо усшой традиции, фантазия, иногда даже языче ские сказания Но все же, чаще всего, авторы апокрифических евангелий старались опираться на канонические евангелия, пре­имущественно на синоптиков Те события из жизни Христа, на которые у последних давались только намеки, в апокрифических евангелиях разрабатывались со всею тщательностью Случа­лось и так, что какое-либо изречение Христа, стоящее у си­ноптиков, превращалось в апокрифических евангелиях в це­лое событие, этим изречением обусловленное Пророчества ветхо-заветные об Иисусе Христе, предвещания об явлении Мессии понимались в буквальном смысле и давали материал для самых причудливых построений

Как осложняется постепенно содержание апокрифических евангелий, принимая все более и более фантастический ха­рактер, создавая из простого повествования роман, сказку, так изменяется и их форма Первоначально сравнительно краткие, они чем дальше, тем становятся все более и более распространенными Одновременно с этим и художествен­ное достоинство их клонится к упадку, чтобы, в конце концов, окончательно выродиться

Мало-мальски надежного исторического материала в апо­крифических евангелиях почти совсем нет Но для истории культуры первоначальнаго христианства, для истории ерети­ческих учений, христианской догматики в них сокрыты бога­тые данные Нужно только уметь их вскрыть и правильно оценить В историко-литературном же отношении значение апокрифических евангелий чрезвычайно велико они знаменуют собою начало развития той апокрифической литературы, которая таким пышным цветом расцвела в средние века, перешла в новое время и удержалась до наших дней, с гея, очевидно, чтобы никогда не прекращайся

 

V. Заключительные замечания.

1 Оценивая евангелия как памятники историко-литера­турные, нужно постоянно помнить, что они возникли в опре­деленной культурной среде и исторической обстановке, что было бы поэтому методически неправильно рассматривать евангелия как какие-то особняком стоящие литературные произведения Прежде в науке, особенно богословской, рас­пространен был совершенно фальшивый взгляд на евангелия (имеем в виду, конечно, евангелия канонические) в них усматривали произведения не только вполне оригинальные, но даже изолированные в своей оригинальности, и эту ори­гинальность евангелий всячески старались обезопасить от ка­ких бы ю ни было на нее посягательств Спору нет в обла­сти мировой литературы евангелия представляют собою, дей­ствительно, оригинальное явление, подыскать полных анало­гий которому из памятников, предшествовавших евангелиям, было бы очень трудно, чтобы не сказать невозможно Но, ведь, оригинальность того или иного литературного произведе­ния—понятие относительное, имеющее определенные границы И задачей всякого исследования является установить, по воз­можности, точно эги границы А последняя работа значительно не только облегчается, но и укрепляется в том случае, если будут установлены точки соприкосновения того или иного произ­ведения с произведениями аналогичными Установлению этих точек соприкосновения по отношению к евангелиям и будут посвящены нашн „заключительные замечания", причем мы будем обращаться, главным образом, к евангелиям канониче­ским, памятуя о том, что апокрифические евангелия, несом­ненно, возникли уже в подражание каноническим и потому принципиального значения при обсуждении поставленной нами задачи иметь не могут

И еще одну оговорку нужно сделать предварительно вся кое литературное произведение состоит из содержания и формы Эти части, тесно между собою связанные, могут либо находиться в гармонии между собою, либо доминировать одна над другою, либо даже резко различаться друг от друга С этим нужно постоянно считаться при оценке оригинальности, инд0видуальности литературного произведения Новому со­держанию литературного произведения можчо придать уста­новившиеся уже ранее формы и тем, до известной степени, его обесцветить И наоборот, старое, даже избитое содержа­ние можно облечь в такие новые формы, что произведевпе будет признано ботее оригинальным, чем оно того заслужи­вает

Чтобы не возвращаться более к вопросу о взаимоотношениях содержания и формы, должно кратко отметить, что канони-' ческие евангелия в данном случае представляют собою такие литературные произведения, в которых форма вполне гармо­нирует с содержанием Если выделить четвертое евангелие, занимающее, как мы видели, особое место в ряду остальных, то следует признать, что простоте, наглядности, сравнитель­ной бес'искусственности их содержания вполне соответствуют и аналогичные свойства их формы Уже одно это способно было бы придать евангелиям, как литературным памятникам, исключительное значение в мировой литературе

2 Так как евангелия возникли в иудейской среде, то первоначально пытались и их и все христианство вообще вы­водить непосредственно из иудейства И действительно, иудей­ство, особенно та часть его, из которой возникло новое веро­учение, представляло собою столь прочную и замкнутую в себе силу, что всякое движение, вышедшее из недр его, должно было носить на себе неизбежно печать своего проис­хождения Сам Христос называет себя исполнителем ветхо-за­ветного закона Пятикнижие Моисеево, книги пророков—един­ственные книги, которые он чаще всего цитирует Если, та­ким образом, иудейство существенно должно было обусловить собою христианство, то оно, тем не менее, не может быть выводимо непосредственно из него Более того в существен­ных пунктах христианство является исправлением иудейства и дает ответы на те загадочные вопросы, которые иудейство не могло разрешить

Теперь все более и более укрепляется убеждение, что соз­датель христианства мог найти в Моисеевых книгах, у проро­ков слова для своих мыслей, но не побуждения к ним И в на­стоящее время развивается другое положение действенные силы христианства нужно искать в эллинстве, тем более, что зна­чительная часть эллвнских представлений продолжала, пови-дпмому, жить в христианстве Были попытки тесно связать христианство с эллинством, выводить его происхождение из эминской философии и этики Попытки эти должны быть-признаны неудачными Синоптические евангелия, наряду с главными посланиями ап Павла, дают лам представление о совершенно индивидуальном религиозно-нравственном миро­воззрении первоначального христианства С теми основами, какие заложены были в эллинстве, проповедь Христа имеет слишком мало общего В этом отношении благовестив Христа стоит с иудейством куда в более тесной связи, имеет больше точек соприкосновения. И это понятно благовестив Христа покоилось на известных предпосылках, содержавшихся в -иудействе, коренилось в иудейских понятиях, иудейском миро­созерцании, конечно, не в фарисейском мировоззрении, с ко­торым Христос постоянно и упорно боролся, а в мировоззрении, нашедшим свое выражение в ветхо-заветных книгах Впрочем, и тут старые, отжившие формы иудейства были заполнены новым содержанием, источником которого была царившая тогда эллинистическая культура Однако, и в данном случае в духовный горизонт первоначального христианства проблемы и мысли этой культуры вряд ли глубоко проникали Если в учении Христа можно отметить совпадения с учением Сократа, с философией стоиков, то эти совпадения, скорее всего, носят случайный характер, и об'яснять этими совпадениями какую-либо зависимость или преемственность нельзя и не следует Разумеется, после того как иудеи все более и более приобща­лись к эллинистической культуре, в их среду могли проникать чужие мысли, чужие представления Но были ли эти предста­вления чисто-элливскими? Сомнительно Не нужно забывать, что эллинистическая культура представляла собою соединение элементов чисто-эллинских с восточными, а последние были, во всяком случае, ближе к иудейству, чем первые Один со­временный исследователь истории религий готов христианство, в значительной его части, выводить из восточной мистики Может быть, такая постановка вопроса грешит слишком боль­шим радикализмом, но в принципе и с известными ограниче­ниями возражать против нее вряд ли было бы основательно Лишь после того, как христианство вплотную соприкоснулось с эллинистической .культурой, приняло для своего распростра­нения эллинскую речь, лишь после того, как язычники стали обращаться в христианство—а, принимая его, они, разумеется, не могли забыть совершенно о своей прежней культуре и, часто, даже став христианами, оставались верными ей,—лишь после всего этого процесса можно было бы говорить о про­никновении в значительной мере в христианство тех или иных элементов эллинистической культуры Степень этого влияния была обусловлена большею или меньшею интеллектуальностью отдельных индивидов В общем, можно отметить любопытный факт чем дальше, тем таких эллинистических наслоений в древне-христианской культуре становится больше, они более резко бросаются в глаза В канонических же, особенно синоптических, евангелиях эти наслоения отыскиваются лишь с трудом и устанавливаются не без сомнений и колебаний Гэтч, автор прекрасной книги „Эллинизм и христианство", переве­денной и на русский язык[13]), правильно отмечает, что древней­шие формы христианства стояли не только вне греческой фило­софии, но и рассчитаны были на такие общественвые слои, до которых философия не доходила, и на такую точку зрения, которой философия не признавала Но, замечательно, через 150 лет после того, как христианство вступило в более близ­кое общение с эллинской философией, воззрения и методы по­следней в такой мере проникли в христианство и заняли там такое широкое место, что впоследствии из него развилось столько же философских, сколько и религиозных систем

3 Если и оказываются точки соприкосновения первона­чального христианства с эллинистической культурой, то они носят не столько внутренний, сколько внешний характер Элементы более возвышенной эллинистической культуры, про­никая в христианство, держались, так сказать, на его поверх­ности, не затрагивали его глубины, носили отпечаток чего-то случайного, непреднамеренного Тот общий язык, который, благодаря ап Павлу, становится могучим^ средством распро­странения христианства, служил посредником и для распро­странения эллинистических представлений, „эллинизировал" христианские понятия Но и в отношении языка мы заме­чаем такой факт древнейшая христианская литература срав­нительно мало пользуется литературной koine, ей, скорее, свойственны слова и обороты народного греческого языка В евангелиях влияние литературной коше чувствуется лишь у Луки, оно мало заметно у Матфея и Марка Справедливо замечено, что в эпоху первоначального христианства устное слово значило куда больше, чем слово писанное Христос, даже если он и умел писать, не писал потому же, почему не писал и Сократ Оба они хорошо понимали, что словом можно достигнуть большего чем речью написанною, как бы хорошо она ни была составлена

Тем не менее некоторые особенности евангельского пове­ствования роднят его с эллинистической литературой Для того, чтобы правильнее оценить это, полезно припомнить, из каких частей это повествование состоит

Евангелие заключает в себе сопоставление „слов" и „дел" Христа „Слова" Христа суть именно слова (logoi или logia) Это, во всяком случае, не речи, как их понимала греческая риторика, а сопоставление отдельных сентенций, правил жи­тейской мудрости, облеченное в рамки повествования и к нему приноровленное (исключение представляет, как мы видели, четвертое евангелие, но оно в данном случае стоит особня­ком) Пробовали сопоставлять „слова" Христа с очень рас­пространенной в античной литературе формою апофтегм, из­речений, особенно таких, какие приписывались великим людям Но сопоставление логиев с апофтегмами носит скорее лишь фор­мальный характер Правда, и апофтегмы греческих мудре цов и философов включались в рамки повествования, но по­следнее носило совершенно иной характер, чем какой сказы­вается в евангелиях И вряд ли евангельские логип были сочинены по образцу апофтегм, а затем уже включены в еван­гельское повествование Дело в том, что логии слишком тесно сливаются с повествовательною частью евангелии, составляют с нею, в отношении композиции, одно целое, они не произво­дят впечатления чего-то добавленного впоследствии, каких-то вставок в повествовательную часть

Один византийский лексикограф дает такое определение слову logia „logia—10, что говорится божеством прозаиче­скою речью", лексикограф, таким образом, противополагает logia chresmoi—тому, чго изрекается в метрической форме У LXX толковников логиями часто называются пророчества, так же, как и у ап Павла (Рим 3, 2) В „Деяниях'* слово logia употребляется для обозначения предписаний закона, кото­рые суть живые слова (7, 38) Итак, logion есть авторитетное заявление по вопросу религиозному, или нравственному По­этому впоследствии христианские писатели часто пользовались этим еловом для обозначения текстов священного писания, признаваемого боговдохновенным, и придавали ему дидакти­ческое значение И одно собрание логиев заключало бы в себе не историческое повествование, а своего рода, поучение, поучи­тельный трактат

Но в евангельском повествовании логии тесно связаны с повествовательной частью, не могут быть отделены от нее, и это придает евангельскому рассказу совершенно оригинальную форму, не имеющую аналогий в предшествующей литературе Эта форма оказалась жизненной, нашла дальнейшее распро­странение В сущности, все апокрифические евангелия по­строены, в отношении композиции, по образцу канонических и в них мы находим то же изложение „слов" и „дел" Христа

Какова бы ни была историческая ценность евангельского повествования по содержанию, по форме оно, как памятник историко-литературный, может быть отнесен к разряду про­изведений исторических, т е преследующих ту же цель, что п история Но в ашичной историографии легенда не отде­лялась от истории, составляя с нею одно неразрывное целое Исключения из этого общего правила если и встречались, то редко И в евангельском повествовании легенда тесно спле­лась с историей, а в апокрифических евангелиях первая даже значительно доминировала над последней Повествование о рождении и детстве Христа, имеющееся, как мы видели, только в евангелиях от Матфея и Луки, представляет очевидную ле­генду, возникшую, как показал Узенер[14]), значительно позже того, как учение и история страданий Христа были зафикси­рованы на письме Узенер подверг детальному критическому разбору легенду о рождении и детстве Христа у Матфея и Луки и пришел к тому выводу, что легенда, передаваемая в первом евангелии, покоится на безхитростном воспроизведении устной традиции, тогда как легенда, сохранившаяся в третьем евангелии, носит все следы литературной обработки Это ска­зывается на всей композиции передачи легенды у Луки По­следний строит свое повествование, исходя из той предпосылки, что деятельность Иоанна Предтечи предшествовала выступ­лению Христа на проповедь, что в лице Христа явился ожи­даемый иудеями Мессия Тщательно и остроумно проследив развитие легенды у Матфея и Луки, Узенер приходит к вы­воду, что первая легенда, во всех ее деталях, свидетельствует о ее языческом происхождении, возникла, вероятно, в „язы-ческо-христианских кругах" Малой Азии и получила законное право на существование благодаря тому, что автором первого евангелия были привлечены к обработке легенды, в пись­менной форме, ветхо-заветные пророчества Что касается ле­генды, передаваемой третьим евангелистом, то она носиг явные признаки „иудейско-христианского" происхождения, знала Мессию только как сына человеческого и должна была, пу­тем присоединения рассказа о благовещении, „встать в уро­вень с эпохой и соответствовать требованиям веры"

Главное отличие легенд, передаваемых Матфеем и Лукою, заключается в том, что в первой из них подчеркивается бо­жественное происхождение Христа, а это ведет нас в область эллинистических религиозных представлений, где так наз апофеоза (т е идея обожествления человека) играла такую видную роль Конечно, вера в божественность земного Христа есть основной фундамент христианства, но те камни, из ко­торых этот фундамент был сложен, происходят, по замечанию одного ученого, „из разбитых изображений божеств эллинизма" Без апофеозы Христа христианство, несмотря на возвышенность и новизну своего учения, все-таки осталось бы чуждым эллинистическому миру Не столько содержание учения Христа, сколько культ его приобрел исключительное значение в деле распространения христианства И не случайно то, что обо­жествление Иисуса, с одной стороны, и отказ христиан воз­дать божеские почести статуе императора—с другой, вызвали конфликт между новым учением и государственною властью

Рассказ легенды о том, что Христос родился от девы эл­линского происхождения и напоминает во многом аналогичные черты эллинских сказаний Звезда, указывающая на рождение Христа, играет роль в античных народных верованиях На­конец, волхвы, как звездочеты, принадлежат античному, а не иудейскому мировоззрению

Та черта легенды, согласно которой Иосиф „не знал" жены своей, пока она не родила ему сына (Мф. 1, 25), нахо­дит себе аналогию в легенде о рождении Платона отец послед­него тщетно пытался плотски сойтись с его матерью, ему явился Аполлон, и он сохранял в чистоте свою жену до ее разре­шения от бремени По другой версии легенды, отцу Платона во сне приказано было не сообщаться со своею женою до истечения десяти месяцев Та же характерная черта, что муж „не знает" своей жены, потому что ей суждено произвести на свет сына от бога, встречается в легенде о божественном происхождении Александра Великого

Легенды о рождении и детстве Христа не принадлежали к первоначальному составу евангелия, которое начиналось, как это мы видим во втором и четвертом евангелиях, с пер­вого выступления Христа на общественную деятельность Древнейший из всех свидетелей о Христе апостол Павел не только ничего не знает о детстве и отрочестве Христа, но он даже не говорит о крещении его в Иордане Сыном Божиим Иисус является для апостола Павла не потому, что он бо­жественно родился, или крестился, но потому, что он воскрес. Иисус, живший до того человеком, умерший как человек, становится, вследствие этого чуда, сыном Божиим Поэтому и на рассказ о крещении'Христа в Иордане теперь склонны смотреть как на легенду, созданную также ради того, чтобы доказать божественность Христа, подтвердить, что он—обе­щанный Мессия И в основе этой легенды лежат опять такн две противоречивых версии иудейско-христианская, согласно которой Богъ отец во время крещения Иисуса засвидетель­ствовал то, что он—Мессия, и языческо-хрпстианская, по ко­торой, при крещении Христа, было засвидетельствовано то, что он сын Божий Эта легенда о крещении находит себе парал­лели в многочисленных сказаниях о явленип божества на земле Греки называли это явление „эпифанией" божества, ив силу этого многие эллинистические цари носили культовое имя „Эпифанов"—явившихся богов Множество примеров можно было бы указать, что эпифания божества давала в древности повод к возникновению нового культа, к построению нового храма Уже в древнейшее время в греческом культе праздновалась, в особенности, эпифания тех божеств, которые явились к грекам изчужа (напр Диониса) Для эллинистиче­ской эпохи засвидетельствованы, и притом документально, эпи-фании различных божеств

Шаг за шагом в науке подбираются теперь параллели для отдельных частей евангельского повествования из области античной, преимущественно эллинистической, литературы При распятии Христа, по свидетельству евангелий, „когда на­ступил шестой час, мрак распространился по всей земле до часа девятого" (Мк 15, 33, ср Мф 27, 45 Лк 23, 45, где прибавлено „причем случилось солнечное затмение") После убиения Цезаря было солнечное затмение „от шестого часа до ночи" То же повторяем при смерти императора Нервы Но это народное представление о солнечном затмении в мо­мент смерти великих, любезных богу людей может быть про­слежено и в более раннюю эпоху Так при смерти стоика Карнеада было затмение (по одним сотнечное, по другим лунное) Уже в „Илиаде" (XVI, 567) говорится, что Зевс, когда погиб его любимый сын Сарпедон,

„ужасную ночь распростер над долиной убийства, Брань за любезного сына сугубо ужасна да будет"

К сошествию Христа во ад указываются параллели из эллинистических воззрений о бессмертии, о „странствованиях второго бога" (Осириса, или Гора, Аттиса, или Адониса) по подземному миру

Количество подобного рода параллелей могло бы быть и увеличено, но, привлекая их, все же правильнее соблюдать осторожность и остерегаться увлечений Лишь еще на одну параллель хотелось бы указать слово „Спаситель" (sotei) ведет свое происхождение также из эллинистического культо­вого языка, где оно употребляется, как культовое имя многих царей и династов В христианской литературе слово это по­является, однако, сравнительно поздно пока с ним связано было языческое представление, его старались избегать Равным образом употребительное в христианском культе слово „Го­сподь" (Kynos), как название Христа, является не только пе­реводом с арамейского, не только греческою передачею на­звания Иисуса, которое употреблялось уже его учениками, но обозначение „Господь" и обращение „Господи" встречаются так же в эллинистическом культовом языке Позднее оно применялось обыкновенно для обозначения римского импера­тора, как божественного владыки Наконец, христианский термин „пришествие" (parusia) служило в языческой литера­туре, с давних пор, обозначением явления божества в посвя­щенных ему местах культа, оно же употреблялось для того, чтобы обозначить прибытие эллинистических царей и римских императоров (и даже магистратов) в города их подданных

Рассказы о чудесах Христа занимают, как известно, зна­чительную часть евангельского повествования В основе их лежит то общераспространенное представленпе, что злые духи могут вселяться в человека, подчинять себе его волю, что бо­лезни, ненормальные душевные состояния должны быть при­писываемы воздействию злых духов Рассказами о чуде­сах полна языческая, особенно эллинистическая, литера­тура, и сообщения о них заносились даже в официальные документы Равным образом в языческой литературе сохра­нилось много рассказов о заклинании злых духов, и эти рас­сказы, в деталях, напоминают рассказы евангельские

У Лукиана (II в по Р Хр) рассказывается в трактате „Любитель лжи" об одном сирийце из Палестины, который принимал многих больных, страдающих при лунном свете падучей, они закрывали при этом глаза, изо рта их била пена Сириец исцелял их „Когда он подходит к больному и за­дает ему вопрос, откуда в тело его вошли болезни, сам боль­ной молчит, а злой дух по-гречески, или по-варварски, или иначе, смотря по тому, откуда он родом, отвечает сирийцу, как и откуда вошел он в болящего Сириец изгоняет злого духа, приводя его к клятве, причем прибегает к угрозам, если дух не соглашается дать клятву Я видел сам, говорится у Лукиана, как злой дух выходил из человека, похожий цве­том на черный дым" С этим рассказом любопытно сравнить Мк 9, 17 ел (отец больного юноши говорит Христу) „Я при­вел сына моего к тебе, одержимого духом немым И где ни схватит его, трясет его и он испускает пену и скрежещет зубами и цепенеет И привели (больного) к Христу и, как-только увидел его, сотряс его дух, и, упавши на землю, ка­тался, испускал пену И спросил Иисус отца его, давно ли это с ним сделалось Он же сказал С детства И часто и в огонь его бросал и в воду, чтобы погубить его Если что мо­жешь, помоги нам, сжалившись над нами Иисус запретил духу нечистому, говоря ему Дух немой и глухой, повелеваю тебе, выйди из него и больше не входи в него И, закричав и сильно сотрясши его, вышел И стал он как труп, так что многие говорили, что он умер", У Филострата (на рубеже II и III вв по Р Хр), в составленной им биографии „чудо творца" Аполлония Тианского, приводится много рассказов об изгнании злых духов Например, одна женщина просит Апол­лония излечить ее 16 летнего сына, в которого вселился злой дух два года тому назад Дух гонит бесноватого в пустынные места, сын кричит не своим голосом, дико смотрит Чудодей дает женщине письмо на имя духа, в котором грозит ему и устрашает его Ср Мк 5, 2 бесноватый жил в гробах „и всегда, и днем и ночью в гробах и в горах вопил он и бился о камни" Мф 12, 43 „Когда дух нечисгый изыдет из чело­века, он проходит безводные места, ища покоя, и не обре­тает" Тацит в своих „Историях" рассказывает об исцелениях, совершенных Веспаспаном в Александрии Один слепой умо­лял государя удостоить его окропить щеки и веки глаз слю­ной (ср Ио 20 9, 6 Христос „плюнул на землю и сотворил брение от плюновения и помазан брением очи слепому*) Дру гой, у которого болела рука, просил императора потоптать его подошвой ноги Веспасиан исполнил просьбу того и другого, и оба они получили исцеление „Те, которые были при этом, прибавляет Тацит, и теперь (т е в начале II в) еще сви­детельствуют о том и другом факте, когда нет уже никакой выгоды лгать" В одной заклинательной формуле, относящейся к первой половине II в по Р Хр говорится, как нужно воскрешать мертвых „Заклинаю тебя дух, блуждающий по воздуху, войди (в тело), одухотвори (его), укрепи, пробуди силою вечного бога это тело и пусть он пойдет к тому месту, где нахожусь я, совершающий это силою Файфа, святого бога"

Приведенных примеров—число их, повторяем, можно было бы значительно увеличить—достаточно, чюбы сделать неко­торые выводы общего характера Оба элемента, лежащие в основе христианства, иудейско-христианский и языческо-хри­стианский, вступили один с другим уже очень рано в тесное соприкосновение Вряд ли удастся когда-либо с полною точностью установить, когда и где впервые иудейская вера в Христа-Мессию, принявшего человеческий образ, перешла в свойственное эллинизму представление об Иисусе, как Боге и Божием сыне Можно утверждать лишь одно, что культ Христа, легенда о его божественности, ведет свое происхо­ждение от эллинистических воззрении и первоначально было совершенно чуждо той обстановке, среди которой развивалась деятельность Христа Мы знаем, что у апостола Павла, в мировоззрении которого основу составляло иудейское бого­словие, так же, как и среди иудеев рассеяния, эллинизм имел руководящее значение не забудем, что апостол Павел читал Ветхий завет по-гречески Ко всему этому у апостола Павла, этого древнейшего для нас свидетеля о христианстве, присо­единился еще третий элемент, имевший также существенное значение Это—влияние тех воззрений, которые проистекали из восточных религий с их идеей искупления, с характерным для них синкретизмом С этими элементами, свойственными первоначальному христианству, соединяется, наконец, у апо­стола Павла новый элемент, уже специально христианский Это—личное убеждение апостола в том, что Христос осуще­стви свою божественность своим воскресением

4 Несмотря на то, что в христианстве ощутительно чув­ствуются элементы, свойственные эллинству, оба они, эллин-ство и христианство, являются двумя мировоззрениями, глу­боко противоположными и в принципе исключающими друг друга Этим об'ясняется и противоположный характер эллин­ской и христианской литератур метко подчеркнутый Норде-ном, автором обширного исследования об античной художе­ственной прозе

У христианской литературы нет той свободы, которая ха-рактеризирует литературу античную Античный мир, особенно в пору своего наивысшего расцвета, не признавал никаких авторитетов_; отсюда все личное, индивидуальное, занимало там совершенно исключительное положение Христианство, при­неся с собою веру в авторитет, уничтожило индивидуальность даже в такой сокровенной области, какую представляет собою религия Христианская религия, в противоположность эллин­ской, была религиею богооткровенною и, как таковая, .она давала верующим абсолютное убеждение в своей истинности, а вместе с тем вселяла в них чувство индивидуальной бес­помощности пред всемогуществом божества Посылая апосто­лов на проповедь, Христос заповедует им „Вам дано будет, что сказать, ибо не вы будете говорить, но дух Отца вашего, глаголющий в вас (Мф 10, 20)

Эллинская литература, в пору ее расцвета, была исклю­чительно национальной, христианская литература, с момента своего зарождения, приобретает интернациональный характер и усматривает свою высшую культурную миссию в об'единении народов шедше научите вся языки

Но самое главное отличие ранне-христианской литературы ог языческой заключалось в том, что в ней стала исчезать та красота формы, которой придавалось такое большое зна­чение в литературе античной На первых порах красота формы оставалась у древне-христианскпх писателей в пренебрежении, приносилась в жертву содержанию, быть может, бессознательно Но и в более позднюю пору среди авторитетов христианской литературы происходил горячий спор о том, должно ли писать, в стилистическом отношении, красиво, или некрасиво, спор со­вершенно невозможный и бессмысленный в глазах античного писателя Григорию Великому приписывается изречение я презрел искусство речи, ибо считаю совершенно недостойным подгонять слова небесного откровения под правила Доната Но если бы мы стали об'яснять это пренебрежение внешнею фор­мою исключительно стремлением христианских писателей дей­ствовать на народные массы пугем безыскусственной речи, то мы придали бы значение второстепенному и чисто внешнему моменту в ущерб главному и внутреннему Борьбу между эллинством и христианством можно назвать, по преимуществу, борьбою между формою и содержанием

5 Заканчивая нашу речь об евангелиях, мы снова ставим вопрос, к какому же литературному жанру они относятся

Представляя собою произведения исторического характера, евангелия, как мы видели, не могут подойти под тип био­графий, классический образец которых дошел до нас в „Па­раллельных биографиях" Плутарха Биография, как таковая, предполагает обыкновенно изложение всей, или, по крайней мере, значительной части жизни своего героя Евангелие, на­против, содержит изложение лишь краткой части земной жизни Христа Оно кратко говорит о его детских годах, обходит почти молчанием его отрочество, ничего не сообщает о его юности Оно излагает лишь историю общественного служения Христа, его страданий, смерти и воскресения С другой стороны, в еван­гельском повествовании содержатся сведения, далеко выходящие за рамки биографии обычного типа С какою подробностью и обстоятельностью излагается в нем учение Христово'

Еще менее, конечно, можно назвать евангелие историей, если даже понимать историю не в современном, а в антич­ном смысле История, как таковая, предполагает, хотя бы в слабой степени, наличность критического элемента А он со­вершенно отсутствует в евангелии В сущности, евангельское повествование все, от начала до конца, сосредоточено на лич­ности одного Христа, который как бы заслоняет всех осталь­ных действующих лиц, выступающих в евангелии Не указы­ваем уже на то, что евангельское повествование оторвано от всей окружающей его исторической обстановки

Было бы неосновательно считать евангелие сочинением исключительно назидательного характера Последний присущ евангелию лишь постольку, поскольку это вызывается положе­нием дела, той обстановкой, среди которой развертываются евангельские события Назидательный характер евангелия сказываегся и в значительном обилии притч, включенных в по­вествование Эти притчи, которые должны были первоначально, большею частью, способствовать раз'яснению основной мысли, с течением времени, стали разрабатываться детально, прини­мать характер аллегорий, получили распространительное тол­кование и литературную обработку

В близкую ко времени возникновения евангелий эпоху они отнесены были к разряду воспоминаний о „словах" и „делах" Христа (apomnemoneumata) Обратим внимание на этот термин Он не равнозначущ греческому термину hypomne-mata, мемуары, под которым разумеют воспоминания всякого рода, безотносительно ко степени их важности Apomnemoneu­mata (по-латынп ему соответствует термин memorabilia) до­словно значит „приснопамятное", то, что достойно воспоми­нания Термин этот обозначает такия сообщения о делах, при­мечательных деталях, в особенности изречениях, которые осно­вываются на личных воспоминаниях, или на устном предании и при которых сам рассказчик, хотя и был свидетелем их, но не является предметом самого рассказа Термин apomnemoneu­mata получил широкое распространение в поздне-философской, преимущественно стоической, литературе Классический образ­чик „Меморабилий" дал, как известно, Ксенофонт в своих „Вос­поминаниях о Сократе", где изложено не все то, что помнил Ксенофонт о Сократе, но лишь то, что он считал достойным сохранить для потомства от забвения о своем великом учителе Не представляет ли и наше евангелие таких же „Мемора­билий" о „словах" и „делах" Христа? Не содержит ли и оно воспоминаний не о том, что сказал, что сделал Христос на протяжении всего своего общественного служения, но лишь повествование о том, чтб достойно воспоминания Вспомним заключительные слова евангелия от 1оанна Они, как мы ука­зывали, не принадлежат к первоначальной редакции евангелия, но отлично оттеняют сущность евангельского повествования „Есть и многое другое, что совершил 1исус, но если бы писать о том подробно, то и самому миру не вместить бы на­писанных книг"

„Меморабилии" Ксенофонта содержат воспоминания, глав­ным образом, о „словах" Сократа Повествования о „делах" его в них-нет, и в этом существенное отличие их от „Воспо­минаний" о Христе В последних „слова" и „дела" образуют одно связное, неразрывное целое Такие воспоминания о „сло­вах" и „делах" Христа в сознании их авторов могли и должны были первоначально преследовать одну цель сохранить от забвения в потомстве личность Христа и его деятельность, наглядно представить читателю его „доблесть", arete, его за­мечательные деяния и изречения, aretai й думается, что, mutatis mutandis, евангелия наши представляют тот тип очень распространенных в эллинистическую эпоху литературных произведений, который был об'единен особым термином „а р е т а-логия"

О великих мужах-чудотворцах, одаренных сверхестествен-ной силой, могущих врачевать тело и душу, постоянно стран­ствующих из одного места в другое, в древности существо­вала обширная литература Различные формы этой литера­туры имеют свою историю То это форма простая, безыскуствен-ная Излагается, как великий муж-чудотворец пришел туда то и сотворил такое-то чудо, затем перешел в другое место и сотворил другое чудо То это форма более сложная, так ска­зать монографическая личность и деяния чудотворца при­обретают драматический характер, тесно переплетаются друг с другом Если при первой форме событие излагалось как истинное, то при второй форме ему придавали характер якобы истинного Первая форма основывалась на факте, вторая на вымысле, приближаясь, до известной степени, к роману по своей форме, но отличаясь от него по своей сущности основа романа—вымысел (plasmata), основа повествования о чудесах— сказания (mythoi), цель романа возбудить в читателе извест­ную иллюзию, цель повествования—вызвать в нем удивление и связанное с ним преклонение Так создано было в эллини­стическую эпоху много ареталогий Тот, кто о „деяниях" по­вествует, кто излагает деяния (legei aretas),—есть ареталог. Создавались ареталогий божеские, а потом, по их образцу, стали создаваться ареталогий человеческие На развитие по­следних, несомненно, оказали влияния восточные литературы, особенно египетская в Египте трудно провести границу между религиозной и светской литературой

Эллинистическая светская ареталогия вошла, в качестве со­ставной части, в различные памятники греческой и римской литературы Особенный интерес представляет та литература, которая группируется вокруг личности Аполлония Тианского Биография Аполлония, изложенная Филостратом, на основании рассказов некоего Дамиса, спутника Аполлония, соприкасается, как показали новейшие исследования, не только в общем, но п в деталях с каноническими и, особенно, апокрифическими „Деяниями" апостолов В состав ареталогий входили повество­вания о различного рода чудесах, снах, пророчествах Из всех этих повествований создалась литература эллинистических рас­сказов о чудесах или, вообще, о чудесном, и христианская ли­тература в этом отношении примкнула к существовавшей уже эллинисшческой литературе Тут, конечно, было бы очень рискованно делать слишком общие заключения по аналогии Необходимо в каждом отдельном случае детально исследовать отношение христианского памятника к эллинистическому Мо­жет оказааься, что либо христианский рассказ заимствовал из языческого одну лишь внешнюю, литературную, форму, либо, напротив, языческий рассказ был перенесен всецело в рассказ христианский, либо христианский рассказ заимство­вал у языческого не столько его литературную форму, сколько присущее ему религиозное представление, получающее в хри­стианском рассказе соответственную окраску, либо, наконец, в христианском рассказе было взаимодействие и религиозной литературы и религиозных представлений—языческих При этом может оказаться, что христианский памятник происхо­дит из совершенно иной области, чем соответствующее ему эллинистическое представление И тогда недостаточно подчерк­нуть сходство, а нужно еще доказать, что это эллинистиче­ское представление пользовалось широким распространением и повлекло за собою создание известного литературного жанра Таким особым литературным жанром являются и евангелия Если исключить четвертое евангелие, которое должно рас­сматривать, как произведение, особняком стоящее в евангель­ской литературе по присущим ему специфическим свойствам, то синоптические евангелия, в их повествовательной части о „делах" Христа, носят на себе ясные следы влияния эллини­стической ареталогической литературы Мы имеем в виду, конечно, общие черты, а не детали Другая составная часть евангелий, посвященная „словам" Христа, напоминае'1 лите­ратуру „Меморабилий", так как в этой части содержатся, ко­нечно, не все „слова" Христа, а лишь „приснопамятные" слова его Наконец, что касается евангелий апокрифических, то в них мы должны различать три группы Первая группа, более ранняя, близка к каноническим синоптическим еванге­лиям и ее, в сущности, трудно было бы в историко-литера­турном отношении отделить от них Вторая группа, предста­вленная гностическими евангелиями, в силу определенно вы­раженной в них тенденциозности, может быть сопоставляема, с известными оговорками, с четвертым евангелием Наконец, третья группа—апокрифические евангелия, возникшая уже в сравнительно позднее время и перешедшая затем в средние века, является пережитком того, что в эллинистическое время называлось божескими ареталогиями, эта группа знаменует со­бою наступившее уже вырождение евангельской литературы